Белое солнце пустыни

Ночью отказала радиостанция. Такое могло случиться от нередких возмущений магнитных полей, и я предпочёл не паниковать и ничего не сказал Джону. Он сидел за аппаратурой и пробовал различные средства, чтобы разрушить оболочку вируса. К утру у всех омег начался жар, они бредили и метались. Чтобы поставить им системы, пришлось привязать их ремнями к кроватям. Через три-четыре часа температура спала и начала сползать ниже нормы. В обед я напоил их раствором с иммуномодуляторами, и это был последний раз, когда они смогли попить самостоятельно. Вечером все омеги впали в кому. Джон еле держался на ногах, я боялся, что он тоже заболеет, а на его темной коже мы не разглядим тёмных пятен. - Тебе надо отдохнуть, - сказал я. - Я не могу. Я совершенно не продвинулся с вакциной. Иногда мне кажется, что я крупно ошибся. Откуда мог появиться неизвестный вирус? Та комиссия всё здесь проверила: продукты, воду, и ничего не нашла. Тут мне не по себе стало. - Джон, ты только не ори сейчас на меня, послушай спокойно. А что если те люди… ну, я не знаю, зачем бы такое понадобилось…вдруг это они… - Не продолжай, Дис. Это лишено всякой логики. Но, на всякий случай, возьми воду на анализ, и продукты, которых они касались. - Хорошо. Джон, я сам разберусь, как провести анализ. А ты ложись и поспи. Потому как если ты свалишься, я сам ни за что не справлюсь. У входа в медблок меня встретила делегация омег. Ясное дело, они были напуганы и инфекцией и поспешным бегством землян. Многие не верили, что Джон остался, и требовали разговора с ним. Когда надо, они могли быть очень настойчивыми, но я показал им, кто здесь альфа. - Быстро разошлись по казармам! Недовольных запру в изоляторе. Сидеть тихо и постоянно проверять у себя лимфоузлы. Едва рассвело, я разбудил Уилларда. - Что показал анализ? – сразу спросил он. - Ничего, вода и продукты не заражены. У нас ещё десять заболевших. В течении дня больные добавлялись. Сначала мы размещали их в казармах солдат, потом Джон выделил целый барак. Первым умер грудной младенец. На его коже не было никаких пятен, но его папа прощупал у него увеличенные лимфоузлы, а через пять часов ребёнка не стало. Следом один за другим умерли первые заражённые. Радиосвязь не работала, а когда я попробовал поднять в воздух перелётку, оказалось, что её двигатель выведен из строя. Со второй была та же история. Я почувствовал, как злость овладевает моим разумом. Всё, что происходило, не было случайностью, и кто-то должен был за это ответить! Когда я ворвался в лабораторию, Джон вскрывал труп первого заболевшего. - Ты доволен, Уиллард?! – заорал я, - ты же давно мечтал покопаться в омежьих внутренностях?! Вот так удача, у нас полно трупов, а скоро станет ещё больше! Он поднял на меня красные от недосыпу глаза. - У тебя истерика, мальчик. Возьми в моём шкафу успокоительное. Ради бога, обслужи себя сам, мне некогда. – И снова уткнулся во внутренности омеги. Я завыл. Хотелось кого-нибудь убить, спалить к чертовой матери весь медблок. Шатаясь, я вышел на раскалённый бетон площадки, сполз по стеночке вниз и разрыдался. До меня стало доходить, что происходит. Не страшно умереть самому, альфа не боится смерти, от которой его берегут инстинкты, но не разум. Страшно видеть смерть тех, кто даёт жизнь, кого инстинкты требуют защищать. Джон не отходил от своей техники и пробирок. Он всё ещё искал выход, но моя вера в него таяла с каждым новым трупом. Через неделю после первых случаев треть омег оказалась в бараке для заражённых. Первыми умирали дети. Понятно, что их папы до последнего были рядом, скоро заболевали и они. Взрослые омеги держались от двух до пяти суток после проявления первых симптомов, но исход всегда был один. У нас с Джоном не хватало рук и сил ухаживать за больными. Сразу же нашлись добровольцы. Только они недолго оставались на ногах. Нашу совесть успокаивало лишь то, что от болезни нигде не было спасения; ни в бараке для заболевших, ни в спальнях омег, ни в изоляторе, куда мы упрятали детей и передавали им пищу и воду через пленочный коридор с дезинфицирующим газом. Я всё ждал, когда сам заболею, или заболеет Джон… - Дис, мы не заболеем. Вирус поражает только омег. Я сначала думал, что цель вируса – это лимфоциты, но я ошибался. Я ведь сразу чувствовал, что ошибался! Джон в последнее время сам на себя стал не похож. Видно, организм его поизносился от нервной нагрузки, да и спал он мало. Потому он весь как-то высох, сгорбился и словно постарел лет на десять. Я стал подумывать, что Джон запирается в лаборатории только чтобы на время отгородиться от того мира, где постоянно умирают, а свои исследования он уже забросил. А вот, пожалуйста, удивил меня сегодня. - Для репликации вирус первоначально использует половые клетки омег. Клетки погибают, высвобожденные вирионы проникают в лимфу и дальше паразитируют на её клетках. Но без этапа поражения гамет – развитие болезни исключено. Твои и мои гаметы вирус «не видит», а ведь он везде – в телах заболевших, в их слюне и потовых железах, в воздухе, который мы вдыхаем. - Откуда взялся вирус? – задал я вопрос, который мучил меня постоянно. - А откуда они вообще берутся? – вопросом на вопрос ответил Джон. – Откуда взялись сами омеги? Лично я так и не нашёл ответ. Даже начал подумывать, что всё это мистификация, не было никаких древних учёных, а то, что омеги взяли и появились – постулат для новой религии. - Ученые были, - твердо сказал я. – Может быть, они были мудрее теперешних, а записей о своем опыте нарочно не оставили, по своим соображениям. - Что ж, возможно. Ну, тогда их перехитрила природа. Она создала вирус, уничтожающий их творения, по своим соображениям. - Это не первый раз, когда природа так поступает с людьми. А мы всё ещё живы, - сказал я, а у самого слёзы на глаза навернулись. Джон увидел это, вздохнул и по голове меня погладил. - Эх, парень, тебе страшно. И мне страшно. Но мы-то живы, и, как я уже сказал, от этой гадости не умрем. Значит, должны до последнего бороться за тех, кто ещё жив. Может, нам повезёт, и природа смилуется и на этот раз. - Хорошо бы. Но, Джон, у нас тут такая проблема: мы кремируем омег, но пепел так и стоит в урнах. А по обычаю полагается смешать его с землей и посадить на прахе любимое растение омеги. Большинство омег перед смертью написали, какое растение они любят. Джон хмыкнул. - И что теперь? Где мы возьмем семена или саженцы? Да нам и землю негде взять, только песок на многие мили вокруг. Слушай, неужели это сейчас кого-то волнует? - Представь себе, омег это очень волнует. Это альфе пофиг, как его захоронят, а вот омеги придают этому особое значение. - А мне плевать, сам что-нибудь придумай. Пойдём, осмотрим вновь заболевших. Через две недели от начала эпидемии в живых осталось менее половины омег. И у многих уже проявились первые симптомы. В тот день барак пополнился ещё полсотней заболевших. Кстати, для них были свободные кровати, умирали омеги примерно с той же быстротой, как появлялись новые заболевшие. Проходя между кроватями, Джон почти равнодушно осматривал черную сыпь на лицах и щупал лимфоузлы. И вдруг глаза его расширились, он пошатнулся, словно собираясь грохнуться в обморок. - О нет, только не ты, малыш, - с отчаяньем сказал он и упал на колени перед кроватью с пятилетним ребёнком. У мальчика было красивое имя Энатис , по названию яркого и очень пахучего дикого цветка, да и сам малыш выделялся красотой даже среди омег. Я называл ребёнка Липучкой. Его папа слишком избаловал своего первенца, и почти не спускал его с рук. Но умер он в числе первых, и малыш вынужден был искать ласку и заботу у других омег. Делал он это очень умело, подбегал и обнимал за ноги каждого встречного, и заглядывал в лицо умильными глазками. Его брали на руки, ласкали, но живых нянек оставалось всё меньше, они гибли раньше, чем малыш успевал к ним привязаться. И тогда Энатис переключился на нас с Джоном. Мне было не до него, и так забот полон рот, он не один ребёнок, которого требовалось накормить, вымыть и уложить в постель. А вот Джон не выдержал психической атаки. Энатис частенько оказывался на руках землянина, и даже засыпал на них. Своего благодетеля он не забывал целовать, гладить и шептать ему на ухо всякие нежные глупости. Джон разрыдался над ним. - Прости, малыш, я ничтожество, я не могу помочь! Почему всё так, почему?! Он схватил ребёнка на руки и убежал из барака. Я и не стал ждать его возвращения. Было понятно, что Джон лишился мужества, он и так слишком долго продержался. Оставалось надеяться, что всплеск безумного отчаянья пройдет без серьёзных последствий. Я продолжил обход, пятеро ещё не заболевших омег помогали мне ставить системы и колоть обезболивающие, благодаря которым больные умирали без особых мучений. Больше других мне помогал Клеси, омега средних лет. Он сохранял спокойствие тогда, когда другие омеги впадали в истерику и убегали от умирающих. У него было милое лицо и добрые глаза, ко мне он относился, как к сыну. - Вот и Джон сорвался, - со вздохом сказал Клеси, - надеюсь, это именно нервный срыв, а не проявление болезни. У некоторых омег болезнь начиналась именно с нервного перевозбуждения. Я решил, что могу поделиться с ним последними новостями, Клеси заслуживал доверие. - Сегодня я кое-что узнал от Джона, - сказал я, - он считает, что вирус поражает только омег. Раз мы с ним живы, возможно, он не ошибается. Клеси вдруг широко улыбнулся. Было немного дико видеть улыбку на его бледном замученном лице. - Это хорошая новость, мальчик. Значит, альфы не пострадали от болезни? Дис, у меня дома остались шестеро моих любимых альф – сыновья и муж. Ох, только бы эта безумная война закончилась! - Да уж закончилась, поди, - буркнул я, - разве до войны сейчас, когда омеги, наверное, по всей планете умирают. Только непонятно, почему никто не пытался спасти нас? Что там происходит, в нашем мире? - Нет, Дис, солнышко, не думай о плохом. Ты такую надежду мне подарил, теперь я умру спокойным. Я в испуге крепко сжал его руку. - Ты не умрёшь, не говори так! Джон сказал, что вирус не может убить всех! Джон так не говорил, если честно, но мне хотелось в это верить. Клеси ласково погладил меня по щеке. - Ещё одна хорошая новость. Но не про меня. Ты должен знать, мой смелый альфа, что я недолго смогу помогать тебе. Сегодня я отметил, что мои лимфоузлы увеличились. Пока других симптомов нет, но ничего хорошего ждать не приходится, так? Я позорно разревелся, так как вдруг осознал, что успел полюбить Клеси, и без него мне будет очень тяжело. Сутки прошли незаметно в уходе за больными, сжиганием трупов и в напрасной ночной вылазке в поисках растений и клочка почвы. В военный бинокль я заметил тёмно-бурые пятна в пустыне, которые походили на растения, но до них было слишком далеко, до рассвета я бы не вернулся назад. К обеду следующего дня Клеси был всё ещё на ногах, но у него появилась черная сыпь на лице. А Джон до сих пор не появлялся, мы уже больше суток его не видели, и я заволновался. В лаборатории его не было. Я с тоской посмотрел на работающий компьютер, на экране которого медленно вращался красивый полупрозрачный шарик с короткими лучиками – модель проклятого вируса. Я пошёл в комнату Джона. Он сидел в плетёном кресле, прижимая к себе Энатиса и тихонько его баюкая. Ну всё, готово дело, теперь ещё и Джон свихнулся. Я окликнул его. - Тсс, не разбуди. Он всю ночь промучился, ему только недавно стало легче. - Он умер? – мой вопрос прозвучал скорее как утверждение. - Нет, - шепотом ответил биолог, - не знаю, как такое возможно, но после того, как дважды поднималась температура, лимфоузлы стали мягче, а теперь ещё и сыпь побледнела. Я подошёл поближе и коснулся мокреньких от пота волос ребёнка. Я почувствовал исходящее от него тепло, он дышал ровно и слегка вздрагивал во сне. Сердце моё забилось как сумасшедшее. - Джон, ты смог! Ты нашёл вакцину, да? – стараясь сдержать крик, прошептал я. Он покачал головой. - Ничего я не смог. Я не давал ему никаких лекарств, только поил водой. Я НЕ ЗНАЮ, что произошло, почему он выжил. Это чудо, Дис. - Нет, я не верю в чудеса. Этому есть объяснение и ты должен его найти. - Мы вернёмся к этому разговору, сейчас у меня пустота в голове. Расскажи, что там в бараке происходит. Много заболевших? - Нет, сегодня только трое. Но пятеро за сутки померли. Да, ещё, Клеси заболел. Джон нахмурился. - Жаль, Клеси славный. - Посмотрел бы ты его, а? - умоляюще сказал я. – Он вторые сутки болен, но не так уж плохо себя чувствует, и температура у него не очень высокая. - Ладно, посмотрю, - сказал биолог и поднялся. - Джон, только положи своё сокровище в постель, - с улыбкой сказал я, - у тебя же скоро отвалятся твои хилые ручонки. Джон осторожненько переложил мальца в кровать, укрыл и поцеловал в лобик. Ну, чисто папочка! Когда мы зашли в барак, Клеси поил больных питательным раствором. - Как ты себя чувствуешь? – спросил его Джон. - Нормально, только слабость небольшая. - Как лимфоузлы? - В том же состоянии, что и вчера, больше не становятся. Джон, у меня нет чувства, что я умираю. - Это хорошо. Только всё же тебе лучше полежать, не напрягать организм, мы с Дисом сами управимся.