Демоны Луффи

Эх, скучно было! Ну до чего же было СКУЧНО! То ли от того, что накама рядом не было, то ли потому что находился я в Ист-Блю, самом спокойном из океанов мира, то ли потому что мне приходилось таскаться за занудой, с короной на тыковке, и изображать из себя его верного подданного. А может, всё дело было в том, что мы путешествовали в Мариджои на корабле дозора? В общем, одолела меня грусть-тоска страшная… А ведь так всё хорошо начиналось! И Стелли достаточно легко согласился — без угроз — помочь мне проникнуть на собрание королей в своей компании, хоть и с условием. И беднякам Серого Терминала мы накупили необходимых вещей и еды в городе, на наворованные деньжата, отчего те дня на три праздник устроили. Да и вообще, мы ещё почти неделю продолжали с командой гулять, то с бедняками, то с Дадан, то с жителями Фуши. Пожалуй, за всё путешествие, мы ещё ни разу не гуляли столько дней подряд и так весело… А потом Стелли донесли, что корабль дозора прибудет за королевской четой через несколько дней, и мы начали готовиться к предстоящему. Накама потихоньку готовились к отплытию — они должны были удалиться от острова до того, как в его акваторию зайдёт дозор. Ну, а за меня плотно взялся королёк и мои гарпии, пытаясь из лихого пиратского капитана — почти короля пиратов — вылепить благородного советника Его Величества. Стелли, кажется, возился, потому что королевская жизнь, не пестрящая разнообразием, ему немного наскучивала в ожидании совета. Хотя это и было его условием, мол, он-то согласен, но и я должен был соответствовать должности его королевского советника-телохранителя. Приговаривал всё время гад, чтобы я не смел его позорить своей манерой речи и поведения, а также «жалким» внешним видом. Мои гарпии за последнее заявление его готовы были порвать, но согласны были с тем, что от привычных удобных шмоток придётся отказаться. Я, с рыком, тоже вынужден был согласиться… В итоге меня девки же мои и затянули в дорогущие ткани, на которые даже Нами облизывалась, мол, они по цене были как золото. Умудрились ведь местные швеи сшить мне брюки, в которых можно было драться, но которые «смотрелись прилично». И рубаху из шелков, и камзол мне сшили. И плащ с капюшоном, чтобы мог скрыть лицо. И даже перевязь для меча и пистолета из какой-то там особой кожи особой выделки изготовили. Мне пытались навязать ещё и сапоги, но тут уж я проявил волю. Им, видите ли, казалось, что человек в столь высокой должности не может ходить босым, как какой-то простолюдин. Пришлось рявкнуть, как Йонко-почти-король, чтобы отстоять своё право оставаться босым. От обуви-то отвык, тем более от такой. И терпеть ещё и мозоли, вдобавок к внешнему виду, и сдерживанию нрава — я бы просто не смог. Помнил, как я увидал себя в зеркало, после того, как впервые напялил всё то, что мне приготовили — долго ругался, используя все известные мне языки. Впрочем, я ругался и так почти беспрерывно, но в тот миг — особенно изобретательно. Не думал, что когда-нибудь увижу в своём отражении благородного знатного сноба. Да, Нами и Бонни были правы, утверждая, что белый камзол подойдёт мне больше чёрного, который я хотел за немаркость, и неброскость. Да, вся эта серебряная вышивка смотрелась красиво, к тому же, напоминая узор ветра на моей коже. Да, качество шмотья было, мягко говоря, отличным. Но знать я ненавидел с детства, а в этих знатных шмотках — ненавидел себя. Ну не по мне было строить из себя не благородного пирата, а… Не по мне! Настолько не по мне, что я даже сомневался, что задуманная авантюра стоила того, чтобы выряжаться так… И всё же смириться пришлось. А потом я провожал накама. Наказал им действовать по обстоятельствам и своему усмотрению, повелел не париться из-за возможных проблем, разрешил разрушить что-нибудь по пути или кого-нибудь спасти. А также напомнил о необходимости следить за временем. За накама я не переживал. Знал, что путешествие по Раю Гранд-Лайн было для них лёгкой прогулкой. А они… ну не слишком переживали за меня, если и боялись оставлять меня одного, так только из-за весьма вероятных последствий моих поступков, которые приходилось разгребать всем миром обычно. Так что, я пожал руки парням, обнял девчонок, получив в ответ порцию пожеланий удачи от первых и поцелуев от вторых — и отпустил накама в путь. Провожала их вся Фуша, и семья Дадан, и много чего желали им. Но… выражение их лиц, когда они обнаружили, что меня на борту нет, и я торчу среди провожающих — было просто незабываемым. Нет, я, конечно, привык шокировать людей… Ну, то есть привык, что люди шокируются моим поведением или поступками. Но целая деревня вытянутых лиц, с выпученными глазами — это нечто. Пришлось даже их успокаивать, что всё нормально, что я отплыву на другом корабле, и встречусь с командой в Новом Мире. Но это всё равно было забавно… И лишь когда Санни отплыл достаточно далеко, Дадан спросила у меня тихо: — Что ты задумал, дрянной мальчишка? — спрашивала она серьёзно, то ли понимая по новостям из газет, то ли просто чувствуя, что предстоит что-то по-настоящему серьёзное, и её сыновья будут в эпицентре событий. И я отчего-то в тот миг не мог ей ни солгать, ни отшутиться. Только не этой женщине, только не тогда, когда она искренне беспокоилась, почти не скрывая этого. — Что я задумал? Войну против целого мира, — прямо ответил я. Дадан долго молчала, глядя на меня без всякого выражения на лице. И я, вздохнув, добавил: — Не переживай ни за меня, ни за Эйса, ни за Сабо. Просто никогда не забывай: мы знали, на что шли, знали, чем грозит наш выбор, но всё равно добровольно выбрали такой путь. И если нам суждено погибнуть, помни, мы погибли за то, во что верили, стремясь к тому, о чём мечтали. — Все вы такие, чёртовы Д. Эгоисты! — расстроенно или даже раздраженно выдохнула карга. Я подбадривающе хлопнул её по плечу и пошёл прочь от берега, чтобы вернуться в королевский дворец и продолжать попытки привыкнуть к новой роли, которую примерил на себя. А два дня спустя жители Гоа встречали на пристани линкор дозора, который должен был доставить королевскую чету и нового советника короля на совет. И вот незадача! Под юрисдикцией Мирового Правительства находились более ста семидесяти стран мира. За доставку на совет королей отвечал дозор, так же как и за безопасность. Я предполагал, что основные силы, то есть старший офицерский состав всё-таки заняты безопасностью, и лишь отдельные единицы займутся доставкой… Короче, я бы уверен, что за Стелли прибудет капитан, коммандер, или, максимум контр-адмирал, что всё равно вряд ли. Но нет же! Мне «везло»! И из всех кто мог прибыть за королевской четой, за Стелли прибыл вице-адмирал! Хотя, возможно дело было в том, что Королевство Гоа было известной родиной некоторых представителей семейки Д, которые как раз опасно потрясали мир… Или, быть может, всё потому, что Йонко Мугивара Луффи с командой был замечен в Ист-Блю?! Впрочем, быстро подтвердился именно второй мой вариант: как только линкор дозора причалил к пристани, с корабля, ещё до разгрузки, быстро спустилось несколько отрядов, которые скрылись в городе и за его пределами. Мне ужасно хотелось проследить, но сделать это я мог только Волей Наблюдения, потому что должен был вместе с королевской четой приветствовать наше сопровождение на совет. Вице-адмирал Стеинлесс сам признался в том, что его прислали на остров, в том числе, и чтобы искать следы моего недавнего пребывания тут. Он долго расспрашивал Стелли о том, не поступало ли странных известий или жалоб от подданных. Король честно признался, что поступило несколько жалоб от знати королевства о кражах на улицах города, чего давно уже не случалось, и с подозрением косился на меня, явно догадавшись, кто причастен. Но меня он всё же не выдал, и даже не пытался это сделать. Тогда Стеинлесс стал расспрашивать о нас с Эйсом в целом. Мол, а вы, ваше величество, знали пиратов в их детстве?! Умный король, туманно отвечал, что слышал о наших проделках, но лично знаком не был. Никто ведь не знал, что правая рука Главнокомандующего революцией — приёмный брат короля Гоа. А эта информация бросала тень и на самого Стелли. Ему повезло, что родители Сабо отреклись от родного сына, и позаботились о том, чтобы всякие упоминания о нём были уничтожены. Но на память людей они повлиять не могли, а потому были те, кто помнил… Фактически дозору об этом факте могли рассказать только участники событий. Но разглашение информации было невыгодно никому. Вот и Стелли тоже помалкивал о том, что не просто знаком с самыми печально известными, пожалуй, братьями, но и приходился приёмным братом одному из них… Вот Стеинлесс и расспрашивал попусту, а я едва сдерживал смех. И ещё бы! Ведь… кхм-кхм… человек, которого вице-адмирал искал, был у него буквально перед глазами! Но мою личность надёжно скрывал глубокий капюшон. Королева, правда, едва не сдала меня. Или, по крайней мере, хотела это сделать. Но, кажется, Стелли держал её под контролем… А ночью я выбрался из дворца, и меня почти тут же нашёл Дагура, и сообщил, что дозорные были в Фуше и расспрашивали обо мне, и чуть ли не обыск устроили. Жители Фуши просили меня не высовываться… Смешные… Я слетал в деревню, и обнаружил погром. А ещё жителей Фуши в кабачке Макино, тихо обсуждающих в полной темноте — для конспирации, как мне пояснили — как выпроводить дозор, и отвести подозрение от «любимых бандитов Луффи». Я, услышав подобное, едва не разорался в голос. Заговорщики хреновы! Конспираторы! Не подумали ведь, что дозор мог оставить своих людей поблизости… Но людей не было, я знал это, благодаря Воле Наблюдения. Зато эти… эти… бесстрашные жители, совещались. Что я сделал? Повелел жить обычной жизнью, делая вид, что я их не навещал. А ещё оставил им золотишка, в компенсацию. К Дадан тоже слетал. Повелел не высовываться, пока линкор дозора не покинет остров, и тоже оставил золотишка. Решил, что с меня не убудет, а семья Дадан давно собиралась построить себе более надёжное убежище. В конце концов, они действительно нам с Эйсом немало помогали в нашем детстве. А благодарности ни от нас, ни от деды — который и оставил нас на Дадан — вечно было не дождаться. Вот. Можно сказать, что и отблагодарил за всё. Дадан, провожая меня, уже не пыталась скрыть своего беспокойства. Быть осторожным не просила — сказала, что всё равно просьбу не исполню — просила только пережить её. Я ничего не обещал. Даже не кивнул. Но похлопал по плечу ободряюще. Просто знал, что обещания не помогут ей успокоиться. Понимала ведь, куда я лез и на кого идти войной собрался… Кстати, как настоящая мать, собрала она мне в дорогу котомку. Сунула в руки почти насильно, делая вид, что это не от неё, а ей вообще на меня плевать, и поскорей бы я свалил. Развеселила, карга… Но на этот раз я не стал ничего говорить. Просто подхватил сумку, и отправился в город, не оборачиваясь больше. А уже вернувшись во дворец, вскрыл её и долго-долго смеялся, обнаружив в ней три бутылки сакэ. Того самого сакэ, на котором мы с Эйсом и Сабо братались. Даже год выпуска был тем же. Будто бы она знала, что мы когда-то упёрли у неё бутылку, побратались и впервые в жизни напились. Хотя… может и знала. Вот же! Старая карга! А утром, когда уже надо было отплывать, вице-адмирал вдруг узнал, что я плыву с королевской четой. И до-олго допытывался, кто я таков, и как долго являюсь советником Стелли, а ещё, почему тот не сообщил о сопровождении. Но Стелли не зря считали умным даже мы с Эйсом. Он быстро объяснил дозорному, что никто никаких законов никогда на этот счёт не издавал, а потому любой король имеет право хоть в последний момент менять любое своё решение, и не обязан уведомлять об этом кого бы то ни было. А я что? Я прекрасно «скрывал своё присутствие», то есть подавлял свою силу так, что даже с помощью самой сильной Воли Наблюдения не должен был ощущаться как боец уровня Йонко. По идее, мою силу вице-адмирал Стеинлесс должен был ощущать не больше, чем силу какого-нибудь коммандера дозора, или контр-адмирала максимум. Хотя для Гоа, да и для Ист-Блю и этого было многовато. Но я решил не скрывать силу полностью на случай, если придётся её использовать. И всё же Стеинлесс нашёл меня подозрительным. То ли из-за этой самой силы, которой для Ист-Блю было многовато, то ли из-за глубокого капюшона, скрывавшего лицо, то ли из-за того, что разведка обо мне не предупреждала, как и король. А может, у него просто была чуйка на пиратов? Ходил слушок, что дозорные тоже вырабатывали за долгие годы службы такой инстинкт, как чуйка на извечных врагов… В любом случае, на корабле дозора, да в компании вице-адмирала, сопровождая короля, верности слову которого вряд ли можно было доверять — стоило быть очень и очень осторожным. Не то, чтобы они могли доставить мне существенные проблемы, но вот порушить планы могли вполне. И вот уже который день — или год?! — я маялся от скуки. Делать было нельзя абсолютно ничего из того, что делать я привык, чтобы от скуки отвлечься. Ни рыбачить, ни летать, ни плавать, ни бегать, ни доставать накама, ни… в общем, ничего активного. Максимум активности я мог проявить, лишь прохаживаясь по палубе с королевской четой Гоа. А, ну ещё шпионить, иногда, когда Стелли торчал в выделенных нам, и обустроенных для нас апартаментах с тремя небольшими личными каютами и общей каютой в них. А пока король был на виду — я был обязан быть «подле». Вот и оставалось мне тоскливо рассматривать море и небо, слишком непривычно предсказуемые, или изучать талмуды и свитки, стащенные мною из личной библиотеки. Причём последнее — только в каюте, потому что если уж Стелли лез в свитки со своим любопытством, то уж Стеинлесс точно заинтересовался бы, что изучает столь подозрительная личность, да ещё и на неизвестном языке… Скука была просто невыносимой! А ведь путь до Мариджои предстоял очень длительный. Линкоры дозора и так были медлительны и неповоротливы, так ещё и пересечь следовало весь Ист-Блю, Калм-Белт и часть Гранд-Лайн! Дозор ведь составил САМЫЙ безопасный, то есть самый скучный маршрут. Мне оставалось надеяться, что я не сойду с ума от скуки за несколько недель такого пути, или что моя способность привлекать приключения «даже пересекая палубу собственного корабля» сработает и на линейном корабле дозора. Но с другой стороны, когда мне везло на приключения без накама?! Всё это навевало тоску и уныние. И как я умудрился придумать такой скучный план?! Зачем мне вообще понадобилось попасть на совет официально?! Отвлекаться приходилось слежением за Стелли. Во-первых, потому что это было его первое плавание на корабле, и он как эгоистичный мальчишка, так и норовил залезть всюду, куда только можно было залезть. Дозорные-то перечить ему боялись, чтобы не оскорбить королевскую персону, что могло послужить чем угодно, от увольнения до служебного расследования, с последующим заключением под стражу и лишением свободы вплоть до пожизненного — это зависело от влияния короля и его связей с Тенерьюбито. Ну, а меня Стелли игнорировал до тех пор, пока я на него не рявкал. А рявкать, в свою очередь, опасался я. По многим причинам. Это было даже забавно, потому что я понимал, что и сам был таким же как Стелли… года в четыре или в пять, когда путешествовал с дедой, и потому что дозорные, быстро прознав, что у меня влияние на короля имеется, бегали жаловаться и просить помощи удержать Стелли от безрассудства именно ко мне, к почти Королю Пиратов. Дозорные бегали к королю пиратов за помощью… Иши-ши-ши-ши-ши, такое и не придумаешь в здравом уме. Но со мной и такое случалось… Ну, а во-вторых, за Стелли приходилось следить, потому что он мог просто… проболтаться. Ведь если подумать, такой вариант мог показаться ему даже более выгодным, чем сотрудничество со мной. И он осознавал это, — что было хуже всего. Я постоянно видел его задумчивым. Смотрел он на дозор, и украдкой бросал взгляды на меня, а потом снова переводил его на дозор. И сомневался я, что ему были просто любопытны отношения дозорных к пиратам, вроде меня. Нет, Стелли был любопытен, но столь глубоко задумываться он мог только о личных выгодах, ведь его всегда интересовали только они. И сдавалось мне, что он как раз и раздумывал о выгодах, рисках и гарантиях положения, в которое попал. Так что глаз да глаз нужен был за этим корольком! Вот как-то, в один из бесконечно занудных дней я и отвлёкся неудачно на стайку каких-то птиц, пролетавших низко над водой почти у самого борта, и не уследил за этим придурком в короне. Он, видимо, увидал, как лихо дозорные поднимаются и спускаются по вантам, проводив их взглядом до марса и… решил, что оттуда хороший вид. Я так думал, именно это и спровоцировало его заняться вантолазанием. А мы как с дозорными его увидали — сердечки-то у нас чуть и не выпрыгнули от ужаса. Он успел подняться достаточно высоко, прежде чем осознал высоту, и опасность, и начал путаться в выбленках и соскальзывать… — Ваше Величество, это очень опасно! — завопили дозорные чуть ли не в голос, хватаясь за волосы. Всё-таки с вант можно было слететь прямо в море, а то ли король умел плавать, то ли не умел, и как его ловить — тоже непонятно. И ладно ещё, если в море грохнется, а то мог и на палубу шмякнуться, да шейку свою королевскую свернуть. Вот смешно бы было… Нет, на самом деле не смешно. И пока дозорные умоляли короля не рисковать своей шкурой, Стелли упорно лез, всё чаще едва не срываясь. А я молчал, не унижаясь молящими воплями, но чувствуя, что он всё равно до цели своей не доберётся, судорожно обдумывал варианты своих действий. Их было три, более-менее приемлемых. Первый — это рявкнуть, в надежде, что Стелли просто от страха передо мной спустится. Второй — вскарабкаться лично, и спустить его, пока он не свалился. Третий — дождаться пока свалится, и забить на него вообще. Был ещё вариант дождаться действий дозорных, но Стеинлесс вмешиваться не спешил, кажется, тоже обдумывая, что делать. И, конечно же, пока мы думали, пока верещала супруга Стелли, этот придурок всё-таки сорвался слегка. Но летел недолго, исхитрившись зацепиться. И нет бы осознать всю опасность, но, видимо, по его мнению, с королями ничего не могло случиться. Снова ведь полез на марс… — Стелли, поцелуй тебя кракен в засос, а ну живо спустился! — не выдержав просто раздражения от ситуации, рявкнул я своим капитанским голосом так, что дозорные аж сели. Но, подействовало это не только на них. Стелли, благополучно отпустил руки, и снова сорвался, нелепо замахав руками, и грозясь начать сиюминутный полёт прямёхонько в океан спиной вниз. Я уж готов был ловить этого придурка, но… видимо, удача всё ещё была со мной. Моя, особенная удача! Поэтому король, после эпичной попытки улететь, красиво повис на вантах вниз головой, тупо застряв ногой между выбленками, наконец-то, заорав от ужаса. Я вздохнул с облегчением. И сам, не дожидаясь дозора, быстро добрался до придурка, схватил его за шиворот одной рукой, и на удивление легко вытряхнул его из вант. Минуты не прошло, а я уже грубовато поставил его ногами на палубу, раздражённо шипя себе под нос ругательства. Стелли смотреть на меня не решался, лишь прошептав сдавленным голосом благодарности. Но мне этого было мало. Это не унимало все те эмоции, которые я испытал из-за идиота в короне… Хотя мысленно я начал понимать, почему моя команда злилась, когда я безумствовал… И всё равно мне хотелось бушевать, как морской шторм, просто потому, что не нравилось ощущение зависимости всех моих планов от вроде не тупого, но видимо недостаточно запуганного… королька. Так что в ответ на благодарности, я просто рявкнул: — Какого кракена ты вообще туда полез?! И то ли Стелли привык ко мне в роли советника, то ли ещё по какой причине просто забыл о том, что меня надо бы бояться. Но как-то он резко, наверное, уловив какие-то опасные нотки в моём голосе, побледнел, шарахнувшись от меня в сторону. Однако нога, на которой он повис в вантах, видимо, всё же была повреждена. И Стелли, наступив на неё всем весом тела, тут же взвыл от боли и ухнул на палубу. Подвывая, он и ответил, жалобно всхлипнув: — Хотел понять, за что моряки так любят море… Я вздохнул. Понял просто, что бесполезно было рычать о благоразумии этому человеку. Да и, похоже, именно я повлиял на его желание увидеть море с высоты. С палубы-то ничего не было видно, кроме моря на много миль вокруг до самого горизонта и дальше. Но Стелли видел, как я смотрел на море, и хотел понять… Пока дозор организовывал медицинскую помощь пострадавшему от собственной глупости королю, пока его супруга охала вокруг, сетуя на то, что «некоторые грязные простолюдины» плохо влияют на великого короля, я отозвал в сторону вице-адмирала. Зачем? Просто чтобы спросить, не найдётся ли у них строительной люльки, которую можно было бы закрепить на одном из подъёмных механизмов. Стеинлесс мгновенно просёк зачем люлька мне понадобилась, и с сомнением глянул на преувеличенно громко и жалобно стонавшего Стелли. — Я прослежу лично и всю ответственность возьму на себя, — пообещал я. Стеинлесс поколебался ещё пару мгновений, осмотрев с сомнением уже меня с ног до головы, но, всё же кивнув каким-то своим мыслям, отдал какие-то распоряжения подчинённым. Некоторое время спустя, то ли счастливого, то ли обиженного Стелли, привязанного к глубокой одноместной люльке — в которой обычно поднимался рангоут или парусина на реи или ружья стрелкам на марс — лебёдочным механизмом дозорные поднимали к небу. А я, ловко взлетев по вантам, уже ждал его на марсе. Механизм не подвёл, так что мы с дозорными и встретили короля, и вытащили из люльки, и привязали к мачте, на всякий случай, потому что совершенно не доверяли чувству равновесия и крепости рук Стелли, а также леерам, натянутым на марсе специально для короля. Бывалые моряки-то в леерах нуждались разве что в шторм, когда вылететь за борт было часто лишь вопросом удачи. Дозорные, удостоверившись, что нам больше ничего не нужно, спустились с марса, оставив меня наедине с королём. Я наслаждался видом, усевшись на деревянную площадку, прислонившись спиной к мачте и вытянув ноги. А Стелли крутился вокруг, вглядываясь в морские дали. Мне было не очень комфортно, потому что ветер не свистел в ушах привычно из-за капюшона, не путался в лохмах моих волос. Да и в шмотье было тесно для того, чтобы вдыхать морской воздух полной грудью. Но расстегнуть камзол, и снять капюшон я не смел, даже на высоте, зная, что моё лицо вполне можно было рассмотреть из подзорной трубы, если не с палубы, то с марса на соседней мачте уж точно. Но всё равно на высоте, вдали от дозорных соглядатаев, было… свободнее. Стелли этого не замечал, да и вряд ли мог почувствовать. Он просто извертелся весь, а потом плюхнулся рядом, снова охнув от боли в ноге, которую неловко согнул на этот раз. — Какой скучный вид… — протянул он разочаровано. — Я думал, что увижу нечто необыкновенное. Но вокруг только море и небо. И смотреть не на что, — насупился он. — Да, просто море и небо, — согласился я. Это ведь действительно было так. Просто море и небо, и они были простыми и неинтересными, если на них просто смотреть. Но если ими дышать, или жить — они становились совсем непростыми. Я мечтательно выдохнул: — Небо и море. Бескрайние. Никому не покорные. Своенравные. Таинственные. Там, где-то далеко-далеко за линией горизонта находятся неведомые острова, и живут странные люди, которым непонятны наши понятия о мире и жизни. Где-то бушуют шторма и ураганы, они приносят за собой особую свежесть, словно обновляя пространство, освежая воздух. Где-то льют дожди, и ярко сверкает всеми цветами радуга. Где-то происходят судьбоносные сражения, войны, которые запомнятся надолго, а то и вовсе перепишут историю государств, начиная её с ноля. Где-то морские короли резвятся на поверхности океанов, пугая путешественников. Где-то сменяются времена года, и люди радуются, что на смене холоду, пришло тепло, или наоборот. Где-то неведомые острова или удивительные морские явления ждут своих первопроходцев… — я вдруг понял, что перечислять можно было бесконечно, ведь в этом и заключалась бесконечность моря: даже зная, куда плывёшь, не знаешь, куда попадёшь и что там увидишь. — Где-то моя команда скучает по своему дураку-капитану, им весело, и они грустят, что это веселье я не могу разделить с ними, — вдруг подумал я о друзьях, и понял, что уже успел соскучиться по ним. — В мире столько всего происходит, Стелли, удивительного, загадочного, и простого обыденного, и всё это здесь, между океаном и небом, — я кивнул в сторону горизонта, пытаясь сказать, что мы видим лишь то, что хотим видеть. — Тут, между морем и небом бушует жизнь, а мы с тобой сидим на марсе линкора дозора, и наслаждаемся спокойным деньком, — я поднялся на ноги, мельком глянув на короля Гоа. Стелли задумчиво молчал, кажется, пытаясь уместить всё-то, что я перечислил между пустынным на вид морем и небом. Задача, видимо, оказалась не такой простой, какой являлась для меня. То ли он не привык мыслить так широко, то ли просто никогда не думал, что можно мыслить о мире так. Впрочем, меня самого распирало от восхищения, от… от бесконечности, которая скрывалась, казалось бы, в простых и понятных вещах. Мимо пролетела тройка чаек. Они сделали пару кругов над кораблём, и сразу стало ясно: разведчики. Значит, где-то недалеко был остров, или рыболовецкое судно. Прислушавшись к ощущениям, я понял, что всё-таки это было судно промысловиков. Об этом я и сообщил королю, рассказав о том, что верной приметой были как раз чайки: они не залетали далеко в море от мест гнездования, разве что на пару суток удалялись от родных берегов с рыболовами, вслед за едой, рыбой. Люди, ловившие рыбу большими сетями, нередко прямо в море отбирали крупную хорошую рыбу от мелкой, и последнюю выбрасывали обратно в воду. А мелкая рыбёшка, пробыв некоторое время на воздухе, ещё долго плавала на поверхности, едва шевеля плавниками, поэтому птицам, питавшимся рыбой, было легко её ловить. Стелли восхитился моими познаниями, отчего я закатил глаза: не объяснять же ему, что об этом знал вообще любой моряк, или наблюдательный человек. — Когда я думаю о том, сколько всего происходит одновременно в море, мир кажется мне бесконечным, — продолжил я мысль некоторое время спустя. — Море кажется мне бесконечным. Суша ограничивает территорией острова, законами государства, общественным строем, моралями… — Стелли скривился, явно вспомнив, как я наплевательски относился к вещам, которыми всю жизнь жил и дышал он. — Но море — это не просто вода, солнце и небо. Море — это свобода от всех границ, — я раскинул руки широко, будто пытаясь обнять мир, но на самом деле всего лишь встречая грудью струю сильного ветра, такую приятную и бодрящую, в условиях жаркого солнца. — Море — это свобода, — повторил я. — Особенно если у тебя есть право выбирать курс. Делай что хочешь, живи, как хочешь… Правда за эту свободу есть своя расплата. Море — оно непокорное, своенравное, дикое. Чтобы в нём выжить, и обрести особую по вкусу жизнь, с ним нужно не только считаться. Нужно быть сильным и смелым, и нужно уметь смотреть в лицо любой опасности, уметь ставить на кон жизнь. Море любит смелых и гордых, и оно не прощает слабоволия или трусости… — я снова посмотрел на короля. В тот миг он сидел, нахмурившись, явно не понимая, о чём я говорил. Фыркнув, я наклонился, и одним движением, схватив короля за шиворот, поставил его на ноги: — Попробуй почувствовать море, Стелли! — повелел я. — Как оно освежат лёгким солёным на вкус ветерком, как оно убаюкивает волнами, шелестящими о борта линкора, как ласково пригревает солнышко, а набегающие облака неспешно плывут по небу, создавая на воде причудливой формы тени, в которых можно приятно прятаться от зноя. — Король честно пытался послушаться меня. Его выражение лица было смешным, когда он силился почувствовать вкус ветра, и услышать шелест волн с высоты марса, шелест, ставший даже ему уже настолько привычным, что он его не замечал. Но он услышал, почувствовал, и его лицо медленно вытягивалось. Я довольно усмехнулся: — Ты просто не замечал никогда ничего этого. А я, мы с братьями, с детства всегда мечтательно смотрели в морскую даль, за горизонт, и гадали, что там, за пределами видимости. — Вот как? — спросил он риторически. Но я всё равно кивнул. — Интересно, но не стоит роскоши королевского дворца, — констатировал он. Меня аж перекосило. — Неужели это, — скривился и король, неопределенно качнув головой, но явно имея в виду жизнь в море, — стоит мечтаний? Я думал, такие как ты подаются в море, чтобы разбогатеть, снискать власти и славы… — протянул Стелли, будто бы разочаровано. Я фыркнул, тоже разочаровано. — Многие действительно хотят разбогатеть, или мечтают добиться власти, или славы. Только таким как я не особо интересно это. Слава — это неплохо. Богатство — тоже неплохо, ведь его можно потратить на веселье. Но это всё не стоит того, чтобы рисковать шкурой, — пожал плечами я. Стелли скептично хмыкнул: — Ты — Король Пиратов. Должно быть, у тебя много золота… Ну, а уж о власти или славе и вовсе говорить не стоит, — заметил король Гоа, и я услышал в его голосе зависть. И тут же пожалел о том, что вообще решил объяснить, показать… У нас были слишком разные приоритеты жизни для того, чтобы мы могли друг друга понять. — Идиот ты, Стелли, — вздохнул я. И на что только надеялся?! Так как королю на марсе было скучно, его вскоре благополучно спустили на палубу. Попытки Стелли понять моряков на этом были окончены. Но зато он больше и не норовил залезть куда-нибудь. Хотя возможно это было связано не с удовлетворенным любопытством, а с разболевшейся ногой. Бортовой врач поставил диагноз: растяжение связок. Я долго недоумённо чесал репу, не понимая, как можно было растянуть то, что по природе своей должно было растягиваться. Видимо, растянуть связки можно было по-разному, или как-то неправильно. В любом случае, мне, бывшему резиновому человеку, такие проблемы были до крайности непонятными. Стелли стал совершенно невыносимым от боли. Он всё время ныл, капризничал, что-то требовал. А когда я его посылал… в места не столь отдалённые, куда солнце не светит — подозрительно затыкался, и долго сидел в покоях молча, поглаживая больную ногу, и через иллюминатор наблюдая за суетой дозора. В такие минуты я был уверен, что ничего хорошего он не замышлял, и стоило ожидать пакостей. Но он не пакостил, что лишь усугубляло моё беспокойство. И, в конце концов, я не выдержал: — Я знаю, о чём ты думаешь, Стелли. — Он глянул на меня недовольно, но промолчал, и я продолжил: — Думаешь, стоит всего лишь подойти к любому дозорному, и сказать, что тебя под угрозой смерти Мугивара Луффи заставил исполнять свой план — и меня тут же схватят, а ты прославишься как король, благодаря которому поймали Короля Пиратов?! Эта мысль не даёт тебе покоя, верно? — наигранно ласково поинтересовался я, с удовольствием наблюдая за тем, как сереет от ужаса лицо короля. Я всё-таки был прав, и он думал об этом, когда я, Я, пират, мерзкое отребье, что вечно вне закона, смел пренебрежительно относиться к нему, самому «великому королю» Острова Рассвета. И, видимо, обида на меня была сильнее страха передо мной же, раз он не отметал мысль как несостоятельную. Она наверняка его… мучила. — Позволь, я тебя успокою… Мы сидели в общей комнате апартаментов, выделенных нам дозором. Стелли старался передвигаться на больной ноге как можно меньше, ведь носить на руках его отказались все, как бы он не требовал, и чем бы ни угрожал. И я, естественно, «обязан» был находиться подле его величества. Я читал свиток из собственной библиотеки, когда заметил, что он опять обижен за игнорирования его требований ко мне, которые я просто пропускал мимо ушей. И вот, чтобы раз и навсегда избавить королька от столь вредной для моих планов мысли сдать меня дозору, я не только решил перебраться поближе, но и сел рядом с ним на диванчик, чтобы с лукавым оскалом на лице, напомнить: — Самый сильный дозорный на этом корабле — всего лишь вице-адмирал. Да, есть вице-адмиралы, которые могут сравниться в силе с адмиралами. Но ты же понимаешь, что проблема пиратства не стояла бы так остро, если бы любого пирата уровня Йонко мог бы победить любой адмирал, и тем более вице-адмирал?! — Стелли молчал, но по глазам я видел: он понимал, о чём я говорил, и нервно сглатывал, осознавая, что в случае чего — дозорные его не спасут. — Я Йонко, сумевший одолеть двух других Йонко, которые десятки лет держали Новый Мир под контролем, и убили далеко-о не одного адмирала. Меня называют Королем Пиратов, самым опасным врагом Мирового Правительства. Мне, чтобы утопить этот линкор вместе с вице-адмиралом потребуется не больше минуты, понимаешь? — уточнил я. Стелли нервно сглотнул снова. — Ты пойдёшь на дно с кораблем, а я просто найду другого короля для того, чтобы попасть на совет. — Ты — фруктовик. Ты тоже утонешь, — осипло произнёс он. А я не стал спорить, рассказывать о том, что больше не фруктовик, и о том, что почти всегда умел плавать. Я просто снова напомнил то, о чем он забыл, то, что заставило его в своё время перестать относиться к нам с Эйсом как к мусору. — Стелли, ты забыл, у меня есть крылья, и я могу летать… — оскалился я самым кровожадным оскалом из своего арсенала. Впрочем, я быстро стал серьёзным снова: — Забудь, брат моего брата, твой план — неудачная затея. — Король фыркнул, недовольно поёжившись, но от комментариев воздержался. Судя по моим наблюдениям, думать о том, чтобы сдать меня, он действительно перестал. И если и следил за дозорными, то только лишь из интереса, чтобы разбавить скуку дальнего плавания. Не шибко-то это помогало. Но, похоже, мои слова не выходили у него из головы всё равно, раз неделю спустя, когда боль в ноге поутихла, во время неторопливых прогулок по палубе, он мне заявил, очень тихо, чтобы дозорные не услышали: — Я думал, что пиратами становятся ради лёгкой жизни… — Лёгкой жизни?! — возмутился я, не дослушав. То ли настроение было дурное, то ли от скуки я был готов уже на стенку лезть… Я с детства знал, что жизнь в море — тяжёлая жизнь, в которой каждый день наполнен тяжёлой физической работой. И я так привык к тому, что меня окружали люди, которые это тоже понимали, что забыл: сухопутные люди думали, что нам легко живётся. У Стелли были ручки типичного знатного человека: светлокожие, гладкие, нежные, слабые, непривыкшие к труду вообще. И так меня возмутило его заявление, что я решил показать ему наглядно то, как легка жизнь в море. Дозорные, замученные нытьём знатных особ не меньше меня, легко согласились мою затею поддержать. Королю было скучно, поэтому, ради того, чтобы скуку разбавить, он ничего не подозревая, тоже согласился выполнить простую для моряка, рутинную работу. Нет, он, конечно, сопротивлялся в начале. Мол, он — король, и не желает опускаться до работы простых смертных, но я был убедителен. В итоге, дозорные, скрывая ухмылки, передали ему конец шкота, который следовало закрепить. Его держали четверо матросов натянутым, но когда король, своими нежными ручками, схватился за шкот, дозорные по команде выпустили снасть из рук. Скепсис на лице Стелли исчез мгновенно. Он побледнел, буквально на секунду, а канат уж рвал ему кожу на ладонях, выскальзывая. Король удерживал его буквально пару мгновений, прежде чем упал. Его эпично протащило по надраенной с утра палубе добрые пару метров прежде, чем шкот он выпустил. Корабль с ненатянутым парусом повело, и качнуло на резко возникшей из-за поворота волне. Пока дозорные соображали, снасть бегучего такелажа я перехватил одной рукой, другой рукой, снова схватив Стелли за шиворот, поставил его на ноги. А потом легко — физической силы Йонко, и демона на это хватало — сделав всего несколько шагов, шкот я снова натянул, привычным движением обмотал кофель-нагели, продёрнул конец через петлю, и, придержав канат ногой, затянул получившийся узел. Шкот был закреплён. Стелли обалдело смотрел на меня. — Но почему… — произнёс он недоверчиво, глядя попеременно то на мои целые руки, то на свои ободранные, с которых капала кровь на палубу, что дополнительно раздражало дозорных. И ещё бы, им же заново драить палубу! Ну или, по крайней мере, её часть… — Просто ты — неженка, Стелли, — фыркнул я. — А у моряков есть хронические мозоли на руках, такая уплотнённая толстая жёсткая и шершавая кожа. Эти мозоли появляются от работы с такелажем, ну и от владения мечом. — Больно… — проскулил он. — Зато ты теперь знаешь, что даже чтобы просто натянуть и закрепить парус, нужны усилия. Посмей теперь вякнуть о том, что жизнь в море — лёгкая жизнь, — усмехнулся я. — Шрамы на руках не позволят тебе забыть этот урок. Дозорные в тот миг готовы были мне аплодировать. И даже Стеинлесс прятал в усах ухмылку. Стелли больше не ныл о боли, только шипел недовольно, когда раны на руках ему обрабатывал судовой врач. И как хорошо, что королева всё это время спала! А то она бы устроила истерику и мне, и дозору, и королю за то, что её высокородного супруга опять покалечили… А позже, оставшись снова в апартаментах линкора наедине, я закончил мысль, которую так наглядно королю показал: — Запомни, Стелли, работа в море — огромный труд. Порой даже больший, чем работа в поле. Чтобы выжить в море, нужна сила, нужны знания и воля. Даже чтобы грабить народ. Это постоянный риск. А для пирата — втройне. Ведь их поджидают не только опасности моря, но и дозор, и сами люди, которые могут дать существенный отпор. Пиратскую жизнь можно назвать весёлой, но лёгкой её точно не назовёшь… Я же говорил, море не прощает слабости, — снова напомнил я, упуская такую деталь, что мирных жителей грабили далеко не все пираты, и многим, включая меня, сама мысль об этом была оскорбительна. Я упустил это, потому что не хотел тратить время, ещё и пытаясь доказать, что пираты бывают разные. — Но тогда я тем более не понимаю, как можно о такой жизни мечтать! — скривился Стелли. — Я говорил. Потому что море — это свобода. Всё ради свободы… от таких королей, как ты, — презрительно усмехнулся я. Его величество, кажется, смертельно обиделся на меня. Впрочем, мне было плевать. Время шло, бесконечно-долгое плавание всё никак не подходило к концу. Мне казалось, я проторчал на корабле дозора не меньше года. И, конечно, окружение оптимизма не добавляло. Впрочем, мы находились где-то неподалёку от Калм-Белта, всего в нескольких днях пути. За время пути дозорные попривыкли к тому, что я не особо уважительно относился к «своему» королю. Это стало для них своеобразной нормой, что и позволило мне не пасти Стелли круглыми сутками. Я часто забирался на марс, и подолгу сидел там. А когда там было слишком скучно, я просто сидел на фальшборте. Это развлекало ощущением подозрительных взглядов дозорных, направленных мне в спину… Просто когда я сообразил, что разговоры с королём Гоа ничего не дадут — стал избегать его общества, и от скуки общался с дозорными. Слушал, что они говорят, обсуждал с ними сплетни, вычитанные в газетах. А иногда подкидывал им информацию, которая и заставляла их подозревать, что я — не тот, за кого себя выдаю. Пару раз я предупреждал о скорых штормах или шквалах, некоторые из которых сам и устраивал. Их приборчиков и знаний о погоде не всегда хватало, чтобы предсказать даже чисто природное явление, не говоря уже о явлениях, вызванных мною. Они это понимали. И когда я им сообщал о погоде — подозревали меня в чём-то. А один раз я, повертевшись в штурманской рубке — куда, вообще-то, вход посторонним был воспрещён — указал штурману на рифы, которые он то ли не заметил, при прокладке маршрута, то ли упустил, потому что от маршрута мы отошли. Я-то просто чувствовал дно океана, тем более на мелководье, и мне не составило труда на картах найти рифы. Но идиот-штурман ещё и спорил со мной! Инцидент пришлось разрешать самому Стеинлессу, и, разумеется, он лишь упрочился во мнении, о моей подозрительности. Рисковал ли я своими планами? О, несомненно! Причем рисковал из-за пустяка: всего лишь скуки. Но без такого риска я готов уже был биться головой о мачту. Ну, или просто слинять с линейного корабля дозора куда-нибудь подальше, туда, где не так скучно, и можно быть собой, а не притворяться советником зануды-короля. Так что планами я рисковал, но зато шанс их осуществления всё же оставался. И вот, буквально за несколько дней пути до Калм-Белта, птицы-почтальоны принесли очередной номер газеты. Я редко просил почитать газеты. Обычно дожидался, когда их прочитают все, кому интересны новости мира, и уже потом забирал то, что никому не нужно. Но в этот раз меня охватило нетерпение. В предыдущих выпусках не было ни слова о моих накама, лишь мутные рассуждения об опасности «Мугивар» и их капитана. Так что я не знал, ни где друзья, ни что с ними. Конечно, я мог бы просто связаться с ребятами, хоть бы и с помощью амулетов связи. Но это было и скучно, и не по-нашему, ведь свидетельствовало бы о недоверии. А ведь я знал, что просто тихо пройти по Гранд-Лайн они не смогли бы. Вот статей о шуме, который они могли поднять, я и ждал из газет. Источник мировых новостей первым, как водится, просматривал главный на корабле. В нашем случае это был вице-адмирал. И вот, дождавшись, когда газету он просмотрит и отложит, я к нему и подошёл, с простой просьбой, пока источник информации у меня из-под носа не увели его заместители. — Позвольте посмотреть газету? — попросил я. Стеинлесс, занятый какими-то бумагами, чуть ли не вздрогнул от неожиданности. Ведь за весь путь мы перемолвились от силы десяток раз, и всё время из-за Стелли. И тут вдруг я, столь подозрительный тип, столь подозрительно просил газету, чего не делал раньше. Вопрос: «отчего вы раньше не подходили с такой просьбой?» — так и застрял в выражении его лица. Я пожал плечами. Дело происходило на палубе, куда в ясный день Стеинлесс иногда выносил небольшой столик, за которым работал, видимо, со служебными документами. Дозорные суетились вокруг, выполняя каждый свою работу, и шумели, привычным любому моряку шумом. Но отчего-то все обратили внимание и на то, что я подошёл к их начальнику, и на то, что что-то попросил. То ли привыкли, что мои просьбы были связаны с королём, то ли ещё по какой причине. На корабле сразу стало на несколько тонов тише. Прислушивались. Однако день был ветреным, из-за чего документы на столике были прижаты мечом Стеинлесса, и качка была приличной, отчего волны, пенными валами с шумом бились о борта линкора. И что-то услышать в таком природном шуме у дозорных почти не было возможности. Вице-адмирал смотрел на меня задумчиво какое-то время, но видимо не нашёл причины лишать меня новостей. — Конечно, берите, — кивнул он на газету. — Хотя там ничего интересного, — вздохнул офицер. — Мир призывают сплотиться перед лицом пиратства. После каждой выходки Мугивар пишут одно и то же, — судя по тону голоса, ему это здорово надоело. Но, он будто вспомнив что-то, добавил: — Ах, да, вот о самой выходке можете почитать, это интересно… Я несколько мгновений смотрел на него, прежде чем понял, что это — то, чего я ждал. И о, сколько же усилий мне пришлось приложить, чтобы не схватить газету резко и агрессивно! Я ведь как чувствовал, что даже без меня приключения они найдут. Не ошибся! — Опять кого-то разгромили? — с наигранным, а возможно и переигранным ленивым интересом, спросил я, неторопливо забрав газету. Стеинлесс, усмехнувшись, кивнул, предлагая мне присесть за его рабочий стол рядом. И лишь когда я предложением воспользовался, уже вчитываясь в статью о накама, офицер мне ответил: — Дерзкие пираты! — то ли с восхищением, то ли с раздражением выдохнул он. Я радовался, что моё лицо скрывали капюшон и газета. Иначе меня, из-за ухмылки капитана, искренне гордящегося командой, могли записать в сочувствующих пиратству. Однако тон его голоса я не мог не прокомментировать. Любопытно же узнать, что обо мне, о нас думали подневольные люди, воюющие по другую сторону баррикад. — Вы усмехаетесь пиратской выходке? Разве дозор не должен бороться с пиратами? — поинтересовался я, стараясь придать голосу недоумение, вместо привычного в разговорах с дозорными лукавства. — С этими пиратами бороться бесполезно. Чем больше мы пытаемся сделать против них — тем больше людей встают на их сторону, — офицер дозора, тяжело вздыхая, будто бы жаловался мне. — Есть какие-то качества в их новом короле, в Монки Д Луффи, — я едва-едва не поперхнулся, когда он сам упомянул лично меня, — которых не было в пиратах прежних времён. Чтобы мы не делали — он всё обращает против нас, и себе на пользу. — Я думаю, что это дозор сделал ему имя, сделал его королём, — очень осторожно, почти после минуты молчания, заметил я. — Если бы вы оставили в покое эту команду — такой известности они бы и не достигли. — Знаете, а вы правы, — легко согласился он. И ну ещё бы нет! Конечно, я был прав, ведь так оно и было. Если бы они не похитили у нас Робин, мы так и остались бы сильными, способными победить Шичибукая, но рядовыми пиратами. Мою славу они мне создали. Точнее создали обстоятельства для того, чтобы я смог показать свою силу. Но Стеинлесс, кажется, имел в виду не совсем это: — Изначально за капитана этой команды дали награду только потому, что он назвался пиратом, и побил несколько капитанов дозора, злоупотреблявших полномочиями, отчего страдало мирное население. Конечно, об этом узнали не сразу, а только после расследования произошедшего, да и раз он назвался пиратом — награда за его голову была назначена справедливо. И всё же… тогда его разыскивали скорее из-за знаменитых родственников, нежели из-за вреда мирному населению, — признал офицер дозора. Я промолчал, мысленно хмыкнув: наивный дозорный. Меня разыскивали не из-за преступных родственников, а из-за инициала «Д» в имени, в первую очередь. Потом — потому что я уже назвался пиратом. И только потом — потому что большинство из моей родни были знаменитыми преступниками. Но пока Стеинлесс молчал, я поспешил углубиться в чтение. Команда моя… действительно отжигала. Ничего странного или нового я не прочёл. Они всего лишь стали инициаторами смены власти на одном острове, и прорвали, и уничтожили блокаду Мирового Правительства другого острова. Зная накама, я не сомневался в том, что власть была дрянная, потому они её и сместили… посредством угроз. Да и блокаду разбили не просто так. Слышал о том королевстве — Королевстве Слёз — от Ло. Он рассказывал, что оно бунтовало против власти Мирового Правительства, но и к революционерам присоединяться не хотело. Королевство было похоже на Охару тем, что его обвиняли в воспитании врагов Мирового Правительства, и подзуживании к войне с ним. Уничтожить его не пытались, ведь его жители, в отличие от жителей Охары, не обладали знаниями, несущими угрозу для власти. Но раз была блокада — значит, наверняка, пытались сломить измором. Мои друзья, конечно же, мимо не проплыли бы никак. Гордился ими! И завидовал. Ведь им наверняка было весело, а я — сходил с ума от скуки. — Я встречался с Мугиварой в нескольких битвах, видел его взгляд, видел, как он сражается, — неожиданно вырвал меня из размышлений голос вице-адмирала, видимо, решившего или решившись продолжить свою мысль. — И честно говоря, у нас слухи ходят, да и сам я, увидев его вживую, сомневаюсь, что то, что пишут в газетах, или говорит нам начальство про него — правда, — он говорил тихо, и неуверенно, явно сильно сомневаясь в том, стоит ли говорить всё то, что он говорил, незнакомцу, да ещё и советнику одного из королей. И всё же что-то заставляло его продолжать: — Вы не поверите, но он не стремится убивать врагов, в отличие от своих собратьев! — воскликнул он. Я снова мысленно хмыкнул: хорошую я всё-таки выбрал стратегию, для подрыва убеждений врагов. — Ведь знает, что мы его щадить не будем, но всё равно… — мысль Стеинлесс отчего-то не закончил, словно её конец был кощунственен для его мировоззрения. А чтобы паузу замять, он обобщил: — И есть какая-то своя правда в том, за что он сражается, правда, которую от мира скрывают… — Опасные слова для дозорного в эру пиратства, — заметил я. — Особенно, если сказаны они незнакомцу. Стеинлесс подозрительно не сразу отреагировал на моё замечание. То ли осознал, что много болтает лишнего, то ли вспомнил, что я — далеко не тот человек, которому следовало доверять личное мнение. Всё-таки, даже как просто советник короля, обывателем я не был. Советникам коронованных особ просто по должности полагалось отменно разбираться в хитросплетениях политики и подковёрных интригах знати, и уметь пользоваться информацией для собственной выгоды. Нашёл с кем откровенничать, идиот! Хотя на его счастье, советником короля я не был, а всего лишь выдавал себя за него. И полученную информацию я не только знал ранее, но и не знал, как её можно было использовать. — Да. Вы правы. Прошу прощения, — я вовремя свернул газету, чтобы увидеть досаду на лице вице-адмирала, и искреннее раскаяние за болтливость. — У нас не принято говорить о своих сомнениях даже в рядах товарищей. Но мне показалось, что вы — разумный человек. Раз уж вы решили, что легенду об этом пирате создали его враги, — усмехнувшись в усы, добавил он. — Он всего лишь пират, — фыркнул я, пожимая плечами, просто чтобы скрыть смешок и искреннее желание расхохотаться в голос. — Возможно, он просто хитёр, а потому и создаёт себе репутацию такую, чтобы в его злодейской натуре сомневались даже враги. — Вероятно, — согласно кивнул офицер. Я снова погрузился в чтение газеты, надеясь теперь просто отыскать что-то интересное, что повеселило бы. Но… там было фактически одно и то же, то, что и всегда. О том, что где-то произошло восстание, где-то революция, где-то силами Мирового Правительства предотвращены заговоры, и подавлены бунты, кого-то взяли под арест, кто-то сбежал. Ну и так далее. И, конечно же, было много рассуждений о зле, которое несло в себе пиратство. Предсказуемо и скучно. Я даже жалел, что статья о моей команде была больше похожа на заметку, в которой даже не было указано, что я в увеселениях команды не участвовал… Хотя, может, накама подсуетились и позаботились о том, чтобы враги не узнали, о моём отсутствии на корабле, и не подняли по этому поводу шума. Горосэи-то наверняка уяснили: если я исчез из поля зрения, значит, что-то планирую. Так что команда моя могла сделать что-то, чтобы никто ничего не заподозрил. О передвижениях известных пиратов Нового Мира вообще ничего не писали. Мы, конечно, условились, что лезть на рожон не будем, да и вообще затаимся, чтобы дозор и Горосэи ломали головы о том, что мы задумали, но железно не могли предсказать, куда мы нанесём первый удар. Но под «затаиться» я имел в виду, вести себя как обычно. Однако, судя по всему, мои союзнички поняли это слово по-своему, и просто максимально исчезли из поля видимости всех сторонних наблюдателей… Ну или творили что-то такое, о чем стыдились писать в газетах. Что вряд ли, ведь об этом мне бы наверняка сообщили мои бывшие командиры… — Позволите личный вопрос? — снова вырвал меня из мыслей Стеинлесс. Эх, и не сиделось же ему молча! Я свернул газету, вообще отложив её в сторону, и посмотрел на офицера дозора с любопытством. Он правильно принял это за разрешение: — Что вы делаете на суше? — спросил он, и я прямо ощутил, как моё лицо вытянулось. Дозорный это вряд ли мог видеть из-за капюшона, но удивление моё он явно почувствовал, раз поторопился вопрос пояснить: — У вас неплохая должность личного советника и телохранителя короля, но вы смотрите на небо и море так, что, кажется, ваше место где-то здесь, посреди океана. Ага, сказал он так, как будто я был рыбой или морским королём. Хотя… Интересно, а Король Пиратов может считаться существом морским?! Хм… — Почему я — советник короля? Так сложились обстоятельства, — пожал я плечами в ответ. — А море… Да, вы правы, оно у меня в крови. Вся моя родня — мореплаватели. И тут-то Стеинлесс, как вице-адмирал, которому вместе с королём подсунули на борт пассажира, о котором не докладывала никакая разведка, проявил живейший интерес: — Дозорные? Торговцы? Исследователи? Или… — он понизил голос, — пираты? — Всего понемногу, пожалуй, — осторожно ответил я, не задумываясь. И ведь не солгал же! Почти. Торговцев среди нас не было, мы предпочитали бартеры. А вот исследователями понемногу были все. — Но и сами вы, по морям ходили на кораблях, и не как пассажир, не так ли? — проницательно заметил вице-адмирал с ухмылкой. — Мне докладывали, что вы не раз предупреждали штурмана о резкой смене погоды, и о рифах прямо по курсу, которые пропустили мои подчинённые при составления маршрута. — Как-то я после этой фразы, почуял, что мои подозрительные действия могли мне боком выйти. Вице-адмирал слепцом не был. Об этом он мне и сообщал, перечисляя свои наблюдения: — Вы мастерски бегаете по корабельным снастям. У нас рекруты, проведшие годы в море, не все бегают так легко. Вы профессионально обращаетесь с бегучим такелажем. И если ваши перемещения по снастям можно списать на ловкость хорошо развитого и тренированного тела. То факт, что вы одной рукой натянули и закрепили шкот, да ещё и так… надёжно, профессионально, как смог бы только бывалый моряк, привыкший заниматься этим, например, в суровых погодных условиях, когда помощи ждать не от кого — говорит мне о многом, — с каждой фразой, ухмылка на лице дозорного становилась шире, мол, я раскусил тебя, подозрительный тип. И в принципе он был прав, только ему не хватало масштабного мышления, для того чтобы понять, кто перед ним на самом деле. — А ещё вы прекрасно знаете устройство корабля, и ругаетесь как старый моряк-пьянчуга. И те легенды, что вы рассказали вашему королю о море… Я усмехнулся почти довольно: хотя бы моё знание устройства линкоров дозора сыграло мне на руку. Просто у пиратов не должно быть таких знаний, а значит, Стеинлесс не мог подумать обо мне как о пирате. А легенды о морских чудесах, я и правда, иногда рассказывал Стелли, ещё до того, как понял всю бессмысленность этой затеи. Иногда меня слушали и дозорные, точнее подслушивали. Но ни намёка о пиратстве в них не было. И всё же: — Любопытно, и какие же выводы вы сделали? — полюбопытствовал я. Офицер дозора облокотился на стол, фактически перегнувшись через его часть, чтобы приблизиться ко мне. И с толикой лукавства, с толикой превосходства в голосе, сообщил: — Вы можете говорить что угодно, но я уверен — вы много лет провели в море, которому искренне преданы. И возможно вы бывший дозорный, который разочаровался в наших идеях и покинул службу… — он приблизился ко мне ещё больше, кажется, пытаясь заглянуть под капюшон, и разглядеть моё лицо, но ткань, белая снаружи, имела чёрный подклад, и создавала густую тень. Да и сам я, когда требовалось, тени сгущал, с помощью тьмы, которой владел. Несколько мгновений Стеинлесс словно ожидал моей реакции, но, не дождавшись её, с разочарованием вернулся на место: — По крайней мере, это объяснило бы, откуда вам известно устройство линейных кораблей… Но, ныне вы служить дозору не стали бы, я прав? — сменил тему он. — Дисциплина — не по мне, — уклончиво согласился я, — и к счастью, король позволяет мне вольности, как вы могли заметить, которые вряд ли стали бы терпеть во флоте. — Этот разговор пора было заканчивать, ведь неизвестно к чему он мог бы привести, поэтому с предложенного ранее стула я поднялся. — Чтож, благодарю за возможность прочитать новости, — слегка склонил я голову в благодарности. — Но нужно идти, справиться о самочувствии Стелли-самы. Доброго дня… — откланялся я, тут же покидая зону рабочего столика вице-адмирала. И, видимо, кто-то к нему в тот миг подскочил, стоило мне удалиться, раз мои демонические ушки услышали интересный и опасный диалог: — Вице-адмирал…?! — обратился кто-то к Стеинлессу, взгляд которого, направленный мне в спину, я чувствовал очень отчётливо. Он же с непонятной интонацией в голосе, и заметил: — Дам голову на отсечение: в душе он — пират… И я хорошо понимал, что обо мне речь и шла. Палился, нехорошо палился… Наверное, от меня действительно пиратством несло… И, конечно же, Стелли проведывать я не ходил. Точнее я убедился в том, что король — жив, но развлекать его скуку не стал, с головой погрузившись в свою. Скучал по накама, и хоть и радовался, что им весело, но и завидовал. Эта зависть жгла меня изнутри. Хотелось немедленно найти приключений! Из-за этого я нервно мерил шагами то каюту, то палубу… И… Мир, а может океан, меня, наконец-то, услышал. Вечером я почувствовал приближение ужасающего шторма… На этот раз я не стал о шторме предупреждать. Слишком угнетала скука, а тут — хоть какое-то развлечение. Дозорные шторм, само собой, распознали, но… слишком поздно было уже для того, чтобы обойти его стороной. Море раскачалось для них слишком неожиданно и быстро. А когда волна идёт, даже таким мощным судам, как линейный корабль, безопаснее было встречать её носом, а не бортом. Ну, чтобы корабль не завалился на борт и не затонул. И вот, вокруг разыгрался нешуточный шторм. Его сила была так велика, что линкор дозора казался тонкой и хрупкой скорлупкой, качающейся на волнах. Скорлупкой, которая вот-вот должна пойти ко дну. Дождь лил так, будто мы уже находились под водой, волны были такими высокими, что напоминали Аквалагуну. Линкор с трудом, упираясь носом в воду, очень тяжело карабкался на гребни волн. Их пенные валы захлёстывали палубу, смывая всё на своём пути. Ну, всё, что не привязано. И если между гребнями ветра или не было совсем, или был шквалистый, порывами с разных неожиданных сторон, сильный, но такой, с которым можно было управиться, то вот на гребне волн… На гребнях ветер дул только в одну сторону, зато с такой чудовищной силой, что паруса… рвались, ломалось с душераздирающим треском дерево рангоута, лопался от натуги такелаж… А что делал я, чтобы это предотвратить? Ни-че-го! Ну, разве что чуть-чуть контролировал линкор, чтобы его не перевернуло. Но больше не делал ни-че-го. Потому что весь этот шторм — был тем самым приключением, развлечением, которое я так долго ждал. Да, шторм доставлял много проблем дозорным, да, королевские покои, да и не только они, были заблёваны непривыкшими к такой качке людьми. Ну и что? Шторм пройдёт и все снова будут скучать… Так я думал, пока под силой особенно мощного порыва ветра, не заскрипела жалобно грота-мачта. Она на миг, всего на миг, кажется, прогнулась, чуть наклонившись к носу, и вроде уже возвращалась на место, как вдруг ещё более сильный порыв ветра ударил в максимально ослабленный парус, как раз закреплённый на грота-рей. В иных обстоятельствах это просто придало бы ускорение кораблю, но… в условиях шторма это всего лишь усилило нагрузку на и без того треснувшую, прогнувшуюся грота-мачту. Парус просто потянул её за собой. Раздался леденящий душу оглушительный треск, и мачта рухнула на палубу в сторону носа, повредив и фок-мачту. Остатки такелажа лопнули под её весом. Корабль стал неуправляем… А что делал я? А я едва сдерживал хохот. Потому что сила шторма, сила разрушения, которую он в себе нёс, словно питала меня, пробуждая инстинкты. Плевать на то, что это могло помешать планам, плевать, что это могло просто задержать продвижение. Вокруг бушевало непокорное море, а что ещё нужно было для удовольствия пирату, который по совместительству являлся демоном шторма? А проблемы — их всегда можно решить. Но то ли моя особенная удача была тому виной, то ли сила моего желания попасть в приключение сыграла свою роль, но злоключения линкора дозора на этом не кончились. Мало того, что корабль был неуправляем, так ещё и с кормы, против течения, против волн, шла другая волна. Более высокая и сильная. Природное явление? Нет. То была сила Морских Королей. Я чувствовал их, несколько резвящихся огромных Королей Моря, которые, видимо, возвращались в свои гнёзда, и плевали и на шторм, и на несчастный линкор. Волна, создаваемая их быстрым передвижением, легко подхватила огромный корабль, и понесла в неизвестном направлении. Горестно вздыхал Стеинлесс, обдумывая, как спасти ситуацию, и не привести её к ухудшению при этом. На этой волне нас быстро вынесло из шторма, и продолжало нести в непонятном направлении. Время от времени все пассажиры линкора даже чувствовали толчки, когда киль корабля касался спины огромного Морского Короля, ставшего перстом непонятной судьбы. Дозорные кому-то молились, их вице-адмирал пытался просчитать, что будет, если морского Короля под кораблём убить, Стелли и, особенно, королева Гоа, благополучно потеряли сознание, после перенесённого приступа морской болезни, а время — шло. И только много часов спустя Морские Короли, то ли достигнув места, к которому стремились, то ли потому что надоело плыть под поверхностью воды, решили нырнуть в глубину. Не сразу, но волна под нами просто плавно растаяла в окружающей воде. Некоторое время нас ещё несло по инерции, но всё медленнее с каждой минутой, пока, в конце концов, линкор не остановился. А вокруг — ни течений, ни ветра. А у нас всё равно из трёх мачт целая только одна, лишь с двумя более-менее целыми парусами. Первой от носа, и самой высокой мачт — считай, что и не было. К тому же, как доложили Стеинлессу подчинённые, во время шторма были серьёзно повреждены и гребные колёса… И уже было ясно: переломанный, замученный и едва не разбитый линкор дозора застрял в Калм-Белте, без возможности выбраться в ближайшие дни. И я застрял вместе с ним. Но жалеть о том, что не пытался остановить шторм, я не спешил. Ведь только время могло показать, что моё невмешательство принесло мне: новую скуку, или, всё же приключение…