Опальная княжна

Катарина обладала достаточно обширным лексиконом, чтобы дать Регису наиболее точное описание, но в список данных слов и фраз уж точно не входили такие, как «взбешенный», «обезумевший» и «пришедший в звериную ярость». Геральт и Регис сумели отыскать последнее убежище Рётшильда в лесной глуши, потратив на то немалое количество времени. Они перерыли его логово сверху-донизу, обнаружив бесценные записи, заметки и архивы, а также ехидную записку, в которой колдун неблагоприятно отзывался об интеллектуальном уровне своих «соперников», коли они действительно решили взять его живьем, а Катарину — оставить одну и даже отослать Йеннифер. Там же они столкнулись с Детлаффом, что отыскал след по своим источникам, и целый час по незнанию занимались тем, что Йеннифер могла бы назвать бессмысленным ребячеством. Регис и Геральт полагали, что имеют дело с особо опасной ловушкой колдуна, может быть, вызванным элементалем — Детлафф думал примерно то же самое, только вместо одного элементаля ожидал встретить двоих. Когда загадка разрешилась, Регис малодушно оставил ведьмака препираться с «дьявольским посланником», как сказала бы Катарина, а сам ринулся назад. Он ворвался в некрополь, как и всякая дурная нечистая сила, а именно — клубился неукротимым, непроницаемо черным туманом, окутав собой статуи с опущенными крыльями и лицами, как ему теперь показалось, скорбными и сочувственными. Катарину он застал за, что говорится, девичьим занятием. Она безмятежно собирала полевые цветы, буйно разросшиеся около одного из надгробий. Регис воплотился рядом с нею, на мгновение заключив в стальные объятия, а затем стремительным движением обхватил пальцами за подбородок, повернув ее голову из стороны в сторону, всмотрелся в спокойные синие глаза и быстро ощупал взглядом ее тело. Кроме некоторых новых царапин, синяков и ссадин — ничего особенно страшного. Катарина регенерировала довольно быстро. Разумеется, Регису не составило труда почуять безымянную могилу, пахнущую свежей землей, на которую Катарина под его изумленным взглядом спокойно положила букет ромашек. Ромашки, к слову, Рётшильд ненавидел, и Катарина об этом знала, а Регис — как-то не очень. Когда он сумел сжать бурлящие внутри эмоции до удобоваримого состояния, он едва выдавил из себя вопрос, прозвучавший, как нечто среднее между рычанием и хрипом: «Кто это?» Катарина, пожав плечами, сказала просто: «Рётшильд». Некоторое время (довольно продолжительное) Регис подавлял в себе то, что люди назвали бы бешенством, если это понятие хоть сколько-либо соответствовало той клокочущей внутри него ярости и беспокойству. Когда он, наконец, пришел в себя — если можно было так выразиться, глядя в его черные сверкающие глаза, — и был способен не только задавать вопросы, но и слушать на них ответы, Катарина аккуратно присела рядом с могилой Рётшильда на соседнюю плиту. Она начала свой последовательный рассказ, и голос ее звучал так, будто она рассказывала про то, как ходила на рынок купить колбасы к завтраку. — Драгорн выследил меня в Нойнройте, на банкете. Он предложил… помощь, — Катарина поморщилась. — Он утверждал, что усилия — твои и Геральта — не приведут к должному результату. Рётшильд горазд водить за нос и людей, и высших вампиров. Он также сказал, что колдун слишком осторожен, и никогда не сунется ко мне, если вы будете рядом. — Значит, мне не стоило и вовсе играть в эти глупости и оставлять тебя здесь, — отрезал Регис. — Жить в постоянной оглядке за мою жизнь? Приставлять к двери стул перед сном? Разве это бы тебя устроило? — Регис промолчал, и Катарина аккуратно положила ладонь поверх его руки. — Твое негодование понятно, Регис, но я рискнула довериться Драгорну, поскольку он единственный знал Рётшильда лучше всех. И верил в меня. Регис не стал комментировать последнюю фразу — только взглянул с укором и коротко кивнул: — Что было дальше? — Рётшильд торопился по причинам, мне непонятным. Мне кажется, он… опасался кого-то, кто мог бы за ним прийти. И видел во мне некий откуп. Во всяком случае, это то, что я подразумеваю из краткой беседы с ним. — Вы еще и поговорили, — глухо молвил Регис. — Я не могла упустить такой шанс, — Катарина поправила лепесток ромашки, разгладила его пальцами. — Драгорн полагал, что Рётшильд вскоре сделает новый ход и, как ты слышал, он уже совершил резню в невинной деревне. Провоцировал меня. Однако, мы оба с ним понимали, что даже если вы с Геральтом отправитесь по следу — Йеннифер останется со мной. И Рётшильд не решится выступить в открытую. — Обмануть меня, — мягко начал Регис, — Геральта, в некотором смысле даже Детлаффа… — Детлаффа? — Позже расскажу. А под конец — еще и Йеннифер. Боюсь, трансформация не просто уничтожила в тебе инстинкт самосохранения, но и обратила его в противоположную сторону. Если, конечно, мы должны винить в этом внешние причины. — Это было сложнее всего, — согласилась Катарина, не став спорить. — Драгорн активировал некоторые артефакты неподалеку от убежища Рётшильда, создал искусственный всплеск мощной магии, чтобы отвлечь и вас — и ее. — Где он взял их? — В Стара Кнежа. Отпечаток магии Рётшильда оставался на них и по сей день — и мы верили, что это сработает. Нецеленаправленный магический взрыв, чтобы Йеннифер подумала самое худшее и рискнула открыть портал. Разумеется, она не смогла попасть прямо в эпицентр взрыва, поскольку магия, — Катарина нахмурилась, вспоминая наставления и объяснения Драгорна, — бушевала повсюду, и точная настройка портала была невозможна. Регис украдкой вспомнил страшный толчок, будто из-под земли; чудовищной силы взрыв, разворотивший десятки гектаров поля подле заброшенного замка — их с Детлаффом обоих выкрутило от, можно сказать, мучительного аллергического приступа или спазма. Даже Геральт не устоял на ногах, а его медальон вибрировал так, что едва не сорвался с цепочки. — Йеннифер взяла меня с собой в портал — вернее, попыталась, — безмятежно продолжала Катарина, не заметив или нарочно не обратив внимания на черную тень на лице вампира. — Однако… — Вампиры не могут пройти через портал, — сказал Регис. — Странно, что она не подумала об этом. Катарина помолчала. Вспомнила, как Йеннифер некоторое время назад наказала ей не рассказывать о всем ее чародейском участии хотя бы Регису. Посмотрела на его лицо. Вздохнула. — Йеннифер не должна была вернуться слишком скоро — построить обратный портал рядом с эпицентром магической аномалии достаточно непросто. Но она обыграла нас. Вместо того, чтобы отправиться вслед за вами — она отправилась вслед за Драгорном. Регис моргнул. — Регис! — Катарина аккуратно придвинулась, взяла обе его руки своими, заглянула в глаза — серьезно и внимательно. — Прошу не вини ее. Она поступила, как считала нужным. — Уже во второй раз я оказываюсь где угодно, но не рядом с тобой — именно в тот момент, когда я нужен рядом более всего, — холодно сказал Регис. — Это страшит меня гораздо больше очередной лжи от своенравной чародейки. — И я справилась оба раза, — Катарина наклонила голову. — Я хочу быть равной и тебе, и Геральту, и Йеннифер. Я не хочу, чтобы меня защищали, как бестолковую княжну и носили на руках. Регис нахмурился, вцепляясь пальцами в переносицу. — Боюсь, что порой, Катарина, — устало сказал он наконец. — Ты путаешь непрошенное навязанное внимание с искренней заботой, но… — он кратко усмехнулся. — Какие твои годы. Катарина поджала губы, но снова не стала спорить — отложила на потом. — Итак, мы с Драгорном были уверены, что Рётшильд воспользуется моментом. Он не боялся ни меня, ни ученика. Считал нас слишком слабыми и взбалмошными. — Не могу сказать, что он ошибался по поводу второго. — Перестань, Регис, — насупилась Катарина. — Да, я несколько… переоценила свои нынешние возможности, а Драгорн слегка… запаниковал, но в итоге-то мы справились. — Ага. Потому что произошло чудо господне, и ангельский свет воссиял над колдуном, испепелив его на месте? — иронично уточнил Регис. — Почти, — Катарина вернула тонкую улыбку. — Йеннифер. Она отбила большую часть атак Рётшильда, измотала его настолько, что он потерял бдительность, и не отличил иллюзию Драгорна от Драгорна настоящего. Тогда-то тот и заколол его клинком, как заплутавшего беса, — в голосе Катарины зазвучала гордость, как за собственного сына. Брови Региса взлетели. Он посерьезнел мгновенно, принялся постукивать пальцами по колену, задумчиво и несколько недобро. — Иллюзия. Как и в случае с Вильгефорцем, — подытожил он. — Драгорн сказал — зачем изобретать мегаскоп, когда есть проверенный способ? — Безумие, — отрезал Регис. — Безумный чародей и его безрассудная подруга! А также, чародейка, невесть что возомнившая о своих талантах и… и все! — Перестань, Регис, — Катарина неловко сцепила пальцы, несколько оглушенная всплеском всегда рассудительного и умиротворенного вампира. — Все ведь получилось. — И как, позволь узнать, — Регис успокаиваться очевидно не желал. — Вы намеревались обойтись без помощи Йеннифер?.. — Я полагала, что колдун не станет меня убивать или хотя бы не станет делать этого сразу. И я была права! — поспешно заметила Катарина. — Я могла бы отвлечь его беседой и своим «бегством», а Драгорн бы все подготовил, просто… — Просто? — с нажимом спросил Регис, когда Катарина запнулась и неловко смолкла. — Он потерял контроль, когда снял двимерит, — почти жалобно вздохнула она. — Но ненадолго. Йеннифер просто ускорила поражение Рётшильда — мы справились бы и сами! Последнее, разумеется, было вещью спорной и обсуждаемой, но признавать это перед Регисом — вовсе и необязательно. Катарина осторожно взглянула на Региса, коего несколько потряхивало, судя по вздрагивающим плечам, пальцам и дьявольски сверкающим глазам. — Сплошные допущения! — он вскочил, сделал несколько порывистых шагов, то и дело срываясь в туман, остановился, тягостно вздохнул, взглянув на съежившуюся Катарину, и медленно сел снова, прикрыв глаза. — Это не допущения, а психология человеческих душ, — в который раз насупилась Катарина, не собираясь уступать. Коли назвался груздем — полезай в кузов. — Я просто сыграла в его же игру и выиграла. То есть, мы. Мы сыграли. — Просто сыграла? — Регис недобро усмехнулся. — Ты сделала практически то же самое, что и он. Решила, что ты — умнее. — Нет, я полагалась на своего друга, что уже однажды спас мою жизнь без всякой на то просьбы! Так же, как ты полагаешься на Геральта, а он — на тебя. — Геральт, во всяком случае, крепок рассудком. Катарина едва не взвыла, против воли перенимая раздражение Региса и зеркально отражая его назад. — Я все просчитала, Регис! Даже если бы Драгорну не удалось справиться с колдуном, я бы согласилась на сделку Рётшильда, и ушла бы с ним в обмен на вашу безопасность. Я знала, на что иду! — под конец тирады она вскочила не по-человечески быстро, замерла перед Регисом и вдруг ни с того ни с сего топнула ногой. Регис некоторое время изумленно смотрел на этот совершенно детский, капризный жест, и лицо его медленно расслаблялось. — Что это ты ухмыляешься? — вздохнула Катарина. — Я радуюсь, — вкрадчиво отозвался он. — Тому, что ты жива. Он молча протянул ей руку, и Катарина недоверчиво взялась за знакомую ладонь — теперь спокойную и теплую. Регис, взявший эмоции под контроль, теперь ненавязчиво вытягивал из Катарины вспыхнувший лучиной гнев. Катарина аккуратно опустилась обратно, глубоко вздохнула, отстраненно наблюдая за самой собой — за тем, как раздражение и ярость утекают сквозь пальцы, забирая с собой и страх пережитой ночи. Она потерла лоб и вдруг неловко, не глядя на Региса, прижалась к нему, обняв руками, как медвежонок — березу. — Я жутко испугалась, — тихо сказала она ему в самое ухо, утратив и равнодушный тон, и прежнюю надменность взгляда. Регис без слов обнял ее рукой за талию, тепло улыбаясь. Мягко кивнул. — Он ужасно страшно колдовал. Прямо-таки очень ужасно. В какой-то момент, когда я покатилась с холма, я думала, что это — конец. — Это никогда больше не должно повториться, — тихо сказал Регис. — Новой лжи я не потерплю. — Это была ложь во спасение, — пробурчала Катарина обиженно. — Ты что, совсем мной не гордишься? — Я немало восхищен твоей храбростью, пусть она и граничит с явным безрассудством, и тем, как ты читаешь человеческий разум, — согласился Регис. — Также восхищен и тем, что ты сумела вычленить все нужные струнки души колдуна во время того, как он пытал тебя, и сыграла на них впоследствии… Но поступок сей был откровенно детский и безумный, этого ты отрицать не можешь. — Я не хотела, чтобы чародей тебя убил, — упрямо отозвалась Катарина. — Я ценю твою преданность и заботу о моей бессмертной жизни, но боюсь, еще один подобный жест призрения я не перенесу исключительно по причине сердечного приступа, который, я всегда полагал, со мной случиться не может. Катарина тихонько фыркнула. Предложения Региса по обычаю становились тем длиннее, чем ближе он был к равновесному расположению духа. Регис замолчал, задумчиво поглаживая Катарину по боку, размышляя о каких-то наверняка ужасных вещах, поскольку взгляд его иногда опускался на могилу и вспыхивал чернотой. Катарина же, избавленная его магией и присутствием от гнетущих эмоций и тревоги, вспомнила, как соскучилась по Регису за одну только ночь. Странно. Будто бы они не виделись целую неделю или больше того. Она прижалась плотнее и как будто бы уже обыденным жестом нашла его губы, или он ее — во всяком случае именно в таком виде их застал взмыленный Геральт, который неведомым образом проскакал на лошади через полнекрополя и пораженно выругался. — Как я вижу, торопился я зря, — он гулко спрыгнул с лошади и уставился на могилку. — А это что? — Рётшильд, — сообщила Катарина, возвращая лицу невинное выражение, с которым начинала рассказывать историю Регису. — Безвременно почил? — добродушно хмыкнул Геральт, подозрительно разглядывая и камень, и неказистый крест. — И за что ему такие почести — возлежать здесь? — К сожалению, мы с тобой оба, мой друг, прибыли слишком поздно, чтобы задать этот вопрос непосредственно виновнику торжества, — вздохнул Регис и пояснил, когда Геральт удивленно вскинул брови. — Мадемуазель Катарина и ее верный друг, господин Драгорн, при непосредственной поддержке новоявленной мачехи Йеннифер — предали колдуна забвению на этой самой земле. Смерть на кладбище — это почти поэтично. — Ты хотел сказать — практично, — поправил его Геральт; вскинул брови: — Драгорн? Йеннифер?.. У меня нет никаких сил разбираться в этом на трезвую голову. Он постоял возле могилы пару секунд, рассеянно всучил Плотве яблоко, когда та ткнулась в его плечо большой головой. — Вот видишь, — Катарина недовольно приподняла брови. — Геральт на Йеннифер даже не ругается! — Не люблю тратить время на бесполезные слова, — пожал плечами Геральт. — Все равно ни черта не изменится. — В тот момент, когда господин ведьмак, — прозвучал до дрожи спокойный и надменный голос из-за спины Геральта, и все трое против воли поежились, — рискнет выдвинуть мне какие-либо выражения, я — так уж и быть, — милостиво напомню ему, как он отвез мою дочку на Лысую гору к Хозяйкам и Имлериху. Ничегошеньки никому не рассказав. Геральт мученически вздохнул — больше напоказ, нежели искренне; подмигнул Катарине и сказал звучным шепотом: — И именно поэтому рисковать я не буду. Йеннифер самодовольно склонила голову, получив один усталый взгляд от Региса и один восхищенный — от Катарины. — Йеннифер, — Регис поднялся с камня, подошел к настороженной чародейке ближе нужного, склонил голову. — Я должен благодарить тебя за помощь, что бы я ни думал о произошедшем. Полагаю, ты — истинная причина того, что все участники спектакля, кроме главного злодея, пережили эту ночь. — Пустое, — повела плечом чародейка. — Если пожелаете, вы с Геральтом можете остаться здесь. Если вам требуется отдых и пища, либо же… — Я возвращаюсь в город, — сказала Йеннифер так ловко — будто и не перебила. — Геральт? — Только не через порталы, — отмахнулся ведьмак. — Нагоню тебя верхом. — В таком случае мы навестим вас в той памятной таверне, мой друг, — Регис коротко пожал руки обоим. — Где отменно варят суп из морепродуктов. Геральт только хмыкнул, тяжело взбираясь в седло, моментально скривившись на манер Катарины, стоило Йеннифер распахнуть полыхающий зев портала неподалеку от них. — А как же Детлафф? — спросила Катарина, задумчиво вслушиваясь в удаляющийся цокот копыт. — Если пожелаешь, мы встретимся с ним позже. Он обещал направиться в Зерриканию, но, возможно, задержится в округе на некоторое время. Катарина вздохнула, и Регис, опустившись на камень, снова плавно привлек ее к себе. — Снова на могильной плите? — с доброй усмешкой прошептала она в его губы, смутив Региса до неузнаваемости столь откровенным вопросом. — Есть и много других мест, — неловко ответил он. — Например? — Заброшенные эльфские святилища, могильники, погосты… — Регис и его неподражаемый сарказм. Регис усмехнулся и, легко подхватив Катарину на руки, будто она была котенком, понес ее в дом, то есть, в склеп, переступив порог и ногой захлопнув за собой дверь.        Уютная таверна тепло освещалась свечами и лампадками, в воздухе разливался изумительный аромат морепродуктов и терпкого вина, сдобренный живым и добрым людским говором. Регис и Геральт ушли наружу, заинтересовавшись товарами проходившего мимо торговца, и оставили спутницу на попечение тавернщицы и собственных мыслей. Вскоре обещала явиться и Йеннифер, хотя своевольная чародейка могла в любой момент передумать. Прошло несколько удивительно безмятежных дней, и Катарина почти поверила в давно забытое чувство покоя. Она с наслаждением мешала ложкой густой суп, изредка делая маленькие глотки некрепкого вина. Былая сверхчувствительность, мучившая обострившиеся чувства, смазалась, благодаря новым эликсирам Региса — стала переносимее, но недавний бой в некрополе все же оставил внутри Катарины очередной выжженный след. Она не стала о том говорить сразу, — посчитала верным подождать, — но жажда крови после произошедшего сделалась сильней. И пусть Регис не отказывал ей в своей собственной, признаться в этом Катарина не могла даже и самой себе. Не стала говорить и о едких, скребущих душу словах колдуна о той черной тени, что, должно быть, стояла за плечом Катарины, исполняя ее желания странным и диким образом. — Отчего же вы в печали, пани? — произнес над ней незнакомый голос, манерой и тоном смутно напомнивший Рётшильда — Катарина тут же дернулась. — Вижу, все ваши желания исполнились. Так зачем же грустить? Катарина не успела поднять головы, как нежданный собеседник уже опускался напротив. Его улыбка была доброжелательной, но сквозила тонким холодком. Темно-желтый кафтан, проницательные темно-карие глаза и гладкая, что яйцо, голова. — Это вы!.. — Катарина вспыхнула робкой радостью. — Вы упали у лавки алхимика, и я помогла вам подняться, но вы так быстро ушли… — Странно, что из двух наших с вами встреч, Катарина, вы запомнили лишь ту, что была менее всего значительна, — гость положил оба локтя на стол, улыбнулся шире и взглянул в глаза Катарины, как в душу. Взгляда отвести она не сумела. — Кто вы? — спросила Катарина осторожно. — Вы действительно желаете это знать? По телу разлился холод, а вслед за тем — мягкое тепло. Будто ангел-хранитель в который уже раз положил ладонь на ее плечо и шепнул в ухо: «Не отвечай». Гость довольно рассмеялся. — Однако, вы умны, Катарина. Даже слишком. Я начинаю подозревать вас в излишних знаниях, которыми вам обладать не положено. Или в том, что вы… кое-что прячете. Катарина молчала. Не знала, как задать крутящиеся на языке вопросы, не попавшись в новую ловушку. — Разве вы не помните меня? — смилостивился собеседник. — Ту краткую встречу под вашим окном — не вполне личную, конечно, но все же вы никогда не жаловались на память. Катарина с тонким отвращением заставила себя вглядеться в лицо напротив и тут же изумленно ахнула. — Вы… посланник Габсбургов. Гхунтер… — Гюнтер, — склонил голову гость. — Гюнтер о´Дим к вашим услугам. — Но… Как вы… Вы же были там! В том мире! Изнутри толкнулась отчаянная страшная мысль: «Бежать. Бежать немедленно и как можно дальше. Бежать изо всех сил», но Катарина словно приросла к стулу корнями, как старое дерево. Вслед за тем пришло и страшное осознание: как убежать от того, для кого даже граница меж мирами не является препятствием?.. — И я отчаянно желал вернуться сюда, — кивнул Гюнтер. — А для этого желания мне было необходимо исполнить кое-какое другое. К слову, об этом, Катарина. Вы более совсем не скучаете по дому?.. — Кто вы такой? — выпалила она и тут же сомкнула губы. Нельзя, ни о чем нельзя его спрашивать! В этот раз человек, если это был он, не стал юлить, только развел руками в притворной печали. — На этот вопрос существует так много ответов, что и я сам не назову верного. Меня кличут то джинном, то чертом, то дьяволом, но вы ведь — женщина, высокого происхождения, к тому же. Наверняка наслушались и не таких безобидных прозвищ за свою недолгую жизнь? Гюнтер снова улыбнулся, и вновь от этой улыбки Катарину пробрало до костей. — Но к чему говорить о моей скромной персоне? — Гюнтер рассеянно крутанул ложку на столе, что ранее принадлежала Геральту. — Я наблюдал за вашими подвигами все эти месяцы и, хочу заметить, ни единожды не пожалел, что исполнил ваше заветное желание. — Желание? — задохнулась Катарина. Вспомнила и свадьбу, и жениха, и проклятый балкон, а вслед за ним — кипящий болью и смертельными воплями Боклер. — Эт-то… это вы меня сюда перенесли. Гюнтер о´Дим развел руками и скромно склонил голову в полупоклоне. — Виновен. — Как же… Как же так? Разве я просила о чем-то подобном? Разве надеялась, что со мною произойдет такое?! — голос Катарины взлетел. — Вы пожелали обрести крылья, и я дал вам их, — пожал плечами Гюнтер. — В метафорической форме, конечно же, но ведь и вы не уточнили ни одной конкретной детали. Однако, когда вы оступились и рухнули с собственного балкона, вы не разбились, а, можно сказать, взлетели к небу и новой жизни. Возродились в этом мире без единого ушиба. — Без единого ушиба?! — Катарина вспыхнула яростью, на миг позабыв про страх, что вселял незнакомец черной своей улыбкой. Все его повадки и цвет глаз нехорошо напоминали почившего Мирона, позабыть которого она не могла и по сей день. — Я едва не погибла, пока скиталась по дьявольским преддверьям! Спасалась от чудищ, зверья и недоброго люда! Гюнтер посерьезнел, и Катарина разом опустилась обратно на стул, едва с него пристав — будто из нее выпили всю жизненную силу. — Вы сумели избежать брака с нелюбимым человеком, — начал загибать пальцы он. — Обрели способности, о которых мечтают миллионы и, наконец, нашли своего суженого, о котором так долго рассуждали в ночной тиши, в глубоком, снедающим вас отчаянии. Я совершенно не могу понять вашей ярости. — Вы — бог? — тихо спросила Катарина. — Бог? — Гюнтер рассыпчато рассмеялся. — Как я уже сказал, люди полагают, что я нахожусь по другую сторону силы. Мне же ни к чему их переубеждать. — Значит, все-таки дьявол. — Бог или дьявол — все эти имена так глубоко увязли в людских предрассудках и потайных страхах, что к истине они близки столь же, сколь и вы к ней сейчас. — Вы пришли за моей душой, — тихо сказала Катарина с той обреченностью, которая не предполагает шанса на спасение. — За платой. — За благодарностью, — мягко поправил Гюнтер. — Разве я того не заслуживаю? Он замолчал, Катарина молчала тоже. Она беспомощно огляделась в поисках Региса и Геральта, и вновь пораженно застыла. Люди в таверне, все до единого, замерли в неподвижных и странных позах, словно время для них остановило свой ход. Стихли разговоры, исчезли всякие движения, и только свечи продолжали нервно трепетать на легком сквозняке. Катарина вздрогнула, вновь обращая глаза на Гюнтера, глубоко вздохнула и сжала в руках многострадальную ложку, отчего та едва не переломилась. — М-м, — Гюнтер задумчиво посмотрел на ее руки и покачал головой. — Я ошибся в вас и вы не пожелаете отплатить мне добром на добро? — У нас с вами очень разные понятия о добре, господин Гюнтер, — тихо сказала Катарина. — Это лишь душа, Катарина. Вы и не представляете, сколькие живут без нее, даже не задумываясь, что потеряли. — Почему вам нужно мое согласие? — Катарина отложила несчастную ложку, сцепила пальцы. — Почему во всех сказках дьявол не может просто взять то, чего так желает? — Вы правы. Даже для таких, как я — существуют свои правила, — вздохнул Гюнтер. — Это создает свои трудности, но и делают игру интереснее, вы не считаете? — Значит, я могу отказаться? Гюнтер наклонил голову, и свет сверкнул на его лысине; как будто бы задумался, под конец прищелкнув пальцами. — Признаться, отказаться-то вы можете… Но захотите ли? — он снова посмотрел Катарине в глаза, при том странно нахмурившись, когда она не отвела взгляда. — Оглушенный вашей неблагодарностью, я стану преследовать вас и ваших спутников. Пусть я не могу повлиять на них — но я все еще могу повлиять на вас. Ваша жажда и голод усилятся, вы начнете терять контроль и разум, вы станете опасны для всякого, кто будет к вам близок. И тогда вы сами придете ко мне, падете на колени и пожелаете, чтобы я забрал вашу душу в свои чертоги. — Лишь Господь может дать мне исцеление, если я раскаюсь и приду к нему со склоненной головой, — Катарина вопреки собственным словам голову не опустила, продолжая упрямо смотреть на Гюнтера. — Это означает нет? — Я того не говорила. Я не желаю больше быть причиной чужих бед и кровопролитий. Катарина глубоко вздохнула, собираясь с мыслями и силами. Значит, предчувствие, щедро напитанное предсмертными словами Рётшильда не оказалось ни пустым, ни ложным. То, что должно произойти — произойдет обязательно. Гюнтер открыл было рот, но Катарина жестом остановила его. В ее глазах сверкнула решимость. — Оставь свои россказни, дьявол, — сказала она ровно. — Я знаю, как ты страшен, раз сумел играючи отправить меня в этот ад. Пусть ты и исполнил мое желание, хоть я и не просила об этом тебя. Пусть ты и сделал это способом, самым кошмарным из всех возможных. Пусть я и не заключала с тобой сделки. Но новой — не будет. Ты пришел за платой, пришел за моей душой — так забирай. Гюнтер нехорошо сверкнул глазами. — Столь просто? Не будет ни слез, ни мольбы на подломленных коленях? Мы ведь можем обсудить и иные пути, Катарина. Ты всегда можешь привести чужую душу в обмен на свою. Или нескольких, — Гюнтер улыбнулся, но улыбка его была подозрительной. — Я оставлю в покое и тебя, и Региса, сделаю так, что ты не будешь чувствовать жажды и не будешь ни в чем нуждаться. За определенную плату. Катарина покачала головой. — Твои слова сплошь лживы и полны пустых обещаний, — отрезала она, не колеблясь. — Святость души — дороже твоих богатств. Коли желаешь забрать мою, коли такова твоя воля — забирай. А других не трогай. Мне же бояться нечего. — Так ты думаешь, твои спутники защитят тебя? — усмехнулся Гюнтер. — Ведьмак или вампиры? А может, думаешь, что и сама со мной справишься? — Нет, не они, — Катарина упрямо мотнула головой, а потом вдруг мягким движением извлекла из кармана крестик, несмотря на жгучую, мигом вспыхнувшую в руке боль. Раскрыла ладонь перед Гюнтером и чисто улыбнулась. — Господь. Гюнтер на мгновение пораженно замер, а затем ожидаемо расхохотался, зычно и раскатисто, в абсолютной тишине, посреди замерших в безвременье людей, но Катарина не дрогнула. — Господь? — просипел он измененным от смеха голосом. — Милое, чистое дитя… Давай же я покажу тебе, как наивны твои верования. Он потянулся к ладони Катарины, что замерла пред ним, не моргая и широко распахнув глаза от подступающего ужаса, не в силах шевельнуться. Насмешливые дьявольские глаза Гюнтера оказались аккурат напротив ее, и она едва не утонула во тьме, что ей казалось, клубилась внутри них. Гюнтер, нехорошо скалясь, едва коснулся пальцами поблескивающих звеньев на ладони Катарины, и неожиданно вздрогнул. Глаза его расширились от удивления, и через мгновение крестик полыхнул. Ослепительно и бело, затопив светом все помещение, источая белоснежный сверкающий огонь, что перекинулся на сухощавую ладонь о’Дима, как на сухую солому. Он вскрикнул от боли и изумления, отшатнулся и едва не упал с лавки. Он стремился стряхнуть огонь с пальцев, но тот лишь танцевал на смуглой коже, не поднимаясь выше, но и не угасая. Гюнтер вскинул глаза, его лицо исказилось оскалом человека, что победил и проиграл одновременно. — Ты… — прошептал он. — Я так и знал. — Смотрись же в свое отражение, Гюнтер о’Дим, — тихо и насмешливо проговорил голос существа, что теперь занимало место Катарины, неуловимо разрастаясь в плечах из ее худого девичьего тела. Оно выглядело точной копией Гюнтера, только не было лысым, и белокурые локоны волной ниспадали на плечи. — Как я там говорил?.. «Ты не найдешь покоя всуе, брат безверный; а коль найдешь меня… поплатишься за это». Гюнтер подрагивал от беззвучного и горького смеха; его рука горела белым чистым огнем, а тело его колебалось, будто проваливаясь в воздух, словно в невидимую прореху меж мирами. Глаза его дрогнули и тут же неуловимо посветлели, когда он прохрипел: — Госфрид, — голос сжимался от надежды и горького, жестокого отчаяния. — Брат мой. Отражение Гюнтера мягко усмехнулось и склонило золотоволосую голову набок. — Ты стал так настойчив и порывист, Гюнтер. Жаль ни матушка, ни отец уже не увидят этого. Ведь ты, — он небрежно указал на полыхающую ладонь Гюнтера, — обрек их сгореть заживо. — Ты помнишь, что за то я расплатился сполна. Я сгорел вместе с ними. — Малая кара за убийство родителей. — Однажды проиграешь и ты, и тогда я буду держать твой череп в своих руках, — прошептал о’Дим. — Ты не сможешь вечно прятаться в чужих душах, Госфрид. Подходящих тебе слишком мало, и я прослежу, чтобы — стало еще меньше. Госфрид мягко вскинул брови: — Ирис фон Эверек? Признаю, чудесная была девушка, пока ты не сожрал ее, пусть и руками этого бестолкового атаманчика. — Одна из тысячи. Госфрид лишь усмехнулся, сощурив прохладные голубые глаза, и его волосы тепло сверкнули в свете огня. — Безграничная вера спасает душу… — сказал он. — А посему я всегда найду себе пристанище. — В этот раз ты проиграл, — Гюнтер впечатал в стол ладонь, облетающую пеплом и ошметками плоти. — Ты ошибся с новым сосудом. Я исполнил желание девчонки и теперь имею право забрать ее душу — вместе с тобой. Госфрид в ответ чуть придвинулся и наклонился над столом, едко улыбнулся. — Ты вор и лжец, господин Зеркало. Украл мое прозвище, ступаешь по земле в моем же теле и даешь людям божий дар по дьявольской цене, — голос его звучал тем не менее беззлобно и легко. — К тому же, заигрался настолько, что перепутал черное и белое. Гюнтер сощурился, попытался было стряхнуть магический огонь, что поднялся уже к плечу, но плоть лишь тошнотворно медленно обгорала, мучая страшной болью, вынуждая сжимать зубы. — Княжна попросила крыльев и исполнения желания, — проговорил он через силу. — Попросила меня и… — Господа, — мягко перебил его Госфрид. — Она заключила сделку с Господом. Не с тобой. Гюнтер безумно сверкнул глазами, вдохнул тяжело и душно — и застывший воздух, и гарь, поднимающуюся от собственного тела. — А потому, — Госфрид беззаботно улыбнулся, отклоняясь обратно. — Твоя помощь ей — не более, чем благотворительность. Коли желаешь получить эту душу — придумай что получше, Гюнтер. В конце концов, у тебя даже есть текст проклятия, а ты все стучишься в стену, в которой и дверей-то нет. Он сцепил на груди пальцы, проговорил плавно и тихо, срезая слова: — Бродить тебе среди чужих… души пороки почитая; покуда я надежно скрыт в ином нутре… Как там дальше? Гюнтер молчал, наблюдал страшно и едко за отсветами пламени на как будто бы своем лице. Не казался ни злым, ни раздраженным — лишь уставшим. Вглядывался в лицо брата, выпивая его глазами, чтобы запомнить до последней черты и снова — на ближайшую вечность. — На кого мы играли в прошлый раз? — задумался Госфрид, будто не замечая его терзаний. — Ах да, Лебеда. Изумительная сила духа. Мне не жаль было делиться с ним моими чудесами. — И я выиграл, — сверкнул глазами Гюнтер. — Выиграл? — удивился Госфрид. — Лебеда пожелал уйти. Устал слушать о людских страданиях, защищать обездоленных и убогих. Сам попросил меня отойти в сторону в одной из ночных молитв, и я отошел. — Пустые слова, — отрезал Гюнтер. — Он пожелал уйти, потому что я посылал к нему израненных людей, и он измучился чужими страхами. А тебе просто стало скучно. Ты отказал ему в силе, когда он оказался один на один с драконом, и Лебеда сгинул в чужих потрохах. Отказал так же, как отказал девчонке, когда та выводила детей из разваливающегося Нойнройта. — Я отказал ей лишь потому, что у нее самой в тот раз было достаточно сил справиться с проблемой, — пожал плечами Госфрид. — Вера без воли и разума — ничего не стоит, а я не фея-крестная. — Семантика. — Ты можешь спорить со мной, сколь угодно, Гюнтер, но факты есть факты. Душу Лебеды ты забрать не сумел. Так же, как не заберешь ее и у Катарины, — Госфрид вздохнул. — Твоя ложь оборачивается против тебя всякий раз, как ты натыкаешься на человека искреннего. Я же всегда честен, а потому — выигрываю. Госфрид улыбнулся, едва взмахнув рукой, и огонь, снедающий Гюнтера, мягко сошел на нет — будто рассеялся искрящейся дымкой. Гюнтер не сумел сдержать краткий, мучительный вздох поражения, медленно регенерируя истерзанную пламенем плоть. — И что же теперь? — зло спросил он. — Снова исчезнешь, спрячешься тенью в чужой голове? — Ну не могу же я вернуться в собственное тело, коль оно занято тобой, — усмехнулся Госфрид. — Испробуй иные пути. Так тебе меня не достать, — коротко улыбнулся, поднимая руку. — До следующей встречи, любимый брат. Будь же благословенен. — Подожди, я… — Гюнтер зеркально отразил его жест, распахнул было рот и… просто исчез. Будто провалился внутрь воздуха, сжался до крохотной невидимой точки, не оставив после себя даже запаха горелой плоти. Прошло лишь мгновение, и люди в таверне очнулись, продолжив начатые ранее движения, так ничего и не заметив. Лишь с удивлением взглянули на девушку, что шумно закашлялась, вцепившись руками в горло. Кто-то похлопал ее по спине, кто-то сердобольно сунул в руку бокал с прозрачной водой. Катарина сдавленно поблагодарила в ответ, даже не понимая того, что говорит. Она с трудом отошла от странного мучительного припадка — жуткого тем, что тело ее ей не принадлежало, говорило само по себе и видело очень странные вещи. — Итак покоритесь Богу; противостаньте диаволу, и убежит от вас, — тихо сказала она себе еще дрожащими губами. Чужие слова и картинки в голове странным образом стирались из памяти тем сильнее — чем больше Катарина пыталась за них зацепиться. Поначалу погас образ странного лысого человека, вслед за тем исчезло воспоминание о белом, обуявшем его пламени. Страшные демонические тени истаивали вместе с воспоминаниями, будто поочередно, одну за одной разжимая стальные лапы капкана на измученной душе. Катарина осоловело уставилась перед собой: на собственные, вполне обычные руки, белые ладони, ощупала руками смоляные локоны и для надежности посмотрелась в отражение в бокале перед собой. Ничего необычного. Только сломанная кем-то деревянная ложка да порванная цепочка, уже без крестика, сиротливо лежали рядом на темной от старых разводов столешнице. Она порывисто бросилась к сумке, вынула изнутри стародавнее зеркальце — всмотрелась в отражение, в собственные голубые глаза, ища внутри искорку чужого взгляда, но зеркало равнодушно молчало. Если и прятало кого-то в осколках отражений — то обнаружить этого Катарина не сумела. Вслед за тем, цепляясь за ускользающую мысль, нырнула рукой под рубашку, наткнувшись на знакомый сухой кусочек пергамента, развернула его, прочитала слово за словом: «Безграничная вера спасает душу». Мысль о том, что раньше здесь было написано другое, скользнула и исчезла вместе с последним из пугающих ирреальностью воспоминаний. — Катарина! — в таверну вернулся улыбающийся Регис и за ним Геральт. Они несли при себе целый ворох пожелтевших свитков. — Этот торговец оказался удивительным человеком. Я давно не видел подобных трав в этой части континента в столь превосходном состоянии. Катарина украдкой убрала и зеркальце, и пергамент, и серебряную цепочку. Рассеянно посмотрела на Региса и ведьмака, и осторожно улыбнулась. Внутри нее разлилась тихая умиротворенная радость, ни на что не похожая, словно кто-то разбил крынку теплого молока, смешанного с расплавленным медом. Она не сразу поняла и то, что кровавая жажда, терзавшая ее несколько дней, растворилась — не полностью, но сделалась как будто бы посильной ношей. — Катарина? — Регис опустился за стол. — Все ли в порядке? Геральт сел рядом, странно — Катарина не сумела не заметить этого — взглянул на сломанную ложку и едва заметно нахмурился. После чего внимательно вгляделся в ее глаза, ничего не обнаружив и ничего же не сказав. Катарина лишь кивнула спокойно, аккуратно накрыв руку Региса своей. — Выпила слишком много вина, — сказала она и сама в это поверила. Регис с Геральтом уже подзывали тавернщицу, негромко переговариваясь; делали роскошный заказ на все виды пищи и питья, которые только можно было бы здесь обнаружить. Катарина же рассеянно перебирала в пальцах серебро, спрятав руки под столешницей — то жглось едва ощутимо, но больше не жалило. — Ты был прав, Регис, — тихо сказала она в пустоту, так что никто ее не услышал. — Демоны живут в наших собственных головах, — и добавила еще тише: — Ангелы, впрочем, тоже.