***
Через чур громкий звон гонга, отзывающийся болью в голове, оповестил о начале занятия. Гарри до этого момента даже не замечал, насколько сильно болела его голова из-за очередной бессонной ночи, проведённой за размышлениями. Почти всё свободное время Поттер проводил в библиотеке, садясь за самый дальний стол — туда, где обычно пряталась от всего мира Гермиона. Он выбирал необходимые для проектов и сообщений книги и с головой зарывался в пергаментах. А потом он возвращался в подземелья. Все оставшиеся старшекурсники даже не пытались сделать вид, что всё в порядке. Гарри редко подолгу находился в гостиной, поэтому практически сразу же переступал порог спальни, где теперь были лишь они с Теодором. Иногда он приводил Дафну. Они разговаривали. Им всем было непривычно находиться в компании друг друга, но барьер разрушался. Не так быстро, как это произошло у Гермионы. Но у неё была другая история. За эту неделю он ещё раз смог пересечься с Невиллом в Большом зале на завтраке, но довольно быстро ушёл на уроки, извиняясь перед гриффиндорцем за спешку и высказывая свои надежды на то, что они смогут организовать встречу на выходных. Сложнее, чем со слизеринцами, ему было строить диалог с Невиллом. Потому что на задворках сознания всегда возникал вопрос, стоит ли его впутывать в эту историю. Нужен ли он в этой яме грязи, которая постоянно бурлит и пополняется различными помоями. Гарри неохотно зашёл в класс, садясь за последнюю парту. Его сумка приземляется на соседний стул, что показывает всем — терпеть соседа, по крайней мере, на этом занятии он не собирается. Теодор и Дафна садятся перед ним, при этом тихо шепчась. Теодор мрачно взирал на Дафну, в то время как она эмоционально всплеснула руками и отвернулась от него, раскладывая необходимые принадлежности на парте. Гарри не видел лица Тео, но предполагал, что тот состроил угрюмую гримасу. У них было сдвоенное с Когтевраном ЗОТИ. Поттера вполне устраивал этот факультет, если бы только не Дюпре. На самом деле, первое полугодие он особо не цеплялся за новых фигур в классе. Ему было всё равно. Единственное известное об этой девушке было лишь то, что на её счету были неоднократные конфликты с Гермионой и со слизеринцами в целом. Кроме Малфоя. Потому что, как он мог припоминать, она была влюблена в него. Удивительно, как с его репутацией эти девчонки продолжали вешаться на шею. Он игнорировал эту когтевранку, пока не обнаружил, что её голос невероятно раздражает. А то, с каким неприкрытым высокомерием и зазнайством она озвучивает заученные определения из учебника просто выводит из себя. Ему захотелось ухмыльнуться от иронии данной ситуации. Ведь когда-то слизеринцы точно так же думали о Гермионе. — Я не буду делать вид, что войны не было, — начал профессор, опираясь на край своего рабочего стола, где были накиданы стопки пергаментов и учебных пособий по разным курсам, — поэтому не ошибусь, если скажу, что многие из вас сталкивались с таким заклятием как Империус. Никто не среагировал на эту реплику. — Допустим, — сказал парень с соседнего ряда. — Кто расскажет нам более подробно...О, мисс Дюпре, прошу, — профессор даже не договорил фразу, как её рука подскочила вверх. — Это Непростительное заклятие полностью подчиняет волю человека тому, кто наложил его. Иногда Империус называют заклятием Подчинения. Но, заклинанию Империус можно противиться, не поддаваясь ему, несмотря на то, что оно уже наложено на вас. — И каким же способом можно противостоять Империусу? — Если у волшебника достаточно сильная сила воли, духа и самовнушения, то он может воспротивиться. — Ещё большего бреда я не слышал, а ведь я был на уроках идиота Хагрида, — по классу прокатилась колкая реплика Теодора, который, абсолютно не впадая в замешательство от того, что это слышали все, спокойно откинулся на спинку стула, насмешливо глядя на Дюпре. Слизеринцы засмеялись. Когтевранка резко развернулась, смотря с первой парты на Нотта убийственным взглядом, полным возмущения. Поттер издал смешок от того, как нелепо это выглядело, и она не поскупилась стрельнуть глазами и в его сторону. — У вас есть своё мнение по этому поводу, мистер Нотт? Может объясните нам, почему вы считаете ответ мисс Дюпре ошибочным. Тео хмыкнул. Поттера всегда забавляло то, как Теодор невероятно быстро умеет переключать свои личности. Он мог быть тихой мышью, прячущейся в пыльном углу за учебником Зельеварения, пока не окажется, что на самом деле он та ещё ядовитая змея. — Для того, чтобы противостоять Империусу, нужно нечто большее, чем обычная сила воли и твёрдый характер. Как минимум, базовые навыки окклюменции. — Многие сильные волшебники не способны совладать с окклюменцией без стали внутри. — Ты это в учебнике вычитала? Дюпре нахмурилась от презрения, вложенного в этот обычный на вид вопрос. Немногие поняли, что после её ответа последует оскорбление с его стороны. — Естественно. И я точно знаю, что... — Что это всё херня. Сразу видно, что ты никогда не испытывала это на себе, — небрежно кидает Нотт, ухмыляясь от того, как когтевранка чуть ли не подпрыгивает на месте. Дафна аккуратно прикасается к его предплечью и сжимает, впиваясь коготками в рукав рубашки, будто предостерегая от лишних слов и действий. Но Нотт не сбавляет напора. — Мистер Нотт, следите за языком. — Непременно, профессор. Просто сложно сдержать порыв нецензурной брани, когда ничего не смыслящий в данной теме человек нагло пытается доказать обратное. Поттер наблюдает, как Айра краснеет от злости. И, Мерлин, он был за Теодора всеми руками и ногами, потому что его слова являлись кристальной правдой. Конечно, сила воли играла свою роль в окклюменции, но её можно было натренировать при особом желании. — Я больше чем уверена, что характер помогает противостоять Империусу... — её вновь перебивает, но уже не Теодор. — Перестань нести околесицу, — "полную херню", — ты никогда не сможешь бороться с любым воздействием на разум, если не знаешь элементарных азов окклюменции. Когда в твоей голове рыщет опытный легилимент шанс выгнать его только потому, что ты так хочешь, ничтожно мал, — жёстко отрезает Поттер, и все сразу переводят свои взгляды на него. Потому что обычно он молчит. Обычно он старается не высовываться, но эта девчонка так его раздражала. А Теодор был единственным, решившимся озвучить по-настоящему правильные вещи, и он хотел его поддержать. — Мистер Поттер, мистер Нотт, ваше мнение не столь распространено среди студентов, нежели мнение мисс Дюпре. — Заученное из учебника определение едва ли может считаться мнением, — язвительно прокомментировал Нотт, и Дафна оттягивает его рукав, но он вовсе стряхивает её руку. Что у них произошло? Гарри начал подозревать, что слизеринец просто встал не с той ноги сегодня утром. Но это шоу было действительно увлекательным, поэтому по венам растекался непреодолимый азарт, который взбадривал его. Дюпре снова нахмурилась и сузила глаза. — Я готова на практике доказать, что характер и воля могут быть способны на многое, — вдруг выпалила она. — Сомневаюсь, что даже это ты имеешь. — Мистер Нотт, будьте любезны не раскидываться оскорблениями, — исключая грозный тон профессора Лэндона, можно было сделать вывод, что он вполне удовлетворён происходящим. Ему было любопытно, на что способны эти дети. — Мисс Дюпре, прошу на подиум, — он махнул рукой в сторону небольшого помоста, который использовал, когда по необходимости демонстрировал разные заклятия. — Вашим противником и, по совместительству, атакующим будет мистер Поттер. Гарри чуть не расплылся в победной улыбке, уже зная, какой будет итог. Его окклюменция была плачевна по меркам многих, но этот провал с лихвой возмещала легилименция. Когда они скитались по лесам в поисках крестражей, Гермиону всегда одолевала паранойя. Она боялась, что Волан-де-Морт сумеет влезть в её голову, используя нити связи с Чёрной меткой, и обнаружит их местонахождение. Поэтому они тренировались столько, сколько им позволял выдержать собственный организм. Гарри трудно было выстраивать внутренний щит, потому что в те моменты его череп был готов расколоться на кусочки. Связь с Волан-де-Мортом в те времена достигла апогея и огораживать своё сознание было невозможно, потому как оно принадлежало не только ему. Но вот врываться в чужую голову он умел. Это было легче, чем скрывать. Хотя, у Гермионы это всё ещё вызывает трудности. Она как-то сказала, что скорее всего, у него большая предрасположенность к тому, чтобы видеть и забирать, чем пытаться сокрыть. Они поднялись на помост. Дюпре приняла оборонительную позицию и дерзко улыбнулась. Боевой настрой мало чем ей поможет. — Начинайте, мистер Поттер. Гарри кивнул и обратил всё своё внимание на Дюпре. Она немного опешила, когда он вперился в её глаза, тщательно обследуя каждый блик и потусторонние вкрапления различных цветов. Он навёл на неё свою палочку и, еле шевеля губами, произнёс: — Легилименс. Поттер уже и забыл каково это, когда шаришься по чужой голове. Её разум спокойно впускает его. Воспоминания одно за другим накладывались друг на друга. У Гарри не было точной цели, поэтому он в произвольном порядке начал пролистывать воспоминания. Будто какой-то огромный том разорвали на части и теперь ты старательно ищешь каждый кусок и восстанавливаешь страницы с нуля. Он чувствовал отголосок сопротивления. Дюпре старалась выгнать его, но едва ли получалось. Спустя дюжины ненужных бумажных отрывков Гарри обнаружил что-то действительно интересное. Что-то, что эта девчонка пыталась затолкать в глубины памяти. День, когда в Хогсмид пожаловали Пожиратели. Когда он приступил к просмотру, то Дюпре начала паниковать. Она судорожно пыталась сделать хоть что-то, что могло бы отвлечь его. Но Гарри был непоколебим. Теперь он был твёрдо убеждён в том, что обязан добраться до этого воспоминания. Дюпре, поняв его намерения видимо вспомнив написанные в пособиях по окклюменции слова, постаралась выстроить бетонную стену, которая уберегла бы воспоминания. И Гарри позволил ей сделать это. Позволил верить, что он отступает. Чтобы с громких треском сломать эту стену. Это заставило Дюпре сдавленно охнуть и схватиться за голову, от чего по классу прокатился гул встревоженных голосов. Она не ожидала, что он с такой силой вторгнется во второй раз. Гарри безошибочно отыскал это воспоминание. Она стояла относительно недалеко от хижины. Не понятно, чего она ждала. Или кого. Гарри заметил двух человек в чёрных плащах, которые с расстояния, где стояла Дюпре, казались просто размытыми силуэтами. Но тот, кто выходил после них, был слишком легко узнаваем. Хотя, признал Гарри, если бы не выскочившая рыжая прядь, он бы сравнил фигуру Джинни с теми же силуэтами в мантиях. Когда на всю деревню протрубила сирена, она поспешила оттуда. Гарри вышел из её головы. Дюпре всё ещё приходила в себя, её взгляд был затуманен. Она тряхнула волосами, пошатнулась. — Как я и думал, — хмыкнул он. — Твой характер такая же бесполезная вещь в окклюменции, как и учебник Трансфигурации на Зельеварении. Поттер сошёл с помоста и сел обратно на своё место. — Спасибо за демонстрацию, мистер Поттер. Мисс Дюпре, присаживайтесь, — Айра только сейчас сдвинулась с места. Она выглядела оскорблённой. Очевидно когтевранка настолько была уверенна в своей победе, что даже и малейшей мысли о проигрыше не возникало. — Итак, сейчас вы видели, что свой разум вы не особо сумеете защитить одними лишь надеждами и молитвами. Считайте данное представление вводным для нашего сегодняшнего занятия, — профессор увеличил доску и заставил её переместиться на середину класса. После взмаха палочки на доске белым мелом начала выводиться тема. — Мы с вами начинаем довольно объёмный раздел этого года. Наш разум и всё, что с ним связано. Гарри внимательно слушал профессора и совершенно не заметил, как занятие прошло. Ученики кинулись на выход, а профессор едва успел выкрикнуть домашнее задание. Гарри хотел было поторопится на следующее занятие, но воспоминание Дюпре заставило его помедлить. Она с лёгкостью могла догадаться, почему именно это воспоминание его заинтересовало. Потом останется лишь свести концы с концами и всё. Её надо было убрать с пути. Она могла стать впоследствии их очень большой и неприятной занозой в заднице. Гарри следил за тем, как яростный поток учеников уносит её всё дальше, и когтевранка тонет в океане разноцветных галстуков. Он решит, что с ней делать, но обязательно обратиться за помощью.***
Гермиона продолжала навещать Малфоя ещё несколько дней после её откровенного признания. В основном их времяпрепровождение ограничивалось нетронутым безмолвием, которое нарушал иногда капающий за окном дождь. Драко быстро поправлялся. На самом деле, его рана уже затянулась и вся проблема состояла лишь в физической слабости и скором изнурении. Но он принимал хорошие и достаточно действенные целебные зелья, так что отшельничество в собственной комнате уходило из привычного образа жизни. Каждый вечер он позволял ей брать книги с полки его стеллажа и устраиваться возле камина. Гермиона старалась погрузиться в чтение. Она могла бы не ходить к нему, потому что он поправился достаточно, чтобы самостоятельно справляться без угрозы задеть больную ногу и тому подобное. Но Малфой не выгонял, когда Грейнджер вновь и вновь оказывалась на пороге его комнаты. Перед уходом она всегда ставила книгу на место, задерживая долгий взгляд на колдографиях, где он был со своей семьёй, и уходила, обязательно напоминая о том, чтобы он не забыл выпить зелье перед сном. — Ваши отношения это живая пытка, — критикующе высказалась Паркинсон, делая щедрый глоток эльфийского вина из своего фужера. Гермиона покачала головой, пряча глупую улыбку, отпивая алкоголь. Панси бесцельно листала "Пророк", когда Грейнджер нашла её в одной из огромного множества гостиных Малфой-мэнора. Сейчас выпуск горел в камине, там, где по мнению многих, ему было самое место. А они начали беседу обо всём и ни о чём. — Это мой жизненный девиз, Панс. "Зачем обязательно идти прямо, если можно обойти". Паркинсон цокнула языком, заправляя за ухо выбившуюся прядь смоляных волос. — Это невероятно глупо, — Грейнджер громко фыркнула. Будто Панси могла сказать что-то другое. — Серьёзно, Грейнджер, ты невероятно долго тянешь. Но, признаться, Драко стоит того, — Грейнджер вопрошающе приподняла бровь. — Он сложный человек и, Слазар знает, сколько раз я была готова вырвать его язык и засунуть ему в задницу. Или скормить его кальмару, плавающему в Чёрном озере. Но Драко преданный друг и партнёр, поэтому когда Астория изменила ему, — её голос наполнился злобой, — я не тронула её лишь из-за Дафны, потому что она защищала эту суку. Хотя уверена, Дафна сама бы прошлась своими милыми туфельками по её лицу, — закончила Панси, и они обе рассмеялись. Алкоголь развязал Панси язык и теперь она не ограничивала себя в выражениях. Она не особо делает это и в трезвом состоянии. Паркинсон вытянулась на диване, откидываясь на спинку. Она только открыла рот, чтобы что-то сказать Гермионе, но тут же замолчала, глотая фразу, потому что заметила что-то за спиной Гермионы. Или кого-то. На губах Панси растянулась довольная ухмылка. И она, не смущаясь, подмигнула стоящему сзади человеку. — У тебя защемило лицевой нерв, Паркинсон? — Гермиона не видела его, но тело тут же отозвалось бурной реакцией на его голос. Вино сделало своё дело. Она не может осуществлять тщательный надзор над всеми чувствами и эмоциями, что сейчас нахлынули на неё. — У меня хотя бы лицевой, а у тебя явно мозговой защемило. При чём уже очень давно, — кольнула она в ответ, с самодовольной улыбкой отпивая содержимое фужера. А когда с его стороны слышен усталый вздох, то Панси и вовсе победно вскидывает бровь. — Моя девочка, — сказал Забини, заходя вслед за Малфоем. Он, в отличие от Драко, располагается на соседнем от Панси кресле и с картинным разочарованием осматривает их одиноко стоящую бутылку вина. — Леди, вы меня огорчили. Пьёте без нас, так ещё и это. Может вам сразу сливочное пиво принести? Или нет, я понял, вы решили вспомнить лекцию Макгонагалл о вреде алкоголя. — Не угадал, Забини. Теряешь хватку, — ответила Панси. — Чтобы ты знала, дорогая, моя хватка всегда в... — Без подробностей, Забини, — оборвал его Малфой. — Грейнджер, на пару слов. Она затылком чувствует его напористый взгляд и гадает, не встали ли там её волосы дыбом. Гермиона встала с дивана и проследовала за ним. — Не забудьте предохраняться! — крикнул Блейз, начиная смеяться. Гермиона закатила глаза одновременно с Драко. Малфой взял её за руку и трансгрессировал в свою комнату.***
Гермиона немного пошатнулась от неожиданности перемещения. Драко всё ещё продолжал держать её руку, нежно поглаживая большим пальцем костяшки. Он избегал её взгляда и молчал. Грейнджер слышала, как в камине трещали поленья, а за окном шумели деревья. Драко потянул её на себя и, бережно обхватив за талию, обрушился на её губы чувственным поцелуем. Гермиона не сопротивлялась. Она открыла рот, позволяя его языку сплетаться со своим. Его рука аккуратно приподняла её подбородок так, чтобы она посмотрела в его глаза. Радужки потемнели от желания, а щёки немного раскраснелись. Гермиона почувствовала сладостную тяжесть в низу живота, когда Малфой оттянул её губу и безболезненно прикусил. Она издала стон блаженства. Его губы оказались мягче, чем она себе представляла, на них чувствовалась лаванда, по всей видимости являющаяся компонентом лечебного зелья, которое он принял. Он спустился ниже, оставляя короткие поцелуи на шее, иногда засасывая неопределённые участки кожи. Гермиона откинула голову назад, открывая ему больший доступ, пока сама сжимала ткань его чёрного свитера, удивляясь, как материя ещё не порвалась. — Ты прекрасна, — прошептал он ей в ключицу, ловко расстёгивая пуговицы рубашки, которая являлась ненужным барьером между их телами. Гермиона стянула с него свитер. В свете огня она может увидеть крошечные шрамы, оставленные Гарри на шестом курсе. Она любовно дотрагивается до самого крупного из них, после чего проводит по нему языком, чувствуя, как Драко сжал свою ладонь на её пояснице. Он наблюдал за ней, за её языком, скользящим по голой коже его торса и груди. Из его горла вырвался приглушённый вздох. Гермиона подтолкнула его в сторону кровати. Он сел на край, позволяя ей оседлать его. Гермиона вовлекла его в новый поцелуй, на этот раз запуская руку в его светлые волосы, от которых отблесками отражался свет пламени. Теперь, заместо того, чтобы просто позволить ему сводить её с ума своим языком, Грейнджер борется за первенство, хотя понимает, что он никогда не уступит. Малфой кладёт свои руки на её бёдра, сжимая, когда Гермиона окончательно освобождается от рубашки и кидает её в сторону, оставаясь лишь в чёрном кружевном лифчике. — Я так хочу трахнуть тебя, Грейнджер, — томно прошептал он с хрипотцой прямо ей на ухо. Гермиона напряглась от мучительного ожидания. — Так чего же ты ждёшь, — игриво ответила она, склоняя голову вбок. Малфой, не отрываясь, следит за каждой пробежавшей по лицу эмоцией. Она чувствует, как холод, исходящий от пальцев Драко, прокрадывается от поясницы прямо к застёжке лифчика, и спустя секунду кусок кружевной ткани слетает с её груди. Гермиона чувствовала себя комфортно рядом с ним даже в полуобнажённом состоянии, даже когда он рассматривал её тело. Драко протянул руку и убрал кудряшку с её лица, которая настырно лезла в глаза. Сердце Гермионы делало такие кульбиты, на которые не был способен ни один игрок в квиддич. Её переполняла лёгкость. Она положила свои руки на его плечи, прикасаясь кожа к коже. Он задерживает дыхание, когда её грудь касается его. Этот момент кажется кульминационным, несмотря на то, что впереди их ожидает намного больший контакт. Но именно это заставляет задыхаться. Гермиона вновь тянется за поцелуем. В этот раз более эмоциональным, страстным. Она впивается в губы, целует его шею и горло, а затем кадык, когда замечает, что он сглатывает. Гермиона задумалась на мгновенье об этой его реакции, но этой секунды хватило, чтобы Драко расстегнул пуговицу на её брюках-палаццо, и дав ей стянуть их с себя, посадил обратно на свои бёдра. — Боже, — протянула Грейнджер, почувствовав промежностью его выпирающий член, обтянутый тканью брюк. Малфой самодовольно хмыкает. Он не спеша прижимается губами к её груди. Одна ладонь ложится на задницу, в то время как другая ласкает грудь. Его язык обводит ореол затвердевшего соска — у Гермионы всё сжимается. Он взял его в рот, посасывая. Грейнджер выгибается навстречу его губам. — Ты такая податливая, — говорит он, отрываясь. Полностью сконцентрировавшись на его горячем языке, она не заметила, как рука Драко, свободно разгуливавшая по всему её телу, теперь оказалась там. Господи Иисусе. Его пальцы начинают поглаживать её сквозь ткань трусиков. Они порхают по промежности, заставляя её упиваться сладостной истомой. Малфой стимулирует её сквозь ткань нижнего белья, и Грейнджер понимает, что кончит, стоит только ему набрать темп. — Ты невероятно мокрая, Грейнджер. Это сводит меня с ума, — его грязные разговорчики приумножают возбуждение в сотни раз. Малфой отодвигает ткань трусиков и касается клитора. — Ты девственница? — спрашивает он, и Гермиона нетерпеливо качает головой в отрицательном жесте, потому что боится, что если начнёт говорить, то её голос просто сорвётся. Кажется, её ответ поменял его некоторые планы, потому что глаза Малфоя наполнились животным желанием. Драко входит в неё двумя пальцами, и она утыкается ему в шею. Стенки влагалища сжимают его. Гермиона чуть привстаёт, чтобы он смог проникнуть глубже. Малфой наращивает темп, трахая её своими длинными пальцами, в то время как она громко стонет и царапает его плечи. В процессе он добавляет третий палец. Гермиона больше не может держаться, когда его губы обхватывают набухший сосок. Она издаёт громкий стон наслаждения и кончает, прижавшись к его груди. Они оба глубоко дышали, слушая биение собственных сердец. Гермиона нежно прикоснулась губами к тому месту, где от её ногтей начали выступать розоватые следы. Из-за бледности его кожи покраснения кажутся ещё более яркими. Она взглянула на него из-под ресниц, и Драко ободряюще ей улыбнулся. Он подхватил её, они продвинулись на середину кровати. Гермиона снова оказалась сверху, помогая Малфою стянуть брюки с боксёрами. Драко не даёт ей опомниться и переворачивает на спину, меняя их местами. Малфой рывком снял с неё трусики и провёл рукой по складочкам. Она вздрогнула, практически хныча и поддаваясь бёдрами навстречу. Малфой опустился между её широко раздвинутых ног, осыпая внутреннюю сторону бедра поцелуями, продвигаясь всё ближе к горячей промежности. Она видела его светлую макушку, его опьяняющий взгляд, с которым он посмотрел на неё прежде, чем его язык прошёлся вдоль половых губ, заставляя выгнуться в пояснице. Драко начал посасывать клитор и одновременно с этим ввёл в неё два пальца, от чего тело Гермионы задрожало. Она отдалась в его власть. Его язык мог отправить её на другой свет, если он так и будет продолжать дразнить её половые губы. — Пожалуйста, — умоляла она. Малфой довёл её до грани, но в тот момент, когда влагалище начало бы сокращаться, он отстранился. Гермиона почувствовала, как он приставил головку пульсирующего члена к её входу и резко вошёл. Они оба захлебнулись в ощущении близости. Драко сразу же нарастил нужный темп, вдалбливаясь в неё. Гермиона издавала хриплые вздохи, когда он входил в неё всё глубже. Драко притянул её к себе, продолжая двигаться внутри. Грейнджер успела прикусить его губу прежде, чем он развернул её спиной к себе и поставил на четвереньки. — Боже, Драко... — он провёл рукой по позвоночнику, вызвав табун мурашек. Драко схватил её за талию и притянул к себе так, что она могла чувствовать его торс своей спиной. Его пальцы начали поглаживать сосок, а он сам целовать её шею. Гермиона лихорадочно стонала, когда Малфой, хрипя, насаживал её на свой член, иногда поглаживая клитор. Комната наполнилась звуками шлепков их тел. Грейнджер сжала шёлковые чёрные простыни, когда он делал заключительные толчки. Жёстко и медленно. — Грейнджер, я сейчас... Драко несильно сжал её грудь и толкнулся внутрь, заставляя их обоих кончить и бездумно упасть на простыни. Они восстанавливают сбившееся дыхание. Гермиона вытирает пот со лба и находит рядом с собой руку Драко, крепко сжимая. Он сжимает в ответ, поворачивая голову в её сторону. Её щёки горят огнём, а янтарь в глазах светится ярче июльского солнца. Она открыто улыбается ему и прижимается, устраиваясь поудобнее. И Драко вдруг неожиданно осознаёт, что не может больше представить любую на её месте сейчас. Никто кроме неё больше не сможет так же лежать в его кровати, целовать его, даруя бешеные эмоции, и засыпать, прислушиваясь к ритму его сердца. — Мне кажется, я влюбляюсь в тебя, Гермиона.