Чернила судьбы

      Если бы я с самого начала, когда Чани выдвинула свое — безусловно точное, как и все, что она подмечала — предположение на мой счет, приняла свои способности, то смогла бы предвидеть все эти «потом», что случились после вечеринки по случаю Хэллоуина? Смогла бы ясно сказать и четко выбирать, а не метаться и сомневаться?       Вероятно, да. И нет. Потому что даже сейчас я иногда сомневаюсь — хотя ему нравлюсь я и в этих своих метаниях да волнениях.       После танца мы с Лизандром тогда решили подышать воздухом во дворе — разговор с ним меня приободрил, как это было всегда. Потому что своим нравом, своим голосом, да и просто взглядом на вещи — он меня всегда успокаивал. С Лизандром рядом становилось тише, спокойнее, со временем уютнее и лучше. Он стал той колыбельной, которую поют детям, чтобы им снились хорошие сны. Он стал той колыбельной, как песня, что пел мне ночью накануне их, к сожалению, подпорченного концерта. А ведь теперь, со всеми своими нынешними знаниями и опытом, я бы вероятнее всего могла предотвратить ту драку.       Но случалось то, что должно было случиться, потому что будущее неизбежно. Неизбежно, если ты поступаешь так, как поступаешь. Будущее — выходит из настоящего.       Ночевала я у Базиля в гостинице и это была моя не лучшая идея для наших и без того натянутых с матерью отношений.       Ночевала в гостинице, потому что даже после убаюкивающего мои нервы разговора с Лизом, я все равно слишком хорошо помнила, как события хэллоуинского вечера, так и всех недель до.       И поскольку Базиль был в хорошем расположении духа — я дала ему наговориться с Чани (и у них с первых минут образовалась связь, которая его воодушевляла, как и момент их знакомства), и в целом вечер ему безусловно понравился, то он со всей ему присущей легкостью позвал меня с собой. — Ты присядешь мне на уши? — шутила я, всматриваясь в его слишком довольное лицо. — Эй, тебя никто не заставляет слушать! — он не всерьез надулся. — Но я ни за что не поверю, что тебе неинтересно. — Кажется я тебе не зря дала прозвище «Ба». — О боже, — Макэр закатил глаза. — Знаешь, я как твоя внучка, которой бабушка будет на ночь глядя пересказывать свою бурную молодость…       Мы в тот вечер много смеялись. Вспоминали квесты, назойливого ловеласа Дакоту, препирания Каса и Ната, его знакомство с моей сестрой. Он был счастлив и рядом с его счастьем мне дышалось куда легче, чем наедине с собственными неприятностями. Ведь тогда я не знала ни о каких произошедших «потом», не знала даже о ближайшем будущем и какое испытание ждало меня начиная с утра и ближайшие пару месяцев.       Мать, разумеется, устроила мне взбучку — не шумную истерику, но выговор был такой, что наступил не ноябрь, а, наверное, январь. Потому что как послушная благоразумная дочь я, конечно, должна была, пусть и после полуночи, явиться домой, а не ночевать у малознакомого — хорошо знакомого мне и практически неизвестного ей — парня.       И пусть мы только друзья — в то время кстати подсознательно я все еще резалась о факт нашего с ним расставания и, пусть была рада за них с Чани, чувствовала внутри неприятную шероховатость. В самом укромном уголке неизбежно блуждали мысли, что все так закономерно — я, такая плоская и неинтересная, и рядом не стояла с Чани. Хотя это не мешало мне просто дружить. Не мешало мне говорить ему «надеюсь, у вас все сложится» — и чувство действительно такое было, хотя тогда я еще его игнорировала, не понимая, что вижу. И вижу ясно.       А мать злилась. Всегда злилась, хотя и не понимала до конца почему.       По Академии поползли слухи. После разговора с Агатой — до которого тогда было несколько месяцев — долго думала, что могла бы избежать части дискомфорта в своей жизни, но… Не сложилось.       Я — не Линн! — стала каким-то центром внимания, и теперь мое имя — Нил — было на устах у многих.       Чани вскидывала бровь и смотрела пристально. Линн сетовала, говоря, что я пожинаю плоды своей беспечности. Элин — я не знаю… Есть чувство, что она могла это с кем-то обсуждать, но в целом… Участия от нее не было.       На море я ходить, правда, не перестала. Если уж мне и нужна была разрядка — то слушать шум волн стало ею. То, что туда с завидной частотой приходил Дейк — было делом вторым.       И пока я сама не отважилась поднять тему слухов — он меня ею честно не беспокоил.       В его характере все же была определенная проблема, потому что своим поведением он не столько добивался того, чего хотел, сколько сбивал всех с толку. Так что, вместо мальчика, который рос с абсолютно разбитой от развода матерью, не верившей в себя ни на йоту, мальчика, который хотел видеть красоту и ее воспевать, мальчика, который говорил так много о том, как его мать красива — при этом искренне так считая — и что это переросло в то, как он стал говорить это всем девушкам, потому что помнил хамовитое отношение отца до развода — ненавидя его всем сердцем, и видел в противовес дядю, нашего школьного физрука Бориса, который, пусть неумело, но искренне поддерживал свою сестру, мать Дейка*, — мы получили бабника. Комплименты, из-за того как часто они сыпались, стали восприниматься за поверхностный флирт.       И все его таким видели. И сам он себя таким иногда в зеркале видел. Мама говорила: «У тебя красивое лицо». Дейк знал, что он взял лучшие их с отцом черты. Знал, что она все равно любила человека, причинившего ей так много боли.       Знал, но он и сам пережил боль, которой не видел, и что-то сломанное срослось в нем неправильно, что он был таким. Неоднозначным — как мне всегда — правильно — казалось, потому что он вечно держался за улыбку и комплименты, все прочие чувства держа в тени. Только у меня получалось попадать раз другой на его теневую сторону.       Собственно, из-за того, что он практически весь вечер Хэллоуина очень активно провел со мной — разумеется многих ревнивиц, так желавших его заполучить (в будущем я скажу ему, ну конечно, чего ты хотел, проявляя ко всем внимание и будучи обходительным, разумеется, на тебя положат глаз и, естественно, что, если ты не предложишь встречаться или кому откажешь, на тебя затаят обиду и примут за пустослова), распустили слух, что между мной и ним что-то есть.       Это был не самый громкий или назойливый слух, но я, привыкшая наблюдать, теперь и сама ощутила наблюдение. И в целом именно в силу своего опыта и заметила смену обстановки.       Но Дейку было нипочем. О нем сплетничали постоянно, потому что он, подобно Линн, яркий и привлекающий, потому что это происходило всегда. Так что и обсуждать со мной было нечего.       Хотя конечно, ситуация мне все же неприятно аукнется, я ощущу очередной жгучий стыд перед тем, перед кем мне не хотелось бы его ощущать.       В ноябре — который пришел вслед за Хэллоуином — день рождение Лизандра. Агата все еще была в разъезде, я — в противоречивых чувствах из-за «способности», окончательно затухающих отношений с Элин и сплетен насчет Дейка — было еще пару прецедентов, где, знакомые с ним девушки, заклинали меня держаться подальше. Между всем этим еще один концерт Crowstorm, забытый Лизандром на скамейке у библиотеки блокнот да предложении Розалии организовать поздравление «Лизику». На последнее Линн отозвалась со всей своей организаторской горячностью, подловила Кастиэля да Ирис (Нат, которого звать не думали по все знают чьей инициативе, все равно в стороне тоже не остался), Ал навязался во все это сумасшествие сам. Армин смотрел на Ракету и думал, что, если бы его девушка решила организовать праздник ему, Ракета был бы самым необычным (и счастливым) хорьком в мире.       Словом, двадцать второе ноября — день рождения Лизандра, и как-то оно потихоньку ставало очевидно, что мы с ним сдружились, так что я не могла не оказаться втянута. А в очередной раз ситуация с потерянной им вещью натолкнула меня на потрясающий по своей сути подарок — Лизандр им пользуется до сих пор.       И, пожалуй, даже не имея дара предвиденья, не зная, что подарок действительно — частично — упростит ему жизнь, я бы все равно именно это и подарила. Собственно — стикеры с навигатором. Их клеишь на все предметы, которые тебе нужно отслеживать и в приложении, что к ним прилагается, ты можешь назвать эти «маячки» как удобно, и потом уже отслеживать их. Другой вопрос, что Лиз совершенно не сразу вспоминает, что что-то где-то забыл. Но находить потерянное стало в разы проще.       Я улыбаюсь. И улыбалась тогда, потому что на мой технологический подарок Лиз, такой викторианский, смотрел точно на пришельца. Отчего на мгновение я даже почувствовала себя глупо: «Кому ты, Нил, это, по-твоему, даришь?» Но оно не стоило того. Наоборот, благодаря тому, чтобы все настроить и наклеить стикеры на все его блокноты и прочие важные вещи, что он их легко теряет — мы проводили время вместе.       И тогда я не знала о том «после», что произошло в силу наших встреч и событий, тому предшествующих. Но до Лизандра, такого далеко от сплетен, такого, которому они даже чужды, все же они тоже дошли. Причем дошли именно потому, что я была рядом и проводила время вместе с ним — чаще всего в библиотеке или столовой, и тогда это обрушилось на меня его полным непониманием.       Лиз, конечно, считал виноватым в этих сплетнях исключительно Дейка. Но, в который раз, именно я выглядела как человек, не сумевший перед Дакотой отстоять свои границы, тот, по чьей робости и случилось то, что случилось. Он всегда прежде говорил мне «не позволяй никому пересекать черту», но Дейк, получается, пересек.       Я мало думала о том, что и как происходит между мной и Дейком — наши морские встречи стали для меня отрадой, а все остальное имело куда меньшее значение.       Только в Лизе поселилось напряжение с того времени. Дейк теперь был непросто «невоспитанным» юношей, а настоящим «рассадником проблем». И, снова-таки, знай я все наперед благодаря способности, могла бы я видеть чуть лучше, чем именно были чувства Лизандра? Могла ли видеть, как они трансформировались с вовлечения в слово без частицы «во», как становились чем-то… большим?       Мне казалось благородству Лизандра просто не к лицу — напускная — беззаботность серфера. Я видела их как противоположностей, все видели их противоположностей; где-то тогда же Чани стала прятать от меня улыбку, а Базиль, нахватавшись манеры Чани, многое не договаривал, проглатывая то, что я, по его — их — мнению между двух… огней.       И где-то тогда, уже в декабре, когда еще не было никакого снега, я вспылила и вывалила на Дакоту историю со слухами. Впрочем, в этом, конечно, поверь я в свои способности, позволь я им быть, знала бы, что любые слухи тухнут, если их не подпитывают.       А потом случилось то, что я знала — позволила себе знать — Пэгги приехала в Аморис на Рождество. Поразительно то, как мы все-таки с ней подружились и как, с той девушки, совершенно не понимающей чужие чувства, она выросла до того, кем стала являться сейчас. Тем, кто работает не топорно и не слежкой, а овладел словом настолько, что на своем курсе ее считают — не без причины — одной из лучших студенток, которой пророчат будущее по-настоящему известной французской журналистки. Под шумок Пэгги даже взяла интервью у группы, сходила в школу, чтобы проведать учителей, где информация, ранее рассказанная мне Дейком о наших учителях и их романе, подтвердилась.       Где мы с ней вспомнили то, как прятались в кустах в саду, как помогали клубу… Вспомнили начало нашей с ней истории.       А в Новом году — вернулась Агата. Это, конечно, знаменовало целую цепочку значимых для меня событий: я наконец могла поговорить с ней о своих способностях, в которые так и не желала верить, у мамы больше не было причин находиться в разлуке с отцом и сидеть со мной.       Так началась иная страница — наполненная безумием жизни Агаты, во что я неволей оказалась втянута. Но, наверное, справедливо отметить, что втянута я с самого рождения — Агата, как владелица того же дара, подтвердила правдивость предположения Чани; в будущем мы даже устраивали посиделки втроем, Чани была в безусловном восторге от Агаты, хотя по темпераментам они разные — в жизни моей новой подруги это был первый, после меня, такой необычный эзотерически человек.       Мне предстоял непростой этап освоения своих способностей — чтобы видения не приходили случайно, а осознанно. Чтобы я могла предвидеть именно на желаемое расстояние — к слову, совсем далекое будущее увидеть можно, но его правдивость невысока, потому что повлиять можно даже на ближайшее, оттого и далекое меняется постоянно.       Основное, к чему сводилась способность — не навык предвидеть. Нет, это все о возможности влиять. И тому, чтобы научиться выстраивать цепочки развития событий, видеть «будущее» поступков и выборов — я училась дольше всего.       Но это — самый ценный урок для меня.       Весной мы с Линн все равно менялись, как и годы прежде.       Многое в моей жизни изменилось, но были вещи, которые не могли пройти и зарасти — о них никто не вспоминал, их игнорировали, отчего они цвели бурьяном. Одна из таких — моя боль о том, что я не такая как Линн. И эта боль вела к куда более глубоким ранам — и позволь я себе смотреть больше, чем на пару недель вперед, знала бы с кем и почему они всплывут в мае.       А пока — пока день обмена — в который Лизандр безошибочно узнает во мне — Нелли — меня. Пусть я отыгрывала Линн, пусть все, кто не знал, считал меня Линн — особенно ее преподаватели, Лиз не ошибся. И соврать я ему не смогла.       Утащила его за угол и созналась, за угол, потому что в наших правилах нельзя было сознаваться вот так прямо (исключая посвященных, Армин в обед называл меня Линн и много смеялся, но не делал ничего из того, что хотел бы сделать с «Нил» дня обмена).       Словом, Лизандр почему-то ничуть не удивился и у нас случилась поразительно глубокая беседа в кафе «Cosy Bear».       Наверное, именно в тот день я начала видеть, что мы с Лизом гораздо ближе, чем мне постоянно казалось — только подсознательно заглядывать вперед боялась. Я знала, что наша связь уникальна и поразительна, что разговоры, которые происходят между нами — они только о нас и для нас. Но дальше этого мои мысли идти боялись.       Зато время идти не боялось от слова совсем.       День рождение Элин на которое кроме меня никто не пришел — не то чтобы она планировала отмечать. Да и я пришла не столько умышленно — просто у меня было то, что мне хотелось ей отдать. То, что ей хотелось бы получить.       Элин извинилась за свое поведение. Сказала, что сожалеет о своих эмоциональных выпадах. — И ты можешь возвращаться… — неловко потупилась она себе под ноги, — ну, если хочешь, знаешь…       И это все равно — вопреки оставшейся во мне, осевшей плотной пылью, обиде — екнуло во мне. — Я была бы рада тебя видеть, — на этих словах посмотрела она в мое лицо мимолетно.       Но мы не помирились.       Только тогда, посмотрев в будущее, я знала, что позже и помиримся, и поговорим, если нам случится поднять тему, которая у нас общая травма. Потому что между нами куда больше общего, чем мы обе привыкли думать.       Уже весной я стала видеть многие «потом». Одним из таких «потом» было мое знание, что Дакота позовет меня отметить свой день рождения. Как и Элин, он родился в мае, когда солнце уже печет и намекает на стремительно приближающееся лето.       Мне было интересно посетить его день рождения — я не стала препятствовать этому событию. Так что он действительно меня позвал.       И я была единственной гостьей.       Это могло бы сойти за свидание, может, даже им и было. И именно в этот день он и рассказал о своем детстве. Вообще о себе.       О себе, каким он есть без улыбок и комплиментов девушкам. И потому я поделилась накопившимся — своей историей.       Историей того, почему у нас до сих пор с матерью непростые отношения, почему я не такая как Линн. Историей, о которой никто не думал — потому что как Дакота не видел долгое время травм и их причин, так и я, мы все.       А правда в том, что многие темы в нашей жизни остаются за чертой. Но к тому, чтобы перестать бежать от психической стороны самих себя, не последнюю роль сыграл и Макэр, учившийся на психологии.       Правда в том, что многие темы остаются за чертой: как тяжело переносить расставание, как бывают нездоровые отношения, что зависимости бывают не только от алкоголя, никотина и наркотиков, что растить ребенка в одиночку тяжело; что не всем легко рожать, что иногда ты к чему-то не готов, что бывает непредвиденные ситуации.       Я — непредвиденная ситуация.       У Люси, нашей с Линн мамы, была послеродовая депрессия. Потому что на всех снимках было видно только один плод — такая нелепая история, вторую дочь никто не ждал, финансово не планировал. И поскольку сами роды сложный процесс — то, что родились близнецы, мать шокировало совсем не в лучшую сторону.       Но ребенка они с отцом, правда, хотели. Так что, Линн мама любила. Нил — нет. Сначала это было неосознанно, какое-то внутреннее отторжение, что позже перекочевало в привычную выученную холодность — я и сама, знающая холод с детства, я, которой действительно буквально досталось меньше тепла даже физически, росла не такой лучистой, как Линн. Разумеется, дело было не только в этой истории отношения родителей ко мне в первые годы жизни, матери в частности, но и потому, что мы разные люди — момент, который мне помог принять Лизандр в день обмена и в прочие наши встречи после только укоренил, может, можно сказать даже взрастил цветком эту мысль во мне.       Как необходимость искреннего — абсолютнейше прямолинейного — разговора тет-а-тет с матерью — Дейк.       И уже тогда я знала, что это нам поможет. Видела, каким должен быть разговор, как должен случиться.       Так и случился.       Знала ли я раньше, отрицавшая навык предсказывать, я, сочинявшая историю о сестре, что буду плакать в объятиях мамы и впервые чувствовать себя по-настоящему любимой?       И отсюда совершенно понятно, что наша точка соприкосновения с Элин — сложные отношения с матерями. Накануне решающего разговора, я, все равно нервничающая — как-то так вышло** — встретилась в баре с Элин. И за парой бокалов мы пришли к этой теме.       Теме, что подарила нам надежду стать близкими подругами друг другу вновь.       И лето началось действительно для меня ярким и красочным; многие привыкли начинать новую страницу с Нового года, однако именно лето открыло для меня таковую.       Лето, которое подарит мне настоящую любовь***. Такую, как у Линн с Армином или Чани с Базилем, Розы с Леем, Алекси с Кентином.       Это было время сессии: Crowstorm отложили выступления до конца той, обещая оторваться после закрытия; Роза и Лей временно заморозили свои работы над коллекциями, даже Пегги не носилась с интервью; Линн ответственно и основательно взялась за Армина, гоняя его от компьютера, как Кентин оттаскивал Ала от магазинов.       Ким не без удовольствия, бросившая учебу, наблюдала за всей суматохой часто в шутку зазывая ребят в бар. Алекси очень хотелось соблазниться.       Прия и Чани отлично справлялись; Амбэр старалась изо всех сил и даже помогала Ли. Все сосредоточились на сессии, я не была исключением.       Но этот год научил меня расслабляться, так что накануне последнего экзамена, в котором я ощущала уверенность, небезосновательную, я снова пошла к морю. В летние, куда более длительные, вечера, море выглядело совершенно иначе. От осенне-зимней строгой, волнующей атмосферы не осталось и следа. Теперь это был райский уголок.       Причем, уголок довольно уютный и… романтичный.       Хочу отметить еще, что помимо большого количества времени, что мы проводили вместе с Чани, так же я много вечеров провела в компании Лизандра и библиотеки. Нам было уютно готовиться вместе во вдумчивом молчании.       Один раз правда мне совпало оказаться в библиотеке с Дейком, и я даже не то чтобы не подготовилась, но атмосфера была совершенно иной.       Словом, в тот самый вечер, я пришла просто полюбоваться закатом. Какие-то ребята неподалеку устроили посиделки, принесли гитару — рядом с Кастиэлем и Лизандром они не стояли, но та аура, царившая вокруг них, все равно ощущалась уютной и приятной мне.       Где-то тогда и пришел Дейк; он не мог не прийти. Может, потому я и пришла — кто знает, в тот вечер я не спрашивала себя. Не спрашивала до определенного момента.       Мы снова разговорились, как это бывало с нами обычно. Только теперь я говорила больше, чем прежде — по-моему, Дейка это радовало.       Молчание между нами случалось нечасто (явно реже, чем между мной и Лизом). Но мы в какой-то момент замолчали.       Шумели медленно, лениво, как уставшие от сессии студенты, волны. Ребята продолжали петь самые популярные песни, наигрывая их на гитаре. Трещал огонь.       Ветер — совсем не такой как осенью — мягко покачивал локоны. Я видела, как Дейк задумчиво смотрит вдаль, как его волосы, убранные в низкий хвост на затылке — тут промелькнула моя первая шальная мысль, словно, исключая Базиля, мне везет сближаться с парнями, у которых волосы убраны в хвост на затылке большую часть времени (а следом еще более безумное желание увидеть Лизандра с распущенными) — выбились и тоже развеваются на ветру. Я смотрела осторожно — украдкой, потому что молчаливый, совершенно спокойный Дейк — редкое, поистине, зрелище.       И прежде чем он все же поймал мой взгляд, будущее начало, точно снимок на пленке, проявляться. Медленно, постепенно, робко. — Хороший сегодня вечер?       Моргнув пару раз, кивнула утвердительно. — У тебя ведь завтра последний экзамен?       Странно было слышать этот вопрос, но покопавшись в памяти, я поняла, что нашу учебу мы не обсуждали. Ответила ему утвердительно и так получалось, что у него тоже.       Но слушала я тогда мало. Я понимала, что в зависимости от того, кто первый заговорит*** и о чем — зависит буквально важная вещь. И внутри меня уже был ответ — какую из них я хочу допустить.       С кем я хочу начать свои отношения.       Вот, что показало мне будущее, что пришло ко мне в этот момент. Потому что я не призывала будущее какое-то время: хотя бы потому, что хотелось сдать экзамены честно, а не знать, что мне достанется. Чани долго смеялась с того, какая я святая невинность, рассказывая, что буквально любой поступил бы совершенно иначе на моем месте. Но я знала — не любой.       А уж о том, чтобы с кем-то строить отношения — я думала в последнюю очередь. Как я и говорила, мне нравилась моя близость и с Дейком, и с Лизандром, и это было почему-то таким чудом в моей жизни, что казалось, будто вмешайся в это я, начни думать о лишнем — все рухнет. — Есть ли кто-то с кем бы хотела оказаться вместе в такой уютный вечер? — тогда наконец, глядя мне прямо в глаза, но все же сохраняя свою привычную игривую легкость, спросил Дакота, словно бы зная мой ответ. Зная, что у меня есть ответ.       И я, свой ответ зная, все равно почему-то ощутила, как живот стягивает в воронку, а воздух выходит из меня, как из шарика, подходит к лицу красной волной смущения. И вцепившись пальцами в свою футболку, я уставилась вниз: — Да, — почти выдохнула остатками воздуха, но — мир будто специально затихший еще больше — позволил этому «да» прозвучать. Несмотря на мой севший на эмоциях, что вспыхивали во мне маленькими огоньками, голос. — Так иди к нему, — и этих слов было достаточно.       Достаточно, чтобы я тут же, как будто только этого и ждала — а я ждала, пожалуй — попрощаться, пожелать под его (очень мягкую) улыбку, хорошего вечера. И поехать к Лизандру.       Как Дейк все обо мне понял — я не знала. Но знала, что, если бы мои чувства были другими, все могло бы случиться иначе.       Как Дейк понял — это история не этого времени. У меня было знание о его осведомленности, но как — я не знала. Может, не хотела знать.       Зато знала, где сейчас найду Лиза.       Мы встретились на остановке в центре города, словно он тоже блуждал там, знающий, что встретит меня. Или блуждал в поисках меня.       Ничто из этих нюансов не имело значения. — Вижу, ты пребываешь в явственно хорошем настроении, — было его первыми словами, подкрепленное самой нежной улыбкой. И важно было то, что уже тогда мое хорошее настроение — было причиной и его хорошего настроения.       А что было потом… Я, наверное, и без дара могла бы по нам двоим — да и, наверное, кто-угодно со стороны, по нашим-то взглядам — понять, что это придет к предложению встречаться. Вернее, сначала признании в любви, которое, пока Лизандр поэтически (просто вся его речь — даже если это не стих и не песня — поэтическая), билось во мне огромным комком в горле и ушах, так громко, еще сильнее, чем на пляже от одних-то только мыслей — потому что думать и переживать это очень разные вещи.       Даже те мои сны о Линн или признание Кентина в саду в школе — не стояли рядом. И не могли стоять — потому что, несмотря на всю мою чувствительность, ничто из того не было обо мне. А человек с разноцветным взглядом передо мной — весь для меня. И… — ….о тебе, — кажется никогда прежде мое лицо не горело так сильно, чем пока я слушала, о чем именно Лизандр думает. И как чувствует.       Что чувствует.       И что — рядом с ним — чувствую я.       Так что, я успешно закрыла сессию, и на совместном праздновании, сумасшедше большой компанией, ошарашила всех новостью. И на первом летнем концерте окончательно укомплектованной с осени прошлого года Crowstorm, я уже была в роли девушки ее солиста. Была девушкой Лизандра.       Моего Лизандра.       …Что дальше? Три не менее насыщенные курса учебы, много концертов, еще большие рассветы каждого из нас…. Но пока еще даже третий курс не самое близкое будущее, что смотреть совсем вдаль мне и не хочется.       Я знаю, что могу видеть и делать выбор. Что теперь не произойдет случайных аварий, драк и неудобных сплетен, потому что я научилась принимать решение, которое ведет к лучшему развитию.       А пока — прямо сейчас — гроза. Ливень стеной, на который нам повезло смотреть из уютного домика родителей Лизандра, хотя мы успели и промокнуть под ним безбожно (памятка мне на будущее — не забывать проверять погоду своим даром, а не только по прогнозам). Но я знаю, знаю, что будет солнце. Обязательно выйдет солнце.       Когда? Давайте подождем и увидим сами.

00:31 08.12.2022