Демоны Луффи

Шелест бумаги ворвался в сон неожиданно, резанув слух, как нечто слишком инородное, то, чего не должно было происходить в реальности. Я вздрогнул и понял, что проснулся. Было тепло, уютно, светло. Хотя дискомфорт слегка отлёжанного крыла мешал долго нежиться на чужой кровати, но сразу вставать и не хотелось: казалось, стоит только это сделать, как навалятся проблемы, люди, чего-то ждущие, обязанности, ответственность… А в коконе из собственных крыльев было слишком хорошо, спокойно и безмятежно. Так бы я и лежал, пока крыло совсем не занемело бы, но… шелест, кажется, и разбудивший меня, повторился. Он напоминал звук перелистывания газеты… Золотистый свет закатных лучей солнца в первый момент ослепил, но зато и давал понимание, что продрых я до самого вечера, наверняка пропустив очень много интересных событий. Но почему-то об этом я совершенно не жалел. В настежь открытое окно сквозил свежий морской ветерок, теребил мои волосы и нюх, пробуждая ностальгию по временам, когда мы с командой могли бороздить Гранд-Лайн свободно, не связанные какими-либо обязательствами или договорённостями. — С добрым… вечером, капитан, — поправляя ус, ухмыльнулся мне действительно по-доброму Момонга, видимо, сообразив, что я не сплю. Именно он, закинув ногу на ногу, и сидел с газетой в руках на самом краешке койки Смокера, где я и спал. — Не хочу вставать, — со вздохом пожаловался я ему. — Хочу в море, просто отправиться куда-то, куда укажет Лог Пос или собственное чутьё. — Не вставай, — хмыкнул накама, складывая газету. — Дела не требуют твоего немедленного вмешательства. Эйс накормлен и тоже спит, — он подумал немного и решил уточнить: — По крайней мере, час назад ещё спал. Ло где-то шарится, что-то вынюхивая. Гарп занят с дозором. Большая часть королей уже отбыли, как и небольшой фрегат тех, кто не пожелал присоединиться к новому дозору. Смокер поглощён делами и организацией всего, на ходу меняет законы и правила, — тут Момонга прервал отчёт и улыбнулся искренне, щурясь от солнечного света: происходившее ему нравилось. Доволен был явно и созданием нового дозора, и тем, как лихо наш общий друг-адмирал взялся за дело. А это действительно вызывало улыбку. — Неужели я правда не нужен и могу продолжить спать? — скептично поинтересовался я. Накама… замялся, и уже это было ответом. — Да. От тебя никто не посмеет требовать что-либо, — ответил он, вроде бы уверенно, но по задумчиво-досадливому выражению лица было ясно, что что-то, что требовало моего участия, всё же было. Я глянул на него требовательно, чтоб уж договаривал. И он со вздохом сознался: — Нужно разработать стратегию действий Нового Дозора на ближайшее время. Смокер не хочет начинать совещание без тебя. Я вздохнул снова. Стратегию разрабатывать нужно было высшему офицерскому составу и главе. Вот только не все заинтересованные офицеры присутствовали на базе. А я, помнится, обещал одному из таких помочь освободиться от оков Мирового Правительства… Снова какие-то планы, обязательства, срочные нужды… Жизнь заставляла двигаться, если и давая передышки, то слишком небольшие. Разлёживаться было и впрямь как-то некогда… Может быть, когда-нибудь, после войны, близ Рафтеля… И снова я вздохнул, возвращаясь к реальности и принимая сидячее положение. — Прежде чем начинать думать о стратегии, нужно вытащить Иссё, — заметил я, разминая всё-таки затёкшее крыло руками и делая вид, что не замечаю, как второе тыкал пальцами накама, у которого вдруг проснулось любопытство. — Слишком долго, — шумно вздохнув, констатировал он, отвлекаясь от моих крыльев и пытаясь заглянуть мне в глаза. — Ты же понимаешь, события не терпят отлагательств… — Монга, это дело нескольких часов, не больше, — закатил я глаза, прикидывая, сколько времени займёт на моей лодочке путь от штаба в Рае Гранд-Лайн до Импел Даун, а оттуда спуск тенями на шестой уровень. По максимальным прикидкам выходило не больше, чем полдня на всё про всё. — Если, конечно, не ввязываться в конфликты, не заниматься уничтожением Импел Даун или хотя бы освобождением всех заключённых… — хмыкнул я собственным мыслям. А вот о том, что такой расклад был не только быстрым, но и скучным — умолчал. Момонга нахмурился, скептично глядя на меня и крепко задумавшись. Смешной такой, с сурово сдвинутыми бровями, создающими складочки на лбу, в которые хотелось ткнуть пальцем, чтобы разгладить. Но они разгладились сами, лицо просветлело… — Тени? — высказал догадку он, я кивнул, благодушно улыбаясь: — Тени. — Опять пойдёшь один? — со вздохом снова спросил он. Я вскинул брови, осмотрев его с ног до головы: неужели действительно настолько проникся духом команды, что перенял даже извечное нытьё ребят на тему того, что многие серьёзные операции я предпочитал проворачивать в одиночку?! И вроде Момонга разительно «опиратился» в последнее время, расслабившись, начиная наслаждаться происходящим, да и вовсе «отпустив себя», но всё ещё не похож был на человека, который готов стать нянькой собственному капитану. — А есть другие варианты? — поинтересовался я сварливо отчасти. Раздражало это, потому что… знали ведь, что так проще, но даже когда молчали, чувствовалось, что недовольны. — Ну пошли со мной, — всерьёз пригласил я, подумав, что по теням мы могли пробираться и вдвоём, а после освобождения Иссё просто воспользоваться кольцами или браслетами и вернуться в один из штабов. Вот только какой в этом был смысл? Я почти ничем не рисковал, собираясь отправиться в тюрьму, которую уже собирались однажды сделать для меня ловушкой. Тогда не вышло, теперь — тем более, потому что в этот раз меня там не ждали. Но Монга выразил недовольство тем, что я собирался один, значит… — Давай, а? — настойчиво звал я, наклоняясь к нему и заговорщицким шёпотом расписывая перспективы: — Свалим отсюда, пока никто не узнал, что я уже не сплю… Представляешь, самая охраняемая в мире тюрьма, тысячи врагов, несколько уровней, созданных так, чтобы мучить заключённых, как в аду, и мы вдвоём прорываемся на самые ужасные, нижние уровни, чтобы спасти одного единственного заключённого, нашего друга… И ведь у Монги засверкали глаза смехом! Не факт, конечно, что от предвкушения героического приключения, но засверкали! И всё же, с улыбкой на устах, он покачал головой в отрицании: — Кэп, если бы ты хотел моей компании, просто приказал бы. Да и не хочу я балластом болтаться за тобой, когда могу пригодиться здесь. — Зануда, — обиженно надулся я, тут же скрестив руки на груди и искривив губы в усмешке: — Вот и не ворчи, что я опять один, раз сам отказываешь мне в компании. Он поднял руки в защитном жесте, тяжело вздыхая при этом. — Только поешь, прежде чем соваться в пекло, — мотнул он головой в сторону тележки, на которой, закрытая крышками и укутанная чем-то, чтоб сохранить тепло, стояла еда. Я глянул на накама, явно признавшего мою правоту, и сменил гнев на милость, протягивая к еде ручки и открывая первую попавшуюся крышку… А там… мясо, мясо, мясо, во всех видах и вариациях. И ароматные запахи от него кружили голову, взывая голодное бурчание живота, действительно, давно ничего не получавшего. Естественно, я совсем растаял. — Какие заботливые у меня накама, — умилённо промямлил я, уже вгрызаясь в самый сочный и поджаристый на вид кусок мяса. — Вот, цени, — рассмеялся Монга не только искренне, но и заразительно весело, — потому что кроме меня о том, чтобы обеспечить тебя едой, подумал только Смокер. — Я оценил, мысленно обидевшись на братьев. Хотя… Эйс у меня всегда куски мяса отбирал, приучая не отвлекаться и не зевать, когда желудок набиваю, так что и не удивительно. — А пока ешь — вот, послушай, — лукаво сверкая глазами, он вручил мне… звуковую ракушу, на которую явно было записано что-то интересное. — Здесь ничего важного, но я хочу, чтобы ты знал. У него было такое выражение лица, что я аж жевать перестал. Такое… нетерпеливое, серьёзное. Заглядывал мне в глаза, но как-то иначе, не так, как обычно. В этом взгляде поселилась уверенность, даже твёрдость. И ему было важно, похоже, чтобы о причинах мне было известно. Так что я и не медлил, а сразу же нажал на кнопку запуска записи, не выпуская из зубов свалившегося с вилки куска мяса. И чуть не вздрогнул, когда слегка приглушённо, словно сквозь ткань, раздался голос Стеинлесса: — А ты чертовски изменился, друг, — удивлённо вещала ракуша его голосом. — Я не видел тебя таким, наверное, с самого поступления в академию при флоте, когда мы ещё мальчишками были… — Разговор дозорных по душам? — вскинул брови я. И был удивлён: с чего Монга взял, что мне это будет интересно? Да и вообще, почему давал слушать то, что могло оказаться личным не только для него? А он просто кивнул в ответ. — Как они тебе вообще, Мугивары? — тем временем из ракуши раздался вопрос по-деловому настроенного Смокера. — Сложно сказать, — уклончиво ответил Момонга друзьям. — С ними тяжело, — признался он под понимающие смешки дозорных. Я иронично глянул на него, он важно кивнул. — Они все упорно делают вид, что не слышат доводов рассудка. То, что для нормального человека самоубийство, для них — весёлое приключение, — откровенно жаловался мой накама. А когда Белый Охотник заржал, ещё и серьёзным тоном одёрнул его раздражённо: — Не смейся, Смокер. Посмотрел бы я на тебя в момент, когда эти психи с радостным гиканьем бросались в бездну «Конца Мира», да ещё и тебе самому не оставили выбора. — Видел бы ты, как у тебя сейчас горит взгляд… — хохотнув, парировал Смокер. На записи стало тихо, пока тишина не прервалась тяжёлым вздохом. — Не думал, что скажу это, но изнутри они оказались… человечнее и живее. Пираты, — признался Монга немного погодя. Мне почему-то отчётливо представилось, как он говорил, ни на кого не глядя, и разминал кулаки нервно или вертел в руках кружку с чем-нибудь крепким — как поступал всегда, когда говорил о чём-то, что имело для него значение. А ведь пойлом от него несло. Я понял это в тот миг, как подумал о кружке. И… это удивляло. В дозоре был принят сухой закон, так что пропускали они стаканчики чего-то крепкого нечасто, по особым случаям. За встречу выпивали? Или за создание нового дозора? — По моим наблюдениям, он типичный пират, — надменно фыркнул тем временем из ракуши Стеинлесс. — Думает только о себе, заботится только о себе, из всего извлекает выгоду. Мастер угроз, насмешек, любитель унижать. Я хохотнул: видимо, он сильно обиделся за моё пренебрежение к нему в частности и дозору в целом, который я демонстративно считал немощным, пока торчали в Калм-Белте. И вроде бы мы там друг друга поняли… Неужели я ошибался? Он, конечно, был не лучшим из дозорных. Но я помнил, как он злился из-за невозможности помочь собственным подчинённым, злился, что я ничего не делал. То есть человеком он всё равно был достойным. Просто… предсказуемо сомневался в пирате. — Погоди, друг, ты это искренне или в тебе говорит отрицание? — участливо интересовался Момонга. За Стеинлесса, правда, ответил Смокер: — Отрицание. Мугивара его зацепил. Раздались несколько смешков. — Понятно. Жаль тебя. Тебе ещё предстоит пережить все стадии принятия этого засранца минимум кем-то, кто восхищает, — в голосе Монги отчётливо слышна была улыбка, прерванная очередным тяжёлым вздохом: — Почему вы оба в нём так уверены? — Поступки говорят за себя. — Я не расслышал, кто именно говорил, но сказано было с уверенностью. — Вы собрались сдохнуть за худшего из пиратов… — Короля Пиратов, — хором поправили Стеинлесса Смокер и Момонга. — Тем более! — горячился Стеинлесс, отказываясь принимать реальность, в которой его друзья перешли на сторону врага. — И пользуетесь какими-то невнятными оправданиями. Он ведь демон и не скрывает этого! А что нам известно о демонах? Думаете, зря их веками боялись? — Я видел его разным, — взялся отвечать Монга, степенно. — Много разных лиц, которые он в себе умудряется совмещать: от восторженного наивного ребёнка до дьявола. И я тоже долго не верил, сомневался, наблюдал в поисках подвохов. Но за время, которое я провёл с командой, он не сделал ни одной, ни малейшей ошибки. — Я усмехнулся кривовато, грустно глядя на накама: как же он заблуждался! И он видел, что я хочу сказать, только всё равно в ответ смотрел твёрдо. А потом, мотнув головой, призвал слушать дальше. — Ни как капитан, ни как друг, ни как существо, утверждающее то, что утверждает он. Это просто невозможно, если это план или точный расчёт. Нет, он не лжёт, Стей. Я уверен в этом. — Наверное, Момонга качал головой, когда говорил это. — Последнюю точку в сомнениях поставили события в Маринфорде уже после захвата. Когда Ророноа ушёл, пираты взбунтовались под предводительством Эйса. Да, ты угадал, Смокер, — быстро вставил в рассказ Монга, будто среагировав на какую-то реакцию, эмоцию на лице, например. — Они обвиняли нашего старпома в предательстве, и что кэп ни говорил бы — не верили. Знаете, что он сделал? — вопрос был задан риторически. Ответов на него не прозвучало. — Демон, которого уже называют Королём Пиратов официально, предложил свою жизнь в обмен на жизнь Ророноа. Встал там, посреди разъярённой толпы, жаждущей кого-то порвать, повернулся к ней спиной и приказал делать с ним то, что они желают сделать с нашим старпомом, лишь бы его самого не трогали. Пять пуль в спину, а даже не шелохнулся, стоял там… и держал нас, всех, взглядом, не позволяя вмешаться. — Я посмотрел на Момонгу с удивлением, потому что в голосе из ракуши услышал… впечатлённость. Он был впечатлён моим поступком до такой степени, что, судя по тону, я, в его понимании, сотворил что-то немыслимое. — Его расстреляли. Если бы руки у дурака не тряслись бы — насмерть, — голос на записи подвёл, осип от каких-то сдерживаемых эмоций. Я аж снова перестал жевать мясо, глядя на накама. Нет, ну, они мне «объяснили», какой я «ублюдок эгоистичный», ещё тогда, не слушая, что вообще-то для накама старался, да и всех пиратов, чтобы раскола не допустить, но… чтоб это проняло даже моего ручного дозорного… А ведь его проняло, раз он повторил, когда вернул голос под контроль: — Кэп не дрогнул. Сдержал и инстинкты, и Волю Вооружения. Позволил себя… — И, видимо, на лицах его собеседников опять отобразилось что-то, раз он снова резко переключился, будто возражая: — Нет, вы оба не понимаете, что он за существо и какова на самом деле его Воля. Он уже был ранен Эйсом. Разодрано крыло, обожжён до черноты бок, сломаны рёбра так, что пробили лёгкие. Но он стоял, захлёбываясь кровью, и не дрогнул, ни когда его расстреливали, ни… — И снова голос его прервался. Раздался шумный судорожный выдох. — И ушёл на своих двоих. Чоппер несколько часов оперировал, пока он болтался на волосок от смерти. — Скрипнуло, кажется, кресло. Кто-то что-то поставил на стол во время разговора. И Момонга уже совсем другим тоном заключил: — Я много чего передумать успел. Но знаю точно, что к смерти он был готов, принял её. За друга. Я видел это по взгляду, подобных которому повидал немало у людей, простившихся с жизнью. У него в тот миг был именно такой. И плевать ему было, что как ответственный за нас всех, по идее, он не имел права подыхать. А ведь он и сейчас бережёт спину и бок, а вы и не заметили, да? — со смешком поинтересовался Момонга. И снова на записи стало тихо. Ну, если не считать звяканья чего-то, шуршания одежды, скрипов и тому подобных звуков, постоянно сопровождавших человеческую жизнедеятельность. — Что, если и это был план? — спросил Стеинлесс напряжённым голосом. Думал, наверное. — Он мог знать, что пираты струсят или что сам выживет. — Рассчитывал на это, конечно, — хмыкнув, подтвердил Момонга, наверняка кивая при этом. — И это было планом решения конфликта. Но готовности отдать свою жизнь за старпома это не отменяет, Стей. Тут вздохнули уже двое. Но Момонги среди этих двоих не было. — Вот таким же я его и видел на эшафоте Роджера, — снова вздохнул Смокер. — Мальчишку, с потенциалом короля, готового умереть здесь и сейчас, за то, во что верит, отказавшись от чего-то ценного для себя. — Я ему жизнь должен, — тихо признал Стеинлесс, тоже повторив вздох. — Не только за себя. — И снова раздались смешки, но на этот раз понимающие. — Думаешь, у пиратов действительно есть шанс победить в войне? — спросил всё тот же Стеинлесс, кажется, у Момонги. Ну а у кого ещё? Только у того, кто уже знал пиратов изнутри. — Я не знаю, — почти несколько минут тишины спустя ответил он. — Пираты всегда дерутся насмерть, потому что для них это вопрос выживания. Каждый раз как загнанные волки, опаснее втройне любого человека, даже если преимущество на их стороне и нет нужды рвать жилы. И сюрпризов у нас хватает, тогда как Горосэи всегда были склонны недооценивать врагов. — Он помолчал, а потом протянул задумчиво: — Но с демоном во главе армии вопрос действительно может встать ребром, как никогда прежде остро: это будет война на полное уничтожение до последнего пирата. Шанс? — переспросил он. — В прежние годы я бы сказал, что его нет, даже зная то, что знаю сейчас. — А что сейчас? — уточнил Смокер. — Скажу, что это на самом деле не важно. Каким бы ни был исход — мы пытались, вот что важно, — твёрдо ответил Монга. И на меня теперь смотрел с той самой твёрдостью, уверенностью, готовностью… идти до конца. — Говоришь как Мугивара, — мрачно заметил Стеинлесс. Я хохотнул, накама улыбнулся, и одними губами произнёс то, что я услышал из ракуши: — Я ведь его накама. Я протянул руку к его лбу и пощупал: не горячий ли. Но он был нормальной температуры, хотя говорил такие вещи, которые от него не ожидал, наверное, никто. — Ты точно в порядке? — заботливо поинтересовался я, проницательно заглядывая в тёмные глазки. Их обладатель фыркнул, но было не понять, довольно или недовольно. — Да, кэп, я тоже не думал, что способен такое признать, — вздохнул он сокрушённо. А тем временем на записи Стеинлесс то ли спросил, то ли констатировал: — Вы оба решили идти за ним до конца? — Ответов не последовало, но, видимо, они были, просто молчаливые, раз он же выдохнул сокрушённо: — Сумасшедшие. — Тогда что ты делаешь здесь, с нами, вместо того, чтоб пытаться оправдаться в дозоре? — с вызовом и насмешкой в голосе поинтересовался Смокер. Стеинлесс с ответом не медлил. Он тяжело шумно выдохнул и с неприкрытой обречённостью чуть ли не простонал: — Схожу с ума. Запись кончилась. Мясо тоже. А я смотрел в стену ничего не видящим взглядом, в голове было пусто. И, вместо веселья, которое должна была вызвать фраза вице-адмирала, меня жгло неприятное чувство на краю сознания… Чувство, что я всех их тащил за собой в бездну. Всего лишь странное ощущение, вызванное осознанием ответственности за каждую жизнь, встречную на пути или совершенно незнакомую и далёкую. Именно ответственности, потому что именно моё появление, каждое действие или слово слишком сильно влияло на мир вокруг. Нет, конечно, такую же ответственность несли на плечах все сильные и влиятельные личности. Но… многие ли из них понимали, что отвечают не только за подопечных, но и за врагов, и за тех, на кого просто косвенно влияли события ими вызванные? Странная мысль, вызывающая какие-то чувства, которые в слова я не мог сходу облечь. Но мог определённо сказать, что радости желание и готовность друзей идти со мной до конца мне отчего-то не внушали. — Значит, сомнений больше не будет? — со вздохом спросил я, пристально уставившись Монге в глаза. — Ты не выглядишь довольным, — после нескольких минут в тишине заметил он вместо ответа. — Ты ведь понимаешь, что у меня всё-таки был план, что я знал — выживу. Что ошибки я допускал, что… — Знаю, — перебил Монга меня нетерпеливо и даже раздражённо. Плечом дёрнул, фыркнул, тоже вздохнул и признался: — Я понял, что это подтверждает твою искренность. Признаёшь ведь. А было бы всё планом (как хочет думать Стей) — всего этого ты бы себе не позволял. — Может, это тоже план? — иронично спросил я. — Идеальное не естественно. Я ведь демон, я мог подумать и о таких мелочах… Момонга хмыкнул, но покачал головой в отрицание. — Смею надеяться, что достаточно узнал тебя. Ты эгоистичный, эгоцентричный мальчишка, — искривил губы в нахальной ухмылке он, — хочешь, чтобы всё по-твоему было, живёшь, поддаваясь мимолётным желаниям. Как пират, по-настоящему свободен, хозяин самому себе, а порой и окружающим, — он вздохнул грузно, опираясь локтями на колени и сцепляя пальцы в замок. Я с удивлением услышал в тоне его голоса нотки зависти и хмыкнул: знал бы он Шанкса — меня свободным не называл бы. — Но извини меня, капитан, мне жаль тебя. — Я прищурился: жалость, даже просто на словах, унижала, но возмущаться не спешил, пояснений ждал. — Ты торопишься жить, взваливаешь на себя судьбы мира людей, потерявших честь, совесть, гордость и самих себя. Тех, кто не стоит этого. Да ещё и на собственной шкуре показываешь, что по-настоящему имеет цену, за что действительно стоит бороться и отдавать жизнь. Он замолчал, покосившись на меня, тряхнул руками и головой. И сдавалось мне, что говорил он не о пиратах или дозорных, а больше о себе. Будто бы ему было стыдно, что он и, может быть, Смокер, Стеинлесс, другие дозорные, не делали того, что должны были бы, вместо этого молча исполняя порой преступные приказы. Терпели, и терпели бы и дальше, если бы не появился я. Он говорил и о других людях: королях, предводителях, мужчинах и женщинах, которые терпели, вместо того, чтоб стиснуть зубы и бороться, невзирая на последствия. Это он и имел в виду, в разговоре с друзьями, так ведь? Когда сообщил, что не важно, есть шансы у пиратов или нет, важно, что мы не остаёмся равнодушны, пытаемся… Вероятно, я всё это выдумал и Момонга совсем о другом говорил и иное имел в виду, но мне почему-то казалось, что он жалел не меня, как сказал, а упущенное время и возможности. Или что из десятков тысяч умудрённых жизнью людей за сотни лет не нашлось никого, кто не струсил бы взять на себя ответственность и, невзирая на цену и последствия, решился бы изменить хоть что-то. Хотя люди-то были. Много людей пыталось. Даже мой папаша. Но всем им чего-то не хватало. То ли духа, то ли Воли, то ли силы на то, чтобы решиться действовать кардинально. Я слабо улыбнулся: раздражения от такой жалости не испытывал. А в ответ я сказал лишь одно: — Я не был бы тем, кем я являюсь, если бы не делал того, что делаю. — Хотя, подумав немного, дополнил: — Мотивы у меня в любом случае не столь великие, какой получается моя история. Да и историю мира творят и самые незначительные поступки каждого из живых существ. В конце концов, даже меня создали люди, встречные на пути, — покачал я головой. И ведь действительно, если бы однажды, например, номерные агенты Барок-Воркс не напали на одного кита, я бы не познакомился с Виви, не спёр бы её Лог Пос, не пожалели бы девчонку. А это значит, мы не попали бы в Арабасту, или попали, но с другой целью, а потому не остановили бы революцию, одолев Шичибукая Крокодайла. И относительно серьёзную славу бы в таком случае себе не заработали бы. И в то же время Смокер не получил бы повышения, если бы не мы, но и если бы сам он не решился бы отправиться за мной на Гранд-Лайн. Да, история состояла из маленьких колечек случайностей, самых незначительных бытовых решений и поступков каждого из людей, сплетающихся не в цепь даже, а в полотно необычным, часто ироничным рисунком. Момонга молчал. То ли не был со мной согласен, то ли просто не успел обдумать мою трактовку происходящего. И так и оставил слова без ответа, зато спросил: — Что думаешь о Стеинлессе? — За друга волнуешься? — понимающе хмыкнул я. Подтверждения мне не требовалось, но он всё равно кивнул, пока я допивал странный на вкус чай, оставшийся от моего завтракоужина. — Думаю, он неплохой человек, хотя, кажется, не слишком ответственный, — пожал я плечами, когда отдышался. — В том смысле, что не привык взваливать ответственность на себя, лишь нести ту, которую ему вручили. Вряд ли он поверит мне или в новый дозор, но, от безысходности, предан делу будет достаточно, чтобы ему можно было доверять спину. — Момонга вскинулся, сел прямо снова: явно задели выводы о его товарище. — Перебежчиком, как ты, стать ему духу не хватит. — Ты не знаешь его, — прищурившись, протянул накама. Я склонил голову к плечу: непонятно было, защищал ли он из чувства долга или потому что не замечал за Стеинлессом того, что быстро стало очевидным для меня. — Когда мы в Калм-Белте болтались, он взял с меня обещание вытащить его людей и сел мне на шею, даже не пытаясь самостоятельно найти выход из ситуации. А это многое говорит о человеке, — пояснил я причины своих выводов о нём. — В начальстве, похоже, он и сам сомневался, но, не окажись в опале, и пальцем бы не шевельнул, чтоб что-то изменить, а воевал бы с нами. И снова Монга промолчал. Лицо его стало бесстрастным, так что и не понять было, согласен он был или нет. И защищать друга он не продолжил, переключившись на другого: — А Смокер? — Слишком честный и волевой, как деда, не из тех, кто готов слепо исполнять приказы и терпеть несправедливость. Он, как и мы, сражается за то, во что верит, — уверенно заявил я. — И хоть на стороны ему не плевать, а ум его гибче, чем у большинства из дозорных: всё же не многие из них готовы признать, что правда бывает и на стороне пиратов. Хотя с цифрами, бумагами и умением договариваться у него явные проблемы, — хохотнул я, припомнив, как Белый Охотник «договаривался» с Морном. Накама захохотал, явно сообразив, о чём я. Настроение верно поползло в гору. — Пойдёшь всё-таки в Импел Даун? — поинтересовался накама, глядя на то, как я, поднявшись на ноги, потягиваюсь и разминаюсь. А я наклонился назад. В позвоночнике хрустнуло, и где-то что-то на спине сразу расслабилось. Я уж было порадовался, что больше ничего не тянуло, как вдруг кольнуло бок, ещё совсем недавно обожжённый, и меня тут же скрутило прострелившей болью. Накама мгновенно вскочил на ноги с сильным беспокойством на лице. Но что он мог сделать? Ничего. Вот я и усадил его жестом руки, потихоньку потягиваясь снова в попытке снять спазм. И дышал глубоко, шумно — это и отвлекало от боли, и, кажется, снимало её. И пяти минут не прошло, как меня отпустило полностью. Но, конечно, пожалеть о том, что мало крови Морских Королей выпил, я успел. Мог ведь! Мог! И должен был. Но расслабился, посчитал, что раз всего лишь тянет, почти без боли, да и то лишь при резких поворотах, то всё прошло. Но… как это обычно и бывало, серьёзные ранения так просто и быстро не проходили. — Кэп?.. — озабоченно позвал Монга, привлекая к себе внимание и взглядом спрашивая, чем он может помочь. Я отмахнулся: — Через несколько дней и следа не останется. А если раздобыть крови — и того быстрее. — Накама смотрел на меня со скепсисом и подозрением, а ещё с недовольством. Пришлось пояснить: — Это не опасно, последствиями тоже не грозит. Просто нужно время, и, заметь, меньше, чем вам, людям. — Он фыркнул, но я не обращал внимания: снова тянулся, разминался. Правда, в этот раз осторожнее, больше проверяя, что такого приступа не повторится даже от резкого движения, и лишь заодно разгоняя кровь по телу. — Да, пойду, — ответил я и на ранее заданный вопрос. — Я обещал вытащить Иссё, если он в тюрьму попадёт. Негоже позволять ему сидеть там дольше, всё же условия для жизни не самые лучшие. — Момонга со вздохом и явно нехотя утвердительно кивнул. — Прикроешь мою отлучку? Не хочу слушать очередные нравоучения Эйса о том, что и кому я якобы должен. — Если поторопишься — смогу сделать вид, что ты всё ещё спишь, — с сомнением, задумчиво согласился он. — Мы не ждали, что проснёшься так рано. А отпускать меня одного, да ещё и после непонятного приступа, случившегося на его глазах, он явно не желал. Но всё же… не стал ни возражать, ни снова поднимать тему моих одиночных вылазок, смиряясь с упрямством или зная, что останавливать или отговаривать меня бесполезно. Я вздохнул: — Не волнуйся, риск подразумевает трату времени, которая для нас нынче непозволительная роскошь. Так что это будет очень унылое приключение. — Монга хмыкнул, кажется, в отличие от меня, ничуть не жалея об этом. — Не скучай, — хлопнул я друга по плечу и, тут же, не дожидаясь ответа, перенёсся в подводный штаб в Рае Гранд-Лайн. Хотя тихое пожелание удачи я всё-таки услышал… Ну и не стал тянуть, доставая из клети каноэ и отправляясь в путь на всех ветрах, которые только мог пустить в дело, ускоряя приближение к правительственной тюрьме. В Рае штормило. Волна была небольшая, просто крупная рябь, но её хватало, чтоб на скорости подлетать на гребнях, звонко шлёпаясь о воду и окатывая себя веерами брызг. Ветер сильный, шквалистый, завихрялся в водных распадках. Море суровое, могучее, бушевало, показывая свою мощь, болтая маленькую лодочку одинокого пирата, рвущегося к цели сквозь непогоду. А я едва не орал от удовольствия и восторга, потому что это была моя стихия. Родная и любимая, пусть и требующая немало физической силы и сосредоточения, чтобы управиться с единственным парусом, настолько полным, что едва не ломающим мачту; чтобы не выпустить шкоты из рук, несмотря на то, что сила ветра едва не срывала мне канатами хронические мозоли с ладоней; чтобы не потерять направление в хаотичных волнах, так и норовивших развернуть лодку, а то и вовсе утянуть на дно. От черноты воды под килем, от осознания, ощущения её глубины, необъятной, неизмеримой, перехватывало дух. От грохочущих пенных валов, обманчиво лениво прокатывавшихся по простору от горизонта до горизонта, закладывало уши. Ветер пел, душа летела, крик рвался в небесную высь, чтобы гулять эхом между морем и вечностью… — СВОБООООДАААА… Вот она, жизнь! К тому времени, когда я вышел из зоны шторма, уже так набрался впечатлений, что от противного мерзкого чёрного чувства в мыслях и на душе не осталось и следа. Видимо, натура слишком болезненно воспринимала необходимость сдерживаться… А может, дело было в чём-то ином. Но временно или нет, а меня отпустило. Расстояние, вообще-то немаленькое, то, которое обычный корабль со средними характеристиками преодолел бы за день, я, на подъёме настроения, пролетел за несколько часов. Правительственный водоворот преодолел со стороны разрушенного старого Маринфорда, а к Импел Даун подобрался через Калм-Белт. Отсутствие ветра и течений? Для Демона Шторма? Морские Короли? А что они мне? Нет, ну выныривали, конечно, молодые любопытные особи, непривыкшие к объектам, пересекавшим их водные владения. Но они быстро давали дёру от меня-то. Так что путь проблем не вызвал. Тюрьма… Считалось, что вход в неё был только один, и к нему можно было попасть лишь через правительственный водоворот. Но это было, конечно же, ложью. Существовал в Импел Даун подводный лаз на втором уровне, через который Блугари добывали Морских Королей на пропитание. Когда-то считаться входом он не мог: глубоко, человек недонырнёт, да и технический прогресс не дошёл до такого уровня. Но ныне… Это было явное слабое место укрепления. Для тех, кто о нём знал, конечно же. Вот и я вспомнил об этом не сразу, а лишь приблизившись к линкорам, окружавшим внешнее кольцо стены — они не ждали нападения, потому были расслаблены и невнимательны, не заметили мелькнувшую в ночи на большой скорости маленькую лодочку, скрывшуюся под их высокими, пузатыми бортами. Ну, а вспомнив про лаз, я решил, что проникнуть через второй уровень гораздо менее рискованно, чем через главный вход, где ещё нужно было дождаться, когда откроют большие ворота, чтоб проскользнуть внутрь (снаружи они не открывались). Повиснув на якорной цепи вниз головой, я сумел спрятать каноэ в клеть. Ну а после оставалось лишь на скорости взлететь повыше и, разогнавшись, камнем рухнуть в море, заныривая глубже с помощью созданных мною же течений. Тут и возникла первая заминка: второй уровень оказался глубже, чем я помнил, и мне едва хватало воздуха, чтобы даже просто достичь его. А ведь я понятия не имел, с какой стороны выход в море. В тюрьме не было времени, чтобы разобраться, так что я просто знал о нём, видел собственными глазами. Понять же снаружи, где бегал — почти не представлялось возможным. Пришлось понырять немало, прежде чем я, с очередным погружением, почувствовал в каменной стене брешь. Конечно, к тому времени я был уже вымотан. Дышал тяжело, устало, в ногах и руках чувствовалась слабость, дрожь… Это раздражало. Особенно пониманием, что всё дело было в недолеченности. И всё равно, сбегая из-под надзора, считал себя правым! Не было у меня время разлёживаться да слабость на глазах пиратов проявлять. Мелкие последствия, которые всё равно пройдут, стоило лишь перетерпеть… Нет, я понимал, что у людей, при образе жизни, как у меня, ранения и их последствия накапливались, подтачивая здоровье, замедляя восстановление, вызывая преждевременное старение и немощь. Но я-то человеком не был! Хотя было некое подспудное чувство, что и демону, пьющему кровь, совсем без последствий не обходилась ни одна рана или синяк. Будто бы… я, в полном расцвете сил, был уже не настолько гибок и ловок, как прежде. Но, может, это и было так, потому что тело всё ещё помнило, что значит быть резиновым? От планов, конечно же, я не отступил. Не после того, как потратил столько сил на поиски бреши. Просто, обнаружив её, как следует отдохнул и отдышался, прежде чем нырять снова. Вход на второй уровень закрывала хорошая, крепкая решётка, которую открывали, когда это было нужно. Но я, стиснутый давлением воды, с горящими от недостатка воздуха лёгкими, просто уничтожил её, применив Волю Разрушения. И с трудом выполз на каменный пол второго уровня, наплевав на все Ден-Ден-Муши наблюдения, даже не посмотрев, были ли они. И дышал, дышал, дышал, проклиная самого себя за авантюризм — через главный вход, может, и больше времени ушло бы на прорыв, но и было бы это гораздо проще. Так и не отдышавшись до конца, я всё-таки скрылся в тенях, тут же обнаружив интересное свойство способности: вода с меня практически текла, но, когда развоплощался, поверхности, к которым прикасался, серьёзно отсыревали. Раньше такого не замечал. Да и негде было проверить. А ведь, по идее, так меня можно было отследить… А знакомые стены совсем-совсем не изменились. Разве что не все следы старой битвы, грандиозного побега, сошли на нет. На камнях ещё были царапины от мечей, зубов… Подпалины, которые никто не собирался отмывать, яд, к которому никто и прикасаться намерен не был. И я двигался бесшумно по коридорам, мимо камер, часть из которых была пуста, другая — заполнена лишь наполовину, порой смутно знакомыми лицами, и чувствовал ностальгию. Давно это было. Тогда в смертельной опасности был брат и я торопился… Сколько всего изменилось с тех пор? На шестой уровень я проник по шахте лифта — самым прямым ходом — и вскоре стоял уже возле камеры прикованного к стене Иссё. Он выглядел неплохо, разве что седых волос на голове прибавилось. Но снова, будто почуяв меня, как однажды в Маринфорде, поднял голову, стоило мне приблизиться к камере. Не видел и не мог видеть меня старик, ослепивший сам себя, но чуял моё присутствие. И на этот раз не молчал, не ждал, когда приближусь, а с усмешкой и будто бы даже с облегчённым вздохом, заметил: — Долго ты шёл сюда, Мугивара… — О чём ты там бормочешь, сумасшедший старик? — мгновенно отреагировали другие заключённые. — Тебя упрятали сюда свои же! За тобой никто не придёт! Ты сгниёшь вместе с врагами, которых лично сюда заточил, — вопили другие насмешливо, уничижительно, отчаянно… Я скользнул сквозь прутья решётки и тут же вышел из тени, мгновенно вызывая тишину одним лишь своим появлением. — Думаешь, у Короля Пиратов много свободного времени, чтоб тратить его на дозорных? — насмешливо хохотнул я, отвечая адмиралу. — Сюда больше не доходят новости из внешнего мира, — пожаловался Иссё, снова чему-то улыбаясь. — Мне неведомо, чем ты был занят в последние дни. А тишина уже взрывалась шепотками и криками, реакцией на моё появление. Спрашивали, зачем явился, требовали освободить, сулили преданность и богатства в обмен на свободу… Я никого не слушал, а спрашивал у человека, за которым и пришёл: — Пойдёшь за мной, дозорный? — За Королём Пиратов? — переспросил Иссё, то ли усмехаясь, то ли сомневаясь. Но тут же уверенно отвечая, словно и не мне, а самому себе: — Пойду! — Что же ты за Король Пиратов, если спасаешь дозорного, врага, а нас оставляешь гнить тут?! — завопил кто-то из местных завсегдатаев, быстро осознав и моё присутствие в тюрьме, и мои действия. И понял ведь, что как появился из ниоткуда, так и уйду. Без них. Что я и сделал, больше ни о чём не спрашивая Иссё. Срезал его оковы своим демоническим ятаганом, игнорируя зазвучавшую сирену и набежавшую из спустившегося лифта охрану… Все старые, знакомые мне лица… с выражением ужаса на них. Выживший всё-таки после удара нагинатой Магеллан, Салдес, садистка, заместитель начальника тюрьмы… а теперь, похоже, сам начальник. В общем, полный набор с прихвостнями. Они боялись меня. Боялись до паники, но… готовы были обороняться снова, исполнить долг и положить жизни, чтобы не дать мне покинуть Импел Даун. Смешные. Но существа, способные преодолеть страх и сражаться за то, во что верили, заслуживали уважение… Только я не счёл нужным с ними даже разговаривать. Мы ведь торопились, верно? Так что я схватил адмирала за плечо и воспользовался кольцом, чтобы уже через мгновение устало опуститься на площади перед собственным замком под водой. Иссё нервно вертел головой, видимо, прислушиваясь к ощущениям и пытаясь кого-то найти. — Мы здесь одни, — констатировал он. Я промолчал, размышляя, готов ли сразу вернуться к делам или стоило перевести дух. Адмирал истолковал это по-своему, как нежелание отвечать, например. Ну и… спросил снова: — Что я пропустил? — Избавь меня от вопросов, старик, пожалуйста, — искренне попросил я, хватаясь за медальон и вызывая Момонгу, чтоб перенёс нас на базу нового дозора. — Слишком многие и слишком часто требуют от меня объяснений. Я по-настоящему от этого устал. — В этом разница между дозорными и пиратами, верно? — понимающе хмыкнул Иссё, вздрагивая, когда к замку перенёсся Монга. Но то ли он его опознал, то ли понял, что свой, и быстро расслабился. — Мы не задаём вопросов, а молча исполняем приказ. — У нас так же, если команда предана капитану, верно, кэп? — сходу вместо меня ответил мой накама. — Ты справился быстрее, чем я рассчитывал. Но Ло успел обнаружить, что тебя на базе нет, — доложился он. — Не страшно, — отмахнулся я, хватаясь за предложенную другом руку, тут же поставившую меня на ноги. И перенёс он нас куда нужно тоже молча, не предупредив беднягу Иссё: тот аж пошатнулся от неожиданности, когда почувствовал тысячи людей вокруг. И пришлось его поддержать и даже усадить на кроватку Смокера, где ещё несколько часов назад спал я. И вот в тот-то момент я почувствовал, что Иссё в тюрьме ослаб. То ли заключённых плохо кормили, то ли практически неподвижный образ жизни сказался, но старику точно нужно было время, чтобы восстановиться и прийти в форму. Но сам он, конечно, жаждал деятельности. Особенно после того, как Момонга по моей просьбе объяснил ему, где мы находились и что он пропустил… Тут-то нас и нашли в обновлённом составе. Накама как раз дошёл в рассказе до моей речи перед дозорными, как из-за двери мы услышали приближающиеся голоса. А парой мгновений спустя в комнатушку вошли Смокер и мои братцы, что-то приглушённо обсуждавшие. И, конечно, увидев Иссё, обалдело замерли прямо на пороге. Сразу посыпались вопросы из серии: как? Откуда? А я молчал, глядя на них всех иронично-высокомерным взглядом… Забыли о том, кто я?! Но о вылазке моей им, разумеется, сообщили. А сам Иссё в это время тихо благодарил. За то, что, позвав за собой и вытащив из тюрьмы, не требовал стать пиратом, как он ожидал, а всего лишь просил присоединиться к новому дозору. Что-то бурчал себе под нос о том, что не ошибся, поставив на меня всё, что у него было. И всё время улыбался. И я сам почему-то улыбался от этого. Так мы выяснили, что к новому дозору готовы присоединиться ещё несколько тысяч людей — верных последователей самого Иссё, притаившихся на одной из баз и ожидавших приказа своего непосредственного начальника — адмирала — не признавая никого более. Иронично то, что, как выяснилось, Иссё готовил своих подчинённых и к раскладу, в котором им придётся стать пиратами. Моими пиратами. Почему? Зачем? Лишённый зрения старик отвечал, что в этой войне правда была на стороне братства, объединившегося под чёрным вымпелом… Загадочный человек, в общем. Себе на уме. Ну и, естественно, раз я «проснулся и успел всем прибавить и дел, и проблем», то можно было начать, наконец, совещание нового дозора, на котором обсуждались планы на будущее, новый кодекс и тому подобное. Ничего особенного, просто один Главнокомандующий — бывший адмирал Смокер, единогласно провозглашённый офицерским составом начальником, ну и, заодно, повышенный в звании странным образом — один адмирал, несколько вице-адмиралов и контр-адмиралов. Не набиралось и двух десятков человек высшего офицерского состава. Но… они были друзьями. Это чувствовалось, что они были друг за друга горой. Преданные и верные товарищи. И я слушал, как они договаривались между собой, обсуждая новшества, планируя, даже мечтая, и понимал, всё у них будет хорошо. Потому что не могло быть иначе. Конечно же, новый дозор был нейтральной организацией и их нельзя было назвать союзниками пиратам. Но они готовы были сотрудничать со мной, с нами. Потому осторожно, словно опасаясь вызвать гнев, интересовались и нашими планами. А я со вздохом просил не лезть в войну. Разве что… выступив на стороне мирных жителей, чтобы защитить их от боевых действий. Я бы и помощи в поисках Зоро у них просить не стал. Но Смокер сам поднял тему. Мол, для Мирового Правительства отныне они были предателями, союзниками пиратов (даже если по факту это было не так), а значит, врагами. И чтобы защититься от этого противника, они должны были знать о его передвижениях минимум. Вот они и ломали головы всем офицерским составом, думая, куда флот мог отправиться из Маринфорда после его захвата. К сожалению, ответа на этот вопрос ни у кого не было. Предполагалось, что силы разделились, отправившись на ближайшие базы, форты и места, где можно было перегруппироваться. Самым ближайшим таким местом была G-5. Но её обошли стороной все, кроме Смокера и его кораблей: вероятно, уже подозревали его в связях со мной, а потому не рисковали. Были в окрестностях ещё мелкие форты. В одном из них даже, по словам Хины, строили какое-то секретное оружие. Но подробностей о нём она не знала, так как была на острове, когда стройку только разворачивали. А ещё один вице-адмирал сообщил, что у стен Ред-Лайн видел подозрительную засекреченную активность, но… и тут сведений ни у кого не оказалось. То ли стечение обстоятельств, то ли Горосэи затевали что-то масштабное, а потому старались сохранить тайну от подчинённых, попавших под подозрения или имеющих связи с людьми, попавшими под подозрение. Но факт был налицо: ни пираты, ни дозорные ничерта не знали о планах Горосэи и Ко. На этом фоне — общего врага — мы официально договорились о сотрудничестве в определённых сферах и вопросах. Обмен информацией, посильная взаимопомощь в случае бедствий, слаженность в достижении общих интересов (например, невмешательство в войну мирных жителей и защита, как от боевых действий, так и от иных угроз). Но новые дозорные не помогут пиратам в ведении войны, не станут рисковать своими жизнями и жизнями своих людей, чтобы спасти нас. Последнему я был только рад. Вот только смотрел на лицо Смокера, вспоминал разговор, записанный Монгой на звуковую ракушу, и понимал, что тот говорил одно, но сам обещал себе совсем иное… И было ощущение, что у меня наклёвывался очередной накама на полставки, как Виви или Боши, только не наследник престола, а… А ещё дозорные пришли к выводу, что им необходимо расширяться. Как-то привлечь внимание бывших товарищей, рассказать им о том, что вовсе не обязательно воевать, даже оставаясь верным дозорным. Это было разумно. Чем больше дозорных, сомневающихся в Мировом Правительстве и Горосэи, узнают о существовании нового дозора до начала открытых боевых действий, тем больше выживет. И, конечно, хоть я и обещал приток рекрутов обеспечить, но для этого нужно было постоянно контактировать с дозором Мирового Правительства. А ведь нарываться на смертельные битвы нам, пиратам, пока что было очень невыгодно. Но что с этим делать, пока было непонятно. В моих поисках Зоро они мало помогли, конечно. Предположили то, что и так было понятно: взяли его ради информации обо мне и моих слабостях. Но вот планы, направления… Ничего. Ну я и объявил, что раз так — своё дело я сделал, и утром со всеми своими спутниками отправлюсь по делам дальше. И… Смокер, внезапно, попросился в компаньоны, мотивировав это тем, что мы преследовали общую цель: узнать, куда отправился флот. — Да не волнуйся ты: Зоро за Ташиги присмотрит. Не сомневаюсь, — попытался подбодрить я его тогда, действительно не сомневаясь. Он глянул на меня волком, недовольный, что его истинные мотивы так легко раскусили. Но ведь зато и офицерский состав его немного расслабился, разулыбался даже! Правда, стараясь делать это незаметно: беспокойство за подопечную было им вполне понятно, а значит, и почему он просился в путь со мной, вместо того чтобы заниматься делами. Так что, когда он попытался отфыркаться, мол, просится со мной не из-за девчонки, его друзья уже активно поддерживали отлучку новоявленного Главнокомандующего. Ага, вали, дорогой начальник, гуляй со своими пиратами, а мы тут как-нибудь… Хе-хе. А когда Ло заикнулся о том, что у командующего дозором дел должно быть по горло, даже сам Иссё уверил, что они справятся и без Смокера. Решение оставалось за мной. И я видел упрямство на усталом и измождённом лице Белого Охотника, за которым скрывались беспокойство, смятение, нетерпение и желание действовать. Он знал, что должен остаться. Знал великолепно. Но, видать, что-то, может, и Ташиги, тянуло его отправиться со мной. Нечто не менее важное, что пересиливало долг перед подчинёнными и ответственностью за них. И ведь он, даже если получил бы мой отказ, явно сорвался бы в море… Я не был против его компании, даже наоборот, считал, что это было бы интересно мне и полезно ему. Мешать не помешает, но… А с другой стороны, я мог решить, брать его с собой или нет, но не что и кому он должен. И не был он тем человеком, который мог позволить себе легкомысленные поступки… — А меня с собой возьмёшь? — в напряжённой тишине, в которой все ждали моего вердикта, вдруг спросил Стеинлесс. — Хочу разобраться, что ты за… человек. Я вздохнул: они задержат продвижение ещё, но… — Вы точно справитесь? — обвёл я офицерский состав тяжёлым взглядом, упираясь кулаками в стол, заваленный картами и бумагами, за которым совещание и проходило. Многие из присутствовавших скорчили оскорблённые высокомерные рожи, а кто-то просто кивал. — Даю слово, Мугивара, — клятвенно пообещал Иссё твёрдым голосом. И… я согласился: — Найди небольшое юркое судно, на которое влезет вся наша орава, но которым можно легко управлять двоим или даже одному. И выспись! — сурово повелел я, фактически озвучивая условия. — И даже не надейся командовать. Стеинлесс, — повернулся я к вице-адмиралу, кажется, не слишком надеявшемуся, что его с собой возьмут, — тебя это тоже касается. — Командовать Королём Пиратов? Даже мечтать не смею, — хохотнул Смокер, поднимая руки в защитном жесте и украдкой облегчённо выдыхая. — И да, замаскируйтесь под пиратов, что ли, — хмыкнул я, оценивая их выдающиеся и знаменитые рожи, за которые, как за пиратские в мире дозорных, так и за дозорные в мире пиратов, можно было получить если не деньги, то славу. Офицеры уж было снова собрались возмутиться, но я не дал и слова вставить: — Мне, конечно, нравится вызывать шок дружбой с вами, но другие мои друзья не шибко вам доверяют и будут опасаться, даже имея моё слово. — На это возразить им было совершенно нечего. Совещание ещё продолжалось какое-то время, оговаривались детали, в том числе и действия офицеров во время отсутствия Смокера. Иссё пытался разобраться с договорами, заключёнными с королями, а ещё вписать в новый план своих подопечных, срочно вызванных на бывшую базу G-5. А я… Я отправился в уже почти привычный кабинет Смокера, к балкончику, с которого открывался неплохой вид. Там было тихо, оттуда было хорошо слышно море, и бархатная ночь, которую так отчаянно жаждали отогнать яркими прожекторами дозорные, вступала в свои права. Вскоре меня нашли братья и Монга. Тихо зашли, убедились, что я никуда не слинял, и устроились на свободных креслах и полу. Накама почти сразу задремал, Ло тоже посапывал. И только Эйс, устроившийся ближе всех ко мне, едва слышно спросил: — Куда дальше, Лу? — Попробуем что-нибудь выяснить у Багги, — пожал плечами я. И снова воцарилась тишина. А я был за неё благодарен, несмотря на повисшую напряжённость со стороны Эйса. Я слушал шум со стороны дозорных, слушал плеск волн и невольно погружался в состояние чем-то схожее с трансом, когда болтаешься между сном и явью. В голове было как будто бы пусто, хотя на грани сознания мелькали быстрые мысли о том, что колёса истории сдвинули мир с какого-то устойчивого положения. И не в войне было дело. Просто рождалось среди людей, а может, прямо в них, что-то по-настоящему новое. Или не рождалось, а просыпалось. И мир больше не казался таким уж несправедливым… За несколько часов до утра в кабинет вернулся его хозяин. Он бегло осмотрел обстановку и «гостей», хмыкнул чему-то своему и хотел было умоститься за столом в рабочем кресле, но я не дал: — Иди спать. Смокер вздохнул, но послушался, скидывая с себя плащ. Правда, прежде чем скрыться за дверью в спальной комнате, он нервно заметил: — Не могу отделаться от ощущения, что всё дерьмо этого мира, которое сотнями лет должны были разгребать Горосэи, дозорные и короли, теперь разгребает мальчишка. Взвалил на себя обязанность, которую из трусости избегали тысячи тысяч, и несёт в одиночку. Мне стыдно, Лу. Стыдно что не решил свои проблемы сам, что терпел Мировое Правительство, продолжая ему подчиняться, что… — он вздохнул снова, скривился в досаде и махнул рукой. — Быть может, всё дело в том, что вы всего лишь люди, а я отказался быть человеком? — предположил я растерянно. — Не думай об этом, друг, я ведь не думаю. Просто делай всё, что должно. Изо всех сил, не щадя себя. Ты ведь это умеешь. А утром (хотя на самом деле ближе к обеду, когда проспались и позавтракали все, кому это было нужно) гордый Смокер, разодетый в майку и шорты до колен, перевязанные тряпкой на пиратский манер, привёл нас на причал, где покачивалась на волнах, явно подготовленная к выходу в море ещё ночью, настоящая, хоть и небольшая… — Фелука! — не сдержавшись, воскликнул я, обгоняя своих спутников и запрыгивая на судно достаточно редкой конструкции. У него мало того, что был всего один косой парус на единственной мачте (с возможностью натянуть кливер, если нужно), так ещё и конструкция днища была такой, что при небольшой осадке обеспечивала максимальную скорость и манёвренность. И управлять ею можно было в одиночку. Красивая, сильная, юркая… Их строили всего на нескольких островах в Саут-Блю, где они славились как самые быстроходные и надёжные. Слышал, на них даже лёгкие пушки устанавливали. Я фелуку видел впервые, и, естественно, она привела меня в восторг: интересно же было испытать такую необычность на воде. За считанные минуты я успел сунуть нос во все щели, осмотреть все особенности как рангоута, так и такелажа, сходу пытаясь понять секреты манёвренности, прославившей конструкцию. Всё было просто: косой широкий парус обеспечивал сильную тягу даже при незначительном ветре; высокий нос и облегчённая корма, штевень под углом помогали обеспечивать неглубокую осадку и скольжение — киль с такой конструкцией просто резал волну, как горячий нож масло; особый угол днища обеспечивал обтекаемость, не только при движении вперёд, но и при повороте; а благодаря мачте, располагавшейся аккурат по центру тяжести, то есть ближе к носу, корма не становилась своеобразным балластом… Отсюда у фелуки были и скорость, и манёвренность. Но в этом была и серьёзная слабость: судно было валким. Всё тот же косой парус это компенсировал отчасти — с прямым было бы куда хуже. Но его невозможно быстро убрать из-за конструкции такелажа и позволявшей быстро менять направление. А это означало, что любой неожиданный для моряков шквал мог положить фелуку на борт. Это тоже было решаемо, например, балластным килем, как раз и предназначенным для препятствования крену, но из-за тяжести он значительно снизил бы скорость, а ещё не позволил бы ходить по мелководью. Видимо, конструкторы потому решили, что риск был допустим при таких преимуществах. Об этом я и поведал своим спутникам. Братья меня прослушали — им всё это было не особо интересно, Монга иногда поддакивал моим выводам, а вот дозорные, судя по вытянутым лицам, были сражены моими познаниями. — Не знал, что ты разбираешься, — даже прокомментировал мои прыжки по палубе Белый Охотник, явно очень довольный произведённым на меня появлением фелуки эффектом, но ошеломлённый моими наблюдениями. Я тут же остановился, гордо выпрямился и обиженно фыркнул: — Я моряк и, более того, капитан. Дозорных (не только отбывающих, но и провожающих) объяснение, кажется, не удовлетворило — шептали что-то про пиратов, оказавшихся мастерами. Но а я что? Не объяснять же, что особенностями кораблестроения интересовался ещё в детстве, когда мы с Эйсом и Сабо мечтали накопить денег на собственные корабли, и что в причинно-следственных связях между конструктивными особенностями и итоговыми характеристиками начал понимать после появления Френки в жизни моей команды. Всё-таки круглые сутки месяцами под одной… палубой жили, и это не могло не сказаться: в моменты затишья и скуки и я, да и накама, часто интересовались профессиональными познаниями друг друга. Запоминали, учились, перенимали… Нахватались друг у друга, в общем. К тому же сам Санни предпочитал на недоработки в обслуживании обращать именно моё, капитанское, внимание, а уже я шёл к Френки обычно, сообщая о трещинах, гнилях, потёртостях — что-то серьёзнее редко бывало. Но как-то раз по наводке духа корабля я пришёл к плотнику с предложением поэкспериментировать над весом и длиной грота-рея, по итогу которого мы увеличили максимально возможную скорость Санни почти на два узла, при этом уменьшив скорость износа и дерева, и крепёжных приспособлений. Мы были командой, а потому работали не только друг с другом, но и друг над другом, помогая стать лучше. А вот дозорным знать это было ни к чему. Да и… нравилось мне их удивлять. Они же, в большинстве своём, были уверены, что пираты — неграмотные бездари, которые ни в кораблестроительном, ни в морском, ни в военном деле не понимали ровным счётом ничего, потому что были не обучены. И имели лишь опыт использования готового. Ну и… были правы: среди нас редко попадались люди, имеющие хотя бы базовые знания. Но нас учила сама жизнь, да и мы часто были существами увлечёнными, вот как я, потому интересовались сами. Тогда как дозорные в основном удовлетворялись знаниями, данными им в академии при флоте или во время обучения у офицеров-инструкторов. Короче, «специалистов», разбирающихся во всём, было мало и среди нас, и среди наших врагов. И это… удручало. Или радовало отсутствием конкурентов… Провожали нас немногие, кстати. Фактически только офицерский состав, несколько отрядов патрульных да постовых, по счастливому стечению обстоятельств находившихся поблизости: остальные были заняты делом, а потому не могли отлучиться ради проводов начальства. Но те, что могли — конечно, пригрозили мне, мол, если со Смокером и Стеинлессом хоть что-то случится, они найдут способ отомстить мне за своих. А с ними со всеми уже случился я. И… с этим ничего было не поделать, хе-хе. Но прежде, чем дозорные забрались в фелуку — мы-то с братишками разрешения ждать не стали — Момонга внезапно остановил товарищей, предварительно спросив у меня дозволения «предупредить». — Подумайте ещё раз, стоят ли ваши цели путешествия с Мугиварой Луффи, — требовал мой накама после того, как я неопределённо пожал плечами, разрешая ему говорить. — Вы не вернётесь прежними. Он меняет людей. Непоправимо. Я хмыкнул, устраиваясь на носу. Братья хохотнули. И все мы смотрели на троих дозорных, которые стояли на разных уровнях, разделённые фальшбортом и водной протокой шириной в шаг. И все понимали о чём шла речь. И они оба действительно задумались. Смокер ещё и при этом смотрел на меня отсутствующим взглядом, наверняка припоминая всё, что обо мне знал, но… преодолел разделявшее их с Монгой препятствие. — У нас нет пути назад, — усмехнулся он, скидывая на палубу заплечный мешок с пожитками. И вице-адмирал с тяжёлым вздохом повторил его действия. Хина кинула Смокеру швартовы, желая удачи и мельком задевая губами щёку, и на том проводы и кончились, без всяких церемоний. — Ну чтож, посмотрим, на что эта штука способна, — предвкушающе потёр ладони я, отвязывая шкоты и наматывая на руки. Принял устойчивое положение и, прежде чем наполнить ветром парус, приказал: — Монга, к рулю. Держитесь крепче! Ветер хлопнул парусиной, шкоты мгновенно попытались сдёрнуть меня с места, и фелука рванула с такой скоростью, что словно взлетела над водой. Эйс повалился на Смокера, Ло едва успел поймать заплечный мешок Стеинлесса, и все они дружно материли меня. А я не слушал, я экспериментировал с наполнением и положением паруса. Учился управлять, если проще, контролируя, чтоб нос не зарывался в воду, но и не поднимался слишком высоко, затапливая корму. Ярко светило весеннее солнышко, окрашивая золотом лёгкую дымку у горизонта, рисковавшую перерасти в шторм или резкую смену сезона при выходе из устоявшейся климатической зоны G-5. Шуршала пена кильватерной струи. Алмазные брызги с носового буруна щедро орошали палубу и нас, а само судно легонько подскакивало на барашках волн, почти незаметно, плавно. Хорошо было, привычно. Только я быстро устал. Не ожидал, что косой парус на двух реях так тяжело удерживать голыми руками, пусть и демона. Ан нет, всё-таки это была не моя лодочка, а полноценный, пусть и малогабаритный, корабль. И стоило умерить гордыню и поступить так, как поступали обычные моряки: закрепить шкоты. Но я всё равно не делал этого, торопясь скрыться подальше от суши, которая, как будто нарочно, уменьшалась неспешно, как бы не гнал… И всё же база Нового Дозора исчезла за горизонтом ещё до того, как солнце прошло точку зенита. И я мог спокойно выдохнуть странное даже для себя: — Ну вот я и дома. — Дома? — вскинул брови Ло, давно расслаблявшийся в тени паруса. — Я думал, ты домом называешь Солнце Тысячи Морей. — Есть дом, где живёшь, а есть родной остров, на котором родился. Но я родился в море, — ответил я, пропуская шкоты через тали и закрепляя на кофель-нагелях, а потом корректируя положение паруса, чтобы больше без усилий контролировать движение Фелуки. Ну и устроился на любимом месте корабля — на носу. Жизнь вокруг постепенно устаканивалась. Суета, сопровождавшая выход в море, успокаивалась: все давно пристроили пожитки, нашли себе углы по душе, где планировали отдыхать, да и вообще коротать время. Судно было мелким, потому с его управлением действительно можно было справиться и одному даже в шторм, так что работы не было — если не считать контроля за курсом, который добровольно взяли на себя мы с Монгой. Иными словами, можно было расслабиться всем. И вот стоило мне только умостить зад на рострах, не украшенных носовой фигурой, как в спину фактически ударил вопрос: — Лу, почему пиратство? Мечта, да. О ней не знают только слепые и глухие. Но такие мечты не рождаются просто так… — Я резко обернулся, недовольно глядя на Смокера, который, похоже, долго об этом думал или заразился от подчинённой-липучки (ныне отсутствующей, но наверняка досаждавшей Зоро) задавать пиратам глупые вопросы. Ло, прекрасно зная, как я относился к этому, бессовестно заржал: — Смирись, тебя никогда не перестанут об этом спрашивать. — А ведь даже я не знаю ответа, — покивал и Эйс, кажется, подхватив веселье старшего брата. Он смотрел на меня с лёгким прищуром, мол, давай, отдувайся. — Знаю, что от Шанкса наслушался историй о моём отце, но… — намекающе пошевелил гадина бровями. Я фыркнул, обдумывая, почему все искали поступкам, словам, мечтам какие-то причины. Нет, они всегда были, безусловно. Но почему им придавали значение — я не понимал. Ведь важно ли было, как возникла мечта, если она была, жила, разгоняла кровь в жилах, разжигала сердце и огонь в глазах? Давать ответ не хотелось, хотя для себя я его давным-давно нашёл. Просто это было чем-то… незначительным, наверное? По крайней мере, для меня самого, чтобы история мира об этом не думала. Нет, конечно, это было важным, для моих врагов, например. Мол, знать, что породило миру Короля Пиратов, чтоб не допустить повторения событий в будущем, тогда, когда меня уже не будет. Но для друзей… Зачем? Я расслабился на носу, заложив руки под голову, закинув ноги на фальшборт. Но… раздражавший чужой интерес не желал покидать голову, вызывая целый рой настырных мыслей, мешавших обдумывать что-то действительно важное или просто наслаждаться деньком. И, чтобы избавиться от них… я сдался, припомнив себя непоседливым юрким мальчишкой, сущим наказанием для вынужденных приглядывать за мной людей. — Раннее детство я провёл с дедом и дозорными в море. И что мне хорошо запомнилось о том времени — то, как дед скрипел зубами, выслушивая приказы от начальства, — снова фыркнул я, всё-таки отвечая. А перед внутренним взором, и правда, всплыло нетерпеливое, но и виноватое одновременно лицо старика, не знавшего, как это сделать, да и не желавшего вообще объяснять внуку, почему должен оставить его на очередном острове у чужих людей. Я не обижался тогда на деда, пользовался возможностью сбежать из-под надзора, рвался изучить что-то новое, но лицо запомнилось. И оно не было лицом человека, самостоятельно распоряжавшегося своей жизнью. — Мне в подкорку сознания вбито с тех лет, что дозорный — человек подневольный, — со вздохом продолжил я. — В то же время от тех же дозорных слышал о пиратах, как об ублюдках, которые делают что хотят и никому не подчиняются. Желание стать именно таким, свободным — нормальное в условиях военного корабля. Лишь бы не чувствовать себя как дед, — тут я хохотнул, вспомнив настоящие причины, — ну и не сидеть за казавшимися глупыми заданиями несчастных, вынужденных пытаться учить наукам непоседливого мальчишку по всё тому же приказу. Шанкс просто объяснил, кто такие пираты, сложив в единую картинку разные истории да добавив рассказов о приключениях короля, самого свободного человека в мире, и его команды. Думаю, так и получилось, что нежелание слушаться деда и учить занудные дисциплины, несомненно долженствующие пригодиться «будущему дозорному», переросло в мечту стать королём пиратов. Я замолчал, но мысленно смеялся: всё и в самом деле было так просто и легко объяснимо. Детство. Оно предопределяло, хоть и не всегда, выбор, характер и многое другое в нас. И это касалось всех и становилось очевидным для обладателя знания. Мельком я посмотрел на Ло и Эйса. Их будущее ведь тоже определило детство. Но Смокер и Стеинлесс, кажется, думали не об этом. Они не ожидали такого ответа, что фактически жизнь с дозорными и толкнула меня в пиратство. Но им, как ни странно, это было понятно, потому что они, даже после многих лет службы, в итоге пошли против приказов. С их стороны до чуткого демонического уха доносились тяжёлые вздохи каким-то непростым мыслям… — Ты многое помнишь о путешествиях с Гарп-саном? — серьёзным тоном поинтересовался Стеинлесс. И это явно был не праздный интерес. — Не-а. Помню некоторые острова, помню, что часто падал в море, а ещё что по моей вине дозор время от времени терял корабли, — с ухмылкой признался я, глядя в бледно-голубое небо. Раздались смешки. — Думаю, потому меня и списали на берег. — А с кораблём кто учил управляться? — не унимался вице-адмирал. Напоминал своим интересом Момонгу в первые дни на Санни. Но тот хоть молчал, предпочитая наблюдать и делать выводы, а не устраивать допросы. — Мы крали книги, — внезапно вместо меня ответил Эйс. — По ним и учились морскому делу. — А ты, Ло?.. — после нескольких минут тишины, так и не решившись прокомментировать заявление Огненного Кулака, Стеинлесс решил переключиться на Траффи. Но ещё до того, как лицо братишки исказилось от каких-либо эмоций, дозорного я перебил, серьёзно предупреждая: — А у Ло ничего не спрашивайте. В отличие от нас, его жизнь была мало похожа на приключение даже по моим меркам. — Брат вздохнул с облегчением, благодарно кивнув мне. — Лучше сами признавайтесь, что вас в морской дозор толкнуло. — Казнь Роджера, — не задумываясь ответил Смокер, пожимая плечами. — Сам же знаешь, Логтаун постоянно терроризировался пиратами. А тут триумф морского дозора и новая эра пиратов. Куда ещё было податься мальчишке? Бороться со злом. — А у меня отец дозорным был, — признался Монга, стоило только умолкнуть Белому Охотнику. Он смотрел в небо, как и я несколько минут назад. Голос его был полон каких-то сожалений. Даже усмешка была… горькая. — Вечно не было дома. Думал, поступлю на службу — больше времени с ним проводить смогу. Это оказалось не так, но через несколько лет я уже не представлял, чем буду заниматься, если дозор покину. Как ты говоришь, кэп? — повернулся он ко мне лицом. — Без моря я себя уже не смыслил. Я хмыкнул понимающе, но думал о том, что в этом Монга был похож на Усоппа, тоже всю жизнь рвавшегося к отцу, только пирату. И это лишь подтверждало, что по разные стороны баррикад были похожие друг на друга люди. Стеинлесс о своих причинах молчал, у Эйса их никто и не спрашивал: может быть, им казалось, что у сына короля пиратов не было выбора. Но и в общем как-то личный разговор быстро увял, да и, не будь меня, и вовсе не состоялся бы. Скучновато было. Думать о чём-то серьёзном не хотелось, отлёживать бока — тоже. Ну я и, несмотря на громкие единогласные протесты Монги и Ло, предложил Гранд-Лайн поиграть. Уж не знаю, боялись они мистики вокруг меня, моего везения или того, что великий океан и впрямь живой, а потому может послушаться, но они возмущались. В то время как остальные не восприняли моё предложение всерьёз. Зря. Уж не знаю, было ли то моей особой силой, везением или чем ещё, но… и получаса не прошло, как марево, в котором с самого утра плавало солнце, быстро загустело, превратившись в низкие снежные тучи. Подул шквалистый ветер и… с неба посыпались на нас даже не снежинки, а готовые мягкие снежки. Даже лепить не надо, подхватывай и… Их было много, так много, что мигом становилось холодно и сыро: таяли они тоже быстро. Вещи мы спрятали и сами оделись, но на палубе стало сначала скользко, потом вязко, а потом снега набилось не меньше, чем по пояс. Фелука едва держалась на плаву под таким весом и осадкой, норовя завалиться на борт при малейшем перевесе, а это означало, что и шевелиться нам было не желательно. Но как, если снег нужно было счищать, да и не посидишь особо в таких условиях… Бой начал не я. Ло, привыкший к холоду в детстве, проведённом в Норт-Блю, а потому с весельем поглядывавший на мёрзнущих дозорных, явно не готовых неожиданно попасть в зиму, взял, да и… засунул снежок за шиворот Смокеру. Тот, недолго думая, залепил снежком в меня, подумав, что именно я решил над ним пошутить. Ну а я что? Я с хохотом начал обстреливать снегом абсолютно всех. Мужики поначалу ещё пытались строить из себя солидных моряков, но… быстро не выдержали, ведь сложно не ответить, когда в тебя прилетело уже с десяток раз от нас с Ло. Даже Эйс и тот не выдержал, сбросил свою обиду и подключился к весёлой забаве. Но, кстати, за самого старшего брата я порадовался, ведь, кажется, прошлое он потихоньку отпускал. О, это была эпическая битва. Все сражались против всех. Снежки летели с такой частотой, что увернуться на заснеженной палубе от них было почти невозможно. Уворачиваясь от одного в голову от Монги, я попадал под другой в плечо от Эйса. Снег капал на лету, проникал водой под ткань одежды, но холодно не было, потому что мы быстро перемещались по палубе, грозясь всё-таки затопить корабль. Но, кстати, промахиваясь, мы быстро очищали его от снега, улетавшего в море. Когда пришла усталость и стало понятно, что, чтобы в битве победить или хотя бы её окончить, просто рук мало — в ход пошли хитрости. Я, не стесняясь, пользовался ветром, чтоб снаряды попадали в цель, Смокер пытался сбить с цели противников дымом, Ло нагло перехватывал снежки на лету, меняя способностями траекторию их движений или сразу перемещая на противников, Эйс их топил, и потасовка грозила затянуться надолго. Жаркая, азартная, сопровождавшаяся боевыми кличами и гиканьем, попытками объединиться против кого-то и неожиданными предательствами, маленькими ложными победами и смешными поражениями. И не было в тот момент на борту фелуки грозных морских воинов, сильных мира сего, от которых зависело будущее. Были лишь мальчишки. Промокшие до нижнего белья, запыхавшиеся, но всё ещё настроенные на победу мальчишки. И это было по-настоящему здорово! Но бой закончился, когда Стеинлесс, уворачиваясь от очередного снежка, поскользнулся, и едва не раскроил себе череп об якорь — его поймал Эйс в последний момент. Это-то нас и отрезвило. Хотя больше тот факт, что именно мой огненный братишка решил спасти, может, машинально, но решил, самого сомнительного дозорного на корабле. Кажется, они и сами удивились этому, потому что замерли и тупо таращились друг на друга, пытаясь осознать, что произошло. Смешные. Но я с облегчением вздыхал, потому что… Эйс тоже начал отходить, будто бы становясь собой прежним. Потому что подозрения таяли, а дружба прорастала ещё крохотными, но сильными ростками, грозившимися стать исполинскими. Смокер, глядя на них, тоже улыбался как-то по-особому, как улыбаются папаши, глядя на детей. И, думалось мне, в этом мы хорошо друг друга понимали. Палубу от оставшегося снега очистили быстро — благо, что из тучи сыпаться прекратил. Эйс даже расщедрился и высушил нас всех, включая палубу, согрел. Но Гранд-Лайн нового мира не был бы собой, если бы позволил нам спокойно допить горячий чай. Нет, тучу быстро снесло в сторону. Вот только я почувствовал краем восприятия много объектов под водой, очень быстро приближавшихся к нам. И эти объекты… с каждым мгновением становились всё больше в размерах. Нет, не росли. Они просто были огромными… гигантскими дельфинами. К тому времени, как их, выпрыгивавших из воды, заметил Ло, я безумно хохотал уже несколько минут, быстро-быстро украдкой сооружая из канатов фелуки что-то вроде поводьев, всерьёз рассчитывая на дельфинах прокатиться. Это была небольшая стайка, всего несколько десятков особей, но по размеру вполне могли посоперничать с Лабуном. Прыжок одного из них, выпрыгнувшего неподалёку от фелуки, вызвал волну, сравнимую с цунами. И мои спутники, вместо того чтобы готовиться к встрече с водой, присели, с вытянутыми лицами глядя на огромных морских обитателей, легко перепрыгивавших нас. Управление кораблём пришлось взять на себя. И хорошо, что хоть Момонга меня слышал, привыкший, видимо, быстро реагировать на приказы в экстремальных условиях. Он-то и помог быстро сменить курс, чтобы лихо прокатиться на волне. Но… он и заметил, что я без дела не сидел… — Нет-нет-нет, кэп, пожалуйста, не надо… — запаниковал он, бледнея. Я хохотнул: — Брось, будет весело. — И, не дожидаясь ответа, коротко, но очень пронзительно свистнул, привлекая внимание дельфинов и демонизируясь. Я не был уверен, что меня поймут эти животные, но ведь они всегда были игривыми и доброжелательными? Ну и я, чтоб показать им, чего хочу, засунул шляпу в трюм, чтоб не потерять, и, вместо того чтобы говорить, объяснять, может быть, на демоническом, взлетел в небо, а потом на скорости, в точности как они, прыгнул в воду. На миг, всего на один миг я засомневался, что получится взлететь из воды: пробовал же когда-то, — но всё равно, разгоняясь с помощью течений, я выскочил и успел расправить крылья до того, как снова упал в воду. И дельфины увидели, заметили, закружились, прыгая вокруг лодки, как какие-то акулы вокруг кровавой добычи. Только это был очень большой, чудовищный круг. Фелуку, на которой не было меня, трясло и качало. Люди, оставшиеся там, бегали, что-то кричали мне. Но я их не слышал, увлечённый спонтанной идеей. И ведь повторив прыжки несколько раз, я не только привлёк животных, но и сам научился, пусть с разгона, но вылетать из воды, расправляя крылья, чего раньше не умел. Зацепившись за плавник одного дельфинов, я невольно, но по желанию, ушёл под воду вместе с ним. И тут же поразился тому, как глубоко они ныряли и быстро плавали: тело почти мгновенно сдавило тисками давления воды, которая проносилась мимо с такой скоростью, что мне едва хватало демонической силы, чтобы держаться, а не быть смытым. А там… бирюзовая синева быстро темнела до черноты, испуганные стайки рыб едва успевавших увернуться от огромной туши дельфина, проносились мимо. Где-то глубоко-глубоко на дне мне мерещились куски света: то ли не заросшие водорослями пески, то ли свет на дне давали не только растущие очень далеко от этих вод мангровые деревья. Поток воды вокруг захватывал, закручивал, пытаясь оторвать от спасения, затянуть куда-то, но я всё равно чувствовал восторг, потому что был в родной стихии, потому что испытывал восхитительные ощущения, потому что это было НЕВЕРОЯТНО. Но темнота морских глубин исчезла так же быстро, как и появилась, задержавшись в памяти лишь из-за сложности сопротивления. Дельфин направился к поверхности. Вокруг стремительно светлело, снижалось давление на тело, и, делая вдох над поверхностью воды, я ощущал такую лёгкость, невесомость, свободу, что снова, не сдерживаясь, орал от восторга. И дельфины поняли, что я просто хотел играть с ними, прыгать так же, как они. Застрекотали что-то меж собой, на своём, дельфиньем, высунув из воды огромные морды. В их большущих блестящих глазах я видел, а может, мне мерещилось, радость и восторг. И Момонга, преданный накама своего капитана, истинный мугивара, с обречённым лицом бросая мне приготовленные поводья, тоже игнорировал отчаянные вопли нашей компании. Два дельфина поменьше закусили канаты по моей указке, и я только и успел скомандовать, чтоб убрали парус, как животные стартовали, двигаясь прыжками в прежнем направлении, но не заныривая так глубоко, чтоб не утянуть нас на дно. Держаться на фелуке, подлетая на волне, на пару мгновений повисая в воздухе, не чувствуя поверхности под ногами, а потом на скорости устремляясь вниз, к новой волне, было не так круто, как на плавнике дельфина. Но тоже весело — если приспособиться, конечно. А я вернулся на корабль, чтоб никого не потерять, упавшими в море, например, и саму фелуку не раздолбать. Это были то ли горки, то ли скачки на волнах. Меня материли в пять глоток, а я восторженно смеялся. И взлетая в небо, пока под животом не образовывалась воздушная подушка, и падая в бездну, я чувствовал настоящее счастье. И видел, как блестят жизнью глаза накама, как пытается сохранить серьёзное и недовольное выражение лица Ло, как Смокер, отчаянно цепляясь за борта фелуки, пытается осознать, что испытывает вовсе не недовольство или страх, как Эйс… расправляет крылья, кажется, судя по выражению лица, снова влюбляясь в жизнь… И жаль, что лишь потому, что я не оставил ему выбора. Фелука от такого обращения с собой, конечно, страдала: расшатывались конструкции, крепления, перетирались канаты. Но я гладил борта, обещая починить, что смогу, а потом показать настоящему мастеру — моему корабельному плотнику. И живой она была, или нет, или, быть может, оживала в моих руках, но она тоже наслаждалась тем, что никогда прежде не испытывала. Или мне так казалось, когда я смотрел на взлетающие на встречу небу снасти бегучего такелажа. Дельфины быстро вытащили нас из-под тяжёлых облаков и марева, кажется, в летнюю климатическую зону. Нам быстро становилось тепло и даже жарко. Солнце припекало, и брызги прохладных вод приятно орошали разгорячённые восторгом тела. Друзья приспособились, привыкли, успокоились, стали наслаждаться происходящим. Даже дышали, вроде бы глубже. И я, спокойный за них, то и дело снова срывался к дельфинам, чтобы понырять, как они, вместе с ними. — Сумасшедший, — то ли замученно, то ли устало, то ли восхищённо выдыхал каждый раз Смокер, качая головой. — Псих, — соглашались братья со смешками. И я не спорил, я наслаждался жизнью и небольшим приключением. Но ближе к вечеру дельфины изменили курс, и я принял решение оставить их, чтобы не терять здорово сэкономленное время. Пришлось снова привлекать к себе внимание, чтобы животные оставили канаты. Но они были очень умны сами по себе, так что не требовалось много усилий, чтобы что-то им объяснить. На прощание я прыгнул с ними ещё несколько раз, а один из них, мелкий, детёныш, наверное, перехватил меня, выпрыгивающего на крыльях, пастью осторожно, закинул себе на нос, а потом подкинул в небо. Это было неожиданно, кувыркаться в воздухе при полёте к облакам, но интересно, потому что выровнять полёт оказалось не так-то просто. И, в общем, с дельфинами я расстался по-дружески. Они даже плеснули нам в лодку волной, полной рыбы, а потом скрылись в розовеющем предзакатном горизонте так же быстро, как и появились. Ну а мы, переполненные ощущениями, остались собирать рыбу. От эмоций вообще-то трясло и не только меня. Горели глаза, сияли жизнью лица, дрожали уставшие держаться руки, да и ноги тоже. И так было спокойно вокруг, в океане, что не верилось, что ещё недавно мы скакали по волнам с дельфинами. Настоящая буря чувств и мыслей внутри так контрастировали с тишиной и умиротворённостью вокруг, что это вызывало новые эмоции. Комментировать моё безумие, к слову, уже никто не стал: за день все успели сделать это не по разу. А предъявлять претензии, когда мы и время сэкономили, и живы остались — было бессмысленно. До рифов и отмелей, на которых в основном базировался в своей плавучей крепости Багги, оставалось совсем немного — по моим расчётам. Собственно, до ближайшей банки было всего несколько часов на полном парусе, так что и почему дельфины сменили направление, было ясно: мели не для их великих туш. Торопиться дальше не было смысла, так что мы могли позволить себе ночь отдыха. Ну я и направил фелуку к банке, чтобы заякориться на ней на ночь. Там мы и провели время, успокаивая нервы после приключения. Жарили на отрытых мною в клети шампурах рыбу на Эйсе, точнее над Эйсом. И он был даже не против, высвобождая родную демоническую стихию ногами, руками, спиной. Был прежним. И мы со смехом обсуждали случившееся. Особенно выражения лиц друг друга… — И что, у вас всё время так? — интересовался Стеинлесс у Момонги, не скрывая опасений. Накама флегматично пожал плечами: — Только когда кэпу скучно. В его отсутствие обычно всё нормально, как у простых смертных. Я, не выдержав, заржал. До того уморительными были постные, чуть не скорбные в единодушном понимании друг друга друзья. — Зато со мной не скучно, — напомнил я, вгрызаясь в рыбёшку. — Да. За пару часов с тобой стареешь на годы. Я вот сутки с тобой, а уже седой весь, смотри, — пожаловался Смокер, весело сверкая глазами и картинно оттягивая прядь своих платиновых волос. Редкого оттенка натуральный блондинчик пытался выдать себя за седого. Ну-ну. В общем, это были классные дружеские посиделки. А ночь была тёмная, звёздная. Над горизонтом восходил новорождённый месяц, тонким серпом отражаясь в воде. И тепло было, уютно, славно. Гулко звучали в тиши взрывы звонкого смеха друзей. Истории, байки, легенды лились из их уст. Шипел жирок в жаренной рыбке, стекая по облизываемым с аппетитом пальцам. Пенился, припасённый в клети, как ни странно, Ло, эль. Лёгкий бриз доносил запах водорослей, не иначе как с ближайших отмелей… Жизнь была прекрасна. И ничто не могло её омрачить… А утром, когда на самом горизонте для меня, но не для моих спутников, замаячила плавучая крепость, я накинул на плечи капитанский плащ, потребовав того же и от Эйса, как от всё ещё значимой в пиратском мире фигуры. Ну и инструктировал: — Багги трус, но не идиот. Им легко манипулировать, но он коварен и подл. Его не купить обещаниями, и унижения он простит лишь тем, с кем иметь дело ему по-настоящему выгодно. А выгодна ему в первую очередь репутация. Только её он ценит превыше золота. Если я, Король Пиратов, мой брат Йонко и ещё несколько именитых сильных людей подыграем его самолюбию в глазах его же людей — он даст всё, что нам нужно. Ещё через какое-то время я уже требовал от Багги, чтоб он открыл врата старому другу. Не знал я, где он достал это плавучее сооружение, но выглядело оно внушительно. Как большой линкор, обшитое сталью, с высокими стенами, вратами, которые явно было не вскрыть просто так, и тремя караульными башнями… Внутри было несколько сотен человек, и, похоже, мы прибыли как раз в момент, когда там, за стенами, что-то происходило. Люди, по ощущениям, были на открытом пространстве, как на площади или палубе — не знал уж, как там у Багги это называлось. А самого его я ощущал то ли на балконе, то ли на возвышенности. Нас не ждали, да и, похоже, приближения не заметили, потому что стоило только моему голосу зычно разнестись над водами Гранд-Лайн, как внутри все затихли, хотя ещё несколько мгновений назад там, кажется, кто-то возмущённо орал. Не просто затихли, а будто передохли. И тишина воцарилась под стать — гробовая. — Багги, дружище, я же знаю, что ты там, — уже тише повторил я, справедливо опасаясь, что он решил сделать вид, будто его нет «дома». Но из-за стен по-прежнему не раздалось ни звука, и… тут уж пришлось пригрозить: — Или ты открываешь, или я… Стоило ли говорить, что, несмотря на сказанные тихим голосом слова, раздался скрип, лязг, и ворота стали открываться, а мне навстречу сквозь открывшуюся щель, на силе своего дьявольского плода, летел Клоун собственной персоной, широко раскрыв объятия… Монга направил фелуку в ворота, и вот мы с Багги, дружески приобнимая друг друга, уже стояли на причале и всячески выказывали знаки внимания, на глазах у людей «пиратской доставки». Рады мне были не все.