Демоны Луффи

Да… Интересная была ситуация. Хотя такое со мной случалось всё чаще… От повисшей тишины, казалось, звенели стёкла. От напряжения дрожали чьи-то пальцы, готовые схватиться за оружие. Скрипели зубы в едва сдерживаемом возмущении. Играли желваки, кривились ухмылки… А я сидел в мягком позолоченном с алой обивкой кресле, чем-то напоминавшем трон, и расслаблялся, насмешливо поглядывая на собственных спутников. Момонга оккупировал задницей подлокотник моего кресла. Скрестив руки на груди, на шоу он поглядывал с иронией. Братцы, кажется, всего смака ситуации не понимали и позёвывали от скуки, хотя и не теряли внимательности. Дело же было в том, что Багги не рассматривал моих спутников, когда распинался перед возмущённой толпой, что рад видеть короля пиратов, своего «друга». А потом, когда он (больше, чтоб скрыться от недовольства, чем потому, что действительно хотел иметь со мной дела) утащил нас в свою «приёмную», было уже поздно. Старый добрый Смокер уже без тени доверия на лице с подозрением смотрел на Клоуна. Они были почти готовы кинуться друг на друга — такое создавалось впечатление. Но на самом деле кинуться были готовы только Модзи и Кабадзи, а их капитан откровенно трусил, как и затесавшийся в команду Мистер Три. Дозорные же, кажется, больше по привычке и готовности обороняться были напряжены. Смокер ведь прекрасно знал, чего стоили Багги, Альвида и Ко, а им было известно, что Белый Охотник с ними всеми и в одиночку справится. Так что в очередной раз Клоун поносил меня, мол, только такой ублюдок, как я, мог не только связаться с дозорными, но и притащить их к нему. И вот ведь зараза, отказывался разговаривать о делах в их присутствии, чем, конечно же, вызывал смешки, но и настороженность Смокера и Стея. — Да бросьте, такое чудесное утро, такая интересная жизнь, и мы, выходцы из Ист-Блю, собрались вместе в энный раз с попытки казнить меня на эшафоте Роджера, — хохотнул я весело, припомнив обстоятельства. — И собрались не где-нибудь, а в Новом Мире Гранд-Лайн. Разве вам не навевает это лёгкую грусть по временам давно прошедшим? Это ведь так… ностальгично. И иронично. Кто из нас знал тогда, что в будущем мы станем друзьями… — МЫ НЕ ДРУЗЬЯ, — в один голос заявили Смокер и Багги. Я загоготал: как предсказуемо! — Зато вы невероятно единодушны, — подло хихикал я. Личики сразу насупились, вызывая у меня новый приступ смеха. Всё-таки я обожал такие моменты. И особенно мне нравилось их контролировать… Играть на нервах, провоцировать… В общем, наслаждаться. — Зачем бы ты ни пришёл, я не буду ни о чём договариваться при дозорном! — с привычными визгливо-истеричными нотками в голосе вот уже который раз заявил Багги. Смокер фыркнул, одним лишь взглядом выражая скепсис к тому, что с Клоуном вообще стоило договариваться о чём-либо. — Но тебе явно нужна помощь, чтобы приструнить собственных людей и избежать бунта, — с безразличием заметил Ло, но глазки и у него сверкали весельем. — Вряд ли тебе это по силам без участия кого-то из сильных пиратов, в идеале Йонко или короля. — И ты прекрасно знаешь о том, какую выгоду тебе может принести сотрудничество с Луффи, — подхватил мысль Траффи Эйс, ухмыльнувшись. Они, братики, сидели на удобном диванчике — а мы быстро заняли все самые удобные места, оставив Багги и Ко явно не слишком удобные кушеточки, предназначенные для гостей. Помещеньеце вообще по вычурному антуражу и дороговизне обстановки напоминало скорее тронный зал, чем кают-компанию, и предназначалось показывать гостям власть и величие хозяина. Ныне на «троне» сидел я. Братья и дозорные заняли диваны по правую и левую руки от меня. Хозяевам приходилось ютиться и даже стоять — мы ведь даже Альвиде место не уступили, хотя она пыталась требовать. Она постарела, к слову, о чём я ей прямо и сообщил. Женщина, конечно, попыталась обидеться и даже врезать… Но кто ей позволил бы?! Короче, мы мило беседовали со старыми знакомыми. И Багги злился от того, что мои братья были правы: мы появились чертовски вовремя и упустить нас, не получив помощи, он не мог. Вот только и признать этого открыто он не мог тоже. И в чём он меня только не обвинял! И в том, что упразднили систему Шичибукаев, лишив его доверия части клиентов — мол, из-за того, что я начал войну, вера к пиратам, в том числе у себя на службе, у Мирового Правительства кончилась. И в том, что я дружил с врагами. И в проблемах его, в числе которых был и отложенный, пока что, бунт членов Пиратской Доставки Багги. И, конечно же, в том, что я задница. Слушать истерику мне надоело меньше, чем через полчаса. Она была весёлой в начале, но потом стала повторяться. Ну я и прекратил её решительно, категорично потребовав, что, если Багги хочет моей помощи, то ему придётся смириться с присутствием моих друзей, кем бы они ни были. — После всего, что я для тебя сделал… — снова попытался Клоун завести шарманку, на этот раз плаксиво-обиженным тоном. Я фыркнул: — Если бы не я, ты гнил бы в Ист-Блю или, хуже того, в Импел Даун. Так что кончай разыгрывать драму и давай поговорим о делах. — Я бы и без тебя сбежал! — завопил он, никак не унимаясь. Но под моим взглядом да взглядами братьев сдался, выбрав новую роль для спектакля. На этот раз — недотроги: — Зачем явился? — мрачно, но вполне серьёзно, всем своим видом изображая… безвинно оскорблённого благодетеля. — Информация, — пожал плечами я, ведь никогда не искал у него что-то иное. — Куда отправился флот дозора после захвата мною Маринфорда. Местонахождение Акаину. Я знаю, что Мировое Правительство создаёт новое оружие специально для войны с нами, мне нужно знать всё, что тебе известно об этом или что можешь выяснить. И чем сейчас занят Тич. — Неплохо, — присвистнула Альвида, оценив запросик. — Потянет на крупную сумму… И думала так она не одна, судя по алчному огоньку в глазах и Багги, и его команды. Он даже потёр ладонями, сразу позабыв свои обиды, а хищно нацелившись на выгоды, которые сулили перспективы договорённостей со мной. Вот только судя по взглядам, с информацией по заданным мною вопросам у них было негусто. — Что взамен? — деловито осведомился Багги. — Твоя цена?.. — вопросом на вопрос ответил я и прищурился, внимательнее прислушиваясь к собственному чутью, чтобы не позволить прохиндею обвести меня вокруг пальца. — Твой вымпел, — почти не задумываясь ответил Багги, с наглой и требовательной ухмылкой на устах. Ло аж присвистнул, да и Эйс нахмурился. — Мои клиенты любят гарантии. Раньше их предоставлял флаг Мирового Правительства, но ты меня его лишил. А в мире много идиотов, которые почему-то верят тебе и твоему слову. — Да тебе просто больше не у кого просить защиты, Клоун. Защиты, а не гарантий для клиентов, — хохотнул Смокер, насмешливо скалясь. — Не глуп ведь, понимаешь, что никому ты больше не нужен, никто не вступится за тебя, в случае чего, да? Ты известный мошенник, так что и врагов у тебя хватает, чтобы искать от них защиты. Вот и надеешься использовать единственного, кого может заинтересовать твоя жалкая шкура, — издевался он. — Я великий пират! — мгновенно завизжал Багги, подскакивая на ноги и обвинительно тыча пальцем в Белого Охотника. — Как смеешь ты, дозорный, сомневаться в моём величии? Мугивара, ты же не веришь ему? — повернулся он ко мне, заискивающе глядя в глаза. И ведь хорошо знал, паршивец, что уж я-то прекрасно знал, что доверять тут нельзя было именно ему, но всё равно то ли действительно надеялся на мою наивность и то, что я считал его другом, то ли просто разыгрывал это, надеясь, например, избавиться от неприятной компании. — Твой капитан дозорным доверял, — тихо и серьёзно напомнил я. — Тебя не трогают до сих пор… И тут… все краски с раскрасневшегося от наигранного возмущения лица Багги словно смылись. Он побледнел, помрачнел и даже знаменитый красный нос, кажется, стал гораздо светлее. Его взгляд в считанные мгновения наполнился неподдельной в этот раз яростью. Он не сказал, прошипел: — Не смей напоминать об этом! Ты ничего не знаешь! — Я вскинул брови, издал удивлённый звук Смокер, шумно выдохнула Альвида… Это было… неожиданно. Такая реакция… Она удивила даже его собственную команду. Неужели… за живое или даже за больное задел? Он стоял передо мной, фактически надо мной (я ведь сидел), чуть не с презрением на меня глядя, и сжимал с силой кулаки: — Тебе никогда не сравниться с капитаном. Он был… королём, — произнёс он шёпотом после запинки, то ли с трудом признавая, что Роджер был королём и для него, то ли сдерживая восхищение почившим капитаном. — Сильным, честным, открытым до наивности, прямым. А ты хитрая задница. — И не было в этом привычном прозвище больше привычных ноток. Не сказать было, признавал он меня или нет, но можно было с уверенностью заявить, что он… ревновал меня к ещё не заслуженному званию. Мол, только он, Гол Д Роджер мог так именоваться, Королём Пиратов. Момонге это не понравилось, но я предостерёг его от вмешательства жестом руки. А сам невольно улыбнулся, когда понял, в чём дело: получалось, что как бы Багги не плевался на команду, в которой юнгой состоял, а всё равно был ей предан. До сих пор. И это многое говорило о нём. Чтобы разрядить обстановку, а заодно смягчить недовольство Клоуна, отвлечь, я и произнёс: — Ты своего капитана обмануть пытался и теперь говоришь о честности?! — ухмыльнулся я, упираясь кулаком в подбородок (подлокотники у кресла были высокие, так что сидеть именно так было очень удобно). — Это всё твой рыжеволосый ублюдок! — в сердцах воскликнув, повёлся на провокацию Багги. И стал привычным, то ли действительно отвлекаясь, то ли возвращая эмоции под контроль. Хотя вряд ли он таким заморачивался. — Вы лучшие друзья, я в курсе, — насмешливо покивал я. — МЫ НЕ ДРУЗЬЯ, — отрезал он, вызывая у меня смех и чувство дежавю. Где-то я это уже слышал… Постоянно, ага. Багги смешно надулся и возмущённо сопел. Я вздохнул: забавно с ним было общаться, конечно, и… по-своему даже дружить, но вечно это продолжаться не могло: делами всё же нужно было заняться, а значит… — Твой бизнес я защитить не могу. Сам выкручивайся, — серьёзно заявил я, напоминая, с чего начался весь сыр-бор. Клоуну, да и почти всем присутствующим, потребовалось время, чтобы понять, о чём я, и вернуться к изначальной теме беседы. И, конечно, Багги не понравился мой отказ. Только он и сам не знал, как уговорить меня, какие доводы, выгоды, аргументы предложить, так что начал с привычной песни: — Мугивара, не будь задницей… — Под моим вымпелом тебе придётся жить, строго следуя пиратскому кодексу. Ты ведь его не забыл, верно? — риторически уточнил я, хотя нужды в этом не было: раз он был предан команде и покойному Роджеру, от которого фактически и сбежал из-за кодекса, не дававшего ему разбогатеть и прославиться нечестным путём. — Понимаешь — это означает, что не получится больше грабить или даже просто запугивать мирных жителей, например. — Багги открыл было рот, чтобы что-то сказать. Может, хотел высказать мнение об этом, а может, уверить, что этим больше не занимается. Но я жестом руки его остановил: — Ты можешь пообещать мне этого не делать, блюсти законы вымпела, но мы оба знаем, что ты попытаешься хитрить. А я не могу позволить очернить знамя сейчас. — Да ладно, Мугивара, золото того стоит, — фыркнул Багги, хитро и снова заискивающе. И тон голоса-то у него был… соблазнительным, что ли. Пытался напомнить про манящий блеск золота, который, к его несчастью, меня почти не волновал. Ну разве что как средство достижения целей. — Неужели тебя не манит… — Золото, добытое нечестным путём, насилием, грабежами? Не манит! — скривив губы презрительно, твёрдо ответил я. Клоун смерил меня с ног до головы ироничным взглядом, задерживая взгляд и на цацках на руках, выбранных Нами и, конечно же, драгоценных (серебро и странное и редкое белое золото, которое и продать-то было сложно, потому что его не знали), и на плаще капитанском, сшитым из далеко не самых простых и дешёвых тканей. И весь вид Багги выражал скепсис, но… не объяснять же мне, что это мои гарпии заботились, порой даже чересчур сильно, о том, чтобы команда и, в особенности, капитан, выглядели представительно в глазах и королей, и пиратов. Они говорили, что даже пираты, имея столь громкое имя, как наше, не могут носить обноски или барахло, потому что это роняло наш статус в глазах непосвящённых. По мне — так всё барахло, и дешёвое, и дорогое, было одинаковым, и личность их владельца они не меняли. Так что упрямо снова и снова отстаивал право носить более-менее простые шмотки, немаркие, крепкие, чтоб подольше не рвались, и удобные. Были, конечно, и дорогие в рундуке, для особых случаев, но я их не любил. А вот плащей и накидок простых у меня не было, как раз из-за гарпий. Но я уже понял, что им было не объяснить мою точку зрения. Так же, как не объяснить этого всего Клоуну. Он и фыркнул: — Хочешь прикинуться добреньким защитничком… А ты ведь не такой, как все Д, которых я знаю, — почти едко заметил он, поглядев на моих братцев. Я засмеялся, всего на несколько мгновений позволяя показаться хвосту, крыльям, рогам… А потом снова обратился человеком и больше лясы не точил: — Твоя цена мне не подходит, так что предлагаю поступить как всегда: информация в обмен на информацию. И, так и быть, сохранить статус-кво перед подчинёнными я тебе помогу. В знак доброй воли, — насмешливо добавил я, глядя на снова, во второй раз за беседу, побелевшее лицо Багги Клоуна. Он долго смотрел на меня взглядом, в котором было всё, от осознания и понимания, ненависти и презрения, недоверия и страха, до желания и дальше иметь со мной странные отношения, ни дружбы, ни вражды, ни союзничества, ни товарищества, ни деловые и не понимающие, а просто выгодные и… интересные, а может, всё вместе взятое? О, я его бесил, всегда и везде. Но был уверен, что он по-своему меня уважал, как и я его, этого плута, шельму, несмотря на действия, порой нарушавшие пиратский кодекс, всё равно остававшегося пиратом, выкручивавшегося, чтобы им остаться. — А чёрт с тобой, Мугивара, — выдохнул он и решился некоторое время спустя. И жаль, что причин его было не понять: так нужна была моя помощь или… Тут-то я и узнал не то, что хотел, но достаточно информации, чтобы иметь возможность начать составлять план дальнейших действий. Так, например, выяснилось, что Аокидзи всё ещё кантовался с Тичем, который — как с усмешкой сообщил Багги — пытался собрать моих врагов под своей властью. Акаину был замечен где-то поблизости от Мариджои. Флот дозора, как мы и предполагали, разделился, и его основной состав был расквартирован в G-3, но несколько линкоров отправились на другие базы. Часть прошла через льды близ Калм-Белта со стороны Норд-Блю. И… это — всё, что Багги было известно. Про новое оружие он не знал ничего, но у него имелась информация о больших закупках Мировым Правительством металла и компонентов для взрывчатки. Причём закупали у разных далёких друг от друга королевств — то ли пытались запутать следы, то ли… строили оружие (или что они там строили) не в одном месте, а в нескольких. Клоун обещал попытаться выяснить об этом больше, но за достойную плату. Всем лицом так и говорил мне, мол, скажи мне то, чего ещё никто не знает, и то, что можно подороже продать. Я размышлял недолго, ведь и направлялся к нему не только с целью добыть информации, но использовать его. Конечно, знал он маловато, чтобы делиться с ним по-настоящему ценными сведеньями. Но кое-что я мог сказать, то, распространение известий о чём могло сыграть мне, да и не только мне, на руку. Так, например, я рассказал о том, что при захвате Маринфорда нашлась информация, что у Мирового Правительства или дозора был фруктовик, способный предвидеть будущее. Говорить об этом было опасно, потому что так я мог отвадить от себя потенциальных союзников. Ведь на стороне Мирового Правительства появилась такая сила, которая вполне способна была теоретически разрушить все мои планы, просто предвидев их, а значит, лишив внезапности, преимущества секретности. Ну а заодно могла дать время подготовиться к моим атакам. Но… Багги знал, кому продавать информацию. И он, несомненно, в первую очередь предложит её ублюдкам, которые не прочь будут либо поохотиться на ОЧЕНЬ полезный фрукт и его обладателя, либо хотя бы постараются выяснить о нём. А это уже означало шумиху, которая, в свою очередь, лишит преимущества само Мировое Правительство. И Багги правильно меня понял, судя по тому, как загорелись его глаза в предвкушении наживы. Он ведь, не будь трусом, и сам бы кинулся на поиски фруктовика. Хотя я надеялся, что он продаст информацию людям Тича: тот был достаточно силён и безрассуден, чтоб бросать вызов Мировому Правительству, к тому же уже прославился как охотник на фруктовиков. Так появились бы проблемы у основных моих врагов, но, главное, фрукт, позволявший предвидеть будущее, стал был клином между ними. Кроме того, я, конечно же, сообщил о формировании нового союза королей под эгидой Морна и нового дозора под командованием сразу двух адмиралов. Смокеру это не понравилось, но я быстро объяснил, что тут гласность выгодна всем: всё же недовольных старыми организациями было много, и так можно было привлечь внимание их людей, полных тех же сомнений, которыми был ранее полон, например, Момонга. Ещё я намекнул о своих планах ведения войны, уже не доверяя пониманию Багги, а сразу объясняя, что не пытаюсь дезинформировать врагов. Тут даже накама смотрел на меня недоверчиво, как на идиота. Ну я и пояснил, что рассказываю правду, но так, чтобы обманулись враги. Информация частично и так противникам была известна от шпионов, а тут я подтверждал её, однако, рассказывая не всё, вынуждал делать неверные выводы. В общем, это тоже был риск, но игра хоть в войну, хоть в политику всегда была азартной. Только ставки были гораздо выше и значимее — жизни. Но именно поэтому в ход шли все возможности хоть немного сдержать или запутать противника. Ведь альтернативой была смерть. И всё равно ещё предстояло выяснить насколько успешно говорить правду могли демоны… Последней каплей была информация о том, что в моём стане есть предатели и шпионы. И… вот тут я солгал Багги, уверив, что прекрасно знаю их имена, а не уничтожил лишь для того, чтоб не подсунули новых, тех, кто мне незнаком. Смысл? Всё просто: если информация дойдёт до моих неприятелей, то и до их шпионов, а это заставит их либо действовать, либо нервничать. То есть ошибаться, а значит, проявить себя… Идти на это вынудила не столь необходимость, сколь не оставлявшие меня мысли об уверенности Горосэи в недовольстве решением о роспуске флота моими бывшими командирами. Мировое Правительство фактически констатировало предательство на совете их королей. И вот если наличие мелких шпионов меня мало заботило, то, если таковые были среди капитанов или старших офицеров, тех, кто действительно был к информации допущен… Посеяли, сволочи, семена сомнений в моей гнилой душеньке. Нет, главной нашей утечкой ныне являлся мой собственный Первый Помощник, но это было ненадолго, и я об этом знал, знал, что он мог рассказать, а что не стал бы. Однако отсутствие знания о других утечках напрягало. Их, конечно, можно было выявить быстро, но… тогда их останется лишь уничтожить. И в этом никакой пользы: внедрят или переманят новых, о которых я снова не буду знать. Так что шпионов было выгоднее вычислять тихо, чтобы иметь возможность использовать. Вот я и закидывал удочку. К слову, о лазутчиках… Когда мы с Багги договорились — пришлось снова выйти к толпе, ведь обещал, что помогу с репутацией. А пока Клоун толкал речь прихлебателям про дружбу с новым Королём Пиратов — и даже почти не скрипел зубами, ради себя любимого-то — мы с братцами и дозорными крутились рядом. Я внимательно осматривал толпу, снова и снова, пытаясь понять, чем же они были недовольны. Ведь кто-то или что-то их подзуживало к бунту… И вот тут, в момент, когда Багги заливался соловьём особенно фальшиво, развешивая лапшу на подставленные уши, в моей голове и раздался голос Эйса: — Лу, присмотрись к пирату в красной бандане с недовольным, хмурым лицом, — с помощью медальона, не просил, требовал он тревожно. — Я уверен, что видел его в старом Маринфорде на собственной казни среди дозорных, конвоировавших меня. Ты их тоже видел… Я глянул исподтишка на примеченного братом подчинённого Клоуна, и… он действительно показался знакомым. Если бы не шрам на щеке — выглядевший подозрительно ненатурально — я был бы даже уверен, что видел это лицо раньше, но так… что-то слишком смутное, на грани памяти, чтобы утверждать наверняка. Ну я и передал слова Эйса Ло и Момонге, и вчетвером мы принялись внимательнее присматриваться к лицам. Проблема была в том, что многие из них были по-настоящему знакомы. Но лишь в известных пиратах мы были уверены, всех остальных могли ранее встречать мельком среди кого угодно. И всё же Ло узнал ещё двоих, а Момонга — пятерых, включая тех, на которых указал Траффи. А ведь они могли просто покинуть дозор, отказаться от службы, а не быть шпионами в стане врага… Да только, судя по лицам, замышляли они недоброе. Да и пахло от них — а я расширил восприятие до демонического — не как от прочих просто недовольных лидером людей. Было что-то… откровенно враждебное в них. И это напрягало. Я прикинул какова была вероятность того, что дозор решил избавиться от опасного пирата — а Багги был опасен, не силой, конечно, но знанием и возможностями. И вот с одной стороны его использовало и само Мировое Правительство, а с другой стороны, оно прекрасно знало, что торговал Клоун со всеми. Учитывая, что Горосэи разорвали контракты с Шичибукаями — которые отчасти тоже были шпионам — можно было подумать, что они избавляются от всех мало-мальски сомнительных связей с нами. И о том, что с Багги я знаком с Ист-Блю они знали, и, конечно, не раз слышали, что я называл его «дружище». То есть… вероятность попытки разрушения изнутри не столь уж и малочисленного скопления в основном пиратов, какой-никакой, но силы, была достаточно высока. Мне… как бы не было до Багги и его проблем дела. Но, по странному стечению обстоятельств, может, из-за прошлого, а может, из-за того, что он был членом команды Роджера, но он был своим. Да и обещал я помочь, а значит… Я честно пытался посоветоваться со спутниками. Монга и братья честно переложили принятие решения исключительно на мои, королевские, плечики. Задницы. А Багги в это время как раз заканчивал пронзительно-задушевно-лживую речь, намереваясь передать слово мне. И я понял, как следовало поступить… Сам Клоун выступал с небольшой трибуны. А чтоб его слышали все — использовал системы Ден-Ден-Муши для передачи звука. Мне это не требовалось: умел говорить так, чтоб даже шёпот слышали. Ну я и не стал подниматься на возвышение, вместо этого подобравшись к толпе. Раскинул руки, как обычно, и, лукаво ухмыльнувшись, заговорил. — Зря вы бунтуете против Багги, — покачал головой я, насмешливо поясняя: — Да, он лжец, трус и тот ещё пройдоха, готовый впарить туфту любому идиоту или наивному островитянину. — Из-за спины раздались странные звуки, быстро смолкшие, и я решил, что это сам Клоун хотел возмутиться, но его вовремя заткнули. — Он обманывал вас постоянно, каждый день, всё то время, которое вы провели с ним. Но ведь оплату своего труда вы всё равно получали своевременно, верно? — риторически спрашивал я, привычно делая паузу, чтоб задумались и нашли ответы для самих себя. И… кое-кто мне кивал, даже не подозревая, что честностью я ими и манипулировал. — Вы и сами разбогатели, нашли занятие, может, даже профессию по душе с ним. Да, он засранец, — кивнул я, внимательно отслеживая всех, кого мы подозревали как агентов Мирового Правительства. — Но даже я признаю его настоящим пиратом, морским волком, пусть немного жадным и лживым. Он хороший человек. Может, он не кинется в бой, чтобы защитить вас, а спрячется за ваши спины и попытается сбежать при первой возможности. Но и это лишь потому, что он умён, хитёр и здраво оценивает собственные силы. Он стоит того, чтоб за ним идти, особенно, если вас интересует нажива. Это моё слово, слово Монки Д Луффи, — уверенно произнёс я, словно то самое слово и давал. Из-за спины снова послышались звуки, но, на этот раз, подобные всхлипыванию. Я же продолжал свою речь: — В целом — вы мне нравитесь. Среди вас много неплохих ребят. Но… — тут я сделал паузу, прежде чем жёстко закончить фразу, — среди вас есть и подлецы, предатели, затесавшиеся в ваши ряды, чтобы уничтожить то ли моего приятеля Багги, то ли пиратскую службу доставок. — В нос почти сразу ударило страхом и паникой, как раз от тех самых замаскированных дозорных: провокация сработала, и теперь я был уверен, что Багги и его организацию мы практически спасли. — Вы не столь значительная сила, но сила, особенно, если будете сражаться друг за друга и за ваше общее дело. Так что, вероятно, в связи с войной против нас, пиратов, Мировое Правительство посчитало вас угрозой. — Пираты Багги переглядывались, присматривались друг к другу, роптали. И уже не были настроены по отношению к Багги враждебно, вместо этого готовы были начать подозревать друг друга — так типично, по-бандитски, так противно для меня… Но желание скривиться приходилось скрывать за насмешкой, а жажду высказаться, рявкнуть, чтоб вспомнили, кто они, или чтоб не смели называть себя пиратами — подавлять напоминанием самому себе, что обещал. — У меня есть основания подозревать, что ваш бунт спровоцировали и подзуживают правительственные агенты, намеренно очерняя Багги Клоуна в ваших глазах. — Мы узнали среди вас дозорных, — вступил Эйс, вставая на полшага за моим плечом, как бы и признавая лидерство, и напоминая, что он тоже не простой пират, а всё-таки Йонко. Напоминая об этом даже мне, потому что я успел подумать и привыкнуть к мысли о том, что он решил скрыться в моей тени полностью. — И предлагаем им здесь и сейчас выдать себя и самостоятельно, живыми, покинуть организацию. Смотрели при этом, мы, конечно же, на тех, кого признали то ли дозорными, то ли правительственными агентами. И… должен отдать им должное, потому что ни мускул ни дёргался ни на одном из их лиц. Профессионалы явно. Однако эмоции их всё же выдавали: такой сладковатый с горчинкой коктейль паники, страха, действовавшего инстинкта самосохранения, наверняка искавшего выход, решимости, ненависти, усталости… Помимо выявленных нами так пахло лишь ещё от двоих. Не знал, ощущали ли это братья, вообще не представлял, насколько у них было развито такое чутьё, но для меня предательство было очевидным. Напряжение повисло такое, что я почти физически слышал то ли треск, то ли звон в ушах. Толпа молчала, недоумевая о чём мы, с чего взяли… Верить-то мне особо и не верили, так что и никаких действий не предпринимали. Даже не пытались что-то спросить или воскликнуть скептичное, а просто ждали продолжения… шоу? Но ждали нервно, будто вот-вот я должен был выкинуть что-то фатальное для всех. А мы тоже напряжённо следили за толпой, ждали реакции, ждали, что кинется на нас или рассмеётся. Никто не смеялся. Люди с каждым прошедшим мгновением всё чётче понимали — или мне так казалось — что я обвинял их в предательстве, каждого из них. И что-то просыпалось в их глазах от этого осознания, что-то, сродное злости. Мгновения тянулись часами. Я даже взмок. По крайней мере, чувствовал влагу на висках. И уже жалел, что вообще заговорил: всё же мог и ошибаться, да и методы моих провокаций могли работать не так, как мне представлялось. Не терпелось закончить это. Я повернулся к Багги, чтобы сказать ещё какую-то глупость, и тут… Среагировали все, наверное, одновременно. Ближайший ко мне шпион сорвался в Сору, выхватывая кинжал. Я мгновенно собрался, готовый отразить удар. Но… мир закрутился, завертелся, и я оказался за спиной у Эйса и Ло, использовавшего на мне технику своего Дьявольского Фрукта. В тот же момент Момонга слитным движением перехватил руку нападавшего, выворачивая запястье до хруста, до крика в голос. Другой противник, среагировав на неудачу товарища, с яростным воплем кинулся ко мне, в прыжке на лету отращивая звериные когти, но… Стеинлесс остановил бросок ударом меча поперёк груди. Несчастного разрубило до позвоночника, и он упал замертво, едва ли понимая, что произошло. Ло, перекатившись через спину нагибавшегося для атаки вице-адмирала и тем самым уклоняясь от пуль, ударом своей длиннющей катаны-нодати слитным движением снёс голову третьему противнику. Смокер, прыгнув передо мной, отбил своим гигантским дзютте те самые пули, летевшие и в Траффи, и в меня. И снова выстрелить враг уже не успел: до него добрался Эйс со странным выражением лица и спалил стрелка заживо пламенем, способным за секунды расплавить металл и камни до cостояния жидкости. Ещё одного, замешкавшегося, настигла сталь оружия моих спутников, отправивших людей в мир мёртвых. Я невольно выдохнул, то ли ошеломлённый, то ли заворожённый. Прошло всего несколько мгновений, а угроза, в общем-то, непонятно чему, была уничтожена почти полностью. Они все, мои братья и дозорные, действовали слаженно, как команда, как один организм, будто всегда сражались вместе. Яростно, они не просто отражали атаки, они уничтожали нападавших одного за другим, защищая… меня. А я не дёрнулся, осознавая, что мне ничего не придётся делать — всё уже было кончено. Доли секунд, а четыре человека были мертвы. И о том, что они существовали вообще, напоминали лишь остатки и обрубки тел, на которые с диким ужасом смотрели подчинённые Багги и он сам. И лишь одного, того самого, которого первым узнал Эйс, и который напал на меня, буквально трясло в захвате Монги от боли, а может, от потери товарищей. Я выдохнул восхищённо и потрясённо: реакция, взаимодействие, да и вообще зрелище впечатляло. Особенно после их настороженного отношения друг к другу — такое единодушие… Даже нисколечки не жаль было, что мне не дали поучаствовать в мелком бою, ведь шоу стоило просмотра! — Хо-о, а вы, оказывается, способны действовать как команда, — не удержался я от шпильки, хоть и понимал: всё дело было в боевом профессионализме и опыте, за что им честь и хвала. Но слишком велик уж был соблазн использовать это, чтобы подразнить… Они, к слову, всё так же единодушно фыркнули и цыкнули. — И кто из нас теперь демон? — в ответ снова пошутил я, хохотнув. Но последнего противника, видимо, оставили мне. По крайней мере, Монга смотрел на меня и взглядом спрашивал, мол, что делать с ним. А тот смотрел на убитых товарищей, его лицо, искажённое от гнева, было похоже на застывшую маску, мокрую от пота настолько, что пряди волнистых тёмных волос, торчавшие из-под банданы, прилипли ко лбу и вискам. И когда он посмотрел на меня, в его взгляде не было ничего, кроме ненависти. Я усмехнулся: ну ещё бы. — Я ведь прав, да? — поинтересовался я, высокомерно, сверху вниз глядя на… жертву. Свою, политики, игр сильных мира — не важно, этот человек был жертвой чего-то, на что повлиять был не в силах. Потому что сам так решил, сделал такой выбор… — Вы должны были разрушить изнутри Пиратскую Доставку? — Думаешь, на тебя не найдётся управа? — злобно просипел он вместо ответа, пытаясь вырваться из хватки Монги: тот держал крепко. Да и братья были настороже, будто опасаясь, что на меня снова кинутся. — Остановите меня, — хмыкнул я, словно вызов бросая. От чужой ненависти, направленной на меня, от запаха крови и палёной плоти, резко бившего в нос, от ощущения собственной власти, которую защищали окружившие меня люди-демоны, кружилась голова. И последнего противника действительно хотелось раздавить лично, но не потому, что он был противником, а потому, что смел выступить против меня. Так что, высвобождая Королевскую Волю и концентрируя её на одном-единственном человеке, я не только и не столько хотел добиться ответа на поставленный вопрос. Лицо шпиона мгновенно исказилось уже от боли совсем иного уровня, нежели чем боль сломанного запястья. Он захрипел, захлёбываясь собственной кровью, сочившейся из ушей, носа, булькающей во рту… Монга выпустил его от неожиданности, но удерживать этого противника больше и не было нужно: моя Воля делала это лучше. Колоться, однако, он не хотел от ненависти ко мне или от преданности Мировому Правительству, а может, просто из упрямства. — Ты объявил войну целому миру! — заорал он в голос, тут же его сорвав, как только давление я усилил: упрямство раздражало. — Это мой мир, — напомнил я, глядя в расширенные от ужаса зрачки. Но ответа уже не дождался: из груди шпиона раздался глухой бульк, кровь изо рта полилась сильнее, темнее, гуще. Его тело вдруг обезобразила страшная судорога, выворачивающая суставы, ломающая кости… Он выгнулся и замер уже навсегда, глядя в небеса пустым взглядом. — Вот чёрт! Лу, ты перестарался, — мрачно заметил очевидное Ло. Я безразлично смотрел на тело: мы лишились «языка», но вообще-то проблемой это не было, ведь раздобыть его было достаточно просто. Да и ответ мне нужен был лишь для толпы, так что… Немного обидно было, что он умер так легко и быстро. Но… это чувство я подавлял, быстро возвращаясь к своему обычному состоянию, когда сознание не переклинивало на демонических заскоках. — Иногда сложно понять, какого давления Воли человеку будет достаточно, — фыркнул я больше мыслям, чем в ответ брату. Траффи вздохнул — он это понимал. И вот тут заверещал Багги, мол, что вы натворили, как теперь это объяснять и прочее в том же духе. Отвечали за меня братья, рассказывая про шпионов и про реакцию столь смертоносную — они, видите ли, Короля защищали — и про то, что я сделал. А я поднял взгляд на притихшую толпу, даже сделал шаг — они от меня. Нет, от ужаса не кричали, на их лицах читалось больше недоумение, чем испуг. Но вот почему они молчали? Да, вслушивались в то, о чём говорил их лидер с моим окружением, но… Нет, не совсем молчали, но перешёптывались между собой как-то потерянно. И взгляды их были… Осматривали ошмётки тел так, будто впервые их видели. Реакция такая естественной не была. Эти осоловевшие, как после пробуждения, взгляды… Но… а если так и было, и они спали, не телом, так сознанием? В голову невольно закралась мысль, что это объясняло бы поведение толпы. Она и взбунтовалась под воздействием чего-то, гипноза там, сил Дьявольского Фрукта или ещё чего, дурмана или яда какого-то, добавленного в пайки и позволявшего манипулировать сознанием, например. Конечно, будучи в подчинении у мошенника-Багги, было, от чего бунтовать, и просто так, без понукания. Но ведь до этого же проблем у Клоуна не возникало? Или возникали, а тут произошло что-то, что стало для его людей последней каплей? Например, расформирование Шичибукаев. Однако тогда почему у почти всей толпы были такие осоловевшие взгляды? Ответов на вопросы не было, и ни узнать, ни проверить теории я никак не мог. Разве что расспрашивая людей, но… — Мугивара… — произнёс один из толпы, человек, чьё относительно молодое лицо было измождено морщинами, а волосы были седы. Он мне и раньше казался знакомым, но теперь, услышав голос, я вспомнил: он был узником Импел-Даун, одним из тех, кто не остался с Рэкхемом. — Ты сказал… Багги можно верить? — как-то неуверенно уточнил он, будто сомневался, что действительно слышал то, что я говорил несколькими минутами ранее. — Верить? Нет. Но следовать за ним — да, — машинально подтвердил я, кивая и снова пытаясь мыслями отвлечься от бередящего сознание запаха крови. После моих слов, кстати, на лицах многих стало проявляться осмысленное выражение, будто только что от сна очнулись. А сон… оказался реальностью. И… я не мог оставить этих странностей без расследования. Багги плюнул на всё, позволил мне командовать. Ну и… после опросов стало ясно, что какое-то психическое, ментальное, а может, и физическое воздействие на его людей имело место быть и исчезло вместе со смертью шпионов (что, кстати, говорило в пользу внушения, гипноза или Дьявольского Плода, но не ядов). Однако люди помнили и свой бунт, и речи Багги и мою. Некоторые даже признались, что мои слова будто врезались в памяти и первыми всплыли, когда инцидент с предателями закончился. А вообще они изначально хотели потребовать увеличения платы за их услуги, в связи с новым риском, но никак не свергать Клоуна или покидать Службу Доставки. То есть их использовали. Смокер предположил, что это был всё-таки фрукт. Я вспомнил, что мог проверить этот факт, и, порывшись в Клети, действительно нашёл Дьявольский Плод, которого ранее точно не было. Хотя… смерти ведь вокруг меня происходили не так уж редко, а потому и фрукт мог появиться давно. Я ведь их не проверял каждый раз. Короче, теории-то у нас были, а вот подтвердить их было непросто. Но я знал, что в толпе разномастных подчинённых Багги остались враги. Я чуял их ненависть к себе и был почти уверен, что просто в атаку кинулись не все. Кое-кого мы ведь могли и не признать… Правда, на этот раз я сообщил о подозрительных личностях Клоуну, предложив разбираться с ними самостоятельно, но попросив сделать это не сразу, а дать им, шпионам, возможность доложить о том, что их соратники убиты. Ну, чтоб предупредили, что новых засылать опасно. Багги это понял. А когда я сказал ему, что за ним опять должок, он, фыркнув, сообщил, что где-то поблизости, не далее, чем в дне пути, рыскал корабль Тенерьюбито, которым можно было славно поживиться даже такому принципиальному идиоту, как я. Это он так типа отплатил за решение его проблем. Ну и, в общем-то, мы расстались вполне довольные друг другом. Может, не получив желаемого, но и того, что получили, было достаточно. И очнувшиеся пираты Клоуна на этот раз шумели и галдели, выкрикивали что-то восторженное, когда я пожимал руку их лидеру… Мы вышли снова ближе к вечеру, направляясь на острова, где у меня были люди, собиравшие сведения обо всём, что им казалось важным. Путь предстоял недолгим, но погода, кажется, снова менялась: море было неспокойным. Ветер, совершенно не попутный, нагонял барашки волн, бившихся о борт нехорошей рябью, обычно быстро приводившей корабли в негодность расшатыванием рангоута и креплений. Но это было привычно. Непривычно было чувствовать злость Ло. А он был зол, судя по всему. На меня был зол. Да и остальные не блистали довольством. Я смотрел на спутников, вопросительно вскинув брови, мол, чего это вы? Но лишь когда мы оказались на достаточном расстоянии, чтобы с плавучей крепости нас невозможно было услышать, даже имея очень хороший слух или звукоулавитель, Ло, наконец-то, уставился на меня. А потом, скорчив жуткую рожу, нервно и эмоционально рявкнул в полный голос: — КАКОГО КРАКЕНА ТЫ ТАК БЕСПЕЧНО ПОВОРАЧИВАЕШЬСЯ К ВРАГАМ СПИНОЙ?! — орал он, судя по лицу, готовый меня ударить. Я… замер как вкопанный, ошеломлённый, удивлённый, непонимающий ни о чём Ло говорил, ни откуда такие эмоции взялись. Я буквально вытаращился на него — иначе это было не назвать. — Ой, не надо делать вид, что не понимаешь… — практически рычал мой самый старший брат. Я растерянно посмотрел на остальных, пытаясь банально найти причину наезда. Но видел лишь солидарность с Траффи. Эйс усмехался согласно, мрачно глядя на меня исподлобья. Монга взглядом осуждал. Смокер, кажется, не разделял всей гаммы эмоций с моими пиратами, но… он явно знал, о чём речь. И даже Стеинлесс знал! А я… Я посерьёзнел: эмоции не были похожи на шутку. Ко мне явно имелись претензии. — Объясни, — потребовал я, усаживаясь на бочку с водой под мачтой фелуки. — Кэп, меньше чем за неделю ты подставил спину потенциальному врагу уже второй раз, — вместо брата ответил Момонга. — Твоя безрассудность у нас в печёнках, Лу. Не только у меня, — хохотнул Эйс, закидывая ногу на ногу. Я закрыл глаза и честно пытался сосчитать хотя бы до пяти, чтобы успокоить внезапно накатившее раздражение. Раздражение, вызванное няньками. Нет, я всё понимал. Понял. Всё было из-за моего поступка в Маринфорде. Я их напугал. Серьёзно напугал. А ведь был им дорог. Но ладно Эйс, у него был… братский комплекс — как это назвала Робин. Ладно Монга, накама всё-таки, и из новичков, не научился ещё беззаветной вере. Но… Ло?! Да ещё и чтоб дозорные их понимали… Хотя Ло всегда был таким, ещё в Рае Гранд-Лайн он постоянно пилил мне нервы по поводу моей же легкомысленности, которая якобы могла попортить общие планы. Вот только плевать мне было на общие планы, всегда действовал по-своему и по обстоятельствам. И что? Хоть раз проиграл или оплошал? Нет. Но Ло бесило, что его планы я срывал. А меня бесило то, что он бесился из-за пустяков. Но, стоило признать, что мы просто оба были Д. О, в этот раз мне тоже хотелось рявкнуть в ответ, чтоб не лезли, не мешали, не реагировали так на малейшую опасность для меня. Чтобы просто верили! Верили, загрызи их раки! А не давили на меня, лишали свободы из-за страха, не понимая этого. — Вы добьётесь, я перестану с собой брать кого-либо вообще, — процедил я сквозь зубы, едва сдерживая практически гнев, ощущавшийся странным жжением в носу. Но сам факт собственной ярости я и не скрывал. Она расползалась у меня по коже, проявляясь чешуйками, ледяными ручейками чистой силы — рисунком. — Лу, видимо, думает, что бессмертен… — будто не мне, а кому-то ещё, сообщая как бы невзначай, усмехнулся Эйс снова. И… весь гнев куда-то делся, как и напряжение. Просто потому, что братья не знали, о чём говорили. А я знал. Знал горечь далёкого будущего, о котором совершенно не хотелось думать. — Заткнись и не смей шутить об этом, Эйс, — не просил, приказывал я, облизывая резко пересохшие губы, будто бы даже горькие. Брат осёкся, да и Ло сел, кажется, только от тона моего голоса. А я больше не смотрел на них, я смотрел на собственные руки, покрытые серебристо-голубым рисунком, обрекавшим меня на довольно туманное будущее: — Это не смешно знать, что, если меч, пуля или яд не сразит, то проживёшь сотни, а то и тысячи лет, один за другим хороня всех друзей, приятелей, членов семьи и даже врагов, — признал я, качая головой. — Совершенно не смешно. И Эйс больше не ухмылялся и не шутил. Мы ведь с ним вместе однажды рассуждали о том, какого было королеве жить тысячи лет, когда подданные мертвы, семьи нет, а единственное развлечение — наблюдать за наследниками брата, растворившимися среди потомков рабов. — Демоны настолько отличаются от людей? — подал голос удивлённый Смокер, не из интереса, а потому что не понимал, отчего братья вдруг остыли. Ну и… разговор о бессмертии не мог оставить равнодушным. Я поймал взгляд Эйса и мотнул головой в сторону дозорных, мол, расскажи им. Братец выгнул бровь скептично, сомневаясь, что этим стоило с кем-то делиться. А я через амулет ответил, что скрывать смысла не осталось, враги знали, союзники тоже. Но и те, и другие не понимали, а последние понимать должны были. И Эйс согласился. Я ушёл на нос фелуки, разлёгся там и не слушал рассказа, точнее, старался не вслушиваться. Уверен был, что уж кто-кто, а Демон Пекла лишнего не скажет. Разве что… сгустит тёмные и алые краски в истории прошлого. Но это было мелочью. Пустяком. Ветер, неустоявшийся, нападавший с разных сторон, трепал парус, то обстеняя, то наполняя так, что мачта скрипела. Течение было сильным, к тому же попутным, но скорости продвижения сильно мешала зыбь. А Зоро, наверное, был с той частью флота дозора, которая прошла через льды. Почему-то мне так казалось. Интуиция то была или чутьё, но что-то подсказывало: искать следует там и, может быть, стоило бы сразу направить фелуку туда, а не тянуть время, собирая информацию. И всё же курс я пока не торопился менять… — …быть демоном? — выхватил внезапно слух вопрос. Пришлось повернуться, чтоб посмотреть на вопрошавшего, отвлекаясь и от мыслей, и от бессмысленного созерцания неба, в котором завихрялись «ведьмины кудри» — перистые облака, предвещавшие смену погоды в худшую сторону. Учитывая, что взгляды всех моих спутников были обращены ко мне, вопрос, видимо, мне и был задан. Только я его прослушал. — Вы что-то хотели? — уточнил я неохотно, лениво, потому что не хотел отвечать по теме, которую они обсуждали. Но… — Каково это, быть демоном? — переспросил Ло и, кажется, ответ его действительно волновал. Да только я и сам не знал его. — Понятия не имею. Не чувствую разницы, — пожал плечами я, не вставая. — Был человеком — стал демоном. Или не был человеком никогда. — Я замолчал, планируя на этом и закончить, но внезапно пришла мысль, что ведь это была прекрасная возможность сказать братьям, что всё не так, как они привыкли видеть. Шанс поделиться знаниями, которые я получил из собственного опыта. Упускать его было бы… глупым. Так что, снова уставившись в небо, я опять заговорил: — Эйс думает, что кровь предков меняет нам личность. Он неправ. Кровь пробуждает тёмные стороны то ли души, то ли натуры, то, что мы и сами в себе порой отрицаем. Подлость, трусость, жажду власти, наживы или даже крови, лживость, эгоизм, гордыню… — перечислил я примеры того, что как раз часто отрицали в себе люди, и я не был исключением когда-то. — Не каждый всё-таки способен признать, что он та ещё паскуда, ничем не лучше тех, кого презирает. Вот и вся демоническая природа. — Я глянул в глаза Эйсу, смотрел твёрдо, прямо, уверенно, и почти молился, чтобы он услышал. — Нет никаких тварей внутри, есть только мы сами. И если мы себя способны хорошо контролировать — нет никаких проблем. А если мы легко поддаёмся эмоциям, мыслишкам всяким… — Получается, ты не такой импульсивный мальчишка, каким кажешься? — вдруг весело заметил Смокер, удивительно быстро из короткой речи сделавший правильные выводы. А вот Эйс, да и Сабо, никак не могли этого понять: даже поддаваясь эмоциям, я их почти всегда контролировал и мог подавить, если считал нужным. Хотя порой это было ой как непросто… — Получается, — кивнул я главнокомандующему нового дозора, заложив руки под голову, чтоб удобнее было. — Только не болтайте об этом. Тайна. Всё же мне выгодно, когда меня недооценивают. Даже если это братья, — хохотнул я невесело, безжалостно тыкая Эйса в больное место. — Твой брат описал тебя монстром, — насмешливо заметил Стеинлесс. Он всё пытался меня то ли подколоть, то ли вывести на «чистую воду». Смешной. — Ага. Он прав, — отмахнулся я, тоном голоса давая понять, что в дальнейших расспросах себя любимого не заинтересован. Они продолжали разговаривать, но уже без меня. Обсуждали друг друга, используя всю свою хитрость, чтобы попытаться понять, почему я выбрал именно их… Ну, в «друзья». Особенно зверствовал Ло, фактически допрашивая дозорных, чем являя просто небывалую и невероятную разговорчивость. Всё-таки он был тем ещё параноиком и, несмотря на то, что Смокера знал достаточно неплохо, всё равно… не мог доверять так, как я. А я… Я внезапно задумался о поступке Зоро. События в плавучем форте пиратской Службы Доставки стали тому причиной. Я знал Зоро. Знал так хорошо, что порой казалось, себя знал хуже. И он был пиратом. Истинным. Обладал и хитростью, и коварством именно пиратским, несмотря на то, что был фехтовальщиком. При этом он был гордецом достаточно прямолинейным. Его взгляд с самой первой моей встречи с ним совершенно не изменился: такой же прямой, с немым вызовом, с готовностью стоять до последнего… Так вот, такие люди, как он, не покидали команду молча. Не-е-ет, они заявлялись, распахивая двери «с ноги», и, глядя в глаза, говорили о своём уходе. Какова ни была бы причина, недовольство или нужда, навсегда или разобраться с делом и вернуться. Да, такими они и были. И мой Зоро был таким. И всё же он ушёл молча. Нет, конечно, мы повздорили накануне. У меня была своя правда, а у него своя тогда. И я… Может, я себя просто оправдывал, но всё равно был убеждён, что в тот момент поступал так, как должно лидеру. Так же, как я поступил несколькими днями позже, когда фактически лишил власти Эйса. И в оба раза у меня был выбор. К тому же в случае с Зоро речь шла всего лишь об отсрочке… Я точно знал, что он понимал все мои причины. Понимал и моё положение, и… Но всё равно ушёл. Не было и не могло быть других причин для ухода, кроме недовольства мною. Вот только повод был… не столь уж значительным даже для него — всего лишь время. Нет, конечно, был в истории команды случай с Мечом Семи Звёзд, когда Зоро уходил точно так же, молча, просто исчезнув. Но тогда, разобравшись с делом, он вернулся. А теперь его делом было исполнение обещания — ну а что ещё?! Вроде бы всё просто и понятно. Но… Это «но» грызло разум, потому что мне казалось, что слабовата была причина для молчаливого ухода. Тем более когда он мог просто снова прийти ко мне, высказать всё, что хотел, и требовать исполнить обещание. Мы ведь так, когда Усопп вмешался, и договаривались. И всё же он, прямолинейный человек, пират, вместо того, чтоб закончить спор со мной, раз уж был так мною недоволен, ушёл, не сказав ни слова. Как-то… это было подозрительно не в его духе. И вот события на базе Пиратской Службы Доставки, когда кто-то или что-то воздействовало на разум людей, и не самых слабый людей, между прочим, невольно вызвали вопрос… А не могли ли те же правительственные агенты (или кем они там были), ныне покойные, так же воздействовать и на разум моего старпома? От Нового Маринфорда до базы Багги было чуть больше трёх дней ходу, максимум четырёх. А я на ссору с Эйсом, потом на новый дозор и весь путь потратил в общей сложности около пяти дней. То есть, покинув Новый Маринфорд вместе с отбывшими дозорными, потенциальные обладатели силой внушения вполне могли успеть добраться до базы Багги и поднять бунт. Время, конечно, было впритык, но… Но… Теоретически, могли воздействовать на Зоро, а потом отправиться к Багги. После смерти владельца Дьявольского Плода — если это был он — его сила рассеивалась. Это могло означать, что, если Зоро действительно был подвержен внушению с помощью способностей фрукта, то ныне он мог очнуться среди дозорных, не понимая, что он там делал. Ха-ха, вот бы посмотреть на его лицо! Хотя на самом деле мысль о том, что на разум моего старпома могло подействовать хоть что-то, казалась невероятной, дикой. Да и вообще, я слишком сильно верил в этого засранца, чтоб подумать, будто им могли манипулировать. Нет, он ушёл сам. Но… Вот это «Но» покоя и не давало. И сдавалось мне, что всё было не так просто… А время шло. Мы успели отобедоужинать припасами, которыми нас снарядили в путь коки Смокера. Солнце к тому времени давно уже клонилось к закату, хотя и не успело окрасить золотом мир. Рябь на воде успокоилась, сменилась спокойным, размеренным волнением. Ветер перестал трепать парус, снижая скорость продвижения… И вот тут-то я впервые и заметил её. Сирену. Сначала почувствовал, будто кто-то въедливо так смотрит мне прямо в затылок. Но, оглянувшись, быстро понял, что мои спутники так смотреть не могли, и вообще внимание исходило из моря. Тогда, приподнявшись, я и увидел пену на волне, странную такую, она будто бы сопротивлялась течениям и упорно не отставала от вообще-то немалой скорости фелуки… Я уже видел такое во время войны с Кайдо, а потому сомнений в личности наблюдателя не имел. Но… всё же мы были очень и очень далеко от места, которое выбрали для боя два Йонко в прошлом. Что она тут делала? Сообщать спутникам о том, что у нас появилась компания — ну или преследователь, тут как посмотреть — я не стал. Решил, что не хочу ни криков, ни опасений, ни новых вопросов… Особенно потому, что сирена не проявляла враждебности, а выяснить причины её появления пока не представлялось возможным. А ещё некоторое время спустя я и думать забыл и о Зоро, и сирене, и о прочих подозрительностях, постоянно творившихся в моей жизни, потому что Монга воскликнул что-то, вырывая меня из мыслей, и… дар речи у меня пропал. Там, куда мы неслись на всех парусах — косом латинском и обычном кливере — возвеличивались огромные столбы пара, соединявшие море и небо. Это было похоже на гейзеры, только вместо воды были испарения влаги, почему-то точечными густыми облаками поднимавшиеся прямо от поверхности воды до самых облаков. Белые, с чуть голубоватым отливом, колонны, будто созданные мастером-скульптором из мрамора, они, клубясь, перекручиваясь, вырастали, поднимаясь в высь, чтобы подпереть сам небосклон. Одна за другой, они появлялись, словно из ниоткуда, создавая целую колоннаду деревьев густых облаков, не хаотичных, а последовательных, чётко выстраивавшихся в линию, на равном расстоянии друг от друга. И мы шли аккурат по центру этого возникающего коридора, будто и вызвав цепную реакцию появления… Не прошло и получаса, а всё пространство от горизонта до горизонта было заполнено этими необъяснимыми колонами. Небесная синева почти идеально отражалась в морской глади, и от величия, от того, насколько мелким и ничтожным казалась маленькая фелука в столь огромном мире, спирало дыхание, мурашки ползли по спине и шерсть становилась дыбом… Это раздавливало, нагоняя мысль о том, кем на самом деле были мы, люди, демоны, живые существа для мира или вселенной, сколь незначительны в самом деле были наши значительные проблемы, и сколько скоротечен наш век — меньше, чем мгновение… — Я даже не слышал о таком… — осипло выдохнул Стеинлесс. Они все, как и я, встали, потому что при виде такого зрелища сидеть было невозможно. — Будто тронный зал короля мира… — читая мои мысли или имея схожие, ответил ему Эйс, почти тут же переключая внимание на меня: — Лу, признайся, твоих рук дело? Я обалдело покачал головой в отрицании: — Такое мог создать только сам Гранд-Лайн. Своих спутников я не видел, они были за спиной, но знал, что они согласны. Невольно поддаваясь чувствам, я изменил направление ветра, и фелука послушно заскользила по лазуриту моря зала королей к молочному мрамору ближайшей колонны. И прохладная влажность тумана настолько густого, что по плотности он мог посоперничать и плотневыми облаками Скайпии, коснулась моей руки. Это было ощущение соприкосновения со взбитыми сливками: скользко, влажно, вкусно… Скользило под пальцами, струилось, как подол платья Робин из атласа, которое она надевала, когда мы о чём-то договаривались с королями. И жаль, но на этот раз это действительно было просто необычным облачным туманом, а не сладостью… А время шло, солнце садилось, но колонны всё не таяли, зато окрашивались сначала в золото — и дворец воистину слепил своей роскошью, недоступной ни одному из королей — потом в персиково-розовый, и, наконец, когда светило уже готово было закатиться за линию горизонта — в ало-красный, в тени — багровый, будто облитые венозной кровью, а потому отливавшей синим. И она текла по небу, по колонам, по морю, заполоняя всё… Кровавый закат лазурного дворца… Это было настолько невероятное зрелище, что за всё время, пока оно держалось, никто не проронил ни слова. Оно было настолько величественным, что даже я не осмелился полетать вокруг туманных колон, находясь под впечатлением и полный необычных мыслей о том, что полёт мог кого-то оскорбить нахальством… Забавно. Но, странно, у моряков кровавые закаты часто ассоциировались с дурным знаком… Но не в этот раз, нет. В этот раз мы были слишком потрясены для такой глупости. Да и вообще… Я сидел на носу, вылавливая взглядом в быстро сгущавшихся, уже чёрных сумерках, тёмную колоннаду, и понимал, что живым существам было свойственно придавать слишком много значения вещам и событиям, на которые просто не стоило тратить драгоценные мгновения слишком скоротечной жизни. И не было смысла думать о дурных предзнаменованиях (даже если они ими и были), когда вокруг происходило нечто такое, что больше никогда не повторится. Да и если повторится… Менялись обстоятельства, шло время, проходила жизнь, и мысли в голове уже не те, и чувства уж совсем иные… Так и легли спать в тишине. Мне даже позволили остаться на вахте: и братья, и друзья ворчали, что, мол, сколько ходили по Гранд-Лайн — столько событий за несколько дней не видали, а стоило отправиться со мной, как всё сразу. Я не спорил, ведь в этом меня обвиняли многие. И только Момонга, как человек бывалый — в смысле член моей команды — при полном согласии братьев, путешествовавших со мной, хоть и не долго, без тени сочувствия и жалости, обещал: — То ли ещё будет… И… конечно же, был прав. Я не продежурил и нескольких часов, как почувствовал за горизонтом судно. Ну и, недолго думая, направил фелуку на перехват. Подозревал, что это был корабль Тенерьюбито, о котором говорил Багги. Он ведь был хитрым шельмой, так что базу свою расположил в акватории достаточно труднопроходимой, особенно для тяжёлых судов. Банки, рифы, отмели, попадались даже скалы, торчащие из воды. Не зная фарватеров, можно было славно налететь на что-нибудь, да так и остаться на Гранд-Лайн посмертно — особенно если не было возможности связаться с кем-нибудь. То есть Клоун обезопасил себя от военных линкоров морского дозора, например. Но и мелким судам приходилось быть очень осторожными — не у всех же на борту был настоящий Демон Шторма, который и дно чувствовал, и мог, не прикасаясь к парусам и рулю, сменить курс. Это, к слову, заметил и Стеинлесс, в какой-то момент ещё днём запаниковав, когда обнаружил, что никто, абсолютно никто из нас не смотрит ни на тройной Лог Пос, ни на Энтернал Пос. Так вот, торговые и пассажирские пути проходили вдали от акватории, где фактически правил Багги. То есть появиться на горизонте могли лишь случайные суда, а также те, кто знал, куда и зачем плыл, ну или те, кто считал себя настолько всемогущим, что даже скала обязана уступить им, коли оказалась на пути. И… Тенерьюбито были как раз из последних. Нет, вообще-то это не было фактом. Был просто корабль на горизонте, крупный, судя по моим ощущениям. Владельцем судна мог оказаться кто угодно. И всё же… Багги сказал, что Тенерьюбито шарились поблизости, и… я решил проверить. Наплевав на то, что знал, чем могла закончиться и, скорее всего, закончится моя встреча с ними. И будить никого не стал до тех пор, пока не выяснится точно, кто там скрывался за линией горизонта. А вот когда корабль стало возможно почувствовать Волей Наблюдения… Пришлось действовать осторожно, чтоб возмущённые друзья и братья не создали слишком много шума в темноте — бортовые огни-то я потушил. Это действительно были Тенерьюбито. С судна несло таким отчаянием, что меня едва не выворачивало от омерзения и возмущения, от чужих эмоций, которые душили своих владельцев. И кто это ещё мог быть, если не корабль, полный рабов, да не простых, а новых… Мы приближались медленно, почти крались, стараясь не издавать ни звука, ни плеска. А ночь была ранняя — по идее и спать-то мои спутники завалились рановато. Тихо было, небо заволокло дымкой, так что и звёзд было не видать, что играло нам на руку, ведь так мы дольше могли скрываться в темноте. А на палубе, ярко освещённой, было очень шумно. Кто-то истошно визжал, кто-то смеялся. Чуткий слух демона улавливал даже хныканье. И не нравилось мне это. Так не нравилось, что я едва сдерживался, чтобы не сорваться в ночь. Сознание раздирали сомнения: всё равно ведь не спасу рабов от памяти о рабстве, но выдам себя, потому что не могут Тенерьюбито просто так пропадать в этом мире. Я мялся, расхаживая по палубе фелуки туда-сюда, из стороны в сторону, от носа до кормы и обратно, наворачивая круги вокруг мачты. Дозорные пытались влезть, повлиять, образумить, но их тихонько затыкали братья, мол, на корабле, каким бы он ни был, чьим бы он ни был — я всегда капитан. А я не обращал внимания даже на это. От меня ведь и моих решений действительно многое зависело, слишком многое. Так стоило ли рисковать из-за очередных… Всё решил раздавшийся с корабля крик, полный ужасной боли, такой силы, что наверняка его обладатель сорвал связки. Ну я и взлетел с фелуки, не оставив даже распоряжений, чтоб через пару мгновений приземлиться на фальшборте чужого судна и увидеть… корчащихся от боли свежеклеймённых рабов и девчонку, которую тащил за вороные волосы один… покойник. Он носил скафандр, чтоб не дышать со смертными одним воздухом, и держал в руке прут с раскалённым куском железа на конце, которым и готовился поставить очередное клеймо. И девчонка, полностью обнажённая, как и остальные рабы, зная, что её ждёт, даже не плакала, на её лице не было ужаса, только обречённость и смирение в непроглядно-чёрных глубинах глаз. Я узнал её не сразу, без макияжа-то, но всё же почти мгновенно. По запаху, манерам, лицу… И вот именно её, непонятно как попавшую конкретно на этот проклятый корабль, тащил за волосы… не человек — я даже не знал, как назвать это отродье. Взор мгновенно заволокла кровавая пелена, и я… отпустил себя. Большинство сдохли быстро, скончавшись от всё той же Королевской Воли — разум-то я не потерял, а потому просто уничтожил всех, кто мог вмешаться или хотя бы сообщить куда-нибудь кому-нибудь о нападении на корабль. Но двоих, «избранных в скафандрах» я медленно и со вкусом, на глазах испуганных рабов, не успевших толком узнать рабской жизни, кромсал на кровавые ошмётки. Сдерживаться? А зачем? С нелюдями не разбираются по-людски. А один монстр за свою правду вполне мог поступить с другим монстром так, как у них принято — беспощадно, наслаждаясь криками боли и ужаса. Хотя… я, не успев начать, понял, что удовольствия мне это не доставляло. Не по душе было до их уровня опускаться. И тем не менее к тому моменту, как на борт взобрались мои спутники, я стоял над двумя телами, с которых были содраны скафандры, а на коже сочились кровью совсем свежие раны, в виде черепа и костей. Тавро за тавро. И они успели наораться от боли, прочувствовав на самих себе, каково это, прежде чем я воткнул им в сердца копья их же стражников. — О Луффи… — выдохнул Эйс, потрясённый увиденным, видимо. Лицо его, и правда, было бледным в свете бортовых огней и очага, распалённого специально для инструмента, созданного, чтобы ставить клейма. Я видел, чувствовал, что ему хотелось прочитать мне лекцию, потыкать носом в чудовищность моих действий. Но… он уже обещал этого не делать, а я не собирался позволять ему этого. Особенно после того, как утром он заживо спалил человека, просто исполнявшего приказ. — Что? Считаешь, они заслуживали другой участи? — надменно выпрямившись и вскинув подбородок, с усмешкой поинтересовался я. И смотрел на них свысока, обнаружив, что в форме демона, был немногим, но выше некоторых людей. А что ответить, им не нашлось. Вот совсем. Так что они просто смотрели на тела людей, ещё совсем недавно живых, а теперь… Как будто сами не убили с половину дюжины с утра. Хотя Ло, например, усмехался. Уж он-то меня видел таким, знал, какого зрелища ожидать, поднимаясь на борт. Но мне было плевать: смотрел на девчонку, не отводившую от меня больших глаз. И удивление на этом и ныне невозмутимом лице я точно видел впервые в жизни. — Томоэ… — позвал я её осторожно, опасаясь то ли напугать (хотя не было похоже, что она испугана), то ли… Да не знал я почему! Думал лишь о том, что такое зрелище было не для неё. А вот она считала иначе. Потому что, стоило мне только произнести её имя, как она подскочила на ноги резво, будто её не мучали, не тащили чуть не через всю палубу за волосы, и быстрым бегом кинулась ко мне. Думал, повиснет. Но нет, затормозила в половине шага от меня, пару мгновений помявшись в нерешительности, а потом ткнулась носом в грудь и выдохнула с облегчением: — Мне мерещилось, что вы придёте, господин… Я усмехнулся удивлённо, восхищаясь невозмутимостью женщины в который уже раз, закутал в свой капитанский плащ, лишь по счастливой случайности оказавшийся на мне — оставаясь на дежурство, достал, чтоб сидеть было уютнее — и прижал к себе. В маленьком кулачке, пальчиками которого она прихватила плащ, чтоб удержать, была зажата заколка, которую я ей подарил… И как сохранила только? — Ну и что теперь делать, умник? — насмешливо спрашивал Ло, мол, ты опять создал проблемы всем. Я пожал плечами: будто были варианты. — Рабов опросить. Тех, кого забрали не из дома — по домам. Остальных в мой штаб, чтоб знакомые дома не сдали их возвращение, а значит, и смерть Тенерьюбито. Корабль на дно без вариантов: он знаком врагу, а если опознают — поймут, куда делись ублюдки, — цинично перечислил и сразу пояснил я, чтоб не возникало глупых вопросов. — Ну и обчистить, конечно, или мы не пираты, — тут я расплылся в клыкастенькой улыбочке. Стеинлесс от неё передёрнулся. И… началась забота. Клеймённых рабов нужно было ещё в чувства привести, прежде чем расспрашивать, как, впрочем, и остатки не клеймённых — расправа моя бедняжек до икоты довела. Ну ничего, оделись, отошли, поняли, что им помочь пытаются, и заговорили. Правда, треть лгали, надеясь вернуться быстрее домой, к семьям, из которых были украдены. Но я не мог позволить информации о произошедшем распространиться и дойти до ушей неприятелей, так что, в конце концов, решил их всех отправить в штаб. Так было спокойнее. Но, конечно, ситуацию я объяснил и клятвенно пообещал, что домой они вернутся, как только угроза исчезнет. А Томоэ продала в рабство та старая карга, владелица заведения, предоставлявшего услуги гейш. Поводом стал отказ принадлежать — как девчонка выразилась — вельможе, даже за очень большие деньги на содержание. Старуха обозлилась, что не получила своих процентов, и продала её чужакам. Так что дома у неё больше не было, да и на родной остров возвращаться она не хотела. Говорила, её там ничто не держит. Но, сдавалось мне, что-то она от меня всё же утаила. Из Вано, кстати, было трое. Проданы и перепроданы все были через одни руки. Так что со страной я связался тут же да рявкнул хорошенько на горе-властителей, помощничков Момоноске, не попросив, повелев найти контору или людей, занимавшихся куплей-продажей рабов, и сделать всё, чтобы новых желающих подзаработать таким образом не появилось. И старуху приказал отыскать и наказать. Пригрозил, что, если не сделают, верну власть себе и начну наводить порядки, уже не оглядываясь на обычаи и традиции закрытой страны. Бывших рабов мы с братьями быстренько перетаскали в штаб, организовав им и паёк, и кров. Но Томоэ попросилась остаться при мне, побыть со мной подольше, мол, так ей спокойнее. А так как дел на корабле оставалось ещё немало, я ей позволил. Тем более что хоть она этого не показывала, а её всё равно то и дело потряхивало. Вот и цеплялась за единственного… кхм, человека, который был ей знаком. Ценности все с корабля мы рассовали по Клетям — мне, как захватчику, большую часть, остальные забрали лишь то, что понравилось — а тела сжёг Эйс, быстро, почти без запаха и сразу до состояния пепла. Навигационные карты и Энтернал Посы разделили по-братски, в том числе и с дозорными — Нами, конечно, побьёт, если узнает, но я не был жаден, умел делиться по-пиратски. То есть прикарманивая самое ценное и большую часть оставшегося и щедро раздавая то, что было не нужно мне, но нужно кому-то. Ну а управившись с делами, решили ночь провести на корабле. Заякорили (глубина позволяла), убрали паруса — хоть это было и не быстро, и нелегко, на большом судне-то да всего вшестером. Разожгли очаг пожарче, ну и устроились… подальше от кровавого пятна на палубе, наяривая весьма недурную еду, приготовленную для «святых». Разговоры не шли совсем. Мужики будто боялись меня спровоцировать или поднять скользкую тему. Эйс, зараза, вообще отводил взгляд, пытаясь спрятать мысли, которые я мог прочесть по глазам. Ха! Я их и так знал. Смокер и Ло, наоборот, смотрели прямо, изучая. И… в общем, говорить было не о чем, к моему счастью. Так что я был занят женщиной, осторожно прислонявшейся ко мне. И вот казалось бы, что я не видел в женщинах? Уж насмотрелся на всяких, толстых и тощих, рыжих и брюнеток, одетых и раздетых… Ан нет, эта чем-то цепляла, волновала… Тонкими, совсем белыми запястьями, какими-то… птичьими, сквозь кожу которых просвечивали тёмные венки, так соблазнительно; красивой тонкой шеей изящной, гордой; воспоминаниями об обнажённых соблазнительных изгибах девичьего тела, не тощего, но, конечно, не полного, а такого, как надо, идеального, когда и тонкая, и кости не торчат… И, в общем, смотрел я на неё, смотрел, невольно думая о том, как белая кожа будет смотреться под моими руками, покрываться мурашками от прикосновений грубых шершавых пальцев, как длинные вороные волосы разметаются в беспорядке по… И сам не понял, как ляпнул: — Хочу тебя. Где-то в фоне поперхнулся кто-то чем-то, но это меня не волновало, потому что я смотрел в бездны глаз, снова и снова обводил взглядом фигуру замершей от неожиданности женщины, и… не собирался извиняться или забирать слова назад. Я желал её. И не шибко-то меня волновало, что она, должно быть, пребывала «в стрессе» — как называл это Чоппер. Но я и не ждал ответа, однако… Она вдруг улыбнулась искренне, с каким-то чисто женским лукавством или даже… игривостью. И, кинув взгляд из-под ресничек, шевельнулась так, по-особенному, как их, гейш, наверняка учили, потому что больно уж красиво шёлковое кимоно её найденных на корабле одежд сползло с плеча… Это было приглашением. А я что, дурак, что ли, чтоб отказываться от такого прекрасного десерта?! Нет, конечно! Так что в повторном приглашении я не нуждался, да и ждать меня было незачем: я подхватил женщину на руки и потащил вглубь корабля, туда, где видел покои Тенерьюбито. Насмешливые возгласы в спину я, конечно же, игнорировал. А утром не стал дожидаться, пока она выспится. Разбудил и переместил в штаб, чтоб устроить до того, как нетерпеливые братья начнут возмущаться — то есть фактически до рассвета. Но Томоэ… Я ей, главное, жизнь устраиваю, а она мне, мол, ничего не нужно, сама найдёт и кров, и заработок на пищу, и нужна ей только возможность хоть изредка видеть меня, своего спасителя. Если честно, я и сомневался и не сомневался одновременно в том, что она сможет прожить самостоятельно. Как бы, с одной стороны, её содержала карга на денежки, которые отваливали мужчины за компанию гейш, а с другой стороны, беспомощной совсем уж Томоэ не выглядела. Ну и… в общем, с тяжёлым вздохом я предложил ей самой выбирать дом — в штабе многие ещё пустовали, особенно в отсутствие флота — и попросил Ноджико, уже вовсю работавшую на новенькой мандариновой плантации — присмотреть и вообще помочь освоиться на острове. Так бы я тихо и вернулся на корабль, если бы не наткнулись мы на деду, как раз вышедшего к озеру, чтоб порыбачить. Старик только взглянул на нас с Томоэ и… сразу всё понял. Сначала, как водится, заржал, мол, это так по-пиратски, рано утром прятать подружку. А потом вдруг обратился к ней: — Берегись, девочка, — на полном серьёзе просил он. — Подумай хорошо, хочешь ли ты вечного ожидания того, кто даже не помыслит о тебе, рискуя собой, и точно однажды не вернётся? Или того хуже, хочешь ли сама погибнуть, поддавшись семейному обаянию мужчины из клана Д? У наших женщин короткая жизнь и печальный конец, — грустно покачал дед головой, заглядывая Томоэ в глаза. Я хмыкнул, но вмешиваться не стал: он ведь говорил очевидные для нас обоих вещи. Но женщина размышляла лишь несколько мгновений, кажется, вникая в смысл сказанного. Ну а вместо ответа осторожно, словно опасаясь, что оттолкнут или её действия сочтут неприличными, ткнулась носиком мне куда-то в лопатку и прижалась. — А ты, и правда, вырос, Луффи, — снова ржал деда позже, когда с Томоэ я уже распрощался. С лукавым прищуром он заметил: — Она тебя зацепила. Я пожал плечами: действительно манила, привлекая моё внимание какой-то внутренней загадкой. А ещё её самообладанием… Я искренне уважал Томоэ за него. — Она интереснее других, — беспечно признал я. Дед снова рассмеялся чему-то своему, малопонятному мне. Но отвечать не стал. А меня радовало, что он казался по-настоящему беззаботно-счастливым в последнее время. Явившись на чужой корабль, я обнаружил, что мои спутники уже не спали и, более того, доедали завтрак. Встретили они меня, разумеется, насмешками, но… быстро их прекратили, потому что я не реагировал, будучи занятым насущностями. Например, корабль. По всем законам логики, военной стратегии, да и вообще банальной разумности — его следовало затопить. Больно уж приметным был, узнаваемым. Даже если сменить носовую фигуру, полностью изменить парусное вооружение и общий внешний вид — корпус был необычный, «пузатый» трюмным отсеком и крутым завалом борта, не признать его было сложно. И, если у дозора на примете все корабли Тенерьюбито — а это наверняка было так — то, обнаружив один из них в стане врага, то есть у пиратов, мгновенно поймут, что случилось с его бывшими хозяевами. Давать же такую информацию неприятелю означало злить его, привлекая новые финансы, а значит, и ресурсы. Это грозило сложностями. Именно чтобы скрыть произошедшее, я и не стал думать, как отправить бывших рабов по домам, оставляя под присмотром собственных людей. И раз уж я так поступил с людьми… корабль я должен был уничтожить тем более. Но что-то не давало мне сделать этого. Остыл, пересмотрел ситуацию, заметил некое ощущение, маячившее на краю сознания, будто что-то упускал. Задумчиво пережёвывая припасённое для меня мясо, я нарочно тянул время, пытаясь понять, отчего корабль мне было жаль. Нет, конечно, любая посудина, бывшая в услужении ублюдков-Тенерьюбито, заслуживала жалости. Но всё же это был всего лишь корабль. Дерево и металл… Хотя он был хорошим, крепким, добротно построенным судном. Красивые обводы, идеальной высоты мачты с таким парусным вооружением, которое позволяло быстро набрать максимально возможную для такого водоизмещения судна, при этом без зарывания носом и при неплохой манёвренности. Дерево морёное, достаточно толстое, чтобы далеко не каждая пушка могла его пробить… Его проектировали не как один из многих, а как своеобразный шедевр. Я сомневался, что такие корабли могли строить по заказу, а точнее по велению, Тенерьюбито. Вероятнее всего, он был просто захвачен и присвоен одной из семеек Мариджои. И обращались с ним неважно. Нет, он был надраен до блеска, и вид у него был, как у только что спущенного с верфи. Но… изуродовали паруса «лапой дракона» и борта бесполезными с боевой точки зрения орудиями, которые рассыпались бы после нескольких выстрелов. Обшили блестящим металлом, под которым явно размножалась плесень. В мачте я обнаружил замазанную чем-то, чуть ли не глиной, трещину… Но всё равно добрый был корабль. Его бы в руки Френки — он бы вылечил судно, и зажило бы оно новой жизнью. Жечь его не хотелось. — Что ты там вынюхиваешь, Лу? — нетерпеливо спросил Смокер, вырывая из мыслей и исследования. А я как раз собирался лезть по вантам на марс, но остановился у фальшборта, обернулся, обнаруживая, что за мною, похоже, уже долго наблюдали. И недоумевали. — Уже час как могли идти по курсу дальше, брат, — согласно кивнул Ло, привалившийся грота-мачте со скрещенными на груди руками. Собственно, на лицах всех моих спутников было недовольство. И опять мною. А это уже поднадоедало… — Давай на этот раз без твоих… особенностей. Сожжём и… И тут я понял, почему тянул, потому что после слов Ло о сожжении корабль тряхнуло всем рангоутом. У меня ладонь лежала на фальшборте, и я почувствовал пробежавшую волну мелкой дрожи… живого организма. Дрожи, вызванной ужасом. Ло говорил что-то ещё при молчаливом одобрении остальных, но я не слышал от осознания. И, кажется, моё лицо вытянулось, и сам я замер и не хотел верить, что Тенерьюбито могло действительно принадлежать такое сокровище. — Кэп? — как-то обеспокоенно, с подозрением поинтересовался Момонга, заметив, что я не слушаю. Я поднял на него взгляд и уж не знал, что он в нём прочитал, но аж отступил на шаг. — Корабль, он живой… — выдохнул я растерянно. — Из тех, кто спроектирован и построен с любовью. И если Смокер и Стеинлесс не понимали, о чём я говорил, то лицо Эйса выражало непонимание того, как это влияло на ситуацию. Он и спросил, пытаясь скрыть то ли усталость, то ли раздражение в голосе: — Какое это имеет значение? — Море нас не простит, — лаконично ответил я, понимая, что, не поговорив с духом корабля, не смогу его убить. — А, чёрт, как же ты достал! — в сердцах воскликнул Огненный Кулак, когда после нескольких минут разглядывания моего упрямства понял, что я не шучу. — Как твои накама тебя терпят?! Ты невозможный, невыносимый, проти… — Эйс, ты обещал молчать, — холодно и властно осадил я брата. Он замер, замолк на полуслове и так и сел, где стоял, строя из себя обиженного и оскорблённого. Смокер присвистнул, но не стал пояснять от чего. Больше мне не пытались мешать. Я звал его, звал духа. Но выходить он, конечно же, не спешил. Напротив, корабль нас на полном серьёзе боялся, хоть и был рад, что мы избавились от его прежних хозяев — я был в этом уверен. И как его было выманивать? Если подумать, опыта общения с духами кораблей у меня было не так много. Мэри когда-то проявил себя исключительно из нужды, чинил себя сам, ради нас, потому что мы не могли ничем помочь. Но он был то ли слишком застенчив, то ли не обладал большой силой — если у кораблей вообще было такое понятие — а может, от того, что мы, непривычные, его опасались, но являл себя он нечасто. В то же время Санни, построенный с огромной любовью, созданный для исполнения мечт своей команды и капитана, обнаружил себя почти сразу и не скрывал почти присутствия. И… на этом список заканчивался, потому что больше духов я не знал. Слышал о существовании, но сам знаком не был. Да и Санни никогда не расспрашивал, не пытался выяснить, чем он был и какими возможностями, кроме корабельных свойств, обладал. И уж тем более не знал, какие из способностей были типичны для всех духов, а какими владел только мой Санни. Так что ни как вынудить проявить себя, ни как уговорить перестать скрываться — я не знал. И что я мог сделать? Только говорить с ним. И я говорил. — Дух корабля, — обращался я, сидя на палубе и чувствуя себя очень глупо, — я не знаю, ни как тебя зовут, ни кем были твои проектировщики и строители и уж тем более не знаю твоей команды. И как ты попал в рабство к Тенерьюбито, мне тоже неизвестно. Но я бы очень хотел тебя видеть. Я говорил с ним честно, объяснял, что да, нам выгодно его сжечь и были причины, от которых многое зависело в моей войне против Тенерьюбито. Говорил, до сих пор не сжёг, потому что почуял в нём жизнь, а мне очень близки такие суда, как он. Я рассказывал о людских легендах о духах кораблей, построенных с любовью и тех, которых команды воспринимают равными. С грустной улыбкой поведал о первой встрече с таким духом, с моим Мэри, рассказал о том, как мы путешествовали без плотника и латали как могли, о том, как, в конце концов, не уберегли, потеряли. И о Санни, конечно, тоже не молчал. Говорил о том, как мы вдвоём частенько шутили над командой, но чаще над гостями, особенно непрошенными. В мельчайших подробностях поведал о его специфическом нраве и случаях, когда Санни и подножки ставил, и обнимал всеми канатами, как какой-нибудь паук, закутывая жертву. Я говорил и о войне, о том, что происходило в мире, о пиратах, о друзьях и братьях — и познакомил с пятью из них, конечно. О том, как ненавижу неволю и люблю свободу, стремлюсь к ней. Рассуждал вслух о том, как, наверное, кораблю, у которого наверняка были накама, искренне любящие его, море и жизнь, было находиться в неволе. И в общем, говорил, что думал, что чувствовал, может, даже бред нёс, но не останавливался, не замолкал, будто от этого мог потерять возможный достигнутый прогресс. А корабль, будто бы переставал становиться чуждым, хотя, вероятно, мне так мерещилось. И вообще это продолжалось, наверное, не один час. Уже казалось, что он слишком запуган или мне и вовсе почудилась в корабле жизнь, — как ворчали братья. Но, в очередной раз обводя взглядом палубу, я заметил выглядывавшую из-за какого-то ящика серебристую мордочку, казалось бы, обычного крупного судового кота. Но это был он, дух корабля. Он смешными большими глазами смотрел на нас и шевелил усами, будто прислушиваясь к своим внутренним кошачьим ощущениям. Пожилой на вид, с длинной неухоженной шерстью — хотя могли ли духи ухаживать за собой, было неизвестно — странными пятнами, он производил впечатление действительно обычного кота, почему-то представлявшегося мне двуцветным: дымчато-серым с белыми разводами. Стоило мне шевельнуться, как он тут же исчез, как я подумал, запуганный. Но, как оказалось, скрылся он ненадолго. Уж не знаю, поверил мне или решился что-то изменить, но объявился он вновь, таща в зубах какую-то книгу, двигаясь задом-наперёд и игнорируя возгласы моих спутников, у которых, кажется, волосы шевелились на головах — судя по выражениям их лиц. Кроме Ло и Монги, лично знакомым с Санни, хоть и вздрагивавшим до сих пор от его появлений. Кот остановился в метре от меня, выпустив журнал из зубок и настороженно присмотревшись ко мне. Я твёрдо смотрел ему в умные глазки, и он снова, без видимых причин, кроме того, что я наговорил, подвинул лапой ко мне книгу, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся бортовым журналом. Его звали Филессом — бесстрашным. Это выяснил я с первых строк. И у него была замечательная команда путешественников-исследователей. По иронии он был и котом, и кораблём одновременно — его нашли совсем котёнком на ещё строившемся судне, ну и назвали так же, как корабль. «Бесстрашный» команда очень любила, как и кота Фила, ставшего судовым. Они долго путешествовали вместе, так долго, что кот успел состариться и умереть — это событие было подробно описано в журнале чьей-то дрожащей рукой. Сведений о духе я не нашёл в записях, но, видимо, после смерти кот стал духом корабля, то ли потому, что и сам любил команду и не хотел от них уходить, то ли ещё по каким причинам. В журнале вообще было много интересной информации, но меня волновал в тот момент лишь кот-дух и последние страницы. Так что, долистав до смерти Фила и не обнаружив дальнейших записей о нём, я открыл последние исписанные листочки и… не нашёл ничего удивительного. Команде просто не посчастливилось оказаться на пути Тенерьюбито, за что она и была частично убита, частично взята в рабство. И, судя по скорбной мордочке сидевшего в метре от меня кота, в живых уже не осталось никого: он был последним. Печальная, но уже никого не удивлявшая участь. И иронично было, что капитан в конце размашистым почерком написал о решении сжечь корабль, чтобы не отдать врагу, уже изъявившему желание его заполучить. Отчаянное такое пожелание. И кот, нетерпеливо дёргая хвостом, всё-таки рискнул подобраться ко мне и теперь тыкал в это пожелание лапкой. — Так ты хочешь, чтоб мы тебя сожгли? — не сразу понял я, а потому был отчасти удивлён, но и восхищён преданностью: прошло немало лет-то, а он помнил, и… — Погоди, так то была не страха дрожь, а предвкушения, когда мой брат заявил, что тебя надо на дно? — я даже воскликнул, когда понял, что неверно всё истолковал. Кот, прислушиваясь к моим словам, медленно склонил голову, не отрывая взгляда от меня. Я, да и не только я, аж выдохнул от облегчения. Но и от печали. Всё-таки это и решало возникшую заминку так, как и предполагалось изначально, но и… грустно было за Фила, уставшего от рабства в руках тех, кто уничтожил его любимых людей, и, получается, просившего исполнить последнее пожелание его капитана. Легко. Даже слишком. Ну мы и не стали мешкать, сразу вернулись на фелуку. Только журнал я забрал с собой. Хотел оставить, да только дух настойчиво протестовал. Наверное, хотел, чтобы хоть у кого-то осталась память о них… Поджигал с большим удовольствием и нетерпением Эйс. Он вообще хотел быстро испепелить «Бесстрашный», чтобы не терять времени, но… опять я не позволил. — Это всего лишь корабль! Мы теряем время… — ворчал братец приглушённо, но всё же слушался того, кого признал королём. — Да. Ты прав, — я даже кивнул, мол, абсолютно согласен. — Но корабль для моряка, особенно для пирата, ни много ни мало — дом. А этот дом долго пребывал в рабстве и мучился. Он заслужил достойные похороны. И не его вина, что только мы можем их провести. Брат фыркнул, дозорные подозрительно помалкивали, но Траффи не мог не вставить слово: — Именно поэтому король пиратов он, а не ты, Эйс. — Ло сказал это вроде бы в шутку, поддевая, но что-то в выражении его лица говорило о том, что заявил он это вполне серьёзно. Хм, а ведь не замечал за ним такой… сентиментальности. А просмолённый корабль горел быстро и жарко. Языки пламени высоко вздымались в небо, а ещё выше поднимался чёрный дым. Трещало дерево, летели искры, лопались перегоревшие канаты, ломались крепежи, шипело и кипело море, обагрённое заревом пожара. И где-то там, на палубе, невидимой с высоты фелуки, в голос орал кот. От боли, но не физической. Это был вой памяти о тех, кто ушёл давно. — Да-а, а ты не перестаёшь удивлять, Монки Д Луффи, — прокомментировал произошедшее лишь спустя несколько часов после затопления Смокер. Он был задумчив и на меня не смотрел, лишь в небо. — Твои принципы… — вздохнул он, кажется, не зная, как сказать то, что собирался, — ломают представления о пиратах, дозорных, да и вообще о людях. Он не пояснил, хорошо это было, по его мнению, или плохо, а я и спрашивать не стал, но ясно было, что чем-то их, Белого Охотника и Стеинлесса, ситуация с кораблём потрясла. А несколько часов спустя на моём плече, так неожиданно для меня, что я буквально выпрыгнул за борт, шарахнувшись, появился помолодевший дух-кот. Признали в нём Фила мы не сразу, тем более что он и сам был удивлён. Видимо, журнал нужно было всё же сжечь с кораблём, а не закидывать себе в клеть. Что я, недолго думая, и предложил, когда вернулся на борт и разобрался в ситуации. Но на этот раз, примечая неуверенность во взгляде, позвал путешествовать со мной, может, и в качестве накама. В конце концов, живности у меня в команде было полно, начиная с уток, волков, чаек, северных оленей, зайцев, рыб и крупных кошачьих, заканчивая грудами костей, гарпиями и демонами. Одним меньше, одним больше — какая разница? Особенно если потенциальный накама был привязан к журнальчику и совершенно не нуждался в еде. И… Фил предпочёл отложить кончину и ещё попутешествовать со мной. Но, к слову, я поставил себе мысленную зарубку обязательно поинтересоваться, что из себя представляли духи кораблей. — И почему у тебя не бывает, как у нормальных людей? — вздыхала моя компания. Но я уже почти привычно их игнорировал, играясь с новой живой игрушкой: коты охотно ловились на большие и маленькие верёвочки… — Потому что нормальные — скучные и занудные, как мой огненный братец и некоторые из друзей, — фыркнул я, не отвлекаясь от Фила. Ещё несколько часов спустя Стеинлесс устроил панику, обнаружив, что мы «сбились с курса», причём серьёзно. И да, такую панику мог развести разве что он, потому что остальные достаточно хорошо знали меня: — Дай угадаю, — попросил Ло, не скрывая сарказма в голосе, — ты решил сменить курс и «забыл» сообщить об этом, да? А идём мы не иначе как туда, куда тебя то ли интуиция, то ли сердце зовёт, но точно не разум. Я захохотал в голос, потому что он был чертовски прав: мы направлялись ко льдам, через которые прошла часть флота дозора. Ярко блестело солнце, то скрываясь за крупными кучевыми облаками, больше похожими на воздушные замки, то выглядывая снова. Тёмные тени от этой игры света неспешно ползли по тихой глади бескрайнего океана. Ветер трепал волосы, одежду, такелаж и шёрстку духа. Густые, душные, несмотря на бриз, испарения влаги предвещали бурю вечером. Скрывалась среди невысоких волн Сирена, преследуя нас. И будущее мрачнело где-то далеко за горизонтом настоящего, угрожая необходимостью принимать роковые решения, отказавшись от беспечности. Но пока было спокойно, пока было хорошо. И я ловил мгновения, расслабляясь. Жизнь позволяла…