Где же вы, где же вы, счастья острова? Где побережье света и добра? Там, где с надеждами, там, где с надеждами Самые нежные дружат слова. ©
Порывистый ветер поднимает волны и разбивает их о берег. Тимур стоит на берегу Финского залива. Погода ужасная, вокруг ни души. УСБшник, теперь уже майор в отставке, вспоминает, как они были здесь с Шиловым. Такой же холодный и ветреный день, так же никого в окрестностях не было — им никто не мешал. Тогда его удерживали сильные руки, как будто УСБшника могло унести ветром. Теперь держаться не за кого. Он совсем один, такой хрупкий, маленький и беззащитный перед суровой стихией. Тогда Рома заботливо обнимал его сзади, согревая своим телом. Теперь остается только кутаться в пальто, пытаясь защитить себя от ледяного ветра. И прикрывать ладонью маленькую ромашку — подарок Ромы, который он до сих пор цеплял на пальто. От влажного воздуха одежда становится тяжелой. Мамедов смотрит туда, где поверхность воды сливается с темно-серым небом. Если он утонет, его даже не будут искать. Рома шептал ему на ушко какие-то ласковые фразы. Теперь ему шепчут только прибой и ветер. Приближается грозовой фронт. Раскаты грома заглушают сдавленный кашель. Ударяется об воду тоненькая молния. Тимур дрожит, но не уходит. Он не замечает, что уже минут пять идет дождь. Зонтика с собой, разумеется, не было. Чего он ждет? Чего-то не дождавшись, Мамедов уходит. Вернувшись домой, он повесит сушиться пальто и брюки, заберется под одеяло и будет трястись от холода. Теперь времени у него предостаточно. Уснет не сразу, до утра вспоминая Романа Георгиевича, и проснется в слезах.***
Тимур редко выходил на улицу. Не было сил, да и особой необходимости тоже. Разве что обследования проходить иногда. Рома говорил, что на учет ставят того, кого очень ценят. Молодой пенсионер еще думал устроиться на новую работу, но пока подходящих вариантов не нашел. Возвращаясь с очередного собеседования, он увидел во дворе что-то непривычное и застыл. На маленьком клочке земли, покрытом зеленой травкой, появились до боли знакомые цветы с желтыми головками в белых чепчиках. Утром они поворачивались к солнышку, а вечером закрывались, укладываясь спать. Тимур наклонился над полянкой и сорвал пару-тройку цветков. Прижимая букетик к груди, уселся на скрипящие качели. Задумчиво уставившись вдаль, Мамедов, не глядя на ромашки, обдирал им лепестки и швырял себе под ноги. Любит-не любит? Глупости. Если бы не любил, стал бы он с ним возиться, как… ну, если не с ребенком, то как с младшим братом. Остался бы рядом, когда он тяжело болел и кашлял так, что легкие выворачивались наизнанку? Накидывал бы пальто на плечи, укрывал бы одеялом?.. Тимур так и не понял, за что Рома его так любил. Теперь уже не спросишь. Но разве любят за что-то? УСБшник провел по лицу тыльной стороной ладони, утирая слезы. А чем он отплатил Шилову взамен? УСБшник положил в рот травинку, которая совсем недавно была увенчана белоснежным цветком, и принялся за вторую. Умер или не умер? Умер. Оживет, встанет из могилы? Не оживет, не встанет, не придет, не возмонит. По губам разливается горечь. Это не стебелек — это больная душа. Рома бы, наверное, сказал, что он напрасно издевается над цветами. Но они тоже причиняют ему боль! И растут теперь напрасно, не нужные ни кому. Хотя… Кажется, он знает, кому можно подарить цветы. Теперь это одностороннее действие — адресат не может не принять подарок***
Тишина окутала городское кладбище. УСБшник пробирался через мокрую траву, подсвечивая себе дорогу фонариком. — Здравствуй, Рома, — прошептал Тимур, когда приблизился к могиле Шилова. Фотография была забрызгана капельками дождя. Мамедов смахнул с памятника лишние ветки и облетевшие листья и положил на могилку белые ромашки. — Видишь, теперь все наоборот. УСБшник уселся на скамеечку напротив Шилова. Заплакал, вспоминая друга. — Ты кто? — вытащил его из задумчивости голос над ухом. Тимур повернул голову. Зеленоватые глаза встретились с черными. — Здравствуй, Паша. — Привет. — Ты один? — Один. Мамедов пододвинулся. Рядом с ним присел Павел Арнаутов, который по удачному или не очень стечению обстоятельств тоже пришел сегодня к Роману Георгиевичу. — Как дела? — поинтересовался УСБшник, не глядя на собеседника. — Работаем потихоньку, — ответил Арнаутов. — А ты чем занимаешься? — Живу, — усмехнулся Мамедов. Закашлявшись, отвернулся и прикрыл рот платком. — Опять болеешь? — Совсем чуть-чуть, — улыбнулся. В таких случаях говорят — краше в гроб кладут. Если его не знать и иметь более впечатлительное, чем у майора Арнаутова, воображение, можно подумать, что это кто-то из похороненных решил прогуляться по кладбищу. — Как Джексон? — Скучает, — пожал плечами Павел Николаевич. Тимур вспомнил, как после убийства начальника Розыска пытался к нему зайти. УСБшника послали в довольно откровенных выражениях и запустили на прощание табуреткой. — Стараюсь его поддерживать. УСБшник поглубже завернулся в свое потертое пальто. Ему стало очень холодно, наверное, подскочила температура. Уходить он не спешил. Прислонился к Арнаутову, пытаясь согреться. — Перестань, — Паша осторожно отодвинул от себя компаньона. — Я тебе не Рома. Огромные глаза, затуманенные болезнью, уставились на Арнаутова. Тимур вздохнул и поднялся. — Ладно, я наверно пойду, — последний раз окинул взглядом портрет Романа Георгиевича. — Тебя, может, подвезти? — Спасибо, не нужно. — Ну бывай, — Павел Арнаутов похлопал знакомого по плечу.