Демоны Луффи

      — Вы всё врёте, — ныл и возмущался одновременно Усопп. А мы с Зоро, Санджи и Робин, при поддержке Френки просто шутили над трусихами команды.              Атмосфера-то располагала. Ярко-красная высокого полёта сигнальная ракета будто бы вызвала туман. Густой-густой настолько, что, стоя у одного борта Санни, другой было не видать. Потемнело резко, хотя до вечера было ещё далеко, пришлось зажечь бортовые огни, чтобы видеть на палубе хотя бы очертания друг друга. От влажности, буквально каплями висевшей в воздухе, промокло мгновенно всё, что могло промокнуть — хоть отжимай трусы. И ни ветерочка. Не штиль, но паруса заполоскало. Нас двигало лишь течение, едва слышно шелестя мелкой волной о борта корабля. Все звуки доходили как из-под ватной подушки — что странно, учитывая, что вода разносила звук.              И вот в такой обстановке просто грех было не сгруппироваться всем вместе и не вспомнить хотя бы парочку хороших морских баек. Вот Санджи, подсвечивая себе лицо снизу (чтоб пугало выражением), и вспомнил историю Летучего Голландца. Да рассказал ещё так ловко, что и Чоппер, и Нами, и вот Усопп, сразу почувствовали в этом тумане себя неуютно.              — Голландца не может существовать! — уверенно заявила Нами, конечно же, чтобы успокоить себя, не более.              — Как и Небесных Островов, — со смешком и иронией на лице согласился Зоро, подпирая щёку кулаком — он лежал на палубе возле подстилки спонтанно организовавшегося пикника на нашей лужайке и тянул то и дело ручонки к сакэ.              — Вы это специально, чтоб нас напугать, — пытался храбриться Усопп, обвинительно тыча пальцем в нас. А у самого коленки от страха ходили ходуном.              — Конечно, призраков не существует — они научно недоказуемы, — авторитетно подтвердила Робин. — Однако в мире существуют десятки легенд о разнообразных призрачных кораблях. И создаются они не на пустом месте, а чаще всего испуганными моряками, увидевшими нечто не поддающееся научному объяснению. Наука не может отрицать то, что не способна ни доказать, ни опровергнуть.              — То есть, грубо говоря, призраки, как и небесные острова или как… демоны, — хохотнув, Санджи привёл в пример меня, кивая, — вполне могут существовать.              Наши трусишки судорожно дёргались, переводя взгляды с одного из нас, на другого, и икали.              — Хотел бы я повстречать корабль-призрак, — вполне искренне мечтательно заявил я, улыбаясь. В отличие от всех, я сидел полубоком на фальшборте, пытаясь вглядываться в туман. — Мир наш огромен, большая его часть занята водой и столько всего в нём ещё неисследованно, столько загадок и чудес, — я передёрнулся, предвкушая что-то, с чем ещё не сталкивался, что-то новое, удивительное, прекрасное и ужасающее. Мысль бередила моё сознание, рвала на части, тянула куда-то сорваться немедленно, за горизонт. Но мы уже были посреди загадочного явления, потому что я не чувствовал природных предпосылов появлению тумана. — Люди ходят по морям уже тысячи лет, и много разного с ними случалось, не могло не случаться. И, мне ли не знать, — я хохотнул, — сколь многое скрывается в тёмных, туманных, далёких и труднодоступных местах, куда не каждый решится сунуться.              — Вот уж кто наверняка знает кучу легенд, так это наш кэп, — ехидно прокомментировал Зоро.              — Я бы послушала их с удовольствием, — мурлыкнула Робин, с помощью силы своего Дьявольского Фрукта отращивая десятки собственных рук по всей палубе лишь с той целью, чтобы передать мне кружку горячего грога — чая с добавлением рома, который мы использовали, чтобы согреться. Прятаться-то от влажности было бесполезно. Разве что в недрах Санни, но… так мы могли пропустить интересности или опасности, потому и сидели на палубе несмотря на осеннюю прохладу и сырость.              — Я бы тоже не отказалась, — хмыкнула и Бонни, пристроившаяся неподалёку. Тон у неё был, мол, давай, говори, посмотрим, как ты не умеешь рассказывать страшилки, и посмеёмся.              Мы ей, вообще-то, нравиться стали. Она с удовольствием проводила с нами время. Но редко удерживалась от попыток поддеть меня на капитанском посту.              — А вы не верите, да? — фыркнул я ворчливо. — А я вот верю. Верю в призраков. Океан… Он ведь живой. У него есть свои законы, за нарушение которых он карает. Провидением ли, неудачами ли…              Я выдохнул, океан ведь был всюду вокруг, а прямо под нами, под Санни — невероятные глубины, тысячи и тысячи метров, осознать которые и прочувствовать, достать до дна, мне не хватало способностей, и от этого, от масштаба, мощи, я покрывался гусиной кожей, чувствуя холодок по позвоночнику прямо к затылку. И волосы шевелились у меня на голове, шерсть на руках, кажется, даже щетина на неухоженной морде (свидетельство того, что годы, проведённые в другом мире, всё-таки стоило плюсовать к возрасту), вставая дыбом. Я был поглощён этими чувствами, сражён ими. Наверное, потому-то легенда о Летучем Голландце, рассказанная Санджи, всколыхнула во мне что-то глубинное, будто бы даже древнее, то, что всю жизнь было со мной и название чему я не знал даже.              И в мыслях действительно всплывали легенды, услышанные когда-либо за жизнь. На уста они просились сами.              — Говорят, за грешниками-моряками приходит сам Морской Дьявол, — таинственным шёпотом произнёс я, так и не повернувшись к накама лицом полностью. Захотелось пошутить, поэтому новую легенду я выдумал на ходу, просто смешивая известные мне. — Достаточно одному нечестивцу появиться на корабле, как само море проклинает команду. Они не понимают, что произошло, продолжают жить, путешествовать, смеяться, ругаться, — тут я громко отхлебнул грога, как бы намекая, что мы вот веселимся, а… Но звук прозвучал в глухой тишине как инородный и даже потусторонний треск, от которого вздрогнул даже я сам, а кто-то у меня за спиной громко сглотнул. — Да, живут, — продолжил я наигранно глубокомысленно, переходя на свистящий шёпот, — а дьявол уже взял след и идёт по их души. Он подкрадывается неожиданно. Тогда, когда команда меньше всего этого ждёт. В спокойствии и благоденствии, — я отсалютовал грогом команде, — он подкрадывается, тенью сумерек падая на судно посреди бела дня, поглощает щупальцами влажного тумана. — Туман сгустился, но уже по моей воле, поглощая те объекты, которые до сих пор ещё были видимы. Я понизил голос, добавил в тон таинственности, и… ослабил, сдерживающий мою ауру ремешок на запястье, достаточно, чтобы почувствовать озноб и лёгкую панику, но чтоб они казались естественными. И голос мой низкий, хриплый, гулко и глухо одновременно звучал в тишине: — Стоит туману сомкнуться над головой — всё, команда уже проклята и обречена болтаться во мгле между жизнью и смертью без единого лучика солнца и надежды до конца этого мира. Им никогда не достигнуть суши, никогда не попасть на тот свет, мучимые вечной жаждой, они скитаются в тумане, из которого нет выхода. Заживо гниют мёртвыми телами, не в силах покинуть их, и ненавидят всё, что осталось там, в солнечном мире живых. И они ищут, вечно ищут покоя, который никогда не найдут. — Я замолчал, чтобы перевести дыхание и снова хлебнуть грога. А тишина за спиной и внимание были пронзительными, пронизывающими даже до странной сладковатой дрожи — мне это нравилось. — Живым не стоит с ними встречаться, — покачал я головой, продолжая говорить. — Они, зомби, живые скелеты, призраки, несут в себе само зло и щедро сеют его. Семена проклятия, как скверна, прорастают в душах, распространяются, подобно болезни. Чтобы уже новые моряки были обречены на вечные скитания, пополняя армию мертвецов Морского Дьявола.              — Задери тебя каракатица, Мугивара-ублюдок, а язык у тебя хорошо подвешен, — глухо ругнулась Бонни, дрогнув голосом.              Но я не обратил на неё внимания: сознание задело что-то, какое-то ощущение… Корабль? Да, корабль я почувствовал где-то у горизонта, слишком далеко, чтоб я мог хотя бы оценить его размеры. Но было в нём нечто странное, что я заметил, пока не осознавая.              — Так можем ли мы быть уверены, что среди нас, одиночек и изгнанников, нет нечестивцев? — Решив на этом и закончить, я медленно обернулся к накама с безумной улыбкой на лице: — Или что корабль, который я чувствую у горизонта уже некоторое время, идущий против ветра в нашу сторону — не корабль-призрак, прибывший с того света по наши души? — Дикий визг был мне наградой за старания. Визжала Нами, Усопп не слишком-то отставал от неё, Чоппер прятался за напряжённым Зоро, смотревшим на меня серьёзно и, кажется, пытавшимся понять, насколько серьёзен был я. А я активно «лил масла в огонь»: — Тем более что темно, а ещё даже не вечер и этот чёртов странный необъяснимый как будто бы даже липкий туман…              — Хватит! Прекрати! Замолчи! — верещала Нами.              Но не заметила, что говорил я уже задумчиво. Корабль-то, и правда, был. Он действительно шёл против ветра и даже против течений (именно это в нём было странным, но я не сразу понял). Я уже знал, что он достаточно крупный, не меньше фрегата, но вот водоизмещение… Его как будто и не было. И всё ведь было одно к одному: это подношение богам с сигнальной ракетой, плотный туман, создававший сумерки, и корабль. Было что-то в этом во всём общего, и… я готов был напрячься уже сам, потому что не знал, чего ждать.              — Ты же шутишь, да? — пристала ко мне Нами, когда я слез с фальшборта и уставился туда, где чуял судно, к тому же двигавшееся быстро, сокращая расстояние между нами. — Скажи, что ты шутишь! — потребовала моя штурман.              Я покачал головой, кивая за борт:              — Там корабль.              — Ну хватит, Мугивара, пошутили и ладно, — резковато… тоже требовала Бонни. — Нет там корабля — это не смешно.              — А я смеюсь? — саркастично поинтересовался я.              — Лу?.. — подал голос даже Зоро. И мне вдруг стало так смешно, что невинная шутка переросла… в реальность? И я засмеялся, захохотал даже. Только невесело.              Это было иронично.              Нами продолжала требовать опровержения, пока Санджи с Френки потихоньку сворачивали пикник, уже понимая, что расслабились рано. Остальные нервничали. Я напряжённо ждал.              А потом внезапно корабль грациозно и величаво выплыл из тумана. Да так неожиданно, что все, включая меня, следившего за ним, вздрогнули, а я ещё и едва успел сменить курс Санни: вот только чувствовал его вдали, а вот мы уже чуть не сталкивались носами.              И тут уж не по себе стало всем: нервно сглотнул даже я, чувствуя шевеление волос на затылке, потому что огромный гордый корабль, до боли напоминал те суда, что мы видели у Чёрного Острова. Зеленовато-сизый по цвету, он был изъеден лишаём, плесенью, гнилью и полипами. Кое-где зияли чернотой пробоины, из которых, как казалось, веяло замогильным холодом. Классические чёрно-серо-зелёные от плесени и пыли лохмотья когда-то чисто-чёрных парусов раздувал лёгкий морской бриз… Бриз, которого не было! Такой корабль вообще не должен был держаться на плаву и двигаться! Но, тем не менее, он шёл. Шёл действительно против течения! И производил жуткое впечатление, ибо не издавал ни плеска, в отличие от нашего, немного шумноватого Солнца Тысячи Морей.              — Корабль-призрак… — обалдело выдохнули мы, кажется, все разом. И тут же услышали звук, который уж точно внушал панику.              Пение. Заунывный потусторонний, но чистый голос красиво и пронзительно до мурашек пел популярную в моём детстве пиратскую песню. И этот звук далеко разносился над туманным морем, совершенно в нём не вязнув — в отличие от наших голосов.              — Кажется, мы достигли Флорианского Треугольника, — нервно сглотнув, констатировал Санджи обречённым голосом. И мы кивали, стоя с открытыми ртами и глядя на проходивший мимо корабль.              — Капитан, ты знал, сглазил или предвидел? — спросил Зоро как-то тупо, будто даже не понимая, что спрашивал.              — Я не знаю, Зоро, не знаю, — тем же тоном ответил я, не скрывая ошеломления.              А песня становилась всё громче, её источник — всё ближе…              Мы невольно тянулись к оружию, готовые атаковать и защищаться в любой момент. И мышцы едва не сводило судорогой от перенапряжения.              По виску у меня скатилась капля пота: неужели легенды не выдумки? Но если так — что, если корабль действительно был проклят, а вместе с ним и мы все, раз уж…              Я выдохнул, выбрасывая лишние мысли и сомнения из головы: в таких ситуациях смертельно опасно было им поддаваться. Но предательские мурашки всё равно бегали по телу, то и дело вынуждая его нервно дёргаться, а значит, некрепко держать меч.              Песня всё звучала, ворочая что-то в глубине сознания, отдаваясь какой-то ностальгией, грустью, даже смертью. За ней скрывалось что-то личное, какие-то эмоции исполнителя. Но от того лишь сильнее она впечатляла, сильней задевала, возвращая мыслями к собственному концу.              Она звучала, как рок судьбы.              А потом мы разглядели на борту скелет, словно с ленцой и скукой привалившийся к фальшборту. И он… шевелился! Разевал челюсть в такт песни, будто он и пел! В паузе между куплетом и припевом, ещё и прямо на наших глазах и, кажется, наблюдая за нами, шумно хлебал из чашки с трещиной явно что-то жидкое.              О, жуть в её апогее — вот что я почувствовал, когда ледяной озноб пробирался вдоль моего позвоночника к затылку! Накама и Бонни так и вовсе завопили от ужаса, все, за исключением Зоро, Робин и Френки. И гораздо громче, чем когда я рассказывал байку. От них несло паникой.              И тут мне вдруг пришла в голову мысль. Такая… незначительная, но значимая.              Это был скелет. И не просто скелет, а поющий скелет. То есть скелет, который умел красиво петь… То есть фактически музыкант, который настолько необычен, что отлично вписался бы в команду!              Мне хватило нескольких секунд для того, чтобы решить, что, чем бы этот скелет ни был, а я хотел его в накама. Опасность? Угроза? Пф, я был потомком демонов. И являлся сторонником мнения о том, что любые проблемы были так или иначе разрешимы. Проклятья? Что может быть более проклято, чем моя кровь? Да и… попытаться-то можно было.              Хотя мнение скелета на этот счёт меня мало интересовало. Как всегда. Поэтому моё официальное заявление никого не удивило. Накама только выдохнули с досадой, будто именно этого и боялись.              Но… Вообще-то, кажется, именно моё желание и привело их самих в чувство.              Одного они меня на корабль-призрак, конечно, не пустили. И решили тянуть жребий, мол, кто пойдёт с капитаном и будет обязан проследить, чтоб я не взял в команду очередного «странного».              Зоро, к слову, кажется, это нравилось. Моя идея. Он улыбался предвкушающе, но и со скепсисом смотрел на тех, кто решил попытаться меня «остановить».              Джевелри Бонни тоже желала пойти, но её резко осадили тем, что на том большом корабле мы не обязаны её защищать, по договору.              А скелет оказался… настоящим джентльменом — он представился пиратом-музыкантом Бруком. Стоило нам взобраться на его борт, как он извинился за то, что сразу не поприветствовал нас должным образом, потому что был удивлён «живым». И пригласил пройти внутрь корабля на чашечку чая, после чего показал странный, но забавный фокус столкновения лба с переборкой, попросил Нами показать трусики (за что получил по репе, ведь страх никогда не останавливал мою Кошку-Воровку от нанесения тяжких увечий), и стал первым, кто ответил на мой вопрос о том, какает ли он, да ещё и положительно.              С чисто физиологической точки зрения, мне было интересно, как так скелет какает, но он это наглядно продемонстрировал… В смысле отпил из чашки что-то и это что-то, не пролилось по его костям, а исчезло, что говорило о том, что какие-то призрачные органы пищеварения у него всё-таки имелись.              Санджи завалил его прибанальнейшими вопросами, типа: «что ты такое?», «как ты говоришь и двигаешься?», «что ты здесь делаешь?», «что за корабль?», но я его перебил и пригласил Брука в команду.              Ну а чего время терять? В этом не было смысла.              И… скелет по имени Брук… согласился! Благодаря чему тут же стал моим любимейшим членом команды, ибо был первым, кто сделал это добровольно по первому моему предложению.              Естественно, что мы все вместе вернулись на Санни. Накама и гостья были… в ужасе, несмотря на привычку к моим заскокам. Со стороны остававшихся на корабле тут же посыпались упрёки в сторону сопровождавших меня, мол, какого кракена допустили капитанский произвол. Сопровождающие каялись, ссылаясь на мою неуправляемость.              Я ржал.              Но меня удивляло то, что скелет, явно понимая, что его боятся и не желают видеть в команде, совершенно никак на это не реагировал. Я чуял от него лишь странную радость, любопытство, печаль… В общем, ворох чувств, но только не враждебность. Да и эмоции у него были чисто человеческими.              Накама сдержано проявляли любопытство, задавали вопросы, Брук охотно отвечал, будто бы соскучившись по человеческому общению. А потом и время обеднее наступило, и Санджи позвал за стол — он отлучался, пока мы болтали, и успел приготовить.              Ну и, в общем, вскоре мы уже знали о скелете достаточно, чтобы я даже разочаровался отчасти — ничего по-настоящему сверхъестественного и мистического в нём не было. Его история была более чем банальна: Брук просто съел Дьявольский Фрукт, который подарил ему вторую жизнь — в этом и заключалась его сила. То есть в возможности для души вернуться в тело после смерти. Это можно было бы сделать сразу, и тогда он не отличался бы от обычных живых людей. Но погиб он вместе с командой как раз в Флорианском Треугольнике, и, когда вернулся с того света, в тумане не смог отыскать ни корабля, ни тела. А когда всё-таки нашёл себя — остались одни кости.              Конечно, это было необычно, но всё равно скучно, даже не оправдывая костюма Усоппа с флагом и надписью «изыди нечистый».              Впрочем, мы давно… То есть я давно искал музыканта в команду. А живой говорящий скелет был достаточно экзотичен для того, чтобы быть идеальным кандидатом в накама. Тем более и, судя по его истории, он по характеру и принципам тоже нам подходил.              Хотя потом одна мистическая особенность у Брука всё-таки нашлась: он не отбрасывал тени. Однако испугаться или восхититься мы не успели, ведь стоило поднять шум из-за этого, как скелет загрустил, начиная придумывать типичные для всех моих накама отговорки, почему он не мог присоединиться к команде.              Нет, причина-то, в общем-то, была, но теоретически решаемая: тень у него забрали, из-за чего солнечный свет стал для него смертелен. И мол, он хотел бы продолжить путешествие, но не мог: всю жизнь прятаться было не для него, потому, пока он не вернёт тень — не станет выбираться из Флорианского Треугольника. Так было для Брука безопаснее, потому что солнечного света в акватории из-за тумана не было, но и похититель находился где-то в тех же водах, так что только там был шанс тень вернуть.              Ха! Как будто без нас он смог бы выбраться из тумана даже с тенью. Руль его корабля-то был сломан, да и от парусов остались лохмотья, так что он мог лишь бессильно дрейфовать по течениям, которые, судя по моим ощущениям, были зациклены в акватории Треугольника.              Впрочем, не суть.              Я, разумеется, предложил помощь в поиске и возвращении тени. Точнее не так. Я решил, что мы поможем, потому что упускать диковинку из загребущих лапок, как истинный пират и даже как демон, совершенно не намеревался. Брук пытался отбрехаться от помощи, мол, опасно. Так я аж скривился, потому что больно уж он напомнил мне… всех моих накама, за исключением одного единственного Зоро — не зря именно он был моим старпомом всё же.              Но тему я всё равно замял: по опыту уже знал, что спорить, доказывать, уверять — бесполезно. Проще по ходу развития событий поступать по-своему, никого не слушая, и тогда всё складывалось как нужно.              Вместо этого я поинтересовался странным Роджером, который приметил на парусах: его я не встречал, а Брук о команде рассказал мало. Ну он мне и ответил, оглушительно рыгнув — это не вязалось с его образом Джентельмена, при такой-то невоспитанности — что его накама назывались «Пираты Румбы». Название показалось мне смутно знакомым, но сразу вспомнить, где его слышал раньше, не удалось. И я пропустил мимо ушей целую речь скелета, между прочим, отвечавшего на мой вопрос.              — Лабун! — перебивая Брука, аж подпрыгнул я, когда вспомнил островного китяру у Риверс-Маунтин и его историю. А стоило мне произнести имя, как подпрыгнул и сам скелет:              — Ты знаешь Лабуна?! — воскликнул он вопросительно и даже требовательно, подаваясь ко мне. И было ясно, что не было никаких других Лабунов: мы говорили об одном.              В тот момент я коварно улыбнулся (отчего вздрогнула вся команда), ведь у меня в голове сложился идеальный план. Раз уж Брук был членом и даже старпомом, а затем и капитаном команды, пообещавшей однажды киту, что вернётся, и я тоже дал такое обещание, то…              Это просто была судьба. Просто с очередным накама мы снова встретились неслучайно.              Пираты Румбы были мертвы, все, кроме одного их члена. Один он исполнить обещание уже не мог физически (покорить Гранд-Лайн в одиночку — об этом не могло идти и речи, ну, если речь не о легенде), но вот в составе другой команды, давшей почти то же обещание…              — Да, это островной кит у маяка на входе в Гранд-Лайн, — вместо меня ответила Нами.              — У него печальная история, — подхватил её я с лыбой до ушей. — Он уже много лет ждёт пиратскую команду, с которой дружил когда-то, и которая пообещала ему вернуться, совершив кругосветное путешествие. За ним присматривает врач по имени Крокус. Он сказал, что команда давно погибла, но кит не верит, ждёт… — бессовестно давил на эмоции я. Брук… дрожал, его буквально трясло. Несколько минут он давился всхлипами, а потом всё же не выдержал, разрыдался, воя в голос:              — Лабу-ун! Ты всё ещё ждёшь нас…              Накама к тому времени пересмотрели своё отношение к скелету кардинально, поэтому, уже зная мои манеры, ухмылялись, поддерживая меня, а не попрекая, как ранее. А я этим и пользовался, как умел.              — Значит, он ждёт тебя, да? — уже больше риторически спросил я, лукаво ухмыляясь. Скелет, ничего не подозревая, кивнул. — Тогда выходит, что тебе придётся стать нашим накама, потому что мы тоже дали ему обещание вернуться, совершив кругосветное путешествие. И мы как раз подыскиваем музыканта в команду… — команда, скалясь, как и я, бодро закивала в согласии. Брук, кажется, несколько минут переваривал полученную информацию, глядя на меня. Ну то есть как глядя? Пустые глазницы черепа были направленны в мою сторону. Я бы предположил, что, будь он во плоти, на его лице отпечаталось бы осознание, хотя бы в медленном расширении зрачков. Но наверняка я этого знать не мог.              Раздался звук шумного сглатывания, но то были не накама. Скелет? Но как?!              — Вы… — выдохнул Брук, снова… сглатывая, без мышц, связок, гортани — впрочем, было непонятно и откуда, а главное, как он вообще мог говорить. — Вы действительно?..              — Капитан не спросил нашего мнения, — снова вместо меня принялась отвечать Нами ворчливо. — Он обещал. Но мы с ним, да и хотелось хоть что-то сделать для кита, который ждёт свою команду так долго, — она вздохнула, но улыбнулась подбадривающе: ничего не имела против моего поступка и даже его поддерживала.              Хорошие у меня были друзья.              Брука снова затрясло. Но теперь от сомнений — я в этом был уверен. Он хотел, очень хотел к нам присоединиться, особенно потому, что мы знали Лабуна и дали ему то же обещание, которое дал сам — а он нам верил, я чуял. Но что-то его останавливало. Видать, действительно недооценивал нас, считая противников — тех, кто украл у него тень — слишком сильными. И мнения об этом нам было не изменить, не показав себя. Потому, когда Брук вновь заартачился, заявляя, что не может к нам присоединиться, я молчал.              Молчал и когда снова почувствовал огроменный, больше похожий на остров, но всё-таки корабль, двигавшийся к нам. Не стал поднимать шум и сам не знал, почему.              Возможно, потому что я был почти уверен: именно на том, пока неизвестном судне, крылись ответы на все (или почти все) загадки Флорианского Треугольника: и бочку с подношениями и сигнальным выстрелом, и неожиданно появившийся туман, и, возможно, пропажу тени Брука.              В общем, я наивно полагался на собственную удачу, всерьёз рассчитывая, что раз уж она свела с музыкантом нас, давших одно обещание, то должна была и показать путь для решения затруднений. И почему бы не считать таковым неизвестное судно?              Когда Санни мягко врезался в тот корабль, я уже знал его размеры и то, что он был оснащён устройством в виде гигантских челюстей, позволявших захватывать даже линкоры, лишая их пути к отступлению — захлопываясь, челюсть создавала гавань, окружённую высоченным забором, перепрыгнуть который не удалось бы даже с помощью нашего «скачка» из-за нехватки места для разгона.              Брук, когда Санни тряхнуло от столкновения, тут же всполошился, расспрашивая, не вскрывали ли мы бочку-подношение богам, и я убедился, что мы были на верном пути. Когда Усопп подтвердил предположение, скелет запаниковал, мол, таинственные владельцы корабля так и находили новых жертв. Конечно, мы выбрались на палубу, Френки хотел было маневрировать, чтобы отвернуть от препятствия и выбраться, но я, положив руку ему на плечо, остановил, сильным порывом ветра сдувая, наконец, осточертевший даже мне туман, чтобы оценить настоящую пристань, за которой скрывался плавучий остров, где был и городок, и лес, и мрачный замок.              Брук обречённо, но воодушевлённо сообщил, что именно на этом острове-корабле и потерял тень: он жаждал её вернуть, хотя, кажется, всерьёз опасался, что на это не хватит сил.              Зоро тоже в ситуацию вникнул быстро, шепнув мне украдкой:              — Я говорил, что уже боюсь судьбы, о которой ты постоянно твердишь?              Он не боялся, но количество совпадений действительно напрягали его.              — Посмотри на нас и команду, — пожал плечами я, — нас всех в похожих обстоятельствах свела она. По-моему, всё наше приключение — это десятки причин как раз-таки верить судьбе, а не бояться её.              Но, должен был признать, что эта… удача стала странной ещё в Ист-Блю. Ну неспроста всё это было явно, подозрительно настолько, что волей-неволей мысли о возможном подвохе или о чём-то, о чём мы не знали, но что дорого могло обойтись, просачивались в сознание.              Но рассуждать об этом опять было некогда.              Я скомандовал высадку: нужно было и разведать, и понять, как выбраться из западни, в которую позволил нас завести, и помочь Бруку, опять же. Бонни попыталась помешать… Ну то есть стоило мне распорядиться, как она взмолилась, мол, ей нужно срочно на Сабаоди, а я обещал. Призналась даже, что её отправил на курортный остров Шичибукай, имя которого она не назвала, силой своего фрукта, в то время как её команда осталась на архипелаге. Она не знала, что с ними, и почти молила меня поторопиться.              А я… Понимал. И, наверное, должен был помочь: всё же Шичибукай — это серьёзно. Тем более что речь шла о накама. Быть может, стоило даже пустить корабль, в который мы ткнулись, на дно, тем более что он явно был вражеским. Но… я чувствовал на нём несколько сотен живых людей, и не мог оборвать их жизни, хотя бы не разобравшись на чьей они стороне. Да и Брук… Нет, после всего, что со мной, с нами, было, я не мог отвернуться от своей особенной удачи, от судьбы, снова явившейся мне в лице говорящего скелета.              Так что, единственное, что я мог сделать для Бонни — разобраться как можно скорее с новой напастью.              Ей пришлось смириться. И помнить об уговоре: за пределами Санни она была сама по себе.              А мы высадились на чужой корабль-остров, оказавшийся достаточно интересным.              Вспомнилось, как однажды в королевство Гоа приплывали артисты. Они показывали акробатические представления, выставили на обозрение странных необыкновенных зверей со всего мира в клетках и привезли с собой множество развлечений, среди которых была так называемая «комната страха». И мы с Сабо и Эйсом ходили туда на заработанные в Сером Терминале деньги. Комнату страха мы посетили тогда первой, надеясь на нечто невероятное, но после жизни с бандитами в лесу, а также после постоянных сражений с другими людьми за мусор, что находили на свалке — она нам показалась совсем не страшной. Кровавые сцены нас не пугали, как и рослые уродливые мужчины с занесёнными над нашими головами секирами. Другие посетители кричали от ужаса, чуть волосы на себе не рвали, а мы… Ну, нам было никак. Если и вздрагивали, то лишь от неожиданности.              Так вот этот корабль очень сильно напомнил мне ту самую комнату страха. Мы бегали по острову, а нам, словно на представлении каком, показывали то, что, наверное, должно было пугать. Неожиданно, будто точно зная, где мы находимся, на нашем пути появлялись разные существа. То собака с тремя головами — не то зомби, сшитое из тел обычных псов, не то действительно цербер; портреты с живыми лицами, двигавшимися, даже говорящими; странные люди, диковатой внешности… Чистое представление каких-нибудь обывателей о страшном.              Не для воинов моря, готовых сражаться со всякими тварями, вместо того, чтоб бегать от них.              Нет, Нами, Усопп и Чоппер, конечно, шугались, остальные нервно поводили плечами, но паниковать никто не спешил. Да и после всего, что я повидал, меня удивляло только то, как эти ходячие трупы двигались и даже пытались что-то сказать, словно были живыми.              А в том, что некоторые из встречных были трупами, я не сомневался, ведь хоть они и не воняли тухлятиной, но следы разложения на них были заметны, да и местами выпавшие волосы и характерного оттенка мертвенно-бледная кожа, не заставляли усомниться. Волей ощущались странно, как… безвольные, эмоциями от них почти не пахло. В общем, живыми они не были.              Иронично, ведь мы как раз в тумане упоминали ходячих скелетов, зомби, приведений… Первых уже встретили. Что дальше?              На корабле рос целый лес — мы не ошиблись, когда видели его издали — был кем-то построен, ныне заброшенный город, а ещё там было огромное кладбище и современный замок в центре. И скучно на острове вроде не было, много всего интересного. Хоть бы и бегать от Цербера было весело или гадать, чем всё-таки являлись зомби — были ли они порождением Дьявольского Плода или каких-то иных сил.              Но аттракционы сделали своё дело. Не находя серьёзных противников, мы расслабились, потеряли бдительность, за что и поплатились. Кто или что лишило нас, сильнейших членов команды, то есть меня, Зоро и Санджи, сознания — мы не знали. Но нас схватили, и, прежде чем мы что-либо успели предпринять, отрезали нам тени.              Как Бруку, видимо.              А сделал это Шичибукай по имени Гекко Мория.              И всё бы ничего. В конце концов, не первый Шичибукай, которого мы повстречали на пути. Очнулись бы, пришли в себя и отпинали гада, но… Когда я пришёл в себя, последним, внезапно с ужасом понял, что лишился чего-то гораздо более важного, чем просто тень. И это что-то лишило меня… меня. Одномоментно я, словно ослеп и оглох, утратил постоянные ощущения воздуха, воды, пространства. Я потерял волю куда-то двигаться, чего-то желать, решать, делать. Да и не мог — тело было как чужим, непослушным, тяжёлым, и даже пальцы казались неподъёмными, язык, не то что руки-ноги. Встать… оказалось просто невозможным. Даже мысли и те были… неповоротливо-медлительными. И бессмысленно было искать причины собственного состояния, потому что мне вдруг открылась простая истина, обронённая однажды Иренеей как бы между прочим.              Она сказала, что демоны — порождения своих стихий, всех сразу, и черпают силу в них. И убери хоть одну компоненту — вся система окажется недееспособна.              Тогда я от этой информации отмахнулся, не понимая, да и не желая понимать, что демона как-то можно лишить целой стихии. Но теперь, когда лишился тени, понял, что потерял тьму, а может, и все стихии разом, потому что ни воздух, ни вода мне более не подчинялись. Я даже не ощущал их в себе, будто в тени они и заключались.              Я стал даже не человеком, я стал куском бесполезной плоти. Беспомощным и по-настоящему испуганным чувством невероятной, засасывавшей и поглощавшей пустоты в самом себе, а ещё пониманием, что более не жилец, если мне не вернуть тень в течение короткого, но неизвестного промежутка времени.              Собственные легкомысленность и безрассудство привели меня к черте, за которой было забвение.              И это становилось проблемой, в кои-то веки моей. Но всё, что я мог — это положиться на команду, целиком состоявшую из уникальных, но людей, неуверенных даже в том, что готовы сражаться с кем-то уровня Шичибукая.              Выбора не было.