Mon Amor, Mon Ami

— Уходишь? — Так точно. Устал. — Рома, стиснув в пальцах руку своего спутника, вздохнул и опустил глаза. Они снова гуляли по ночному Петербургу. На этот раз инициатором встречи выступил УСБшник. Видимо, ему хотелось увидеть Шилова и обсудить недавние события — увольнение Джексона и его «учения», гибель Дубровского и участие Шилова, который…не горел желанием отвечать на вопросы, ограничиваясь отрывочными фразами. — Жаль. Без вас с Джексоном в «ментовке» будет скучно, — изобразил улыбку и подмигнул Роману Георгиевичу. А потом отвернулся и, прикрыв рот ладошкой, закашлял. — Что такое? Зато нам с ним теперь скучно не будет)) — подмигнул в ответ, а затем сладко зажмурился и облизнулся, представляя, как им с Джексоном будет не скучно. — Что дальше? — чуть осипшим от кашля голосом поинтересовался Мамедов. — Какие планы? — Посмотрим, — пожал плечами. Тимур хотел что-то сказать, однако снова захлебнулся кашлем. — Ты что, заболел? — А, не важно. Простудился. Не обращай внимания. Знаешь, — завернулся в пальто, прячась от пронизывающего ветра — Я думаю, ты вернешься. Такое уже… — Да что такое! — поморщился Шилов, в очередной раз услышав хриплый кашель. — Иди ко мне. Не бойся! Мне нужно тебя осмотреть. Шилов поставил Мамедова перед собой и, осторожно прикоснувшись губами ко лбу, принялся расстегивать пуговицы. Чувствуя, как УСБшник то ли зябко, то ли взволнованно дрожит, Рома поводил руками под одеждой, прощупывая разгоряченное тело. — Так. На сегодня хватит, идем лечиться. — Ты ушел из полиции чтобы медиком стать? — хрипло рассмеялся УСБшник. Не ответив, Шилов прихватил его за рукав пальто и повел к себе — лечиться. *** — Тридцать семь и два, — объявил Шилов, отобрав у Мамедова выданный ему термометр. — Обратился бы в медсанчасть. — Нет, спасибо! — УСБшник отодвинул чашку с чаем, заботливо предложенную Романом Георгиевичем. — Я почти здоров. — Я вижу, — пробормотал Рома, задумчиво разглядывая Тимура. Он был чуть бледнее, чем обычно. Щеки горели малиновым, а глаза, словно подведенные чем-то сиренево-синим, блестели, как будто он только что плакал. — Такая гладкая, — удивился Шилов, проводя пальцем по щеке. Кожа на ощупь оказалась мягкой и нежной, как зефир. — У тебя зато щетина, — прищурив влажные глаза, засмеялся Мамедов. — Сразу видно, уволился. У него машинально дернулась рука, чтобы прикоснуться в ответ, но он вовремя передумал. Увидев, что его гость зевает и едва-едва смотрит на него из-под полуприкрытых ресниц, Рома бросил в стакан с теплой водой таблетку, которая тут же возмущённо зашипела, растворяясь. Дал Мамедову выпить и уложил его спать. УСБшник не хотел раздеваться, ссылаясь на то, что ему холодно, поэтому Роме пришлось приложить руку к его пуговицам и замкам, аргументируя тем, что из-за температуры и лекарств он взмокнет и ему будет не в чем пойти на работу. Шилов как следует укутал в одеяло больного друга, который так трогательно жался к нему в поисках тепла. Согревая друг друга, мальчики засыпали, один немного тревожным, а второй — лихорадочным и беспокойным сном. Почему-то Роме в этот момент так захотелось, чтобы рядом был Джексон, такой верный и такой надёжный, а не трясущийся как осиновый лист УСБшник. Но Джексон в ночном рейсе, а Паша на дежурстве. Все хорошо будет хорошо — успокоил себя Шилов, и, обняв больного на манер тряпичной куклы, погрузился в долгожданный сон. Несколько раз УСБшник будил Шилова ночными приступами кашля. Тогда Рома гладил его по голове и шептал на ушко какие-то успокаивающие слова.