Левиафан, или Взгляд из тени

– Просто немыслимо! – Оле наматывал круги по гостиной. – Исчезнуть из дома! Без предупреждения! Да ещё и нарушая прямой указ Ада! Ангел тебя забери, Леви, что там вообще произошло?! Левиафан, расположившийся на диване, кутался в плед, обнимал двумя руками стакан чая с лимоном и вяло морщился в ответ. Сил хватило только на то, чтобы ткнуть в пульт от телевизора, включая нужный канал. – Чисто жертв терракта в Штутгарте возросло до тридцати человек... Оле резко прервался, уставившись на экран. Камера скакала, крупным планом показывая всё то, что Левиафан недавно видел воочию – полуразрушенное здание, машины, тела, суетящихся людей... – Бог ты мой, – прошептал Оле, совершенно забыв, что Левиафан запрещал ему произносить подобные слова. Не то чтобы ему жалко, но лучше не привыкать, чтобы потом при ком-то ещё не ляпнуть. – Не Бог, Оле. Всего лишь человек, – Левиафан сделал ещё глоток и поставил стакан на подлокотник. – Как пацан, спит? – Угу, – пробормотал Оле, не отрывая глаз от экрана. Съёмочную группу наконец-то пустили в здание, и сейчас все бурно снимали пентаграмму на полу и обсуждали «причастность сатанистов». – Если б портал не закрыли, у вас была бы возможность убедиться, как вы неправы... Оле, ты чего? Голем сел рядом. Протянул было руку, но тут же отдёрнул и осторожно спросил: – Много погибло? – Порядком, – Левиафан поболтал лимонную дольку ложечкой. – Ещё считают. Он же прямо вниз воды плеснул. – Мне... мне очень жаль. Левиафан молча уставился на него – на мягкие черты лица, тревожно сведённые брови, пятна зелёнки на руках (ангелочек Филипп и дня не мог прожить, не разодрав локоть или коленку). Лицо Оле дышало сочувствием, пальцы мяли край футболки, а глаза были такими... добрыми? – Не стоит, – наконец ответил Левиафан и отвернулся. – Если честно, я ненавижу этот гадюшник. И всегда ненавидел. Оле чуть шевельнулся, продолжая молчать – тем особым понимающим молчанием, которое ждёт правду и готово услышать её любой. Недооценённый талант, которым владеет малая часть живых. Не отрывая взгляда от новостей, Левиафан тихо продолжил: – Когда мы Пали... Жизнь изменилась. Появились новые правила, и они гласили, что выживает сильнейший. Вельзевул и все остальные – они не получили чин просто так. Они выгрызали власть, выбивали авторитет, поднимались по другим, как по ступенькам. Слабость в такой игре означала приговор, причем слабость в самом прозаичном смысле – у нас никогда не было равенства, один высший демон или ангел может уничтожить десяток таких, как я. Но знаешь, что было хуже? Оказаться слабым... и умным. Левиафан смотрел на экран, где демоны и ангелы бродили среди смертных, и в глазах его плясали отблески адского пламени. – Знаешь, как весело травить умников? Прямые убийства запрещались, конечно, Вельзевул издал этот указ в самом начале времён. Но в остальном... Внизу для каждого найдётся личный ад. Я не умел тогда молчать и кланяться кому надо. И вообще... медленно привыкал. Левиафан коротко рассмеялся и с силой потёр лицо ладонями: – Какие же они там ничтожества, ты бы знал! Для справки, самые мерзкие – суккубы. Наверное, их бесило, что я считал этот уровень искушений отвратительно... примитивным. Но они мало что могли мне сделать, в отличие от остальных. Ты не подумай, я бы сражался, даже с целой стаей, но... Дагон, например, предпочитал влезать в голову, а с этим справиться получалось не всегда. Левиафан почувствовал тёплую руку на плече и покосился на Оле. Голем неуверенно прокашлялся: – Там, раньше... было лучше? – он кивнул на потолок. – Небеса? – понял Левиафан. – Наверное. Но тогда и я был другим. Так что если ты про желание вернуться, то уже давно нет. Он откинулся на спинку дивана, одним глотком допил остывший чай и спокойно закончил: – Вельзевул отправил меня в океан, и гонка на выживание закончилась. Но я... я убил бы их всех, не моргнув глазом, если бы мог. Очень надеюсь, что сегодня сдох хоть один из тех ублюдков. И жаль, что не Дагон. Они помолчали, и молчание это на удивление не было неловким или давящим. Рука Оле всё ещё лежала на его плече, и демон, всегда ненавидящий прикосновения, сейчас не испытывал никакого желания отстраниться. – Хорошо, что ты рассказал, – подал голос Оле. Левиафан чуть пожал плечами и поймал неуверенную улыбку в ответ. – Знаешь, – заявил Оле, явно пытаясь подбодрить, – когда мы создадим свой мир, там никогда не будет ничего подобного. Или наоборот, мы их создадим, уничтожим, переиграем и снова уничтожим! Левиафан фыркнул и закашлялся: – Ох, Оле, пора тебе с компьютерными играми завязывать! Голем с достоинством пожал плечами и заявил, что не видит разницы между созданием мира на экране и в объективной реальности. Левиафан хмыкнул, потянулся, сбрасывая плед, и вдруг сказал: – Кстати о нашем проекте. Ты случайно не интересовался службами детской психологической помощи пережившим катастрофы? – Детям с ПТСР? – удивился Оле. – А что? На лицо Левиафана медленно наползала шкодливая улыбка – та самая, которая всегда выводила Оле из душевного равновесия. – Ну, в целом ничего такого, дорогуша. Просто скоро у нас появится новый ребёнок. И он будет не в себе. Оле со стоном закрыл лицо руками, а Левиафан не выдержал и рассмеялся. Как же хорошо, что его не подстрелили сегодня в этом Штутгарте. Ведь жизнь определённо была прекрасной.