***
Когда Голд наконец оказался в помещении, которое служило ведьме то ли столовой, то ли гостиной, она пристальным взглядом осмотрела его всего с ног до головы, будто бы видит впервые. — Вот, сразу чувствуется женская рука, — снова съехидничала колдунья, видя, как превосходно сидит на Тёмном подобранный ею костюм. Пока женщина разглядывала его, мужчина решил оглядеть жилище, в котором жил уже несколько недель, а может, и больше, но ничего не видел, кроме стен подвала и своей клетки. Обычный ветхий домик со старыми обоями, которые отклеиваются то тут, то там. Старый буфет, на полках которого аккуратно расставлена фарфоровая посуда с ярко-синим рисунком. Шкаф, стол. Вся мебель в комнате была деревянной, в коричневом цвете. Убранство довольно бедное; нога человека явно не ступала сюда очень давно или вообще никогда. Тёмный даже ухмыльнулся: в отличие от сестры, которая прибрала к рукам замок короля, сделав его чёрным, Зелина умела довольствоваться малым, живя в ветхом домике, в котором крыша могла вот-вот рухнуть на голову. Хотя это с какой стороны посмотреть — Реджине было довольно Тёмного Заклятия, Зелина же собирается свершить что-то, чего ещё никто не делал. Простым проклятием она точно не обойдётся, у неё планы более грандиозные. И мистер Голд чувствовал, что ему во что бы то ни стало нужно выяснить эти планы; только вот захочет ли ведьма делиться? Кинжал всё ещё в её руках, а значит, удача явно не на его стороне. — Проходи, садись, — подозвала ведьма, махнув рукой. Тёмный выполнил её пожелание и сел на стул — а, впрочем, был ли у него выбор, учитывая, что она сейчас хозяйка кинжала? — И сколько ещё любезностей мне предстоит проглотить, прежде чем выяснится цель моего визита сюда? — спросил Голд. — Да брось, деликатность — это не моё, — хохотнула Зелина, укрывая ноги Тёмного белоснежной салфеткой, а затем она обошла его сзади, соблазнительно проведя рукой по спине и плечу. — Не притворяйся, тебя сюда привёл не страх перед кинжалом. — Колдунья наполнила бокал Тёмного красным вином, предусмотрительно нагнувшись так, чтобы в полной мере продемонстрировать своё декольте. Румпель был пленником, но это не сделало его глупым; он прекрасно понимал, чего хочет добиться Ведьма, и, в свою очередь, всячески игнорировал её знаки внимания. — Уверяю тебя, при всём моём хитроумии я здесь не ради варёного горошка, — спокойно произнес мужчина, показывая пальцем на блюдо в центре стола. — Конечно, ты здесь не ради этого, — улыбнулась Зелина, всё ещё не теряя надежды соблазнить Тёмного мага. — Ты здесь ради моих секретов. Ты хочешь выяснить, что же я задумала, — проговорила она, присаживаясь напротив Голда и накладывая горошек из блюда себе в тарелку. — Будешь паинькой, возможно, и узнаешь, — заговорщицки прошептала она, гладя острым носком своей туфли ногу мужчины. Чувствуя это, Румпельштильцхен напрягся, и его хитрая улыбка совсем сползла с лица. — Перестань корчить из себя недотрогу, — махнула рукой Ведьма Запада. — Ты — свободный мужчина, я — свободная женщина; для своих жены и любовницы ты всё равно был мёртв все эти годы, так что тебе нечего стыдиться. А, впрочем, стыд — это вовсе не твоё, ведь ты без всякого зазрения совести изменял жене с Белль. Услышав этот недвусмысленный упрёк в свой адрес, Тёмный до белизны в пальцах сжал вилку, что была под рукой. С появлением в своей жизни кинжала он вообще не привык мучиться угрызениями совести. Всё, что делал, он оправдывал сначала заботой о сыне, а затем его поисками, ни о чём не сожалел и всегда спокойно спал. Всегда, кроме тех самых дней, когда он мучился и не знал, куда ему сбежать от самого себя, к какой магии прибегнуть и где раздобыть такой кинжал, чтобы ему стало легче. В какой-то момент Голд осознал, что смертельно устал мучиться, разрываясь между обожаемой дочерью, хорошей женой и любимой женщиной. Слова Зелины унесли его в тот период, когда, предавая жену, он жутко корил себя и зарекался больше этого никогда не делать, но буквально на следующий день снова шёл в библиотеку или лавку, чтобы обнять её и оказаться в её объятиях…***
Просовывая руку в рукав пиджака, мистер Голд не отрывал взгляда от спящей Красавицы, но он совершенно не собирался становиться тем самым героем, который пробудит её ото сна, хотя бы потому, что она — героиня совсем другой сказки, да и он не герой и никогда им не был, но главное — он всегда старался уйти, пока она спит, позволяя себе лишь понаблюдать, как трепещут её ресницы во сне. Ведь если он успевал уйти до пробуждения Белль, пропадала необходимость в нелепых объяснениях и обещаниях, которые он не сможет сдержать — о том, что скоро всё это закончится, он поговорит с женой, и они будут вместе. Это избавляло от слезливых прощаний и объятий, которых нельзя разомкнуть. Гораздо проще просто уйти тихо, прикрыв за собой дверь, пока она видит сны. Даже обладая кинжалом, наделяющим его огромной силой, Румпель так и остался трусом. Трусы всегда сбегают. Однако уйти и не быть застигнутым Белль — это ещё не самое главное; нужно было вернуться домой, пока жена ещё спит. Это так же помогало избавиться от необходимости придумывать воистину сказочные отговорки на тему того, где он пропадал всю ночь, и избавляло от чувства стыда, когда тебя испепеляют тяжёлым взглядом, по которому ясно, что ни одному слову она не поверила. Сегодня мистеру Голду повезло: он ускользнул незамеченным из лавки, где проводил ночи с Красавицей, и так же незаметно проскользнул в собственный дом, словно вор, который пришёл что-то украсть и крадётся на цыпочках, изо всех сил стараясь не стучать об пол тростью (хотя с появлением магии в городе она стала ему не нужна, искоренить привычку оказалось непросто). Мужчина прошёл в спальню. Ночную тьму в комнате разгонял мягкий свет ночника. На их супружеской кровати в обнимку с маленькой дочерью спала Эмма. Тяжело вздохнув, Голд пересел со своей стороны кровати, там, где этой ночью пустовала его подушка, и посмотрел на них. Он глядел, не понимая — почему ничего не выходит? Всю свою жизнь он абсолютно всё делал для того, чтобы быть хорошим отцом. Сбежал с войны, прослыв трусом и дезертиром, лишь бы не осиротить сына. Заключил сделку с шаманом, когда сына укусила змея — собственно, поэтому и ушла Мила, — и завладел кинжалом, лишь бы только защищать Бэя, но все усилия всегда шли прахом. Что бы он ни делал, как бы ни старался, хорошего отца из него не вышло. Ни для сына, ни для любимой дочери. Тёмный понимал, что если он честно признается жене в том, что его чувства к Красавице всё ещё не остыли, и пока она, купая и укладывая дочь спать, забывает от усталости выключить свет, он проводит время с ней, не просто попивая чай. Скорее всего, после такой информации гордая женщина, которая и так была предана самыми близкими в самом начале жизненного пути, сядет в свой старенький жёлтый «жук» и вместе с дочерью навсегда покинет проклятый город. Оставался, конечно, шанс, что она не захочет бросить Генри, а Реджина не захочет его отдавать — тогда Эмме пришлось бы остаться. Но шанс этот был очень мал. В последнее время его ученица не была похожа на того, кто способен на борьбу. У Эммы может получиться забрать Генри без боя. Голд совершенно точно не мог допустить их отъезда. Он не мог снова повторить одну и ту же ошибку. Нельзя было просто взять и ещё раз потерять собственного ребёнка. Кто знает, сколько ему понадобится лет и к каким придётся на сей раз прибегнуть заклятиям, чтобы вернуть её, ведь до сих пор ничто так и не помогло вернуть Бэя… Малышка спала, крепко прижавшись к матери. Во сне она облизывала губы, причмокивала и, кажется, даже что-то тихо лепетала. Видимо, там, в потустороннем сознании, происходило нечто весьма интересное. Тёмный аккуратно погладил её по голове, в очередной раз напоминая себе, что не может её потерять, и тут же в его голову закралась мысль о том, что против способов, которыми с ним в случае чего будет воевать Эмма, у него есть магия. Он может оставить свою дочь с собой с помощью магии! А следом ему тут же подумалось, что идея Реджины с яблоком была не столь уж плоха, если бы его съела только Эмма. Это вроде бы и не смерть, а только сон, но зато его дочь осталась бы при нём. Мужчина дёрнулся и отшатнулся, испугавшись своих собственных мыслей. Его нижняя губа вдруг задрожала, будто бы он готов был впасть в истерику прямо сейчас, на этом самом месте. Всё потому, что ничто его не изменило — внутри он всё тот же, готовый прятаться за щитом магии и бороться не по правилам, но дочь, которую зовут Хоуп, всегда будет его надеждой на то, что он способен быть лучше.***
Королева плохо себя чувствовала с самого утра. Попросив Генри отправиться в школу самостоятельно, она осталась лежать в своей постели и не собиралась сегодня из неё подниматься. Однако через час после того, как Генри ушёл, внизу послышались звуки, будто бы кто-то без спроса вломился к ней в дом. Видимо, мальчик, уходя, не запер за собой дверь, а теперь этот кто-то, судя по звукам, хозяйничает на кухне, и, как бы ни противилось её тело, собрав в кулак остатки сил, Реджина спустилась вниз. Когда Королева вошла к себе в кухню, её брови поднялись вверх, глаза расширились, лоб наморщился. Она лишь разводила руками, хлопала губами, как безмолвная рыба, но никак не могла отреагировать. Примерно спустя десять минут она всё-таки выдавила из себя лежащий на поверхности вопрос. — Что ты здесь делаешь? Вопрос был адресован Спасительнице, которая хозяйничала на её кухне, словно у себя дома, быстро нарезая на доске красные помидоры. Услышав голос её величества, Эмма подняла голову. — Я просто заметила, что ты уже шесть дней из дома не выходишь — видно, плохо себя чувствуешь, — повела бровью блондинка. — Поскольку обедать Генри приходит ко мне, можно сделать вывод, что у тебя в холодильнике шаром покати. Реджина же продолжала стоять как вкопанная, боясь, что её слова не дадут нужного эффекта. Эмма добавила: — Просто проявляю заботу. По себе знаю, иногда хочется, чтобы кто-то позаботился. — Ну, я вообще-то враг твоих родителей… — Мне ты ничего не сделала, — дёрнула плечом блондинка, высыпая нарезанные помидоры в круглую прозрачную миску. — Твоя дочка съела моё отравленное яблоко, — не унималась Королева. — Это была случайность. У Реджины не было сил ни на то, чтобы стоять, ни на то, чтобы искать аргументы и продолжать спорить со Спасительницей, поэтому она просто села напротив и стала наблюдать за тем, как жена Тёмного готовит для неё обед. Да, иногда очень нужно, чтобы о тебе позаботились, и раньше, очень давно, так и было. Для неё готовил её любимый папочка, которого она убила ради мести, жажду которой годами подпитывал Румпель. Вспомнив о Тёмном, Миллс даже пошатнулась, рискуя упасть со стула. — Совсем плохо, да? — поинтересовалась Эмма, заметив это. — Терпимо, — вздохнула Королева и тут же перевела тему. — Лучше расскажи мне, как ты. — Как может чувствовать себя женщина, которой изменяет муж? — задав этот вопрос то ли ей, то ли себе, она снова дёрнула плечом и быстро сконцентрировала своё внимание на шипящей сковородке, чтобы избежать зрительного контакта с собеседницей. — Что ты собираешься делать? — спросила Королева, не требуя каких-либо подробностей. — Закончу начатое, сделаю то, ради чего мой муж натворил всё это, найду его сына, а потом уеду. — Сына? — голос Реджины был полон удивления, но ошарашена на этой кухне была не только она. Эмма так и застыла с кухонным ножом в руках, перестав обращать внимание на шипение сковороды и что из кастрюли вот-вот выкипит вода. Эмма не могла поверить, что Реджине ничего неизвестно. Что её муж, которого она уважала и любила, просто вслепую использовал Королеву, ничего не сказав ей о своих мотивах. Ей только предстояло решить, оправдывает ли подобные поступки, но пока нужно было вернуться к плите, а то они обе так и будут голодными. — У Голда есть сын? — проговорила Миллс и добавила: — Можно подробнее?.. — Ага, — кивнула Спасительница. За обедом Эмма поведала Королеве всё, что несколько дней назад узнала от мужа, ворвавшись в его лавку и потребовав немедленных объяснений. Тогда-то он и рассказал ей, с чего всё началось и зачем ему проклятие…***
— А как насчёт твоего сына, Голд? Голос Злой Ведьмы Запада вернул Тёмного мага в реальность из прошлого, в котором он всё сделал бы иначе. — Что ты сказала? — Сказала, что, если будешь сговорчив, верну тебе сына, которого убила моя мать… Мой план предусматривает такой вариант. — Она пригубила из бокала, и на розовых губах остался красный след от вина.