Помоги: кажется, во мне — пожар

      Если начистоту, Сяо Синчэнь не до конца понимал, каким образом оказался за этим столиком здесь, в этой компании, где не мог толком поддержать разговор. Не в том смысле, что его притащили и усадили сюда силой, конечно же нет, но… Вышло сумбурно. Все началось с того, что у дверей к нему подскочил Не Хуайсан, которого он сразу узнал по звонкому голосу, и спросил, не хочет ли тот ужинать вместе с ними. В любой другой день Сяо Синчэнь вежливо бы улыбнулся и отрицательно мотнул головой, сказал бы, что им с Лань Ванцзи привычнее сидеть вдвоем. Он искренне бы поблагодарил за приглашение, предпочитая оставаться в зоне комфорта. Но так получилось, что сегодня Лань Ванцзи поблизости не оказалось. С ним не удавалось пересечься практически с самого утра, перед завтраком они также ни о чем толком не поговорили. Было немного тоскливо от нехватки рядом кого-нибудь. Обмен дежурными любезными фразочками с провожавшим его санитаром не брались в расчет, это совсем другое, несравнимое со спокойной дружеской беседой, хоть о чем угодно. В общем, поэтому Сяо Синчэнь, неловко замявшись, сказал, что не против. Если Лань Чжань закончит в библиотеке пораньше и успеет хотя бы к середине ужина, он попросит помочь ему пересесть, никаких проблем не должно возникнуть. Только острое ощущение неловкости, к которому он уже привык, несамостоятельности и бесполезности, с которыми нужно смиряться.       Врачи еще не могли дать точного прогноза, как будет восстанавливаться зрение и каков вообще конечный результат выздоровления. Быть может, ему всю жизнь осталось цепляться за людей и быть обузой. Как раз с такими мыслями не хотелось оставаться наедине.       Вот так он сам согласился, чтобы его заботливо усадили на свободное место, принесли все необходимое, пуще смущая опекой. На его приветствие отозвался только Цзян Чэн, без лишней радости, и, прислушавшись к бряцанию посуды, Сяо Синчэнь догадался, что за столом их всего трое. Не было ни Вэй Усяня, ни Вэнь Нина. Видимо, не одному Лань Чжаню было нехорошо, какой-то несуразный получался день, благо, близившийся к завершению.       Снова вспомнив о друге, Синчэнь понадеялся, что проведенные за любимым делом часы помогли ему почувствовать себя лучше и успокоиться. Как ни странно, но возня с клеем и бумагами, с риском испачкать пальцы тушью, которой выводились названия на обложках — все это как будто заземляло тревогу Лань Чжаня. Как хорошо, если и сегодня все было именно так. Поправив сползшую к переносице повязку, оберегавшую чувствительные роговицы от яркого электрического света, он пододвинул тарелку поближе к себе, принюхался, ткнул в содержимое палочкой. На обед подавали любимый теплый салат из курицы с щедро добавленными сельдереем и луком, после него было грустно разжевывать безвкусный овощной суп, но Сяо Синчэнь не жаловался, спокойно зачерпывая его ложкой, не проронив не капли мимо тарелки или рта.       Даже приобретенная слепота не сказалась на идеальных манерах и твердости руки, оттачиваемой на протяжении всей прошлой жизни. Подумаешь, оказаться вынужденным полагаться на свет и тень, на относительность восприятия тела, не самое худшее из зол. Пережевывая бок-чой, он краем уха прислушивался к разговору Не Хуайсана и Цзян Ваньиня, который набирал обороты, оба переходили на повышенные тона. Правда, не сказать, чтобы ругались, но однозначно спорили. Вероятно, ему не следовало встревать в диалог двух приятелей? Нужно довольствовался малым, например, избавлением от своего одиночества. Да, он не понимал, что забыл среди этих шумных парней, ярких и как будто из другого мира, который не пересекался с его собственным, но в этом было свое очарование. Интересно, это все только потому, что сегодня к нему подошел Вэй Усянь, взволнованный от пережитых приключений?       Если бы не он, связующее звено, то стали бы обращать на него внимание?       — Твоя очередь, — Не Хуайсан развернулся к Сяо Синчэню, который последние минуты пребывал скорее в своих мыслях, нежели с ними, и потому потерял суть, не понял вопроса. От него ждут чего-то конкретного? Цзян Чэн с деланным равнодушием не повел и бровью, выглядел он так, что еще немного, и из ушей пойдет пар. — Прости, нам просто интересно, о чем вы там секретничали с Вэй Усянем, о чем-то важном? Он даже про нас забыл, поэтому мы так допытываемся.       — Ты допытываешься. Учись говорить за себя, господи боже, — с меньшим раздражением, но все-таки напряженно исправил своего неугомонного соседа Цзян Ваньинь. — Вы с ним стоите друг друга.       Сяо Синчэнь оставил при себе размышления на тему, что и Цзян Чэн отлично эту троицу дополнял и уравновешивал, они все походили спустя двое суток со знакомства на слаженную команду. Немного завидно было, что кто-то умел так легко завязывать крепкие знакомства: у него, со всей учтивостью, это далеко не всегда получалось.       — Мы раньше даже не были знакомы с ним, так что ни о чем важном говорить не получилось бы, — слабый аргумент, Сяо Синчэнь и сам понимал, что Вэй Усянь был из тех людей, для кого границы личного размыты максимально. Он, скорее, отстаивал сейчас собственные, пусть и немного лукавил, так как некоторые негласные и важные темы они все же затрагивали. — Нет, он просто хотел о всяком разном…       — Он ведь говорил о Лань Ванцзи? Как же плохо вышло, что он вывел его из себя, — Не Хуайсан не мог увидеть за белой марлей, тесно опоясывавшей голову юноши, но зато точно почувствовал самой своей кожей недоуменный взгляд, обратившийся на него. Тонкие темные брови выгнулись, приподнялись, нижняя губа слабо дрогнула, как будто неуверенная в том, каким словам следовало слетать вслух. — Что такое? Я не знаю подробностей, но об этом рассказал сам Вэй Усянь, когда вернулся ночью с прогулки. Вот и хотелось узнать, все ли в порядке.       — Все в порядке, да, — заверил Сяо Синчэнь, борясь с дрожью в голосе от волнения. Этот новенький вот так вот делился всем, что происходило с ним? — Но это их дело, что там было. Скорее всего, они неверно поняли друг друга, поэтому так получилось, всего лишь недоразумение. Такое часто случается. Поэтому не стоит говорить, что кто-то кого-то довел, это ведь не так.       Не Хуайсан как будто задумался, нахмурившись и поджав губы, что выглядело весьма утрированно первые, как минимум, несколько секунд, пока до него не дошло, что разыгрываемые пантомимы доступны далеко не всем присутствующим. Кашлянув в прижатый к губам кулачок, он с неловкостью скосил взгляд в сторону.       — Выходит, Вэй Усянь неверно понял, что ему приказали раздеться?       Цзян Чэн так дернул локтем, что едва не снес кружку, поставленную опасно близко к краю.       — О Боже мой, заканчивай с этой ерундой. Еще раз услышу от тебя эту цитату и сразу вышвырну, и в палату не пущу. Как можно таким мерзким быть? — Цзян Чэн закатил глаза в очередной раз, отстукивая пальцами по столешнице. — Вцепился в эти слова, мусолишь их целый день, как будто это правда забавно или интересно. Давай о другом!       — А о чем еще? Об эффективности твоего группового тренинга? — это был удар по больному, потому что эффекта никакого ровным счетом не было. Работа в команде, вся эта «танце-двигательная» ерунда не приносила удовольствия, а только провоцировала на злость сильнее. — И вообще, консультация Вэй Усяня должна была давным-давно закончиться, а он так и не появился. Вместе с опаздывающим, но всегда пунктуальным до жути Лань Ванцзи, — Не Хуайсан улыбнулся, подбирая подбородок сложенным веером. Под его напором тетрадный лист выгнулся, бесповоротно испортившись, чем вызвал печальный вздох. — А если они сейчас обсуждают все это между собой?       Он-то знал, что ходил сейчас по тонкой грани. Дразнить нетерпимость Ваньиня к любым, пусть и шутливым, проявлениям чего-то, не вписывающегося в традиционный китайский уклад жизни, было любопытно вплоть до того момента, пока он не срывался. Случалось это непредсказуемо, можно было угадывать только некоторым тревожным звоночкам, вроде сломанного прямо в руках или брошенного в сторону болтуна предмета. Вот тогда все принимало небезопасный оборот, и приходилось сбавлять темп, чтобы не устроить ненароком проблем ни себе, ни ему. Странно, но действовало это тоже некоторой терапией: Цзян Чэн тренировал стойкость, чтобы не получить наказание за выбитые кому-то зубы. Вот и пока вспыльчивый юноша держался хорошо. Как шутил Не Хуайсан, выявленные «серьезные проблемы контроля гнева» говорили о том, что контроль как минимум имелся.       — Размечтался. И, если ты не слушаешь меня, вот, рядом с тобой сидит Сяо Синчэнь, он доходчиво объяснит, почему этого не может быть. Ну-ка, сколько времени необходимо, чтобы Лань Ванцзи перестал смотреть на тебя, как на сверток мусора?       — Ни на кого он так не смотрит, — Синчэнь тут же вступился за, на самом деле, весьма тонко чувствующего, просто закрытого и недоверчивого Лань Чжаня. Не Хуайсан, заручившись поддержкой, продолжил спор.       — Так чего не может быть? Их разговора? Проведенного вместе времени? Я совсем не понимаю, к чему ты клонишь, Цзян Чэн, говоря так…       — Да, именно всего этого! То есть того, каким образом ты все это преподносишь! — Цзян Чэн от негодования побагровел, этот румянец совсем не был сколько-нибудь милым, наоборот. Смотрелось пугающе. Как животные в природе красным окрасом предупреждали о своей опасности для других. — Ведешь себя, как малолетняя фанатка, серьезно, в тебе есть хоть что-нибудь мужское? Мужественное? Трещишь о раздеваниях, строишь теории заговора, побрякушки носишь.       — О. Тогда как ты объяснишь… — проигнорировав последний выпад, Не Хуайсан кивнул в сторону центрального прохода, после чего замолчал. Слова Цзян Чэна были неприятным, но сказанными исключительно на эмоциях, ничего дурного под собой не подразумевая, да и сам Хуайсан, пытаясь растормошить его после занятий с нелюбимым руководителем, умышленно перегибал. Нервно хихикнув, он решил сформулировать свою мысль иначе, в конце концов, повод появился извне. — Что ты скажешь вот об этом?       Это был как раз тот момент, когда разговор прервался, а Сяо Синчэнь по-прежнему ничегошеньки не мог сообразить. Ему так и не дали сказать лишнего слова, сосредоточившись исключительно на споре. Градус неловкости от нахождения рядом повышался, чувствовал он себя так, как если бы подслушивал. А тут еще оба собеседника затихли, их внимание явно оказалось поглощено каким-то другим событием, которое оставалось для него самого тайной.       Глупо, конечно, но первое, о чем он подумал, было появление самого нежеланного здесь и сейчас человека. Повисшие напряжение ощущалось физически, и кто еще мог его вызвать? Если быть честным и здравомыслящим человеком, то кто угодно, от главврача и его помощника до пришедших к кому-нибудь из пациентов родственников. Это была больница, отвлекших от разговора поводов свыше сотни наберется сходу. Сяо Синчэнь бы ни за что не признался даже Лань Чжаню, которому доверял за последние недели все свои секреты и мысли, что собственное тело начало невольно дрожать. Совладать с ним никак не выходило, пришлось отложить палочки в сторону, чтобы не выдать себя. Он представил, как по центральному коридору в своей непринужденной манере идет Сюэ Ян, с легким прищуром скользя взглядом по столикам в поисках близкого друга… Бывшего друга, который всецело раскрылся ему, а в результате остался не только в одиночестве, но еще и с увечьем. Неисправимым. Вот он его обнаруживает, нависает, его дыхание ерошит волосы на макушке.       Нет. Глупые выдумки, потому что ничего подобного не могло случиться, даже вернувшись в общее отделение, Сюэ Ян не был бы сразу допущен к остальным пациентам, без предварительного разговора с теми же бывшими его соседями по палате. Это ведь стресс для них, куча последствий, от которых их полагается оберегать для успешного лечения. У Сяо Синчэня слишком богатая фантазия, слишком неприятный опыт, который так и рвался из него наружу, от чего он сам трещал по швам.       Все оказалось намного проще.       — Подожди, — откашлявшись от попавшего не в то горло глотка чая, хрипло сказал Синчэнь, — подожди. Что ты сказал, это так и есть? Серьезно?       — Он преувеличивает, — опроверг исключительно ложные заверения Цзян Чэн, но, судя по особенному недовольству в его голосе, реальность не слишком расходилась с описанием Не Хуайсана. Иначе бы с чего так злиться, если только не со своего поражения в споре? Тот ведь, насколько мог понять Синчэнь, заключался в том, помирятся Лань Ванцзи и Вэй Усянь или нет? Выходит, Лань Чжань действительно пришел практически под ручку с Вэй Усянем? Звучало, как что-то из области научной фантастики, Сяо Синчэнь нахмурился, пытаясь заставить воображение нарисовать такую картинку.       — Когда они сядут с нами, сможем все у них лично спросить, — рассудил Не Хуайсан, принимаясь за свой остывший окончательно ужин. Самое логичное решение, к тому же, он уже дважды оказался в выигрыше: угадал про этих двоих и позволил Цзян Чэну вполне здраво выпустить немного пыла.       Взгляд Вэй Усяня был направлен на столик с примечательной необычной компанией, представить которую вместе без особого на то повода было сложновато. Видимо, их не просто так, случайным образом, разделяли по палатам, как казалось на первый взгляд — угадайкой. Может быть, пройденные психологические тесты показывали, кому с кем будет проще ужиться в дальнейшем, поэтому подобное сочетание обитателей разных комнат выглядело забавно, как что-то пошедшее не по плану. В любом случае, им было, кажется, весело, это главное. Он помахал им, здороваясь, и снова развернулся к Лань Ванцзи. Тот выглядел… нормально. Ну то есть таким, каким от него, наверное, ожидалось, и это не могло не радовать. Последние пару дней явно не задались по воле случайностей, сошедших подобно лавине. Теперь Вэй Усянь мог собой гордиться: у него получилось пойти на мировую, пусть и причудливым способом. Неожиданно рукоделие перестало быть исключительно детским занятием, а стало поводом побыть рядом с нелюдимым и суровым парнем, расположив того к себе. Наверное, расположив.       Вообще странная напрашивалась аналогия, но все это взаправду напоминало приручение какого-нибудь бездомного щенка или котенка. Ни с тем, ни с другим животным конкретно Лань Ванцзи не ассоциировался, но лучшего сравнения пока подобрать не получалось. Говорил собственный богатый опыт. В общем, на практике выходило так, что все живое, кроме людей и то не всегда, Вэй Ина остерегалось из-за его категорического неумения быть тихим, избегать резких движений. Он не давал им привыкнуть к себе. Его способности заболтать кого угодно были бесполезны, так как в арсенале была только человеческая речь. И тут все в точности то же самое, только наконец-то получилось совладать с собой. Ура, его подпустили ближе, чем на метр.       Часы совместной работы, сосредоточенность, ставшее нормальным избегание лишних прикосновений, и, кажется, Лань Чжань немного к нему привык. Совсем-совсем малость, но это однозначная победа на фоне всего предыдущего их знакомства.       — Лань Ванцзи, сядем к ребятам? Они нас ждут, даже притащили стул для тебя.       — Мгм, — тот, судя по всему, представил, каково это, тесниться впятером за одним столом, рассчитанным на четверых изначально, и в восторге от идеи не был. Заметив, что спутник снова мрачнеет, Вэй Ин пошел на попятную. Обоюдного героизма им хватило наперед, а вечером Лань Ванцзи заслужил комфорт.       Вэй Ин поднял свой поднос, взгромоздив на него как попало все возможное, и, найдя взглядом свободное место, развернулся туда. На него посмотрели в высшей степени удивленно, правда, теперь несколько пар глаз, заставляя вздохнуть. Ладно ждавшие его соседи, но Лань Чжань почему выглядел так оторопело? Неужто думал, что его поволокут на мучения?       — Ну, а что, мне тебя не силой же к ним тащить? Пойдем, ты скоро свалишься от своего голодания. Совсем не такой уж ты и самостоятельный, каким кажешься, верно? — ничего не ответив, Лань Ванцзи пошел следом, хотя привычная ему маска безразличия шла трещинами. Вэй Усянь выучивался читать сквозь нее отдельные отголоски искренних чувств, кипевших внутри, пусть еще и очень-очень плохо справляясь с этим. Но он будет стараться в дальнейшем.       Лань Ванцзи нужно было смириться с этой настырностью, граничащей с оскорбительной неучтивостью к другому.       У него самого хорошо получалось несколько вещей, обычно недоступные нормальным подросткам: выполнять правила и молчать. И то, и другое приносило ему спокойствие и удовлетворение, он с самого детства получал похвалу только тогда, когда делал все безупречно, только такой ребенок был нужен родителям, вообще его семье. Примером был старший брат, который вошел в тройку лучших учеников по стране, и сейчас обучался на фармаколога. Его будущее — директор фирмы, он должен подготовить все к тому, чтобы разделить обязанности с подрастающим младшим братом, которому полагалось в двойном объеме осваивать материал, чтобы успеть нагнать его. «Гусу Лань» должны занять лидирующие позиции, открыть новый филиал, чтобы взваленная на плечи каждого из братьев ответственность была равноценна, каждому по равной доле в управление. Лань Ванцзи все устраивало. Он смирился с необходимостью быть если не самым лучшим, то вторым, уступая первое место только Лань Сичэню. У каждого свой долг. Поэтому правила всегда были четко и однозначно сформулированы, а говорить требовалось только при напрямую заданных вопросах. В больнице все было точно так же.       А потом случился Вэй Усянь, который сочетал несовместимое: он был до мозга костей неправильным, но пытался делать исключительно хорошее. Болтливый, вездесущий, но притягивавший людей к себе. Как у него скулы не болели от таких частых улыбок? Пока они занимались проклейкой книг, Лань Ванцзи показалось, что он вернулся в то время, когда ему нужно было делать поделки в начальную школу, и с ними помогал Сичэнь, объясняя, как сделать что-то красивее и аккуратнее, будь то цветы из бумаги или черепашка из пластилина. Но Вэй Усянь был слишком вездесущим и неугомонным, чтобы закрепилось сравнение с братом, он был слишком собой. Неповторимым.       Лань Ванцзи нужно было гнать это прочь.       — Твои друзья обидятся на тебя, ты ведь проигнорировал их, — садясь напротив, он расставил перед собой тарелки и приборы в строго определенном порядке и убрал опустевший поднос в сторону. Вэй Ин ел прямо с него, экономя и время, и место.       — Да ладно тебе, Цзян Чэн сейчас небеса благодарит, что мы не сели с ними, — во взгляде Лань Ванцзи было искреннее непонимание, видимо тому, как это приятели могут радоваться, что их оставили в покое. Нет, с энтузиазмом Вэй Усяня такое можно себе представить, окажись он сам на месте Ваньиня, но это ведь исключительные особенности Лань Чжаня заставляли его сторониться всех подряд. Цзян Ваньинь был настолько нелюдимым, что радовался избегать соседства? Или скверно относился к самому Ванцзи? Тогда странно, что сидевший рядышком Сяо Синчэнь выглядел вполне неплохо, пусть и смущенно и скованно, он ведь интуитивно избегал злых людей… Впрочем, не без исключений, и ему могло быть просто неловко уйти. Вэй Ин возвел глаза к потолку, заметив всю эту напряженную серьезность пролегшей между бровей морщинки, вздыхая. — Это шутка. Иногда люди шутят, вообще, чаще всего они так и делают… Неважно. Они поймут, что тебе было бы неудобно, а прямо сейчас Не Хуайсан уже начал говорить о чем-то другом занимательном. Поэтому все нормально. Тебе нужно научиться расслабляться.       Ему говорили это все, слово в слово, не поясняли только, каким образом процесс расслабления должен происходить. Видимо, это какая-то встроенная функция, которую ему забыли добавить с основные характеристики при рождении. «Шутка» — повторил он мысленно, как бы пробуя на вкус незнакомое слово.       — Крольчонок, — вдруг выдал Вэй Усянь ни с того, ни с сего, и Лань Ванцзи в очередной раз оторвался от тарелки, не успев донести ложку бульона до рта. Ладно, они оба находятся в психбольнице, он по-прежнему не знал, что за заболевание у его собеседника, не было уместно спрашивать. До последних минут он не думал, что им имело смысл сближаться. Может, у него синдром Туретта? Или как подобные внезапные высказывания классифицируются? — Я имею ввиду, что ты похож на крольчонка, потому что щенки куда более прилипчивые и слюнявые, а кошки любят ласку… Или царапаются иногда, агрессивные такие, — «как Цзян Чэн», добавил про себя Вэй Ин, удивившись тому, на какие параллели было настроено его мышление сегодня. — А вот крольчата дружелюбные, их нельзя обучать командам, на руках не отсиживаются, но к человеку они вполне привыкают. Прямо как ты. Ты мне с самого начала напомнил мне какое-то животное, вот и вспомнил.       — Где ты видел крольчат? — жили они в городе, весьма оживленном и густо заселенном, практически в центре, так что о диких кроликах речи идти не могло. Тех, конечно, часто заводили в качестве домашних питомцев, но, исходя из того, что Лань Чжань успел разузнать, это был не случай Вэй Усяня.       — Были в одном приюте, в живом уголке, целых трое. Потом они выросли, одного забрали вместе с одной девочкой в семью, другого оставила себе воспитательница, а потом меня самого перевели. Но я с ними много возился.       — И ты всех сравниваешь с животными?       — Нет, честно. Вообще впервые таким занимаюсь, никогда прежде ничего подобного на ум не приходило, — даже чересчур прямолинейно ответил Вэй Усянь, успев набить рот откушенной булочкой. Крошки чудом не просыпались мимо рта, но Лань Чжаня все равно передернуло.       Получив отрицательный ответ, он впал в непродолжительный ступор, нащупывая ускользавшую от него причинно-следственную связь. Та, разумеется, должна была быть, как и во всем. Мир ведь строился исключительно на здравом смысле и логике.       — Тогда чем я такое заслужил?       — Просто похож, — искренне заверил его Вэй Усянь.       Неужели его никогда не сравнивали с кроликом? Родители там, они ведь любят придумывать своим детишкам нелепые прозвища, типа «зайка» или «рыбка». Тут все само напрашивалось. Ведь именно с таким выражением мордочки белоснежный мохнатый комочек грыз протянутый ему толстый ломтик огурца. Хмурый, насупленный, очаровательный в этом. И в руки точно так же не давался, и характер показывал во всю, но не умел нормально царапаться или кусаться. Не больно уж точно. Ах да, еще он иногда рычал, и что-то подсказывало, что и Лань Ванцзи вполне себе близок к этому. Подсказывала, наверное, интуиция. Или инстинкт самосохранения.       — Вэй Ин… — проговорил по слогам Лань Ванцзи, наклонив вниз голову. Вот снова, покрасневшие мочки ушей. Может температура все-таки была, он ведь мог простудиться в холодном коридоре без рубашки? Может, он и спать пошел в мокрой одежде? Тогда наверняка. — Пересядь, пожалуйста.       — Что? — Вэй Усянь не понял внезапный переход от дружелюбного общения, почти что между ними возникшего приятельства, вот к такому.       — Я очень благодарен тебе за помощь, но сейчас мне надо побыть одному. Я хочу просто поужинать, поэтому доброй ночи.       И Вэй Усянь решил не спорить, самому себе пообещав лучше прислушиваться к самочувствию Лань Чжаня. Зря он, что ли, вытребовал себе краткую лекцию-экскурс в суть ОКР?       — Мне передать Сяо Синчэню, чтобы он подсел к тебе?       — Мгм, — две передние пряди волос качнулись из стороны в сторону.       Видимо, его просьба предполагала как раз «наедине с самим собой», а не отсутствие Вэй Усяня в радиусе слышимости. Это огорчало, так как одиночество никогда не казалось чем-то здоровым и правильным, но вместе с тем почему-то сильно радовало где-то глубоко-глубоко внутри. Мол, это не он так достал Лань Чжаня, что тот видеть не хотел конкретно его. Это самому Ванцзи требовался заслуженный отдых. Поэтому Вэй Ин быстро попрощался, пожелав ему хорошенько выспаться перед завтрашним днем, ведь им предстояло, судя по оставшейся в библиотеке стопке, создать немало шедевров.       Подхватив поднос, он, наконец-то, приземлился рядом вернувшейся к своей беседе полностью ею увлеченной компании. Ребята затихли, смотря на него с непониманием, мол, где же это новенький умудрился потерять самого примерного пациента, да еще и после такого триумфального прихода в столовую? Неужто Вэй Усянь сдался, прекратив попытки свою дружбу навязать? Не Хуайсан уже по-свойски наклонился к Сяо Синчэню, принявшись нашептывать на ухо что-то, но из быстрой тарабарщины Вэй Усянь вычленил только свое имя. Видимо, так подробно и быстро описывали изменения в количественном составе и общая обстановка.       — Как твое здоровье, Сяо Синчэнь? — уверенный, что о его присутствии предупредили, и больше он никого не напугает неожиданными вопросами, поинтересовался Вэй Ин. — Если тебя здесь удерживают, можешь отстукивать морзянкой «SOS».       — А ты знаешь азбуку Морзе? — Цзян Ваньинь показал свою заинтересованность даже в такой ерунде, видимо, совсем отчаявшись и вцепившись хоть в какую-то возможность сменить надоевшие темы. Или тему. Вэй Усянь не знал, что с упоением заливал Не Хуайсан на протяжении минут двадцати, предшествовавших его появлению, но добился он многого. Нервного тика у одного, и непрекращающегося ни с каким-либо прилагаемым старанием хихиканьем второго.       — Не имею понятия, как она устроена, скажу больше. Сяо Синчэнь, скорее всего, тоже его не имеет, но если он попробует отстучать какой угодно ритм, я сразу пойму, что его надо от вас спасать.       — От него, — Цзян Чэн кивнул в противоположную от себя сторону, указывая на довольную мордашку, прикрытую ради приличий веером. Как говорится в такие моменты, шалость удалась. Все-таки иногда Вэй Ин поражался, какие способности скрыты в Не Хуайсане, умение ходить по тонкой грани, вовремя отступать назад, вовремя, наоборот, совершать рывок. Удивительное чутье других, которое так многие упускали, такая легкость и простота характера. — Он успел достать всех тут, рассказывая о твоих с Лань Ванцзи похождениях, того и гляди, скоро вам придется оформлять написанный им роман о вас.       Вэй Усянь наигранно подавился воздухом, чтобы показать степень своего возмущения.       — Не хочу даже спрашивать, чего вы тут фантазировали, пока я спасал от апатии своего друга, — Вэй Ин осуждающе скрестил на груди руки, воскликнув, но, поймав взгляд дежурного санитара, выпрямился и сел ровнее. На сегодня лимит вольностей он исчерпал, профилактических мероприятий ему не хватало, как обезьяне гуциня. — Так что, Сяо Синчэнь?       — Спасибо, мне намного лучше. Глаза быстрее предполагаемого приходят в себя, возможно, они еще поборются за сохранность, — он слегка улыбнулся и как будто отвесил старомодный поклон. — Не волнуйся об этом слишком. И… мне нужно, вероятно, подойти к Лань Ванцзи, покажешь, где вы сидели?       — Нет-нет, он сказал, что доест в одиночестве, если что, то он подождет тебя в комнате. Кстати, — Вэй Усянь сидел напротив Сяо Синчэня, рядом с Цзян Чэном, и потому без труда потянулся, чтобы легонько потрепать незрячего юношу по плечу. Тот никак не выказал испуга, заметив движение теней. Лампа, висевшая прямо над ними, натужно гудела. — Я точно тебе обещаю, что все будет хорошо, и с глазками, и вообще. Теперь вы тут все не в одиночестве, я слышал о той истории… Прости, что узнал ее не от тебя. В общем, теперь тут на одного нормального человека больше.       Не Хуайсан и Цзян Чэн одновременно прыснули со смеху, Сяо Синчэнь смог лишь вымолвить что-то неразборчивое, проглатывая лишние слова вместе с залпом допитым чаем. Вот у кого, а у него температура подскочила наверняка.              ***       — Пиздец, — абсолютно сдержано сказал вслух абсолютно сдержанный Цзинь Гуанъяо, стоило ему выйти за пределы больницы, попрощавшись со знавшим его в лицо охранником. Знали его тут все, если так посудить. Большинство — точно, и это ситуацию лучше не делало. Видимо, кто-то из этих косвенных знакомцев и подкинул отцу мысль, которую тот, легко сложив два и два, довел до абсурда. Логичного, верного, в сущности, и выстраивавшегося в некоторую цепочку, приводившую к одному, но все-таки абсурда.       Отец. Называть так этого человека он не мог, не хотел, до сих представляясь «Мэн Яо», если позволял случай. Только официальные мероприятия и требовавшие подписи документы напоминали, кто он теперь такой, поднимая в душе все самое неприятное и грязное. Всю свою сознательную жизнь он пытался подняться с самого низа, где оказался вместе с чахнувшей после тяжелых родов и дерьмового образа жизни матерью, рвался оттуда, не жалея сил и себя самого, а в итоге пошел по самому незамысловатому пути: оказался признан богатеньким папашей, когда в нем возникла нужда, и сразу перешагнул на десятки ступеней вверх. Как будто не было всего того унижения, которое терпели они, незаконнорожденный ребенок и женщина-проститутка, пытавшаяся выбить хоть какую-то сумму из горе-отца.       Она виновата сама. Это твердил и Цзинь Гуаньшань, открестившись от нее, и все вокруг, даже подружки, засиживавшиеся с матерью на кухне допоздна. Гуанъяо приходилось засыпать под их шумные разговоры, пьяный, сиплый от выкуренной в день сигаретной пачки смех, под громкие заливистые рыдания. Эти женщины были его первой семьей, не идеальной, не такой, о которой можно рассказать в приличном обществе. Нет, ему полагалось забыть о собственном детстве, по крайней мере, не делиться им с большинством.       Не факт, что теперь он попал в лучшие условия, скорее в чем-то было совершенно наоборот. Цзинь Гуаньшань не из-за проснувшейся совести и родительских чувств принял к себе сына, буквально отсудив его у матери.       Успокаивало, что с мамой все было на данный момент хорошо. Оплата врачей, реабилитационного центра, деньги, все это помогло ей выкарабкаться из трущоб. Они даже регулярно переписывались, но больше практически никогда не пересекались. Только твердили, как хорошо было бы встретиться, обняться и снова поделиться всем самым сокровенным. Потом Мэн Ши уехала в другой город и, исходя из ее последнего письма, нашла свое долгожданное счастье, обручившись с кем-то.       Прошлому полагалось оставаться таковым, видимо, и для нее, и для него это правило не имело исключений.       Цзинь Гуанъяо жалел, что не пристрастился за все восемнадцать лет к курению самых обыкновенных сигарет, это сейчас ему должно было бы помочь. Навредить легким, центральной нервной системе и много чему еще, но побочки вполне терпимы, если знать меру. Это могло снять хотя бы нервную дрожь с пальцев, раздражавшую, как будто намекавшую всем на то, какой он слабый и беспомощный, насколько легко он мог подаваться эмоциям…       Держаться.       Вдох и выдох. Цзинь Гуанъяо улыбнулся. Прогонять навязчивый образ, то и дело всплывавший перед глазами, было трудно. Он намеревался раз и навсегда забыть то ничем неоправданное отвращение, которое на секунду промелькнуло в глазах незнакомого пациента, когда они столкнулись в коридоре. Это ведь было оно? Неприятие, как будто что-то не так было в его внешнем виде, хотя все точно в порядке. Какой-то псих, которого следовало не замечать, после всех препирательств с Гуаньшанем стал последней каплей в переполненной чаше терпения Яо. О, хлопнувшую дверь ему еще обязательно припомнят дома, если, конечно, он сможет собраться с силами и вернуться для продолжения разговора. Нужно было сделать это, показать, что он сильный, что он наследник своих родителей. Им обоим, какими бы разными они не были в глазах всех вокруг, не занимать упертости, пусть целей они добивались радикально разными способами. Ничего удивительного, что их союз породил такого ребенка, ставшего тем, кем он стал. Кем он станет в будущем.       Как такое вообще получилось, что ему посчастливилось стать частью семейства Цзинь, купавшегося в роскоши? Всему виной череда неудач самого Цзинь Гуаньшаня, самая черная полоса в его жизни. Сначала была потеря единственного рожденного в законном браке сына, тот потерял контроль над мотоциклом, вроде как, едва не снеся какого-то пешехода, и влетел в столб. Травмы, несовместимые с жизнью. Траур с размахом, галочка напротив обязательно выполненного пункта, хотя отец, можно предположить, страдал по-настоящему. Потом — найденный ему «на замену» другой, просто потому что семья разваливалась, потому что Цзинь Гуаньшаню в его возрасте, видимо, был необходим наследник всего. Затычка для дырки в сердце. Затем был развод с осточертевшей женой, которая не полюбила пасынка и разлюбила окончательно мужа.       Трагедия человеческих судеб, на которую, по сути, было глубоко плевать. Ничего из пережитого не причинило отцу достаточно страданий, чтобы это можно было назвать справедливостью, а уход супруги так вовсе позволил впервые за долгие годы вздохнуть свободнее. Цзинь Гуанъяо был готов поклясться, что та была единственным человеком, который внушал родителю что-то, напоминавшее о страхе. Избавление от рычага давления было весьма кстати.       Душевные раны лечатся. У таких, как Цзинь Гуаньшань, точно.       Что имелось в итоге? В этот дом его привели похороны. Из третьесортной бесплатной школы его перевели, буквально впихнули, на освободившееся место Цзинь Цзысюаня в роскошную частную, в которой месяц его обучения стоил годичной зарплаты матери. Все видели в нем либо сына проститутки, падшей до самого дна женщины, которой все-таки подвернулся шанс вовремя раздвинуть ноги, либо никчемную тень старшего брата, с которым ему даже не довелось познакомиться. Они ведь, по тому, что доводилось слышать, не были похожи ни на половину, ни даже на треть. Но сравнений все равно было не избежать.       Что ж, как минимум, последствия последнего скандала позволили ему окончательно провести черту. По словам отца он остался таким же ничтожеством, каким был в момент своего зачатия, и укусил кормившую его руку. Он вобрал в себя самые паршивые черты, самые порченные гены. Спорить и оправдываться было бессмысленно, Цзинь Гуанъяо действительно облажался неслабо.       Во-первых, ему не следовало помогать Сюэ Яну, с которым непостижимым образом получилось сдружиться, не помогать с наркотиками уж точно. Это казалось забавой с огнем, плюс игрой против отца и его выхолощенной больницы, которой он так кичился. Воспользовавшись положением «сына заведующего отделением» и тем, что как раз из-за знакомства его особенно не досматривали, когда он по разным поводам навещал отца, Яо протащил кое-что с собой. Разве он знал, что Сюэ Ян настолько поехавший идиот, что воспользуется запасом тем же вечером, а не устроит очередной побег? Мог догадываться, но с верой в лучшее.       Да пусть и знал. Последствия должны были быть не такими. Поэтому этот прокол был под первым пунктом.       Во-вторых, забывать зеркало было умопомрачительным верхом собственной глупости, граничащей с маразмом. Нет, это точно что-то патологическое, или какое-нибудь проклятье. Он оставил его на подоконнике в туалете, выложив, по всей видимости, из кармана, когда искал маленький пакетик, затерявшийся в складках ткани. Кто мог предположить, что, даже употребив ЛСД в психбольнице Сюэ, о господи, Ян с кем-то его разделит? Что его дружка схватит «бэд трип»? Что он попробует вскрыться? Да к черту, к черту их двоих, кто мог вообще предположить, что у Цзинь Гуаньшаня настолько прекрасная память, что оказавший на «месте преступления», он легко определит, кому обнаруженная улика принадлежала? Он же врач, а не Шерлок Холмс! Неосторожностями Мэн Яо разрушил себе светлое будущее, во всяком случае, так казалось.       Отец заставил пройти тест на наркотики, не выветрившаяся за две недели травка, выкуренная на одной из последних вечеринок, показала себя во всей красе, и тот поставил на нем крест. Нет, отказываться и возвращать сына «из князей в грязь» он не собирался. Но пройти лечение обязал, тихо и незаметно, чтобы никто ребенка Цзинь Гуаньшаня в баловстве с запрещенными препаратами не уличил. В Китае слишком суровые законы на этот счет, наверное, потрепанное сердце мужчины приговора не вынесло бы. Что касается конкретно Цзинь Гуанъяо, тут дело до смертной казни вряд ли дойдет, он не продавал их, не был посредником… хотя тут спорно, но все-таки будем считать, что нет, единоразовая акция, ничего серьезного. По спине прошелся холодок, потому что, сколько себя не обманывай, правда все равно зудела на подкорке: можно при неудачном стечение обстоятельств схлопотать если не расстрел, то серьезный срок. Едва заканчивая школу.       Отец, забивший тревогу, был со своей колокольни прав.       Поэтому он решил сгладить острые углы, и организовать лечение от зависимостей под своим надзором. От несуществующих, на минуточку, зависимостей, видимо, чтобы быть уверенным, что не придется смиряться со второй, еще более безрадостной потерей своего ребенка. Навыки воспитания вызывали восхищение, хотя давайте честно. Вполне вероятно, что у него припрятано с десяток таких невостребованных до поры бастардов, которые всплывут при необходимости. Просто Мэн Яо оказался самым подходящим из них, выигрышной кандидатурой, которую успели представить свету. Поэтому за него держались.       Цзинь Гуанъяо поморщился, ему не нравилось поддаваться волнениям, он приучал себя к совершенно иному, нежели то поведение, которое демонстрировал, попав в западню. Сдержанность. Выдрессированная и правильная. Вежливость. Льстивая и утонченная. Если отцу потребовалось придержать его под боком грядущую неделю, он не против подобного отгула от учебы, в конце концов, последний год выходил самым напряженным, и какие бы успехи он не показывал, учителя ждали все большего и лучшего. Почитать что-нибудь в палате, поваляться и спать после обеда. Всего семь дней, чтобы Цзинь Гуаньшань убедился, что с наркотиками правда вышла нелепая ерунда, все обстояло совершенно не так.       Яо достал телефон, унимая стучащее сердце, и выбрал в списке контактов знакомый, давно наизусть выученный номер. Он практически все запоминал хорошо, именно это не показатель особенной привязанности к абоненту… которая на самом деле была. Она выражалась во многом другом. Он клацал по клавишам, быстро набирая текст сообщения, и, отправив его, принялся ждать. Не прошло и минуты, как зажатый в руке корпус завибрировал.       «Привет, прости, что отвлекаю опять. Поможешь?»       «У тебя повторились приступы? Может, все-таки сходишь к терапевту, которого я рекомендовал?»       «Потом, сейчас много дел. Если сможем встретиться, то все расскажу»       «Смена закончится через полчаса, подъезжай к соседнему кафе»       Яо написал коротенькое «окей» и вызвал такси, не имея никакого настроя на длительную прогулку. Пусть ему придется подождать на месте, все равно лучше, чем с нынешним состоянием шататься по многолюдным улицам. Не факт, что в центре, особенно в упомянутом кафе, их будет меньше, у кого-то как раз начнется обеденный перерыв, кто-то, как его друг, закончит неполный рабочий день и тоже захочет перекусить. Но, в таком случае, он успеет занять свободный столик, какое-никакое благое дело. Плата за неоценимую помощь, пусть его с такими просьбами, по-хорошему, следовало бы давно послать по конкретному направлению. Не расстилаться и пособничать. Мэн Яо понимал, что нагло пользуется чужой добротой, но, в общем-то, никаких последствий у этого не было, поэтому… почему бы и нет?       Забираясь в салон такси, он оглянулся на больницу, пытаясь найти окно кабинета отца. Оно же выходило на эту сторону? Он не мог сказать точно, точнее, не знал, ведь никогда не выглядывал из него, не представлялось случая задержаться там слишком надолго. Либо нельзя было отвлечься на что-то, кроме раздраженного очередной сыновьей причудой Гуаньшаня. Он осторожно захлопнул за собой дверцу, уточнил нужный адрес и откинулся на спинку сидения, промявшуюся под головой. Все будет хорошо, обязательно, когда-нибудь наверняка. Когда он получит определенную часть отцовского наследства, например, и начнет самостоятельно распоряжаться своей жизнью, а не быть выкупленным из почти что борделя мальчиком.       Когда-нибудь.       В кафе, несмотря на все опасения, было довольно тихо, играла попсовая музыка, не слишком навязчивая, не из тех треков, которые только и знамениты тем, что застревают потом в голове и вертятся, как на повторе. Был довольно приятный фон. Цзинь Гуанъяо заказал себе чашку капучино, и снова отчитал себя. Он хотел перейти на более крепкий и более действенный кофе, американо или даже эспрессо, но привык пить что-то с огромным количеством сахара и молока.       Первые места, где он заказывал кофе, продавали дешевый суррогат, который без всех доступных добавок нельзя было выпить. Горечь плохой обжарки и не прочищенной кофеварки напоминали те ночи, когда особые «вип»-клиенты наведывались к матери, и приходилось искать приют в круглосуточных забегаловках, обложившись учебниками и материалом к завтрашнему дню. Иногда получалось прямо так и заснуть, положив сумку с деньгами, всеми казавшимися на тот момент огромными сбережениями, на колени, согнувшись в три погибели. Владельцы двух заведений, самых близких к дому, уже привыкли к своему единственному полуночному посетителю и чаще всего не будили, позволяя дождаться утра. Просыпался Мэн Яо с разводами пасты от ручки на щеке и манжетах рубашки, затекшей шеей и головной болью. Иногда добавлялось покалывание в затекших ногах. Редко везло, и его находила где-то в районе часа ночи близкая подруга Мэн Ши и отводила в свою машину. Спать на заднем сидении, особенно с его небольшим ростом и неприхотливостью, было гораздо удобнее, и такая ночевка уже вполне приравнивалась к роскоши. Но такое случалось редко. Сы-Сы сама была той же профессии, пусть и имела больший спрос, была моложе, красивее, а значит и намного богаче, но все это требовало оплаты. Телом. Ее заботы не могло хватить на чужого мальчика, росшего будто сам по себе, поэтому сон за столиком, рядом с остывшей половинкой тоста и посреди книг по ненавистной истории было почти традицией.       Поэтому капучино и карамельный сироп. Поэтому переучить себя, даже привыкнув к вкусу дорогого и хорошего кофе, он не смог.       — А-Яо, прости, вырвался, как только мог. Не долго ждешь меня? — Лань Сичэнь прибыл на место на десять минут раньше договоренного и все равно умудрялся извиняться. Удивительный человек, ставящий своей добротой в тупик кого угодно.       — Нет-нет, все в порядке, мне еще не успели принести кофе… о, а вот и он, кстати, — Цзинь Гуанъяо кивнул официанту, который, передав заказ, протянул новому гостю меню, от которого, впрочем, Лань Сичэнь отказался и продиктовал все нужное. — Сильно устал сегодня?       — Ты ведь знаешь, что меня не будут нагружать в аптеке, принадлежащей моей семье. Обычный день практики, ничего нового, — сев напротив, он потянулся к сумке и выудил из нее завернутую в крафтовую бумагу коробку. На вид легкую, внутри ничего не шумело, не выдавало содержимого, на самой поверхности не было никаких печатей и обозначений вроде наименования аптеки. — Тут минимальное, просто чтобы ты дотерпел до похода к врачу. Не пререкайся, ты давно мне, как младший брат, хотя, честно сказать, о Лань Ванцзи приходилось заботиться куда меньше. На какое число тебя записывать?       — Не стоит, правда. Не потому, что я не хочу! — в глазах Лань Сичэня полыхнуло такое недовольство, что Мэн Яо пришлось как можно скорее вываливать свои оправдания. Чего доброго, его в самом деле отчитают прилюдно, как малого ребенка, такого удовольствия ему на день хватило. Учить его жизни нет никакой необходимости, особенно почти сверстнику. — Отец взбесился из-за… он нашел кое-что из оставшихся транквилизаторов и решил, что я наркоман, так что на неделю запрет у себя. Ну, в психушке этой, типа неофициально, но буду там постоянно под его контролем и бла-бла-бла. Черт.       Лань Сичэнь изумленно вскинул брови, аж подавшись вперед. Благо, ко всему прочему он не додумался приподняться, иначе бы, чего доброго, навис бы на сжавшемся от такого напора Гуанъяо, представим остальным посетителям карикатурную сценку. В самом деле, он и без того почти на голову был выше, можно обойтись и без такого пылкого демонстрирования своих чувств, но вслух это Мэн Яо не озвучил, только фыркнул в кружку.       — Он психиатр и должен знать, что у них нет никакого наркотического действия. Ты сам рассказывал про свои жуткие панические атаки, дереализацию и вообще, он в курсе… — Лань Сичэнь споткнулся на полуслове, явно призадумавшись. — Он ведь в курсе?       — Нет, — в этот раз абсолютно честно ответил Цзинь Гуанъяо, снова пряча лицо, еще и витиеватую ручку повернул так к собеседнику, чтобы она тоже перекрывала лицо. «Нет ничего из перечисленного», можно было бы добавить, просто так было проще контролировать лишние эмоции. Под взглядом, на него обратившимся, воистину, можно было от стыда сгореть, как будто даже в молчании Лань Сичэня повис вопрос, закономерный такой и уместный. «Так ты соврал мне об этом?»       Про себя Цзинь Гуанъяо ответил бы, что спокойно, потому что это была не самая серьезная ложь среди всей той, которой он умудрился окружить своего приятеля. Потому что жизнь без подобных ухищрений слишком долгое время была для него не доступна.       — Я не хотел рассказывать ему о чем-то подобном, он и так меня недолюбливает. Если я еще хоть в чем-то окажусь слабее Цзинь…       — А-Яо, — Лань Сичэнь протянул через весь стол руку, забирая чашку из рук Гуанъяо и с глухим стуком отставляя ее в сторону. Затем он просто взял его ладонь в свою и сжал. Запросто. На глазах у всех желающих, проигнорировав даже вернувшегося официанта, который быстро расставил заказ и ретировался назад. Сичэнь заглянул ему в глаза своим темно-карим, почти-почти черным, но ужасно теплым взглядом, — я знаю, что твой отец не подарок, наоборот. Он сложный человек, которого не назвать хорошим, но ты преувеличиваешь. В нем есть что-то родительское, раз он взял тебя к себе, во всех людях есть что-то хорошее…       — И кто из нас младший, Лань Сичэнь? — Мэн Яо пробормотал это разборчиво, но достаточно тихо, чтобы приличия позволили пропустить реплику мимо ушей.       — Ты должен объяснить ему, что у тебя на носу выпускные экзамены, тебе необходима усердная к ним подготовка, чтобы попасть в списки лучших и открыть перед собой все дороги. Тебе не нужно тратить время на стационар, скажи, что лекарства выписывал врач, мы прямо завтра сходим к психотерапевту, и все будет в порядке. Даже не придется особо врать, — не пришлось бы. Если бы все было действительно так, как представлял себе Лань Сичэнь, настоящая же ситуация вообще не имела с этой приятной иллюзией ничегошеньки общего. Кроме ключевых моментов, конечно, и главной проблемы с госпитализацией. Перед Яо встал сложный выбор, слишком сложный.       — Ладно, дело не только в транках, — под испытывающим взглядом, в котором ничего нельзя было прочесть, Мэн Яо чувствовал себя не в своей тарелке. В такие моменты в собеседнике просыпался идеальный и сдержанный Нефрит, как с древних времен называли своих сыновей в семье Лань, Первый Нефрит, на плечах которого не только возложенная и известная всем ответственность, но и не меньше опыта. Воспитание, закалка характера у Лань была то, что надо, настоящая школа молодого спартанца. Ну и как тут увильнуть? Легко, если бы еще не принявшаяся вредничать совесть. Как она вообще выживала среди его-то качеств? — Отец провел тест и обнаружил, что у меня высокое содержание некоторых веществ…       — Каких «веществ»? — обучающийся фармаколог насторожился, будь у него звериные ушки, то сейчас бы они стояли торчком. Весь он застыл в ожидании остальной части признания.       — Травка, — вполовину не то, чтобы голоса, в половину своего самого тихого шепота, одними губами с тихим свистом от выдоха произнес Цзинь Гуанъяо, и улыбка стала совсем натянутой, сведенные скулы протестующе заныли.       Лань Сичэнь не сказал ни слова. Они все сидели друг напротив друга, минуту, две, и Яо не мог торопить друга, потому что прекрасно знал, как плохо тот относился к подобному. Знал он и то, что прямо сейчас Лань Хуань мысленно проклинал себя, на чем свет стоит, обвиняя во всех не существовавших прегрешениях: ведь это он доставал Яо некоторые рецептурные лекарства, потому что они помогали ему, потому что он умел просить, потому что он плел ему в три короба, что наблюдался у отца и тот все такое вроде как одобрял, но отказывался на выписывание лекарств по каким-то причинам… Уже не припомнить точно, но звучало достоверно. У Цзинь Гуанъяо практически все звучало чересчур достоверно, только с правдой он обходился донельзя скверно. Таким образом, он просто воспользовался их дружбой, на самом деле, вполне имея возможность снимать транквилизаторами побочные эффекты после употребления наркотиков, раз уж их обнаружили.       Ужасно. И это после всех недавних законов, принятых в их стране, после нескольких публично казненных пару лет назад человек, которых обвинили в торговле. Как его рука вообще потянулась к чему-то подобному? Почему? И началось ли это еще в прошлом Мэн Яо, как способ отвлечься от кошмарного детства, или попустительское воспитание Цзинь Гуаньшаня принесло свои плоды? Господи. Лань Сичэнь натурально побледнел и прикрыл ладонью глаза. Ставшего ему лучшим другом и нареченным братишкой парня могли бы подписать к смертной казни, если бы все не прекратилось сейчас. Все эти дороги ведут исключительно к одному, зачем? Зачем портить все то хорошее и прекрасное, что тебе все-таки смогла подарить жизнь? Всего того, что ты добился с огромным трудом?       — Ты ложишься на лечение, верно? Клиника твоего отца одна из лучших, — холодно резюмировал Лань Сичэнь, не убирая мешавшую разобрать его эмоции ладонь. Это не мешало, однако, почувствовать всю мрачную тяжесть его настроения и навалившуюся усталость.       — Подожди-подожди, — Мэн Яо приподнялся, схватился за предплечье Лань Сичэня, который не дрогнул, — ты что, встаешь на его сторону? Да это все бред, я сделал это случайно, ничего подобного не повторилось бы.       — Ты случайно связался с нелегальной гадостью? Сколько еще ты успел мне наплести, А-Яо? Я ведь правда думал, что мы близкие друзья, что все хорошо, пытался помогать, — Лань Сичэнь холодно, однако, как и раньше бережно, осторожно, отвел от себя руку Цзинь Гуанъяо, и поднялся. Он принялся рыться по карманам, не прекращая смотреть на Яо, как будто надеясь разглядеть в нем что-то новое. Следы употребления ищет или другое? Другой обман, недомолвки? — Я свяжусь с твоим отцом, если это зависимость, то неделя явно не скажется адекватно. Тебе нужно пройти лечение.       — Лань Сичэнь, ты меня вообще слушаешь?! — от негодования Мэн Яо стукнул по столу ребром ладони, достаточно сдержанно, чтобы не привлечь внимание.        — Слушал. А потом узнал вот это все. Давай разберемся с соответствующими врачами, как и что обстоит? Я не осуждаю тебя, правда, — Лань Хуань поджал нижнюю губу, улыбнувшись сухо, с усилием. — Но тебе нужно встать на правильный путь. Все это — очень опасно и утянет тебя в пропасть. Пожалуйста, просто делай, как следует, если ты будешь в стационаре, я буду навещать тебя…       Цзинь Гуанъяо пытался осознать обрушившуюся на него информацию, как будто попал в какой-то арт-хаусный фильм, с плохим финансированием и худшим на свете режиссером. Иначе объяснить такие повороты сюжета он не мог. С места школьника-хорошиста, который легко нагонял ранее мимо него проходящий учебный материал, он слетел на роль какого-то отщепенца-наркомана, хотя таким не был. Отец сам навязал ему ту компанию богатеньких засранцев, которые дымили всем и пили также абсолютно все, и что ему оставалось делать, чтобы вписаться к ним? Следовать примеру или упереться рогом, не принимать установленных правил? Или вот: он пару раз пробовал некоторые штуки, способствовавшие ускорению мыслительной деятельности, благодаря чему он смог не спать полторы недели перед самым мозгодробительным экзаменом, правда, похудев на какое-то пугающее количество килограмм. Неважно. Тогда все это было неважно, все восхищались им, считая, что это правильно.       Как еще можно подняться, если весь мир прогнил не только с самого подножья, но и до верхушки? Как он, отстававший от одноклассников на два, а то и три года по некоторым предметам, класса умудрился стать «талантливым», «блестящим», «способным»? По мнению всех знания, силы на зубрежку с утра до ночи, без перерывов на перекус, давались свыше, как благословение божие?       — Лань Сичэнь. Пожалуйста, ты не понимаешь… — но тот даже не стал, мать его, дослушивать. Просто оставил на столе деньги за свой и чужой заказ, попросив завтра позвонить перед тем, как у Цзинь Гуанъяо будет отобрана возможность пользоваться мобильной связью. И сказал в сообщении уточнить рабочий номер Цзинь Гуаньшаня, чтобы не звонить напрямую в больницу.       И ушел. Чтоб его.       Цзинь Гуанъяо смотрел на разглаженные купюры, без единой складки, на которых даже уголки не были помяты. Чувствовал он себя кем-то сродни своей матери в эту секунду, наверное, в сотни раз хуже. Чувствовал он себя погано, как никогда раньше.