Добро пожаловать в Сторибрук
Когда дверной колокольчик не самым приятным звуком нарушил тишину, Голд даже не повернул голову в сторону двери. Он и без того знал, кто вошёл. Мужчина не только знал, кто пожаловал, но и как выглядят вошедшие; ему не нужно было смотреть на них, чтобы составить идеальный внешний портрет. Две женщины — одна блондинка, другая брюнетка; у обеих лица покрыты красными пятнами то ли от быстрого бега, то ли от нахлынувшей тревоги, и у обеих на щеках потёки туши. Обе держатся за горло, пытаясь отдышаться, будто бы так в него проникнет больше воздуха. И им обеим нужно знать, что делать дальше. Эмили первой прошла вперёд. Она сделала несколько шагов и, немного не дойдя до прилавка, за которым сидел её муж, остановилась. Её муж — только сейчас ей вдруг стало странно произносить эти слова. С того момента, как начались их отношения, едва ли не все вокруг твердили о том, что Эмили плохо понимает, за кого вышла замуж. Она в ответ лишь улыбалась, и казалось, что она просто видит в нём то, чего не видят другие. И вот сейчас она остановилась в нескольких шагах от него, их разделяли три шага и прилавок антикварной лавки. Ей вдруг показалось, словно она видит его впервые, и дело даже не в том, что Реджина назвала его Румпельштильцхен, а в том, что их дочь умирала в больнице — их дочь, которую он так обожал, а он сидел здесь с абсолютно невозмутимым видом и протирал один из предметов, взятый с полки, белой тряпочкой. И только сейчас она задумалась, знает ли она хоть немного человека, который перед ней. Кто он — тот, с кем она так опрометчиво и быстро связала жизнь? Ответ, который вертелся у неё на языке, ввергал в ужас. Эмили сделала ещё два шага, чтобы подойти вплотную к прилавку, и эти шаги в тишине отчего-то были особенно громкими, словно эхо усилилось в десятки раз. — Что ты здесь делаешь? — то ли прошептала, то ли прохрипела блондинка, сдвинув брови прямо к переносице. — Почему ты не в больнице? — А ты почему? — спросил Голд, лишь на мгновение подняв глаза. Она хотела что-то ещё спросить, но вдруг её взгляд упал на предмет, лежащий прямо перед её мужем на прилавке. Это был футляр, внутри которого лежал меч. Серебряный меч с красивой резной рукояткой, украшенный драгоценными камнями. — Это что? — она сильнее нахмурилась, и её брови ещё больше наползли на переносицу, а лоб покрылся морщинами. — Меч твоего отца, Эмма, — спокойно сказал мужчина, опираясь рукой на прилавок и поднимаясь на ноги. — Я не мог просто взять и убедить или заставить тебя во всё поверить и снять проклятие. Так это не работает. Чтобы сработало, Спаситель должен сам уверовать, но больше нет времени ждать, пока твоя вера пробудится — ты сама это видишь. Хотя и я кое-что вижу, — мужчина вновь поднял взгляд на жену, — человека, который поверил. Выслушав всё это, блондинка сделала два шага назад и прокашлялась, а потом слегка похлопала себя по грудной клетке. У неё было явное ощущение, будто в горле что-то застряло. Это чувство балансировало в ней наравне с ощущением, будто бы она спит. Сейчас что-нибудь произойдёт, и она проснётся. Женщина даже косилась на дверь, подумывая хотя бы на минуту выйти из лавки, но где-то в глубине тихий голосок подсказывал ей, что, даже если покинуть лавку, выйти из этого кошмара всё равно не получится. Руководствуясь непонятно какими чувствами, она всё-таки прошлась до двери, а затем вернулась обратно, так и не дёрнув за ручку. Королева всё это время стояла молча. Она понимала, что сейчас не время и не место, чтобы медлить, но в то же время меньше всего хотелось встревать в подобные семейные разборки, поэтому Реджина просто молчала, терпеливо ожидая, пока её лицо перестанет гореть и пока супруги Голды что-то решат. Однако долго оставаться незамеченной у неё всё равно не вышло. Румпель вдруг обратился к ней. — Что ты сделала? — он смотрел прямо на неё глазами, полными ярости и ненависти. И женщина вдруг осознала, что хромым хозяином лавки он ей нравился больше. Тёмный был, кажется, на несколько жизней старше Реджины. Он знавал юной девочкой ещё её мать, но всегда обращался к ней на «вы», как подобает подданному обращаться к королеве, несмотря на то, что как волшебник он был сильнее. Тёмный маг говорил ей «ты», если был раздражён или очень сильно злился. Сейчас он злился. — Что ты сделала? — повторил мужчина ещё более холодным тоном. — Волшебное яблоко из нашего мира, — только и вымолвила Королева. — Ну и зачем ты отравила моего ребёнка? — тихо произнёс он, но этот его тон был настолько пугающим, что лучше бы он кричал. — Я не хотела, — растерянно произнесла Королева после нескольких выдохов и вдохов, — оно предназначалось вам. Тебе и… — Нам? — воскликнули супруги едва ли не в один голос. — Но зачем? — Эмили повернулась к ней. — Я же даже не пыталась забрать у тебя Генри, он по-прежнему жил с тобой, и я даже убедила его попытаться иначе относиться ко всей этой ситуации. К тебе, к Дэвиду… — Тебя нельзя было убить, проклятие бы тогда пало, — вдруг заговорила Королева, с каждым словом повышая голос, — но если бы я смогла избавиться от вас обоих, то город остался бы навсегда заколдован. Дэвид никогда бы не узнал, кто я на самом деле, и мы бы спокойно растили Генри и Хоуп. Очередной глубокий вдох её Величества разразился яростным криком, и, кажется, он был такой силы, что мелкие вещицы в полках и шкафах задребезжали от вибрации. — Всё, что я хотела — это просто быть счастливой! Моя мать сердце вырвала моему жениху у меня на глазах. Потом меня против воли отдали за твоего деда, — говоря всё это, она наступала на Спасительницу, подходя к ней всё ближе, а та по инерции отступала шаг за шагом, пока не уперлась спиной в прилавок. — Он не обращал на меня никакого внимания, даже на мой собственный день рождения всё внимание было приковано только к его прелестной дочурке, твоей матери! Эмили уже сбилась со счёта, в какой раз за этот день у неё просто пропадает дар речи. Она снова несколько раз безмолвно, как рыба, открыла рот, затем сглотнула какие-то слова, так и не решившись их произнести. Не ей судить. Жизнь научила её — у злодеев есть причины быть таковыми, а героям зачастую тупо везёт. — Ваше величество, — Тёмный снова перешёл на «вы», — значит, злость немного, но отпустила, однако это вовсе не значило, что он потом на ней не отыграется особенно. Откладывать и копить злобу он умел. — Ваше величество, подружка ещё в подвале? — А? Кто в подвале? — вместо Реджины отреагировала Эмили, которой все эти речи казались настолько безумными, что ей хотелось схватить детей, все свои вещи и на сей раз действительно покинуть Сторибрук. — Она-то здесь причём? — теперь настала очередь Миллс хмурить брови. — Просто когда-то я оказал родителям Эммы услугу, — удивительно, но ему было куда проще называть её тем именем, которое ей дали изначально, — а мои услуги не бывают бесплатными. Вы же это знаете, дорогуша — за неё они заплатили мне каждый прядью своих волос, и я создал из них эликсир такой мощной силы, что одной его капли хватило, чтобы стать предохранительным клапаном при создании заклятия. — Так вот почему я — Спаситель, способный разрушить заклятие! — Речь резко и неожиданно вернулась к Спасительнице, она уже не запиналась. — Дошло наконец. Я рад, — загадочно улыбнулся Голд. — У меня одной дочка при смерти? — Я использовал не весь этот эликсир. — Голд снова стал серьёзен. — И я знал, что уж кого-кого, а её вы притащите с собой. — Вот хитрый чёрт, неужели у неё… — Да, у неё. Они говорили так, словно они владеют ситуацией, а её тут нет. Спасительницу стало это раздражать. — Вы можете мне объяснить, что происходит? — настала очередь Эмили кричать от ярости. — У кого «у неё»? В каком подвале? Что мне делать?! — Она сильно стукнула по прилавку, вещи в шкафчиках опять завибрировали. — Голд, наша дочь умирает в больнице! — Ты же Спасительница, так спасай! Ты единственная из нас, в ком в этом мире без магии живёт волшебство, — ответил мужчина. — Вообще-то ты ошибаешься. Твоя дочь — источник магии, и, возможно, ещё более сильный, чем созданный тобою эликсир, — вдруг произнесла Реджина. — Она — уникальное сочетание света и тьмы, и я безумно удивлена, что ты первый этого не понял. — В любом случае, выбора нет, — Эмили взяла в руки меч, который в первые же секунды буквально пригнул её к земле, и ей понадобилось около десяти минут, чтобы привыкнуть к его тяжести. — Ты отправишь свою жену сразиться с драконом? — глядя на всё это, повела бровями Королева; те стремительно поползли вверх. — С кем? — ошарашенно произнесла Эмили. — А белые ходоки у вас тоже имеются? — Так и не дождавшись ответа, она махнула рукой — видимо, выбора у неё всё равно нет.***
Реджина привела её в старое здание под ратушей. Она, конечно, видела, что там есть дверь, но никогда не задумывалась, что за ней, а однажды, между делом спросив мужа, услышала в ответ, что раньше там была библиотека. Королева включила свет. Они оказались в просторном холле. Справа от двери была стойка, похожая на ту, что бывает в больнице. Всё остальное помещение было, на первый взгляд, совершенно пустым и пыльным. Только повертев головой Эмили разглядела книжные полки с запылившимися книгами и несколько стульев у стены с левой стороны. — Что это за место? — Желаете экскурсию или займёмся делом? — разведя руками, спросила мадам мэр, которая отчего-то снова стала ей «выкать». Реджина положила ладонь на зеркало, висящее напротив входа, и то поднялось. За ним оказались двери старого механического лифта. Королева нажала на какую-то ручку, и они с противным скрипом разъехались. — Прошу, миссис Голд, — произнесла Реджина, делая жест рукой и как бы приглашая войти в кабину. — Только после вас, — ответила Эмили. — Двоим туда нельзя, лифт управляется вручную. Я останусь здесь и спущу вас, а затем подниму. — Вы можете хотя бы сказать мне, кто в подвале? С кем мне предстоит биться? — Старая знакомая, — горько усмехнулась Королева, видимо, прикидывая в уме количество людей, которые захотят с ней поквитаться. — Тогда идите вы и поговорите с ней сами, — настаивала Спасительница. — Я наказала её иначе, чем остальных — она стала узницей своего второго воплощения, драконьего воплощения, — зачем-то уточнила Миллс. — Малефисента. И, поверьте, нам с ней лучше не встречаться. — Малефисента? Так она же не дракон, а фея! Защитница топких болот… Добрая фея, нет? Почему она вдруг злой дракон? Мадам мэр вздохнула, от этих бесполезных вопросов её начало мутить. — Мы не в фантастической сказке, мы в реальности… Ничего не ответив, Эмили шагнула в лифт, но вдруг остановилась. Она вышла и встала напротив Королевы так, чтобы смотреть ей прямо в глаза. — Если Хоуп не выживет, я вас уничтожу! — Опять в тюрьму захотели? Королеве вдруг вспомнился её разговор с жизнерадостной феей Дзинь-Дзинь. Она тогда сказала, что у неё нет ничего, кроме гнева. Любовь к Дэвиду сделала её другой, но, предчувствуя, что скоро снова может потерять всё, она снова вернулась к старому союзнику — гневу. Они ещё с полминуты смотрели друг другу в глаза, затем Спасительница зашла в лифт и уже оттуда услышала голос Королевы: — Малефисента и вправду была феей, пока её не предал тот, кого она любила больше всего на свете — просто хотел прослыть героем. Вы, герои, сами создаёте своих злодеев, чтобы потом было кого побеждать.***
Эмили только и осталось, что открыть рот от удивления. Когда лифт спустился, она оказалась будто бы в другом измерении, совершенно в другом пространстве. Когда кованая позолоченная решётка лифта поднялась, она оказалась в каменном подземелье со множеством тоннелей, которые уходили куда-то вглубь. Подземелье было таких размеров, что, кажется, с лёгкостью уместило бы в себе весь Сторибрук. Она шла, волоча тяжёлый меч по полу и вообще не понимая, зачем притащила его с собой. Если она только попытается поднять его над головой, то тотчас вместе с ним и рухнет на землю. Никакой она не герой, и будь проклят тот, кто однажды назвал её Спасителем… Меч дребезжал по камням, и даже каждый её, казалось бы, тихий шаг отдавался гулким эхом. Она ступала осторожно, боясь за каждым поворотом подземелья встретить чудовище. Идя по тоннелям подземелья, Эмили думала лишь о том, что это, пожалуй, была худшая из идей. Какая из неё Спасительница? Она и котёнка на дереве едва ли спасёт. Сейчас ей предстояло драться с Малефисентой в её драконьем обличье, — почему в драконьем, она так и не смогла понять; лишь позже она посмотрит с дочерью фильм, где фея действительно станет драконом, — мечом, который весил столько, что её рука не могла поднять, и это при том, что Эмили была девчонкой-беспризорницей, вовсе не избалованной беззаботной жизнью. Думая об этом, женщина не сразу заметила на большом валуне прямо посередине пещеры пузырёк. Содержимое пузырька светилось таким светом, что, кажется, если бы пустить его по проводам, хватило бы на освещение маленького городка с населением тысяч в десять человек. Блондинка протянула руку; она была очарована и совсем позабыла о том, что, раз сокровище здесь, то и тот, кто охраняет его, тоже. Однако страшный рык, который не был похож на рык ни одного животного, известного науке, отрезвил её. Спасительница подняла голову, чтобы увидеть, что или кто перед ней, а увидела лишь огромную чёрную тень, которая надвигалась. Она не могла понять, что это такое, пока не отошла шагов на пятнадцать назад. Только тогда ей открылась вся картина полностью — оказывается, что так близко она видела лишь туловище дракона. Она жила не в сказке, всю свою жизнь она провела в суровой реальности. Она училась выживать на улицах, сбегать от полиции, воровать в магазинах, ночевать под мостом, но её никто не учил сражаться с драконами. В арсенале её самых разнообразных навыков не было навыков владения мечом, поэтому Эмили стала подчиняться инстинктам, которыми владела в своей обычной жизни. Она достала служебный пистолет и стала стрелять в чудище. Но громкие выстрелы, казалось, только злили дракона. Она отступала, а он приближался и тут же открыл свою огромную пасть. Патроны кончились — впрочем, толку от них и не было. Каким-то чудом блондинка спряталась за угол одного из тоннелей за секунду до того, как пещеру обдало жаром. Дракон стал извергать огонь. Меч, которым она так и не смогла замахнуться, лежал на земле. Когда дракон, то ли решив передохнуть, то ли потеряв интерес к жертве, перестал извергать пламя, Эмили просто вышла из своего укрытия и села на камень, прекратив жалкие попытки изобразить из себя доблестного рыцаря. Блондинка повернула голову и, насколько позволяло зрение, посмотрела на чудище. Он, точнее сказать, она была полностью чёрной, только глаза были ярко-зелёными, а голову украшали золотые рога. Несколько минут, будто бы позабыв, что ей прямо сейчас угрожает смертельная опасность, Эмили напряжённо пыталась вспомнить, было ли в сказках, которые ей доводилось читать, что-нибудь о превращении в дракона. Могла ли колдунья, заколдовавшая принцессу Аврору, превращаться в чудовище? Спасительница понятия не имела, слышит ли её чудовище и разбирает ли она вообще людскую речь, но ей так отчаянно хотелось поговорить… Перед страхом смерти нам всем есть, о чём сказать. — Да никакая я не Спасительница! — всплеснула она руками и устало опустила голову. — Я этот меч даже поднять не могу! Нет, я не знаю, кто там мой отец, принц или король, но я не принцесса точно. Я умею выживать на улицах, но я не умею быть героем, да и вообще мне всегда казалось, что героев от злодеев отличает то, что им просто везёт, а я невезучая с рождения. Меня младенцем нашли на трассе у леса, и не столь большая разница, как именно я там оказалась — выбросила меня магия из волшебного дерева или просто подбросили. Это не меняет того, что я росла одна… Эмили посмотрела на чудовище, которое не издавало звуков, не шевелилось и, кажется, внимательно её слушало. — Я не собираюсь тебя убивать, просто пришла спасти свою дочку, свою маленькую дочку! Достаточно того, что я виновата перед старшим сыном. Я была одна, слишком молода и напугана. Я думала, ему так будет лучше. Мне хочется верить, что Реджина была хорошей мамой и смогла о нём позаботиться. Я не хочу драться со злом, не хочу становиться героем. Я — просто Эмили! Эмили Свон, бездомная девочка, а не Принцесса Лебедь! Я просто хочу, чтобы у моей дочери была лучшая жизнь, чем у меня! Зверь вдруг снова взревел. Рёв этот создал вибрацию в тоннеле, и откуда-то сверху упала пара камней. Эмили вскочила и отбежала как можно дальше, как вдруг поняла: что-то изменилось. В этом рыке больше не было злобы — в нём были отчаяние и боль. Блондинка медленно открыла зажмуренные глаза и увидела, как животное склонило голову, закрывшись огромными крыльями. — Можно, я возьму это? — осторожно спросила женщина. — Это может спасти жизнь моей маленькой дочки! Чудовище не шелохнулась. Она всё так же лежала, закрыв голову крыльями. Тогда Спасительница взяла такой необходимый ей пузырёк и направилась к выходу, в ту сторону, где должны были быть двери лифта, но вдруг обернулась, ещё раз взглянув на дракона. — Обещаю: если это всё правда и мне дано снять проклятие, я приду за тобой. Я помогу тебе! Тогда Эмили ещё не знала, что Малефисента запомнит эти слова и однажды попросит помощи, но Спасительница сдержит своё обещание — ведь, как утверждает Генри, она в ответе за счастливые финалы.***
Голд пытался спрятаться от этого в лавке — от мысли, что его второй ребёнок может умереть; от мысли, что это он — главное проклятие своих детей; что, может быть, это всё случилось с ними только потому, что он — их отец. Он не прыгнул в портал за сыном потому, что боялся потерять магию. И, как бы сильно он ни раскаялся и как бы сильно ни хотел вернуть Бейлфаера, он всё равно продолжал пользоваться магией, которую предпочёл сыну. И если другим он то и дело повторял, что волшебство не даётся бесплатно, сам предпочитал частенько забывать этот факт, но и ему предъявили чек. Его дочка —на грани жизни и смерти. Он пытался спрятаться от этой мысли у себя в лавке и утешить себя тем, что его жена — Спасительница, а значит, ей всё удастся, но это ни капли не помогло, и он отправился обратно в больницу. Тёмный сидел в ногах дочери и гладил маленькую ладошку. Где-то пять минут назад врачи, окружавшие девочку, опустили головы и, так и не сказав ничего внятного, отошли от её кровати, перестав предпринимать какие-либо действия. Ему послышалось, что, выйдя за дверь палаты, они перешёптывались, рассуждая о том, как сказать ему о том, что его девочку не спасти. Ведь он — самый богатый человек этого города, и, возможно, каждому из них больше не будет жизни. Все люди в белых халатах сошлись во мнении, что стоит дождаться, пока придёт супруга Голда, и поговорить с ней. Тёмный никак на это не отреагировал, просто сделал вид, что он этого не слышит, а когда те удалились подальше от палаты, мужчина встал с кровати, подошёл к изголовью и наклонился над дочерью. Девочка была неестественно бледной, даже её очень светлые волосы казались на фоне её лица яркими. — Доченька, я не знаю, может, твоё невезение в том, что я твой отец, но я обещаю: если ты поправишься, я стану самым лучшим отцом во вселенной! Всю свою жизнь я посвящу тебе, и ничто нас не разлучит, ничто не будет мне дороже тебя! Говоря всё это, Тёмный не видел, как к палате уже подошли, а, вернее, подбежали Реджина и его жена. Женщины на мгновение застыли у стекла, что давало полный обзор происходящего в палате. Они видели, как Голд, которого Реджина назвала Румпельштильцхеном, что-то говорит дочери, а потом склоняется над ней и, аккуратно ладонью убрав чёлку со лба, целует её. В следующее мгновение женщины пошатнулись и, забыв о вражде, инстинктивно схватились за руки. Их отбросило назад, и, может быть, только благодаря тому, что одна успела ухватить за руку другую, им удалось сохранить баланс равновесия. Это был словно сильнейший порыв тёплого ветра. Ещё они увидели свечение в воздухе; оно светилось почти так же, как содержимое пузырька, что Эмили бережно несла в своей руке. Спасительница и Королева непонимающе посмотрели друг на друга, но в ту же секунду между ними вклинился подбежавший Генри. Мальчик положил ладони на стекло и прилепился к нему носом. — Генри, что это было? — спросила Эмили. — Заклятие… Оно разрушилось, — улыбнулся мальчик. — Поцелуем истинной любви! — прозвучал голос за их спинами. Эмили, услышав это, обернулась. Перед ней стояла женщина в чёрном платье с рыжеватыми волосами, собранными на затылке. Кажется, она была настоятельницей местного монастыря, хотя теперь она не могла этого утверждать. — Заклятие было разрушено поцелуем истинной любви, — улыбаясь, повторила женщина. Ни слова не говоря, Эмили ворвалась в палату и кинулась обнимать свою дочку, которая, ничего не понимая, сидела на кровати. Голд выглядел сейчас совершенно счастливым. Эмили решила отложить все разговоры о происходящем, тем более что там, за стеклом, стояла плачущая Реджина. Спасительница не хотела устраивать разборки на её глазах. Голды так были захвачены своим счастьем, что у обоих на глазах выступили слёзы. Кажется, в этот момент каждый из них что-то для себя понял. Они плакали, не обращая внимания ни на кого, даже на Реджину, которая впала в настоящую истерику, и, конечно же, не заметили её тихого присутствия — да что там, не сразу расслышали её тихий голос: — Румпель… Румпель! Звук его настоящего имени, от которого он уже успел отвыкнуть, проник в его разум, наверное, раза с третьего. Он неторопливо обернулся, не подозревая, что там увидит. Обернувшись, мужчина увидел её — в застиранной больничной пижаме, в куртке, которая была ей велика, в мужских туфлях на босу ногу, со спутанными волосами. У неё был совершенно усталый вид, но всё это было сейчас неважно. Ведь это была его Красавица, которая была жива и стояла сейчас перед ним целой и невредимой. И весь мир застыл, и ничто сейчас было не важно. Ни рухнувшее уже заклятие, ни то, что у его жены появилась куча вопросов, а у Королевы — масса проблем, ни даже то, что, возможно, теперь ему будет труднее сдержать обещание, которое несколько минут назад он дал своей дочери. Всё это было уже неважно. Чудовище вновь обрело свою Красавицу. Реджина, захлёбываясь слезами и пытаясь зачем-то набрать в грудь как можно больше воздуха, наблюдала за происходящим через стекло. Она даже не акцентировала внимание на том, что кто-то высвободил её пленницу — её куда больше волновало, где сейчас Дэвид. Дэвид, которого за это время она успела искренне полюбить и который совершенно точно её теперь никогда не простит. Где он сейчас? Наверное, уже бежит, чтобы найти свою Белоснежку… В этот момент Королева почувствовала, как к горлу поступает тошнота. Она сначала прижала ладонь к грудной клетке и попыталась несколько раз вздохнуть, а когда это не помогло, она, прикрыв ладонью рот, выбежала на воздух.***
Королева прошлась по свежему воздуху, и тошнота отступила, но усталость — неимоверная, дикая, которая словно накопилась за многие годы, — чувствовалась во всём теле. Еле волоча ноги по ступенькам, она поднялась в комнату Генри и присела на его кровать. Женщина взяла подушку и, зарывшись в неё лицом, зарыдала, представляя, что после всего, что случилось, Генри у неё теперь наверняка заберут. Ещё вчера она рисовала себе счастливую семью с Дэвидом, а сегодня лишилась абсолютно всего, что у неё было. Старый чёрт, как всегда, оказался прав: за магию нужно платить. За маленькую каплю магии, что содержалась в яблоке, она, похоже, отдала всё, что у неё было. Погружённая в свои мрачные мысли, Реджина не сразу заметила, как городок покрывает фиолетовый дым. Необычный туман заволакивал собой башню ратуши, крыши домов, наползал на все задания и будто бы проглатывал идущих по улице людей. Вот он накрыл собой, скрыв ото всех, Белоснежку и Принца, которые едва обрели друг друга и стояли, обнявшись. На город снова что-то надвигалось, и в этот раз она понятия не имела, что именно.Несколько лет спустя
«Дворники» лениво размазывали по лобовому стеклу льющуюся с неба влагу. Холодный осенний дождь не прекращался уже несколько часов, мелкие капли продолжали одна за другой барабанить по крыше жёлтого «жука», что двигался, на первый взгляд, в неизвестном направлении. Со стороны могло показаться, что всё это — неплохой кадр к очередной голливудской картине; с такого обычно начинаются фильмы ужасов. Маленькая жёлтая машинка куда-то тихо ехала по трассе, на которой не было фонарей, и окружал её лишь непроходимый лес. Однако задуматься о том, насколько ужасающе это выглядит со стороны, женщине, сидящей за рулём, не давало устойчивое чувство дежавю; оно сдавливало горло до такой степени, что она даже расстегнула красную кожаную куртку. Всё, как тогда. Тот же лес, холодный осенний дождь, ночь. Если бы ещё на сиденьи рядом с ней был мальчик, крепко сжимающий книгу сказок, она бы совершенно точно подумала, что каким-то образом её отбросило в прошлое. Впрочем, после всего, что было с ней в этом самом прошлом, она бы не сильно-то и удивилась. Однако, несмотря на всю схожесть, кое-что всё же отличалось: вместо её десятилетнего сына на переднем сиденьи авто сидела женщина. Брюнетка в чёрном приталенном пальто, волосы до плеч. Они ехали молча. Женщина за рулём смотрела на дорогу, которая освещалась только светом фар. На трассе не было ни одного фонаря. Она было хотела ляпнуть что-то вроде «Что это у вас, мадам мэр, на подъезде к городу никакого освещения?», но удержалась. Реджина — давно не мэр, ведь город они покинули почти одновременно, да и потом, нарушать тишину, царящую в салоне авто, не хотелось. Её попутчица на пассажирском сиденьи смотрела в окно, будто бы что-то высматривая там, в размытом дождевыми каплями изображении. Как бы сильно они обе ни хотели продолжить путь в молчании, тишину вдруг нарушил детский голос, что донёсся с заднего сиденья автомобиля: — Мама, куда мы едем? — В Сторибрук, город, где жил твой отец, — ответила она, крепче сжав руль. — Мой отец? Женщине не нужно было отрывать взгляд от дороги, чтобы увидеть, как расширились светло-зелёные глаза дочери. — Мой папа?! — изумлённо повторила она в разы громче. — Хоуп, тише, ты разбудишь Луну, — попросила женщина, сама стараясь говорить как можно тише. Однако второй девочке, которой на вид было примерно два-три года, совершенно не было дела до сторонних шумов. Малышка со светло-русыми волосами склонила голову набок и сладко спала. Судя по тому, как бегали её ресницы, ей снился удивительный сон. — Кстати, — женщина за рулём на секунду оторвала взгляд от лобового стекла и повернула голову к своей попутчице, — что ты скажешь Дэвиду про Луну? Да и не только ему… Брюнетка вместо ответа лишь нервно сглотнула комок в горле. Но собеседница явно не собиралась довольствоваться молчанием. — Вы были вместе больше двух лет, а потом ты покинула город — думаешь, он не спросит, откуда у тебя ребёнок? — Почему он жёлтый? — вопросом на вопрос отреагировала женщина, наконец прервав молчание. — Кто? — Твой «жук» — почему он жёлтый? — Таким я его угнала, — только и смогла ответить блондинка. — А Лили где? — брюнетка упорно продолжала задавать не те вопросы. — Сказала, доберётся сама. Ей раз плюнуть, она же дракон, как и мать — взяла и прилетела. — Что ты несёшь? — в салоне было темно, и разглядеть, как нахмурились брови собеседницы, блондинка не могла. — Как она превратится в мире без магии? — А вы тему не переводите, ваше величество! — Эмма, город опять проклят, — женщина тяжело вздохнула. — Мы не знаем, что они помнят и помнят ли вообще что-нибудь — может, и объяснять ничего не придётся… Королева дёрнула плечом, где-то в глубине души искренне надеясь на именно такой расклад. А тем временем машина плавно пересекала городскую черту, оставляя позади себя зелёную табличку«Добро пожаловать в Сторибрук».