Проблема сказок
Эмма поднималась по лестнице, не торопясь. Она, кажется, останавливалась после каждого шага и была очень довольна тем, что ей идти на последний этаж. Ей нужно было время, она пыталась понять, что чувствует. Оттягивая момент встречи, она пыталась разобраться в себе. Что обычно чувствует взрослая дочь, которая три с половиной года не видела своих родителей? Радостное предвкушение долгожданной встречи, желание скорее услышать мамин голос, утонуть в объятиях отца? У Спасительницы не было ответа на этот вопрос, потому что не было чувств. Всю жизнь она так хотела, чтобы они нашлись. Хотела узнать, кто они, увидеть хоть разочек. Но её родители были из сказки, Эмма из реальности. А проблема сказок обычно в том, что они почти никогда не оправдываются в реальности. Вот и её ожидания не очень оправдались. Радостной встречи не вышло; едва проклятие пало, и они поняли, кем они приходятся друг другу, Прекрасная чета стала ссориться, припоминая друг другу жизни под заклятием, а Спасительнице пришлось оправдать свою роль. Не встревая в споры родителей, она ринулась к дому мадам мэр, едва успев заслонить её собой от самосуда разъярённой толпы. Не говоря уже о том, что ещё предстояло осознать и переварить тот факт, что её муж — Тёмный Маг. Какие уж тут семейные посиделки с какао и просмотром фотоальбомов? Позже их со Снежкой затянуло в портал сквозь врачебную шляпу, а потом и вовсе в город каким-то образом смогла возвратиться из заточения мать Реджины; потом были приспешники Пэна с Острова потерянных мальчишек, забравшие Генри. И всё это на фоне поисков сына Голда и их треснувшего по швам брака, а вишенкой на торте стала история Лили, дочери Малефисенты. Снежка с принцем украли её у матери и поместили в ту всё зло, что предназначалось Эмме, а потом и её вышвырнули в этот мир. На это Спасительница была сильно обижена. Где уж тут было до бесед с родителями? В общем, за тот год с небольшим, что был им отведен после первого проклятия, сблизиться им не удалось. Так что же она должна ощущать? Ведь она не была так уж сильно к ним привязана. Год — это много или мало, чтобы узнать людей, которые, желая тебе лучшего, зашвырнули тебя в чужой незнакомый мир через дырку в дереве? Поэтому Эмма не могла сказать, что торопится к ним навстречу и в предвкушении ожидает, когда ей откроют дверь, чтобы обнять любимых маму и папу. Скорее, она чувствовала себя сейчас в роли своего старшего сына Генри, который когда-то пытался убедить её в правдивости происходящего, но она не хотела ему верить. Если бы Генри был рядом, она бы, конечно, сейчас же попросила у него за это прощения. Теперь ей было знакомо это отвратительное чувство, когда тебе ещё нужно доказать, что ты тот, кто ты есть. Спасительница сейчас постучит в эту с виду ветхую, обшарпанную дверь бледно-зелёного цвета, и если люди, которые скрываются за ней, бросятся её обнимать, это ещё полбеды. Но что, если они будут смотреть на неё, как на совершенно незнакомого человека, абсолютно ничего не помня? Ей придётся убедить их в том, во что она сама поверила с трудом. Эмма ещё поразмышляла бы о дочерней любви и обо всём, что с ней произошло, но ступеньки закончились, и вот она стоит перед нужной дверью той самой квартирки, в которой она жила, когда только приехала в город. Почти буквально собрав в кулак всю свою волю, она постучала им по двери, понимая, что ей всё равно не хватит времени, чтобы собраться с духом; гораздо глупее будет, если они первыми откроют дверь, собираясь куда-то идти, и увидят на пороге незнакомую женщину. Эмма стала ждать, абсолютно не представляя, что будет дальше и насколько глупо ей предстоит выглядеть через минуту. С чего начать — «Здравствуйте, я Эмма. Я ваша дочь»? — Нет уж, это реплика Генри, — произнесла Спасительница вслух, и в этот момент дверь распахнулась. На пороге стоял светловолосый, голубоглазый мужчина, который приходился ей отцом. На секунду Свон даже растерялась, вновь вспоминая себя в такой же ситуации несколько лет назад, когда маленький десятилетний мальчик пришёл и просто сказал, что он тот, кого она когда-то бросила. — Здравствуйте! Только не закрывайте дверь, я сейчас попробую всё объяснить, — быстро затараторила блондинка. — Меня зовут… — Эмили… — произнёс мужчина. — Дэвид, — облегчённо вздохнула она, и канатик напряжения внутри оборвался с приятной болью. — Только не Эмили, а Эмма Свон. Она и так плохо представляла, как вести себя со своими новоявленными родителями, а если бы ещё пришлось объяснять всё с самого начала… Так что всё не так уж и плохо. Эмма позволила своему отцу обнять себя и позволила себе прижаться к нему настолько, насколько это было возможно. И снова в её душе, где-то там глубоко, разыгралась буря на тему того, что, возможно, Луна, её маленькая отрада и радость, никогда не познает вот таких вот отцовских объятий, и дело не в том, что её мать — злая Королева, а её отец — герой-принц, и по всем сказочным канонам они ни за что не могут быть вместе, а в том, что жизнь — это не сказка, а не в сказке всё всегда сложнее. — Ты всё помнишь? — облегчённо выдохнула женщина, выбираясь из объятий. — Слава богу, не придётся объяснять, кто я и что здесь делаю. И, слава богу, не придётся выглядеть полной дурой… — У меня другой вопрос, — произнёс Нолан, впуская дочку внутрь и закрывая за ней дверь. — Как ты здесь очутилась? И ты сменила имя? — Да, решила вернуть себе имя, данное при рождении. — Могла бы взять и фамилию отца… — Насколько я знаю, она от твоей фальшивой личности. — Ну да, — хихикнул Дэвид. — Так как ты здесь? — Меня разыскала Лили, дочь Малефисенты, рассказала про заклятие и заставила приехать чуть ли не силой. А вот вы как здесь, почему? — она наморщила лоб. — Да, мы снова тут, — растерянно пролепетал Прекрасный принц. — А может, и вовсе я просто не помню. Последний год жизни исчез, или даже больше… Мне иногда кажется, что последнее, что мы помним — это то, как простились с тобой. — Подожди, — перебила его Эмма, — если ваша память стёрта, откуда вы можете знать, что прошло столько времени? Может, вы вчера переместились… — она сходу попыталась складывать кусочки головоломки воедино, но вдруг её кое-что отвлекло, а именно шаги. По лестнице с верхнего этажа квартиры кто-то бежал вниз. — Эмма, Эмма! — спустя секунду раздался тонкий голос её матери, и она не успела до конца выразить мысль. Женщина обняла её гораздо более эмоционально и крепче, чем Дэвид минуту назад, и Эмма тут же поняла, с чего они решили, что прошло достаточно много времени. У Белоснежки был огромный живот, она была на сносях. Вместе с этим пониманием пришло и другое — она рано обрадовалась. В копилку Спасительницы автоматически добавилась ещё одна проблема: ей нужно было подготовить к этому известию Королеву, и желательно сделать это прежде, чем она успеет увидеть Белоснежку на улице. Покинув Сторибрук три с половиной года назад, они всё время держались вместе и были рядом. Реджина была той, кто поддержал её в решении вернуть себе имя, данное при рождении. Эмма была первой в её палате, когда родилась Луна, и она забирала её из больницы. Они во всём помогали друг другу, справлялись с подростковыми проблемами Генри, с его первой влюблённостью и с острым желанием быть окончательно самостоятельным. Удивительно, но женщина, из-за которой она оказалась разлучённой с родными и теперь до конца не могла понять, что именно чувствует по отношению к обретённым вновь родственникам, стала её семьёй, человеком, который несколько лет делил с ней все события её жизни. И хотя они никогда не говорили об этом, где-то в глубине души Спасительница понимала: Королева любит их с Луной отца. Каково это? Каково вдруг узнать, что у него будет ребёнок, которого он будет любить так, как никогда не полюбит твоего? Эмма не знала, как это, но знала, что такой участи не заслуживает даже самый отъявленный злодей. Впрочем, злодейкой Королеву Спасительница давно не считала. Думая обо всём этом, она не сразу смогла вернуться в русло их семейного разговора и уловить смысл слов, произносимых её отцом. — Да, за год многое произошло, — улыбнулся Дэвид, когда Белоснежка разомкнула объятия и посмотрела на мужа. — Вот только мы не знаем, что именно — всё это время просто выпало из памяти. — Но по чьей милости? — спросила Эмма будто сама у себя. Разговоры о заклятии, о том, кто это мог сделать, теории и догадки плавно перетекли в уютный семейный завтрак. И снова Эмма не могла понять, что ощущает. Она ведь должна, как нормальный человек, испытывать радость от единения с семьёй, а она снова на иголках. Неужели её трудное сиротское детство так и не позволит ей в полной мере быть счастливой? Неужели, если в детстве ты не был счастлив, то у тебя нет шанса и во взрослой жизни? Наверное, в этом и состоит закон природы — из маленького ростка может зародиться могучее дерево, но для этого нужны тепло, свет и забота. Если же условия роста так себе, то и деревце будет подобным, чахлым и слабым. Размышляя обо всем об этом, Эмма и не предполагала, насколько она близка к истине. Враг, который противостоит им сегодня, был несчастным ребёнком, лишённым детства. Всё-таки её умерший муж был не так уж и прав, считая, что все проблемы решаются магией — в большинстве случаев достаточно было просто немного любви. — Слушай, мы всё о заклятии, а о главном так и не поговорили, — произнёс Дэвид, передавая дочери только что вымытую тарелку, чтобы та вытерла её. — Ты одна приехала? Где наши внуки? Мы же по ним скучаем! — Нет, не одна, — ответила Эмма, ставя посуду на место, — я с Хоуп. — А Генри? — перебил Дэвид, будто боясь услышать что-то ещё. — Генри уже взрослый, ему шестнадцать. Впереди поступление в колледж, друзья, девушка… Он предпочёл реальный Нью-Йорк сказочному Сторибруку, переложил все полномочия на младшую сестру и торжественно передал ей ту самую книгу. — Так, а где же она? — Когда я уходила, она ещё спала, — ответила Спасительница и, опережая следующий уточняющий вопрос, добавила: — В особняке Королевы. — У тебя есть ключи? — поинтересовался Прекрасный принц, будто не желая признавать очевидное, хотя внутренний голос уже охрип, выкрикивая ему правильный ответ. — У Реджины они есть, — спокойно и непринужденно произнесла Эмма, сосредоточив всё внимание на реакции отца. Дэвид был более чем растерян. Вот так, казалось бы, за милым семейным разговором они подошли к тому, о чём он боялся спрашивать напрямую и оттягивал этот момент, сколько мог. Это как шагать назад до тех пор, пока не упрёшься спиной в стену. — Она тоже вернулась, да? — спросил Чарминг с мольбой в голосе, словно ещё надеясь на отрицательный ответ. — Да, вернулась, — произнесла Свон, не оправдав ни одно из его ожиданий, — или вы ей запретили въезд в город? — Да нет, конечно, она может здесь бывать совершенно свободно… — Чего ты так боишься? Да, ты изменял с ней жене, но ты ведь не помнил, что женат. — Расскажи ещё, как там мои внуки? — Дэвид быстро перевёл тему, отведя взгляд от дочери. Ответа на её вопрос у него не было.***
Эмма шла домой с твёрдым намерением всё рассказать Королеве, пока эта новость, которая несомненно её ранит, не застала Реджину врасплох. Да, конечно, можно задаться вопросом, а с чего бы Эмме беспокоиться об этом? Какое ей дело до ран в и так уже почерневшем сердце женщины, которая хотела убить её мать? Всё просто — мисс Свон уже давно решила для себя, что Реджина и Луна и её семья. Спасительница намеревалась сразу всё рассказать, но, как это обычно бывает, всякий раз, стоило ей открыть рот, чтобы начать разговор, что-то да мешало, и она откладывала. Благо, Реджина была только в мэрии, а потом сразу вернулась домой и, по счастью, почти не пересекалась с горожанами. Как сложный пазл из тысячи однотонных деталей, Эмма пыталась собрать в уме правильную комбинацию слов, которые подходили бы для подобной новости, но время шло, стрелки сдвигались, утро сменилось днём, день — вечером, а как всё это преподнести, она так и не придумала.***
Не придумал и Чарминг, как сказать жене, что её мачеха тоже вернулась. В начале он даже решил не говорить совсем — мол, пусть просто столкнутся на улице, а он сделает вид, что впервые слышит о её прибытии. Думая об этом, мужчина внутренне посмеялся над самим собой — победив дракона-людоеда, он не мог набраться смелости сказать Снежке о Реджине. Что ни говори, а его дочка была права, когда говорила, что жизнь сложнее сказок. Хотя бы потому, что скрыть этот факт у Прекрасного Принца всё равно не вышло. Белоснежка весь день была необычайно тихой и задумчивой, что наталкивало его на мысль о том, что она что-то слышала или просто догадывается. Поужинав, Снежка всё так же молча убрала со стола, вымыла посуду и, не проронив ни слова, пошла наверх. Дэвид пошёл за ней. Когда Дэвид вошёл в комнату, Белоснежка сидела на кровати и молча смотрела перед собой. — Милая, ты… — начал было Дэвид, пытаясь на ходу придумать, что сказать. — В город вернулась не только наша дочь, так ведь? — жена перебила его. — Так, — только и смог выдавить из себя мужчина и, совершенно обессилев, упал на кровать рядом с женой. Остаток вечера Чарминги провели в молчании, просто сидели на кровати и молча смотрели каждый перед собой, осознавая, как сильно им жаль, что новое проклятие вычеркнуло лишь несколько лет, а не всю жизнь. Есть вещи, которые они с радостью предпочли бы забыть.***
Луна и Хоуп играли в гостиной. Эмма пришла на кухню, где Королева мыла посуду, явно над чем-то размышляя. Не нужно было быть провидцем, чтобы понять её мысли. Сейчас Реджина думала о том, что сегодня ей повезло, она не столкнулась почти ни с кем, кроме парочки гномов, которые заметили её не сразу, но так будет не всегда. Однажды ей придётся столкнуться с Дэвидом и с его женой, как и Эмме придётся столкнуться с Красавицей лицом к лицу. Что говорят в таких случаях — непринуждённое «привет» или просто проходят мимо, делая вид, что не заметили друг друга? Прожив достаточно времени в реальном мире, Королева поняла, что человечество написало уже сотни книг о психологии между мужчиной и женщиной, но её величество могла поспорить: ни в одной из них нет совета, который бы ей помог, как нет его и в книгах с магическими заклинаниями. Чьё-то лёгкое прикосновение к плечу вернуло королеву из её мыслей. Она обернулась и, посмотрев перед собой, увидела Спасительницу. Вид у той был весьма странный; впрочем, к её странностям Реджина уже успела привыкнуть, такой её вид мог ничего не значить, но всё же она уточнила на всякий случай: — Что случилось? Эмма присела на стул напротив и вглядывалась в лицо Реджины так, словно бы та изменилась до неузнаваемости. Это озадачило Королеву, но вопрос, что последовал после пары минут напряжённого молчания, обескуражил сильнее, хотя и был вполне логичным. — Ты сегодня видела мою мать? — поинтересовалась Спасительница. В общем-то, в самом вопросе не было ничего необычного. Пугал тон, каким это было сказано. — Нет, повезло не встретиться, — произнесла она настороженно и на выдохе добавила: — Думаю, что такое везение не бесконечно. — Я не знаю, как тебе это сказать, — произнесла Эмма дрожащим голосом, заправляя белокурые локоны за уши, — но лучше я, чем кто-то или ты просто увидишь её на улице… Мисс Свон набрала в лёгкие воздуха — кажется, ровно столько, сколько было вообще возможно, — и, выдыхая, быстро произнесла: — Белоснежка беременна. Прежде чем королева успела как-то отреагировать, по её виду было понятно, что она застигнута врасплох и какой-либо реакции ждать пока не придётся. Эмма взяла её за руку, демонстрируя ей тем самым, что она не одна. И это тотчас же вернуло Спасительницу в прошлое. В тот день, когда она точно так же держала злую Королеву за руку, а та признавалась ей, что ждёт ребёнка от её отца…