Демоны Луффи

Я смотрел на заголовок в газете, и понимал, что снова совершил нечто такое, что навеки запишет меня в анналы истории. Хотя я помнил то, как победил, а потому знал: эта победа не стоила столь громких новостей. Я смотрел на собственную фотографию, снятую в момент, когда мы выходили из «мёртвой зоны», когда я, скрестив руки на груди, стоял на носу моего флагмана, Санни, а за спиной у меня была команда и огромный флот кораблей. На морде моей в тот миг застыл оскал, и я уже не помнил, по какому поводу я скалился, но понимал: после этой фотографии, и информации в газете, какой она ни была бы, при звуках моего имени будет дрожать половина мира. Охотники за головами? Они мне больше не угрожали. Просто не сунутся, ведь я «победил бессмертного монстра», а значит, был ещё большим монстром. Перечитывая мою историю, больше никто не удивится, ни моей победе над правосудием в Эниес Лобби, ни разгрому Импел Даун, ни прочим победам. Забавно вышло, что объявив в Маринфорде после войны Белоуса о начале новой пиратской эры, которую фактически присвоил себе, я оказался пророком. Теперь об этом вспомнили и объявили эру моей… в первых строках под заголовком газеты. — Робин, пожалуйста, только суть, — пробурчал я, передавая газету Язве, чувствуя, что этот выпуск пройдётся по рукам всех пиратов, собравшихся в лагере теперь моего флота. Всем было интересно, как, в каком свете выставят войну в прессе. Всем. Кроме меня. Пока Робин читала, я обратил внимание на людей, принёсших нам мировые новости, которые мы сотворили сами. Смокер неотрывно смотрел на меня, едва заметно прикрывая собой Ташиги от взглядов пиратов моего флота. Но оба ничуть не боялись… — Вы сейчас как мыши в окружении прайда голодных львов, Смокер, Ташиги. Но не боитесь, — заметил я. Лицо дозорной сразу приобрело возмущённое выражение, а вот Белый Охотник ухмыльнулся: — Я знаю тебя, пиратское отродье. Достаточно хорошо знаю, чтобы не сомневаться в собственной безопасности в твоём стане. — Тут уж и я усмехнулся, старой доброй песне, понятной, пожалуй, только моей команде: — Странное доверие дозорного пирату, не находишь? — Странно — это когда пират доверяет дозорному, — парировал Смокер. После этой фразы хмыкнули мы оба: что поделать, если у людей даже находящихся по разные стороны баррикад, могут быть похожие или и вовсе одинаковые представления о мире. Такова жизнь, ведь порой мы воюем друг с другом за одно и то же, просто потому, что не в силах это друг другу втолковать. — Выпьешь со мной? — предложил я, вызвав удивление не только у бывших пиратов Кайдо, но и у кое-кого из моего флота. И удивление это усилилось в разы, когда матёрый дозорный, известный своей бескомпромиссностью по отношению к пиратам, ответил: — Выпью, — без раздумий согласился он, будто мы были старыми приятелями. Новые подопечные оказались расторопнее старых, и быстрее организовали нам две большие кружки рома. — За что пьём? — Я задумался: за что пират мог пить с дозорным?! Впрочем, повод, немного издевательский, всё же был. Я поднял кружку, и торжественно произнёс: — За будущее, каким бы оно ни было. — За будущее, которое благодаря тебе может и не наступить? — с сомнением выгнул иронически бровь Смокер, сходу уловив суть повода. После моей победы над Кайдо, любые тосты о будущем, для дозорных были издевательскими, ведь им, в отличие от нас, пиратов, ничего хорошего в ближайшем будущем не светило. А нам… А нам как тому будет угодно судьбе. — Будущее не наступит никогда, — хмыкнул я, припомнив, что наступившее будущее становилось настоящим, переставая быть будущим. — Есть только одно бесконечное настоящее. — Тогда почему мы пьём за будущее? — уже весело поинтересовался дозорный. Я засмеялся: разве нужна была причина?! — Ши-ши-ши, потому что я так хочу. — Белый Охотник или просто Дымный Дядя фыркнул, хмыкнул, но безропотно стукнул своей кружкой о мою, и пригубил в кои-то веке неплохую выпивку. Я тоже глотнул. В голову мгновенно ударило… воспоминанием о том, насколько ром вкуснее с кровью. Но мысль я отогнал. — Значит… ты подчинил себе всех? — некоторое время спустя, присаживаясь на единственное свободное бревно у моего капитанского костра, спросил дозорный. Тощий, всё смотревший на меня с недоверием, (видать, от того, что я так спокойно общался с дозорным), мгновенно возмутился: — Эй, мы сами подчинились! — Смокер недоверчиво вскинул брови, вопросительно глядя на меня. Я припомнил тот самый миг, который фактически решил судьбу флота Кайдо, поморщился и пожал плечами, поясняя: — Кайдо перед смертью расстарался подгадить. Не спрашивай. — Думаешь, тебе под силу совладать со всеми? — а в этом вопросе прозвучала насмешка. Её не стерпели уже все мои пираты завозмущавшись. Поднялся многоголосый шум, в котором сложно было разобрать отдельные гневные выкрики. Но общая мысль сводилась к одному восклицанию, высказанному с угрожающим рычанием. — Дозорный, ты нарываешься! — рычали мои пираты. Смокер и Ташиги с удивлением оглядывали толпу, готовую порвать их на месте практически без повода. Собственно, молчали только те, кто лучше знал меня, то есть команда, да Уил со своими ребятами, ну и Макгай с Уайти. Но они просто скалились, предупреждая, что не потерпят нападок в мой адрес. Сдерживало пиратов от расправы только моё присутствие… И чего так всполошились? Будто от дозорного можно было ожидать чего-то иного… Гневный ропот, быстро переросший в непонимание того, почему я с отребьем на равных общался. Я прервал этот ропот всего одним замечанием, отвечавшим на вопрос Смокера: — Если не совладаю — то уничтожу. Церемониться мне надоело, — сообщил я, мрачно и насмешливо оскалившись и облизав пересохшие губы, предупреждая заодно и пиратов Кайдо. Толпа мгновенно умолкла. Угрозу уловили хорошо, понимая, что это именно она. И Смокер смотрел на меня чересчур пристально. Все понимали: это не шутки, и не пустые угрозы. Пахнуло страхом, отчего меня передёрнуло. О, как же это раздражало! Бесило прямо. И сдерживать нрав становилось всё сложнее. Пока раздражение не выплеснулось во что-нибудь, о чём мог потом пожалеть, я решил сменить тему: — Робин, так что новенького пишут? — Язва, вчитывавшаяся в газету всё это время, с неудовольствием отвлеклась, и, вздохнув, начала перечислять: — Если коротко — ты теперь самый разыскиваемый, самый дорогой, но и самый опасный, сильный и непредсказуемый пират мира. Главная угроза всему, — тут она сделала интригующую паузу, и добавила: — Цитирую: «Монки Д Луффи — демон, в человечьем обличии, призванный уничтожить порядок и ввергнуть мир в хаос и запустенье». — Несколько минут на осознание ушло, а потом над поляной, да что там, над всем островом грянул дружный безудержный смех. Я хохотал до слёз, честно. О, как же это было забавно! Как иронично! Они, авторы статьи, даже не представляли… Смех был почти истеричный. И даже у тех, кому удалось подавить его достаточно быстро, то и дело он снова прорывался. Мы почти рыдали от смеха. Естественно, особенно сильно моя команда. Напади на нас кто-то в тот миг — могли бы легко, без малейшего сопротивления, «взять нас тёпленькими», потому что мы лежали, обессилев от смеха, задыхаясь от него. Пиратам Кайдо ситуация была не очень понятна, но и они смеялись, ведь видели меня в обличии демона. Да и на общей волне смеха было почти невозможно не засмеяться: слишком заразительным он был. Но смеялись не все: — Что смешного? — Смокер выглядел сбитым с толку. Его лицо смешило дополнительно. Так что свозь смех, я и простонал с трудом: — Смешно то, что я демон, Смокки. Настоящий демон. Я не ел никаких новых Дьявольских Фруктов, да и от силы резинового Фрукта Гому-Гому избавился. Я родился демоном, потому что мои предки были демонами, потому что моя семья, клан Д, носит в своих жилах кровь демонов, — выдавил я из себя, охрипло от смеха, и снова засмеялся. Скрывать эту истину уже было ни к чему. Уже была неважна природа моей силы, ведь она была, и с ней могли совладать лишь единицы, уже, наверное, считанные по пальцам рук. И преимущество всё ещё оставалось за мной, ведь о том, какими силами обладали демоны, знали ныне только сами демоны. Так что от признания, козыри в моих рукавах, никуда не делись, и об их наличии по-прежнему знали только Д, да моя команда, помимо меня самого. Но Смокер всё равно, наверное, не поверил бы… если бы не видел меня в моём истинном облике, если бы не видел мою силу, способную одним ударом легко и непринуждённо вывести из боя адмирала дозора. Белый Охотник выглядел ошеломлённым, сбитым с толку, но в то же время на его лице отражалась целая гамма эмоций, выражавших одну мысль. Мысль, что факт моей демонической природы, объяснял многое. Смокер смотрел на меня по-новому, явно переоценивая все известные ему факты обо мне. Но, выводов делать не спешил, и о демонах в том числе, кажется. Пираты Кайдо тоже осознавали сказанное… А мы — смеялись. Когда смех стих, а мы успели выпить, смачивая пересохшие рты, взоры снова обратились к моей Робин. Язва тут же продолжила рассказывать о написанном: — Тут страниц на пять о наших подвигах в самом выгодном свете, — она усмехнулась, и по блеску глаз и лукавой улыбке, я понял, что под «выгодным светом» она подразумевала кровожадность, что тут же подтвердила: — То есть мирных жителей запугивают тобою. Много речей о том, что нужно сплотиться перед лицом твоей угрозы, набираться терпения и мужества и так далее. — Ответные меры? — поинтересовались Джимбей и Марко в один голос серьёзно. Накама пожала плечиками: — Тича назвали новым Йонко, его пытаются стравить с нами в статьях, явно рассчитывая, что, читая газеты, кто-то из вас кинется на другого. — Я, да и не только я, хмыкнул: это было ожидаемо. Вряд ли Мировое Правительство, позволило бы Йонко стать Санко. Четыре Короля Моря были одним из камней баланса сил мира. Если бы число королей снизилось до трёх — это подорвало бы баланс сил ещё больше, чем просто из-за моей победы над Кайдо. Но это на словах. Таким образом, Горосэи, наверняка с подачи Сенгоку, просто снизили значимость моей победы, как бы сказав мирным жителям, что она не «великая», а рядовая, потому что состав Йонко постоянно меняется. Но они и противоречили сами себе, обесценивая ход с Тичем, своим другим действием: не стоило назначать меня самым разыскиваемым преступником мира. Хм, интересно, что по этому поводу думал отец, по поводу того, что сыночек его переплюнул? Гордился ли мной, или я встал у него на пути, став самым разыскиваемым? Ведь теперь главной угрозой Мировому Правительству был я, а не он, значит и внимание тех, кто хотел бы свергнуть Горосэи и существующую систему, теперь будет обращаться ко мне. Они будут, вступать в мой флот, помогать мне, и так далее. М-да, вопрос-то стоило прояснить… — Против Акаину ведётся служебное расследование, — продолжила Робин. — Его обвиняют в том, что он не только не предотвратил твоё продвижение к власти над пиратами, но и в том, что он этому способствовал своими действиями. Место адмирала флота пока временно занял Кизару. — Я вскинул брови в удивлении: значит, не только выжил, но и боеспособен?! Чтож, я и не стремился его убить. То, что он выжил, было даже хорошо, ведь он славился тем, что тщательно обдумывал всё, прежде чем действовать. Он, конечно, ненавидел пиратов, но такой жестокой беспощадностью по отношению к нам, как Акаину, не славился, и ради нашего уничтожения не готов был пускать в расход как дозорных, так и мирных жителей. Значит, если его кандидатуру утвердят, сами дозорные будут меньше страдать от приказов начальника, и мирное население будет меньше страдать от дозора тоже. Не то, чтобы первое было нам, пиратам, на руку, но так было лучше всё равно. — Это не всё. Главнокомандующий силами Мирового Правительства Конг отправлен в бессрочную отставку. Его место занял Сенгоку… — А вот это была откровенно плохая новость. Такой стратег как Сенгоку в роли главнокомандующего грозил многими проблемами. — Это нехорошо, — вздохнул я, зарываясь пальцами в гриву своих волос, и признавая: — Дружок деды опасен. Наверняка его призвали к службе на высоком посту насильно. Понимает, что немолод, и силы былой нет. Но его ум… — Зато достойный тебя оппонент, Лу, — фыркнул Зоро. — Он заскучать тебе не даст. Но в этом есть и плюс. — Я вопросительно взглянул на друга, делавшего вид, что дремлет, но просто слушавшего Робин с закрытыми глазами. Старпом пояснил: — Его ты не сможешь не воспринимать всерьёз, а значит, и ошибок не допустишь в действиях. — Резонно, — хмыкнул я. — Что ещё, Робин? — Количество Шичибукаев будет увеличено до десяти. Количество адмиралов увеличили до пяти. — Чтож, это тоже было ожидаемо, и неожиданно. Как говорил Акаину? Сложная и опасная ситуация в мире требовала решительных мер? — Твоего дымного друга повысили в звании… — язва качнула головой в сторону Смокера, болезненно сморщившегося. Причину этого выражения лица я понимал хорошо, а потому не мог не расплыться в лисьей улыбке: — Да? О, Смокки, чтож ты молчишь?! — наигранно возмущённо воскликнул я. — Мы сейчас быстро для тебя поляну накроем, пир организуем… Хоть по-людски отпразднуем твоё повышение… — Не нарывайся, Мугивара! — тут же процедил сквозь сжатые зубы Белый Охотник Смокер, адмирал Морского Дозора. — Я… — Не заслужил этого звания? — закончил я, насмешливо, издевательски продолжив мысль: — Ах, да! Я и забыл, что если бы однажды я с Зоро, Нами, Усоппом и Санджи не появились бы на одном небольшом острове, ты так и остался бы капитаном одной из морских баз дозора в Ист-Блю. И если бы мы не вмешались в революцию в одной пустынной стране, звание вице-адмирала ты бы тоже не получил. Но… — я наигранно выпучил глаза, прикрывая рот от «ужаса», словно открыл страшную правду: — Погоди-ка, выходит, что если бы я не вступил в войну с Кайдо, и не одолел бы его, ты и адмиралом бы не стал… — Смокер зарычал, Ташиги готова была накинуться на меня разъярённой кошкой в тот же миг, моя команда, то есть только те из них, кто прошёл со мной по Гранд-Лайн весь путь от самого города Начала и Конца, смеялась. — Что? Выходит, Белый Охотник Смокер обязан карьерой пирату? — воскликнул Генри Вейн поражённо. — Какая жалость! — едва сдерживая смех, воскликнула Уайти. Орлумб, Сай и Хайрудин, да и Лео тоже снова гоготали в голос, не сдерживаясь. Посмеяться над дозорным, даже если он почти друг? Какой же пират откажет себе в таком удовольствии?! Но сам смеяться я всё же не стал. Всё-таки как гордый себялюбивый пират, я легко мог понять чувства гордого себялюбивого дозорного. Я проехался смачно по гордости Смокки, как пират, но это не значит, что я хотел обострять на этом внимание. Не стоило портить отношения с по-настоящему достойным дозорным из-за невинной шутки. — ТИХО! — прикрикнул я на своих, уже серьёзно. — Может, Смокер и не заслужил своего звания, но он его стоит, это точно. — Вступаешься за дозорного? — скривился Белый Охотник. — Думаешь, мне легче от того, что за меня заступился пират? — Если тебя, дозорный, за что-то уважает капитан пиратов, пираты тоже будут тебя уважать, не зависимо от того, враг ты, или друг, и какое носишь звание, и заслуженно ли оно тобой, — качнул головой я. Впрочем, не сдержавшись, я вновь пакостно ляпнул: — А ещё ты мне должен жизнь. Помнишь, кто тебя из ловушки Крокодайла вытащил? — Какой же ты всё-таки… — скривился Смокер, но, кажется, наигранно, подыскивая нужное определение мне, но, не найдя его, почти выплюнул: — пират! — Я картинно развёл руками, мол, пират — он и есть пират, и с этим ничего не поделать. Дымный Дядя покачал головой. Но его плечи вдруг затряслись, а потом… он загоготал в голос, не сдержавшись. Пираты Кайдо всё больше недоумевали, явно не понимая, почему дозорный вёл себя так расслаблено в обществе пиратов… — Чёртов мальчишка! — снова воскликнул Смокки, досадливо кривясь. — И я ведь знал, знал, что ты станешь проблемой для мира, которую не смогут пережить слишком многие! — экспрессивно сокрушался он, что было совсем не в его духе. — Знал, что надо любой ценой остановить тебя, потому и бросился за тобой на Гранд-Лайн. — Как ты, интересно, определил, что кэп так опасен? — с интересом, вздёрнула брови вопросительно Нами. Смокер мрачно глянул на меня исподлобья, и пробурчал: — Он улыбался на эшафоте Гол Д Роджера! Клинок висел над его шеей, и смерть смотрела ему в лицо, а он улыбался ей. — произнёс он так, будто это было невероятно. — За двадцать два года до того дня на том же эшафоте точно так же улыбался смерти Роджер. И тут этот мальчишка! Неужели ты и правда был готов к ней? — внезапно спросил дымный дядя у меня. Я пожал плечами, ведь ничего странного в улыбке не видел: — Всегда готов. Потому что не страшно погибнуть на пути к мечте, в погоне за ней. Страшно умереть, не попробовав достигнуть мечты… — Луффи-семпай улыбался на эшафоте, и кричал, за миг до смерти, что станет Королём Пиратов. А в следующий миг в разящий меч ударила молния! — с восторгом подключился к воспоминаниям Бартоломео, мой самый ярый… фанат. — Будто сами боги спасли его, и благословили, осенив знамением начало пути, — вдохновенным шёпотом, словно рассказывая сокровенную тайну, добавил он. Смокер и Ташиги смотрели на него удивлённо. Каннибал под этим взглядом передёрнулся, и, свысока глянув на дозорных, снисходительно пояснил: — Я был тогда на площади, и не мог не поверить, что Луффи-семпаю суждено стать Королём Пиратов. В тот миг я решил посвятить жизнь ему. — Да уж, ну и напугал ты нас тогда, придурок! — влепил мне затрещину Санджи, всё ещё бледный из-за ранения, и нервный из-за временного запрета на сигареты, но живой, и уже более или менее здоровый. — Хорошо, что меня с вами не было! — пробурчала Нами, скрещивая руки на груди. Я посмотрел на неё, и мне показалось, я знал, о чём она в тот момент думала. Наверняка что-то вроде «чёртов псих, без чувства самосохранения». Но все мы знали, что она была такой же. Я помнил, как однажды прыгнул с Погодии, а она, почти не раздумывая, прыгнула за мной. Боялась, но доверяла, и в итоге, то маленькое, почти безопасное безумство, ей понравилось. Приятное воспоминание несколько расслабило меня. Впрочем, все воспоминания о путешествии, о приключениях, были приятными, за исключением некоторых отдельных моментов, когда было по-настоящему страшно. Но не за себя — за друзей. — Нужно было раньше разрушить эшафот, — мрачно фыркнул Дымный Дядя. — Вы, грязные морские ублюдки, поклонялись ему. Он, Эшафот, внушал вам веру в мечту и толкал в море… — Да, надо было разрушить, — перебил я эмоциональную речь, соглашаясь. Пираты почти не реагировали на оскорбления, но были вспыльчивы, и могли после войны, от которой отошли ещё не до конца, сорваться на дозорном, который позволял себе забывать о том, что вообще-то он нам — враг, и что в нашем присутствии стоило бы держать язык за зубами. Так что перебил Смокки я, чтобы не допустить накала напряжения у и без того напряжённых пиратов Кайдо. — Но вы даже не удосужились смыть с плахи кровь моего покойного дядюшки! — воскликнул я, возмущённо, припомнив подробности пребывания в Логтауне. — Весь город Начала и Конца пропитан кровью пиратского Короля. Весь город пропитан его духом. А его могила — как перст судьбы, утёс, что указывает путь на Гранд-Лайн. Сам остров — как стрелка компаса. А эшафот — великая монументальность — символ пиратства. — И, тем не менее, любой пират там как нигде близок к смерти! — тоже возмущённо воскликнул… Адмирал Дозора Смокер. И тут, конечно же, Зоро, словно прочтя мои мысли, не мог не ввернуть: — Из-за тебя, что ли, Белый Охотник? — Дозорный гневно прищурился, да и Ташиги его, молчать не собиралась. Впрочем, её порыв возмутиться Белый Охотник сдержал. Провокация осталась без ответа, и я решил продолжить мысль: — Именно поэтому мы и называем Логтаун городом Начала и Конца. Там начинается мечта, на пути к которой слабовольные находят свой конец. И как бы ты не охранял остров от пиратов, Смокер, рано или поздно там должен был появиться такой, как я. И никто не в силах был бы его остановить, и ничто. — Тем более жалкий дозорный, — поддакнул мне Бартоломео, скрестив руки на груди. Этого Ташиги уже не стерпела, со всей своей непосредственностью, возмутившись: — Да как вы смеете?! Вы, те, кто живёт разбоем… — Сказала шавка Мирового Правительства, которая не готова слепо служить своей присяге, исполняя приказы, которые разбойно противоречат призванию Маринеров, — ввернул Зоро, холодно, насмешливо, и в какой-то степени даже презрительно. Кажется, он был в ударе. Ну, или знакомое с детства лицо незнакомой девчонки его задевало за живое. — Женщина, неужели после всего, ты всё ещё веришь в непогрешимость Мирового Правительства и Дозора? — сморщившись, как от зубной боли, спросил он. — По твоим словам, выходит, что веришь. Ничему тебя жизнь не учит. — Фу, Зоро, как некультурно! — наиграно урезонил я друга, поддерживая его игру: — Мы же ей и так шаблон сломали. Она не за дозор вступается, а за своего обожаемого Смокки-чана, — я демонстративно вытянул губы в трубочку, изображая мимикой лица любовное томление по этому парню, и желание его поцеловать, разумеется, всего лишь парадируя Ташиги. Свои заслуженные тумаки от Эра-кока мы с Зоро мгновенно получили, но проигнорировали. А Санджи молчал: он знал, что мы знали, за что он нас так, а ещё он понимал, что сейчас — просто не время вступаться за женщину из стана противников, тем более что у неё имелся свой защитник. — Лу, ты же знаешь, дозорные не в её вкусе. Она пиратов любит… — фыркнул Зоро, ничуть не стесняясь, как пират, бить по больному, даже женщину. Вот унижать её он бы не стал, а задеть… Остальные участники беседы всё равно не знали о чём речь. Даже наша команда. Разве, что Смокер… — Да, я помню, ты говорил, что она влюблена в одного конкретного пирата, — хмыкнул я, салютуя старпому кружкой рома. Он в ответ отсалютовал мне бутылкой сакэ: — Жаль, но её и слушать кроме Смокера здесь никто не станет! — насмешливо откликнулся Ророноа. Смокер от гнева чуть ли не покраснел, закипая. Хм, неужели знал о чувствах подчинённой к Зоро?! Его подопечная зверела, отчаянно сжимая кулаки… Но оно и понятно, мы давили-то на больное. Санджи не выдержал, и снова зарядил нам по затрещине, но снова промолчал, игнорируя нашего фехтовальщика, который исподтишка показывал ему кулак. — И он сам — вряд ли. Женщина… — А раз я — женщина, то и права голоса не имею?! — взорвалась дозорная, почти взревела, вскакивая на ноги, и обнажая катану, кою и направила на нас. Обстановка мгновенно накалилась, ведь мои пираты приняли боеготовность, а кое-кто, самые несдержанные, тоже обнажили оружие. Ждали только малейшего повода. В такой ситуации, даже мой прямой приказ не факт, что сдержал бы их. Ведь Ташиги угрожала первым лицам флота, и более того, капитану, а значит, позиционировалась, как однозначный враг. Только мы с Зоро, как всегда в таких ситуациях, вели себя беспечно. Например, конкретно в тот момент друг закатил глаза, почти не наигранно, а замученно: — О, как же ты бесишь! — воскликнул он, обращаясь к дозорной. Мне пришла в голову мысль о том, как развеять возникшее напряжение, а заодно и повеселиться. Мысль мне понравилась, а потому я тут же воскликнул: — Ну и правильно, Зоро, дружище. К Морским Королям эту дозорную. Отобьём у Михоука твою Перону… — Договорить я не успел, потому что тут же оказался вжат ботинком в песок. Ботинок достаточно болезненно упирался мне в щёку, а его владелец обдал меня аурой ярости, в которой я, с удивлением, почувствовал отголоски… Королевский Воли! Впрочем, Зоро всегда реагировал похожим образом на подначки, и я успел к этому привыкнуть, а потому, игнорируя поступок старпома, чуть флегматично, чуть насмешливо закончил мысль: — Перона хотя бы пиратка, и знает, когда лучше молчать… Хотя… — сделал я задумчивый вид, оплёвываясь от песка, — она такая же крикливая. Странные у тебя вкусы на девушек… — Ты когда-нибудь прекратишь мне напоминать о ней? — едко поинтересовался Зоро. — Нет. Это слишком забавно, — хрюкнул я. Друг скривился, снова закатил глаза, фыркнул, и отпустил меня, после чего слегка пнул. Я перевернулся на спину, и почти счастливо засмеялся, игнорируя ошеломлённые лица дозорных и пиратов Кайдо: никто из них не знал, какие отношения сложились у меня в команде, и никто из них не ожидал, что они ТАКИЕ. Нет, Смокер имел представление, ведь не раз мы действовали сообща с ним и его людьми. Но всё равно, обычно в присутствии чужаков, мы, всей командой, предпочитали сдерживать свои нравы. — Луффи-кун… — вздохнул тоскливо Джимбей, хоть и в голосе его слышалась улыбка. — Ну не могу я быть серьёзным, Джимбей! — ответил ему я, прекратив смех, и буркнув: — Тем более, когда меня раздражает столько факторов. А раздражающих факторов и впрямь было много. Ага. Больше половины моего нынешнего флота. И дело было не в том, что они совсем недавно были нашими врагами, и погубили многих моих ребят. Конфликтов на эту тему чудесным образом удалось избежать, потому что мой флот признавал разумность моих доводов об объединении, а пираты-звери были настолько преданы Кайдо, что считали предательством игнорирование его последнего приказа. Последнее тоже раздражало, но не так как… страх, которым от бывших пиратов Кайдо несло. Они боялись за своё будущее, боялись за себя и за свои команды, но больше всего они боялись… меня. Вообще-то в этом не было ничего странного. Странной была именно преданность команды Кайдо моему павшему противнику, потому что большинство из них Царь Зверей фактически подчинил себе силой. В разное время они нападали на него, пытаясь победить и стать Йонко или прославиться, но, разумеется, не преуспели в этом так же, как Юстасс со своими бывшими союзниками Апу и Хокинсом. И, конечно, те, кто выжил, не подчинялись Кайдо сразу. То ли он их ломал, то ли, со временем, они сами подчинялись ему — этого я точно не знал. Но они становились членами флота Кайдо добровольно в итоге. Как когда-то Эйс, желавший одолеть Белоуса и стать Йонко, после пары сотен бесплодных попыток, постепенно проникся атмосферой, царящей в команде великого пирата, атмосферой семьи, созданной для себя и своих «детей» отцом-Белоусом. И Эйс добровольно подчинился старику. Но я сомневался, что флот Кайдо в этом был схож с флотом Белоуса. Всё-таки в отличие от белоусовцев, пираты-звери боялись своего капитана, боялись его силы, его импульсивности и несдержанности. Кайдо не прощал провалов заданий или операций просто так, и жестоко карал всех, кто посмел не оправдать его ожиданий. А от слабых он и вовсе избавлялся сам, отчего флот Кайдо и был таким мощным. И вот теперь, когда я победил бессмертного и непобедимого Царя Зверей, страх перед ним, пираты-звери спроецировали на меня. Они боялись, что я такой же, что я скор на расправу, и не пощажу никого, потому что они для меня — чужие. Таким образом они загоняли самих себя, ведь из-за искренней преданности Кайдо, они не могли не исполнить его последний приказ, а из страха передо мной готовы были из кожи вон лезть, пытаясь доказать, что полезны… И это само по себе жутко раздражало, почти выводило меня из себя! Командирский состав команды пиратов-зверей, пытаясь сохранить достоинство и гордость, не скрываясь, проверяли меня и мой командирский состав флота на способность командовать ими, проверяли, достойны ли мы их. Те самые, знаменитые и очень опасные пираты, имена которых бросали в ужас обывателей одним упоминанием, почти бросающие вызов мне в разговорах — каждый раз подобострастно опускали глаза, и тушевались, стоило только моему взгляду упасть на них. От них не пахло страхом, как от их команд, но и им было не по себе. Я не понимал, чем, зачем, каким образом можно было запугать свою собственную команду до такой степени. Я не понимал, почему гордые пираты, вместо того, чтобы возмущаться, бороться, доказывать свои права, да хотя бы просто высказывать недовольство — готовы были подчиниться и чуть ли не прислуживать чужаку, врагу своего капитана. В каком месте они после этого были пиратами?! Или неужели они считали, что существо, одолевшее их капитана, было ещё более опасным и жестоким монстром? Или это был просто голос разума, призывавший не принимать скоропалительных решений, не узнав меня лучше, не выяснив, насколько опасен на самом деле я, не разобравшись, почему их капитан признал меня Королём? Ладно, командирский состав моих новых подопечных меня раздражал, конечно, но не так, как их команды, пахнущие страхом. Этот страх будил во мне совсем не человеческие инстинкты. Мне нравился этот страх, я упивался им… Точнее моя демоническая сущность им упивалась. Благодаря этому страху я чувствовал свою власть, и, чего уж греха таить, хотел, чтобы её было больше. А как её увеличить проще всего? Правильно, Ник, страхом. Разум, человеческий разум, понимал, что такая власть, основанная на страхе, не более чем просто фальшивка, что такая власть ничем хорошим не кончится, просто лопнув однажды как гнойник. Но то понимал разум, чувства же… бунтовали. Вот что меня раздражало особенно сильно! Необходимость подавлять самого себя, необходимость воевать с самим собой почти каждое мгновение. Так что я был резок, раздражителен и почти зол, не говоря уже о том, что и терпение моё было на грани. И, конечно, любимая команда не облегчала мне жизнь ну ни капельки. Скорее наоборот. Они не оставляли меня ни на мгновение. Нет, я понимал, что они просто не доверяли пиратам Кайдо, и даже безоговорочно доверяя мне, веря в меня, предпочитали держать меня в поле зрения ради собственного спокойствия. Это я ещё терпел, потому что и самому мне было легче подавлять нечеловеческие инстинкты в их присутствии. Однако то и дело я ловил на себе их беспокойные взгляды, а потому задавался вопросом: за кого они волнуются, за меня, или за окружающих? Накама ведь явно пытались отследить мою реакцию на произошедшее, понять как я и моя демоническая природа отнеслись к… к изменениям в нашей жизни, в моём статусе в мире… А я что? Я бы порубал всех пиратов Кайдо, чтоб прочие боялись. Я бы побился головой о дерево, чтобы выбить из головы навязанные чувствами мысли, и напомнить себе об обещании, которое как идиот всё-таки дал Кайдо. Я бы смачно плюнул на всё и всех, собрал бы свою родную команду лучших в мире друзей, и отправился бы в направлении Рафтеля… Голова гудела от мыслей, возникавших из-за конфликта человеческих понятий о жизни, и демонических. И где-то на краю сознания бился вопрос, почти отчаянно: как же демоны столько тысячелетий правили миром, если так легко ими командовали чувства и инстинкты? Не удивительно уже было, на самом деле, что они сами себя, в конце концов, уничтожили. А может, всё дело было в том, что я сопротивлялся себе и своей природе? Ведь разум у предков хоть и изощрённый, но был. И, быть может, стоило только позволить себе стать тем, кем рождён, чтобы… Только я боялся этого. А вдруг я в один миг уничтожу всё, что дорого мне сейчас, став полноценным демоном?! И вот что мне оставалось в такой ситуации делать? Только стискивать кулаки и зубы, и терпеть, потихоньку изливая раздражение, издеваясь и препираясь со всеми, кто попался под руку, и посмел обратиться ко мне. Только словесный понос! Потому что за первые несколько дней пребывания на острове, я извёл все камни, брёвна и ещё кучу хлама, едва сдерживая собственную силу. Не зря накама так присматривались ко мне. В отличие от всех прочих, они совершенно точно знали, какую войну мне приходилось вести ежедневно, и как на её исход влияли всякие придурки, лезущие под руку с тупыми вопросами или со своим упрямством. Зоро так точно знал это, а потому, хоть и злился немного, но позволял мне спускать пар и на нём в том числе. А вот для Джимбея эта моя внутренняя война была непонятна. Я сомневался, что он понимал необходимость бороться со своей собственной природой. Я вздохнул, отпил немного рома из кружки, едва подавив желание поморщиться, ведь хотелось крови, или, хотя бы, рома с кровью, и флегматично констатировал, обращаясь к беспокойному рыбочеловеку, успевшему побывать и начальником королевской охраны, и пиратом, и Шичибукаем, и заключённым, и моим накама: — Не парься, друг, мы пережили Топорукого Моргана, Багги Клоуна, Дона Крейга, Арлонга, Барок-Воркс включая номерных агентов и Крокодайла. Пережили одного божка, откликавшегося на имя Энель, и Эниес Лобби со всем содержимым, включая полный состав агентов СП-9. Пережили Гекко Морию, Импел Даун с многократно усиленной охраной, Старый Маринфорд и войну Белоуса. Пережили Войну пиратов Белоуса, Ходи Джонса и его стотысячную армию рабов, Донкихота Дофламинго с его семейкой, Большую Мамочку с её семейкой. Новый Маринфорд пережили всего в… сколько нас тогда было? Мы пережили даже мою мать, Джимбей! — воскликнул я, внезапно осознавая, что её одолеть было в разы сложнее, чем Царя Зверей. — И теперь ещё и Кайдо мы тоже пережили. Так что уверен: Мировое Правительство со всеми его шавками мы тоже однажды переживём. И это не зависит от того, серьёзен я или нет. — Громкие слова для пирата… — хмыкнул Смокер, о котором я успел забыть. — Боишься, дозорный? — тут же хмыкнул Идео в один голос с Хэнкок. Последняя несколько побаивалась лишний раз подавать голос в моём присутствии, потому что им с Уайти крепко от меня же досталось, когда мне надоели их разборки. И как бы над Хэнкок не смеялись её сёстры, она предпочитала не злить меня ещё сильнее, хотя и поползновения на меня не прекратила. Ну, хотя бы с Бей они разбирались теперь молча, и то — облегчение. От последней мысли мне стало тоскливо. Точнее не совсем от неё, а от другой мысли, которую она за собой тянула: тоскливо было находиться в компании огромного количества людей, думающих слишком уж по-разному… Вот то ли дело находиться среди команды! Мы, конечно, тоже думали по-разному, но очень во многих вещах были единодушны. Нам даже обсуждения часто не требовались! Достаточно было обозначить цель, и мы уже могли действовать, зная друг друга, зная, что ждать друг от друга, благодаря чему работали слажено, так, будто тщательно прорабатывали план. И даже новенькие в команде, не сразу, но легко вписывались в наш… в нашу семью, фактически… Да, вот бы оказаться сейчас где-нибудь далеко-далеко в море, на нашем Санни, и чтобы только команда и больше никого вокруг! Но я пытался примириться с мыслью, что вся та огромная разношёрстная орава пиратов, собравшаяся вокруг меня, и была моей командой. Пираты могли сбежать от дозора, от врага, от благодарных мирных жителей, но бегать от ответственности — это как бегать от противника, которому сам бросил вызов, то есть позор и бесчестье. Тем более если эта ответственность была фактически за собственную силу. А флот был моей силой, как не крути. Так что, как бы мне не хотелось сбежать, мои принципы надёжной цепью приковывали меня к месту. Но тоскливые взгляды, которые я то и дело бросал на море, прекрасно видели мои накама. Они прекрасно понимали моё желание, разделяли его, и вызывали ещё большую тоску… От того вся болтовня тоже раздражала. Смокер оставил вопрос Идео без ответа, и молчание, повисшее над костром, затягивалось. Многие уже бросали на меня беспокойные взгляды, ждал моей реакции Смокер, Лео лениво вышивал цветочки на капитанском плаще Ташиги, пока та с увлечением пыталась прожечь дырку гневным взглядом в моём Первом Помощнике. И как-то мне снова надоела вся лирика, надоело препираться и грызться. Так что я решил с этим делом покончить. — Итак, зачем явился, Смокер? — спросил я, нарушая тишину, и заставляя вздрогнуть от неожиданности добрую половину моей пиратской шайки. — Тем более, почему явился лично, хотя у тебя есть связь со мной?! Я не верю, что ты пришёл лишь для того, чтобы доставить нам газету. — Дымный Дядя тут же собрался, и извлёк откуда-то из-под плаща и курточки небольшой запечатанный конверт, со словами: — У меня послание для Йонко Монки Д Луффи, по прозвищу Мугивара, — усмехнулся он, пояснив, когда я вопросительно вскинул брови: — Послание от Мирового Правительства. Такие не принято посылать почтой, — конверт он передал мне. Небольшой, как письмо, из хорошей белой бумаги, плотной как та, на которой Нами рисовала свои морские карты. Он был запечатан сургучом, с оттиском символа Мирового Правительства. Я покрутил конверт в руках, но, не найдя ничего интересного, передал первому, кто попался мне на глаза. А это был Марко. Он тут же конверт вскрыл, игнорируя всех любопытствующих, пытавшихся заглянуть ему через плечи или руки. По мере чтения его лицо подозрительно вытягивалось, а ведь его обычную невозмутимость трудно было чем-то удивить… Минуты две спустя, он выдал: — Это приглашение на совет Йонко. — Пьющий в тот момент Орлумб поперхнулся и закашлялся. — Приглашение на совет Йонко от дозора? Это что, шутка?! — переспросил Генри Вейн, непонимающе глядя на Марко. Но он не шутил, я знал это. Он просто не стал бы шутить над такими вещами. — Они испуганы и хотят попытаться договориться с вами, — пояснил Смокер, заодно сообщая о том, что прекрасно знает о содержании письма в конверте. Значит, Мировое Правительство, понимая, что его главная сила — морской дозор — снова и снова проигрывает мальчишке, что пираты захватывают всё больше территорий, стран, что их влияние становится для них всё более опасным, решили подстраховаться. Наверняка это была лишь временная мера, пока они не найдут на нас, пиратов, управу. И это было так… предсказуемо, что я не выдержал и расхохотался от души. Я смеялся, смеялся, смеялся и всё никак не мог успокоиться. Я ведь ещё до боя с Кайдо говорил Сабо и Эйсу, что независимо от того, кто из нас победит, дозор вынужден будет признать своё бессилие, и попытаться договориться с пиратами. А с кем из пиратов можно договариваться? Только с влиятельными Йонко, за спинами которых и сила, и власть. Фактически это было криком отчаяния, признанием в собственном бессилии. Да, об этом ещё не написали в газетах, но напишут ещё, я был уверен. Просто потому, что иначе не объяснить попытку договориться с нами. — Что смешного? — с вызовом спросила Ташиги. Но я, пытаясь продышаться, лишь покачал головой: объяснять причину моего смеха было долго, и ни к чему. Да и вряд ли поняли бы всю иронию сложившейся ситуации. — Мировое Правительство хочет договориться с пиратами? — хмыкнул Санджи, тут же заметив: — Те, кому ты служишь, снова и снова предают свои клятвы, — это было похоже на провокацию, но Белый Охотник только хмыкнул: — Я служу не правительству и не начальству, а присяге, — заявил он. Взгляд у него был твёрдый, даже жёсткий в тот миг. Но мы и без этого знали, что Смокер один из тех людей, которые будут верны своим убеждениям до конца. Он уже не раз доказывал это, в тех приключениях, в которые мы попадали вместе. Способность, ради исполнения долга дозорного, объединиться с пиратами, которые имеют ту же цель — это редкость среди людей, находящихся по ту сторону баррикад от нас. — И именно потому я тебя уважаю, — на полном серьёзе заявил я. Были дозорные, которых я уважал, но среди всех, только трое были, которым я знал, что мог доверять. И заявление я сделал очень даже вовремя, просто не позволив своим пиратам, не достаточно хорошо знавшим Смокера, усомниться в его утверждении. Желающих-то много было. Но и не уточнить я не мог: — А ещё именно поэтому ты всё ещё жив, — с насмешкой заявил я, намекая, на двух не безобидных, но овец, в стае волков. — И еще, поэтому странно, что тебя назначили адмиралом. — Может, у них совесть проснулась? — предположила Робин. — Скорее желание усмирить непокорных, — фыркнула Бонита, прямо намекая на то, что Белый Охотник как раз и был непокорным, и что зря он согласился на адмиральскую должность. Смокер снова промолчал, и с разговорами на этом было покончено. Я просто напомнил, что до того, как на горизонте появился корабль G-5, все были заняты делом. А точнее готовились к отплытию в страну Вано, где должен был состояться большой пир, и где я должен был решить, что делать со страной, сёгуном которой, как мой почивший враг, становиться не хотел. Напоминание моё заставило почти мгновенно рассосаться пиратов Кайдо, (никак не мог отвыкнуть их так называть), всё ещё пытавшихся показать мне свою исполнительность. Мои рассасываться не спешили. По крайней мере, часть командирского состава и накама остались при мне. Впрочем, некоторые командиры Пиратов-Зверей тоже не спешили покидать меня. И дозорные… тоже не спешили вернуться на корабль. Ташиги пыталась вывести из себя Зоро, не замечая, что он и так едва сдерживается, чтобы не наорать на неё. Вейн и Ко внимательно наблюдали за мною в привычной компании друзей, усиленно пытаясь понять, почему я позволял им валять себя в земле, позволял панибратское отношение, и только смеялся на колкости и замечания нижестоящих в иерархии власти моей пиратской банде. Первые дни, кстати, все пираты-звери большими круглыми глазами наблюдали за отношениями в моём флоте. Особенно меня веселили их лица в моменты, когда в споры со мной вступали простые матросы, забывая о всякой субординации. А мои пираты просто знали, когда меня надо молча слушать, и молча исполнять приказы, знали, когда лучше ко мне не соваться, но и знали, когда я благодушно настроен, и можно позволить себе лишнего в моём присутствии. Да, пиратам Кайдо было непонятно, что все команды моего флота были не только командами, но ещё и друзьями. И хаос, который вечно царил из-за этого у нас, пиратам Кайдо, (ценившего дисциплину, беспрекословное повиновение старшим по званию, и не терпящему панибратства), был совершенно непонятен и даже дик. Так вот, пока командиры пиратов-зверей пытались понять, как я строил отношения с подопечными, Смокер пытался выяснить у меня, как я отвечу на приглашение Мирового Правительства. Для меня ответ был очевиден, но сообщать его противнику раньше времени я не собирался. Хотя уже мысленно корректировал планы на будущее, включив в них несколько пунктов, касающихся такого события, как собрание Йонко по инициативе Горосэи. Смокер понимал, что я не собираюсь действовать так, как Мировому Правительству очень хотелось бы, и здраво опасался пакостей. Но добиться от меня он так ничего и не смог. Хотя спорили мы очень шумно, и даже несерьёзно подрались… Где-то в процессе, кто-то заметил, что дружить пирату с дозорным — это позор. Буркнувший это Юстасс Кид, тут же оказался в драку втянут. Катаясь клубком, мы снесли несколько палаток лагеря, включая одну из медицинских. Наши корабельные врачи тут же взбунтовались. Чоппер нажаловался Рыжей Ведьме, не забыв сообщить об убытках лично нашей команды, ведь палатка — наша палатка — ещё и загорелась, а значит пришла в негодность. Ну, а уж Рыжая Ведьма, узнав о том, что нам снова придётся потратить её кровные денежки, пусть и мелочь, быстро нас всех угомонила, мало того, что настучав по головам всем зачинщикам драки, так ещё и заставила Зоро с Джимбеем и Ло с Киллером нас растащить окончательно. Когда Чоппер, обрабатывая нам троим ссадины, вдруг обнаружил, что я с ним не разговариваю, ибо он прервал веселье — начал слёзно каяться. Просил прощения, что привлёк не кого-нибудь, а Нами. По его словам выходило, что только она могла заставить нас прекратить беспредел. Я решил, что до вечера буду на него дуться всё равно. Ибо, неужели пара палаток с копеечной ценой стоили того, чтобы останавливать такую драку?! Я думал, что нет. Потом кто-то из моей команды притащил из штаба Фукабоши, Виви и Энн, и… я был удостоен сомнительной чести слушать очередную истерику семейки Юстасс. Энн истерила, что её до сих пор держали в штабе, не давая лично убедиться, что и с её командой, и её капитаном, и с её братом всё в порядке. А брат её почти сразу заметил татуировку с моим Роджером на руке Энн, и… устроил истерику уже нам обоим. Впрочем, я считал ниже своего достоинства оправдываться, а потому отловил Энн, и поставил её перед фактом: раз наколку без спроса себе сделала, то и оправдываться перед братом должна сама. Крики их было слышно почти час. Но закончилось всё грандиозным поражением Кида, потому что Энн доказала ему своё право самостоятельно распоряжаться своей жизнью. Старшая истеричка подошёл тогда, и грозно ткнув пальчиком мне в грудь, заявил, что я — труп, если с его сестрой что-то случится. Я ему сообщил, что разочарован его проигрышем мелкой девчонке, ведь надеялся, что он избавит меня от общества истерички, и я всё семейство истериков больше никогда не увижу. Кид фыркнул, и с гордым видом удалился. Энн после этого, кажется, смертельно на меня обиделась. Но всё равно таскалась хвостиком по лагерю за мною, а не за братом. А потом мне едва не объявил войну Смокер, потому что под шумок никто не заметил, что Ташиги и Зоро куда-то делись. Дозорный всё порывался пойти и найти их — то, что они вдвоём, прекрасно знали мы оба, благодаря Воле Наблюдения — но я не пускал. Думал, чем бы они там не занимались, вмешиваться не стоило. Я знал, что Зоро никогда не подставит ни меня, ни девчонку, которая была так похожа на ту, знакомство с которой подарило ему мечту и определило цель жизни. Так что беспокоиться не стоило. Смокер так не думал, но, похоже, мне он доверял не меньше, чем я ему, потому что моего слова ему хватило, чтобы успокоиться. Зато следующие несколько часов я с весельем и скукой был вынужден слушать болтовню Смокера и его бывшего товарища, Момонги. Вынужден, потому что последнему всё ещё не доверял. Со скукой, потому что они обсуждали прошлые дела дозора, а это было невероятно занудно. И с весельем, потому что смешно было слушать жалобы Момонги Смокеру на «этих безбашенных психов», то есть на мою команду и на меня. Его послушаешь — так у нас и правда, тормозов не было. Хотя… прыгнуть дружно вместе с кораблём в пропасть «край мира» — и правда, было самоубийственно. Уже вечером, когда Ташиги нашлась, новый адмирал дозора решил, что пока мы, пираты, не свели его с ума, им пора отчаливать. Я поинтересовался, не заподозрят ли его в измене и предательстве, после столь длительного общения с пиратами. Он ответил, что Сенгоку просил выяснить о текущем боевом состоянии моего флота, и о статусе пиратов-зверей при мне, как можно подробнее, поэтому никто его подозревать не станет. Я хмыкнул, но комментировать его признание не стал: это тоже было предсказуемо. Да и состояние флота я не скрывал: ни к чему это было, потому что флот был большим и мощным, даже в ослабленном виде, а о состоянии его и так узнали бы в ближайшие дни, когда мы начнём активно действовать. Напоследок, пожимая мне руку без задней мысли, Белый Охотник внезапно тихо сказал: — А всё-таки жаль, что мы по разные стороны баррикад, друг, и что в случае боестолкновений нам придётся воевать насмерть. — Я согласно хмыкнул, хотя и не жалел ни о своём выборе стороны, ни о том, что внезапный друг выбрал сторону другую. Вскоре они уплыли, и я пристал к Зоро. Но он и не собирался отмалчиваться. Оказалось, что они с Ташиги просто пытались выяснить, почему дозорная так похожа на Куину. Точнее девчонка пыталась выяснить подробности об этой Куине, а Зоро выяснял для себя то, что интересовало его. То есть они РАЗГОВАРИВАЛИ, из-за чего лучший друг получил от меня прозвище скучного тормоза, потому что не воспользовался шансом. Но это в шутку. Ведь так было лучше, чем если бы они зашли дальше болтовни. Однако Зоро теперь всерьёз подозревал, что у его мастера, отца Куины, есть потерянная дочь. Ташиги собиралась навестить старое додзё… Но это всё лирика. Поздно вечером я глубоко жалел о том, что весёлый день быстро кончился. Ведь на утро мы должны были отправиться в Вано, а значит, мне придётся прекратить валять дурака, и заняться скучными обязанностями, которые я так неосторожно себе нажил. Меня утешали мысли только о письмеце Мирового Правительства, и о том, какие последствия оно в себе несло, и для всего мира в целом, и для одного пирата, метящего в пиратские короли в частности… В голове роились планы… И, перед новыми приключениями, которые снова сотрясут весь мир, нужно было пережить только одно событие: возвращение в страну Вано…