***
Когда Эмма подоспела, беснующаяся толпа уже была у дома Реджины. Они размахивали руками, что-то кричали: одни требовали ответов, другие — немедленной расправы, а Реджина в ответ молчала, и только. Она не пыталась оправдаться, перекричать их, запугать или хотя бы заставить уйти. Миллс ничего не пыталась делать. Сейчас она не была похожа не то что на Злую Королеву, но даже себя прежнюю напоминала едва ли. От грозной мадам мэр, что и без магии внушала страх одним взглядом, осталась блеклая тень. Женщина и на ногах держалась еле-еле, и если бы не дверной косяк, рухнула бы точно прямо здесь, к великой радости охваченных жаждой отмщения. Растолкав уже готовых напасть на ту, что даже не оборонялась, Эмма загородила Реджину собой, и это её действие вызвало шёпот недоумения в толпе и отобразило на лицах людей растерянность. Да, конечно, они ожидали, что нашедшая свою семью и дом принцесса будет первой из тех, кто потребует мести. И в чём-то они были правы. По всем законам сказочного жанра Эмма обязана была возненавидеть ту, кто обрёк её на всё то, что ей пришлось пережить, ведь это её проклятие разлучило её с семьёй. Но рождённая принцессой Эмма не стала ей в мгновение ока и всё ещё оставалась оплотом реальности во всём этом сумасшествии, а в реальности всё сложнее. В реальности ей было жаль злодейку, с которой хотели расправиться. Кое-как успокоив разгневанных сторибрукцев и пообещав, что она, как шериф, обязательно примет меры и для начала заключит мадам мэр под домашний арест, Спасительница заставила всех разойтись.***
Про обещанный домашний арест и вообще всякого рода разбирательства Эмма благополучно забыла уже на следующий день, что неудивительно, если принять во внимание тот хаос, что сейчас творился в её собственной жизни. Её брак рушился; ещё немного, и от него останутся только руины, а ещё парочка фотоальбомов и три года хороших воспоминаний, но чего они будут стоить? Так прошло около недели, и Спасительница даже не задумалась, что всё это время она ни разу не сталкивалась с Реджиной на улице, пока по городу не поползли слухи —мол, Королеву давненько никто не видел, не замышляет ли она новое зло? Услышав об этом, блондинка даже удивилась: неужели злодейка оказалась столь сознательной, что применила домашний арест сама к себе? Эмма решила прогуляться в сторону особняка Королевы и, если повезёт, выяснить, что происходит. Когда женщина подошла, ворота были открыты, и, пройдя, миссис Голд зашагала по дорожке прямо к крыльцу, на котором стоял Генри и яростно барабанил в дверь. — Да, я знаю, ты не хочешь никого видеть, и это взаимно — тебя тоже никто не хочет видеть, — кричал мальчик, не задумываясь о том, нужна ли его маме такая честность, — но я твой сын! Ты не можешь не пускать меня домой, я хочу в свою комнату! Однако никакой реакции на доводы мальчика с той стороны двери не последовало. Тогда наблюдавшая за всем Спасительница тихонько сдвинула его в сторону. — Ну-ка иди, прогуляйся, а я попробую. — Она меня не впускает, значит, тебе тем более не откроет! — сказал Генри, а затем обречённо махнул рукой и побрёл за ворота, решив, что пусть его приёмная и биологическая мамы разбираются сами.***
Вопреки заверениям Генри, да что там — даже вопреки ожиданиям Эммы Королева её впустила, молча открыв дверь и позволив войти. — Я, конечно, понимаю, мадам мэр, может быть, вам и хотелось бы, но прятаться вечно вы всё равно не сможете! — прямо с порога затараторила блондинка, решив не тратить время, — ведь в любую секунду она могла попасть в немилость и вновь оказаться за дверью. Произнося свою речь о преступлении и наказании, о том, что за поступки нужно отвечать, она так увлеклась, что как-то незаметно для самой себя оказалась в гостиной. Там перед Эммой предстала картина, которая заставила её вмиг замолкнуть и буквально застыть на месте. Реджина сидела на диване и выглядела, откровенно говоря, плохо. Она была белее светлой обивки своего дивана, держалась за голову, будто её мучила непроходящая головная боль; глаза были красными — то ли она всё это время плакала, то ли не спала. Но поразил Спасительницу вовсе не внешний вид хозяйки дома, а нечто другое. На кофейном столике, который располагался прямо напротив дивана, лежало не меньше десяти использованных тестов на беременность, от дорогих электронных до самых простых. Эмма взяла в руки один, тот, что лежал на самом краю, и её брови стремительно поползли вверх. Он показывал две полоски. Такой же результат, похоже, был на всех остальных. — Ну и что это значит? — спросила Спасительница, всё ещё держа в руке тест. — Я вас умоляю, миссис Голд, у вас двое детей — вы не знаете, что это значит? — с насмешкой Королева задала встречный вопрос, хотя ей совершенно точно было не до того, чтобы сейчас насмехаться над кем-то. — Я могу рассчитывать хоть на какие-то объяснения? — с тяжелым выдохом Эмма опустилась рядом. Реджина в ответ посмотрела так, что Спасительнице захотелось прямо сейчас раствориться в воздухе, но, на удивление, мгновение спустя её величество заговорила. — Моя матушка слишком давила, требуя от меня рождения наследника короны, который бы сместил Белоснежку с трона. В то время, как ваш дед, миссис Голд, видел на престоле лишь старшую дочку, — она вздохнула. — Но у Коры было своё видение, хотя, стоит признать, в чём-то она была права. Отсутствие наследника престола во все времена и во всех мирах ослабляет королевскую власть, но мне было плевать на её правоту. Ей назло я выпила зелье, которое сделало меня бесплодной. — Но тогда как же… — блондинка ещё раз посмотрела на тест, а затем на Королеву. — До вашего приезда, мисс Свон, — она вдруг назвала её прежнюю фамилию, — время было застывшим, дети не рождались. — Оу, — воскликнула Спасительница и, проглотив некоторые другие восклицания, ошарашенно спросила: — Хотите сказать, что Эшли ходила беременной тридцать лет? — Кто? — уточнила Реджина и, тут же, махнув рукой, ответила сама себе: — А, Золушка. Двадцать восемь, если быть точным. — Вот те на, я и девять месяцев еле вытерпела… — Однако после твоего появления в городе время возобновило ход, и это сделало возможным зачатие и рождение. — Реджина продолжала методично и спокойно рассказывать, пропуская мимо ушей все комментарии слушательницы. — Я никогда не думала об этом, — она указала на тесты, — потому что была уверена в своём бесплодии, однако, по всей видимости, действие магического зелья в мире без магии прекратилось. — Да уж… — Вы, наверное, необычайно счастливы от того, что наконец-то обрели родителей? — спросила Королева, и вновь в голосе слышалась насмешка — видимо, так она пыталась защититься. Некоторые из нас действительно предпочитают смеяться вместо того, чтобы плакать. — Как насчёт нашего брата или сестры? — Скажешь ему? — вместо ответа Эмма задала новый вопрос, а Реджина лишь отрицательно покачала головой. — Но рано или поздно Дэвид и сам заметит, — называть его отцом Эмма не могла. — Не заметит, — видя, с каким укором на неё смотрит Спасительница, Королева поспешила уточнить: — Твой хитрый муженек, — она вдруг перешла на «ты», — как-то умудрился вернуть в город магию. Всегда поражалась его хитрости, но на сей раз она будет мне кстати. Я скрою всё мороком. — Живот — да, но ты же когда-то родишь? Или планируешь повторить рекорд Эшли? — Об этом я подумаю позже, — сказала Реджина, и дальше они просидели молча.***
Неизвестно, сколько времени они провели в молчании, сидя на кухне, но Эмма вдруг спросила: — Что ты чувствуешь? А действительно, что она чувствует? Боль? Досаду? Злость? Снова жаждет мести и хочет примкнуть к тому, кто на сей раз проклял город? Так и не сумев подобрать правильный ответ, Королева ответила, как тогда: — Об этом я подумаю позже. У нас проблемы посерьёзней: нужно выяснить, кто всех проклял. Идеи есть? — Старый добрый способ ловли на живца, — блондинка закусила губу, глаза её загорелись ярче лампочек; видимо, страсть к погоням была у неё в крови. — Нужно пустить слух, что ты вернулась именно для того, чтобы создать зелье, которое возвращает память. — Тогда таинственный злодей поймёт, что скоро все вспомнят, кто их проклял, запаникует и выдаст себя! — закончила её мысль Реджина.