Опальная княжна

Ночной ветерок шелестел в спящих ветвях, вторил мерному стрекотанию цикад и кузнечиков, навевая благостное настроение. Катарина так и не встала с плиты, на которую опустилась с полчаса назад и сидела теперь, неловко подобрав под себя ногу. Веки ее оставались полуприкрытыми, будто она дремала, и только пальцы ее то и дело подрагивали. Она подняла голову в ответ на шум треснувшей под чужой ногой ветки, мгновенно распахнув глаза. — Признаться, не ожидал от вас столь яркого порыва чувств, пани Катарина. — А я, напротив, могу только подивиться вашей предсказуемости, господин Рётшильд. Колдун усмехнулся, сделав несколько шагов, и остановился в белом пятне лунного света. — Я вижу, вы вполне освоились в новой для вас форме. — Вы пришли сюда ради светской беседы? — А вы желаете приблизить свой конец? — он скупо улыбнулся. Катарина качнула головой, дивясь тому, как просто и ладно теперь выходит зубоскалить в ответ Рётшильду, перекликиваясь вопросом на вопрос, как две птицы. — Какой вам толк с моей смерти, Рётшильд? — вздохнула она. — Никакого, — согласился колдун. — Но так уж вышло, что теперь обратного пути ни для кого из нас более не существует. Ни вы, ни ваш избранник не остановитесь, пока одна из сторон не падет замертво. Что и понятно. — Ну, зато вы наконец-то избавились от скуки, — едко сказала Катарина, медленно поднимаясь. — Что же вы стоите? Извольте убить меня. Жду не дождусь. — Удивительно, не правда ли, — весело сверкнул глазами он. — В первую нашу встречу вы трепетали, что воробушек на ветру. Во вторую — ставили мне условия и грозились убить. Теперь же, — он вкусно улыбнулся. — И вовсе бросаете мне открытый вызов. — И вы, верно, думаете, — Катарина бесстрашно шагнула вперед, — что все дело — в вас? — Я успел обучить вас жалким крохам, пани, однако я, пожалуй, ошибся. Чародейка могла бы из вас выйти не такая уж и пропащая. Катарина плотно сомкнула губы, сверкая глазами, не в силах спорить с Рётшильдом, поскольку в эту самую секунду спорила с самой собой. — Меж тем, прежде чем мы перейдем к последнему акту, я хотел бы кое-что вернуть вам, Катарина, — колдун широко взмахнул полами плаща, вынимая из внутреннего кармана знакомый и совсем позабытый уже пергамент со странным стихом-проклятием. — Зачем вы возвращаете его мне? — Я разгадал загадку, — пожал плечами он. — Ваша очередь. Катарина, поколебавшись, осталась стоять на месте. Рётшильд сухо рассмеялся, и листок, подчинившись его жесту, спланировал на надгробие. — Это написала ваша рука, — заметил он. — Я этого не писала! — вспыхнула Катарина. — Я и не сказал, что это написали вы, — он склонил голову. — Я сказал, что это написано вашей рукой. Катарина моргнула. — Вы хотите сказать… — Я встречал подобных существ раньше… — Рётшильд праздным взглядом обвел темные деревья, но Катарина почувствовала щупы его магии, что тянулись во все стороны, сканируя местность. — Опасные, не имеющие имен и пределов в собственных силах. Но разумные. — Вы знаете, кто это был? Кто воцарился в моей голове, написал это и сгинул? — Сгинул ли?.. Нельзя ничего знать наверняка, пани. Я лишь предполагаю, — Рётшильд кратко взглянул на нее. — Однажды, в секунду самой острой своей скуки, я решил сыграть с одним таким чудовищем в игру. Он предложил мне загадку, а я очень люблю загадки. — Что стояло на кону? — Моя душа, я полагаю, — рассмеялся Рётшильд, уже готовый к следующей фразе. — Боюсь, в таком случае спор изначально был неравным. — Я выиграл, — покровительственно улыбнулся Рётшильд. — И чудовище ушло. Дьявол. Некоторые назвали бы его так, поскольку он не только могуществен настолько, что обычному человеку не обнаружить пределов того могущества… но и знаток, как блуждать по чужим головам. Забираться в них. Править бал в чужом разуме. Катарина неприступно сложила на груди руки. Дьявол, стало быть. Это могло бы объяснить многое из совершенного ею, будь она столь малодушна, чтобы винить в собственных бедах других. — Но знаете, с кем сделки страшнее, чем с дьяволом, Катарина?.. — Рётшильд поднял брови и тут же улыбнулся: — Нет, вы ошибаетесь. Не с чародеями. С богом. Катарина нахмурилась. — Вы читаете мои мысли? — Теперь это невозможно. Только лишь ваше лицо. Оно все еще — открытая книга. — Что вы можете знать о Господе? — Мы уже однажды вели с вами беседу о вашей религии. Изучив всю имеющуюся информацию, я склонен думать, что дьявол по натуре своей гораздо более человечен. Он порочен, как и всякий человек, а потому с ним возможно договориться. Дьявол ищет лазейки, но это значит и то, что лазейку можете найти и вы. Бог же… честен. И в этом самая страшная его сила. Он не прощает ничего и никому. Единожды оступившись — вы навсегда потеряете и его доверие, и защиту. — Вы ошибаетесь. Господь прощает своих детей. — Своих рабов, — мягко уточнил Рётшильд. — Он простит каждого, кто смиренно встанет пред ним на колени. Цена сделки с дьяволом — ваша душа, с богом — свобода. Я считаю, второе ценнее первого. — Зачем вы говорите мне об этом? — Я же уже старик, пани. Люблю побеседовать, порассказывать басни, — он едко, фальшиво усмехнулся. Кивнул на пергамент. — Коли вы выживете сегодня благодаря иному чуду, однажды вам, возможно, встретится человек. Отдайте ему это. Он может ответить на все ваши вопросы… за определенную цену. Катарина с полминуты сверлила Рётшильда глазами, шумно вздохнула: — Это все откровения? — Да. Я был открыт с вами. Вернул вам вашу вещь. Дал добрый совет. Ответьте мне тем же — отдайте то, что вы у меня забрали, пани, — колдун приложил к груди сухощавую руку. — Медальон, что вы так неосмотрительно сорвали с моей шеи, когда ранили меня. — Прошу вас, — она насмешливо развела руки в стороны. — Он здесь. В этом некрополе. Вы можете его забрать, я не стану препятствовать. Рётшильд усмехнулся, втянул носом воздух, качая головой. — Вы спрятали его здесь, едва ли понимая, что именно сделали. — О чем вы? — Некрополи и кладбища, что содержат при городах, как правило, защищены определенной спящей магией. Люди, знаете ли, не очень-то желают наткнуться на восставшего духа в момент сентиментальной беседы с усопшим. Мне будет крайне непросто обнаружить эту вещь здесь без вашей помощи. — Какая жалость. — Вы рассчитываете потянуть время и дождаться ваших компаньонов?.. Напрасно. Они все равно не успеют. А свою чародейку вы спугнули сами. — Я могу сократить время ваших поисков, — Катарина легонько повела плечами. — Если вы ответите на один мой вопрос. — Я, признаться, уже устал отвечать на ваши вопросы. Однако не вижу причины отказывать приговоренному к казни в его последнем желании. Итак? Катарина не стала церемониться: — Вы знаете, чем я стала? Рётшильд поднял брови: — Разве ваш спутник не выдвигал никаких теорий? — Не отвечайте вопросом на вопрос, Рётшильд. — Как пожелаете. Что же, эта тема заслуживает отдельного обсуждения, на которое у меня нет времени, но могу сказать, что вы не являетесь вампиром в исходном понимании этого слова, — Рётшильд прошелся туда-сюда, как на лекции и заложив руки за спину. Черный балахон скользил за ним по пятам. — Вы все так же отбрасываете тень и отражаетесь в зеркалах. Вам недоступна настоящая вампирическая ипостась или любая другая. Чем-то вы похожи на тех, кого называют ведьмаками, но ваши мутации достаточно слабы. — Их нельзя обратить вспять? — А вы хотите? — удивился колдун. — Они, возможно, сумеют продлить вам жизнь и молодость на столько, что вы успеете насладиться несколькими краткими мгновениями, вместо одного, рядом со своим возлюбленным монстром. — Монстр, господин Рётшильд, здесь только один. — Ценю вашу иронию и откровенность. Однако, такова правда. Мой ученик, безвременно почивший Мирон Горгранский, исследовал вампирическую природу десятилетиями. — По вашей указке, разумеется. — Скажем, я вдохновил его на эти поиски. И он, как и все мы, желал бессмертия не только своей души, но и тела, — Рётшильд склонился над одним из надгробий, прикрыл глаза, но только медленно покачал головой. — Ищите медальон? — Нет. Здесь покоится моя дочь. — Дочь? — опешила Катарина, даже позабыв про терзающую ее тревогу неопределенности. — Прекрасная Эвридика, — кивнул Рётшильд. — Чародеи бесплодны, но бывают и исключения. Я всегда им был. Она не унаследовала ни моего дара, ни ума, вышла замуж за бестолкового сапожника и скончалась чуть менее двухсот лет тому назад. Милое, счастливое и глупое созданье. Помнится, ее глаза были столь же прекрасны, как и ваши. — Это… необычное откровение, — нахмурилась Катарина. — Ничего необычного, — колдун разогнулся. — Что до вас… Я уже сказал вам достаточно. Вы заключили сделку, из которой невредимой не выйдете. Вы несомненно похожи на бруксу — и я уверен, что уважаемый Эмиель Регис рассказал вам об этом более, чем подробно. Однако, это меньшая из ваших бед. Куда хуже то зло, которое стоит за вашим плечом… За обоими вашими плечами, пани. Это зло привело вас в этот мир, и это зло защищало вас ото многих бед, но, как вам защититься от него самого — я не ведаю. — Что меня ждет, Рётшильд? — тихо спросила Катарина. — Откуда же мне знать? — удивился он. — Я же не предсказатель. Могу сказать лишь одно — коли у вас есть теперь наставник, вы могли бы чему-то у него научиться… если выживете, — усмехнулся он. — Я думала, вы уверены в том, что выйдете из этого сухим из воды. — Я никогда не бываю уверен в таких вещах. Иначе бы не дожил до своих дней. Я не Вильгефорц, на тщеславии которого было так легко сыграть, — он усмехнулся, пристально глядя на Катарину. — Но, в конце концов, он был слишком молод для той силы, которой обладал. Итак, я ответил на ваши вопросы. Где медальон? Катарина нахмурилась и неохотно махнула рукой в сторону. — Вы будете смеяться, господин Рётшильд, но он на моей кровати, под подушкой. Брови колдуна взлетели, и он удивленно покачал головой. — Худшее место сложно было бы представить. — На это я и рассчитывала. — Рассчитываете и на то, что ударите меня в спину, когда я войду в склеп? — А у меня получится? — Едва ли. Катарина грустно усмехнулась и молча развела руками. Рётшильд смерил ее внимательным взглядом, но все-таки медленно повернулся и пошел к склепу. По пальцам его блуждали вспыхивающие то и дело морозные искры. Катарина не препятствовала его движениям, только отрешенно смотрела на небо и на дубы, на ветвях которых все так же сидели вороны, ранее следовавшие за ведьмаком, а теперь — за Рётшильдом. Ветви покачивались в живой тишине, но более — ничего не происходило, и внутри Катарины медленной темной спиралью начал закручиваться страх. Где же ты, где?.. Колдун вернулся быстро, обнаружив искомое ровно там, где было сказано, с немалым удивлением поглядел на Катарину, пряча сверкнувшую в лунном свете вещицу в складках мантии. — Я полагал, вы умнее, — удивился он. — А вы просто решили принести себя в жертву. Как глупо и как скучно. — Опять не оправдала ваших надежд, — вздохнула Катарина, заставляя себя почти безмятежно расслабить лицо. — Их никто никогда не оправдывает. — Зачем вам этот медальон? — спросила она — еще чуть-чуть потянула время. — Это защитный амулет? — Память, — ответил Рётшильд. — Он принадлежал моей жене. Она умерла от Катрионы. — Вы полны открытий. — Мне триста тринадцать лет. В этом нет ничего удивительного. Конечно же, я влюблялся и любил. — И должно быть, у вас было очень немного слушателей, раз вы опять рассказываете все это мне. — Я часто исповедуюсь тем, кто скоро умрет. Какой вариант предпочитаете, пани Катарина? Клинок под сердце, сломанная шея, обыкновенный сон? Катарина глубоко вздохнула, будто перед прыжком в воду, подождала еще секунду, но ничего не произошло. И только тогда она почти что взвилась в воздух и прежде, чем броситься прочь, метко отправила в адрес Рётшильда полновесный камень. Колдун вскинулся в его сторону, создавая вокруг мерцающий барьер и одновременно посылая во все стороны крохотные жалящие молнии, от которых трава рядом увядала и гибла. Он лишь удивленно хмыкнул, обнаружив обыкновенный камень, каких десятки, магией отбросил его в сторону, и медленно пошел вперед. Катарина же бросилась бежать по безлюдному спящему некрополю, перепрыгивая через каменные плиты и надгробия, спускаясь все ниже по холму, туда, где таинственно мерцала успокоившаяся к ночи река. Не отдавала себе отчета в действиях — и лишь надеялась водить Рётшильда за нос как можно дольше. Покуда хватит сил. Колдун рассмеялся ей вслед и ринулся за ней, перемещаясь вереницей быстро вспыхивающих порталов, прорезая пространство насквозь и возникая там, где она секунду назад стояла. Катарина петляла быстроногим зайцем, один раз рискнув зайти колдуну за спину, и попыталась было полоснуть его когтями, но те просто-напросто не появились; в отличие от Рётшильда, что со смехом, играясь, отправил в ее сторону несколько лопнувших жидким золотом шаров. Она увернулась в последний момент, но один из них все-таки больно опалил кожу и сжег часть рукава рубашки. Боль эта более не имела ничего общего с привычным ожогом, отзываясь внутри странным раздраженным звоном. Магия Рётшильда, как и любая другая, жалила всей своей дьявольской природой, а Катарина, как нечисть, стала к ней лишь уязвимей. Она в очередной раз сменила направление на противоположное, прячась за надгробиями, с которых Рётшильд срезал, точно скальпелем, каменные осколки, а те разлетались во все стороны серыми снарядами. Ему доставляло необыкновенное удовольствие играть в кошки-мышки с противником, не превосходящим его по силе, и он, как от него и ожидалось, воспринимал ее действия не более, чем детскую проказу. — Полно, Катарина! — рассмеялся он вновь. — Вам все равно от меня не уйти! Вы ведь знаете! Она обежала склеп, поднялась еще выше по холму, наклонилась, пропуская над головой шипящий, плюющийся искрами раскрученный диск, и тот пролетел мимо, срезав стволы трех рядом стоящих деревьев. Катарина успела отскочить в сторону, и побежала дальше. В какой-то момент Рётшильду, верно, надоело это сомнительное соревнование, и он послал по следу Катарины тонкие магические иглы. Эти в отличие от прочих меняли направление в зависимости от ее движений, словно их притягивало к девушке магнитом. Она пыталась уйти от них довольно долго, и большая часть игл растаяла в ночном воздухе, но одна самая верткая все-таки вонзилась в ногу Катарины. Внутри разлился дикий холод совершенно точно неестественного происхождения. Мышца потеряла чувствительность, и Катарина рухнула, покатившись вниз и слепо цепляясь за выступающие корни и ветви редкого кустарника. Падение отдалось противной болью в суставах, но хуже всего было не чувствовать собственную ногу и, вследствие того, невозможность встать. Она валялась внизу, как подстреленная куропатка, только что и способная, как горестно клекотать и бить крыльями. — Где же вы, пани? — едко вопрошал Рётшильд, безошибочно угадывая направление ее следов, голос его приближался. Катарина успела увидеть его лицо, усмехающееся, высохшее, что у мумии и столь же безумное, что и у Драгорна. Он остановился на вершине склона, рассматривая ее в сумраке с высоты холма и своего роста, улыбаясь ласково и ядовито, как делал это всегда. Она замерла совершенно беспомощно, сердце натужно билось в груди, а в голове — колоколом разносились мысли. Все шло не так и неправильно. Она проигрывала, и время беспощадно пожирало последнюю надежду на победу. Что же делать?.. Мощный магический залп, от которого Катарину едва не стошнило на собственные руки, ударил Рётшильда в спину. Катарина видела, как ме-едленно размыкаются его бледные тонкие губы, как он оборачивается, и вокруг него вспыхивает дымка заклинания, и как внутри мозга оттого как будто бы лопаются сосуды. Этот магический барьер в отличие ото всех предыдущих был настоящим настолько же, насколько настоящим был и новый враг. — А-а… — протянул Рётшильда презрительно. — Жаль я не нашел времени выбить из Истредда ту дурь, которой ты напичкала его мозги, девчонка. Голос его тем не менее подрагивал, как подрагивали и обтянутые кожей паучьи пальцы. Йеннифер, — Катарина узнала ее энергию, с удивлением отметив, что теперь худо-бедно может различать чародейские сущности, — не разменивалась на комплименты, лишь била снова и снова, прорываясь сквозь толщу магии Рётшильда практически с кровью. Катарина была лишена возможности видеть происходящее, но каждое новое заклинание, теперь по-настоящему страшное, что у Рётшильда, что у Йеннифер, вырезало внутри нее новую глубокую кровоточащую рану, от которой она едва не скулила побитой собакой. Она не знала, откуда чародейка пришла и как ей удалось вернуться так скоро — лишь слышала, как тяжело, прерывисто она дышит; как медленнее от раза к разу поднимается ее рука для заклинаний; как Йеннифер едва слышно ругается и как, наконец, тихо вскрикивает, когда одно из заклинаний Рётшильда пробивает ее щиты. — Это сложное заклинание, Йеннифер, — донеслось до Катарины сквозь белый шум и кровавую муть в глазах. — Вас в Аретузе, верно, учили только краси… Рётшильд взвыл зло и обиженно, когда пропустил удар, ловко заткнувший ему рот. Обычно размеренная, въедающаяся кислотой речь, теперь прозвучала поспешно и скомкано. — Ч-черт, — прошептала Катарина ругательство, сама того не заметив. Она перевернулась на живот, попыталась ползти по береговой гальке, цепляясь за колючий песок, стремясь дотянуться до корней и ветвей кустарника, что рос выше на холме. Йеннифер, отдышавшись, снова вступила в бой, и от магии у Катарины начали лопаться сосуды в глазах и носу. Она упрямо взбиралась вверх, намереваясь хотя бы отвлечь Рётшильда на себя и дать Йеннифер шанс достать его хотя бы еще один чертов раз. В конце концов, он был прав. Он сам научил ее тому, что теперь спасало Катарине жизнь. Снова и снова. Он научил ее кусаться. Катарина подтянулась еще один раз и еще, вцепилась оцарапанными пальцами в косо торчащее надгробие, заставила себя сделать еще одно усилие и со стоном вывалилась на холм, дрожа тем сильнее, чем ближе была жуткая, выворачивающая наизнанку энергия, которая раньше казалось ей не иначе, как божьим чудом. Она упала на спину, раскинув руки, пытаясь вдохнуть в горящие легкие воздух, и взгляд ее то и дело возвращался к белокаменной статуе в изящных одеяниях, что скорбно нависала над Катариной, и ее печальное лицо, обращенное к девушке, смотрело на нее с безмолвной грустью. Ее каменные крылья покоились на спине сложенными, и она, как и Катарина, не могла покинуть проклятый некрополь, на котором разверзлась битва. Это как будто бы придавало сил — даже нога мало-помалу возвращалась к Катарине, и та почти сумела подняться, неловко цепляясь за постамент. Йеннифер теперь, уже не стесняясь в выражениях, атаковала Рётшильда, который напротив смолк, и на его всегда сухом лбу выступили капли пота. Катарина перевела глаза со статуи на его сосредоточенное лицо, и на одно лишь мгновение позволила себе сдаться. Они проиграют. Они борются с демоническим отродьем, и они проиграют. Кто сумел бы одолеть его?.. Лишь сам святой или же чудовище, гораздо более страшное, чем сам он. Но Рётшильд сказал сам, что обвел вокруг пальца даже самого дьявола. Заклинание Рётшильда, — золотая длинная плеть, — взвилось в воздух, как у опытного загонщика, и опустилось на Йеннифер, рассекая на той одежду, а затем и плоть. Йеннифер закричала от боли и ярости, ее отбросило далеко о камни, и Катарина могла бы поклясться, что расслышала хруст. Но чародейка уже поднималась, удерживая остатки магических щитов, бесстрашная и несломленная, лишь обозленная. — Вы знаете, что проиграли, Йеннифер, — сказал Рётшильд теперь без прежней пренебрежительной насмешки. — Вы более не можете черпать силу, кроме как из своего собственного нутра. Но вы ведь знаете, чего вам будет это стоить… Ради какой-то безымянной девчонки, действительно?.. Рётшильд приблизился к Йеннифер согбенным, усталым стариком, его рука с шипением, обжигаемая чужой магией, прошла сквозь барьер и схватила Йеннифер за шею. Катарина зарычала диким зверем, бросилась вперед не по-человечески быстро, преодолев расстояние за считанные секунды, и с визгом отлетела, врезавшись в молниеносно выставленную преграду. — Неплохо, пани, — прохрипел Рётшильд. Катарина с ужасом теперь смотрела на его лицо, окровавленное и опаленное. Его редкие седые волосы выгорели почти полностью, и только нетронутые глаза мерцали дьявольски-черным. — Согласитесь ли вы добровольно пойти со мной, коли я дарую жизнь этой очаровательной особе и всем прочим вашим путникам? — Регис никогда не оставит вас в покое, — прошептала Катарина. — А это будет уже вашей волей — убедить его, либо же обречь на бесконечную погоню и вполне вероятный проигрыш в самом конце. Поверьте, пани, смерть бессмертного страшна тем, что она может не настать, тогда как боль пребывает в бесконечности. Катарина молча смотрела на Рётшильда, как будто бы ослепленная и его лицом, и взглядом, и чернотой души, что теперь взглянула на нее, развернув крылья, как летучая мышь. Мир вокруг расплывался, и только спасительная белокрылая статуя смотрела на них, а голова ее была обрамлена лунной монетой, словно нимбом. Катарина вскочила на ноги, и колдун тут же вспыхнул магическим барьером, как кованый фонарь на городской улице. Йеннифер едва шевелилась подле него, так и не сдавшаяся духом, но тело ее проигрывало. А Катарина бежала под изумленный хохот колдуна, бежала к статуе, надеясь на то, что и он последует за ней и не будет смотреть себе за спину… Она обернулась с ужасом через несколько секунд, услышав рык разъяренного зверя, оступилась и влетела в статую спиной. Рётшильд успел сделать несколько шагов прочь от Йеннифер, но теперь развернулся, и его руки дрожали, вцепившись в перебинтованные запястья человека, на которых блестел двимерит. — Ах ты щенок! — взревел Рётшильд. — Неужто у тебя хватило духу, выродок?! Драгорн улыбался и склабился, его бледное от напряжения лицо шло пятнами, волосы налипли на лоб, и порванная губа жутко дрожала. Гротескная маска его лица походила на статую, причудливо сливаясь с изваяниями некрополя, будто и он готовился стать одним из них. Меч в его руке едва вошел в спину Рётшильда, но тот обернулся слишком рано, ведомый не иначе как бесовским чутьем, и теперь сталь слабо блестела, погруженная в потроха колдуна разве что по кончик. Катарина завороженно смотрела, как бродит облик по холодному клинку, отделявшему их всех от свободы и спасения. — Ты слаб и жалок, — шептал Рётшильд в лицо бывшему ученику. — Ты не защитил брата, не защитил эту девчонку и сдохнешь сам, как побитая собака, с двимеритом вместо ошейника! Катарина пошевелилась, пошевелилась и Йеннифер. — Только дернитесь, пани, и ваш жалкий преданный пес сдохнет, даже если это будет последней моей волей! Статуя горестно взглянула на Катарину. Подле нее лежало раскрошенное поврежденное крыло и рука, что отломились, когда Катарина вместе с заклинанием Рётшильда врезалась в них. А рядом, едва заметный в траве, покоился ржавый, затупившийся от времени и дождей меч. Тот, что ранее был надежно сжат уверенной каменной рукой. — Драгорн! — крикнула Катарина, оборачиваясь к изумленному колдуну, и со всей силы метнула в их сторону клинок. Он сверкнул в воздухе темным насмешливым блеском, ударился о щиты Рётшильда, отскочил и тут же был перехвачен чужой рукой, появившейся из-за спины колдуна вслед за своим владельцем. Глаза Рётшильда расширились, когда он сначала опустил глаза на собственную грудь, сквозь которую торчала никудышная ржавая сталь, а после взглянул перед собой — в абсолютную черноту. Не было ни блестящего клинка, ни человека напротив, только шепчущийся густой лес. Рётшильд вновь опустил недоуменный мертвеющий взгляд на ржавый меч в груди, и в его глазах медленно угасала такая непозволительно долгая жизнь. — Иллюзия, — прошептал он с той отчаянной беспомощностью, какую может познать лишь осознавший ошибку еще живой мертвец. — Ты все-таки освоил ее, выродок. Голова его свалилась набок, а затем он рухнул и сам, уступая место человеку за своей спиной. Катарина вздрогнула, попыталась было подняться, но не сумела и просто поползла к колдуну. Подле него лежала тяжело дышащая Йеннифер, а над ними обоими возвышалась фигура согбенного человека в плаще с опущенными руками и головой. Он обернулся, и у Катарины на мгновение перехватило дыхание. Кудри его в лунном свете источали легкое свечение, словно он и вправду был спустившимся на землю ангелом. — И низвержен был великий дракон, древний змей, называемый дьяволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним, — тихо прошептала Катарина, глядя на Драгорна, бессмысленно блуждающего взглядом по мертвому уже телу своего учителя. Руки его тряслись. Драгорн нацелил на нее расплывающийся взгляд. Глаза его полыхнули лихорадочным безумием. — Замри, где находишься, — прошептал он, вытягивая вперед правую руку, а другой судорожно хлопая себя по карманам. — Не приближайся. Катарина замерла камнем и выдохнула, лишь когда Драгорн наконец обнаружил в карманах двимерит и защелкнул браслеты на запястьях. Лицо его пошло волной боли и облегчения. — Ты убил его, — тихо сказала она. — Ты смог. У тебя получилось, Драгорн. Он стоял, качая головой, странно глядя то на Катарину, то на мертвого Рётшильда. — Не могу поверить, — сказал он наконец тихо. — Что у меня нашлось столько сил. — Ты справился. — Нет, — жестко возразил он. — Я выиграл лишь потому, что ты была права. Весь план был построен на том, что мой собственный учитель — человек, заменивший мне отца — настолько презирал меня, что никогда не считал себе равным. — Это неважно. Ведь ты выиграл. Драгорн улыбнулся горько. — На самом деле, — он вытер сочащуюся из носа кровь, — только это и было важно.        Йеннифер сидела в глубоком кресле, в котором Регис так любил коротать вечера с книгой на коленях, пила молоко и тяжело дышала. Взгляд ее иногда становился мутным, но по большей части был лишь злым. Произошедший бой ударил по ней так же, как проклятие Нойнройта ударило по Мирабелле. Она как будто бы стала чуточку старше, и сеточка морщин оплела ее лицо и пальцы — едва заметно, но за последний час все зеркала из склепа были предусмотрительно убраны. — Я так благодарна тебе, — прошептала Катарина, голос у которой до сих пор время от времени сдавал. Она прочистила горло и повторила: — На самом деле, Йеннифер. — За что конкретно? — Ты поддержала меня. — Я не могу представить, что сделаю с тобой, когда приду в себя, — она подняла брови, только теперь это выглядело скорее мученически, нежели надменно. — Несносная девчонка. Ведешь себя совсем как я. Немыслимо! Драгорн сидел рядом, молча пил мандрагоровую настойку и иногда застревал бессмысленным взглядом на очередном безликом предмете, не отличая ни Катарину от Йеннифер, ни Йеннифер от стоящего неподалеку скелета в шлеме. — Как так вышло, что ты сумела вернуться? — Катарина посмотрела на Йеннифер. — Мы ведь все предусмотрели! — О ваших жалких пародиях на заговор будешь рассказывать Регису, — проскрипела Йеннифер. — Я слышала ваш разговор еще в саду и на банкете. — Вот как? — М-м. Мне польстила столь горячая забота о моем здоровье и ваши попытки от меня избавиться, но право, Катарина, чем ты думала? Связываться с нестабильным проклятым чародеем и доверять его слову? Он и сам себя обслужить не в состоянии. — Мы бы справились и сами! — полыхнула Катарина, обиженная за Драгорна, и тут же съежилась от собственной проявленной неблагодарности. — Разве что посмертно. А теперь будь добра, оставь меня в покое. Мне нужно отдохнуть и привести себя в порядок, прежде чем сюда нагрянут два рыцаря в сияющих доспехах, перед которыми мне держать ответ. Катарина покачала головой, невзирая на ворчание Йеннифер, подоткнула одеяло и только тогда покорно вышла из склепа. Запрокинула голову к безоблачному, наливающемуся пока еще невидимым светом небу. Вздохнула один раз, тихонечко, но мир не вздрогнул, не покачнулся и не начал разваливаться. — Я, кажется, и сам умер, — проворчал Драгорн, выступая вместе с ней на воздух и зябко потирая пальцы. Сейчас он выглядел еще бледнее и хуже, но двимерит и настойка уничтожили последние проблески безумия на его красивом лице. Он почти походил на выздоравливающего после тяжелой болезни знатного герцога. — Как все это вышло? — Катарина обернулась к нему. — Я сделала все, как ты велел. Как только ты активировал артефакты, вынудила Йеннифер уйти порталом. — А что сама? — Ты был прав. Порталы теперь отвергают меня, как и всякая магия. Мне казалось, будто меня похоронило под железной плитой, и некто бьет по ней молотом, пока вы вдвоем бились с Рётшильдом. — Славно, — Драгорн засунул руки в карманы. — Йеннифер этого, судя по всему, не знала. К сожалению, змея подслушала наш разговор в саду. Только лишь последнюю его часть, но этого оказалось достаточно. — И ничего не рассказала? — Она не дура, — дернул плечом Драгорн. — Понимала, что если ты что-то вбила себе в голову, то придумаешь новый план. С ее точки зрения, еще более идиотский, чем этот. А еще, она, как и всякая чародейка, порой считает, что к важным делам мужчин лучше не подпускать, — он усмехнулся. — Просто удивительно, как она держалась против Рётшильда… — И все же я не понимаю, — Катарина беспомощно опустила руки. — Она ушла порталом, — вздохнул Драгорн. — Мы рассчитывали, что она отправится прямо к эпицентру магического всплеска, и мои артефакты задержат ее на некоторое время. Невозможно построить точный портал прямо в точку магической аномалии. Это должно было задержать ее на нужное время — пока бы она добралась до места, разобралась во всем, пока бы вернулась сюда… — Я знаю, ты уже объяснял это. — К сожалению, госпожа магичка вместо того отправилась за мной. Она подвесила на меня магическую метку в городе — вернее, зелье. Сговорились с алхимиком из лавки в Нойнройте, и тот напоил меня не только успокаивающим отваром, но и чем похуже. Выслеживала меня все это время… С другой стороны, я должен был догадаться. Паучиха из Ложи Чародеек. — Но она… — Катарина нахмурилась. — Была так изумлена, когда увидела ту… аномалию, что ты устроил! Так переживала, ругалась на меня, и я… — Любая портовая шлюха в состоянии изобразить поднебесный оргазм даже в присутствии одноногого, лысого и старого рыбака, — хмыкнул Драгорн. — Йеннифер умеет играть. Лучше тебя, как мы видим. — Она могла бы сказать мне все сразу, — насупилась Катарина. — Чтобы — что? Спугнуть Рётшильда? — Драгорн покачал головой. — Мы с нею подоспели к тебе почти вовремя… к счастью. — Глупости, Драгорн, ты же видел — он до последнего не желал меня убивать. Полагаю, что хотел лишь пленить. Его тщеславие, о котором он, видно, даже не подозревал, свело его в могилу. — Ты никогда не сможешь узнать наверняка, что было на уме у моего учителя. Этот ядовитый змей способен пожрать твою душу даже из могилы, поверь мне, Кати́. — Тем не менее, зачем нужно было вступать в открытый бой? — Катарина всплеснула руками. — Мы же собирались просто-напросто обмануть его иллюзией и ударить в спину! Драгорн с горькой улыбкой запрокинул голову. — Потому что не только он не подозревает о своем тщеславии, Кати́. Потому что для колдовства мне было необходимо снять двимерит. Впитать в себя магию из жилы и только потом — применить ее. Я думал, что справлюсь. И не смог. Я… утратил контроль. На некоторое время. Йеннифер пришлось прятать меня и одновременно с тем биться против Рётшильда, чтобы он не открутил голову тебе. Катарина прикусила язык. — Но ведь она могла бы просто создать твою собственную иллюзию и обмануть его тем же самым образом? — осторожно спросила она спустя секунды. — Во-первых, будучи чародеем, ты можешь создать абсолютную копию только самого себя. Во-вторых, при всем уважении, Кати́, ты говоришь с высококвалифицированным, профессиональным магом, который, — Драгорн патетично приложил к груди руку, — достиг определенных высот в своей области — области иллюзии. И если ты думаешь, что всякий сумеет… — Я поняла, поняла, Ваше Превосходительство, — вздохнула Катарина и закусила губу. — Регис нас убьет. — Вас — может быть. — Что это значит? — Я безмерно благодарен твоему вампиру за выбор столь интересных мест обитания… Я имею в виду кладбища, конечно. На некрополях действительно присутствует очень тонкий магический фон, который ты, должно быть, скоро начнешь чувствовать. Здесь и правда проще прятаться — и вампирам, и магам, но… — Передашь ему спасибо при встрече. — …это без меня, Катѝ, — закончил Драгорн. — Я совершенно точно хочу держаться ото всех вас подальше. Вы мне до смерти надоели. — До смерти… — хмыкнула Катарина. — Я ценю твою очаровательную иронию. — Только не повторяй ошибок Рётшильда, — она невесомо дотронулась ладонью до его плеча. — Он так давно привык к тому, что исключителен во всем и всегда прав… — Он таким родился. А я вряд ли проживу дольше десятилетия. Колдун без магии — все равно что пересохший колодец, — Драгорн молча кивнул на двимеритовые браслеты. — Впрочем, перейдем от радостной ноты к более печальной, — он глубоко вдохнул свежий лесной воздух и наклонил голову. — Пора прощаться, Катѝ. — Подожди, — Катарина мотнула головой. Опасливо взглянула в сторону тела колдуна, но тот лежал все в той же неизменной позе, не шевелился и не казался живым нечеловеческому чутью Катарины. — Помоги мне донести его тело наверх холма. Пожалуйста. — Зачем это? — Разве не ясно? — Катарина пожала плечами. — Я хочу его похоронить. Драгорн поперхнулся, замерев с поднятой рукой, и изумленно уставился на нее. — Только не говори, что купилась на сентиментальные россказни о почившей жене и дочери. К слову, жен у него было четыре, а дочь он и при жизни не навещал. — Однажды он был человеком и заслуживает того, что быть похороненным, как человек, — упрямо сказала Катарина. — Никто не виноват, что родился с дьявольским даром. — Ага. А я значит, дьявольское отродье, висельник и отщепенец. Катарина прикусила губу, но под конец только неловко дернула плечом и первой направилась к Рётшильду. Вдвоем они дотащили его тело наверх холма, к основной части некрополя, и, когда Драгорн присел на одно из надгробий, чтобы отдышаться, Катарина медленно опустилась на колени рядом с мертвым колдуном. Она медленно опустила его веки, а после тихо зашептала божьи слова, прося у Господа за грешную душу Рётшильда. Драгорн не перебивал ее, сверкая безумными глазами, но улыбаться ему расхотелось — столько уверенности было в голосе Катарины и в ее движениях. — Интересный у вас мир, — сказал он погодя. — Неужели даже такой грешник, как он, способен искупить все свои злые деяния? — Каждый на это способен. Но раскаяние никому не дается легко. — Не могу поверить, что после всего ты до сих пор веришь в высшую силу и божью кару. — После всего этого — особенно. В конце концов, ты убил его мечом, выпавшим из рук статуи ангела. — Вообще-то, это статуя жрицы Мелитэле. — Язычник проклятый. Драгорн хмыкнул, а когда Катарина принесла из пустующей пристройки кладбищенского сторожа лопату, принялся по очереди копать с ней могилу. Золотой рассвет застал их стоящими вдвоем около безликого, чуть покосившегося креста и лежавшего поверх камня, найденного неподалеку от места непосредственно смерти. Медальон жены Катарина положила Рётшильду на грудь, аккурат над сложенными на груди руками, прежде чем они вдвоем опустили колдуна в землю. — Не могу сказать, что его дочь будет счастлива покоиться рядом с таким-то папашей. — Драгорн, в тебе есть хоть что-нибудь светлое? — вздохнула Катарина. Он немедленно рассмеялся получившемуся каламбуру, и Катарина поневоле улыбнулась. Она отступила от свежей могилы, прикрыла глаза и вновь напевно затянула молитву, теперь уже вслух и не скрывая святых слов. И тут же вздрогнула от резкого, будто гитарного звука, что прервал ее безо всякого уважения. Она распахнула глаза, изумленно уставилась на Драгорна. Тот невинно взглянул в ответ, едва приподняв руку над струнами для нового аккорда. — Что это? — опешила Катарина. — Банджо, — безмятежно отозвался он. — Что?.. — Банджо. — Зачем тебе… банджо, Драгорн?.. Он беспечно пожал плечами: — Чародеем мне больше не быть, зато ты говорила, что слог мой недурен. Заделаюсь бродячим менестрелем, буду пересказывать добрым людям твою историю, княжна. Нести, так сказать, молитву священную в порочный мир, просвещать… — Драгорн… — угрожающе начала Катарина. — Невесть какая шутка, Кати́, — чуть устало усмехнулся он. — Не переживай, никому про тебя не расскажу, и имя твое забуду, как страшный сон. Давай — читай свою молитву. Может, увижу заодно, как его черный и злобный дух горит в пламени твоей церковной магии.        Спустя минуты Катарина наконец облегченно опустилась подле Драгорна, закончив отпевать мертвеца. Будто отдала долг и себе, и своей вере, и ангельскому промыслу, что вывел их этой ночью с опасной тропы. Внутри тут же острой иголкой завертелось чувство вины, поскольку ангельский промысел был вполне конкретный и нашел воплощение не только в Йеннифер, но и в одном небезызвестном чародее. Катарина, не вынеся мучительного яда совести, все-таки повинилась: — Ты прости мне, Драгорн, мою непримиримую злобу в отношении тебя. В ту ночь, в саду, — она аккуратно положила руки на колени. — Я понимаю, что была резка, а прощаться на такой ноте вовсе не хочется. — Неужто передумала на мой счет? — блеснул белой улыбкой Драгорн. — Не передумала. Но и судить тебя права не имею. Он задумчиво кивнул, не переставая жевать травинку, пока Катарина с тонким любопытством изучала его чистый и светлый в рассветных лучах профиль. Наконец, спросила осторожно и тихо, понимая, что такой возможности больше не представится: — Как же так вышло? — она помолчала, подбирая слова: — Как все это с тобой приключилось? И с матерью твоей? Ты говорил, она… пала от недобрых рук. Драгорн взглянул на просторное бело-розовое небо, наклонив голову, не похожий сейчас ни на чародея, ни на демона — только лишь на уставшего человека. — Чего не знаю — того не ведаю, Кати́, — ответил он спустя минуту. Слова дались ему как будто бы с трудом, а потом полились, словно кто-то отодвинул камень из прохода: — Я нашел ее в спальне. Она лежала на кровати в темно-фиолетовой сорочке с такими, знаешь, длинными, полупрозрачными рукавами, похожая на подбитую птицу… Лицо у нее было изумительно красивым и удивленным, а глаза распахнутыми, — он нахмурился. — Будто она знала убийцу, но не ожидала того от него. Помню ее макияж — темный, слишком яркий, — она всегда его носила, и днем, и ночью. Никогда не видел ее лицо иным… А в левом глазу торчала ложка. — Ложка? — вскинулась Катарина и тут же закусила губу, вспомнив, что практически то же самое сделала с Мироном. Драгорн же, не заметив того, говорил неспешно, и слова его текли как будто бы отдельно ото все тех эмоций, которые в них заключались: — М-м. Обычная серебряная ложка. И глаз тот вытек из глазницы. Мешанина из крови, слизистых, тканей… Я заперся с ней в спальне, обнимал, плакал, клялся отомстить. Мирон так и не увидел ее в тот момент. Я не пустил его, позволил только попрощаться, когда ее хоронили. Тогда-то он и увидел, что глаза нет… Его вырвало. Он плакал потом ночами так долго… Нам было по восемь лет, — неловко закончил Драгорн. Катарина аккуратно подсела поближе, положила Драгорну руку на плечо, и он с усталой усмешкой коротко кивнул ей в знак благодарности. — Я знал, что никогда этого не забуду, — тихо сказал он. — Никогда. Мою мать убили клятой ложкой. Потом я вырос. В доме часто шушукались — в больших домах всегда так, да и ты сама знаешь. Тогда-то я узнал, как жестока она была, как мучила служанок. Разумеется, как ее сын, особой любви я не снискал хотя бы по причине прямого родства. Я любил ее и ненавидел за то, что все они ненавидели меня. Кто-то говорил даже, что она ела человеческое мясо… — А что же твой отец? — Никогда не знал его. Говорили, что она понесла от дьявола, — он жестоко усмехнулся, — потому что ничье другое семя в ней бы не прижилось. Сказочники. В какой-то мере это, конечно, правда, поскольку, как я говорил раньше, она обратилась к ворожее, а может, и к колдуну, надеясь обрести чародейскую силу через своих детей. — А ты… — Катарина замялась. — Ты не думал, что Рётшильд… Драгорн громогласно расхохотался. — Конечно же, думал, Кати́. Проверить это не так уж и сложно. Нет, Рётшильд мне не отец, хоть он и воспитал меня, и за то я ненавижу его до сих пор. Даже сейчас. Но все это пустое и старое. Я гонялся за своими демонами так долго, что потерял брата. Он взглянул на Катарину прямолинейно и чуть задумчиво. — Я не очень-то расслышал всего того, что наплел тебе Рётшильд. Поскольку корчился неподалеку в жалком припадке под крылом Йеннифер, но… — Но?.. — вздохнула Катарина. Странным образом она не желала затрагивать эту тему, хоть Драгорн, наверное, и мог бы ей помочь. — Всю мою жизнь меня преследует зло, Кати́, — вкрадчиво начал он. — Как бы то ни звучало. И я, разумеется, привношу это зло и в чужие жизни тоже. Я хотел бы, чтобы в этот раз это оказалось лишь глупым, несбывшимся страхом, но Рётшильд никогда и ничего не говорит просто так, — Драгорн посмотрел внимательно и прямо в чистые синие глаза — зеркально отражавшие его собственные. — Тебе стоит быть осторожней и не забывать оглядываться за спину. — Ты тоже думаешь, что чудовища придут за моей душой? — усмехнулась Катарина. — Этого я не боюсь, Кати́. Забрать душу вовсе не так просто — иначе мы бы все без нее ходили… Боюсь только, что ты пожелаешь отдать ее добровольно. Не делай этого. Никому не позволяй так с собой поступить. Катарина только медленно кивнула. Смерть Рётшильда не принесла ничего — ни нового облегчения, ни понятных ответов. И вместе с тем ощущение радости от свершившегося плана и освобождения Драгорна растаяло за краткие часы, обратившись в новые тревоги. Драгорн устало поднялся, щурясь на солнце, в последний раз окидывая взглядом и некрополь, и блестящую реку. Катарина поднялась тоже с щемящей тоской внутри, ожидая, когда его взгляд вернется к ней — улыбнулась как сумела, чтобы растопить черноту в сердце напротив. Хотя бы и на краткую секундочку. — Долгих и безмятежных летов тебе, пани, — улыбнулся Драгорн в ответ, подступившись и на мгновение заключив Катарину в теплые объятия. — Бывай и не поминай меня лихом. — Будь же благословенен, Драгорн. Они распрощались теперь уже навсегда, а после чародей ушел прочь так же, как и пришел — на своих двоих, напоследок проверив замки двимеритовых браслетов на запястьях под строгим взглядом Катарины. Он уходил вперед по сельской дороге, насвистывая легкий мотивчик, с худой заплечной сумкой за спиной и банджо, подпевая в такт щебетанию птиц, и выглядел, как самый свободный на свете человек.