Сизигия

Колбы с удачными анализами летят на пол, разбиваясь и рассыпаясь по всему периметру стола, а вместе с ними и микроскоп с зеркальцем и ватными палочками. Фазма выдыхает, считает до десяти — лучше бы до ста, но она знает, что так потеряет слишком много времени — и разворачивается, снимая одноразовые перчатки. — Либо ты работаешь, либо убираешься нахрен отсюда, пока не разгромил всю лабораторию! Это уже третий микроскоп и вторые колбы с анализами. Их было трудно обработать. Поимей совесть! — Извини, — бурчит Бен, собирая мелкие осколки веником и отправляя их в мусорку, наполненную битым стеклом и частями микроскопов. — У меня сейчас всё сложно. — В личной жизни? — хмыкает Фазма и относит единственный оставшийся в живых микроскоп от греха подальше на полку. — И там тоже. Его мученический голос заставляет Фазму поднять удивлённый взгляд на сгорбившегося Соло, который прячет свое лицо в ладонях. — Я слышала, что Рей в больнице, но не стоит так убиваться, — тянет блондинка, поправляя халат и бейдж. — В конце концов, она живая, и врачи прогнозируют скорое выздоровление. Всё же хорошо. — Она ещё будет проходить реабилитацию в центре её деда, — Бен укладывается головой на стол, не обращая внимания на пыль. — Я повторяю, Бен: она живая — и, мне кажется, это самое главное, — Фазма достаёт из шкафчика чай с сухофруктами и сахар в кубиках, ставит всё на стол и включает электрический чайник, на котором мигает маленькая лампочка. Блондинка довольно кивает. — Остальное не столь важно. Молчание заставляет её повернуться к Соло. Честно говоря, ей надоели его психозы и истерики. За эти четыре года, что они провели вместе, работая над проектом, Фазма повидала много сторон Соло, что ей не очень сильно нравились. Истеричка он или нет, но он альфа, и это страшнее всего — видеть злого альфу, который может в приступе гнева свернуть хрупкой бете шею. Впрочем, был ещё Траджен, тоже альфа, но частенько бывало, что он отлучался и не приходил несколько раз на работу. Фазма, конечно, лично не интересуется, но ей очень любопытно, куда он испаряется. Её мысли прерывает звонок. Соло подрывается и, вмиг хватая немного потрепанный жизнью — и хозяином — телефон, отвечает. — Люк? Некоторое время он молчит, слушая своего дядю, и Фазма ему не мешает, разрывая пакетики с заваркой и насыпая её в два бокала с ручками. — То есть, вообще? — потерянно спрашивает Соло, и Тарт различает в его голосе отчаяние. — Ладно, спасибо. Нет, что ты, всё нормально. Я знаю, что виноват и заслужил всё это. Фазма аккуратно щёлкает кнопкой на чайнике, выключая его, и разливает горячую воду по бокалам. Кубики сахара стремительно плавятся и смешиваются с крепко заваренным чаем, делая его слаще. Вытащив печенье из пакета и насыпав его в тарелку, Тарт подзывает в себе Бена, который печально вздыхает и кладёт трубку, прощаясь с дядей. — Неужели, ты изменил Рей? — с подозрением спрашивает Фазма, перезавязывая хвост на волосах и утягивая его потуже резинкой. Соло скептически смотрит на неё, и, да, Фазма понимает, что сказала глупость. Несусветную глупость. — Что же ты тогда сделал? — Затупил, — лаконично отвечает Бен, и Фазма готова биться головой о стол. Он точно издевается. — Чтоб я сдох, но я не мог поступить иначе. И Рей из-за меня попала в больницу. — Он потирает уставшие глаза. — Чёрт, да я просто трусливо уехал и не был с ней! — Эээ, — в недоумении тянет Фазма, хмуря брови. — Кто же тогда отвёз её в больницу? — Роуз и Хакс, — он берёт печенье и мелко крошит его в чай. — Они приехали узнать, всё ли у неё в порядке. Под конец течки они всегда приезжают проведать Рей. — Значит, ты просто уехал? — переспрашивает Тарт, сдерживая порыв выплеснуть кипяток в лицо Соло. Альфа, блять, называется. Отошёл от своей омеги на пару метров и не почуял, что она в опасности. — И не знал, что с ней случилось? Видимо, Бен ощущает раздражение, исходящее от беты, и потому благоразумно замолкает. — Скотина ты, — она отхлёбывает чай и застывает в удивлении: он уже довольно холодноват. — Какого хера? Что за?.. Почему чай так быстро остыл? В помещении всего двадцать пять градусов! — Магия. — Очень смешно. Может, я рано выключила чайник? — она дотрагивается до него, хмурясь. — Горячий. Однако… — Сдался мне, блять, твой чай, — недовольно рычит Бен. — Моей личной жизни звездец, Рей никогда меня не простит. — Почему же? — спрашивает Фазма, забывая про чай. — Не ты же её толкнул так, что она ударилась о раковину. Там наверняка было скользко, а после течки все омеги рассеяны. — Она думает, что я ей изменяю. — Так у вас же всё фиктивно, разве нет? — Блять, Фаз, ты не помогаешь, — огрызается он. — Ладно, ладно, успокойся, — миролюбиво говорит Фазма, покручивая браслетом на руке. — Нужно искать причину недомогания. Течка не в счёт, я полагаю. — Конечно, блять, не в счёт. Рей была нормальной, когда я… уходил. И опять самобичевание. Фазма этого не понимает, но лишь потому что никогда никого не любила. Поэтому она осторожно любопытствует: — Принимала ли она что-то? Препараты, может, еду просроченную съела? Или погодные условия на неё так действуют? — Ну, она принимала Паратенол какой-то там, — он сжимает и разжимает ладони — его привычка в стрессе. — Чтобы течка была один раз в год. Я не вникал, Фаз. — Ладно, это уже что-то, — бета записывает название на руке. — Я поспрашиваю своих знакомых. Может, это нелегальный препарат, который вызывает побочку. — Эту хрень предоставила Рей Холдо, — говорит Бен, заикаясь. — Не думаю, что та стала бы травить свою племянницу. Какую племянницу? У Холдо же нет родственников, кроме давно умершего мужа и По Дэмерона, её приёмного сына. — Холдо ей тётя? — Ну, да. Эмилин дочь Оуэна Кеноби, брата Оби-Вана. Что ж, об этом Фазма не знала, но это и не очень-то сейчас интересно. — Неважно, — отмахивается она рукой. — Может, Холдо не знала о побочках. Или сами производители умолчали. Кто там их производит, не подскажешь? — Первый Орден, что ли. Не помню, но что-то связанное с Орденом. Фазма хмурится. — Чувак, кажется, у нас проблемы.

***

— Я сожалею, Рей, — говорит Люк. — Но не думаю, что во всех грехах нужно винить Бена. Он старается загладить вину. Они одновременно смотрят на столик, на котором стоит ваза с цветами. Реабилитационный центр для альф и омег — «Джедаи» — сам по себе огромный. У него шесть этажей, лужайка и парковка. Врачи здесь квалифицированные и общительные, а пациенты, естественно, не только богачи. Дед позаботился о том, чтобы никого не обделяли. — Твой племянник сразу после того, как оттрахал меня, поехал трахать другую омегу, — рычит Рей, дёргаясь на кровати, отчего та издаёт скрип. — Думаю, что он как раз-таки виноват во всём, что со мной произошло. — Не будь столь критична, — советует Люк. — Посмотри на это с его стороны. — Не в этой грёбаной жизни! Люк тяжело вздыхает — Рей слишком упряма и не желает слышать его. Хотя сам Бен даёт ей такую почву: носится так, будто и правда изменил. Но Люк знает, сколько его племянник мечтал о Рей, поэтому понимает, что такого попросту не может быть. — Ладно. Бен виноват. И что дальше ты будешь делать? С завещанием нужно решать быстрее, пока не наступил твой день рождения. Рей кривится и рвано выдыхает. Об этом она старается сейчас не думать, и без того голова раскалывается. Повязку ещё не сняли, но затягивать туже перестали, слава богу. — Всё потом, Люк. Я не хочу разговаривать о Бене. Люк кивает. — Тогда я пойду. — Куда это? — непонимающе хмурит брови Рей. — На работу. Сейчас утро, а не обед, золотце. А. Утро. Рей и не заметила. — Извини, — она смотрит в огромное окно своей палаты, морщась от осознания своей начинающейся амнезии — последствия удара и потери крови. — Такое теперь нередко. — Не извиняйся, милая, — Люк заботливо целует её в лоб. — Я приду в обед поговорить с Асокой. Увидимся. Люк закрывает дверь палаты, и Рей больше не видит смысла сдерживать слёзы. Господи, за что ей всё это? Её жизнь была такой простой, счастливой и однозначной, а потом пришёл Соло и всё растоптал. Это несправедливо! Её развивающаяся амнезия — частое явление при травмах головы, как сказала ей доктор Тано, но вполне решаемое. Всего пару месяцев, и она будет как новенькая. Только Рей в это не верит. Главная причина, которая держит её в стенах этой больницы — плохие анализы крови. Постоянно в заключении описывается неполнота чего-то там — Рей так и не поняла язык врачей — но из-за этого есть риск развития отрицания запахов альф, омег и бет, что может стать причиной прекращения течек. А это, в свою очередь, означает… Бесплодие. Рей судорожно вздыхает и комкает простынь, которой она укрыта. Люк ещё об этом не знает, а сама Рей подслушала разговор доктора Тано с профессором Кренником не специально, но метко. Возможно, именно об этом Асока и хочет поговорить с Люком. Раздаётся стук, Рей поспешно вытирает дорожки слёз и обмахивается ладонями, чтобы хоть как-нибудь убрать красноту с глаз. — Да? Дверь открывается, и заходит доктор Тано. — Как ты себя чувствуешь, Рей? — интересуется Асока, присаживаясь на стул, который прежде занимал Люк. — Хорошо, — тянет омега и садится на кровати. Если Асока сама наведалась к ней — значит, какие-то проблемы. — Что ж, — начинает доктор Тано, заглядывая в скрепленные степлером листочки. — Не вижу смысла скрывать от тебя правду, которую ты рано или поздно всё равно узнаешь. Да и держать в больнице не вижу смысла. Диагноз есть, Рей, и он неутешителен, — Асока виновато поджимает губы. — Нет, ты не подумай, амнезия — временная, поэтому через пару месяцев с головой всё будет в полном порядке, но… — Но? — продолжает за неё Рей, сжимая покрывало своими тонкими пальцами. Ей бы лучше не слышать того, что Тано пытается сказать, смягчая все острые углы понятия «неутешительный диагноз». — Но у тебя поставлен более тяжёлый и проблематичный диагноз. «Отрицание обоняния природных запахов». Я думаю, что ты знаешь, что это такое. — Дедушка рассказывал, — кивает Рей и против воли шмыгает носом. Этого не должно было случиться. Всего этого. Она уверена, что не заслуживает того, что с ней сейчас происходит. — Это означает, — Асока печально смотрит то на бумаги, то на свою пациентку, — что у тебя останавливается гормональный цикл. А когда он останавливается, это приводит к снижению работы яйцеклеток, что существенно влияет на зачатие. Процент минимален. Одна женщина на миллион, можно сказать, способна понести с таким диагнозом, Рей, — Тано внимательно смотрит на едва ли не бьющуюся в истерике омегу. — Ты не сможешь иметь детей. Рей не выдерживает — всхлипывает и уворачивается от рук Асоки, пытающейся её успокоить. Омега знает, что Тано её очень жаль и врач корит себя за то, что не в силах ей помочь, а также Рей знает, что Асока ни в чём не виновата. — Не всё потеряно, Рей, послушай меня. Эта фраза доносится до Кеноби сквозь мутную пелену истерики, и дальше она уже не может разобрать слов, пока не успокоится, поэтому Рей усиленно моргает, дышит и пытается перестать трястись. — …может помочь. — Что? — Кое-кто может помочь, — Асока наблюдает за её постепенно прекращающейся истерикой и спокойно выдыхает. — Я ни разу не встречалась с ним лично, знаю о нём только через знакомых, в том числе и твоего дедушку. Его методы лечения не совсем… традиционны, так сказать. Они скорее пугающие и могут не вызывать доверия. Но безнадёжно больные пациенты возвращались от него здоровыми. Поэтому я могу судить, что его курс лечения даёт результаты. — Кто это? — любопытствует Рей, с надеждой всматриваясь в лицо Асоки. Она очень хочет иметь детей, очень-очень. Не сейчас, может, но от планирования она не уворачивалась никогда. Не было только ни времени, ни подходящего человека. Да и инъекция имеет свои сроки действия, а вторую Рей никогда не думала делать. — Мистер Йода, — говорит доктор Тано. — Он живёт в уединении в городишке под названием Дагоба. — Никогда не слышала о таком городе, — потерянно произносит Рей, прислоняясь к изголовью кровати. — Если честно, я тоже. Но, когда мой первый пациент обратился к мистеру Йоде за помощью, я навела справки и о нём, и о городе. Его население меньше ста человек. Люди оттуда сбегают, будто там обитают какие-то серийные убийцы. Хотя печально известного Дарта Мола именно туда и поселили, дабы не натворил чего ещё. Дарт Мол, как слышала Рей, в прошлом был крупным террористом. Полиция смогла задержать его по наводкам её дедушки, мистера Скайуокера и Квай-Гона, поэтому свой срок он отсидел по полной. Даже на УДО он не мог рассчитывать, а после освобождения из тюрьмы, жил под присмотром своей сестры. — Мистер Йода… сможет мне помочь? Асока отводит взгляд. — Я не знаю, говорю прямо. Различие в том, Рей, что у моих пациентов только начинало развиваться отрицание обоняния природных запахов. У тебя же оно полностью развилось, до крайней степени, и я понятия не имею, сможет ли мистер Йода помочь. Но он твоя единственная надежда. Единственная надежда. И что же ей теперь делать?

***

Упаковывая вещи в свой чемодан, Рей старательно пытается не замечать прожигающий взгляд Соло, который поджимает губы и с недоверием смотрит, как она собирается поехать в глушь. — Рей… — Это всё из-за тебя! — выплевывает она, отрываясь от упаковки вещей. — Ты виноват, что я стала такой! Ничтожная омега, которая теперь даже родить не сможет! Соло покорно молчит, прекрасно понимая свою вину перед Рей. И это злит её ещё больше. — Поэтому не смей указывать мне, что делать! — Я… беспокоюсь. — Беспокоился бы о своей омеге, которая по-видимому не знает, что ты скоро женишься! Соло в недоумении хмурит брови и поднимает на неё непонимающий взгляд. — Так мы что? Собираемся вступить в брак? «Отрицать свою связь с шлюшкой он, значит, не будет. Похоже, что и правда трахается с ней. Что ж…» — Да, — только и произносит Рей, застёгивая свой чемодан. — За всё ответственен Люк. К моему приезду всё будет готово, и мы распишемся без шумихи, папарацци, журналов и прочей херни. Только друзья будут, и всё. Можешь пригласить кого угодно, только не Базин Нетал. — Рей, это не то… — Знаешь, теперь мне всё равно, что является правдой, а что — нет. Через год я подам на развод, и мы оба останемся с чем хотели. Желали. Я с наследством, ты — с многообещающим проектом, за который возьмётся любой спонсор. И больше мы не встретимся. — Нет, Рей, выслушай… — он хватает её за руку, когда она выходит из комнаты, и сжимает запястье, приказывая остановиться. — Я устала слушать тебя, Соло! — Рей вырывает руку из стальной хватки. — Хоть раз послушай меня и не мешай. Она продевает руки в пальто, закутывается в удобный и длинный шарф, хватает чемодан с сумкой и уходит, громко хлопая дверью. А тем временем на улице начинается первый снег.