Помоги: кажется, во мне — пожар

      В больницах есть ряд вещей, которые обязаны повторяться: безвкусная еда, одна на весь этаж или корпус безбожно заедающая дверь, сквозняк ночью и духота днем. Или еще, например, простынь, везде не иначе, как одна и та же, неприятная на ощупь, как будто на ней затвердел невымытый до конца стиральный порошок, она никак не желала оставаться заправленной, а от малейшего прикосновения собиралась складками. Когда спишь на таком белье, волей-неволей возвращаешься к мысли: «Ты здесь чужой». Только вот что Мо Сюаньюю, что самому Вэй Усяню было не привыкать, у одного из них никогда не было собственного дома, второй вовсе этакий плод слишком живого воображения. Никто из них никогда не спал в «своей» кровати.       Мо ничего плохого в вынужденном пребывании в психбольнице не видел. Это действительно могло дать хороший результат и помочь исцелению — почему бы не попробовать? Одно чужое место сменилось другим, всего-навсего. Он чувствовал внутреннюю готовность каждый раз, когда появлялся и находил в памяти Вэй Ина новости о его помещении под врачебный надзор, ведь с каждым прожитым днем они все сильнее напоминали героев комедийной дорамы. В конце концов, кто как не доктора должны разбираться с такими и подобными случаями? А сам Мо Сюаньюй никак не мог изобрести грамотный план, как следовало рассказать первоначальному владельцу тела о том, что ныне он в нем не один. Они ведь находились параллельно друг дружке, не пересекаясь.       Единственное, о чем он не подумал, мечтая о сторонней помощи, так это об окружении, которое резко сменилось. В среде разной степени ненормальности людей находиться оказалось не так-то просто, Мо по умолчанию рассчитывал на одиночную комнату, максимум на кого-то одного, с кем его вынудят ее делить. Ведь психические недуги, это, ну, опасно? Это не все равно что дни на пролет проводить в компании таких же сирот, как ты сам… Впрочем, кто стал бы утверждать, что среди них все могли похвастаться психическим здоровьем?       Дожидаясь, пока санитарка закончит отчитывать его соседей, хотя, в сущности, ее претензии были обращены к одному из них, Мо уселся на краешек свободной кровати, искренне радуясь, что та еще не была застелена. Почему? Какое-то глупое чувство удовольствия от собственности взыграло в нем? Тот факт, что никто не успел переночевать здесь день или два назад, не делал его владельцем.       Он понятия не имел, куда себя деть сейчас, ссора, с которой началась его незамысловатая новая жизнь, как будто выбила из колеи. К тому же, он все еще занимал чужое, не ему предназначенное место, решение не терпело отлагательств: как помочь вернувшемуся Вэй Ину понять новое окружение. Не записку ведь ему оставлять, они не персонажи фильма, да и при всем желании ручки с бумагой под рукой не было. Мо с досадой цыкнул себе под нос. Это Вэй Усянь должен сидеть здесь и с улыбкой изучать ребят, с которыми ему предстояло провести бок-о-бок как минимум ближайший месяц. Он бы отвесил какую-нибудь уместную шутку, подразнив того громкого парня, как-нибудь поддержал понурого и словно замкнувшегося от происходящего обладателя пугающе потухшего взгляда. Да, он бы сходу нашел с ними общий язык, в отличие от растерявшегося Мо. Чужая ругань всегда действовала на него как-то угнетающе, единственное, с чем он справляться был не в состоянии. Отличный выходил помощник и защитничек.       — Тебя так напугал Цзян Чэн? — голос звучал напротив, подняв голову, Мо Сюаньюй встретился в теплым, внимательным взглядом. Ему улыбались, отложив в сторону сложенный из клетчатого листа веер, с участием подавшись вперед. Казавшись красивым, очаровательным, он чем-то располагал к себе Мо, в понимании которого красивые люди не могли быть злыми. Ну что за детский подход? — Он только и умеет что кричать на всех без разбору, но на самом деле хороший человек. К нему надо привыкнуть… Ах да. Прости. Меня зовут Не Хуайсан.       — Мо Сю… То есть нет, — Мо поздновато спохватился, что большую часть времени жить здесь предстояло Вэй Ину, да и всяческие сопутствующие документы вроде медкарты оформлялись на него. Он тут в роли, в лучшем случае, бонуса, если не паразита-вредителя. Поэтому нужно быть осторожнее, чтобы не навредить, ненароком усугубив положение. В конце концов, все свое существование он пытался сделать обратное. — Я — Вэй Усянь, приятно познакомиться.       Не Хуайсан, несомненно, заметил это поспешное исправление, к тому же, Мо не умел держать лицо, даже когда это было нужно позарез, и легко выдавал все свои эмоции собеседнику. Ничего не изменилось и сейчас, его глаза широко распахнулись от страха, он потянул к болтливому рту руку и практически прикусил свой язык. Надо же быть таким безмозглым. Но никакого уточнения не последовало, наоборот, Не Хуайсан не изменился в лице, продолжая вежливо и при том по-настоящему, живо улыбаться, и кивнул. Связано ли это с тем, что в этих стенах привыкаешь и не к подобным странностям, или он сам по себе был из тех, кто не задавал лишних вопросов? В любом из случаев, отсутствие замечания в отношении очевидно нелепой оговорки воодушевило Мо Сюаньюя.       — И никто не пугал меня, просто я… — он посчитал долгом чести защитить себя, раз уж Хуайсан решил таким образом переврать ситуацию. Никого он не боялся, это было самое обыкновенное замешательство, потому что далеко не каждый мог быть подготовлен к подобному радушному приему. Но нужные оправдания так и не приходили на ум, от чего Мо, запинаясь, продолжал повторять одно и то же слово, чувствуя, как лицо сильнее заливает румянец, не столько стыда, сколько от его смеси со злостью на себя. — Просто…       — Просто ты не привык к таким людям? — подсказал Не Хуайсан. Не дожидаясь никакого согласия со своим предположением, он продолжил. — Цзян Чэн правда старается быть более сдержанным, но…       — Закончили обсуждать меня? — тот самый разгневанный юноша обернулся, метнув быстрый взгляд в сторону разговорившихся, забывших о шепоте соседей. Их болтовня успела перейти в полный голос. — Со мной было бы все в порядке, если бы не некоторые.       — Цзян Ваньинь. Ну все, давайте остановимся, — устало откликнулась уже санитарка, потирая шею. Если приглядеться, то на ее изгибе можно было разглядеть крохотные капельки пота, скатывавшиеся в вырез халата. По всей видимости, она точно так же, как и все остальные, несмотря на собственный статус медработницы, не могла игнорировать угрозу, исходившую от него. Он кипел под взглядами, напряженные плечи застыли, как каменные. Такого даже не нужно было трогать пальцем, хлопни в ладоши рядом, и непременно случится взрыв. — Ужин будет через три часа, пока что помогите своему соседу обустроиться у вас. Вэй Усянь, — обратилась девушка уже к нему, выдавливая самое жизнерадостное выражение лица, на которое была способна. Очевидно было, ее, юную на вид и явно недавно начавшую работать, точно также выматывали подобные неурядицы, — постельное белье сложено в тумбе. Обязательно отдохните сейчас.       Психиатрическая больница забавное место. Персонал исключительно вежлив, заботлив, и ты убеждаешься на все сто процентов, что они относятся к тебе, как к равному и, самое главное, здоровому человеку. И ты, можно поверить, что попал сюда по чистой случайности. Но не успеваешь ты полностью разувериться в своих болячках, как стальная дверь глухо хлопает о раму, замок, который невозможно взломать какими-нибудь подручными средствами, проворачивается, запирая от внешнего мира. Мо Сюаньюй ждал… но дверь закрылась тихо и аккуратно, ключ не провернулся в скважине. «О… она же говорила, что палаты открытые… Я опять себе навыдумывал что-то».       Облегченно вздохнул, Мо Сюаньюй окончательно убедился в благородстве и прекрасном нраве как минимум одной медсестры, которая обладала не дюжей выдержкой и терпением, десять минут беседуя с клокочущим от гнева Цзян Чэном. Тот, услышав шум со стороны новоприбывшего, обернулся, скрещивая на груди руки, и придирчиво окинул взглядом. Вспомнив содержание его претензии, услышанной еще по ту сторону двери, Мо напрягся: у него какие-то проблемы с дышащими людьми? То есть примерно со всеми?       В такой ситуации Мо оказываться не приходилось, но теперь он мог примерно представить себе, что чувствовали люди, проходя фэйс-контроль на входе в какое-нибудь элитное заведение. Было неприятно подвергаться чужой оценке, когда никого не просил об этом.       — Все в порядке? — Мо нахмурился, поджав нижнюю губу. — Не смотри на меня таким букой, я тебе и слова не сказал… Да и тебе не идет.       Не Хуайсан успел поднять веер и прыснул от смеха прямо в него, прижимая к лицу. Спрятаться получалось плохо, в первую очередь из-за дрогнувших плеч и откровенного хихиканья. Цзян Чэна заметно покоробило подобное определение, но зачинать вторую словесную потасовку он не планировал. Одного срыва было ему предостаточно, поэтому оставалось кривить от разочарования в новичке рот и морщиться.       — Как? «Букой»? Что еще за слова, — пробормотал Цзян Чэн, с ногами уваливаясь на свою кровать, — почему всех идиотов подселяют сюда, ко мне? Противоположности притягиваются?       — Я не силен в физике, но зато увлекался социологией. Все-таки, мне думается, между людьми это работает иначе, — вдруг неожиданно серьезно отозвался Не Хуайсан, почесав самым кончиком указательного пальца щеку. Демонстрируемая задумчивость была карикатурной, точно иллюстрация к какому-нибудь комиксу. — Уместнее было бы назвать это судьбой. Злым роком, если тебе угодно.       — Заканчивай пытаться умничать, все равно ни черта не получается, — заведя руку за голову, он закатил глаза. Не теряя времени, чтобы не оставаться невольным слушателем уже не причастного к нему диалога, Мо Сюаньюй принялся разбираться с оставленным ему постельным бельем, которое, как и ожидалось, оказалось тем самым, «типичным». На сгибах оно хрустело от чистоты, повидавшее до сегодняшнего дня неизвестное количество пациентов. Цзян Чэн, лениво следя за ним, невольно цепляясь за мельтешащую туда-сюда фигуру, снова обратился к нему. — Вэй Усянь? Раз уж этот оболтус успел представить меня, будем и дальше без церемоний. Так как тебя угораздило попасть сюда?       Мо закончил возиться с простыней и теперь натягивал на тяжелую подушку наволочку, которая казалась невозможно для нее маленькой: но раз справлялись и прежде, то и у него получится, если, конечно, она не села с последней стирки на пару размеров. Услышав имя, он на секунду приоткрыл рот, захлопнул его снова, когда вопрос озвучили. И еще раз открыл и закрыл, аж цокнув зубами.       — Я… Это такая долгая история. Подождите, а он продолжит вот так сидеть? — смотря на недоумение, так ярко отразившееся на лице Цзян Чэна, Мо кивнул в сторону сутулого юноши, пока что оставшегося безымянным. Он был настолько тихим и непримечательным, что забыть о его присутствии под боком оказалось совсем несложно, и если бы Мо не чувствовал в этом некую схожесть с самим собой, он точно также бы потерял к нему интерес. Странно, но незнакомец казался такой же иллюзией, как и дополнительная личность Вэй Ина.       Поникшие плечи не вздрогнули, голова оставалась наклоненной слишком низко, от одного взгляда собственная шея начинала ныть. Судя по всему, оставаться без внимания ему было предпочтительнее, чем пытаться включиться в разговор сверстников. Такие подростки встречались Мо крайне редко, хотя в приюте, во всех приютах, где довелось побывать Усяню, были самые разные люди, и замкнутые одиночки тоже нет-нет да попадались, но никто не выглядел и в половину настолько потерянным. С ним точно все будет в порядке? Его ведь лечат? Проследивший за его взволнованным взглядом Цзян Чэн громко фыркнул, и стало непонятно, почему при такой неприязни они решили распределиться по кроватям так, что эти двое оказались напротив друг друга.       — Из Вэнь Нина слова не вытянуть лишнего, не пытайся. С такими, как он, найти общий язык нельзя, ненавижу этих суицидников. Быть настолько бесполезным и слабым, чтобы…       — Ох, ну пожалуйста. Так ведь можно обидеть кого-нибудь, — как будто от стыда за своего приятеля, скулы Не Хуайсана слегка покраснели. — Никого он на самом деле не ненавидит, я в этом уверен.       — Откуда тебе знать? — насмешливо отверг попытку обелить свою персону сам Цзян Чэн, и, так и не найдя удобного положения лежа, снова уселся посреди кровати, потянувшись. Как будто слишком много энергии оставалось в этом теле, запертом в не особенно просторной комнате, и поэтому никак не получалось заставить его остановиться в одном положении надолго. — Залезть в мою голову не у каждого мозгоправа получалось, чтобы с такой уверенностью заявлять, о чем я думаю.       — А вы? — невпопад спросил Мо Сюаньюй. Перебивать было не в его привычках, но нужно было каким-либо образом перевести тему на что-нибудь другое. Во-первых, чтобы сгладить поднимающееся раздражение одного из собеседников, во-вторых, чтобы узнать немного больше. — То есть почему вы здесь оказались?       — Цзян Чэн…       — Да хватит, я могу и сам за себя ответить, — огрызнулся в ответ Цзян Чэн, сверкнув глазами, после чего глубоко вдохнул, задержав на секунду-две дыхание. Мо не был знаком с дыхательными упражнениями, ни с чем подобным вообще, как-то не пригодились подобные штуки, но и без этого понимал, что таким образом тот пытался себя успокоить. — Как ты выразился, «длинная история» получилась. Сокращая максимально, подрался.       — Разве за такое попадают в психушку? — Мо не смог удержать возглас. Такого быть не могло, иначе половину мальчишек из последнего детского центра, в стенах которого он жил последние годы, нужно было бы направлять не на усыновление, а прямиком сюда. Драки были чем-то обыденным в компании оставшихся без родительского надзора детей, некоторые из которых, до того, как оказались под надзором соответствующих органов, вовсе росли на улице, как трава.       — Если ты разукрасишь сынка богатеньких родителей, сломав ему пару ребер, то да, еще как. В общем, у моей семьи был выбор, либо пытаться выиграть суд, либо я на пару неделек задержусь тут. «Проблемы с контролем гнева», чтоб их. Как будто это имеет значение, — Цзян Чэн опустил глаза на сцепленные перед собой в замок руки. — Мать говорит, что позволить себе мы могли хоть десять адвокатов, но им с отцом хотелось бы убедиться, что это возраст такой, и у меня все нормально. Не очень, как выяснили эти придурки в халатах.       — Но ты не первый раз дрался так. Иначе бы им точно не было бы смысла оставлять тебя здесь, — Не Хуайсан чудесным образом умудрялся не злить пуще своим осторожным, негромким голосом с правильно подобранными интонациями, он точно знал, что можно и нужно сказать в тот или иной момент. Даже его остроты были уместными, обходившими все углы, на которые напоролся бы кто-то менее деликатный. — Со мной все проще намного, как я думаю. Я начал слышать голос, и это дико пугало.       — Голос?       — Да, моего старшего брата. Он умер год назад, и вот. Так получилось, — у Не Хуайсана был странный, извиняющийся тон. Это воспоминания о близком человеке откликались так? Никогда не сталкивавшийся с людьми с настоящими галлюцинациями Мо не знал, как ему быть. Стоило посочувствовать? Но Хуайсан выглядел в самую последнюю очередь удрученным своим недугом, его вовсе не трогало подобное признание, он только отвечал на вопрос.       Слышать нечто подобное странно и, нужно признать, пугающе. По затылку прошлось холодное щекочущее чувство, потому что Сюаньюй самого себя не считал порождением бреда не очень здорового мозга. Там все должно было обстоять сложнее, раз он обладал сознанием и своими собственными чертами, независимыми от Вэй Усяня. Слышать голос, у которого нет обладателя, наверное, очень болезненно, неприятно само по себе, но если с тобой говорит умерший недавно родственник? И если ты был близок с ним? Какая-то изощренная пытка получалась в итоге, устроенная собственным мозгом, и Мо почувствовал смутную радость: даже хорошо, что Вэй Ин не помнил голоса, внешность, характер родителей. Кто бы знал, что тогда породил бы он в тот критический момент «рождения» Мо Сюаньюя.       — Ужасно! Не Хуайсан, прости, что заговорил об этом, мне очень-очень жаль! Я и представить не мог… — вроде бы и не спросив ничего запретного и не нарушив личные границы другого, Мо ощутил укол вины, и тут же постарался ее загладить. Вряд ли в больницах существовал особенный этикет, запрещавший спрашивать подробности чьего-то диагноза, но ощутимое неудобство в этом было. Некая неправильность.       — Да ладно тебе, он же не просто сидит здесь сутками. На лекарствах он ничего не слышит и вполне бодренький, не так ли? — Цзян Чэн поспешил разрядить обстановку своим замечанием, видя, как неловко подобрался новенький, прижав с трудом впихнутую в наволочку подушку к груди. Не Хуайсан с готовностью закивал. — Не напрягайся так, тут большинство охотно расскажут тебе, в чем дело и почему они… А? Чего с тобой?       Мо покачнулся, крепко жмурясь, прогоняя навязчивое состояние дурноты, внезапно его одолевшее. Оно приходило всегда в самый неподходящий момент, от пронзительной головной боли переходя к лютой усталости, в буквальном смысле слова валившей с ног. Не было никаких предвестников, ничего необычного, и из раза в раз Мо Сюаньюй умудрялся забывать, что он на птичьих правах, и свыкался с особенностями движения тела, рук, скакал на тонких ногах так, словно те были его собственными. Кровь отлила от лица, детско-наивное выражение на нем затерлось, появилось другое, болезненное и неподвижное, точно восковая маска. Подоспевший Не Хуайсан аккуратно выцепил из сжатых до побелевших костяшек пальцев подушку, кидая ее к изголовью кровати, и укладывая на нее Мо. В его ошарашенном взгляде легко можно было прочесть вполне закономерную мысль: «Я-то надеялся хоть один будет более-менее нормальным, но к нам снова подселили проблемного ребенка». Мо понимал, что выглядел жалко, но приступ мигрени сносил безжалостной волной, придавливая к матрасу, заставляя щуриться на солнечный свет из окна. Заметив навернувшиеся на ресницах слезы, тут же блеснувшие в уголках глаз, Хуайсан задвинул штору. Пластиковые крепления зашуршали, ударяясь друг о друга, и неплотная ткань подарила немного облегчения.       Она оказалась достаточно тонкой, светло-зеленой, такой насыщенной салатовой, и создавала в палате неплотный полумрак. В таком не то, что лица без труда различить, можно было спокойно, например, читать. Но, благо, лучи перестали напрямую падать на чувствительные глаза, и этого хватило, чтобы перед ними не вспыхивали цветные круги и пятна.       — Позвать кого-нибудь? — уточнил Цзян Чэн, наблюдая за поднявшейся суматохой в нерешительности. У каждого здесь свой ворох проблем и разнообразных заморочек на любой вкус и цвет, и некоторые, несмотря на плачевное состояние, категорически не хотели лишний бы раз мелькать на глазах персонала. От этого для тех особенных зависел срок выписки, и мало кто мечтал задержаться в таком чудесном учреждении. Например, сам Ваньинь отказался бы от помощи. Наверное, поэтому и додумался спросить вместо того, чтобы сломя голову побежать за врачом.       Мо Сюаньюй отрицательно покачал головой, выдавив улыбку, вышедшую, говоря откровенно, жутковатой из-за стиснутых зубов. Изо всех сил он сдерживался, чтобы не застонать от стискивающей виски боли и рези в глазах. Он совсем уж жалобно выдохнул, безучастный Вэнь Нин — и тот повернул голову в его сторону, интересуясь, не собрался ли кто умирать здесь и сейчас. И не стал ли этому причиной очередной приступ Цзян Чэна. Мало ли, вдруг сорванной на нем лично злости не хватило.       — Все хорошо, правда. Такое случается, если я переутомляюсь, — Мо Сюаньюй имел множество отличий от Вэй Ина, но было среди них одно из значительных, которое вызывало недоумение окружающих и выдавало его с головой. Его голос звучал выше, насколько позволяли голосовые связки тоньше, что сочеталось с общими жеманными интонациями, но ставило в тупик знакомых с Усянем. Спустя десяток появлений, Мо научился контролировать речь и свое произношение, подстроившись, минимизируя последствия причиненных неудобств, но в таких случаях, как этот, терял все навыки управлять собой. Прикрыв глаза, голос можно было принять за женский. — Мне говорили лечь спать, как только доберусь к вам, но вы говорили…       — Тогда почему не сказал сразу? Твои болячки — это твоя забота, черт возьми, зачем усложнять другим жизнь? — несмотря на подчеркнутое пренебрежение, Ваньинь, судя по всему, только сейчас по-настоящему успокоился, услышав, что подобные приступы были не чем-то новым, и справиться с ними было, по всей видимости, возможно обычным отдыхом. В сущности, с участием Не Хуайсана, у него и случая не подвернулось показать собственное сочувствие или опасение за самочувствие этого «Вэй Усяня», тот в мгновение ока выполнил все необходимое. Этакая заботливая матушка.       Если бы не вот эта способность угодить любому и поддержать каждого, пусть иногда и с какой-нибудь небольшой выгодой для себя вроде «а отдашь мне на завтраке половинку своего кекса?», эта палата давно бы находилась в руинах. Самый обычный, ничем непримечательный паренек оказался в роли арбитра, он уравновешивал обстановку, которую швыряло из крайности в крайность. При его отсутствии, например, пока семья радовалась совместной прогулке с сыном по территории примыкавшего к больнице сада или на очередной срочной консультации — неважно, стоило Не Хуайсану надолго отлучится, как атмосфера между оставшимися вдвоем сгущалась. Он пару раз отмечал, выразительно обмахиваясь веером, что в прошлых жизнях они были не иначе как кошка и собака, ничем другим это не объяснялось.       Приложив ладонь к прохладному лбу, Не Хуайсан перевел дух. Он смог запыхаться за коротенькую дорогу до окна? Нет, скорее перенервничал. Не заметив ничего указывавшего на плачевность состояния больного, он плюхнулся обратно к себе, скрежетом пружин вынуждая Мо Сюаньюя поморщиться.       — Я и правда усну, — бесцветным голосом выдавил из себя он, пряча лицо в сгибе локтя. — Разбудите к ужину?       — Он обязательный для всех, так что тебя так или иначе поднимут, — ответ Цзян Чэна разобрать удалось с трудом, как через плотный слой ваты, которой вдруг заткнули уши.       Наполовину он спал прямо сейчас, последние усилия тратя на то, чтобы цепляться за настоящее: он не хотел вытеснять Вэй Ина, но каждый раз начинал бессмысленную борьбу. Это было что-то наравне с инстинктом самосохранения, которым природа не обделила дополнительную личность. Минута, а порой и больше, требовалось ему, чтобы осознать всю абсурдность своего сопротивления, и расслабиться. Когда потребуется, он вернется, не исчезнет так просто, как не исчезал никогда. Но пусть такое и случится: все назовут это счастьем Вэй Усяня, победой над недугом, расстраиваться из-за этого низко. Мо добровольно отступал во тьму, поглощаясь забытьем, засыпая, и отдавал тело обратно. Холодный мрак обступал со всех сторон, оставляя стоять посреди непроглядной пустоты, в которой сознание держалось в течение некоторого времени.       Иногда он задумывался: а что, если проснется он сам? То есть вдруг перестанет быть Усянь, и все перевернется с ног на голову? Никаких врачебных книжек по теме их общего расстройства Мо никогда не читал и понятия не имел, какова вероятность подобного. Наверняка нулевая. Но он представлял свою жизнь единственной личностью и вздрагивал от ужаса. Нет. Оставаться единственным, главным ему не было нужды. Это как необоснованный страх одиночества, как будто без второго он потерял бы свою самость. Нет-нет, это он всегда был и должен оставаться вторым.       Вэй Усянь может существовать без Мо. Мо Сюаньюй без него — никаким образом. Поэтому Мо каждый раз радовался, что по-прежнему такая самостоятельность внушала ужас, и гнал от себя совсем иного рода мысль: что, если он боится, что в какой-то момент ему на самом деле захочется этого? Быть самим собой.       Быть. ***       Разбуженный похлопыванием по плечу, Вэй Усянь приподнялся на локтях, затем одной рукой размял затекшую шею. Мышцы были твердыми на ощупь, как камень, и он лишний раз убедился, что не любил спать в таком положении. Удивительная его способность заключалась в том, что, заснув в форме буквы из богом забытого алфавита, он просыпался бодрым и готовым бежать кросс, а от лежания на спине немел позвоночник, другие части тела вовсе немели, а голова была дурной и туго соображающей. Как будто с похмелья. Периодически, довольно редко раньше, но чаще и чаще с каждым месяцем, он умудрялся засыпать в ненавистной позе, обрекая себя на утренние муки. Как так вообще получалось? Если задуматься, никогда Усяню не приходилось уставать настолько, чтобы потерять память, а вместе с ней заодно и координацию движений: складывалось впечатление, что он отключался средь бела дня, а добросердечные люди притаскивали его в комнату, иногда даже переодевая в пижаму.       Вэй Ин надеялся, мертвой хваткой вцепившись в свою покачнувшуюся гордость, что все обстояло не так.       Напротив него склонился незнакомый юноша, быстро убравший протянутую руку, стоило только открыть сонные глаза. Выглядел он взволнованным и малость взвинченным, но интуиция Вэй Ина подсказывала, что дело не в одном беспокойстве за его бессознательное тельце, а просто тот сам по себе производил такое впечатление на постоянной основе. Есть такой тип людей, которые демонстрируют слишком много эмоций, и, наверное, этот как раз к нему и относился. Как и Усянь.       — Вэй Усянь, поднимайся, пожалуйста. Ребят уже повели на ужин, нам разрешили чуточку задержаться, но опаздывать нехорошо… — улыбнувшись, говоривший протянул руку, чтобы помочь подняться, но тот и без его поддержки легко вскочил на ноги, потягиваясь и сбрасывая остатки липкой, неприятной дремоты. В пальцах второй руки Вэй Ин заметил веер, из тех, что складывали девчонки-сверстницы. Правда, то было лет в шесть? Восемь? Максимум девять.       — Тебе что, жарко? — вдруг выдал он и на непонимающий взгляд пальцем указал на бумажный лист. — Ну, иначе зачем еще эта штука. Кстати, подскажешь, как я попал сюда? И как тебя, говоришь, зовут? Меня представил доктор или санитар, верно?       Проигнорировав очевидную бестактность, Не Хуайсан растерянно моргнул, на шаг отступив в сторону и хлопнул приоткрытым ртом, как выброшенная на берег рыбка. Перед ним стал один из вечных вопросов человечества «говорить или не говорить»? Он жалел, что соседи успели уйти далеко вперед, и не было никакого шанса посоветоваться с кем-то из них, да и за медсестрой сейчас выбежать — самому поступить неуважительно, что противоречило обычному его стилю. Но в самом деле, вопрос звучал очень и очень жутко! Будучи не из храбрых и наслушавшись всех баек о психбольницах, Не Хуайсан откровенно побаивался оставаться с сумасшедшим тет-а-тет, а тот не в силах вспомнить, что знакомился с ним три часа назад.       Но тут Вэй Усянь улыбнулся, видимо, хоть как-то желая сгладить повисшую паузу. Опасным он нисколько не выглядел, наоборот, такой весь открытый, про таких говорят «прямой, как рельса». Вспомнился попсовый фильм, который затащила посмотреть в кинотеатре подруга, там девушка, главная героиня, теряла воспоминания о прожитом дне, стоило ей поспать, но в конце все закончилось романтично приторно. Может, здесь какая-нибудь подобная ерунда? Если так, то Вэй Усяню следовало посочувствовать, а не воспринимать потенциальной угрозой. После секунд, потраченных на быстрые, скачущие от одного к другому размышления, Не Хуайсан почувствовал облегчение.       — Не Хуайсан. Мое имя, — поймав взгляд, уточнил он, — ты пришел, застал ссору Цзян Чэна и Вэнь Нина… Точнее просто ссору Цзян Чэна, это можно считать определением всего, что он говорит, но не суть важно. Тебе стало плохо, ты отключился. На этом, собственно, все.       Подхваченный под локоть, Вэй Ин нисколько не сопротивлялся, слушая коротенький пересказ последних событий, и следовал сначала по коридору, затем вниз по лестнице за своим спутником. Тот упоминал, что по его вине они пропускали начало вечернего приема пищи, и поскуливающий желудок не был солидарен с подобным положением дел.       — Вот значит как, — свободной рукой Усянь потер подбородок, прикидывая, было бы возможно такое, что из-за внезапного ухудшения самочувствия он потерял очередной эпизод своей жизни? Ничем другим не объяснить, но и такая аргументация выглядела натянутой и неправдоподобной сама по себе. Одно ничем не лучше другого. — Значит, я успел познакомиться с вами лично. Как ты сказал, зовут остальных? Будет плохо, если я и перед ними также сглуплю. Цзян Чэн и…       — Вэнь Нин, — подсказал Не Хуайсан, утягивая Вэй Усяня в очередной поворот, прямиком к белоснежным двойным дверям. Они не были заперты, приоткрытые на половину ширины ладони. Слышался шум, звон тарелок и столовых приборов, приглушенное чавканье и разговоры сиплыми, низкими и громкими, звонкими голосами. — Только к Цзян Чэну обращайся все-таки Цзян Ваньинь, пока ты у нас числишься новичком.       — О, и что мне следует сделать, чтобы перейти на новый уровень? Победить босса? — опережая Не Хуайсана на несколько шагов одним прыжком, Вэй Усянь распахнул перед ним дверь, вызывая улыбку и короткий смех. Зайдя в столовую следом, он услышал задавленный общим шумом ответ на свой вопрос.       — В какой-то мере. Если за недельку Цзян Чэн прекратит угрожать тебе сломанными ногами, то считай, боевое крещение успешно пройдено, — они подошли к одному из столов, где оставалось помимо двух занятых столько же свободных стульев. Их было не так уж много, но и число пациентов было невелико, поэтому все умещались, на первый взгляд, с относительным комфортом. — Задержались, простите.       Вэй Усянь посмотрел на приступивших к еде парней и как-то сходу предположил, кто из них захочет в дальнейшем обеспечить его парочкой новых травм, уж таким занимательным и красноречивым вышел брошенный из-под бровей взгляд. Второй выглядел донельзя трагикомично, завязанные в съехавший набок хвост сальные волосы, удрученное выражение лица, как будто приходилось не ковыряться ложкой в жидкой супе, а всматриваться в самую глубокую бездну бытия, видя, как стареет и истлевает наш мир… Что-нибудь в духе персонажей классиков, с толикой абсолютной безысходности. Отмечая эту глубокую тоску в расфокусированном взгляде, Вэй Усянь аж присвистнул, привлекая к себе внимание сидевших поблизости.       — Не в обиду вашим поварам, но этот парнишка выглядит так, словно нашел в тарелке человеческий палец, и раздумывает, нужен ли ему такой питательный ингредиент, или следует все-таки закричать? — оглядываясь в поисках буфета, откуда полагалось брать подносы с едой, Вэй Усянь быстро обнаружил искомое, при том, без какой-либо очереди, и снова посмотрел на своих новых будущих, он буквально уверен в этом всей своей общительной душой, приятелей. У них явно не оставалось выбора.       — Давать тебе спать было ошибкой, — Цзян Ваньинь криво ухмыльнулся, возводя глаза к небесам, которые по традиции никак на его мольбы не отвечали. — Ты стал совсем идиотом.       — Эй, я просто набрался сил! — заявил в свое оправдание Вэй Ин, хватая за плечи стоявшего рядом с ним Не Хуайсана и заставляя его усесться. Тот в недоумении попытался увернуться, но ничего не получилось, ни сила, ни рост на его стороне не оказались. — Ждите здесь, сейчас я принесу все нам обоим, меньше толпиться будем.       — Спасибо, — широко улыбнувшись в ответ и прикрываясь веером, ответил Не Хуайсан, не предпринимая никаких попыток, чтобы подняться и составить компанию Вэй Усяню, быстро удалявшемуся от них. Мало кому хотелось лишний раз вилять туда-сюда, подбирая удобный путь, с неустойчивой горой посуды в руках, сплошная нервотрепка.       — Какой же ты наглый все-таки, — резюмировал Цзян Чэн, вылавливая кусочек мяса и отправляя его в рот. На такую претензию к себе ответить было категорически нечего, потому что и признавать за собой некоторые черты не хотелось, но и противопоставить словам, в сущности, тоже ничего не получалось.       Тем временем Усянь столкнулся с самой насущной своей проблемой: не умением прогнозировать последствия принимаемых решений. Отказавшись от второго подноса, он посчитал весьма неплохой идеей попробовать донести все блюда на одном, уместив их и на первый, и на десятый взгляд неустойчивой опасной конструкцией. Шатающиеся из стороны в сторону тарелки рисковали выплескать содержимое через пару шагов. Выдававшая блюда женщина хмуро поинтересовалась, все ли в порядке, на что Усянь спокойно ответил, что да, не в первый раз так справляется. Само воплощение грации и изящество в одном человеке, который, в общем-то, еще не полностью отошел от недавнего короткого дневного сна. Ему, само собой, поверили, напускной уверенности и вздернутому с вызовом подбородку, тому самому непобедимому виду, который может напустить на себя в случае экстренной ситуации любой подросток. И обычно за этим бросающим вызов судьбе настроем следовал какой-нибудь катастрофический провал.       Но Вэй Усянь аккуратно огибал лишние столы и стулья, встречавшиеся на его пути, и ни одна капля супа не пролилась мимо, ложечка — и то не съехала с самого краешка. С гордостью, некоторым самодовольством, он заметил, с каким показушным восхищением помахал ему веселый Не Хуайсан, и воодушевился окончательно. Подумать только, и остальные посматривали на него, в том числе Цзян Чэн, безупречно имитируя безразличие. Он настолько отвлекся на свою компанию, обрадовавшись тому, что чудаковатые ребята оказались не такими уж невыносимыми, а довольно интересными, что не заметил вырулившего сбоку человека. Краем глаза поздно зацепив белую кофту, Вэй Усянь вскрикнул, предупреждая о своем сделанном шаге, но остановить движение с тяжелым подносом на руках было свыше его способностей. Оказалось, причина столкновения тоже нес две порции, видимо, решив сэкономить время и не ходить дважды, уместив все вплотную. Они оба безупречно справлялись с миссией, пока пути не пересеклись.       Каким образом? Столовая не казалась настолько маленькой! И ладно, если Вэй Усянь отвлекся на идиотское выражение лица Цзян Чэна, за секунду до удара нелепо вытянувшееся, куда смотрел этот другой пациент? Если он не видел дальше собственного носа, то на кой понадобилось его выпускать из палаты?       Теплый суп разлетелся по полу, попав на низ штанов Вэй Усяня, от чего ткань тесно прилипла к ногам. Большая часть бульона, со всеми овощами и мясом, оказалась на спине и рукавах неожиданной преграды. Отдельные кусочки с четким шлепаньем соскальзывали на пол под затянувшееся молчание. Подняв голову, Вэй Ин наткнулся на такой пронзительный злобный взгляд, что отшатнулся, наступив на одну из выданных к десерту сладких булочек. Не обращая на это внимания, он сглотнул, неловко взлохматив волосы на затылке и постарался примиряюще рассмеяться.       — Да ладно тебе… — по юноше можно было понять, что нет, «не ладно». Удивительно, что будучи примерно одного роста, он умудрялся смотреть таким образом, что Вэй Усянь словно съеживался в размерах, и был вынужден взирать снизу вверх. Ему показалось, что стоящего напротив била слабая дрожь. — С кем не бывает?       В следующий миг раздался оглушительный грохот. Это Лань Чжань, державший уже десяток раз проклятый в мыслях стальной поднос в руках, бросил его на пол, один за другим разжал побелевшие пальцы, мгновенно сжав их в кулаки. Казалось, что ногти вот-вот вспорют кожу со внутренней стороны ладоней, но он ничуть не изменился в хмуром лице. Праведный гнев затапливал изнутри, но с ним совладать было проще, гораздо проще, в отличие от усиливающейся паники. Грязная одежда облепила тело, остывающее пятно на спине было точно ожог, принося почти физический дискомфорт. Мерзко. Хотелось вывернуться наизнанку, чтобы затолкать в самый невообразимый уголок себя все это раздражение, отвращение. Начинало тошнить. Кто-то удивленно то ли выдохнул, то ли прошептал что-то неразборчивое. Наверное, Ванцзи не будет спать всю ночь, отмокая в ванной, или, достав очередную дежурную, получит более сильную дозу транквилизаторов.       У него только отошла часть заживших корочек на костяшках.       — Убожество, — от всего сердца отчеканил Лань Чжань, поворачиваясь спиной к недотепе, которому голова и ноги были выданы по жестокой ошибке природы, раз к своим годам он не научился ими пользоваться. Подошедшая работница, следившая за порядком во время ужина, не дала ему сразу выйти за дверь, объяснив, что обязана проводить. Спорить сил не было, он только упомянул о друге, которому необходимо поужинать, но который сейчас не в состоянии принести себе еду. Молодая женщина кивнула напарнице, затем на юношу с плотной повязкой на лице, занимавшего место в дальнем углу.       «Убожество» — повторил Лань Чжань про себя снова, пытаясь побороть паническую атаку, колотившую все тело. Это было не начало, а самый ее разгар. Он помогал переживать подобные приступы Сяо Синчэню, его по неведомой причине успокаивало молчание и холодная рассудительность соседа, который односложно и монотонно отвечал и задавал короткие вопросы. Это выводило из самого паршивого состояния, сглаживая пик, у Сяо даже получалось поддерживать нормальное дыхание, что не мог сделать сейчас сам Лань Чжань. Чувство нехватки воздуха в легких заставляло проталкивать его активнее, дышать чаще, от чего в конечном итоге кружилась голова.       Сминая безвозвратно испорченную одежду и швыряя ее в угол, Лань Чжань с тем же удовольствием снял бы с себя кожу, которую теперь украшали жирные рыжие разводы от соуса.       Вэй Усянь ровным счетом ничего не успел понять.       — Убожество? Кто вообще так ругается в нашем веке? — частично заляпанный Вэй Усянь решил, что его вид далеко не смертельный и, умывшись, вернулся с на этот раз без приключений и в четыре руки с Не Хуайсаном принесенным ужином. Когда они, наконец, смогли приступить, остальные пациенты уже расходились, их по одиночке и группами разводили по этажам и палатам. Вэнь Нин, никого не удивив своим исчезновением, тихонько попросился обратно во время всей той суматохи, так что за столом теперь сидела только троица.       — Лань Ванцзи тут самый любимый пациент. Золотце-мальчик, над которым пекутся родители. И, как видишь, справляются они отвратно, — Цзян Чэн давно закончил и мог точно так же подняться к себе, но решил задержаться. Ответов на вопросы «почему» и «зачем» от него добиваться было бессмысленно, оставалось радоваться хорошему настроению, пришедшему на смену раздраженной нелюдимости.       — Как будто мы тут лучше, — Не Хуайсан поджал губы, да и в целом выглядел он как-то непривычно для себя самого печально. — После всего случившегося у них там я бы тоже не находил себе места. Когда твой друг через подобное проходит, а ты всему свидетель, это же тяжело.       — Ах да, ты же у нас тут дольше всех. Я и забыл ту историю, — Ваньинь передернул плечами, как будто стряхивая какое-то не шибко приятное воспоминание.       — А? А чего у них случилось? — Вэй Усянь совсем не уловил тяжелой атмосферы, повисшей между всеми ними, и задал вопрос повседневным тоном. Поймав на себе странный, не поддающийся описанию взгляд Не Хуайсана, он уже был готов извиниться, если вдруг кого-то обидел бестактностью, но тот вдруг снова стал выглядеть прежним. Перемена длилась настолько короткий отрезок времени, что можно было сослать ее на наваждение от усталости и игру освещения.       — Ох, долгая же будет история… — с предвкушением протянул Не Хуайсан, охотчивый до всякого рода сплетен, и принялся рассказывать, как так вышло, что время на посещение ванной и уборной стало строжайше ограниченным, а один из пациентов навсегда остался калекой.       В тот момент сам предмет их разговора, Сяо Синчэнь, зашел в палату, сразу же распрощавшись со своим сопроводителем, попросив того закрыть дверь. Раз здесь Лань Чжань, он поможет ему лечь и устроиться на ночь. Никакое постороннее вмешательство не требовалось, он уже вполне освоился сам на новом-старом месте. Все хорошо. Нужен только отдых. Пройдя вперед, Сяо нащупал сначала изголовье кровати, стоящей ближе всего ко входу. Раньше она принадлежала Сюэ Яну, и воспоминание иголкой кольнуло точно в больное место, вынуждая остановиться и немного перевести дух. Стоя вот так, на виду, Синчэнь прекрасно понимал, что на него смотрят, знал он и мысли, которые могли посещать Лань Ванцзи относительно него. Но ничего поделать не получалось, уж кому, как не ему, знать, что такое нездоровая зацикленность на чем-либо.       — Ложись. Скоро отбой, — севший голос Лань Чжаня воображении Сяо Синчэня ассоциировался белым. Не серый или какой-либо темный, нет, само отсутствие цвета. И вовсе не из-за предпочтений в одежде самого Ланя, он оставался «белым» в самый недобрый час и совершенно смятении духа. Скорее всего, сейчас он сидел на своей кровати, не имея возможности спокойно лечь, так как стер до красна всю доступную кожу. Ни временные рамки, ни отсутствие жесткой мочалки этому не смогли помешать.       Сяо до сих пор не знал, что произошло там в столовой, представляя приближенный к драке сценарий. Но кому в голову взбрело бы вступать в бой с Лань Чжанем? Это какой-то абсурд.       — Надо было мне идти, — выдавил Синчэнь, залезая на свой матрас и ныряя под покрывало, тонкое и негреющее, но, как в далеком детстве, создававшее иллюзию защищенности. — За едой. Перевернул бы все самостоятельно, и было бы проще. Хотя бы посмеялись вместе.       И Лань Чжань почти улыбается. Почти. Но вместо этого желает спокойной ночи и продолжает сидеть, перебирая колючие, сулящие бессонницу мысли.