сердце дракона

Джисон прижимается лопатками к постели, а в руках его новый, совершенно нетронутый стараниями альбом. За окном сверкающая звездами и лунным светом ночь, и лишь он, прикрыв глаза, мечтает о своём: о жизни, смерти, судьбе и любви. Любви. Так много смысла в этом слове, печальной, нескончаемой грусти, и веры во все самое замечательное, удивительное, радостное. Слабый ветер из распахнутого окна раздувает легкие ажурные занавески, касается оголённых участков кожи и пронзает до самой души. Джисон поднимает огромные карие глаза к небу, туда, где тысячи звезд сверкают на черном полотне рядом с белой луной. Восхитительное, незабываемое и прекрасное зрелище, что касается сердца, мыслей, стягивая все удивительное в одну единственную точку в теле. Сильно, жестко и непредсказуемо, будто вспышка новой звезды далеко в космосе. Джисону кажется, что он попал в эпицентр магнитной бури, смертельного вихря и сказочной вселенной, ибо невозможные чувства раздирают изнутри огненными клыками. Джисон вздыхает. Тонкие пальцы с силой сжимают плотный альбом, а мысли, заполняющие голову, въедаются в плоть изнутри. Все так странно, нелепо и непонятно, а чувства с каждым новым днем всё ярче и красочнее, будто ароматные цветы на летнем лугу. Сил нет противиться всему, что въелось в мягкую плоть изнутри. Джисон принял и отпускать собственное сердце не желает, а горячие объятия с каждым новым днём всё сильнее и сильнее манят к себе проплывающие облака, мерцающие звезды и волшебную пыльцу таинственных желаний. Он такой, и быть собой решил до конца дней, потому что всё самое лучшее, прекрасное и умопомрачительное хранится вот тут, в груди, ближе к жизненно необходимому органу. Странно, но почему-то именно сейчас, когда лунный свет пролился на землю, разогнав мрак, юноша чувствует, как печаль тонкими хрупкими пальцами касается шеи, едва заметно сжимая. Он выдыхает, смотрит на собственную ладонь, будто хочет отыскать в ней ответ на любой вопрос, и сжимает в кулак: крепкий, дрожащий, уничтожая всё самое отрицательное и ненужное, чтобы только спокойствие завладело разумом, телом, душой и сердцем. Минхо. Одно его имя Джисон готов твердить, как мантру. Юноша горестно вздыхает, опуская глаза, полные звёзд, на белоснежные листы альбома. Влюбился так опрометчиво, по-детски наивно, пытаясь ужиться с этим чувством, чтобы только быть счастливым, не грустить и не плакать. Но разве такое возможно? Нет, потому что невозможно пересилить всё, что настолько прочно сидит в груди, с каждым новым днем терзая мягкую плоть в остервенелом желании уничтожить и забрать юную душу с собой на небеса. Джисон всхлипывает тихонько, утыкаясь лицом в острые коленки. Внутри все вспыхивает жаркой агонией рвущихся наружу слёз, что похожи на маленькие, сверкающие в белом свете луны, драгоценные бриллианты. Чувство жалости к самому себе притупляет осознание происходящего, и Джисон, прикусив губу, глотает собственную кровь, которая вяжет язык и обжигает гортань. Он теряется в пространстве, потому что шипы алых роз коснулись его сердца, пронзили наперекор судьбе и пустили пугающие своим могуществом непролазные стебли. Джисону больно, но он терпит, потому что нет сил бороться. Парнишка вскидывает голову, и слезы, что застыли на пушистых ресницах, пылают огнями тысячи звезд, а на дне глубоких карих глаз затерялось сияние огромной белой луны, что одиноким диском расстелилась высоко в небесах. Джисон чувствует, как прохладный ветерок ласкает кожу, как касается всего самого сокровенного и потаенного в мире. Юноша готов подставиться под напор срывающего преграды вихря бурлящих в крови чувств, чтобы окончательно быть стертым с лица земли, но крепкие цепи ожидания приковали его всего к единственному и самому главному в жизни. Он дал обещание вернуться. Дал. Дал! И Джисон верит, ждет и смотрит по утрам на чистое голубое небо, на восходящее солнце, наслаждаясь приятным пением птиц под своим окном. «Прощай навсегда» не будет, потому что сердце его с каждым новым днём вспыхивает все новыми надеждами на возвращение невероятного существа на ту самую поляну, где произошла их первая и судьбоносная встреча. Юноша выдыхает, смаргивая последние капли слез. Голова кажется безумно тяжелой, веки свинцовыми, а мысли, будто воск, мягкими и непослушными, заставляя Джисона опуститься на пушистую подушку, сворачиваясь комочком среди хаоса и смятения. Уснуть, чтобы в волшебных снах, посреди благоухающих цветов, увидеть его. Сон — лекарство, которое так необходимо юному организму. Но кто сказал, что сладостные минуты будут длиться вечность? Наступает утро, вонзая острые клинки реальности прямо под ребра. Джисон приподнимается на постели, сонным взглядом скользя по собственной комнате, в надежде отыскать ответ на волнующий его вопрос жизни и смерти в плену страха и непредсказуемых событий, что сносящим шквалом настигают из распахнутого окна незаметно и жаляще. Карие глаза — полные немой грусти — устремляются на голубое небо, на верхушки могучих деревьев, что слабо покачиваются от легкого ветерка. Дрожащими пальцами Джисон аккуратно прикасается к собственной щеке и в ужасе замечает, что они влажные, горящие пламенем смятения и ветряных надежд. Холод скользит по спине вверх, задевая нервы и обостряя множество всего, что сидело в груди до сего момента. — Он вернётся, — шепчет, сжимая в пальцах подушку, — он обещал, — и слабый, принесший с собой ароматы распустившихся цветов, ветерок приятно касается тонкой шеи, оставляя на ней нечто, что похоже на мимолетный любовный поцелуй желанными губами. Джисон вздрагивает и видит, как на подоконнике одиноко лежит, восхищая белизной своих лепестков, пышная роза. Маленькое сердце в груди на секунду замирает, а потом, будто яркой неземной вспышкой, оно стучит в жизненно необходимом ритме, заставляя юношу вспыхнуть чем-то фантастическим, больше похожим на бескрайний космос. Аккуратно, чтобы не повредить безупречные лепестки, Джисон погружает прекрасный цветок в вазу с водой, хихикает своим мыслями и выходит из небольшой комнаты, в надежде застать маму за приготовлением завтрака: прекрасную, утонченную и любящую всем сердцем. Юноша радостно вбегает на кухню, едва ли не спотыкаясь на последней ступеньке, и улыбается, когда матушка, присевшая у двери, переплетает плотную длинную косу. — Доброе утро, мам, — говорит Джисон, наблюдая любящую улыбку на губах женщины. — Как спалось? — Доброе, милый, — она с легкостью вплетает в косу алую ленту. — Отлично! — Это хорошо, — выдыхает, отпивая из кружки ароматный чай. — Есть ли для меня на сегодня дело в городе? Женщина вскидывает уголки губ вверх, замечая блеск энтузиазма в карих глазах сына, и, поднявшись со стула, отходит к окну, всматриваясь в голубом небо и редкие облака. — Погода отличная сегодня, не находишь, Джисон-и? — Смею с тобой согласиться, мам, — кивает юноша, хватая из корзинки ароматную булочку. Она молча сканирует сына взглядом, а в груди материнское сердце так и трепещет от непонятной тревоги, что тянет плотными узлами мысли и душу. — Ты в последнее время какой-то не такой, Джисон, — говорит она, разглаживая складки своего платья. — Да? И какой я в твоих глазах? — Джисон жуёт, а до селе дремлющий страх того, что мама могла обо всём догадаться, пронзает острыми ядовитыми иглами. — Печальный, — женщина бесшумно присаживается рядом, слегка поджимая полные губы. — Джисон, что с тобой? — забота в её голосе теплым дождем оседает на коже, и юноша, отложив всё, глядит в теплые материнские глаза, на ее руки, дрожащие пальцы. Аккуратно, чтобы не повредить, он накрывает слегка прохладную ладонь своей теплой, большим пальцем поглаживая острые костяшки. — Мам, тебе не о чем беспокоиться, со мной все хорошо, — произнося мягко, он наклоняется, чтобы оставить невесомый поцелуй на её щеке. — Честно-честно! — Ох, Джисон-и, все же ты от меня скрываешь! Ай-яй, негодник! Ну хорошо, я тебе поверю, — женщина хихикает, а губы её расплываются в доброй улыбке, что шелковым лепестком касается глубины души. Юноша смеётся практически бесшумно, пальцами вырисовывая непонятные узоры на гладкой поверхности стола, и вздрагивает, когда в дверь тихонько стучат. Он вопросительно смотрит на маму, а та, в свою очередь, пожимает плечами, мол, я даже не знаю. — Кто бы это мог быть в такую рань? — шепчет она, открывая входную, пропуская в помещение легкий ветерок. — Здравствуйте, вы ко мне? — Доброе утро, мэм, простите, что побеспокоил, но могу ли я увидеть Джисона? Я его друг. Юноша трясется, ощущая жгучий ком слез в горле, и на гнущихся ватных ногах идёт до самой двери. Там, в проёме, сверкая своими черными загадочными глазами, стоит он, учтиво улыбаясь хозяйке дома. Цветы в ту же секунду распускаются, а яркий, ослепительный свет окутывает хрупкое тело с ног до головы, мягкими касаниями лаская открытые участки кожи. Он задыхается, кусает изнутри щёку и тянет пальцами рукава рубашки, пытаясь спрятать всё, что так сильно терзает изнутри. — Джисон-и? — мать косится на сына, который едва заметно дрожит, полный невероятного восхищения и любви. — Мам, не волнуйся, прошу тебя, — говорит юноша, сжимая двумя ладошками пальцы женщины. — Это Минхо. Мы недавно познакомились. Он переехал в наш… Наш город пару недель назад. «Господи, зачем я вру?» — проносится в голове, будто падающая ночная звёзда. Минхо кивает чужим словам, вздергивая уголки алых губ вверх. Женщина на секунду сводит брови вместе, внимательно смотря в родные карие глаза, что сверкают чем-то до ужаса знакомым. У Джисона ладошки горячие, влажные и заметно, насколько сильно участилось его сердцебиение с появлением этого незнакомца на пороге их дома. — Хан Джисон, если ты решил пошутить, то лучше не стоит, — говорит она, вынимая руку из чужой хватки. — Никаких шуток, мам! Минхо правда мой д-друг! — Хорошо, — тяжелый вздох слетает с её приоткрытых губ, растворяясь в воздухе, — сходи к отцу Феликса. Попроси, чтобы заглянул на днях. Дымоход стал барахлить. — Как скажешь! — и он хихикает, не замечая того, как матушка дарит Минхо загадочно-странную улыбку, которая врезается в чужую мягкую плоть, как иглы. Это ничего не значит. Ничего не значит. Джисон дышать не может, когда слегка шершавая ладонь накрывает его нежную; когда Минхо смотрит таким теплым и нежным взглядом, сверкая звездами; когда он обнимает, прижимая к своей груди крепко-крепко. Юноша хнычет, цепляясь пальцами за его плечи, ведет вверх, до самой шеи, аккуратно накрывая ладонью причудливые линии татуировки. — Ты вернулся, — срывается с его влажных губ в тот самый момент, когда Минхо отпускает его, легонько щелкая по кончику мокрого от слёз носа. — Ну я же обещал тебе, черепашка, — и парнишка только сейчас замечает, как сильно ему не хватало этого «черепашка». — И не плачь, ты чего это? — От радости, — всхлипывает, растирая хрустальные слезы по щекам. Дракон улыбается, приглаживая ладонью растрёпанные светлые волосы на макушке плачущего мальчика. Аккуратно, чтобы не повредить, он берет его за запястье, плавными движениями переплетая их пальцы. У Джисона внутри все переворачивается от яркой цветочной вспышки чувств, и он, глянув в черные бездны, выдыхает, позволяя себе полноценно расслабиться за столько времени. — Честно сказать, я очень сильно скучал, черепашка. А ты? Ты по мне скучал? — Очень, — хихикает. — Так, что же произошло? Поделишься? — Люди обыскивали горные территории в попытке найти хоть какие-то следы пребывания драконов. Леса, близ рек, подземные пещеры, — Минхо косится на сосредоточенное лицо Джисона, — и поэтому, дабы не допустить чего нехорошего, я должен был возвратиться домой. — Они всерьёз думают, что вы можете причинить вред, — шепчет, сглатывая скопившуюся слюну. — Да, но мы не нападаем на людей. Никогда. — Волшебная легенда превратилась в страшилку для детей. Минхо, король этой страны действительно боится, что в один день с неба обрушатся столбы пламени и не останется ничего, кроме ровной черной поверхности. — Идиот, — ругается, стискивая чужие пальцы своими. — Тебя с легкостью могут заподозрить, Минхо. — Но я не собираюсь бросать тебя, если ты об этом. Не собираюсь уходить, — говорит, заглядывая в карие глаза. — Пожалуйста, я не хочу подставлять тебя. — Глупости, черепашка, — произносит мягко, поглаживая острые костяшки большим пальцем. — Никогда не брошу, запомни это навсегда. Если дракон полюбил, то это на всю жизнь.