Опальная княжна

      — Что именно ты тогда загадала? — с любопытством спросил Регис, когда они ехали, покачиваясь в седле, и Катарина впервые в жизни сидела в нем по-мужски. Это оказалось необыкновенно удобно и как будто бы — совершенно правильно.       — Загадала?       — В тот раз, когда обратилась к ворону?       Катарина поерзала в седле, стесняясь вопроса.       — Я почти уже и не помню, — она поморщилась, нехотя вспоминая, а затем нараспев произнесла: — Ворон-воронушка, упаси меня от черной судьбы с нелюбимым и пошли мне знак ко спасению. Дай мне свои крылья, чтобы я могла улететь так же, как и ты, далеко-далеко, где меня никогда не найдут, — она не стала добавлять ту часть, где она также в красках расписывала надежду встретить своего суженого, посчитав, что это было бы совершенно не к месту.       — Не могу сказать, что он не выполнил твоей просьбы.       — Может, и так. Только… нескладно это вышло. Я думала, что меня никто не слышит, кроме птицы, а под окнами оказался ужасный лысый дядька. Он странно на меня посмотрел, усмехнулся так мерзко, что я подумала — обязательно доложит маменьке, и потом всю ночь не спала от беспокойства. Я напрасно переживала. Он ничего не сказал, и когда мы встретились утром за завтраком, оказалось, что это посланник Габсбургов. Гюнтхер или Гунтер, не помню уже…       Регис покивал в ответ и ничего не сказал. Он пребывал в сумрачном настроении с самого последнего вечера, когда они вдвоем наткнулись на стаю воронов — большую мрачную тучу, будто состоящую из беспорядочно летящих черных тряпиц. Вороны пронеслись над ними с устрашающим карканьем и, заложив крен на запад, скрылись за холмами. Регис еще долго смотрел им вслед, а Катарина украдкой перекрестилась.       — Очень скоро мы окажемся в Нойнройте, — сказал он в пустоту.       — Где?       — О… — Регис обернулся, с некоторым удивлением обнаружив подле себя Катарину на соловой крапчатой лошадке, будто в первый раз увидел. — Это… Это крупный город в Метинне, в провинции Нильфгаарда. Довольно богатый и большой, хоть и не превосходит размерами Новиград.       — Мы направляемся туда?       — Да, — Регис усмехнулся. — Мы направляемся туда.       Катарина смутилась в ответ на лукавую улыбку, но упрямо поджала губы и слегка кивнула.       Они провели в путешествии неделю, отправляясь в путь на рассвете или двигаясь за несколько часов до наступления сумерек — избегали губительной невыносимой жары, о которой княжна читала только в книжках, но даже так едва ее переносила. По заверению Региса, в этих землях такой климат не был необычностью, скорее, в нынешнюю пору сталось даже прохладнее, чем в прежние сезоны.       Поначалу Катарина чувствовала себя неуютно в мужской одежде и всякий раз настороженно искала осуждения во взглядах проезжающих мимо людей, но тем не было до ее переживаний никакого дела. А потом оказалось, что: рубашка отлично заменяет корсет; в штанах не нужно переживать о задравшемся подоле или испачканном подъюбнике; а жара и вовсе в такой одежде переносится куда легче.       — Нойнройт — крупный город, — со вздохом повторила Катарина, украдкой утирая с загорелого лба пот. — Разумно ли мне ехать туда, коли меня ищут?       — В сутолоке затеряться проще, чем на просматриваемой дороге или в деревне, где все друг друга знают, — возразил Регис, который выглядел столь же свежо и покойно, сколь и утренняя роса на листьях медуницы. — Но по нашему следу уже давно не было преследователей, а потому — бояться нечего.       Он благоразумно умолчал о том, как вложил оглушенным солдатам в головы мысль об отбытии Катарины в совершенно противоположном направлении, а она сама не стала спорить, безоглядно доверяя спутнику, что еще ни разу не предал ее наивного доверия.       Однако, чем ближе они были к цели — тем меньше Регис вдавался в разговоры и объяснения, лишь устало хмурясь, когда думал, что на него не смотрят или, быть может, попросту забывал про свою спутницу. Она же, в свою очередь, нервно кусала губы, размышляя о том, что станется с ней самой, когда Регис доберется до искомого и распрощается с ней. Разумеется, безупречно вежливо, но безвозвратно.       — Вы чего-то боитесь? — спросила она напрямик, когда Регис, приложив ко лбу ладонь, несколько минут вглядывался вдаль, а потом нахмурился еще сильней.       — Боюсь?.. — казалось, этот вопрос привел его в необычайную веселость. — Скорее, переживаю. Я не говорил об этом раньше, милая Катарина, но я еду в Нойнройт по следам старого друга, с которым мы распрощались несколько недель тому назад. И следы эти мне не нравятся.       Регис подбил коня пятками и выехал вперед на полкорпуса, тесня Катарину и ее кобылку за спину. Его конь решительно вышагивал копытами, недовольно тряся головой, когда всадник подгонял его все сильнее, отвлекая от сладкой травы. Регис как-то признался, что путешествует он обычно пешком, поэтому не стоит ожидать от него особого мастерства в верховой езде, а получасом позже так лихо пустил коня галопом вслед за диковинной птицей, что Катарина едва за ним угналась.       — Вороны… — выдохнула Катарина. — Вы идете по следу воронов!       — Твоя наблюдательность делает тебе честь, — рассеянно отозвался Регис без капли иронии, теперь глядя на землю.       Впереди уже виднелись городские стены и разросшийся прочь от них старый погост. Во всяком случае, это должен был быть он, потому как лучи клонящегося к закату солнца тепло танцевали на гранитных надгробиях. С другой стороны, Катарина не разглядела ни одного, даже самого покосившегося креста, но это было и логично — какая нечисть позволит окружить кладбище священной силой?       — Вороны — вестники смерти, — медленно проговорила Катарина. — Вы боитесь, что вашего друга настигла погибель?       — Я крайне редко действительно чего-то боюсь, однако, тревожит меня иное, — Регис указал в сторону дерева у дороги, ничем не примечательного и высохшего от жары. — На коре остатки запекшейся крови. А там, — он указал себе за спину, — я обнаружил тушку кролика, полностью обескровленного. Это наводит на мысли.       — В аду полно жутких исчадий, — пожала плечами Катарина.       — Скажем так — этого исчадия я не встречал ни в одном гримуаре, ни бестиарии, и оно мне незнакомо. А это, поверь, внушительная причина для беспокойства.       Пока Регис размышлял о бренном, их обоих обогнал возница, в чьей телеге глухо стучали подпрыгивающие на ухабах винные бочки. Он проехал мимо, беспечно насвистывая песенку, и даже не взглянул на путников, из чего Катарина сделала вывод, что в этих краях войны не было очень давно, раз местные могут позволить себе подобную неосторожность. Вообще говоря, войны в аду она представляла себе иначе, как и мирную жизнь, но за исключением пропахшего кровью и чадом Боклера, остальные земли выглядели не в пример мило.       Регис тем временем спешился и наполовину скрылся в кустарнике. Его седая голова с причудливой прической ухнула вниз, когда он принялся что-то рассматривать на земле. Катарина зашла ему за спину, чтобы через несколько мгновений обнаружить в сухощавых ладонях Региса оторванную и порядком разбухшую ступню.       — Видишь, Катарина?       Регис продемонстрировал ей неприглядные останки, и она лишь брезгливо помахала перед носом рукой, ничуть, впрочем, не испугавшись. Однажды она помогала матушке принимать роды, случившиеся у одной из служанок в самый неподходящий момент, и вылезающий из утробы младенец выглядел куда гаже. А уж вонь, что поднималась от случайных испражнений несчастной роженицы — была и того хуже.       — В этом краю творится что-то неладное и, судя по степени гниения этой чудесной ножки, порядочно давно, — продолжал Регис. — К тому же, — посмотри внимательнее, — она полностью обескровлена.       — Кто-то высосал кровь из ноги? — удивилась Катарина.       — Скорее, из ее владельца. А потом разорвал его на части. Вернее, разрубил. Очень неаккуратная, спешная работа.       — Это могли быть синие демоны?       — Утопцы водятся исключительно у водоемов, которые и дают им начало, а здесь до ближайшей реки несколько верст. Нет, это было существо, питающееся кровью, но не падалью.       — Вампир, — утвердительно кивнула Катарина, словно была искушенным демонологом.       — Боюсь, что и здесь ты ошибаешься, — печально вздохнул Регис. — Разумные вампиры не имеют привычки оставлять за собой столь красноречивые следы, а их неразумные собратья, как правило, полностью съедают мясо или уносят его в гнездо, чтобы прокормить семью. К тому же, края плоти слишком ровные. Это не когти и не клыки.       — Вы очень много знаете, Регис, — сказала Катарина без тени страха.       — В некоторых областях, — мужчина мягко улыбнулся, продолжая удерживать в руках оторванную стопу, как спящего младенца, а потом самым неожиданным образом вдруг обернул ее тканью и засунул поглубже в собственную торбу с травами. — Она понадобится нам в качестве улики. — Он собрался было подняться в седло, как вдруг обернулся на девушку с глубоким сочувственным выражением: — Я должен извиниться, Катарина. За время долгих странствий в компании мужчин я совершенно позабыл, что показывать столь специфическое зрелище благородной даме — моветон. Прости мне мои манеры.       — О, это совершенный пустяк, — махнула рукой она. — Однажды я сопровождала маменьку на казнь преступника. В последний момент, когда палач уже занес топор, бедняга дернулся, сумел вырваться, и ему разрубило плечо вместо шеи. Началась страшная паника, он пытался бежать с помоста, и тогда его иссекли карабелами, словно ту сельдь, что терзают птицы, когда мы развешиваем ее на деревьях.       — Сельдь? — Регис поднял брови. — Какой смысл в развешивании сельди?       — Как же! — удивилась Катарина. — Многие бедняки питаются ею в пост и с радостью готовы распрощаться с ней на Пасху. Вы только представьте — сорок дней питаться одной только селедкой, хлебом да овощами! Ее вешают на деревьях в знак окончания поста, но как по мне — просто смотреть на нее больше не могут.       — В вашем мире уникальные обычаи, Катарина.       — Не так уж они и уникальны, — вздохнула она. — Но и правда — откуда выходцам из ада знать о христианских законах?       Губы Региса изогнулись в веселой усмешке, глаза чуть сощурились, но Катарина всего этого не заметила. Она в который раз пыталась совладать с лошадью. Обе их лошадки с каждым днем становились все дурней, и Регис использовал неизвестные смеси толченых трав, дабы успокоить животных, от которых у самой Катарина голова шла кругом. Наконец, крапчатая покорно понурила голову, захрустела сладкой сушкой, и поддалась на уговоры всадницы.       — Простите, Регис. Обычно с лошадьми я лажу.       — Другой мир, Катарина, — несколько печально вздохнул он и добавил непонятное: — Другие обычаи.              В город они въехали совсем скоро, уже на закате, в составе длинной вереницы из возниц и купцов, что направлялись в Нойнройт со всех концов света. Каждый из них мог похвастать чем-то эдаким: Катарина видела и шелковые платки, расшитые на турецкий манер, и удивительной красоты глиняную посуду с диковинными узорами, и снова — бочонки вина с приметными эмблемами цехов и гильдий. В былое время стоило лишь попросить папеньку, и любая из этих вещиц уже была бы в ее руках, но сейчас Катарина ощущала опустошающее бессилие. Ничто в этом мире ей не принадлежало, даже запасная одежда, что Регис раздобыл ей в той самой деревеньке.       Крыши Нойнройта полыхали в карминном солнце, воздух полнился гомоном и тучными городскими запахами, бьющими в нос. Люди сновали по узким мощеным улицам, перекликивались, словно галочья стая, смеялись и огрызались. Под окнами даже самого завалящего домишки пышнели кадки с яркими цветами всех мастей, и откуда-то далеко доносились крики торговок и терпкие цветочные ароматы. Ну и конечно же — музыка. Дивные переплетения арфы и лютни, ласкающие ухо.       — Хороший город, — удовлетворенно сказал Регис, поводя носом. — Здесь необыкновенно сильные запахи.       — Что же в этом хорошего? — удивилась Катарина, но Регис, судя по всему, не услышал ее в общем гаме. Он вообще был человеком, который не ответил бы на вопрос только в двух случаях: либо не слышит, либо мертв.       — Посмотри! — он указал в сторону опустевших пестрых палаток с почти детской радостью. — Это знаменитый во всем мире цветочный рынок Нойнройта. Сюда привозят даже прекрасные назаирские розы, хотя они не всегда переживают перевозку… С утра у нас обязательно будет возможность на них посмотреть. А пока…       Что должно было случиться после таинственного «пока» осталось для Катарины загадкой, поскольку вылетевший справа возница с упряжкой из двух коней не рассчитал скорости и врезался в толпу. Он тут же раскричался, ему вторили другие разозленные люди и всадники, и всеобщая злоба обуяла людей одного за одним, словно падающие костяшки домино.       Лошадь Катарины, и без того в последние дни нервная, встала на дыбы, отбила копытами чечетку сначала по чьему-то лбу, а потом и по мостовой — и понесла. Катарина вцепилась в холку руками и прижалась к шее. Сердце внутри колотилось, в висках стучала кровь, пока ошалевшая кобыла летела, не разбирая дороги, сшибая по пути случайных прохожих, лавки и цветочные горшки. Она остановилась лишь через несколько минут, налетев на перевернутую телегу, взбрыкнула и бросилась в сторону, оставив наездницу валяться на пыльной дороге.       К тому времени, когда Катарина кое-как отряхнулась и пришла в себя, раскаленное закатное марево растаяло дымкой, уступив место дьявольской ночи. Окошки домов в этой части города не горели приветливым светом, не было ни запахов трав, ни гомона, ни добрых разговоров за пенистым пивом — здесь было темно и тихо, как в выжженной пустоши.       — Ну, ну… — тихо прошептала Катарина, подбираясь к кобылке, что стояла неподалеку, вздымая бока и недобро кося глазом, но от усталости больше не брыкалась. — Вот и попали мы с тобой в переплет, хорошая, — тихо пробормотала девушка, озираясь.       Одна, совершенно одна. И где! На какой-то пропащей окраине ада!       Они побрели вдвоем по тихим улочкам, полным разбитой утвари. Повсюду валялись рваные тряпки, расколоченная посуда и останки деревянных заборчиков. Погасший фонарь с тоскливым скрипом покачивался на погнутой чьей-то злой волей скобе, и под ним сиротливо белел увядший цветок орхидеи в черной земле, высыпавшейся из треснувшего вазона.       Катарина ступала осторожно, стараясь не думать ни о чем мистическом, но так некстати вспомнилась леденящая душу история служанки Агнешки, что просилась у маменьки отпустить ее вечером за город к любимому. На утро Агнешку нашли раздетой и истерзанной на проселочной дороге проезжавшие мимо купцы — они и привезли ее тело, но мать строго-настрого запретила на нее смотреть, и Агнешку хоронили в закрытом гробу.       Катарина чувствовала себя совсем по-дурацки, потому как любопытство внутри казалось сильнее тревоги. Она рассматривала диковинные надписи на вывесках, которые приметила еще давно — странный языческий язык, который все же звучал, как ее родной польский. Стекла в домах, теперь тусклые, на поверку оказались цветными, словно прозрачные леденцы, а цветы в поддонах — незнакомыми, но необыкновенно красивыми.       Так она и наткнулась на первый труп: мужчину с оторванными кистями и распоротым горлом. Он лежал в окружении нежно-кремовых пышных соцветий, раскинув руки и ноги и смотрел в небо пустыми глазницами. Катарина тут же свернула в сторону, вздрагивая от тихого цокота копыт собственной лошади, но всего через несколько метров ее ждало новое потрясение — уже двое. По виду: благородные сыновья какого-нибудь достойного пана, разодетые в дорогую одежду и драгоценности. Совсем юные, чем-то изумленные и безвозвратно мертвые.       Разум велел бежать, но чем больше шума издавали набойки Катарининых сапог, тем отчетливей сжималось сердце. Неподалеку так некстати показалась ближняя часть погоста, что Катарина разглядела еще на подъезде к городу. Наверное, сюда с наступлением ночи приходят демоны из преддверий, дабы вкусить человечинки, а все эти люди просто не успели спрятаться в домах до заката. А ее, горемычную, так некстати занесло сюда в черный час, и неизвестно, успеет ли она выбраться.       С черного неба спикировала маленькая тень, и Катарина переполошилась, отшатнулась было, но узнала в новоприбывшем госте приснопамятную птицу. Ворон принялся деловито копаться в глазницах у крайнего юноши, и Катарина, не помня себя, бросилась вперед.       — Тьфу! Сгинь, нечистая сила!       Ворон, разумеется, сгинул, как Катарине пришла в голову непомерно идиотская мысль: если Регис шел по следу воронья, и она пойдет по следу воронья, то, должно быть, рано или поздно они встретятся?..       — А ну постой! — тут же закричала она, взлетая в седло. — Сто-ой!..       Ворон, кажется, по-настоящему испугался взбалмошной недалекой девицы, потому как принялся махать крыльями чаще и сильней, и начал петлять. Катарина следила за ним, как могла, двигаясь, скорее, по наитию и понукивая лошадку, но через минуту уже потеряла птицу из виду. Печаль ее была недолгой, потому как из соседнего проулка взлетела целая стая, и Катарина возобновила преследование. Кобылка трусила вперед из последних сил, а город тем временем насмешливо водил Катарину за нос. Она сама не заметила, как уже дважды проехала мимо безглазого мертвеца и двух окоченевших юношей, но странный тихий рык за спиной разом привел ее в чувство.       Она оглянулась, не найдя за спиной ничего, кроме нарисованных воображением чудовищ, и подбила лошадь пятками изо всех сил. Ее лошадка, которая до того скакала из последних сил, теперь словно крыльями обросла. Она беспокойно пряла ушами и бежала уже сама, без наставлений. Вдалеке вновь показалось воронье, и когда Катарина обнаружила себя скачущей по вполне обыкновенной, освещенной фонарями улице, на небосводе уже взошла желтая медяшка луны. Темнело здесь быстро.       — Вот это да… — вздохнула она, оглядываясь себе за спину.       Там лишь чернела сумеречная дымка, непроглядная, похожая на завесу, разделившую город на две части. Катарина спешно повернула голову обратно, чтобы тут же вшибиться чистым лбом в низкую вывеску.       Бам-м-мс!       Она потеряла равновесие и во второй раз за сутки вылетела из седла, в котором обычно держалась наипрекрасно. Все лучше, чем трястись в обрыдшей карете с жесткими рессорами и отбивать все свое естество на каждом ухабе.       В этот раз на дороге солнечного и жаркого княжества даже обнаружилась вязкая лужа — разумеется, единственная на всю округу. И штаны, и сапоги — все вымазалось в грязи, и Катарина только шипела сквозь зубы, вытираясь, пока не подняла глаза. На той злосчастной вывеске недвусмысленно значился оплавленный огарок свечи, но вот на витринах… со множества полочек из-под пыльного стекла на Катарину смотрели фигурки — одна другой краше.       Маленькие принцессы в изящных платьицах, проработанных до последней рюшечки; отважные рыцари с мечами и копьями; странные крылатые и зубастые чудища с ощеренными пастями.       Удивительные восковые фигурки будто замерли в движении в ту самую секунду, когда Катарина обратила на них взгляд, и теперь ждали, когда же она отвернется. Она завороженно приблизилась к стеклу, положила ладонь на холодную поверхность и совсем по-детски прилипла к ней носом. Конечно, они с подружками, бывало, гадали с помощью воска, да и в городе было несколько искусных восколеев, но такого мастерства она еще не встречала.       Рядом многозначительно хлопнула дверь, но очнулась Катарина, только заслышав знакомое насмешливое карканье. Сперва боковое зрение уловило странно-черную будто бы глыбу, а потом, наконец, выхватило цельный образ.       Это был не человек — ворон. Облаченный в кожаный плащ цвета воронова крыла и с такими же волосами. Лишь серебристая проседь выдавала в нем человеческую натуру, но ни один мужчина просто-напросто не мог бы быть столь дьявольски красив и ни у одного нормального человека на плече не будет сидеть проклятая птица с пытливым выпуклым глазом.       Разумеется, пред Катариной стоял сам дьявол.       Иного объяснения она не видела, поскольку именно так себе его и представляла.       Дьявол молчал, и глаза у него были голубыми — иллюзия и обман, конечно же.       Дьявол задумчиво и хмуро оглядел ее с головы до ног, посмотрел на лошадь, а потом удивленно приподнял бровь — Катарина в тот момент уже неистово крестилась и напевно читала молитву. Он сделал шаг в ее сторону, но она только отступила и начала петь еще громче, растягивая гласные и воинственно сверкая глазами. В пальцах она сжимала серебряный крестик.       — Не подходи, нечистая сила! — громко гаркнула Катарина, когда дьявол снова пошевелился. — Быть может, я и грешна пред Господом, но Он в милости своей не оставит дочь свою в одиночку биться с самым злейшим своим врагом!       — Будете так кричать, барышня — перебудите всю округу, — хрипло сказал дьявол, и Катарина осеклась. Голос у него тоже оказался красивым и тоже — человеческим. — Они пострашнее дьявола будут. А защищаться от меня не нужно. Я буду безмерно вам благодарен, если вы оставите меня в покое.       Говорил он низко и вкрадчиво и даже выглядел несколько печально, так что Катарина на секунду усомнилась в своих догадках, но велела себе раньше времени не размякать.       Дьявол тем временем попытался было уйти в дом, но путь ему преградила кобыла Катарины. Вернее, она пала прямо на крыльце у распахнутой двери, и только сейчас девушка заметила страшное — из брюха животного, паскудно рваного, сочилась кровь.       — Это ты сделал?! — воскликнула она, бросаясь то ли к кобыле, то ли на дьявола.       — Отнюдь, — хмуро отозвался он. — Это был не я. Откуда вы приехали?       Катарина пожала плечами и осторожно указала дьяволу за спину.       — И что же вы там забыли?       — Ничего. Лошадь понесла, и я оказалась там. А потом здесь.       — Исчерпывающий ответ, — мужчина склонился над кобылой, скептически вздохнул, взглянув на Катарину, и кивком указал на дверь.       — Я туда не пойду.       — Пойдете, коли хотите жить. В округе бродит какая-то дрянь, и это уже не первый случай.       — Но вы же — дьявол. Неужели вы не знаете, кого сами наслали на город?       — Я — Детлафф, — вздохнул мужчина. — Хотите остаться снаружи — воля ваша.       Дьявол-Детлафф без особого труда убрал лошадь с дороги (как и всякое демоническое существо — силой он обладал недюжинной) и зашел внутрь, прямо так — вместе с вороном на плече. Вторая птица, что приземлилась на карниз лавки, теперь рассматривала Катарину в упор, как несмышлёное дитя, и скреблась когтями по металлу. Катарина вовсе не собиралась доверяться такому страшному человеку, кем бы он ни назвался, но раздавшийся неподалеку жуткий пронзительный вой переменил ее мнение.              Детлафф хмуро бродил по сырому домику туда-сюда, смотрел в маленькое, у самого потолка, раскрытое окошко и иногда поглядывал на Катарину. Она баюкала в ладонях кружку с пустым чаем, грелась о нее, но пить не спешила.       — Чей это платок? — скупо спросил он, когда Катарина принялась украдкой отчищать лицо и руки от грязи.       — Одного доброго человека.       — И когда же вы в последний раз видели этого доброго человека?       — На закате, на въезде в город.       Детлафф вздохнул и покачал головой.       — Сколько тебе лет? — хмуро спросил он, глядя исподлобья.       — А тебе какое дело? — вспыхнула она и тут же стушевалась. Грубить хозяину не пристало, а вину его — еще доказать надо. — Восемнадцать.       — О… На молодых, значит, потянуло, — пробормотал он.       — Что? Даже не думай! Соблазнить меня ты не сумеешь!       Детлафф мученически прикрыл глаза, а потом круто развернулся, полоснув по воздуху полами плаща, и просто вышел. Вот так — не сказав ни здравствуй, ни до свидания.       — Нет, ну каков чурбан, — возмутилась Катарина. — Даром, что сам Сатана.       Он отсутствовал сначала пять минут, потом десять, а потом Катарина и вовсе заскучала. Осторожно, стараясь не скрипеть половицами, она поднялась со стула, отставив кружку, и принялась бродить по дьволову логову. Внутри пахло сыростью, травами и нестерпимо — воском. Маленькие искусные восковые фигурки, которые он, по всей видимости, использовал, чтобы заманивать внутрь невинных детей и пожирать их души, сочувственно глазели на Катарину с полочек и шкафов. Была здесь и лестница, ведущая на второй этаж, но провал проема чернел в кромешной тьме, и она не рискнула туда заходить. Мало ли, что он там держит — цепи или раскромсанные трупы убитых, навроде той оторванной ступни. А может, коллекционирует чужие глаза, которые ему приносят вороны.       Она блуждала от одной полки к другой и не сразу почувствовала, что по полу больше не тянет сквозняком из распахнутой настежь входной двери.       — Однако, Катарина, я почти и не рассчитывал застать тебя в целости и живой, — облегченно вздохнул знакомый голос за ее спиной.       Он раздался как будто бы от самой двери, но когда она круто развернулась, то почти врезалась в знакомый плащ и перекинутый через грудь ремешок, и этот терпкий пряный запах целебных трав…       — Регис! — воскликнула она, все позабыв, и на одно только мгновение обвила его за шею в крепком объятии, тут же отпрянув. — Простите, я… Регис, он за твоей спиной! — она вытянула палец в обличительном жесте.       Детлафф приподнял брови в уже знакомой манере и многозначительно посмотрел на Региса.       — Я же сказал. Она считает меня дьяволом.       — Вы знакомы? — изумилась Катарина.       — Понимаешь, милая Катарина, — Регис тем временем не делал совершенно никаких попыток отступить назад, и теперь его антрацитовые глаза были непозволительно близко, изучая ее и вглядываясь в самое нутро. — Это и есть мой старый друг, которого я так искал, — закончил он с извиняющимся вздохом.       Катарина оторопело переводила взгляд с одного на другого.       — Друг?..       — Да. Он мог показаться тебе человеком дурного сорта, но, поверь, я ручаюсь за него перед тобой и сердечно прошу не рубить с плеча. Чужое обличье бывает обманчиво.       Получасом позже Катарина, Регис и Детлафф сидели в лавке восколея вкруг шаткого старого столика, цедили безвкусный чай и молчали. Катарина была совершенно обескуражена тем, что человек подобного рода может быть другом кого-то столь благородного и добродетельного, как Регис. Детлафф оставался безучастен к ее метаниям, которые прекрасно отображались на ее лице, хоть она того и не знала, но порой странно усмехался, искоса поглядывая на Региса, который оставался несколько удрученным из-за произошедшего недопонимания.       — Вы попали в беду? — наконец осторожно спросила Катарина, обращаясь прямо к Детлаффу ценой неимоверного усилия. — По вашему следу летели вороны. Регис пришел вас спасти?       — Нет, — усмехнулся Детлафф уже открыто. — Регис просто имеет дурную привычку влезать в чужие дела без спроса.       — Попрошу не чернить меня без причины, мой друг, — запротестовал Регис. — Я видел по пути очень странные следы, успел расспросить некоторых людей в городе о происходящем, пока искал Катарину, и хочу заметить — что ты, Детлафф, вновь оказался в эпицентре таинственных событий.       — Об этом мы поговорим позже. А теперь перестань забавляться. И объясни, наконец, девушке, где она оказалась на самом деле, пока она не начала бросаться на людей с осиновым колом.       Это был самый странный разговор в ее жизни. Регис, сохранявший спокойный и дружелюбный тон, с присущей ему художественностью описал, что мир, в котором оказалась Катарина, вовсе не является никаким адом. Более того, он не имеет ни малейшей связи с тем миром, из которого она явилась, и вообще — все это не более, чем дурное стечение обстоятельств. Что демоны здесь — совсем не демоны, а люди живут тут испокон веков и не искупают никакие грехи, а даже напротив — вполне себе радуются жизни, строят планы, растят детей. Что тот, кого она убила, был никаким не посланником дьявола, а обыкновенным чародеем — да-да, просто колдуном, и что магия здесь — обычное дело. Даже уважаемое.       Это ударило по Катарине больнее всего. Если бы она убила существо мистическое, с черной душой, она могла бы себя оправдать, но, выходит, она просто-напросто убила живого человека. Такого же, как и она сама.       Она долго размышляла об этом, кусала губы и отказывалась смотреть на двух спутников, один из которых взирал на нее с сочувствием, а второй — с непонятной насмешкой, не доброй и не злой, — как на норовистого котенка.       Должно быть, Регис был прав, сказав, что она поспешна в своих выводах. И, должно быть, раз такой добрый человек, как он, заступается за Детлаффа, — значит, и тот не представляет ни малейшей опасности ни для нее, ни для людей. Катарина почти смирилась с этой мыслью или заставила себя смириться, даже сдержанно улыбнулась в ответ на пристальный взгляд Региса…       А потом случайно опустила глаза на огарок свечи, что отбрасывал на стены танцующие пятна света, и заметила кое-что еще. Казалось, в тот момент ее сердце остановилось.       Ни Детлафф, ни Регис не отбрасывали тени.