***
— Я надеюсь, ты проведешь этот учебный год так же усердно, как прошлый, — мать Элин, Сибиль, высоко задрав подбородок даже не смотрит на дочь. Они сидят в машине у Академии — завтра начало учебного года, так что самое время прибыть обратно. Элин молчит, крепко сжав челюсть. Ей совсем не нравится такое их общение. Разве так мать с дочкой общается? — И чтобы никаких выговоров и замечаний в твой адрес, — продолжает наставлять, — ты прекрасно знаешь, что чуть что и меня поставит в известность декан. — Знаю, — тогда так же не глядя на мать, отвечает Элин, едва не шипя, — и не доставлю тебе удовольствия, — она открывает дверцу, — песочить меня лишний раз! Выходит. Сибиль, от такого непроизвольно сжав руль, смотрит, слегка приоткрыв рот. Но Элин нет никакого дела. Она злится на мать, всякий раз, когда происходят разговоры вроде этого, а происходят они всегда. Перед тем как открыть багажник, она видит в стекле свое растянутое искаженное изображение. Думает с горечью: «Она меня совсем не видит. Совсем-совсем». Сибиль не выходит помочь. Элин забирает все свои вещи, к ее счастью, часть она перевезла еще тогда, в день встречи со своей соседкой, и проходит мимо машины. Тогда ее мать опускает стекло: — И не вздумай игнорировать звонки! Элин только закатывает глаза, надувая губы. Честно, неужели ее мать должна была трепать ей нервы перед встречей с соседкой, которую Элин тоже не горит желанием видеть? И лучше бы, наверное, не видела. Может, стоило снять квартиру, найти подработку вопреки желаниям матери и ее понимаю престижности. «Эм, я твоя подруга из онлайна», — насколько сильно внутри закипала Элин, слыша это? «Мой ник — Рассказчица», — это все объяснило. Все, даже последующие сбивчивые объяснения Нил были лишними, о том, что за Чани заступилась ее сестра, о том, что у нее есть сестра — Элин знала это о Рассказчице. Элин только, оказывается, самой Рассказчицы не знала. — Хорошо, я понимаю, — тогда отчеканивает она с кивком, пытаясь скрыть то, что сама для себя открыла сейчас, — поскольку это была твоя сестра — странно, конечно, как я не сообразила, зная столько… И все равно берет паузу. Она ведь любила Кази — одна из ее лучших интернет-подруг, почему она говорит это сейчас? Почему не сказала сразу, как только Элин стала ей писать с жалобами? Тогда бы это было… совершенно иначе. Теперь и вопросы понятны и отсутствие активности в переписке. Что она переживала? С кем? С этим ее Базилем, который сам предложил стать парнем, сам потом передумал? Потому что с сестрой, Элин знает, Нил на поверку не так близка. А кроме нее и Базиля у Нил, кажется, никого ближе и нет. Подруга-одноклассница не вспоминается и учитывая множество факторов Элин бы Пегги в расчет не брала. Нил молчит, чувствуя себя неловко. Она все это время несла эту правду на своих плечах. Она все это время прокручивала их диалог и встречу. Представляла реакцию Элин. — Что ж, попытаемся поладить раз мы уже подруги заочно, да? — звучит в итоге и в половину не так хорошо, как думалось Элин. Но Нил кивает. А потом они больше не говорят. Элин продолжает размещаться, а Нил тихонько занимается своими делами. Элин обидно. Ужасно обидно. Не потому, что сестра ее подруги, кажется, несколько усложнит самой Элин жизнь — к слову, она всегда внутри себя знала, что Линн ей бы не понравилась, не любит она таких людей, просто Каз об этом говорить не хотелось: Линн была и сестрой, и героиней. Не бесчувственна же Элин в самом деле, чтобы критиковать. И обидно не потому, что они так и не поняли, что все это время жили в одном городе. Или почти все — Элин вспоминает их переезд на год. Нет. Ей обидно, потому что Нил могла так долго скрывать от нее то, что узнала так давно. Как будто сразу похоронила их отношения.***
Учеба не задалась как-то с самого начала — в прошлом году и ответы у Элин быстрее чем у кого бы то ни было находились и педагоги ею восхищались. Все тогда было хорошо, гладко. Правильно. И не ради матери, нет, Элин самой нравилось быть лучшей. Вернее, она знает, чего она стоит. Знает, что лучше большей части своей группы, которая расфокусирована и не отдает себе отчета; Элин знает, что большинство ребят тут по случайному стечению обстоятельств, а не потому что это их осознанный выбор и призвание. Элин лучше почти всех их, а, может быть, и всех, но в этом году что-то отчаянно идет не так. Нил активничает и как новенькую ее предпочитают спрашивать чаще, Чани выдает странные нетипичные мысли, которые неожиданно симпатичны некоторым преподавателям больше накрахмаленных ответов Эл. И это, конечно, не должно как-то влиять, вернее это никак не влияет. Но уязвляет. Элин среди этого всего теряет в своей значимости. — Ребята с потока, магистры, — говорит одна из ее подружек-однокурсниц, — зовут прогуляться по центру вместе, что думаешь об этом? Элин смотрит на собеседницу и думает, что эти массивные солнцезащитные очки совсем не смотрятся на ее миниатюрном лице — с небольшим носом, круглыми глазами и тонкими губами. Вся она, ее собеседница, какая-то маленькая, и совсем блеклая на фоне темной кожи и темных кудрявых волос Элин; у девушки рядом кожа типичная светлая уязвимая к солнечным лучам, глаза фисташкового цвета и волосы, напоминающие оттенком шерсть полевки. Впрочем, конечно, Элин только думает и практикует компаративистику в действии, но вслух поддерживает разговор: — Звучит неплохо, — возможно, даже хорошо, если эти ребята на последнем курсе и у них есть связи или опыт, то общение с ними может оказаться полезным. Причем, она не собирается кому-то нравится или попусту льстить, нет. Только воспользоваться возможностью по максиму и извлечь все, что может извлечь. Но по итогу извлечь толком не получается ничего. Все отчаянно не так, магистры все равно оказываются просто ребятами — не сказать, что неприятными, но, наверное, никакими. Может, думает Элин, пустыми. Может, недостаточно целеустремленными или просто поверхностными. Так она снова вспоминает за что любила общаться с Рассказчицей — та не была такой. Нил, она жила пусть в мире, как кажется Элин, совершенно отличающемся от ее собственного, но мир этот был сформированный, целостный. Полный, даже если там и не хватало чего-то или что-то складывалось иначе. Во всем о чем говорила Нил, даже если оно и звучало не всегда достаточно обоснованно, был смысл. Осмысленность и осознанность — вот, что ищет Элин. Вот, что она сама из себя представляет и стремится — всегда — представлять. И снова не ради возложенных на плечи Элин матерью надежд, а потому что так Элин хочется. Так нужно и так правильно. Но сейчас — не так. Люди в ее окружении преимущественно попроще, она и сама бы может рада иногда, но не получается. Из-за этого — склоки, ссоры, конфликты.***
Каждый день полон множества людей. Элин иногда думает, что притягивает их неведомым способом, Нил же, еще в школьное время, услышав об обычном дне и активностях Элин, тоже пошутила о чем-то таком. Назвала их зазеркальными подругами. Кто бы знал. Но Элин не особо старается кого-то к себе расположить, всего лишь делает то, что дается ей хорошо — делится всем тем, что знает сама. Ее рассказы и ответы полны ее опыта, за столько лет и как бы она ни относилась к своей матери, все же сумела много повидать, узнать, пережить. — Тогда считаешь, что посещение этой выставки — хорошая идея? — Безусловно, — Элин даже улыбается, потому что довольна — и тем, что ее спрашивают, и тем, что она уже была на этой выставке раньше. В конце концов, с ней советуются и обсуждают многие вещи однокурсники, ребята постарше и даже, иной раз, доходит до преподавателей. Например, в одну из галерей в ходе обучения они идут именно с подачи Эл, к тому же экскурсия впечатляет по итогу всех. — Мадемуазель Элин Элеанор Ами Шарлен — ваша инициатива оказалась просто замечательной, — хвалит непосредственно декан. Это Элин почти нравится. Почти, потому что об «инициативе» он же донесет ее матери, а меньше всего ей хотелось бы получать оценку своих действий со стороны той. Впрочем, видеть, как ее опыт и познания, а еще информированность и постоянный мониторинг всего, что связано с искусством, сыграли на руку — приятно. Только это чувство не длится долго, взгляд как-то сам натыкается на эту черную точку — Чани. «Ей в самом деле так необходимо облачаться во все исключительно черное?» — думает Элин, сдувая локон. Нил ходит рядом с ней. Закон ли подлости, но из всей группы именно с соседкой своей сестры и, по совместительству, неприятельницей Элин, сошлась Нелли. Это могло бы даже показаться кому-то забавным, но Элин — с ее установками и отношением — это не веселило ничуть. Ноги сами несут ее к ним. И тогда у одной из экспозиций, она говорит нарочито громко: — На самом деле, не всякому под силу понять суть этой композиции, — беглый взгляд в сторону девушек, чтобы убедиться, что она находится в пределе их внимания, — в конце концов, не у многих утонченный вкус. — Что ты пытаешься сказать? — хмурится парень на курс старше — Элин с легкостью узнает его, не так давно он предложил ей, как одной из лучших студенток курса, встречаться с ним, таким успешным и умным. На поверку он оказался скучным ботаником, способным только заучивать, а не усваивать и преобразовывать знания. Он тут совершенно некстати тем, что лезет к ней, когда она как будто проводит экскурсию для своих подруг, в окружении которых находится; то, что это для Чани — некоторые из приятельниц успели уловить и препятствовать не стали, напротив, предпочли потворствовать, но в общем, все выглядело, как должно было выглядеть, как если она просто говорит своему окружению. И этот парень к окружению Элин не относился. — У тебя какие-то проблемы? — она прищуриваясь окидывает его взглядом, разумеется больше никто не вклинится в их разговор, никто не избавит ее от участи отбиваться. — А не у тебя? — хмурится он, вытягивая губы при произношении слов. Элин смотрит на его брекеты, думаю о том, что вскоре его зубы станут ровными и это будет, наверное, единственным плюсом. — Ну не я же вмешиваюсь в чьи-то беседы, — она равнодушно ведет плечами, считающая, что уже выиграла эту конфронтацию. Впрочем, товарищ этого паренька тогда с насмешкой заступается: — Ох, это была беседа? Больше напоминало попытки самоутвердиться. Это буквально пощечина. Элин понимает, что так оно и есть, но признать это, как ей кажется, еще более глупо и опрометчиво. — Не мне отвечать за то, что это тебе или твоему другу напоминало, — в голосе пропадает до того звучащее превосходство, она просто чеканит слова. И, быть может, друг того неудавшегося парня Элин, которому она отказала беспристрастно и легко, продолжил бы ее атаковать, но подошедшие ближе несколько преподавателей сбили спесь. — Пойдемте дальше, — командует Элин. По инерции. Потому что никто за нее не решит. Девочки, пусть и переглядываются смятенно, идут. Когда градус немного спадает, то парень, подловивший Элин, начинает жаловаться. — Такая высокомерная, возомнила о себе невесть что! К счастью, Элин не может это услышать. Впрочем, ей не впервые сталкиваться с этими обсуждениями. Обсуждения непричастных к ее жизни людей — ничто. Гораздо обиднее сталкиваться с тем, когда с подобными вещами соглашаются приятели. — Тебе не кажется… — она не терпит обсуждений за спиной, врывается, прерывает: — Предпочитаю, чтобы обо мне говорили мне в лицо. Парень хмурится, съезжает с темы*. Оттого ли, что знает, кто ее мать? Или просто привык пасовать? Наверное, ловит себя на мысли Элин, это не имеет значения. Все, что в итоге ей остается — отсеивать тех, кто не подходит и обустраивать свое окружение так, чтобы избегать всех невписывающихся. Только руки отчего-то, сжатые в кулаки, дрожат.***
— Не знаю, Элин, — она слышит, сколько бессилия в голосе некогда подруги, — и я искренне не понимаю, — проявляется некоторая сила, гнев возможно — в этом Элин разбирается, — зачем ты усложняешь отношения с теми, с кем изначально не задалось, вместо того, чтобы наладить? А действительно зачем? Ни Линн, сестра Нил, ни эта неформалка Чани больше не вставали у нее на пути — скорее она на их. Во всяком случае, не вставали умышленно. Так зачем? Ответ на поверхности в той дрожи, что разрывает Элин все это время. В дрожи, которая ее переполняет. В цепях, что сковывают. В цепях, что не дают жить свободно. — Вот, — тянет ядовито, сдерживая, скрывая, нет, даже замещая дрожь, — это именно то, что я говорю. Ты не слышишь меня, — гнев нарастает, — возможно, не слышала никогда? Честно, едва ли ты нормально вовлекалась в мои рассказы, как я помню. Мстила за то, что я нечасто тебя читала? Когда реплика окончена — Элин понимает вдруг, как глупо звучит в этом конфликте. «Месть» и Нил и рядом не стояли. «Посмотри», — говорит она себе, — «эта девочка едва не трясется, от сдерживаемых рыданий, потому что ты ее прессуешь. Эта девочка талантливая и возвышенная, эта девочка переживала о том, как ее сестра отреагирует на безобидный вымысел». А тогда выдерживает внутри себя паузу и спрашивает: «Так кто кому мстит, Элин?»