Левиафан, или Взгляд из тени

Левиафан встрепенулся и поднял голову. Неужели он задремал? Или просто слишком глубоко ушёл в воспоминания? Раньше за ним такой привычки не водилось. Стояла глубокая ночь. Компьютер давно ушёл в сон, не мигала даже лампочка на системном блоке. За шторами угадывался свет фонарей и ярких вывесок, но люстра не горела. Как и телевизор. Неужели отрубили электричество? Что-то было не так. Не только темнота. Слишком... слишком тихо. Точно, часы! Почему не тикают часы? Левиафан подводил их только вчера, они не на электричестве, не могли вырубиться. – Тик-так, – хихикнул в темноте чей-то голос. – Тик-так. Бом, бом, бом. С пробуждением! В три часа ночи, надо же, точно по суевериям! Левиафан замер. Первым порывом было позвать Марка, но крик умер у него в горле. Если это тот, о ком он думает.... голем не спасёт. – Не жмурься, мой хороший. Ты же не ребёнок, чтобы так прятаться. Шторы щелчком раздвинулись, позволяя уличному свету озарить гостиную. Левиафан медленно поднял глаза. Взгляд пробежал по корпусу укулеле на подоконнике, обхватившим гриф худым грязным пальцам, колтунам на рукаве свитера и наконец наткнулся на широко улыбающееся лицо. Из-под шляпы блеснули знакомые глаза. – Узнаешь, дружок? Левиафан сорвался со стула прежде, чем успел что-то придумать. Выставил перед собой руку, призывая в неё самый длинный нож с кухни. Вик расхохотался: – Ну, ну, как невежливо. Ты же сам назвал меня другом в тот раз. По-твоему, так встречают воскресших друзей? Левиафан нащупал позади компьютерный стол и опёрся о него, часто дыша и по-прежнему держа перед собой нож. Если чуть-чуть напитать его силой... – Не поможет, – Вик аккуратно прислонил к стене укулеле, развёл руки, и в них заколыхалась огненная паутина. – Так что лучше не нарывайся. Сам порежешься. Он сделал шаг вперёд, и Левиафан уперся поясницей в стол, заставляя себя не двигаться с места. Нельзя. Нельзя поворачиваться спиной. – Тебя нет! – выкрикнул он. – Я убил тебя! Мне это кажется! Ему не впервые казалось такое. С тех пор, как он убаюкал Феликса в ту ночь и впервые увидел знакомое лицо в окне гостиной, Вик стал мерещиться ему в случайных людях на улице, чаще всего в попрошайках или музыкантах. – О, да-да, – Вик плавным движением оказался рядом, так близко, что кончик выставленного ножа почти упёрся ему в живот. – Чуешь? Смертью пахнет. Он дыхнул Левиафану в лицо. Изо рта вырвалось облако пара, точно они стояли на морозе, и повеяло знакомым запахом. Чума. Язвы. Гной. Четырнадцатый век. Левиафан отшатнулся к двери так быстро, что едва не растянулся на полу. Из груди толчками вырывались неровные вздохи, больше походившие на всхлипывания. Вик цокнул языком: – Ой ну не надо, не надо прикидываться жертвой. Я великолепно помню тот грузовик. Неплохой ход, мне пришлось долго зализывать раны. Что, радовался, когда решил, что победил? Приятно было убивать? Левиафан собрался с силами и растянул онемевшие губы в улыбке. Договариваться бесполезно, а просить пощады он не станет. Раз уж помирать, так не на коленях. – Очень. – Великолепно! – Вик похлопал в ладоши и взлетел на спинку кресла. Поболтал ногами, оставляя грязные полосы на обивке. – Я уж испугался, что ты онемел со страху. Так ведь совсем неинтересно. – Я тебя не боюсь. Я в тебя не верю. – У-у, это всё меняет, – хохотнул Вик. – А во что веришь? Он выпрямился, раскинул руки, прижимаясь к стене. Заколыхался, становясь тёмным и плоским. – Я тень. Тень на стене. Возможно, твоя тень. В себя ты тоже не веришь? Ты, решивший поиграть с материей, сравняться с Богом, подняться наверх по ступеням из тех немногих, кому на тебя не плевать? Левиафан не отвечал. Не двигался, не отводил взгляда, напрягал мышцы, чтобы скрыть пробирающую тело дрожь. Вик хочет отвлечь его, вывести из себя? Не выйдет. Вик спрыгнул с кресла. Прищурился: – А может, это не лестница. Может, ты просто трус, который хочет сбежать. От себя, от нас. Ах вот к чему он клонит. Что ж, с этого бы и начал. – Если пришёл уволочь меня в Ад, попробуй, – сквозь зубы сказал Левиафан. – Да, ты победишь. Но не сразу. Вик обошёл его, плавно, кружа, точно хищная птица. Левиафан поворачивался, ни на секунду не упуская его из виду, собирая всю оставшуюся силу для обороны. – Охота было, – наконец протянул Вик. – Порадовать тупиц вроде Дагона? Не-ет. Рано. Кстати, не думаю, что в твоём положении стоит угрожать. Надорванную сущность я узнаю издалека. Он жестом фокусника извлёк из воздуха бокал с мутной жидкостью. Покачал в руке: – Хочешь? Змеиный яд, целебная штука. Вдруг и тебе поможет. – Чего ты хочешь? – выдавил Левиафан. – Ох, боюсь, тебе не понять, – Вик ухмыльнулся, потрепал Левиафана по щеке, залпом опрокинул в себя бокал и швырнул его об стену. Зазвенели осколки. Левиафан дёрнулся, и в следующий миг Вик оказался у него за спиной. Неожиданно сильные пальцы сжали запястье – крепко, до хруста. Левиафан понял, что сейчас ему просто-напросто сломают лучезапястный сустав, и выпустил нож. Тот звякнул об пол. – Запомни хорошенько, – горячее дыхание обожгло ухо. – Ты жалкое ничтожество, и я не трону тебя лишь потому, что в этом нет нужды. Ты уничтожишь себя сам. Себя и всех, кого защищал. Хватка ослабла, и Вик легко толкнул его в спину. Левиафан едва успел ухватиться за полку, чтобы не упасть, и затравленно обернулся на Вика. А тот снова улыбался, склонив голову набок. Разглядывал. Изучал. Прикидывал, как ударить больнее. – Вот ого-онь и дрова-а, – медленно проговорил он, – где же агнец для всесожжения? У Левиафана точно язык присох к нёбу. Он молча смотрел на Вика, не в силах шевельнуться. Тот не отводил взгляда, а пламя, плясавшее в его зрачках, многократно превосходило огонь самого Левиафана. – Твой маленький, милый ягнёночек для алтаря. Я видел, как он тебя обнимал, очень трогательно. Так вот и не скажешь, что бывшая адская тварь. – Вик задумчиво потеребил нижнюю губу. – Пожалуй, я навещу его тоже. А то так и будете играть в салочки до конца времён. Левиафан сам не понял, как оказался перед ним – лицом к лицу. Усталость пропала, как по волшебству, в ушах упоительно зазвенело. – Я убил тебя один раз, – прошипел он, – убью и второй! – Да? – улыбка стала шире. – Ну давай, давай поиграем, змеёныш.