Собрание миниатюр

Тускло освещенная красноватым светом сцена. Бархатные портьеры только что раздались в стороны, явив одинокому зрителю, случайно забредшему в театр смерти, образец идеальной красоты. В луче прожектора замерла кукла... нет - девушка. Мертвенно бледное прекрасное лицо, густые волны шелковистых волос и чудное, рубиново-красное платье. Актриса недвижна, словно марионетка, от скрытых алыми перчатками рук и ног в алых туфельках тянутся в вышину тонкие стальные лески. Вскоре на самом верху на помост всходит кукловод, тьма скрывает его, как и положено. Раздается печальная, чудесная мелодия, словно кто-то невзначай открыл детскую музыкальную шкатулку. Девушка-кукла "оживает", начиная танцевать. Кристаллы распахнувшихся глаз с мольбою во взгляде ищут в темном зале зрителя. И так неподдельно искренна печаль и мука на ее дивном лице... и так невесомы и воздушны все ее движения, так волшебны - словно она и впрямь порхающая на нитях марионетка. Сердце одинокого зрителя сжимается от состраданья, но ведь это всего лишь игра. Он уверен, что будет аплодировать стоя улыбающейся актрисе, едва представление закончится. И он замирает - не может смотреть на "куклу" без ужаса и восхищения. Мелодия становится тише и зал наполняет тихий жалобный плач. Где-то в темноте вскрикивает от ужаса одинокий зритель. Это изменилось освещение, явив истинную сущность чудесного представления... Мертвенно бледные щеки "куклы" блестят от бисеринок всамделишных слез, а шелковое платье - бардовое от крови. Лески прошивают суставы девушки насквозь... "помогите... помогите..." - беззвучно умоляют ее бескровные губы, но рождается лишь тихий плач... И хоть одинокий зритель отчаянно пробирается к сцене, мечтая ее спасти... представление еще не окончено, да и кукловод еще не готов расстаться со своей чудесной марионеткой. Мелодия набирает новую силу и глубину. Изломанная кукла, послушная рывкам стальных нитей в открытых ранах, вновь танцует свой печальный танец. Глаза тускнеют, губы замирают... с последней нотой "кукла" безвольно роняет голову на грудь, все так же паря над скользкой от крови сценой. Вот и настал конец жестокому волшебству. Кукловод перерезает нити и кукла снова становится девушкой - мертвым телом, завернутым в кровавые шелка. Одинокий зритель, с благоговением взиравший на танец смерти, в ужасе отводит глаза, не желая видеть как грянется вниз безжизненное тело. Слезы все ее бегут по снежно белым щекам, но ведь куклы не плачут. Где-то наверху, в темноте, печально улыбается кукловод: "Что может быть прекраснее последнего танца смерти?.." - он бросает лепестки алых роз, в награду своей актрисе... Одинокий зритель ушел из театра, проснувшись поздней ночью посреди постели в холодном поту. После ему еще не раз являлся этот сон, о бледной красавице и чудном кровавом танце. И каждый раз, на следующее утро проходя мимо площадного театра под открытым небом, ему казалось - сквозь мелодию шарманки прорывается печальный плач. Он едва слышно повторял: "Послушайте... Разве вы не слышите, как плачут марионетки?..." Но фарфоровые лица кукол, танцующих по велению искусных кукловодов, лишь однообразно улыбались, глядя вслед одинокому зрителю грустными глазами.