Mon Amor, Mon Ami

— Отдай. Мамедов протянул руку — тонкую, почти прозрачную, так изящно изогнутую в запястье, и уставился на Шилова своими зеленовато-карими глазами с расширенными зрачками. — У тебя вот тут… — пробормотал Шилов, возвращая ему платок и прикладывая палец к уголку рта. УСБшник кивнул и прислонил платок к окровавленным губам. — И давно ты так…болеешь? — С тех пор, как Вы, подполковник, про меня забыли. Цветы… — кашляет в кулак, продолжает — Когда они не видят солнца, сначала болеют, а потом умирают. — То есть опять Шилов виноват? Улыбается и пожимает плечами. У Ромы наконец появилась возможность повнимательнее его рассмотреть. Узнал бы, если б встретил ненароком? Тонкая, почти неосязаемая фигурка. Расстегнутое пальто висит на исхудавших плечах как на вешалке. Белоснежная, местами совсем прозрачная кожа, только на щеках яркий, почти лиловый румянец. Заострившиеся черты лица, тени под глазами. Фиолетово-синие губы вроде улыбаются, а огромные глаза смотрят с грустью и блестят, как будто он вот-вот заплачет — от этого взгляда пробирает до костей. Какое-то время они молча таращились друг на друга, пока после очередного изматывающего приступа УСБшник не пошатнулся и не рухнул прямо на Шилова. Рома инстинктивно схватил его, не давая упасть, а Тимур так же инстинктивно ухватился за живую опору — ничего особенного. — Ты как? — Шилов похлопал Мамедова по побледневшим щекам, приводя в чувство. — Может, врача? Неохотно раскрыв ресницы, УСБшник посмотрел на Шилова и покачал головой. А потом прижался к нему и тихо-тихо прошептал — Побудь со мной. Пожалуйста. Рома не ответил. О чем-то задумавшись, он смотрел куда-то вдаль и перебирал черные волосы. — У тебя температуры нет? — приложил ладонь ко лбу. А голова-то горячая. УСБшник проигнорировал вопрос. В объятиях Шилова было так тепло и спокойно, что ни о какой температуре говорить не хотелось. Хорошо еще, что Рома не знает, как он падал в обмороки прямо на работе и там же засыпал, используя свое пальто в качестве покрывала. — Ладно, идем. — приобняв приятеля за плечи, Рома помог ему принять устойчивое положение, посмотрел под ноги и увидел то, что изначально ускользнуло от его внимания. Нагнувшись, он поднял коробочку с таблетками — выпала, наверное, когда кое-кто чуть не лишился чувств. — Таблетки от кашля, значит? — Рома повертел упаковку перед глазами. — Ты этимлечишься, да? И как, помогает? — Помогает. Отдай. — Скажешь, врачи тебе их прописали, да? Чего молчишь? Ты же загнёшься, придурок. — Не дождетесь, — хриплый смешок — Так и передай своему любимому Джексону. — Джексон мой друг, и я не… — Так и *** к своему Джексону!!! Что ты ко мне пристал, что ты меня тр… — наглотавшись холодного воздуха, захлебывается кашлем. Захотелось его пристукнуть. Ну или… — По спинке постучать?) Ты же просил, чтобы я побыл с тобой. — Извини, — улыбается, как будто ничего и не было. Рома покачал головой, улыбнулся, как улыбаются, когда у маленького ребенка закончится истерика, взял Мамедова за руку и осторожно защелкнул на запястье наручники. — Рома?.. — Тише. Это нам такие обручальные кольца выдают. Чтобы с напарником всегда рядом ходили. Смотри, — он закрепил второй браслет на собственной руке. — Видишь, я тоже пристегнут. Мамедов растерянно кивнул, переставая что-либо понимать. Нервно посмеиваясь, Рома потащил его к своей машине. — Прошу. Вот так, — он перецепил наручники таким образом, чтобы УСБшник был прикован к ручке над окном. — А, и пистолетик я у тебя опять заберу, ты уж извини-не обижайся. — Какого черта?! Рома?.. Вставив ключ зажигания, он посмотрел на пассажира — на сей раз нарочито серьезно, и произнес: — Ну какой тебе пистолет, ты и ручку-то удержать не в состоянии. — подмигивает. — Куда держим путь? — Домой… — зевает, кашляет, прикладывается горячим лбом к холодному стеклу и прикрывает глаза. — Домой так домой… — Шилов заблокировал двери, расстегнул наручники и пристегнул Мамедова ремешком. — Тимур?.. — Шилов подергал его за рукав. Что, еще спит? Поеживаясь, УСБшник посмотрел в окно и пробормотал — Рома, я же про… — Ты сказал — домой. А к кому именно — не уточнил. Так что прошу любить и не жаловаться. Идем-идем, — Рома открыл дверцу, прихватил УСБшника, пригревшегося у него в машине, за локоть и вытащил в ледяную стужу. — Тьфу, блин. — поморщился. — Чего трясешься-то? — Меня давно не обнимали, — признается Мамедов, обнимая себя за плечи в безуспешной попытке сохранить тепло. — Я даже знаю, почему. — вздохнул Рома, открывая железную дверь. — И почему же? — посмотрел на Шилова снизу вверх. — Да неприятно это, — честно ответил Рома. — Неприятно и даже страшно. Ты вообще что-нибудь ешь? — Если тебе неприятно — зачем вообще меня сюда притащил? Я тебя об этом не просил. — Просто отсюда ты меня не сможешь выгнать, — улыбнулся — А за тобой присматривать надо. УСБшник поднимает на него глаза с усталым упреком. — Еще долго? — задыхаясь и чуствуя, как у него темнеет в глазах, поинтересовался Мамедов. — Еще пару пролетов. Только не говори, что… Да ***! Тебя что, на руках отнести?.. — Не стоит. — Самому интересно. Иди сюда. Рома легко обхватил приятеля за корпус и приподнял. — Да не дергайся ты. Бесполезно, — посадил Тимура к себе на руки и зашагал вверх по лестнице.