Опальная княжна

      — Что это? — Регис вопросительно посмотрел на Детлаффа, когда тот вернулся с улицы, и в его руках стыл нагретый утренним солнцем желтый пергамент.       — Письмо. Оставили на пороге.       Они собирались в путь, не намереваясь возвращаться в лавку в скором времени, и теперь Детлафф проверял замки на дверях и окнах. Регис, в свою очередь, подготавливал многочисленные зелья и травы, кои носил в бессменной торбе. Они обоюдно согласились выйти поутру, дабы не искать впотьмах место с «карты», и послание застало обоих за мгновения до выхода.       Детлафф молча протянул его другу и сел напротив, облокотившись о стол. Лицо его выражало горькую усмешку, как бывает от хорошей, но слишком жизненной шутки.       — Пергамент? Настоящий? — Регис ощупал бумагу и пробежался глазами по ровным строчкам рун. — Похищенная девушка, анонимный шантажист и угрозы, — подытожил он, прищурившись. Его пальцы, до того беспокойно постукивающие по ремешку, замерли. — Как необычайно интересно.       — Удивительное совпадение, — хрипло согласился Детлафф. — Хочу заметить, что столько корреспонденции я не получал со времен Боклера.       — Я знаю, о чем ты думаешь, мой друг, но Катарину действительно могли похитить. Это письмо лишь подтверждает это.       — Каким образом?       — Если бы чародей желал нас обмануть и заманить в ловушку с помощью того ворона, он не стал бы дополнительно посылать записку.       — Стал бы, если бы хотел, чтобы ты думал ровно так, как сейчас сказал.       — Слишком сложно и запутанно. И понижает шансы на успех.       — Мой горький опыт говорит об ином, — Детлафф усмехнулся. — Подумай о другом. В комнате Катарины не осталось иного запаха, кроме ее собственного. Все вещи, что с нею были, она забрала. Бежала через окно. Кузнец говорил, что «ваша дочурка» расспрашивала о господине Драгорне и выглядела вполне сознательно. Если к ней это применимо.       Регис пристально взглянул на Детлаффа, но не стал злить его очередной подколкой о том, что вампир добровольно назначил второй этаж собственной лавки комнатой Катарины.       Вместо этого он сказал:       — Это не значит, что она является инициатором шантажа или что она не могла угодить в очередную неприятность в наше отсутствие.       — Именно поэтому, Регис, нельзя брать человеческих младенцев на иждивение. Ни к чему хорошему это не приводит. Можно было, в конце концов, выбрать взрослую особь.       — Надеюсь, в последней своей реплике ты опираешься не на личный опыт? Поскольку тогда твоя логика и направление мысли становятся для меня полнейшей загадкой.       Детлафф сумрачно вздохнул, не расположенный к завуалированному зубоскальству.       — Во всяком случае, меня не просят никого убивать, — пожал плечами Регис, выглядевший столь же безмятежно, сколь потомственный граф в летах за чашечкой кофе на балконе своего роскошного особняка. По опыту Детлаффа это означало, что Регис — в кромешном отчаянии.       — Да. Тебя всего лишь просят прийти в Стара Кнежа. В то самое место, где пытали меня, где полно неизвестных ловушек и черт знает, чего еще.       — Это обнадеживает. Один высший вампир оттуда уже сбегал.       Детлафф упрямо качнул головой, отворачиваясь, когда как Регис не менее упрямо положил письмо на стол и накрыл его ладонью.       — Разве не ты желал выследить чародея, что причинил тебе столько неудобств, чтобы убить его? — прямо спросил он.       — Желал. Я желал бы выследить его, подготовиться и выждать подходящий момент, а не лезть в чародейское логово за беспомощной девицей, пока ты будешь читать мне нотации за плечом, а после — целовать ей волосы.       — Это было длинное предложение.       — Я раздражен.              Катарина вскинулась, но суровый голос Рётшильда, раздавшийся за стеной, обращался не к ней. Рётшильд вообще был склонен к монологам с самим собой, которые он регулярно бормотал себе под нос, прогуливаясь по промозглым коридорам святилища. Это помогало ему думать, а всем остальным — не забывать о том, где они оказались.       Катарина с глубоким вздохом опустилась на пол, устеленный толстым теплым ковром, и поджала под себя ногу. Пальцы, еще вчера вывихнутые и вновь вправленные обратно, отозвались тянущей болью.       — Я так больше не могу, — честно сказала она собственному отражению в треснувшем зеркале. Ее руки сами собой потянулись к волосам, и она начала плести косу онемевшими пальцами. Это стало ее новой привычкой в отсутствии других занятий и отвлечений. — Как будто бы ад и вправду поглотил этот мир до последнего камешка. Как кто-то может желать жить в нем?       Отражение ответило долгим поблекшим взглядом, побледневшей кожей и впалыми щеками. Рётшильд исправно кормил свою пленницу, давал вдоволь воды и следил за тем, чтобы смерть ей не грозила, но это не играло никакой роли, покуда Катарина оставалась его подопытной мышью. Слишком ценной, чтобы убить по неосторожности, но с его точки зрения совершенно неодушевленной, чтобы переживать о ее страданиях.       После кратких заметок касательно величины «болевого порога» Катарины, который Рётшильд проверял самым прямым и очевидным способом, ей казалось, что дальше — хуже не будет. Но, как известно, конец — это лишь новое начало. Очередным желанием колдуна стало изучить некую диковинную «регенерацию тканей», после чего он принялся самозабвенно калечить кожу Катарины и пристально наблюдал за каждым порезом, словно молился на него. Результат его не устроил, поскольку с каждым днем ранки затягивались все медленнее, ведя себя совершенно по-человечески. Это никак не объясняло того, что ее нога выглядела так, будто фледер укусил Катарину пару недель назад, а никак не дней.       Один раз Рётшильд заставил ее выпить дурно пахнущий перламутровый отвар, после чего ее долго рвало, а после она пришла в небывалую ярость и разгромила часть лаборатории, пока не была сражена невидимой мощной магией. Этот выплеск злости произвел на колдуна эффект крайне неожиданный — он начал радостно улыбаться.       Сегодня утром он велел ей прыгать через порталы. Катарина понятия не имела, о чем он говорит, но в следующий час прокляла собственную глупость, благодаря которой и оказалась здесь. Порталы оказались чудовищным порождением магической воли. На краткое мгновение Катарина теряла все шесть чувств, становясь беспомощной печальной частицей бытия. Порталам этим не было числа. Кажется, под конец она все-таки потеряла сознание, но колдун был столь удовлетворен результатами, что Катарина даже ощутила внутри предательскую радость. Это и было самое мучительное — быть благодарным тому, кто пытает тебя, за то, что сегодня он прекратил делать это раньше обычного.       За все это время она ни разу не видела Драгорна. Колдун не воспрещал ей гулять по отгороженной магией части святилища, и лабиринты коридоров кое-как уложились в памяти, но беглого чародея там не обнаружилось. Хуже того, проходя однажды мимо старых келий, Катарина обнаружила внутри других пленников. В не самых лучших состояниях, чтобы они могли разговаривать, но вроде бы живых. Их внешний вид и рассеянные безумные глаза навевали мысли о том, что живыми из этих подземелий не уходят.       — Катарина, — донесся из-за двери голос колдуна, теперь обращаясь уже непосредственно к ней. — Изволь посетить мою лабораторию.       Рётшильд был вежлив. Всегда.       Она покорно вышла из комнаты, без особого труда отыскала искомое, и только у самого порога ее настигла дрожь. Беспокойная, тревожная, зыбкая, как дымка над болотом. Она осторожно тронула дверь пальцами, но та распахнулась, словно от порыва штормового ветра.       — Сегодня у нас гости, — сообщил колдун и кивнул в сторону.       Катарина медленно перевела взгляд левее и вздрогнула. На стуле перед нею сидел Драгорн, сложив на коленях руки, и смотрел на Катарину в упор, сверкая глазами.       — Драгорн?.. — она облегченно вздохнула спустя секунду, и Рётшильд хрипло рассмеялся.       Драгорн не ответил, только улыбнулся, бессмысленно и пусто.       — Что вы с ним сделали?       — Совершенно точно ничего. Мальчик потерял брата. Вернее, мальчик потерял часть силы, с которой был связан кровной и магической связью, и теперь безвозвратно сходит с ума.       — И вы ничего не предпримите?       — Конечно же, я исследую этот замечательный эффект, — Рётшильд взглянул на Драгорна, что неотрывно следовал взглядом за медленно ступавшей ему навстречу Катариной. — Я очень давно веду этот маленький проект и не склонен бросать начатое на полпути.       — Вы приложили руку к их проклятию, — зло прошептала она.       — Милое дитя, если бы не я, эти дети не дожили бы даже до двадцати. Я дал им очень многое. По сути, я сумел сотворить чародеев в материнской утробе. Чародеев с очень высоким потенциалом.       — И за очень высокую цену.       Катарина устало опустилась на каменный холодный постамент перед Драгорном и тоже положила руки на исхудавшие колени. Она взглянула на чародея снизу вверх, силясь найти в знакомых глазах, — точь-в-точь, как у нее, синих, — хотя бы каплю прежней беспокойной веселости, но Драгорн только по-птичьи наклонил голову в ответ и растянул губы в жуткой улыбке.       — Драгорн, здесь ли ты? — тихо спросила она, но чародей молчал.       — Беспокоишься о нем? — усмехнулся Рётшильд.       — А разве это грешно?       — Светлая душа, — хмыкнул он. — Редкая черта и, как правило, недолго живущая.       Колдун вдруг бросил что-то в ее сторону, и Катарина отпрыгнула прежде, чем разобрала в металлическом блеске знакомую заколку. Драгорн среагировал куда быстрее, молниеносно повернув голову, и теперь задумчиво рассматривал блуждающие матовые блики, словно кот, следящий за переливающимися огоньками.       — Орудие убийства, — вкрадчиво сказал колдун. — Видишь засохшую кровь? Помнишь лицо того, в чьих жилах она текла?..       — Зачем вы…       Рётшильд с кратким интересом взглянул сначала на своего ученика, но тот смотрел на единственное, что осталось от его брата, без толики понимания. Колдун разочарованно вздохнул, и тонкая морщинка пролегла на его лбу. Так было всегда, когда исследования не давали ожидаемого результата, и Рётшильд начинал раздражаться. Катарина сглотнула против воли и попятилась безо всякой надежды на успех.       — Ты убила человека, пани Катарина, — наконец вкрадчиво сказал он, внимательно наблюдая за ее лицом. — Того самого, что спас тебя от смерти…       Голос Рётшильда ввинчивался в черепную кость острой спицей, поднимая в памяти картины, давно позабытые, и оттого — особенно страшные. Станислав, балкон и падение, седовласый ангел, чудовище в обличье прекрасной женщины, лицо человека с темными, как у дьявола глазами, и острие, вошедшее прямо в один из них… На донышке сознания дрожали и другие воспоминания: кряжистый дуб, травы и неуклюжая торба, насмешливый наклон головы и бархатистый голос, но Рётшильд без труда давил их, а может быть, — просто стирал.       Горло обожгло спазмом, и Катарина сжала виски пальцами, но те дрожали, словно она пыталась удержать в них каменную колонну.       -…ты лишила его жизни, ты обрекла на страдания его брата; посмотри в его глаза, разве ты не видишь его горя?..       Мучительное чувство вины жаром обдало грудную клетку, и Катарина не сумела вздохнуть, захлебываясь слезами, о которых уже успела позабыть. Драгорн бессмысленно взирал на нее сквозь пелену, застилавшую ее глаза, и беззвучно смеялся, едва раскрывая губы, словно ничего не понимающий младенец.       Рётшильд аккуратно опустился на корточки перед Катариной, заслонив собой бывшего ученика, и спросил ласково:       — Каково это — столь сильно ненавидеть себя, пани Катарина? Мечтать о расплате, но знать, что некоторые вещи простить невозможно? Отказаться от креста — символа Господа, в коего ты так веришь, и его единственной защиты. Расскажи мне…       Катарина задыхалась.       — Я не… я не…              — Я не виноват в произошедшем, Регис, — тихо сказал Детлафф, наблюдая, как друг ощупывает каждую песчинку на берегу рядом с брошенным кострищем. Лицо Региса последние сутки оставалось спокойным, практически умиротворенным, но за все время он ни разу не улыбнулся.       — Разве я в чем-то тебя винил?       — Не вслух.       — Кажется, твое общение с Катариной все же принесло свои плоды, — Регис поднялся, отряхивая руки. — Ты начал надумывать несуществующее безо всякой причины.       Детлафф усмехнулся, отворачиваясь.       — Они следовали вдоль реки, — сказал Регис, поднимаясь по берегу к дороге. — Здесь снова разделились. Большая часть осталась на привал, но несколько конных проследовали дальше по дороге вместе с каретой.       — Это уже шестой след, которые мы берем за последние три дня.       — Я безмерно благодарен тебе за констатацию и так нам обоим известного факта… — Регис прикрыл глаза, унимая раздражение. — Но что конкретно ты желал донести до меня этим замечанием?       — Если он тоже окажется ложным, нам придется пересмотреть свои методы.       — Я отправил воронов в Боклер еще в то утро, — отрезал Регис. — Но они не нашли его в Корво-Бьянко, а иного следопыта я не знаю. Если у тебя есть предложения — я буду счастлив их услышать.       — Я могу отправиться в Стара Кнежа прямо сейчас. Колдун назначил встречу на послезавтра. Я успею подготовить засаду.       Регис остановился, аккуратно вытер руки платком и поправил застежки кафтана.       — Я сомневаюсь, что колдун, что водит нас за нос уже который день, настолько бестолковый, что не отличит тебя от меня.       — Я сомневаюсь, что ему будет до этого дело, пока я буду его убивать.       — Нет.       — Нет? — хмыкнул Детлафф. — Я не понимаю тебя, Регис. Тебя не беспокоит озвученная в письме угроза касательно жизни твоей ненаглядной протеже? Или ты полагаешь, что удача вновь будет на ее стороне? Или что ей поможет… бог?       Регис коротко поднял ладонь, останавливая Детлаффа, и прикрыл глаза.       — Слова шантажистов, мой друг, как известно, лживы, а лучший способ проиграть им — принять их правила, — медленно проговорил он. — Я более чем уверен, что Катарины мы в крепости не увидим. Кроме того, если колдун пленит нас обоих, помочь ей и правда сможет только ее бог. Подумай так же и о том, что шантажист дал нам невообразимое количество времени перед встречей. Ты понимаешь, что это значит? Он играет с нами. Он настолько уверен в себе, что не боится предоставить нам фору. Я бы рассмеялся над подобной самоуверенностью пару десятилетий тому назад, но Вильгефорц и твоя история переменили мои взгляды.       Детлафф молчал довольно долго, наблюдая, как Регис аккуратно обходит кострище, стремясь не уничтожить следы, вновь всматриваясь в землю. Лицо Детлаффа каменело с каждой секундой, словно, чем сильнее он желал высказать мысль, тем тяжелее ему было разомкнуть губы.       — Я знаю, — наконец сказал он, поводя плечом.       — Знаешь, что? — Регис обернулся и взглянул холодно.       — На чем основана твоя… надежда, но этот срок истекает уже завтра.       — Детлафф, я не…       — Ты давал ей свою кровь, черт побери! — Детлафф сжал челюсть, словно высказал вслух чудовищное оскорбление, и теперь сожалел об этом. — И, что хуже всего, она подействовала. Регенерация, замедленный метаболизм… Но речь не об этом. Она выведется из ее организма уже завтра, быть может, через день, и ты понятия не имеешь, хватит ли ей собственных сил, чтобы выстоять против чародейских экспериментов.       Регис стоял, опустив руки и глядя перед собой взглядом, который Детлафф назвал бы беспомощным, если бы речь шла про кого угодно, кроме Региса.       — Я понимаю тебя, — вдруг сказал он. — Понимаю, почему ты сделал то, что сделал. В Боклере. Это… неприятное ощущение. Однажды оно привело меня к кровавому пьянству.       — Вот как.       — Я не сказал, что поступил бы так же, — Регис поднял взгляд к небу, подавая руку подлетающему ворону, выслушал его и раздосадовано покачал головой. — Между нами говоря… Я буду невыразимо рад, если она действительно солгала, как это сделала Сианна, и на самом деле ей ничего не угрожает.       — Боюсь, это ощущение тебе не понравится.       — Оно не понравится мне гораздо меньше, чем то, что люди называют…              -…смертью, Катарина, — Рётшильд сделал значительную паузу. — Смертью искупить грехи невозможно. Разумеется, ты полагаешь, что то есть великая жертва, если совершается она во имя чьего-то спасения, но своей смертью ты никого не можешь спасти. Ты слишком слаба.       — О чем вы?..       — О твоих мыслях. Прочитать их действительно непросто, но порой ты открываешься и мне.       Катарина устало опустила веки. Рётшильд, напротив, смотрел с горячим интересом, а Драгорн вновь был их немым зрителем, растягивающим губы в гримаске безумного шута. Рётшильд исправно приводил его всякий раз, что вел с Катариной пространные беседы о справедливости и высшем суде. Иногда Катарина забывала о присутствии Драгорна, пока не натыкалась на его взгляд, будто на закатившийся под ступню гвоздь.       — Я все еще не вижу в тебе должного страха, — нахмурился колдун. — Удивительно.       — Вы же поите меня каким-то зельем, — рассеянно отозвалась Катарина, глядя Рётшильду поверх плеча. — Я даже больше не вижу сны.       — Я снижу концентрацию, — кивнул колдун. — Твои эмоции излишне притупились. Нужен баланс.       Он поднялся плавно и уверенно, несмотря на немалый возраст и внешность старца, что не был бы способен самостоятельно передвинуть даже стул. Балахон Рётшильда по-змеиному тянулся вслед за ним по сырому полу, и Катарина некоторое время бессмысленно следила за этим движением, не в силах даже понять, где находится.       Рётшильд бодро зазвенел склянками, — совсем, как Мирон, однажды, — и Катарина очнулась.       — Ответите на вопрос?       — Почему ты здесь?       — Нет, — она дождалась, пока Рётшильд заинтересованно обернется. — Вы выдали мне другую одежду и забрали мою. Вместе с тем, что в ней было. Я уверена, вы нашли…       — А!.. Занятный стишок! — Рётшильд сверкнул глазами. — Ты начинаешь задавать правильные вопросы, пани. Лестно знать, что мое влияние, как и прежде, сказывается на юных умах нужным образом.       — Как будто вы ответите мне на вопрос, как отсюда можно сбежать, — хмуро сказала Катарина.       — Глупости, пани. Я могу ответить на этот вопрос, но вы все равно не сумеете этого сделать, — Рётшильд внимательно посмотрел на Драгорна, который начал едва заметно покачиваться и что-то беззвучно напевать, и поморщился. — Итак, проклятие-ключ… На мой взгляд, несколько дилетантское, но речь не об этом. Что именно хочешь знать ты?       — Вы смогли прочитать?..       — Драгорн записал перевод в свой дневник. Занимательно, не правда ли? Он всегда был несколько сентиментальным.       — Кто такой Госфрид? — перебила его Катарина, глядя на колдуна, как борзая, готовая вцепиться в глотку загнанной в угол белке.       Рётшильд поначалу смотрел внимательно, а после его губы начали расползаться в бесовской улыбке нечисти, сумевшей заполучить в свою коллекцию агнца божьего.       — А кто такой Геральт, Катарина? — пространно начал он. — Или Густав? Гарсия? Гидеон? Всего лишь имена, — он развел руками. — Имена, за каждым из которых сокрыта история, но услышав одно из них на улице, ты только пожмешь плечами. Однако, если же вначале тебе будет рассказана эта история, тогда ты кивнешь и скажешь: «А, так вот, как его зовут!..»       — Я поняла. Я не с того начинаю.       — Именно так, милое дитя. Ключ нужно уметь держать правильным концом.       — Но что тогда важно? Что именно в этом тексте имеет первостепенное значение?       — То же, с чего начинается любое проклятие и любая история. С чужой обиды. Боли. Раненного сердца.       Катарина нахмурилась, глядя на колдуна, что сейчас улыбался по-отечески, разглядывая свою пленницу, будто любимую дочку. Выражение его лица, до того отчетливо напоминавшее фанатичного Мирона, теперь приобрело тот свет и расслабленность, что излучал Драгорн в лучшие свои минуты. Рётшильд, впрочем, в отличие от своих незадачливых учеников, управлял собственными эмоциями мастерски, не становясь их рабом, но — кукловодом.       Катарина некоторое время отрешенно разглядывала колдуна, а он в ответ разглядывал ее, и эта странная беседа пугала больше всех прочих.       — Вы воспитали их по своему образу и подобию, — тихо сказала она. — Вы — по-настоящему двулики, а Драгорн и Мирон — лишь ваши отражения. Вы как будто бы просто слепили их с самого себя, но слепок вышел незамысловатым, и вы усложнили работу. Взрастили в каждом лишь ту сторону, которая была ему не свойственна и противоположна. Обратили добро во зло, а зло в добро…       Драгорн при этих словах дернулся едва заметно, но Рётшильд этого не заметил. Он рассматривал Катарину с тем же отеческим выражением, и глаза его потеплели.       — Ты слаба телом, Катарина. Не имеешь должного опыта в обращении с оружием и опасными мужчинами, но, тем не менее, филигранно читаешь чужие души, — Рётшильд усмехнулся. — В этом твоя сила. Полагайся на нее. И помни — сказанное слово может убить не только твоего врага, но и тебя.       Катарина замерла, испуганная вкрадчивым тоном колдуна, который прежде ни разу не слышала, а потому не представляла, как на него реагировать. Рётшильд тем временем втянул в себя былое радушие, словно высосав его с собственного лица вовнутрь черной души, и посмотрел на Катарину и Драгорна привычно ворчливо.       — Ты ошиблась в некоторых нюансах, пани, — лекторским тоном сказал он. — Игры с сознанием, безусловно, привлекательны и загадочны, но я следовал практическому интересу. Истинное бессмертие недоступно тому жалкому телу, в котором я нахожусь столько лет, но разве ли не сладка мысль перенести свое сознание в иное, подходящее тебе не меньше собственного?..              — Пожалуй, что так, — Регис задумчиво изучил примятую траву. — Это верный путь.       Солнце щедро проливалось на его лицо через шелестящие кроны, и оттого оно казалось еще более белым и неживым, будто неуклюже обточенный кусок мрамора.       — Тем больше у меня сомнений, — Детлафф отвел от головы увесистую ветвь дуба и недовольно фыркнул, когда сверху на него посыпались желуди. — Столько времени потрачено впустую, и аккурат накануне мы находим правильный след? Так близко к городу?       — Если не обнаружим его укрытие в течение суток — возвращаемся в Стара Кнежа.       — С превеликой радостью, — буркнул Детлафф. — Терпеть не могу лес.       — Неужто старые камни и чародейские ловушки — лучше?       — Регис, пожалуйста. Нет ничего хуже тонкого писка мошки, от которой в лесу отделаться невозможно.       Ворон, недовольно каркая, спикировал с неба и приземлился аккурат на ветку того же самого дуба. Детлафф хмуро выругался на родном языке, только успевая отскакивать от нового желудепада, пока Регис стоял недвижно, слушая птицу и не обращая никакого внимания на падающие плоды.       — Он обнаружил неподалеку эльфское святилище, — хрипло сказал он наконец. — Оно выглядит обжитым, насколько подобное можно сказать про старые руины.       Глаза Региса зажглись нехорошим огоньком, какой Детлафф видел у друга очень и очень давно — еще в ту пору, когда Регис участвовал в многочисленных пустоголовых увеселениях, оставаясь непосредственным, словно ребенок, несмотря на окровавленное лицо и оставленные за спиной трупы.       — Премного благодарен тебе, Регис, — скривился Детлафф. — Ведь я совсем не умею слушать воронов.       — Ты не только их совсем не слушаешь, — невозмутимо кивнул Регис. — Поторопимся.              — Ведь у нас с вами совсем не так много времени, Катарина, как хотелось бы, — вздохнул Рётшильд.       — О чем вы?       — О твоем очаровательном спутнике, Катарина, — Рётшильд плавно приблизился к ней, проверил зрачки и начертал перед ее носом невидимый знак, от которого голова пошла кругом. — Я уже послал ему весточку.       — В-весточку?..       — Именно так. Встреча назначена на послезавтра, но я ожидал увидеть хотя бы его тень в крепости, хотя бы жалкую попытку организовать засаду… Однако, нет. Он оскорбляет мое гостеприимство отказом, — Рётшильд вздохнул. — Должно быть, рассчитывает на удачу и собственную кровь в твоих жилах, но знаешь, Катарина, она имеет свойство выводиться из организма. И тогда… тогда, быть может, твой отрезанный палец в конверте станет для него лучшим стимулом?..       Катарина оторопело смотрела на Рётшильда, пытаясь уличить колдуна во лжи, но по всему выходило, что он говорил правду. Во всяком случае, речь его лилась почти так же однотонно и без пауз, как и когда он беседовал сам с собой.       — С чего вы взяли, что Ре… ему есть до меня дело?       — Ты говорила во сне, — усмехнулся колдун, вновь опускаясь перед Катариной на корточки. — Звала его. Часто. Как спасителя, как друга, как, наконец, любовника. Не так, как это делают безответно влюбленные барышни, а как леди, размышляющие, отвергнуть или принять предложение кавалера. Я рассудил, что ваша связь достаточно крепка, чтобы рискнуть. К тому же, Драгорн был так любезен, что дополнил некоторые пробелы в биографии твоего спутника, — Рётшильд неприязненно посмотрел в сторону бывшего ученика. Тот ответил ему безумным веселым взглядом. — Вернее, его мозг. Ужасное место.       — Он не придет, — печально усмехнулась Катарина, искренне веря в то, что говорит, хотя бы потому, что не считала себя заслуживающей какого-либо спасения после стольких совершенных глупостей. — Он не станет рисковать.       — Вильгефорц бы с тобой не согласился.       — Разве вы не боитесь того, что сотворят с вами два высших вампира?       — Я боюсь лишь утратить собственный разум, пани, но это неизбежно произойдет, если я не найду способа исцелить себя от старости, — Рётшильд начертал новый знак, и Катарина схватилась за голову. Ее сознание словно выплыло из ватного тумана обыденности, и мир вокруг стал резче, страшней, красочней. — Вот так, девочка. А сейчас покажи, на что ты способна.       Катарина удивленно встрепенулась, пытаясь отгадать ту подлость, что задумал колдун, как взгляд ее упал левее, на безмолвного улыбчивого человека, что не произнес ни слова за все те дни, что она приходила сюда.       — Помнишь, что она сотворила, Драгорн? — серьезно спросил Рётшильд, так, будто отдавал команду плохо обученному щенку, и указал пальцем на Катарину.       Его слова не были лишь словами — Катарина почуяла и нечто иное, — противные, жгучие потоки, потянувшиеся от Рётшильда к Драгорну, как щупальца. Драгорн задумчиво посмотрел на учителя, затем на девушку и ме-е-едленно наклонил голову. Улыбка его стала шире, будто кто-то растянул его кожу двумя крючками в стороны.       — Драгорн, не слушай его, — прошептала Катарина, холодея от первобытного страха при взгляде на него. — Он же провоцирует тебя.       — И я того не скрываю, пани, но не я дал Драгорну повода поддаться этой провокации. Это сделали вы. При помощи заколки. Помните?..       Рётшильд улыбался, наблюдая за Драгорном, а тот привстал над скамьей и замер, вслушиваясь в знакомый голос.       — Драгорн, пожалуйста… — она неловко поджала губы и даже, кажется, невесть зачем улыбнулась. — Подумай о том, чт…       Взгляд Катарины встретился со взглядом Драгорна, и она осеклась.       В следующую секунду чародей рванулся к Катарине, как почуявшая кровь гончая, едва не распластавшись по полу. Движения его были судорожными, а спина — сгорбленной. Катарина едва успела отшатнуться, оскользнулась на полу, перекатилась в сторону и ушла от первого удара. Страх в голове медленно таял, превращаясь в черную жуткую злобу, и она с ужасом увидела в голове картинки, ей не принадлежавшие; видения того, что она хотела бы сейчас сотворить с обидчиком, чтобы увидеть на лице его гримасу искреннего страдания.       Драгорн подслеповато зашарил руками над местом, где Катарина только что сидела, обиженно взвыл и повернул голову так, что хрустнула шея. На руках его до сих пор поблескивал двимерит, только теперь это были браслеты, а не кандалы.       — Ты убила Мирона… — прошептал он едва слышно, но Катарина различила.       Началась гонка.       Знакомый лабиринт коридоров превратился в борцовскую арену, по которой она петляла зайцем. Катарине чудилось, что ее невыносимо отчетливый запах остается в каждом проходе, крича Драгорну о ее присутствии. Она бежала без остановки, но однажды, — непременно, она знала это, — наступит момент, когда они встретятся. Драгорн, несомненно размышляя о том же, несся за ней, обезумевший и жуткий. Он скалился, царапал ногтями стены, громко смеялся, улюлюкал и порой издевательски ухал на манер совы. Люди в кельях, запертые невидимым магическим барьером, теперь прилипли к нему, положив на воздух ладони и бессмысленно наблюдали за происходящим. Им было невдомек, что происходит, поскольку мало кто из них еще оставался в рассудке, но жадный инстинкт кровавых представлений не изжить из человеческой натуры и столетиями заточения.       Катарина бежала, покуда хватало сил, но чем дальше она углублялась в коридоры — тем уже и непрогляднее становились ходы, а со стен исчезали зажженные факелы. Рётшильд, судя по всему, заблаговременно снял часть барьеров, и теперь она оказалась в местах, где ранее не бывала. Несколько раз Катарина наткнулась на ловушки, и чужая магия ослепила и будто бы обожгла ее, но она выстояла, пусть и с трудом. Один раз Драгорн оказался так близко, что почти ухватил ее за косу, но она осмелилась толкнуть его со всей силы. Чародей упал на спину, будто его ударило тараном, после чего расхохотался еще пуще и стал не в пример быстрее.       Он загонял ее шажок за шажком в коридоры, которые заканчивались тупиком — Катарина чувствовала это кожей, потому что настойчивые сквознячки становились все тише, а затем и вовсе исчезали. А может быть, ее просто душил ужас. Всякий раз, как она пыталась вырваться на открытое пространство, Драгорн выступал мрачной тенью на ее пути к спасению, будто знал каждый этот закоулок, и смеялся, смеялся, смеялся…       — Ка-та-ри-на… — тихо шептали подземелья голосом сумасшедшего, брата которого она убила собственной рукой.       Драгорн настиг ее через время, что в темноте могло оказаться и парой минут и целой вечностью, придавил рукой за горло, прижал к стене и едва увернулся, когда Катарина попыталась ударить его справа. Его тело прижалось к ней так плотно, словно они были молодыми любовниками, и Драгорн вдавил ее спиной в выпуклый холодный камень.       — Тихо, — одними губами вдруг произнес он, меняясь в лице, и прикладывая палец к ее губам.       Катарина замерла с полуоткрытым ртом, силясь различить лицо чародея в темноте, но видела лишь скупой блеск чужих глаз. Драгорн покосился назад, но там покоилась лишь тьма и тишина, и он медленно убрал руку от ее лица.       — А теперь слушай, — Драгорн заговорил так тихо, что Катарине пришлось почти прислониться ухом к его рту. — Здесь есть тайный ход. Я создал его очень давно. На черный день. Наш драгоценный учитель любил издеваться над нами в учебных целях, и однажды я дал себе слово, что если станет невыносимо, — я сбегу… С братом, разумеется. Все почти получилось, но в последний момент Мирон пере… Ох, черт. О чем это я. Так вот, я открою ход, ты войдешь внутрь, а потом закроешь изнутри. Он сработает только раз. А я продолжу свой маскарад — это даст тебе время убежать. Отправляйся в Стара Кнежа. Туда он позвал твоего друга. А лучше — беги без оглядки подальше от чародеев и нелюдей.       — Ты не безумен, — прошептала Катарина, когда Драгорн смолк, и едва не разрыдалась от радости.       Он покачал головой, после чего вдруг коротко, страшно взвыл, так что эхо разнеслось по всему лабиринту, и снова обернулся к ней.       — Безумен, но не настолько, как он думает. Он всегда меня недооценивал, а я всегда ему лгал.       — Пойдем со мной! — Катарина вцепилась в его руку железной хваткой, и Драгорн удивленно вздохнул от боли.       — Не вздумай, — прошептал он, аккуратно разжимая ее пальцы. Взгляд его сделался стальным. — У нас нет ни единого шанса бежать вдвоем. Я справлюсь с ним сам.       — Справишься?.. На тебе двимерит!       — Просто заткнись и делай, что тебе говорят.       Драгорн вдруг вытянул руку за голову Катарины и сделал что-то, невидимое глазу. Стена бесшумно провалилась вовнутрь, и Катарина ухнула бы в образовавшийся провал, если бы чародей не поддержал ее под спину. Она щурилась, смутно различая очертания довольно узкого лаза, не отдавая себе отчета в том, что в помещении стоит почти непроницаемая темнота.       — Через два метра справа будет кристалл, — быстро заговорил Драгорн. — Очень темный и очень маленький. Третий справа и второй сверху. Поверни его на двадцать градусов. Не перепутай.       Катарина ополоумевши кивнула.       Драгорн кратко усмехнулся в привычной манере и тут же, наклонившись, тихо шепнул ей в ухо:       — Беги, кэльпи. Беги что есть сил.       Он подтолкнул ее в спину, а затем снова жутко расхохотался и несколько раз ударил ладонями по стене, да так искренне, что Катарину едва не разобрал ужас. Она бросилась вглубь прохода под аккомпанемент человеческого бешенства, лихорадочно водя по стене руками, пытаясь то ли нащупать, то ли увидеть нужные кристаллы. Острые поблескивающие грани в кровь разодрали ей ладони, и через несколько мучительных секунд она отыскала, наконец, нужный из целой россыпи. Сквозняк, тянущий со стороны входа, исчез, безвозвратно отрезав ее от узилища Рётшильда и безумного смеха Драгорна — проклятого человека со святой душой.