Mon Amor, Mon Ami

Утро, день, вечер, ночь… Тимур очутился в больнице уже в третий раз — на этот раз там же, где и в первой. С этим местом у него связано немало воспоминаний, самые важные, конечно, с Романом Георгиевич. Именно здесь Шилов его навещал, что удивляло и радовало, дарил подарки и цветы. Тогда он так ждал свидания с Шиловым и очень хотел поскорее поправиться и вернуться на службу. Теперь ему не светит ни то, ни другое. Любимого друга больше нет, и к службе он не годен. Скорее всего, вынесут отсюда вперед ногами, и до весны он не доживет. УСБшник стал похож на говорящий скелет, единственное, что пока выдавало в нем живого человека — это глаза, огромные и печальные. В темноте же и вовсе казалось, что на его бледном лице располагались только пустые черные глазницы. Несколько операций и куча различных лекарств — а он как умирал, так и продолжает умирать. Видимо, есть что-то такое, что не подвластно медицине, что сводит результаты лечения на нет. Он часто плачет и хочет к Роме. К другим больным иногда приходили родственники и друзья. Про него же забыли все — коллеги, друзья, знакомые. Если он умрет, никто не расстроится. Иногда Мамедов сам звонил тем, с кем связь еще не потерялась, — но о чем и как им было с ним разговаривать? Тимур говорил с соседями по палате на отвлеченные темы, а сам ломал голову над тем, как ускорить наступление своей смерти. Что он скажет Шилову, если они встретятся на том свете? В свободные минуты УСБшник в основном лежал в постели, иногда высовывался в коридор — погулять. Завернувшись в рубашку, как в одеяло, он стоял и смотрел в окно. Снаружи была совсем другая жизнь, наверное, куда более интересная, чем внутри. Изредка удавалось застать рассвет или закат, чуть почаще — дождь, оставляющий на стекле крупные капли. Однажды Тимур даже увидел через окно кусочек радуги. Кто знает, может, это любимый друг улыбнулся ему с неба? Обхватив себя обеими руками, УСБшник считал снежинки, пролетающие мимо и падающие на черную землю. Так не хватало Шилова и его теплых рук, обнимающих со спины! — Что там такое? — поинтересовались позади. Мамедов вздрогнул от неожиданности и развернулся. За ним стоял Павел Андреевич Гущенко. — Ничего, — равнодушно ответил УСБшник. — Скучаешь? Тимур молча изучал собеседника взглядом. Гущенко его не узнавал — УСБшник прикрыл лицо медицинской маской, говорил тихо и хрипло, да и выглядел иначе, нежели когда они последний раз пересекались. Мамедов внимательно прислушивался к откровениям майора Гущенко. Кажется, он долго не мог в чем-то признаться, а сейчас нашел подходящие уши. Признавался он в основном в том, в чем не сумел в свое время признаться Роману Георгиевичу — в тайной любви. Выслушав историю Гущенко, УСБшник посмотрел ему в глаза, не мигая. Павел Андреевич изменился в лице и покраснел, черные глаза расширились и тут же сузились. — А что ты здесь делаешь? — растерянно прошептал Гущенко. — А ты? — ответил бывший сотрудник УСБ. Пришло время отбоя. Тимур забрался поглубже под одеяло, обнял подушку и, стараясь не издавать ни звука, чтобы никто ничего не заподозрил, тихонько заплакал. Засыпая, увидел родительский дом, школу милиции, друзей, сослуживцев... Привиделась знакомая усатая рожа. Бывший начальник испугал подчиненного так, что тот резко открыл глаза и сел в кровати. Удостоверившись, что ему просто померещилось, Мамедов опять уткнулся носом в подушку и зажмурился. Их знакомство с Романом Георгиевичем...Такое чувство, что это все было совсем недавно и одновременно очень давно, в другой жизни. Рома улыбается и протягивает ему руку. От полного нежности и боли взгляда Шилова перехватывает дыхание, сердце сначала стучит так, словно хочет вырваться из груди, а потом замирает, не в силах справиться с чувствами.