Найнс — сын царя морей Элайджи. Девятый, как не сложно понять из имени. Самый младший. Его шансы на престол довольно малы, и это не сильно волнует мальчика. Плюсов мало. Но пока царь занят своими делами и управляет каждым морем этой земли, его сыновья остаются без присмотра, предоставленные самим себе. Чтобы прививать молодёжи хоть какие-то моральные устои, к ним была приставлена каракатица Аманда. Аманда всегда была рядом. Непонятно, как ей это удавалось, но когда-то рядом с каждым из девяти сыновей постоянно присутствовала каракатица, следила за каждым шагом и постоянно одёргивала: запрещала плавать на поверхность, потому что там опасно, запрещала подходить слишком близко к затонувшим кораблям, особенно к подводным лодкам. Но у Найнса было место, где он мог спрятаться от Аманды. Она не знала, что в одном из уголков их родного моря покоилась затонувшая машина. Вокруг неё буйно разрослись водоросли, и они прятали Найнса от окружающих. Это было его место.
И это, пожалуй, было единственное отступление от правил Аманды, которое он себе позволял. Как младший ребёнок, он, конечно, восхищался старшими братьями, которые отваживались плавать на поверхность и спорить с каракатицей и отцом. Но при этом Найнс считал, что во многом он лучше них, поскольку гораздо больше времени тратил на то, чтобы превзойти их в знаниях и определённых умениях. Например, он гораздо лучше братьев разбирался в течениях и мог предсказать надвигающийся шторм, если шторм был вызван естественными причинами, а не гневом царя морского.
В какой-то момент Найнс оказался достаточно близко к поверхности воды на закате, и блики света, опускающиеся в воду, заворожили его. Он впервые нарушил запрет и поднялся к поверхности. Мальчик смотрел на закат и пытался понять, отчего же раньше запрещали подниматься сюда, если здесь абсолютно безопасно — вокруг все таже вода, окружавшая с детства и никого, кто мог бы быть угрозой. Красиво и спокойно. Во дворце редко бывает так спокойно.
Найнс начал чаще прятаться от Аманды и теперь проводил часть своего одиночества здесь. Он уже понимал времена суток и знал, чем закат отличается от рассвета, даже соотносил состояние внешнего мира и положение солнечных светил со своим настроением, чтобы понять, как на него подействует открывшееся зрелище. Совершенно новый мир пробуждал в нем и новые чувства. Морское дно богато цветами — пёстрые рыбы, кораллы, раковины. Сами русалки тоже не монохромные: бледный до голубизны Найнс рассекал толщу воды синевато-зелёным длинным гибким хвостом с золотистыми и почти белыми мелкими чешуйками на конце, а тонкие перепонки на кистях и ушах переливались розовым на солнце и сиреневели на глубине. На поверхности он видел синюю гладь, или зеленоватую рябь, или серо-стальную пучину, блики света, играющие на воде, и небо. Бескрайнее небо всех возможных цветов от абсолютно белого до практически чёрного, фиолетового до мрака и едва розового; синего, как морское дно и голубого, которого Найнс не видел прежде, красного на закатах и жёлтого — на восходах.
В один из дней он решил посмотреть, как же выглядит поверхность и небо, внешний мир, во время шторма — пережидать бури на глубине гораздо безопаснее, ведь и его может ударить волной или осколком корабля. И он поднялся туда, где был его внешний мир на тот момент.
И тогда же в его внешний мир ворвалось то, что никогда не оказывалось в нем раньше — не затонувший корабль и живые люди.
Найнс, конечно, не мог усмирить шторм, чтобы спасти людей. Но он не понимал и смысла их жизни. Зачем их было спасать? Ради чего и кто они? Какие? Он мог помочь им уйти из шторма, немного развернув корабль в сторону верного течения и усмирив кусочек моря. Не все море, но узкую полоску и то не до штиля. Он надеялся, что корабль благополучно достиг своей цели, к чему бы он ни плыл.
Значительно позже Найнс начал задумываться: где живут живые люди? Куда плавают корабли? Зачем им всё то, что тонет вместе с кораблями? Что такое берег, о котором говорили старшие братья? И в следующий раз, когда Найнс у поверхности увидит дно проплывающего корабля, его тень, скользящую по воде, он последует за ним и приплывёт к берегу. Его отец несколько раз будет посылать за ним морских тварей, чтобы убедить вернуться или вернуть, потому что хоть и девятый, но Найнс — царевич, и он должен быть в безопасности или под контролем. Да, наверное, всё-таки под контролем, если не отца, то хотя бы Аманды. Аманда осталась со старшими братьями — их то оставалось восемь. Он пропустила момент его исчезновения, чем Найнс особенно гордился, потому что братьям такое удавалось не всегда, не смотря на то, что с возрастом каракатица стала позволять им больше в надежде на то, что в детстве она вдолбила в них всё, что хотела и считала необходимым.
Найнс прятался. Морские твари, возможно, и чувствовали его, но они были устроены более примитивно, на них можно было повлиять, посылая через воду сигналы, успокаивающие настолько, что животные переставали чувствовать команду как нечто обязательное. Она становилась рекомендацией — теперь они могли плыть туда, куда хотели. Найнс ощутил эту свободу на себе и не понимал, как жил без неё раньше, подчиняясь приказам всех, кроме своего разума. Новоприобретённая свобода поразила его, и казалось, что нельзя сотворить ничего такого, за что тебя можно было бы справедливо лишить её, как сделали с ними в детстве.
Следуя за кораблём, Найнс достиг берега. Это заняло довольно долгое время: как оказалось, дворец находился далеко в море, а судно шло не очень быстро. Юноша бы мог их обогнать, но не был уверен, нужно ли ему продолжать плыть по прямой, или есть определённый маршрут, которому важно следовать.
Матросы замечали его с корабля, кричали что-то с палубы и даже бросались в воду какими-то предметами, но Найнс просто уходил глубже под воду, и людям оставалось только смотреть, как солнце играет на синеватой чешуе. У берега он остался и прожил там достаточно долго, по собственным ощущениям. Он следил за людьми и узнавал о них гораздо больше, но сколько можно увидеть, сидя на одном берегу. Он видел рыбацкие лодки, купающихся детей, отдыхающих и гуляющих взрослых, странных животных, которых называли лошадьми. Они выглядели просто потрясающе — столь грациозны, как волны. Найнсу понравились собаки. Собаки были радостные и во многом походили на играющих детей, но, кажется, собаки вели себя более разумно.
Как-то ночью, когда Найнс уже отплыл на порядочную глубину, потому что в темноте на берегу не происходило ничего интересного, и он предпочитал проводить ночи в более безопасном месте, где его точно никто не найдёт. В одну из таких ночей, покой Найнса всё-таки потревожили. Метрах в десяти от него проплыл человек. Это было довольно странно, ведь люди действительно не заплывали сюда, а этот вообще не выглядел достаточно уверено для подобного заплыва. Людям опасно плавать на такой глубине — им нужно дышать воздухом, хотя это и трудно представить, а отсюда до него слишком долго добираться.
Найнс подумал, что человеку нужна помощь — он слышал что-то такое он родителей с детьми, кажется, они могли утонуть, захлебнуться и превратиться в тех мёртвых людей, которых всегда было в избытке в окрестностях дворца — их приносило течениями. Внутренние воды так или иначе стремились сюда, скрещиваясь, смешиваясь и расходясь. Дворец специально построили в таком месте, а вокруг него потом вырос городок. Не очень большой — обилие течений делало это место не слишком комфортным для жизни, зато царь всегда знал все, что происходило в море хотя бы в общих чертах — воды приносили вкусы, части и иногда даже запахи.
Найнс за время, проведённое рядом с людьми, понял что смысл человеческой жизни в том, чтобы продолжать жить как можно дольше. И как можно лучше.Мёртвые люди перестают быть людьми, они даже менее живые, чем водоросли. Он схватил человека и потащил наверх. Человек барахтался и отбивался, выпускал пузыри воздуха, чего делать точно не стоило, достал нож. Найнс видел ножи раньше, но не думал, что их можно использовать так. Человек, который не был доволен тем, что его поднимают на поверхность, где он сможет дышать, полоснул русала по руке. Тот разжал руку и подхватил тело хвостом: он считал, что человек паникует, потому что это — монстр, русалка. Людям не привычно видеть такое. Они доплыли до берега, Найнс положил мужчину на песок. Тот успел наглотаться воды, и как он с такими способностями лез в глубину?
Уже позже Найнс узнает, после довольно грубых слов в свой адрес, что человек нырял за жемчугом.
Гэвин не боялся русала, просто злился, что его прервали. Найнс держался в воде, на минимальной возможной глубине — чтобы не ломило хвост, чтобы слышать человека, но тот не мог его достать. Кровь из раненной руки вытекала и расходилась в волнах; рану жгло. Русал не предпринимал попыток закрыть её — его опыт в крупных ранениях был ничтожно мал и не его.
Человек продолжал говорить быстро и зло, а когда он сделала паузу, Найнс поднялся из воды — невысоко, только по пояс. Этого хватило, чтобы Гэвин испугался ушей другой формы, перепонок и кровоточащей раны. Гэвин увидел хвост. Существо, которое он считал мифическим, в которое верили лишь немногие моряки — чудаки в лучшем случае и добрых устах, сидело в воде прямо перед ним и доверчиво смотрело в глаза. Хвост шевелился в воде, поддаваясь волнам; кровь, такая же красная, как у него, но немного гуще, вытекала из раны.
— Она не свернётся, если ты продолжишь мочить рану, и ты умрёшь от кровопотери, — по интонации человека нельзя было сказать, что его сильно волнует такое развитие событий, но, раз он решил предупредить, может мужчину пугали последствия его действий. Он предложил перебинтовать рану и подождать, пока она хоть немного затянется на берегу. Если русал может находиться на берегу достаточно долго.
Найнс вылез на берег. Золотистый кончик хвоста касался воды, и его было видно даже в темноте. Слышался плеск — хвост находился в постоянном движении. Вещи Гэвина, оставленные на берегу перед заплывом, лежали неподалёку. Он принёс оттуда полоску чистой ткани и перебинтовал руку. Кровь пропитала нижние слои повязки, но дальше проступать не стала. За счёт особенностей физиологии русалок, которая позволяла крови сворачивать даже под водой, на воздухе регенерация запустилась достаточно быстро. Возможно, стоило рассказать об этом придворным целителям по возвращении.
Найнс понял, что скучает по дому. Возвращение стало важным, когда мир людей — раньше загадочный и интересный, на какой-то мир стал пугающим и болезненным.
Но сейчас он должен был сидеть на берегу и ждать, пока порез закроется коркой, и кожа начнёт стягивать края. Светало.
Они с Гэвином успели довольно многое обсудить. Гэвин сказал потом, что прошло около трёх часов — концепция измерения времени была достаточно новой для русала, в подводном мире незачем отмерять время, там всегда темно и живут гораздо дольше. Хотя там и отмечают смену времён года.
Вернувшийся Найнс быстро заскучал: во дворце были всё те же братья, которые, кажется, даже не заметили его отсутствия. Машина, в которой раньше он мог побыть один, заросла водорослями так, что ему пришлось потратить немало времени, чтобы привести её в прежнее состояние. Он скучал по воздуху и солнцу, по детям, собакам, лошадям и взрослым. По той жизни, в которой он не мог участвовать, но был рад хотя бы наблюдать, потому что здесь он нечувствовал себя участником событий собственной жизни, а наблюдать за обитателями дна было скучно. На такой глубине ничего не менялось годами.
Он знал, что где-то в подводном мире, в его родном море, должна жить та, кто знала людей достаточно хорошо. Говорили даже, что она выходила на землю и жила среди людей. Это казалось невозможным, но мало ли — некоторые и в русалок не верят. К ней относились как к городской сумасшедшей или ведьме — старались не приближаться и запрещали детям на неё смотреть пристально, чтобы не злить — на всякий случай. Теперь Найнсу казалось, что она единственная, кто может понять его, так что он отправился в ту часть города, где было малолюдно и стояло много пустых домов — оставленных или так никогда и не заселенных. В одном из них жила Адалин.
Адалин не была русалкой. Верхняя часть туловища у неё была такой же, как у них, то есть приближенной к человеческой, как он теперь понимал, но с поправкой на среду обитания, а нижняя — осьминожьей. Она могла довольно быстро плавать и виртуозно пользовалась способностью впрыскивать чернила. Это позволяло поддерживать репутацию. Её спутники встретили Найнса, но он смог пройти через них, не смотря на то, что те не были настроены дружелюбно. О спутниках Адалин тоже говорили довольно много, например, что те плотоядны, и некоторые русалки не пропадают, не уплывают в другие моря, а просто однажды не возвращаются домой. В это Найнс верил, но в то, что сама Адалин может оказаться плохой.… Ей нравились люди — как могут люди нравиться дурному существу?
Сначала Адалин действительно была мила и готова поддерживать беседы о людях. Она многое рассказала царевичу –о том, как они живут вдалеке от берегов, о городах людей и их повседневной жизни, о том, что помимо собак есть кошки, которые боятся воды, зато они тёплые и мурчат. Под водой сложно имитировать звук мурчания, но сама идея тёплого ласкового пушистого существа под водой была такой абсурдной, что Найнс загорелся этим. Теперь большую часть своего времени он проводил у Адалин. Её спутники привыкли к нему и почти перестали огрызаться. Найнс даже пригласил осьминожку к себе, туда, где их бы никто не нашел, и показал ей машину.
— А ведь это, — Ада улыбнулась, — твоя тёзка.
— Что, прости?
— Машина. Это «девятка». — Ностальгический выдох. — Довольно старая. Непонятно, как она тут оказалась — те берега слишком далеко. Мало того, что мы в другом море, мы ещё и очень далеко от берега. Ты уже знаешь о кораблях, на которых люди ходят по воде. Машины гораздо меньше и на них перемещаются по земле. По берегу.
***
— Если захочешь навестить меня в море, помни, что водоросли, которые для этого понадобятся, растут немного дальше той отметки, куда человек может заплыть. Это своего рода плата за вход и проверка одновременно. И глотать их нужно на воздухе, но не на берегу, потому что с непривычки ты вряд ли дойдёшь до воды. Хвост у тебя не вырастет, но стоять и ходить будет очень больно — как по ножам или по углям, насколько я знаю. Сможешь дышать в воде, лучше видеть и гораздо быстрее плыть.
— Зачем мне плыть к тебе в море?
— Ну, ты можешь соскучиться. Я могу долго не приплывать, потому что буду занят, или что-то случится, или ты просто захочешь посмотреть мой мир — там может быть очень красиво, особенно, если ты не прожил там всю жизнь.
— Но, даже если я решусь к тебе плыть, — Гэвин смотрел за горизонт, — я потеряюсь в море — оно огромное.
— Ваши птицы всегда хорошо ориентируются и знают, куда лететь зимой и летом, даже не зная о временах года. Так что, когда начнёшь дышать под водой, ты поймёшь, куда тебе нужно так, как будто всегда это твёрдо знал, просто из головы вылетело.
Сейчас Гэвин вспомнил об этих водорослях — Найнс не появлялся уже почти месяц. Всё это время человек провёл на берегу, начал довольно неплохо плавать, достаточно глубоко нырять. Но русала не было, и он начинал волноваться. Вдруг/, что-то случилось? Он ведь упоминал такой вариант.
Поэтому Гэвин нырнул. И заплыл дальше, чем может человек. И когда он уже перестал видеть хоть что-то кроме темноты, её прорезали тонкие стебли, немного подсвеченные изнутри вишнёвым.
Водоросли показались неожиданно сухими и шершавыми, сорвать их было сложно, так что Гэвин достал тот же нож, которым когда-то оборонялся от Найнса, спасающего новоиспечённого ныряльщика за жемчугом, и срезал пучок. Никакой пропорции оставлено не было: сколько ему нужно проглотить — верхушку, стебель, горсть?
Он решил положиться на удачу и устремился вверх. В лучах рассветного солнца — в такие часы на берегу не бывает вообще никого — водоросли тут же сникли и начали подтекать светлой жидкостью. Показалось, что времени на раздумья нет, и Гэвин в мгновенье ока проглотил мокрый клубок, который щекотно прошёлся по языку и горлу, прежде чем обжечь все тело сразу. Гэвина выгнуло и сжало, он камнем падал на дно, как будто в нем нет больше ни пузырька лёгкого газа. Он тонул долгие секунды, прежде чем открыл глаза и увидел далеко вверхусвет, играющий на поверхности с юным восточным ветром. Это было похоже на чешуйки хвоста Найнса — цвета и игра света, переливы и пластичность.
Открылись жабры. Ощущение было довольно странным — вроде нанесли сразу шесть порезов на шею и обожгли их льдом, но от этого в теле появилась лёгкость и желание действия, как будто Гэвина распаковали наконец, сняв заводскую плёнку. Лёгкость тянула его наверх и он подчинился, вынырнул и вдохнул действительно полной грудью, чувствуя себя далёким предком, только выходящим из воды и следующей ступенью эволюции, которой до совершенного существа не хватает только крыльев — и весь мир у его ног.
Мир был буквально у его ног уже сейчас — дворец Элайджи и его сыновей был ниже и левее, но налево лучше повернуть через пару часов. Он плыл со скоростью, которая явно выдала бы в нем модификанта, но рядом не было никого, кто бы мог воспользоваться измерительными приборами.
***
Найнс хотел выйти на берег к Гэвину, но не знал как. Те водоросли работали только в одну сторону, ни одна русалка бы ни захотела покидать море.
Но ведь одна покинула.
— Адалин! Адалин! Как ты вышла из воды?
— Великолепная и в пене, как подобает морскому существу. Мои спутники знали, что во мне человека меньше половины, и никто не взялся бы утверждать, что эту половину я не съела.
Найнс должен был испугаться или хотя бы насторожиться.
— Эти спутники? — он показал на двух ужасающих рыб, чьи хвосты напоминали русалочьи, но если русалка для вас — получеловек, полурыба, то спутники — полурыбы полурыбы. И обе половины — худшие.
— Да. Они были людьми и пожелали спуститься со мной. Как я могла отказать, зная, где растёт вишневая трава? Они пользовались ею слишком долго, а заметив изменения, только обрадовались — думали, станут правильными русалками и от них перестанут шарахаться как от призраков. Когда ребята поняли, что их ждёт — было поздно. Изменения необратимы, после того, как вырос спинной плавник.
— Но у тебя были ноги? Ты могла ходить по земле, а не перемещаться в гробу с водой на колёсиках?
— Да, конечно. Человек?
— Да. — Найнс смотрел вверх, как будто через километры воды можно было что-то увидеть. Образ стоял перед его глазами, напоминая, что ждёт там, наверху, вперёд и направо.
— Красивый хоть? — рассеянный кивок. — И ты, как положено, спас его от потопления?
— Спас, но он не тонул.
— Да уж, все русалки встречают своих людей одинаково. — Адалин замерла, вспоминая что-то. — Ладно, иди сюда. Подержи. Это надень на руку. Это мы сейчас смешаем, это не взболтай, аккуратно. Достань вон ту бутылку.
Адалин смешивала зелье, надела такой же обруч на руку, как тот, что секунду назад дала царевичу. Протянула зелье. Оно оказалось солёным и густым, ледяным и царапающим.
— Давай руку. В левой сожми бутылку — пробку мне. — Она обхватила Найнса за локоть, он повторил движение.
Адалин шептала слова зло и нервно, торопливо, будто за ней гнались. Обручи начали щипать кожу, холод зелья начал сходить, тепло расходилось и усыпляло Найнса, он покачивался на хвосте. Ему показалось, что где-то в нем есть то самое тёплое и мурчащее. И оно поднималось.
— Выдыхай его в бутылку! — Ада резко крикнула, после шёпота и мерных покачиваний Найнс успел лишь подумать, что выдохни он — и тёплое мурчащее покинет его. Он успел заметить, как Адалин вырвала у него бутылку и запечатала её. Найнсу было холодно и колюче. И он падал в пучину морскую, уже будучи в ней
***
Гэвин приплыл в пустой город. У него сводило всё тело от непривычных нагрузок, болели, кажется, даже те мышцы, которых не было, фантомный хвост или спинной плавник.
Он не знал, куда плыть дальше. Один из домов? Дворец? Где все? Гэвин решил осмотреться и на одной из окраин он нашёл ту самую «девятку». Она опять начала зарастать.
Все дома, в которые он заглядывал, были пусты, как будто город покинули в спешке.
Во дворце же наоборот, оказалось оживлённо, как никогда — и по поводу болезни царевича.
Охране было уже всё равно — через них сегодня прошёл весь город. Жители должны были вспоминать, где и когда они видели царевича, с кем и что он делал. Кто мог — предлагал целителям способы лечения, но пока без толку.
Уже в тронном зале на Гэвина обратили внимание.
— Человек! Вишневка!
В зале поднималась паника. Раньше таких — «вишневок» — встречали с интересом и оставляли у себя. Но после истории со спутниками Адалин, жертв водорослей чурались как чумы.
— Зачем вы здесь и кто рассказал вам про траву? — определённое сходство черт позволяло предположить что это — один из братьев-царевичей.
— Где Найнс?
— Отвечайте на вопрос.
— Коннор, да? Я здесь из-за Найнса и Найнс рассказал мне про ваши водоросли. Где он?
***
Адалин украла сознание Найнса. Сделала копию настолько грубою, что повредила оригинал. Теперь заточенный в своей памяти юноша метался от воспоминания к воспоминанию, но не мог восстановить событий и их последовательность. Он знал, что случилось перед тем, как он попал сюда, но не знал, чем вызвано падение. Никаких больше логики и объективности, которые Найнс ценил. Никакой структуры и системы. Никаких идей или мыслей. Репродуктивное воспроизведение и ни искорки.
Пока он не услышал голос. Голос был знакомым — Найнса унесло к воспоминанию о той ночи. Гэвин. Он рядом. Под водой. Фрагмент разговора о водорослях, о которых сам царевич узнал из вон той книги, маячащей сверху слева. Знание о запрете на эту информацию — водоросли опасны для людей и русалок.
Он приплыл.
Голос говорил о силе, держащей на плаву последние недели — иронично, правда — о свете, глазах и сеточке вен в перепонках на просвет. Найнс вспоминал и плыл вверх — на голос.
Останься! Дождись!
Когда Найнс открывает глаза, Гэвин не рядом, но всё ещё во дворце — за ним наблюдают целители и ждут появления плавника.
Когда Гэвина возвращают с прогулки по вновь живому городу, Найнс окружён толпой целителей и братьев, которые планируют в конце концов изгнать Адалин.
