Малыш и Карл

-Женечка, ты уже собрал вещи?- услышал я сегодня вместо будильника.         Продрав слипшиеся глаза, и очумелым взглядом уставившись на мать, я попытался понять, что она имеет в виду. -А мы что едем куда-то? -Опять двадцать пять!- мама всплеснула руками и ударила себя полотенцем по колену. – Еще две недели назад я говорила тебе, что в конце месяца мы поедем на нашу дачу с Ершовыми. Мог бы хоть что-то откладывать в своей памяти. -Ты мне ничего не говорила. -Я просила Карлика тебе сообщить. -Пфф… Карлика… нашла кого просить. -Так, в любом случае поднимай свое седалище и айда собирать вещи. -Пять минут. -Живо!- моя дорогая мама огрела меня скрученным полотенцем по голове.- Всю жизнь проспишь.         Ну конечно. На каникулах. В половину восьмого-то.         Я думал, что наша машина вполне себе вместительная. До того момента как в нее втиснулись проклятые Ершовы. Попытались втиснуться. После двух неудачных попыток утрамбовать на заднем сиденье четырех человек, одна из которых сошла бы еще за двух среднестатистических, Карл не выдержал. -Бать, ну может я на своей поеду. С мелким. -Вот еще. Вместе поедем. Влазь давай!         Когда на заднем сиденье в летнее время собирается большая потная толпа, единственное что может тебя спасти – место у окошка. Которое, минутой ранее, занял Карл. К моему величайшему сожалению третья попытка оказалась успешной. Обе двери захлопнулись, и я оказался в микроволновке, сжатый по двум сторонам братом и широкими, богатырскими плечами Танюшки. -Ну что, уселись?- бодренько поинтересовался папа со своего ВИП-места у руля. -Да, вроде,- пробормотала мама. -Угу,- скромно промычала Танюша. -Нет,- завопил я.- Это свинство! Мне нет места! Пусть он уберет свою руку! -Куда я тебе ее уберу?- моментально взвился Карл и перекинул правую руку через мое плечо. Да, так стало несколько свободней, но… Я был бы бесконечно счастлив неспешно катиться сейчас в раздолбанной колымаге Карлика. Со свежим воздухом и скрипом подшипников.         По приезду батя с дядей Пашей заправили костер палками и газетами – для шашлыков. Женщины рассматривали наш «огород». Два кустика вялых помидоров, да яблоня без яблок. А я под шумок утек на каменистый берег Волги. Пока мне не нашли занятия поинтересней.         Камнеметание – очень занятный способ провести время в компании пищащих чаек и шелестящих волн. Но необходимо больше практики. Больше трех прыжков мой голыш не осиливает.         Представьте: теплое солнце, ясное небо, воздушные облака – этакая безмятежность и ни во что не погруженность. Зеленые волны, несущие на себе тину и водоросли мирно нашептывают Лунную Сонату. Наверное, нелегко такое вообразить, но у меня хорошо с фантазией. Я отвлекся. Рыбы, изредка показывающие свою блестящую чешуей спину. Ты отрекся от мирской суеты, и впитываешь томную благодать природы. И тут на тебе. Приходит твой брат-остолоп и разрушает весь твой хрупкий едва-едва выстроенный мир странника-пустынника, уже готовившегося к обрезанию и уходу в монастырь. -А ты что, шашлык не будешь?- слышу я за спиной.         Замечу, что сам Карл с десяти лет мясо не ест. Не то религия не позволяет, не то тараканы в его голове не желают жертвоприношений. -Лопатку видел. С пляжа бежала, злая - как черт. Наверняка дуршлаг ей плавки опять стаскивал.         Я резко обернулся с радостными глазами, как у ученого, только что подтвердившего свою гипотезу. -А я всегда знал, ЧТО ты куришь! -Ты склеротик не просыхающий. Лопатка – Аська Лопаткина, а дуршлаг – Диман Василенко.         Ну да, что это я. Наши соседи по даче, так сказать товарищи по несчастью. С Лопаткиной все понятно, а вот история присудившая Димычу такую чудную кличку довольно забавна.         Тогда мы все были совсем мелкими. Мне и Аське по пять, Карлику, тогда еще соответствовавшему своему имени, восемь, а Димке – семь. Ясное дело, что эти двое считались непревзойденно крутыми. Как же – школьники! А мы кто? Мелочь детсадовская. А суть истории той, в прекрасном августовском вечере, в который мы изволили играть в волейбол, как взрослые ребята на пляже. И случилось так, что потрепанный футбольный мяч, наставивший нам немыслимое количество синяков, залетел в сад самому грозному дядьке на нашей улице, по искушенному чувству юмора некоторого товарища названной «Рублевка». И отважный бутуз Димка, проигравший в Камень–Ножницы–Бумагу, бесстрашно полез к местному Кощею. И вернулся. Красный. Взлохмаченный, с горящими ушами и… мокрыми штанами. Вот с тех пор мы и зовем его - Дуршлаг.         Я рассмеялся детским воспоминаниям и тут же был раздосадован нелепым поступком брата. Этому мудиле пришла в его стоеросовую башку блестящая мысль поцеловать меня в висок, притягивая к себе, как магнит иголку. -Да ты что, офигел, что ли?- знаю, когда я злюсь, мой запас слов становится крайне скудным. Не внявшему праведному гневу моему был послан увесистый тумак и ссылка в зеленые воды реки-Волги, с каменей, на коих мы сидели. -Да нет, Малыш, это ты офигел,- угрожающе прошипел Карл, выкарабкиваясь из пут водорослей.- Плохо тебе что ли? Кактус недотрахнутый. Недотрожка белозадая. -А сам то?! Педик инквизированный! Тоже мне, преподаватель бессловесности и стональности! В постельных тонах… Иди и Танюшку обласкай. Ей понравится. То-то вы так долго болтали тогда на кухоньке! Поздравляю! Ты нашел свое счастье! А я тебе не подстилка, и не тяни больше ко мне свои грабли! -Ей ТЫ запал в душу,- злобно усмехнулся Карл.- Счастья вам и мальчиков. А на счет меня не волнуйся – слова тебе ласкового не скажу. Никогда.         С тем и удалился герой феерической сцены «Белые и голубые». И долго после вслед неслись ему слова бранные, да камни вострые. И да примет бог его душу. Гомосек мерзостный. Пакостник блудливый. Нежности какие. Никогда… Переживу, не велика потеря. Никогда… Ну и слава небесам. Черт его знает, с кем он до меня «чпокался». А вдруг он мне ВИЧ какой-нибудь занес? Убью, паразита.         Собственно, таким образом, я и подписал себе приговор, в шапке которого значится: «Невежественному и не толерантному Малышу присуждаются кары жестокие и изощренные, от оклеветанного и без порочных намерений оскорбленного Карлика Батьковича.» То ветку костлявую в лицо ткнет, то крапивой пощекочет, то банку с червями над головой опрокинет. И все чисто случайно, непреднамеренно, неумышленно. Как будто я заслужил?!         Но основные приключения ждали меня, когда все взрослые уехали за водой с пятилитровыми бутылями к роднику. Три раза. Три. На моем пути «неожиданно» вырастали грабли. В самых неожиданных местах. Прокачанные попались, повезло. Самоходные. Но наибольшее впечатление на меня произвела дохлая крыса в рюкзаке. Да причем, давно издохшая, подгнившая и с соответствующим запашком. Не поленился, гад, к Лопатке в подвал сгонять. Детский сад, штаны на лямках.         В общем и целом все шло цивильно и миролюбиво, до тех пор, пока моему мучителю не приспичило сварганить чай. Я на лавке, под навесом, сидел и ничего не подозревал. Как «вдруг» на меня, опять же, абсолютно ненарочно пролился ошпаривающий кипяток. -Ой! Я случайно. Извини,- почти с раскаянием прощебетал Карл. -Да ты больной,- завопил я дурным голосом, вскакивая и оттягивая обжигающе горячую одежду.- Псих! Ты убьешь меня теперь, да?! Ну, так давай сразу и быстро! Задолбал! Мститель, твою мать!- орал я уже во всю глотку. Мне стало так обидно, за незаслуженно жестокое наказание, что даже слезы навернулись.         Хлопанье дверьми и легкий рокот движка оповестили о прибывших родителях и гостях. -Да я случайно! Правда!- совсем искренне оправдывался, неожиданно смущенный Карл. -Иди ты к черту, Мистер Случайность 2013,- огрызнулся я и уже, обливаясь горькими несдерживаемыми слезами, страусиным шагом кинулся в единственное место, где можно было уединиться в этом муравейнике – на чердак.         По пути, на ее же горе, мне попалась Танюшка и я, будучи в растравленном состоянии, и ей отвесил «пару ласковых». -Что ты уставилась? Жиропромежность махнатская!         Не прошло и пары минут, как в мое одинокое рыдание ворвался с воплями матроса из каюты корабля терпящего крушение братец: -Малыш! Стой, Малыш! Подожди! -Что тебе надо-то еще? Ты, кажется, уже отмстил за свою отвергнутую нежность! Ну и иди себе. -А что,- издевательски пропел Карл.- Без нее, без нежности-то ты, я смотрю совсем раскис. И физиономия у тебя какая-то унылая и настроение пессимистическое. -Молодец. Смешно. Хвалю и аплодирую. А теперь проваливай.         Карл с видом ценителя окинул мою опухшую физиономию взглядом. А я старался запрятать ее куда подальше, от вездесущих глаз этого обормота. Ведь дразниться потом будет, не откупишься.         Я не знаю, как объяснить свои действия. Я и хотел бы сказать, что виной тому спиртные напитки, но ведь не распивал я их давеча. А сделал я ничего особенного. Всего лишь то же что и Карл днем. Подошел. Взял. И обнял. Это как пришел, увидел, победил. Только потом стыда не оберешься. Хотя, если быть откровенным, мне даже понравилось. Не так уж и противно. А теплые руки Карла, кольцом сомкнувшиеся за моими плечами и его, как и всегда, спокойное расслабляющее дыхание, вроде как и приятно. -А мы тут, бать, миримся,- бодренько вырвал меня из неправильных мыслей брат, похлопывая по спине. -Замечательно. Мириться – это дело хорошее,- как то подозрительно ответил папин голос.- А вот кто мне скажет, почему наша гостья уже десять минут как слезы льет? Ну, оболтусы? Кто из вас смелый?         Карл отлепил меня от себя и, плюхаясь на расстеленную, прямо на полу постель, довольным, сладким таким голосом промурлыкал: -Мелкий скажет. Мелкий смелый. Да, мелкий?         А что я? Ну как мне объяснить отцу, что эта девчонка просто попала под горячую руку? А скажу прямо – попаду я. И не под руку, а под ремень с тяжелой бляшкой. И не весь я, а отдельная моя часть…