Белое солнце пустыни

Утро скоро, а я так и не заснул. Крутился в постели, пока не разбудил своего благоверного. Он спросил сонным голосом: «Дис, ты ещё, что ли, хочешь?» Я может и не отказался бы, но сейчас самый сон для него, нечего сбивать, потом не заснет уже. Я его чмокнул в щеку и вышел из спальни. Достал из ящика письменного стола старый дневник, открыл первую страничку. «Сегодня 30 день месяца мороси, если мы не ошиблись в ведении календаря. Значит, сегодня мой день рождения. Омеги подарили мне этот блокнот, ещё сшили дождевик, очень красивый, но зачем он мне здесь? За окном всё то же солнце, тот же песок. Если сегодня тридцатое, то через месяц будет ровно десять лет, как Джон улетел к маяку. И пропал. Жив ли он? Был бы жив – вернулся. Наверное, за пределами пустыни больше нет людей. Разве что земные роботы копаются в шахтах. Мы одни остались на всей Серпее. Альф прикончила война, омег – эпидемия». Я тогда ещё не знал, что этот период нашей истории назвали Катастрофой. А по-другому и назвать было сложно. «Мы уже две недели готовимся к уходу из центра. Вроде, всё готово, но я чего-то выжидаю, тяну время. Мне, наверное, просто страшно. Надеюсь, омеги не сунут нос в мой дневник. Но, твою мать, как же мне страшно! Здесь голодно, воду приходится экономить, так как насосная станция приходит в негодность и работает с перебоями. На территорию всё время заползают змеи. Раньше их не было видно, а тут попёрли. Да такие громадные! Сразу вспомнилось, почему планету назвали Серпеей. До людей здесь было царство змей. Первые поселенцы уничтожали их тысячами, пока те не сдались и не уползли с захваченных людьми территорий. Но совсем, ясное дело, не исчезли. Омеги змей боятся до одури. Один Энатис носится между бараками с карабином и отстреливает гадин, другие при их виде разве что в обморок не падают. Нет, отсюда надо уходить. Омеги это понимают и не боятся. Или скрывают свой страх. И я не должен бояться». «32 морося. Выгнал омег на площадку заниматься военной подготовкой – бег с препятствиями, стрельба, элементы борьбы. Отстрелялись они неплохо, я собрал мишени и велел им отжаться тридцать раз. Все ткнулись носом в бетон, а один стоит, на меня поглядывает. Омеги с ног до головы закутаны в бумажную ткань, одни глаза видны, не поймешь, кто есть кто. Но этого сразу определил по родному запаху – Клеси. Я к нему подхожу, говорю: в чём дело, почему не отжимаемся? Он мне (прямо при всех!): Дис, я больше не могу, у меня после вчерашнего руки болят, как тебе не стыдно, мальчик, гонять меня, я ж тебе в папы гожусь? И голос такой… тихий, прям в душу мне проникает. Я же люблю его, он мне самый родной, мне бы с него пылинки сдувать… Я посмотрел на него строго и говорю: ну вот, постоял, отдохнул, а теперь лёг и отжался тридцать раз, я считаю! Он только вздохнул тяжело и улегся на горячий бетон. Вечером все вместе распускали коврики на нити. Шерсть тубуров вроде бы отпугивает змей. У меня голова всё время забита подсчётами: сколько мы сможем проходить за ночь, сколько нам надо провизии и сколько мы сможем унести. Но омеги не цокцоки, помимо воды и еды им ещё нести палатки, оружие, тёплую одежду… нет, одежда будет на них, мы ведь будем передвигаться ночью, когда температура резко падает. У меня череп уже трещит от этих мыслей! Всё, спать… Только улегся, начал проваливаться в сон, как потянуло сладким дурманящим запахом. Дьявол, у кого-то опять течка! Чтоб им пусто было, что если и в походе кто-нибудь сподобится? Да ведь наверняка не обойдется. Встал, прикрыл дверь поплотнее. Здесь ещё можно закрыться от соблазна. На всякий случай ещё отжался полста раз, это помогает. Омежки смотрят на меня с восхищением: «Дис, ты таким сильным стал, у тебя не руки, а корни глобии, шея как у тубура и живот такой кра-а-асивый»… Станешь тут кра-а-асивым, если только физические нагрузки и сбивают желание. Вот так-то, Джон, это тревожное время всё же настало. Клеси говорит, что я молодец, головы не теряю. Знал бы он, как это тяжело на самом деле». «Всё, на ночь выходим. Включил омегам воду на полчаса, а насосы сдохли через десять минут. Помыться не все успели. Клеси на меня накинулся: мы тут в пыли ползали по твоей милости, в войну играли, а теперь грязные, как жирки, и даже помыться не можем. Я выдал им немного воды из-под фильтров, всё равно нам всю с собой не унести. Они что, не понимают, что скоро будут жить в песке и пыли, а о мытье вообще придется забыть?! Как первая луна взошла, мы собрались между бараками. Последний раз оглядел серые коробки с окнами. Бетон на площадке весь потрескался и трещины поросли колючей и жесткой, как проволока, травой. Один барак намертво заколочен. Конечно, его бы сжечь надо, всё бы здесь сжечь… - Ну, выходим, - скомандовал я. Прощай, трижды проклятое место». «3 ливеня. Уже рассвело, когда мы добрались до оазиса. Здесь мы десять лет назад захоронили умерших от эпидемии. Родник всё ещё сочился из-под земли, и всё так же цвели желтые цветы вокруг песчаного холмика. Омеги повалились в тень от корявых кустиков, они совсем выбились из сил, бедолаги. В пути несколько раз просили устроить привал, но я знал, что тогда мы не доберёмся до оазиса и придется провести день под палящим солнцем. А таких дней им и так предстоит немало. В роднике вода была слегка солоноватая. Но мы всё же наполнили ею фляги взамен той, что сегодня выпили. Солнце жгло немилосердно, и в полдень оно стало совсем белое. Омеги укрылись в палатках из бумажной ткани. Несколько лет назад они наверняка уже теряли бы сознание от перегрева. Но сейчас им было привычнее перенести жару, так как в центре кондиционеры в конце концов вышли из строя и в бараках было ненамного прохладнее, чем под открытым небом. Да и мои занятия на плацу не прошли даром». «4 ливеня. Снова шли всю ночь, но прошли миль на пять меньше, чем за первый переход. Омеги еле тащились по вязкому песку. Пара слов о том, куда мы идём. Мы движемся в том же направлении, куда улетел Джон. Нет, в маяк я не верю, хотя он по-прежнему подмигивал нам в оазисе, да и днём мы временами видим сигналы. Людей там нет, я уверен. Но Рю, омега из кочевого племени, точно указывает, что в том направлении лежат земли их клана. Там не было войны, старосты не приходили в наш клан, так как беременных омег они в этот центр не отправляли. Значит, возможно, они просто не знают, где расположен центр. Если предположить, что не только радиосвязь не работает, но и спутниковое наблюдение выведено из строя, можно понять, почему нас так и не нашли. Рю предположил, что делая переходы по двадцать миль за ночь, через 7-10 дней мы доберемся до равнин, а там вода и пастбища диких тубуров. И, может быть, кочевники. И ещё я надеюсь найти какие-нибудь следы Джона. Может где-то в песчаных холмах лежат обломки перелётки, а рядом с ними ветер засыпает песком кости моего друга». «5 ливеня. Где ливни, где!! Какой урод догадался так назвать месяц!! Ух, как же я зол! Я же знал, я чувствовал, что всё так и будет – никуда мы не дойдём ни за десять, ни за двадцать дней! У всех этих долбанных омег в кровь растёрты ноги. Я же сто раз им показывал, как правильно наматывать ткань на ступни. В два слоя, мать их так и разэдак!! Нет же, им так обувь ножки жмет. Как же они меня достали, сидят на песке и воют в один голос. Черт, я же и сам вижу, какие там раны. Бедные мои, глупые… Когда я размотал ткань на своих ногах, оттуда посыпался песок. Он прилип к коже и местами натер её до крови. Я этого не ощущал особо, моя кожа грубее, чем у омег. Проклятый песок везде набивается, ткань от него мало спасает. Мне теперь стыдно, что я наорал на омег. А некоторых даже шлёпнул в запале. Но что же делать теперь, как мы пойдем дальше? В пустыне стояла мертвая тишина. Ветер лениво шевелил песок. Несколько раз я видел, как по барханам пробегали мелкие ящеры. Как они выживают здесь? Пока я ящеров пас, Клеси с Треем открыли термоконтейнер с лекарствами. По их настоянию я собрал всю аптеку, что осталась от Джона. Пилюли и мази с Земли, я в них не верю. К тому же биолог говорил, что у них короткий срок годности. Я закутал голову тряпкой и улегся лицом в песок. Через время зашуршал песок, и рядом присел Клеси. Я его по запаху определил. - Чего тебе? – спрашиваю через тряпку. - Дис, дай я тебе ноги смажу, они у тебя тоже истерты. Я молчу, делайте что хотите. Он обтер мне ноги влажной тряпицей, затем смазал чем-то прохладным и пахучим. Запах неприятный, но кожа сразу захолодела, саднение утихло. А через час и вовсе хорошо стало. Я башку размотал. Гляжу, омеги ковыляют по песку, натянули палатки, огонь развели и уже концентраты в котелке запаривают. Клеси с Треем, эти всеобщие папочки, приготовили какую-то болтушку из разных мазей и жидких антисептиков. Болтушка сразу уменьшила боль, а к ночи спал отек и ранки хорошо подсохли. Ещё сутки придется потерять на этой стоянке, чтобы ноги у омег немного поджили. Дольше задерживаться нельзя, запасы воды истощаются. Решили, что каждый час будем делать остановки и тщательно вытряхивать песок из тряпиц». «7 ливеня. На западе, куда мы идём, наблюдали красивое явление – зарницу. В пустыне она не такая, как в сельве, где в грозы никто из дома носу не кажет. Здесь это безопасно. Стоишь и смотришь себе, как на горизонте вспыхивает белым, желтым и алым. Грома не слышно. Ночные светила меркнут, когда небо озаряется далекими разрядами. Омеги застыли, как зачарованные. Подростки видели это впервые и слегка струхнули. Я с улыбкой наблюдал, как они инстинктивно подбираются ко мне поближе, пока все не столпились за моей спиной». «10 ливеня. Вода на исходе, я потихоньку начинаю паниковать. Должны же быть ещё оазисы? Или мы так неудачно обходим их стороной? Омеги выпили по глоточку и повалились на песок. Сил ни у кого нет после ночного перехода. Я сам натянул палатки, мальцов пришлось на руках туда заносить. Они долго не выдержат, я не знаю, что делать. Клеси молчит, Рю говорит, что скоро будет оазис, их ближе к равнинам становится больше. А точно ли мы идем к равнинам, или движемся вдоль их черты? Я постарался заснуть, даже не знаю, получилось ли у меня. Я всё время слышал, как постанывали молодые омежки. И вдруг слышу сквозь дрёму какие-то звуки «тце, тце», как будто кто языком прищёлкивает. С трудом разлепил глаза. Пятеро омег застыли, как мумии, на вершине холма. Один медленно двигается вперед с протянутой рукой и вот так щелкает «тце, тце». Я поднялся и подошёл ближе. Опасности я никакой не чувствовал. Один из стоявших повернулся ко мне и сделал предостерегающий жест: стой, не делай резких движений! И тут я увидел у самого подножия песчаного холма лохматого серого цокцока. Живого! Он перебирал по песку своими тонкими ногами с масляно блестящими копытцами, мотал кудлатой головой и тихонько фыркал. Он не был диким – на нем было седло с сетчатой накидкой, а сбоку к седлу крепились две сумки. Рю пытался подозвать цокцока. Тот ещё долго стоял в раздумьях, тряся башкой. Рю подходил всё ближе, рука его словно поглаживала воздух, он то щелкал, то говорил что-то ласковое. Наконец подошёл совсем близко и коснулся цокцоковой морды. Тот фыркнул и сам потянулся навстречу его ладони. Я забыл, что надо дышать. Рю нашарил в шерсти уздечку и потянул за нее. Мощное тело на тонких ножках послушно двинулось за ним. Мы с омегами хором выдохнули. В сумках, снятых со спины животного, мы нашли фляги с водой и вяленое мясо. Ещё там был спрессованный в брикеты концентрат для цокцока. А ещё, когда я осматривал упряжь, я обнаружил, что седло залито спекшейся кровью. Хозяин животного пролил свою кровь не так давно, не больше суток назад. Что с ним случилось? Неужели война продолжается? - Что бы с ним не случилось, - сказал Трей, - нам лучше идти по следам цокцока. Как думаешь, Дис? Что тут думать? Цокцоки просто так по пустыне не бегают. Там, откуда он пришел, есть вода. И люди. К добру ли, к худу ли, сейчас не скажешь. Но мы ведь ищем людей, надеемся на встречу с ними. Мы развели концентрат водой и споили его цокцоку. Омежки, глядя как он пьет, сухо сглатывали, но молчали. На скотинку нагрузили большую поклажу, омежкам стало легче передвигаться». «12 ливеня. Не мог вчера ничего написать. Да и сейчас у меня руки трясутся. Вчера Клеси едва не погиб, и всё по моей вине. Цокцок таки вывел нас к оазису. В ложбине между песчаными холмами мы увидели крохотное озеро, берега которого поросли жесткой травой и низким кустарником. Все закричали от радости и прибавили шагу. Вдруг Клеси схватил меня за руку. - Стой, Дис, почему-то цокцок упирается. Клеси держал в руке узду, а цокцок всхрапывал и отступал назад. - Брось его, куда он теперь денется? - легкомысленно сказал я и шагнул вперёд. Вдруг цокцок рванулся и привстал на задние копыта, Клеси закричал, бросился ко мне и толкнул в сторону. В тот же миг перед глазами скользнула серая тень, над песком поднялась мерзкая головка с яркими оранжевыми пятнами вокруг единственного глаза, качнулась на долю секунды и впилась в ногу Клеси. Омега громко закричал от страха и боли и потерял сознание. Ликуя при виде воды, я не почувствовал опасности, нос мой, как и всё лицо, был замотан тканью, я не уловил запаха змей и едва не наступил на их гнездо. Теперь четыре крупных гада громко шипели и раскачивались как маятники перед моими глазами. Я выхватил из-за пояса нож и вонзил его в тело змея, укусившего Клеси. Он взвился вверх на метр, заскрипел, как ржавый механизм, и высвободил пригвожденное к песку тело. Я метнул второй нож, тяжелая рукоять которого размозжила черепушку змея. - Осторожно, змеи! – крикнул кто-то. Это озеро дало на своих берегах приют змеиным выводкам. Я ожидал панических криков, но услышал короткую трескотню лазерных выстрелов. Мои омеги слажено палили по тварям, и те с громким шипением уползали подальше в пески. Я размотал тряпки на ноге Клеси и стал отсасывать яд из двух кровоточащих ранок. Подбежал Трей и передавил ремнем бедро омеги, чтобы остановить движение яда по организму. Клеси, белый как мел, со стоном открыл глаза, посмотрел на Трея и сказал: - Это же одноглазый аспид? Мне конец. Трей закусил губу и побежал рыться в контейнере с лекарствами. Я даже не думал, что Джон может хранить у себя сыворотку, но Трей знал, что искать. - Это поможет? – тихо спросил я, когда Трей вводил сыворотку Клеси. Омега пожал плечами. Он выглядел спокойным, а меня била дрожь. Я бы не простил себе смерть Клеси. Ножка его опухла и сильно болела, Трей сделал ещё несколько уколов, на этот раз сердечных и обезболивающих средств. Теперь я не отходил от омеги и ухаживал за ним, так же, как он когда-то за мной. Мне всё время хотелось просить у него прощения, но я молчал. Черт его знает, гордость ли это, раскаяние, или просто моё скудоумие. К ночи Клеси полегчало. Он сказал, что его укусил змееныш, яд которого ещё не набрал полную силу. Всю стоянку мы окружили шерстяными нитями. Костров не стали разводить, их свет не давал разглядеть, что делается за пределами спасительного круга. А там всю ночь шипели и скрипели злобные твари. Утром Клеси поднялся и попробовал пройтись. На ногу ему было больно ступать. Всё же большая удача, что нам попался цокцок, теперь он повезет Клеси. Энатис раскопал множество змеиных кладок и попробовал яйца на вкус. Когда я увидел это, принялся его ругать, но видя, что плохо ему не стало, сам попробовал яйца. Очень даже ничего, к тому же сытные. И всё же запретил омегам есть их много, мало ли что. Кстати, два пацана всё же налопались втихушку, и у них была рвота. «15, как мне кажется. У меня от усталости голова уже ничего не соображает. Ночью меня трясло от холода, я еле шел. Утром Трей заметил моё состояние, сказал, что я заболел. Меня уложили в одну палатку с Клеси, дали лекарство. Я заснул, но к полудню проснулся. Было ужасно душно, тяжко, хотя меня больше не лихорадило. Клеси спокойно спал. Я же весь извертелся, не мог понять, что со мной такое. Потом почувствовал запах, очень тонкий и свежий, как ветерок с медоносных трав. Откуда ему взяться в пустыне? Ясно, опять у кого-то течка. Я вылез наружу и стал тихонько пробираться мимо палаток. В одной из них не спали, кто-то хныкал. Дурманящий запах привел в движение мой детородный орган. - Тихо, перестань хлюпать носом. И закутайся получше, - сказали в палатке. - У меня всё тело горит. - Закутайся, сказано тебе! Хочешь, чтобы Дис сюда пришёл? - Пусть придёт, пусть! Не могу больше! – теперь уже послышались глухие рыдания. Кто-то совсем молоденький, Фай, по-моему. Почему Уни (второй голос принадлежит ему) так строг с ним, неужели не жалко? - Ну всё, малыш, успокойся. Иди ко мне, я тебе помогу. О, ну вот, наконец-то, совесть проснулась. Молоденьким ведь очень тяжело, понимать надо. Фаю семнадцать, обычно в таком возрасте уже вовсю выставляют омег на смотрины, родители просто изводятся приглядывать за ними. Однако… мне тоже нелегко. Надо будет снять напряжение, только не хочется это делать под палящим солнцем. По-моему, Клеси очень крепко спит»…