Помоги: кажется, во мне — пожар

      О таких, как Сюэ Ян, говорить в приличном обществе не было принято.       На тех, кто называл его крысой, Сюэ Ян не обижался. Было предостаточно других поводов для ненависти, к тому же, между ним и этими неприятными грызунами и впрямь прослеживалась схожесть. Сложно отделаться от сравнений, которые напрашивались сами собой для грязного оборванца с клыкастой улыбкой. В конце концов, трущобы и были неким крысиным королевством, тут все точно такие же, как он. Где-то в этих закоулках затерялся давным-давно отец, не застав рождения сына, потом пропала мать. На седьмой день рождения первенца она вышла, якобы, за праздничным тортом, через трое суток Сюэ Ян сообразил: ему нужно приучаться выживать самостоятельно, если он не хотел умереть. Собрав все полезные или ценные вещи, он сбежал из квартиры, за которую ребенку нечем было платить.       Так он стал сиротой, ночевал на улице, вокзалах и станциях, среди таких же беспризорников. Их окружали старые здания с треснувшим от влажности и китайского, в худшем смысле этого определения, качества фундаментом, дома, где на первых и вторых этажах вместо стеклянных окон был плотный брезент. Попрошайки жили среди руин и мусора, бетонных коробок, взгроможденных друг на друга ярусами, укрепленные всевозможными способами: пластик, дерево. Как собранные случайно кубики в детском конструкторе.       Сюэ Ян закалялся здесь, год за годом. В лет девять он оказался втянут в разборку между двумя группировками то ли мафии, то ли обычных местных бандитов, вешавших на уши лапшу. Ему предложили за огромное по тогдашним меркам вознаграждение выполнить одно поручение. Услуга была плёвой, с которой справился бы любой, и Сюэ Ян не задумался, почему за такую работу вообще предлагали плату. Справедливо его бы назвали идиотом. Нужно было передать запечатанный конверт с посланием от одного главаря к другому, ну что тут могло пойти не так? За рамки известного закона дело не выходило, наниматель обещал заработок, обещал накормить досыта.       Детям слишком редко твердят, что абсолютно все имеет последствия. Каждый гребаный выбор.       Враждующая банда не обрадовалась, получив письмо с оскорблениями, угрозами и грошовыми попытками шантажа. Мальчик сообразить не успел, что там было написано, как получил пинок в живот. Избили не понимавшего ничего в происходящем А-Яна до потери сознания. Придя в себя, он едва смог выползти из переулка, и, конечно, отправителя на прежнем месте уже не оказалось. Вернувшись на место предыдущего ночлега, Сюэ Ян вдруг понял, свернувшись под сырой картонкой, что почему-то не мог заплакать. Глаза щипало, но на том все. Десятки ударов по голове, груди, пояснице — они как будто перебили в нем что-то важное.       Через неделю пришлось обращаться в больницу, сдавшись безысходности положения. С медициной в Китае все обстояло скверно, например, не в каждой уличной аптеке можно было получить все необходимые для домашней аптечки лекарства. Бесплатной помощи пострадавшим почти не существовало. Мизинец на переломанной левой руке, по которой напоследок проехалось колесо мотоцикла лидера отморозков, воспалился, изменился в цвете и дико болел. Ночлежкой для бездомных, куда он наведывался изредка, заведовала сердечная женщина. Она и увидела состояние ребенка, у которого температура подскочила под все сорок. Раньше Сюэ Ян лгал ей, что просто сбегает от пьяных родителей и просил не выдавать его полицейским, мол, те поскандалят, перебесятся, и он вернется. Сейчас дамочка поняла, как нагло ей врали.       Под ее контролем, им заинтересовались какие-то фонды «неравнодушных сердец» с пожертвованиями и помощью, но очнулись они чертовски поздно. Да, операция по ампутации пальца прошла успешно, на дешевом обезболивающем и с восстановлением в палате впритык к отделению на реконструкции, куда клали только неизлечимо больных и нищих. Сюэ Ян попал под надзор органов опеки, что тоже не стало подарком. Отделаться от них получилось быстрее, чем справиться со всеми побочными эффектами от лекарств, выпитых, вколотых в мышцы, пущенных через капельницы.       Никто не хотел возиться с проблемным ребенком. Поэтому, упустив Сюэ Яна из виду и потратившись на поверхностные поиски тут и там, службы попечительства их свернули, затихнув. Без вести пропавший — разве таких мало? На него даже не успели заполнить дело.       Первое десятилетие жизни выдалось таким, оставившим неизгладимый на нем отпечаток. Сюэ Ян разуверился в людях, обретя привычку прижимать к груди пострадавшую руку. Фантомной боли не было, хотя о ней предупреждали. Была бесконечно растущая жажда мстить, о которой никто ему не говорил.       Спустя год пересеклись впервые их дороги с Мэн Яо. Так должно было случиться. Два потерянных мальчика посреди процветающего города, идущего ко дну. К несчастью, до этих краев не долетал Питер Пэн.* Тогда они оба хотели одного: выбраться из окружающего дерьма любыми способами. Наверное, рано или поздно все, им подобные, приходили к заманчивой мысли о воровстве, иных выходов не было, чтобы если не подняться выше, то хотя бы удержаться на плаву. У Мэн Яо такой подход почему-то вызывал отвращение, и Сюэ Ян подшучивал, что дело в его благородном происхождении, о котором постоянно трепалась мать.       Сюэ Яну не сложно было находить доверчивых недотеп на улицах, сверстников или помладше. В основном ребятня бродила рядом с центральным рынком, отправленная мамашами и бабками за покупками. Рослый уже на тот момент и сильный, он ничего не усложнял лишними хитростями. Достаточно загнать робкого человека в угол, пригрозить ножом, — так средства на пропитание на ближайшие пару дней оказывались в кармане.       Дела у Мэн Яо обстояли иначе. Он тянул и тянул, категорически отказываясь присоединяться к разбоям Сюэ Яна, как минимум, не с его ростом пытаться угрожать кому-то расправой. Потребовались месяцы, чтобы, наконец-то, сдаться. Ему приходилось вытаскивать кошельки и распиханные по карманам купюры у клиентов матери, которые и так предпочитали обманывать ее, недоплачивая полную цену. Унизительное ремесло, чтобы накопить гроши. Впрочем, Сюэ Яна устраивала имевшаяся жизнь, он частенько заводил речь о том, что был бы не прочь попасть в какую-нибудь банду. Не только ради выгоды. Оттуда он вышел бы на человека, изувечившего когда-то доверчивого мальца. В оплату своей наивности тот чуть не откинулся от заражения крови и обрел массу других проблем.       «Убить бы их всех», — с улыбкой говорил он, поправляя плотно сидевшую на руке кожаную перчатку. Ее стоящий колом материал не мог скрыть неестественного изгиба на месте отсутствующих фланг, бросавшегося в глаза. Мэн Яо смеялся в ответ, как будто совсем не боялся Сюэ Яна и мог бы его контролировать, как будто их дружба что-то значила. Он понимал, каково это, желать смерти кому-то.       Или на тот момент он еще об этом не знал? Кажется, это случилось многим позже тех разговоров, о которых шла сейчас речь, когда Сюэ Ян делился своими планами.       Когда их поймала полиция, зашвырнув в участок посреди ночи. Сюэ Ян держался спокойнее, для него ничего нового не случилось, Мэн Яо был зол. В этот раз причина задержания была смешная. Они стащили пару коробок конфет из магазина со слишком бдительным охранником. Ни в каких базах данных преступников они не числились, украденное сразу вернулось к владельцу, который оказался знатной мразью и потребовал возместить ущерб. Мол, дети успели съесть пару шоколадных батончиков прямо на месте, и, что ж, Сюэ Ян вполне мог это сделать за спиной отвлекшегося Мэн Яо. Или дед врал, не имело значения. Грозивший им максимум — профилактическая беседа да сутки-двое в камере. Терпимо, только вот вышло все крайне не вовремя.       Завтра Мэн Яо пробовался на поступление на одни из подготовительных курсов, где с нового учебного года добавилось два бюджетных места. Неслыханная роскошь, прежде недоступная. Он не спал целый месяц, чтобы хотя бы претендовать на свое имя в списке таких же неудачников. Все грозилось рухнуть.       Сюэ Ян предложил не напрягаться. Подумаешь. Так суждено, что иногда ты застреваешь там, где тебе наиболее паршиво, ничего с этим не поделать. Какой смысл рваться куда-то, если ничего не светит? К черту их всех там, наверху, можно отвоевывать место внизу. Быть лучшим из худших — навык, не требовавший корпения над учебниками еженощно.       — Прекрати ты уже, не привлекай к себе больше внимания, чем мы получили, — Сюэ Ян, может быть, не мог сочувствовать людям и проникаться ими, но вот понимать нюансы своего положения умел замечательно. С полицейскими шутки плохи.        Именно эти зажравшиеся задницы назначили залог для того, чтобы их могли выпустить досрочно, при полной его оплате. Сумма выходила подозрительно огромной для мелкого правонарушения. Первой дозвонились Мэн Ши, чей голос, давший предсказуемый ответ, звучал сонно и глухо. Ничем помочь она не могла. Все упиралось в отсутствие сбережений «на черный день», деньги улетали в их семье в один момент, как только оказывались на руках. Неутешительный совет заключался в следующем: сыну нужно осознать преступление, наказание было уместным. Из ее уст это звучало хуже во сто крат.       Сы-Сы не взяла трубку. В списке из двух женщин обе из них оказались бессильны. Мэн Яо потом выяснил, что она имела определитель номеров, будучи одной из самых элитных проституток на весь район под строгим надзором своего сутенера. Увидев входящий звонок из полицейского отделения, она бы ни за что на него не ответила. Скорее побежала бы к своему условному начальству, уточнять, все ли в порядке.       Мэн Яо вздохнул, поднял глаза на серый растрескавшийся потолок. Сюэ Ян ничего другого не ждал, чудеса не случаются, а вот он был разочарован. Вдруг слабая, сдержанная улыбка тронула его губы, его озарила идея. Он посмотрел на стоявшего напротив мужчину в форме, делая взгляд наивно детским. Личина неблагополучного подростка втиралась глубоко под кожу, но при желании можно была стать ребенком самым обычным, с нужным голосом, поведением, манерами. Все, чего обычно ждут взрослые. Играться с мимикой он умел.       Полицейский уточнил, что кроме двух звонков, по одному на каждого из задержанных, им ничего предоставить не могли. Копия протоколов об их аресте и административном наказании утром будет направлена к названной в качестве родителя и опекунши Мэн Ши, а прежде им полагалось сидеть тише воды и ниже травы. Все, как советовал с самого начала Сюэ Ян.       — Но можно обойтись без звонков. Вы можете отвезти меня к отцу? — Мэн Яо боролся с тем, как норовил дрогнуть голос на последнем слове. Он нечасто произносил его вслух, оно, такое короткое, отзывалось в нем яростью, неуклюже поворачиваясь на языке.       Сидевший на кровати Сюэ Ян присвистнул, затем рассмеялся, запрокинув голову.       — Яо-Мэй*, у тебя разве есть отец? — Мэн Яо шикнул на него, но заставить Сюэ Яна молчать — фантастическая роскошь, раз уж какая-то тема его взволновала. А фраза Мэн Яо была прямо-таки будоражившей интерес. Кроме того, он вздумал использовать унизительное обращение при посторонних. — Неужели твоя матушка вела списки, вы собрались объехать все дома в округе? Или ты о том, что… надежда умирает последней, да?       — Захлопнись, — прошипел Мэн Яо, обернувшись. Он много к чему относился с терпимостью, но не к истории о своем происхождении. Все знали, что мать пыталась захомутать богатого мужика, назло всем зачав и выносив сына. Он ненавидел, что все судачили, какой непроходимой дурой была она, а не запудривший ей мозги мудак, имя которого, Мэн Ши, к счастью или нет, твердила достаточно часто, чтобы запомнил и он.       — Ладно, парень, остынь, — полицейский поспешил остановить перепалку. — Кто твой отец? Если так, то тебя действительно стоило бы отвезти к нему, — на его лице бесконечные морщинки тесно приютились в уголках глаз и губ. С очевидными следами широких улыбок, он казался добрым и способным понять. Бытовало мнение, что злодеи не улыбались часто… С другой стороны, позади Мэн Яо сидел разбивавший в пух и прах подобные теории Сюэ Ян. И все-таки он хотел довериться, ему ведь соглашались идти на встречу.       Он держал за перо журавля, готового взмыть в небо. Ему нужны были те курсы, обеспечившие бы поступление в университет, диплом, стабильную работу среди числа остальных конкурентов на рабочем рынке. Им по тринадцать, но если не начать сейчас, ничего и не сложится в дальнейшем. Вместе с удачной бесплатной учебой закончатся подработки на полставки, никаких больше ночных смен уборщиком в борделе, где приходилось вычищать залитые от подоконников до полов чем угодно комнату.       — Мой отец — Цзинь Гуаньшань, — смех за спиной оборвался, неугомонный Сюэ Ян наконец-то замер. Выглядел он ошарашенно, как будто уличил друга в сумасшествии. Мэн Яо, очевидно, решил переть напролом, ведь так добивались успеха? — Он живет отдельно от матери, я не знаю точного адреса. Но он вроде достаточно известный врач, это должно значиться в телефонной книге? Да?       — Да, скорее всего, — задумчиво протянул полицейский, явно теряя прежнюю уверенность. Он задумался, взвешивая про себя все «за» и «против» подобной поездки невесть куда, и конечном счете все-таки кивнул, отходя в сторону и позволяя Мэн Яо выйти в коридор. Складывалось впечатление, что он сам не хотел держать шпану здесь, под своим присмотром, вопреки решению начальства. По доброте или хотел раньше завершить смену. — Тогда поехали. Чем скорее разберемся с этим, тем лучше будет.       — Да-да, — Мэн Яо активно закивал, остановившись у самого порога, прежде чем обратиться к остававшемуся приятелю. — Я поговорю с ним, и тебя тоже выпустят до утра.       — Плоховато ты разбираешься в людях, Яо-Мэй. И многое о себе думаешь, — голос растворился в воздухе, не обращенный ни к кому конкретно, несмотря на оброненное вслух имя. Сюэ Яну доводилось обжигаться на своей вере в лучшее, а Мэн Яо плоховато выучил уроки чужого опыта. — Ты ему ничего не докажешь.       Мэн Яо все равно не слышал, уходя, полный надежд, что родитель сделает все, чтобы помочь. Мать заверяла, что законнорожденных детей у него не было, а сын всегда значил что-то особенное — наследник. Разве большой это подарок, помочь ему попасть на учебу? Мэн Ши твердила, что все тогда изменилось бы, как только бы он самостоятельно добился большего, этакая проверка. Да. Поэтому Цзинь Гуаньшань не ответил ни на одно ее письмо, избегал встреч, никак не помогал финансово. В общую картину все никак не складывалось, сказки о признании Мэн Яо предпочел оставить матери, отца у него не было и не будет.       Но почему бы ему не раскошелиться разок?       Но почему этому господину не должно быть все равно на полуночного гостя, свалившегося на вычищенный до блеска порог? Какой бы мелкой не была сумма залога, на кой ляд ему сдался нежданный отпрыск? Сюэ Ян мог фантазировать, чем руководствовался Мэн Яо, но не понимал: а смысл искать толк от человека, который разок всунул член в конкретную женщину? Никому не нужны чужие проблемы. Наивность никогда не доводила до добра, как и вера в свою великую избранность. Обещанное мамочкой счастье бред собачий, Мэн Ши сама о нем позабыла. Никого ничто специально не дожидалось, мир устроен по иным законам.       Либо ты слаб, либо силен. Конечно, он оказался прав, но была необходимость проверить все на своей шкуре. Та ночка стала для них обоих запоминающейся, но со стороны Мэн Яо получалось ее описать куда красочнее. Сюэ Ян много думал, ковырял ногтем стену и ждал известий. ***       Мэн Яо подвернулся под горячую руку не к месту. Цзинь Гуаньшань переживал очередной сложный период своего непростого брака, который то неумолимо близился к расторжению, то снова от него удалялся. Наверное, разводиться супруга с ним не хотела исключительно из-за будущего их сына: статус неполной семьи не лучшим образом сказался бы на его репутации, поэтому она предпочитала корчить из себя радость и удовлетворенность всем. Мужу было привычно избегать мороки, в которую входили бесконечные суды, траты на адвокатов, на оплату газетенок, которым бы захотелось осветить разбившийся корабль семейной жизни известного не только в профессиональных кругах психиатра. Сильной шумихи все равно бы не было, он не скандальный политик, чтобы за ним охотились журналисты. На работе маленький конфликт не сказался бы, но дело было в другом.       Стоило подождать хотя бы свадьбы Цзинь Цзысюаня, и после пересматривать свое семейное положение. Его невестой была дочь депутата и известной судьи, сущей мегеры, мало чем напоминавшей об идеале женственности. Если в пылу развода с главой семьи Цзян сложности бы уладились мирно, то вот Мадам Юй отнеслась к помолвке критично. Она любила госпожу Цзинь, их отношения были сестринскими, а вот Гуаньшаню она при встрече разве что не плевала ядом. Вскрылись бы все его брачные секреты, и юную Цзян Янли забрали бы подальше от обители разврата и измен.       А партия складывалась выгодной. Да и детки были влюбленными воркующими голубками.       Потому супруги держались, стиснув зубы покрепче, засыпая в раздельных спальнях. Пересекались они на завтраке и на каких-нибудь обязательных званных ужинах. Ночью они без лишних разговоров расходились по комнатам частного дома, достаточно огромного, чтобы два человека могли потеряться в нем. Три, учитывая, что Цзинь Цзысюань предпочитал не попадаться на глаза обоим родителям в недели, когда те решали вспомнить все причины своей обоюдной ненависти. Обстановка была сродни распыленному по всем плоскостям бензину, было достаточно искры, чтобы вспыхнуло.       Эта ночь была особенной, грызню — и ту поставили на паузу. Не зря мадам Цзинь, зная, к чему приведет обмен хотя бы парой реплик с невозможным мужем, сразу же удалилась к себе.       Завтра запланировано празднование дня рождения любимого ребенка, испортить все своей изможденностью после очередного скандала она не могла. Цзинь Гуаньшань счел за благословение ее быстрый уход, сам вернувшийся к завершению ужина от очередной девицы. Как будто на зло жене, он заводил все новые отношения с самыми прелестными красавицами, иногда против их воли, иногда, чтоб его, с женами друзей и коллег. Дважды случались грандиозные разбирательства, чудом замалчиваемые адвокатами. Деньги решали вопросы, полностью фальшивые извинения шли в комплекте к ним.       Сегодня должна была быть передышка, когда можно прекратить обдумывать пункты брачного договора, составленные против него словно специально, и молиться, что прожить в имитации союза получится еще немного.       Когда к воротам подъехала полицейская машина, Цзинь Гуаньшань сидел в своем кабинете, приводя в порядок бумаги. Выглянув из окна, он чертыхнулся, и поспешил на первый этаж, принимать внезапных гостей. Защитники правопорядка были последними в списке тех, кого он ожидал видеть у своего дома. И в списке тех, кого бы увидеть захотел. На нем был помятый костюм, который он так и не переодел, зайдя в дом, и на рубашке крепко держался чужой едкий парфюм, сладкий и дешевый. Не слишком презентабельный вид, возможно, поэтому жена и сын ушли так спешно, отделавшись учтивыми пожеланиями доброй ночи. Оба чувствовали посягнувшую не на ту территорию обольстительную шлюху.       Окна остальных обитателей дома выходили на внутренний садик. Само собой, они ничего не слышали, а значит разбираться с полицией полагалось исключительно главе семейства.       Когда из машины вытащили, держа под локоть, парня, одетого как самого обычного подростка из бедного района, Цзинь Гуаньшань вопросительно посмотрел на сопровождавшего его мужчину. Что все это значило? С каких пор частные владения ставились в один ранг с ночлежкой, раз сюда стало позволено таскать всякий сброд?       — Доброй ночи, господин Цзинь, извините за позднее время, но дело было срочным. Этот мальчишка попался на краже. Он также сообщил нам, что является вашим сыном. Несмотря на то, что вы с его матерью разошлись…       — Что за ерунда? — Гуаньшань отбросил любезности от обрушившейся на него наглости. — Прошу извинить меня, но ваш мальчик ошибается, у меня один сын, который сейчас спит в кровати. Что наговорил вам этот сиротка?       — У меня есть мать, — пробормотал Мэн Яо, скривившись, но его либо не услышали, либо предпочти проигнорировать. И то, и другое было одинаково вероятным. Внутри вызревали сомнения о глупости поступка: отвага и безмозглость сочетались отлично, но всегда проигрышно. Наверное, искать сочувствия у власть имеющий было не очень-то продуманным планом.       — Он украл со своим дружком сладости из магазина и сказал, что залог внесете вы. Его мать, как я понял, не самых высоких нравов женщина, до нее не дозвониться толком, — полицейский почесал трехдневную щетину. Мэн Яо считал про себя от ста в обратном порядке, чтобы не попытаться врезать ему, этому перекаченному верзиле. Вот уж кто точно не знал ничего об изнанке города, потому что… не говорил бы так в противном случае. — Если он солгал, мне жаль. Может, решил, что раз вы обеспеченный человек, то заплатите за него просто так…       И он назвал сумму. Мэн Яо пошатнулся. Такая цена превышала залог почти в половину первоначальной цифры, он не сразу сообразил, что принятый им за добрячка человек просто хотел на нем нажиться. Его перебили, едва успел приоткрыться рот для готовых вырваться объяснений.       — Я занимаюсь благотворительностью. Но я не спонсирую малолетних преступников на новые свершения, — Цзинь Гуаньшань холодно отдернул замявшиеся лацканы пиджака, затем покрутил перстень с крупным камнем, стоивший, как целая жизнь. Мэн Яо был в этом уверен, он частенько, после обирая материнских клиентов или грабежа Сюэ Яна, забегал в ломбард. Сам этот человек выглядел как все, отнятое когда-то. — Поэтому ничем не могу помочь. Он точно не мой ребенок, у меня нет никого, рожденного вне брака, и точно не будет. Всего доброго.       У него и без того хватало проблем. Если бы жена стала свидетельницей этого разговора, то грянула бы серьезная ссора, потому что одно дело — терпеть его постоянные измены, о которых не болтал только ленивый, и совсем другое — смотреть на притащенных под конвоем ублюдков, вымаливающих спонсорство их делишек. И это все в канун намеченного торжества, как ложка дёгтя в и без этого несладком семейном досуге. Цзинь Гуаньшань сделал единственно верный ход, когда обстоятельства ставили «шах».       «Он не мой». Слова звенели в тишине, перевариваемые медленно от усталости, от несогласия с ними, потому что Мэн Яо точно знал обратное. Господину Цзиню не хватало доказательств? Следовало подробнее все объяснить и, на крайний случай, договориться о встрече потом, чтобы принести оставленную им когда-то богато инкрустированную шпильку для волос. Да он же и не клянчит ничего безвозмездно, как только получится, он сразу выплатит весь долг, с процентами, если таковые потребуются. Мэн Яо не пришел бы сюда, проигнорировав предупреждения Сюэ Яна, без особых причин.       — Но это правда, — он предпринял новую попытку, разочаровавшись в ней заранее, — вы знаете Мэн Ши. Вы должны помочь, у меня ведь на кону… — Мэн Яо вроде бы сделал шаг навстречу, бросился к отцу, замахнувшись. А может быть и нет. В сумерках могло показаться что угодно. Он клялся в обратном, ему никогда ни с кем не доводилось вступать в рукопашный бой, так чего бить человека, в глазах которого добиваешься уважения? Который твоя зацепка за нормальный мир?       Но кто поверит клятвам сына шлюхи?       Цзинь Гуаньшань оттолкнул от себя Мэн Яо, сильно ударив в плечо, чтобы не позволить всей этой ходячей ошибке прошлого, совершенной по недосмотру, прикоснуться к себе хоть пальцем. Имя очаровательной молодой девицы, имевшей среднее образование и пару книжонок прямо в комнате для утех, он помнил. Читающие женщины, имитировавшие наличие ума, пугали его не зря, и вот, одна из них принесла-таки кучу неприятностей.       Мэн Яо покачнулся, потеряв равновесие, и упал на задницу, морщась от ушибленного о жесткий гравий копчика. Рухнул он с высоты своего роста, но ощущение было такое, что с высокой лестницы, бесконечно уходящей в недосягаемую даль. Прыгнул и промазал разведенными широко пальцами мимо перекладины. Над ним тянулись к небу ворота, ведущие во двор, он смотрел на темные окна двухэтажной виллы. Или как называлась эта напоминающая дворец постройка в дали от запыленного центра? Мэн Яо не знал. Он видел это место, как в мультфильмах и кино: так путник, умирающий от обезвоживания посреди пустыни видел в последние секунды расплывающийся мираж оазиса. Грезил наяву. Стройные стены желто-оранжевого оттенка, подсветка под балконом. Сад. У здания были две боковые лестницы, ведущие на подобие крыльца, облицованные белым мрамором. В таком месте могли жить самые взаправдашные люди, причем одной с ним крови и плоти?       Нет. Кто-кто, а люди здесь не жили точно, и, видимо, чтобы приблизиться к ним, нужно было также перестать быть человеком.       Мэн Яо поднялся, стараясь выпрямиться и не хромать, и прошмыгнул через открытую дверцу в салон машины, сворачиваясь на заднем сидении. Там он понял, что забыл отряхнуться, налипшие камни впивались в кожу через ткань. Ноги сами собой поджались к груди. Он дрожал весь целиком, не из-за потянутого плеча. Не из-за обиды. Шанс был, шанса не стало, какая разница? Он придумает что-нибудь другое, чтобы спастись. Клокочущее в нем нечто, вызывавшее дрожь, было абсолютно другим чувством, которому сложно подобрать определение. О нем, вероятно, говорил Сюэ Ян, когда заверял, что некоторых людей проще убить, чем разбираться с ними иначе. Наверное, иногда так проще.       Наверное, вот тогда он и стал с ним соглашаться и понимать рассуждения.       Любопытно. Если убить прежнего самого себя, то тоже полегчает? С этого, казалось, следовало начинать.       Когда он спустя три часа вернулся к Сюэ Яну, тот мирно спал. Сам Мэн Яо просидел на отведенной ему кровати до утра, встречая первые рассветные лучи болящими и слезящимися глазами. Они не обсуждали это тогда, потому что, если бы заговорили, это был бы первый раз, когда вся коллекция масок дала бы трещины разом. Так начинаются истерики. Но Сюэ Яну было все равно на других, и в этом были плюсы, огромные, если уметь его безразличием пользоваться. От него не звучало никаких «я же говорил тебе», «я знал, что будет все так», «неудачник». Была лишь неестественная улыбка, как приклеенная, в которую не вкладывалось никакого смысла. Сюэ Яну просто нравилось.       Мэн Яо задумывался, было ли это у них изначально общим, или один ненароком научил другого? Улыбаться так пусто.       Когда Цзинь Гуаньшань объявился снова, все стало иначе. Мэн Яо научился лучше разбираться в людях, стал умел в манипуляциях. Никаких крупных неприятностей с полицией у него никогда с тех пор не случалось. Все, что грозило подобным, сваливалось на Сюэ Яна, обладавшего талантом из самой безвыходной ситуации улизнуть чистеньким.       Мать жила так же, подруги оставались теми же, разве что меньше стала захаживать после случившейся с ней трагедии Сы-Сы: ревнивая жена одного из постоянных мужчин, навещавших ее, исполосовала женщине лицо ножом. Десятки уродливых шрамов положили конец постоянному заработку, отправив ее искать денег прямиком на улицах, где-нибудь в закоулках у баров и притонов. Рано или поздно, шептались клуши на прокуренной кухне, она подхватит какую-нибудь неизлечимую болячку и умрет, перед тем заразив с десяток жаждущих дешевых ласк. Или покончит с собой, или ее прибьют прямо там, в приступе пьяного угара. Так случалось постоянно, стоило потерять доверительное лицо и выйти работать самостоятельно. Так говорил тесный кружок вокруг Мэн Ши, который за ее спиной шушукался и о ней, издевался над тем, что рожавшая проститутка ценилась в энное количество раз хуже. Змеиный клубок.       Мэн Яо должен бы радоваться, когда отец подал в суд, забрал его из адской квартирки в то самое место, напоминавшее замок из легенд. За такие домики не дрались, они доставались всем, кто, будь оно неладно, удачно родился.       Он был счастлив. И вместе с этим — нет. Он ненавидел пошедшую на сделку с адвокатами Цзиней, свалившую в неизвестном направлении, как только закончилось ее лечение, мать, ставшую содержанкой у очередного богатея. Он ненавидел Цзинь Гуаньшаня, который поселил его в свободную спальню и выдал список расписания занятий с репетиторами. Дважды родной отец, как выяснилось проведенными генетическими тестами, обнимал его, в зале суда и когда впервые показывал новый дом. Похлопывания по плечу заставляли почувствовать себя неуютно. В глазах Цзинь Гуаньшаня была тень печали, не такого безутешного горя, как у жены, но все-таки это было оно, ощущение невосполнимой потери, тысячи упущенных возможностей. Зачем ему нужен ребенок, после случившегося? Почему им бы не завести другого логичным между супругами способом, без бумажной волокиты и прочих усилий? Мэн Яо ничего не знал тогда. Наверное, им пытались заткнуть свежую огромную пробоину в корме лодки, у которой, на минуточку, давно отсутствовало дно.       Ему запретили появляться в комнате Цзинь Цзысюаня. Ему запретили целый месяц контактировать с Мэн Ши, пока шла ее реабилитация, оборвали все знакомства.       В ответ на присутствие Мэн Яо под своей крышей его не могла терпеть мадам Цзинь, и проклинавшая мужа, и незадачливого ночного пешехода, кинувшегося под мотоцикл Цзинь Цзысюаня. Она проклинала вообще весь мир, отнявший у нее сына. На виске пробивались заметные седые волоски.       Стало спокойнее, когда она собрала чемоданы и отправилась к своим родителям, сразу после подписи последних договоров о разделе имущества, передачи собственности. Развод стал точкой. Теперь никакой виллы-замка не было, она ушла в небытие, не запечатлевшись в памяти Мэн Яо толком. Со всеми поселившимися в ее закоулках призраками, она была продана, оставшись недоступным пейзажем, каким запомнилась из окна машины. Теперь он и отец жили в пентхаузе, впихнутым в квартиру особняке на верхнем этаже небоскреба.       Чужая точка стала новым абзацем.       Сюэ Ян не был в восторге от того, как повернулась его собственная жизнь, потому что Мэн Яо оказал ему медвежью услугу, переехав под теплое крылышко новой семейки. Связь с ним была слишком сильная, и речь не про какие-то идиотские приятельства или побратимство: связывали их совместные дела, нарушавшие закон махинации, все в таком духе. Поэтому, разбираясь с прошлым Мэн Яо в ходе судебного разбирательства, зацепились и за него, обратив внимание на ту историю с гребаными конфетами. А потом узнали и про потерю мизинца, связь с бандитами, бегство из-под опеки организаций, о статусе сироты — обо всем. И все это на фоне борьбы с возросшим числом беспризорников. Поэтому его выцепили в очередной раз, когда он с дуру притащился в дом Мэн Яо, послушать, как движутся переговоры с Цзинями, и все. Попав в социально-реабилитационный центр для детей с проблемным поведением, Сюэ Ян понял, что пропал.       Потому что руку к этому явно приложил вездесущий Цзинь Гуаньшань, отгородивший своего сынишку от дурного влияния. Иначе его бы не забрали в такой именитый ресурсный центр для прохождения программы восстановления, из которого черта-с-два ты выберешься с концами. После побегов его находили, возвращали, и все по кругу. Но гениальный врач, — и еще более гениальный стратег, — просчитался, сам вырыв себе яму. Сюэ Яну поставили давно напрашивающееся расстройство, опасное в первую очередь для окружающих. Психопатия? Агрессия? Расстройство зрелой, чтобы это не значило, личности? Сюэ Ян, баловавшийся запрещенными веществами не первый год, решил было, что свел себя с ума паленой химией, но обнаруженная у него штука оказалась вроде как врожденной.       И он, вроде как, был нормальным. Ну, в какой-то степени, ведь ему не грозили галлюцинации, потеря себя, это была не шизофрения и не умственная отсталость. Но после очередной драки, в которой он выбил сверстнику два передних зуба подхваченной с земли палкой и сломал нос, его направили в психиатрическую клинику на дополнительные обследования. Потасовку спровоцировал он, опять. Вот тут и сработала ловушка. Цзинь Гуаньшань так хотел поскорее убрать опасность для своего Гуанъяо, что направил Сюэ Яна в центр, сотрудничавший с собственной клиникой. Никаких глобальных совпадений здесь не было: самая крупная и спонсируемая, она много с какими организациями поддерживала хорошие отношения. Но его детское отделение имело лучшую репутацию, Сюэ Ян попал под какую-то программу, бла-бла-бла, благотворительности. Прошел едва ли год с неприятного расставания с Мэн Яо, и дороги их пересеклись снова.       Сюэ Ян обустраивался на новом месте, однажды выпросив прогулку по коридору одного из этажей под суровым надзором санитара. Он классифицировался как пациент, нуждавшийся в постоянном присмотре. Мэн Яо тогда как двадцать минут назад вышел от отца и слонялся, направляясь к выходу из больницы длинным путем через весь корпус, размышляя о чем-то своем. Они переглянулись. Сюэ Ян улыбнулся, а затем попросил работника отвести его в туалет. Тот располагался совсем рядом, в конце коридора позади них.       Разумеется, Цзинь Гуанъяо не потерял сообразительности, заполучив статус, до уборной он добрался раньше, никто бы не стал следить, куда именно он быстро прошмыгнул. Санитар оказался человеком порядочным и позволил парню в таком месте уединиться. Тогда они поговорили впервые после долгого перерыва, в трех-четырех словах пытаясь вывалить все пережитое. Судьба случайностями делала так, чтобы они держались вместе, и в этом, наверное, скрывался некий смысл.       Потом они встречались еще пару раз, а потом уже была та самая тупая просьба, которая положила конец всем развлечениям. Сюэ Ян не излечился от зависимости, но одно дело сбегать из расфуфыренного центра, наполненного такой же неудержимой шпаной, презирающей правила. На их удержание требовалось в разы больше воспитателей, нежели имелось. Бегство из психиатрической клиники было куда более занимательным и, честно говоря, практически невозможным мероприятием. Один из пятидесяти планов срабатывал хотя бы наполовину, а нарастающие последствия вынужденного перерыва на исключительную трезвость становились все хуже. Слабенькие медикаменты не сглаживали дурноту, для приема сильнодействующих лекарств показаний у Сюэ Яна не было.       А потом Цзинь Гуанъяо согласился помочь. Услуга за услугу, потому что Сюэ Ян навел его на одного теперь уже общего знакомого, обладавшего какими-то нужными Мэн Яо умениями программирования. Требовалось нечто специфичное, скорее всего, нелегальное. Для чего — он понятия не имел, но данные дал и рассчитывал получить за это определенную плату. Все было бы хорошо, если бы не их ссора, завязавшаяся случайно, если бы не забытое зеркальце. Да какой нормальный мужчина стал бы носить при себе такое, украшенную блестящими камушками и цветочками побрякушку, как будто выпавшую из косметички школьницы?       — Кстати, ты все-таки удобно с отцом устроился, — выдохнул Сюэ Ян с волнением, пряча в загнутые в два слоя рукава пижамной рубашки пакетик. Мэн Яо закатил глаза. — Серьезно. Правда, я тут постоянно смотрю на то, как он домогается медсестричек. Или они его, не суть. Не избавиться тебе от клейма «сына шлюхи», как бы твоя матерь не меняла род своих занятий, еще один родитель точно останется в копилке.       — Сюэ Ян, ты умеешь быть благодарным? — облокотившись о подоконник, Мэн Яо вежливо улыбнулся, предупреждая не забываться.       — Вообще вот это, — он хлопнул по месту, где спрятал пропитанные галлюциногеном бумажки-марки, — твоя мне благодарность, а не наоборот. Нет, а чего ты злишься? Сестричка Яо, не хочешь пойти по стопам предков? — Сюэ Ян подошел вплотную, нагло положив руку на бедро.       Это было последней каплей. Как только с Сюэ Яном случились две вещи, — открытие бисексуальности и пубертатный период, — он стал совершенно невыносимым. Ему нравилось действовать на нервы, а тема секса и близости, наверное, была единственной, которая так выводила Мэн Яо из себя. Наверное, потому что, смотря на еблю изо дня в день и слыша с рождения стоны и крики за обычной ширмой-перегородкой в однушке, получаешь не самый завидный опыт. Как тут не подразнивать, не цеплять так наигранно чувственно тазовую косточку, выпиравшую через джинсы, и не использовать с похабным подтекстом обращение «Мэй», которое и в детстве имело не самый доброжелательный смысл, что говорить о двух вполне взрослых парнях?       Младшей сестричкой можно назвать в одном конкретном смысле.       Мэн Яо грубо дал ему пощечину тыльной стороной ладони, ударившей точно по нижней громко клацнувшей зубами челюсти. Не ожидавший отпора Сюэ Ян прикусил уголок нижней губы, тут же слизнув выступившую сукровицу и ухмыльнувшись. Прищуренный, слишком довольный для человека, которому только что сделали больно, взгляд потемнел.       — Неплохая прелюдия, мне нравится, — рассмеялся Сюэ Ян в спину уходящему Мэн Яо и потер подбородок. Ничего другого он не добивался, ему не сдался какой-то иной ответ Цзинь Гуанъяо на низкие подколы. К тому же, ему недолго предстояло оставаться одному. Потому что Сяо Синчэнь, этот заучка, не мог позволить себе ни нарушения данного обещания прийти, ни даже опоздания.       Это должно было быть весело. Поиграться — это все, чего хотелось Сюэ Яну, который не предполагал, что его грубые слова ухудшат самочувствие Сяо Синчэня так сильно, затем вызовут настоящий «бэд трип», наверное, один из самых лютых на его памяти. Это не должно было закончиться осколками, поранившими изящные тонкие пальчики, алыми разводами по кафелю, искалеченными глазами. Сяо Синчэнь не представлял, что делал, а Сюэ Ян не представлял, как его остановить, он выскочил за помощью, и, когда вернулся, ошалел от смешавшегося с больничным запахом хлорки металлическим привкусом крови. Так сильно истерзал себя сосед по палате, первый человек, после выросшего с ним Мэн Яо, назвавший его другом. Близким, лучшим другом, самым понимающим и настоящим.       Если бы могло, то сердце Сюэ Яна дрогнуло бы. Он уверял себя, что такого не произойдет никогда.       Не произошло и тогда, по собственному убеждению, когда ему сказали, что настала пора переводиться в общую палату. Состав соседей был другим, весь из новоприбывших. Оно и предсказуемо, обратное переселение к Сяо Синчэню могло закончиться нервным срывом, поэтому возвращение привычный ритм жизни будет медленным, постепенным и через других людей. Врачи объясняли все, как в самый первый день, словно нажав на кнопку рестарта системы. Все начнется с совместного посещения завтраков, обедов и ужинов, может быть, если поведение будет отвечать всем нормам, Сюэ Ян сможет выбрать для себя какую-либо творческую активность или быть включенным в тренинг. Завтра его представят всем пациентам, чтобы всех подготовить. Такое не практиковалось, но попробовать было можно, чтобы сгладить углы. Подростки зачастую слишком импульсивны, но к новым условиям они адаптировались успешно.       Сюэ Яну для лечения надо вклиниваться в общество, сгодится и такое маленькое, в максимально замкнутом пространстве. После случившейся трагедии, ему самое время набраться на своих ошибках опыта и начать снова.       Сюэ Ян хотел молиться, чтобы после очередного провала от него уже точно наверняка бы отстали со своей профилактикой. Некоторым помочь не суждено, врачам-то следовало это понимать. Он не страшился одиночества, заверял себя, что не видел в кошмарных реалистичных снах бездонные пустые глазницы Сяо Синчэня, как и раньше, готового раскрыть ему свои объятия. Бедная овечка, не видевшая натуры пригревшегося под ее пушистым шерстяным бочком волка. Во снах Сюэ Ян бежал прочь, пока его нагоняли неторопливой походкой. В висках стучал один и тот же вопрос. С ним он приходил в себя на кровати со сбитыми простынями, с крепко стиснутой подушкой, с закушенным ее углом, сдерживающим крик. «Почему ты убегаешь?» Нет. «Куда ты бежишь?» Куда? Он не знал своей конечной точки направления, был метафорический «пункт А», как в какой-нибудь детсадовской математической задачке. Кроме него забыли вписать остальные условия.       Он надеялся, в один момент поверил, что ответ сможет найти Сяо Синчэнь, который боролся со своими внутренними демонами не бегством, а встречаясь с ними лицом к лицу. В итоге Сюэ Ян умудрился его сломать.       Дверь в столовую представлялась вратами в преисподнюю. Он топтался за спиной главврача, пожелавшего привести его сегодня лично, поздравить, так сказать, идущего на поправку пациента и проследить за тем, как все пройдет. Сюэ Ян облизнул губы, к нему вернулось прежнее заносчивое выражение. Если они тут всего лишь больные на голову дети, то почему он чувствовал себя воплощением зла? Разве вина Сюэ Яна в том, что так воспитал его мир? Разве он взаправду был всем самым-самым плохим, не таким, как мирно доедающие свои пирожки и каши мальчики и девочки, почему к нему относились по-другому?       Наркоман, вор, бандит, псих, психопат, попрошайка, идиот, не отучившийся и класса в общеобразовательной школе — о, Мэн Яо так переживал за свою задницу, когда к нему обращались, как к «сыну шлюхи». Бедный нежный цветочек, не вынесший и одного поставленного клейма.       Почему возвращение Сюэ Яна ждали, как неизбежный блядский Армагеддон? Вдох. Выдох. Наверное, это он заслужил сам. Он шел следом по коридору, вздернув подбородок, не смотря по сторонам, только в спину Цзинь Гуаньшаня перед собой, прикидывая, как тот отреагировал бы, узнав, что пригретый бездомный сынок устроил ему подлость. Что он протащил наркотики, галлюциногенные вещества, что тот сам баловался ускорителями и эйфоретиками? Интересно, как долго святой в этих стенах главврач разбирался со всеми последствиями? Наверное, родители Сяо Синчэня получили немалую компенсацию на лечение своей главной надежды.       Их присутствие изменило атмосферу, как по щелчку пальцев. Осознание этой смены ощущения пространства вокруг себя замечали потихоньку, но неизбежно.       Не Хуайсан был, может быть, не самым гениальным, но самым смекалистым и тонко чувствующим в своей компании, с интуицией на все скандальные новости. Их чаще всего получалось обращать в пользу. Он первым отложил палочки, на лице запечатлелся подлинный испуг, не хватало икнуть для пущей выразительности. Вцепившись в веер, он толкнул клевавшего носом в тарелку Вэй Усяня локтем, который тут же подскочил, громко и, что ожидаемо, больно стукнувшись коленками о стол. Тот с лязгом подскочил в воздух и проехался на сантиметр, а Не Хуайсан сильнее закрыл лицо, обороняясь.       Веер был новым, смастеренным вчера в кружке, расписанный распустившимся лотосами, с наброском притаившегося меж лепестков феникса. Акварельный рисунок отвлекал внимание от его стреляющего туда-сюда взгляда, по разным углам. К сожалению, красота не спасла его от праведного гнева, заслужено на его не подумавшую голову обрушившихся.       Вэй Усянь сегодня соображал хуже обычного и молился, чтобы день поскорее закончился. Вчера он позорно рухнул в обморок прямо на пороге палаты, а проснулся в таком потрепанном состоянии, что даже Вэнь Нин бросил на него обеспокоенный взгляд. Представлять свое отражение было страшновато: серые круги под воспаленными глазами с красной сеточкой на белках и бледные губы. Когда он умудрился так измотаться? Надо было пополнить список жалоб на самочувствие для консультаций своего лечащего врача. Пытаясь не умереть от упадка сил прямо здесь, он яростно зыркнул на потревожившего его Не Хуайсана, который прекрасно видел с самого пробуждения, что Вэй Усяню откровенно так себе. От удара по ребрам, слабого, но неожиданного, он дернулся резко, опоясывавший голову спазм стиснулся сильнее, стреляя болью куда-то в темя.       — Какого черта ты творишь, смерти моей захотел? — страдальчески сказал Вэй Ин, массируя пальцами лоб, чтобы снять чувство стиснутого поперек него обруча. — Пинай Цзян Ваньиня сколько влезет, я-то слова понимать умею…       — Вот еще, — ответил вместо него Цзян Чэн, не отвлекавшийся от рисовой каши, тоже смотрясь непривычно. Он тщательно ее пережевывал, считая про себя до ста, усмиряя желание повысить голос на соседей, чтобы те угомонились. Причину сдержанности знал опять же Не Хуайсан: вчера были часы для встреч, и Цзян Чэна навещала мать, интересовавшаяся улучшениями. На последнем тренинге целый час ему объясняли, как сдерживать свой гнев и управлять им. Не то, чтобы выходило без нареканий, но он вроде бы старался, чтобы не разочаровать семью.       Речь шла не об этом. Не Хуайсан ни за чтобы не поднял эту тему без веского повода, который бы, он знал, не представился.       — Будешь закатывать глаза так часто, лопнут капилляры, как у Вэй Усяня. Напару будете ходить и пугать всех кругом, — Не Хуайсан с заботой ткнул сложенной бумагой плечо Цзян Чэна и посмотрел на Вэй Ина. — Там Цзинь Гуаньшань пришел, он никогда не притаскивался в столовую, да и…       — Да и какая разница? Хватит с нас твоих теорий заговоров, — Цзян Чэн смотрел в тарелку так, как будто пытался ее этим взглядом или прожечь насквозь, или воспламенить. Почти никто бы не удивился, если бы верхние зернышки рисинок закоптились.       — Нет-нет! Он пришел не один, с ним Сюэ Ян.       Вэй Усянь, простите высшие силы, здесь всего-навсего третий день, который не начался толком. Жизнь решила вывалить события, точно перевернувшийся на развороте грузовик с прицепом, честное слово.       — Что? — в критических ситуациях такие пустяки, как головная боль, отходили на задний план. О, ему достаточно прожужжали уши, чтобы разогреть желание своими глазами посмотреть на этого монстра во плоти.       Вэй Усянь приподнялся на своем стуле, придерживаясь за край столешницы, и быстро огляделся. В основном попадались на глаза перешептывающиеся стайки по два-три человека, видимо, из тех, кто давно был в стенах этого учреждения. Очевидцы тех событий, о которых воспоминало абсолютное большинство находящихся в зале. Обнаружить нужную парочку получилось не сразу, сегодня их угораздило сесть куда-то далеко, как будто опоздав они заняли последние остававшиеся места. Или решили, что не хотят лишнего общения с утра, или хотели обсудить что угодно. В любом случае, увидев их даже с расстояния, Вэй Усянь сразу понял.       Разумеется, они обо всем уже знали.       Лань Чжань сидел ровно, как с привязанной к спине палкой, ни дать, ни взять этакий шкафчик, готовый заслонить собой слабого. Решимость прекрасно читалась на его бесстрастном лице, охваченном беспокойством. Точнее сказать, было оно слегка-слегка заметным, а значит, если вообще считывалось, то внутри развернулась буря. Напротив него сутулился Сяо Синчэнь, будто сжавшийся. Издалека Вэй Ину не было видно, но места на повязке, под которыми располагались заживающие глаза, подрагивали. Скорее всего, он моргал, жмурился, отгоняя прочь свалившиеся образы. Промолчать о появлении Сюэ Яна на горизонте Лань Ванцзи не мог, да и, честно говоря, они оба догадывались, что передышка затягивалась. Этого паршивца ведь не перевели в другую больницу, не упекли за решетку, никакого злого умысла в его действиях: он не подмешивал наркотики тайком, не продавал их… Черт. Он рано или поздно появился бы вновь.       Сяо Синчэнь предчувствовал, что его несчастье нашло дорогу обратно и неспешно продвигалось по ней. Как бумеранг, метивший точно, правда, в не в голову того, кто его бросал. Еще вчера воображаемое дыхание щекотало затылок в настоящем.       Голос врача собрал рассеявшееся внимание к себе. Все тут же обернулись на него, все те, кто мог соображать и концентрироваться.       — Доброе утро. Я хотел бы, кроме пожелания приятного аппетита, отнять немного вашего времени, но вы можете не отвлекаться от завтрака. Все хорошо, это некоторая информация для поддержания целительной атмосферы, — Цзинь Гуаньшань стал в конце центрального прохода, подальше от всех занятых столиков, по правую руку от него замер и Сюэ Ян, ждавший окончания представления. — Сюэ Ян — один из наших пациентов, по причине ухудшения здоровья он был вынужден не появляться с вами здесь некоторое время. Надеюсь, вы поможете ему с возвращением. Я понимаю, что, особенно некоторым из вас, может быть тяжело по тем или иным причинам, поэтому напоминаю, чтобы вы бы без отлагательств обращались с любыми вопросами к персоналу. Если потребуется, я проведу личную консультацию, чтобы мы вместе разобрались со всем и скорректирую программу с лечащим врачом. Пожалуйста, помните, что в первую очередь вся работа направлена на ваши интересы и помощь вам. А теперь… Сюэ Ян, как ты чувствуешь себя?       Все, каждый сидевший или стоявший тут, пялились на него. Как? Хуже представить сложно, он был выставленной на показ зверушкой, хотя можно было тихонько пропустить его на место, поставить запрет на определенные встречи, который бы непременно нарушился. Можно было организовать все по старинке, не устраивая демонстраций, что, видимо, не в характере Цзинь Гуаньшаня. Что ж, следовало ему подыграть, чтобы избавить себя поскорее от его навязчивого присутствия поблизости. Мало кто был способен бесить так.       — Намного лучше, — кротко пропел Сюэ Ян, издеваясь. — Такой прекрасный денек, не правда ли?       Сяо Синчэнь не сразу узнал его голос, прозвучавший в отдалении, не думая прислушиваться. Слух отказывался верить в то, что слышал, а сам он тщетно разбирался с тем, в какую сторону колебался внутренний маятник настроения от свалившихся новостей. Он расстроен. Он надеется все исправить. Это метание меж двух огней было невыносимым. Каждый божий день после исчезновения Сюэ Яна он боялся столкновения с ним, ему казалось, что тот не захочет заговорить или заговорит о чем-то плохом и неправильном, снова начнет пытаться им управлять. Или, что хуже, начнет извиняться, хватая за руки, говоря все нужные слова прямо в лицо.       «Как ты тут без меня?» Достаточно было спросить что-нибудь в таком духе, и Сяо Сничэнь не нашелся бы с ответом, снова и снова теряясь в себе. Ему бы подсказку на выход из блуждания по лабиринтам самоедства.       — Ты закончил? — Лань Ванцзи наклонился к нему, слегка, но для него это можно было считать подвигом. Может быть, он бы хотел дотронуться до локтя друга, поддержать тактильного и периодически нуждавшегося в прикосновениях и объятиях Сяо Синчэня, но это выходило за рамки допустимого для себя. Не на данном этапе (никогда вообще). — Тебе не нужно посещать сегодня терапию, попроси проводить себя и оставайся в палате. Я закончу в библиотеке пораньше.       — Не стоит, А-Чжань, ты преувеличиваешь мое недомогание. Это обыкновенная грусть, — Сяо Синчэнь мягко осадил встревожившегося собеседника. Пусть голос того был ровным, Лань Чжань все же наверняка переживал. В меру, но искренне. — Я отдохну после завтрака, а потом пойду к ребятам. Ты ведь знаешь, что там почти все младше меня, и двое родились слепыми, мне нужно быть там, это… полезно нам всем. Меня попросили находиться с ними, как старшего, и А-Яна туда не подпустят точно. К тому же, вчера мне обещали показать основы шрифта Брайля.       — Тебе все-таки необходимо обучиться ему? — аккуратно уточнил Лань Ванцзи.       — Нет-нет, это только мой интерес, — увильнул от прямого ответа Сяо Синчэнь. И без этого было печально. Прогнозы окулиста и хирурга были не самыми радужными, возможно, настало самое время не жить одним смирением, но и предпринимать что-либо. — Думаю, лишним точно не будет, я совсем умираю без книг. Так что, раз вы с Вэй Усянем сегодня будете там вместе, посмотрите в библиотеке раздел для слепых? Есть ли там что-нибудь любопытное.       — С чего ты взял, что он пойдет туда со мной? Мало ли, что выпадает из его не закрывающегося рта.       — Нет. Он ведь пообещал тебе, что будет. Разве ты не понял, что держать слово — важная черта в нем? — сам Сяо Синчэнь до сих пор был под впечатлением от разговора за ужином, когда Вэй Усянь вдруг принялся заверять всех, что теперь становится его телохранителем. Как чувствовал, что вот-вот грянет гром, поэтому и успокаивал подобными разговорами тревожного Сяо Синчэня, как мог.       Он, и разу не видевшей лица Вэй Ина, как-то удивительно легко представлял его горящие энергией глаза, живые и подвижные черты лица, полное несоответствие Лань Ванцзи, как он помнил его. Они должны быть гармоничным контрастом, рядом друг с другом, особенно во время какого-нибудь общего занятия.       — Кстати, А-Чжань, а какого цвета глаза у Вэй Усяня? Ох, — Сяо Синчэнь тут же понял, что спросил как-то без привязки к разговору, от волнения едва не перевернув на себя горячий чай. — Ничего такого, я просто пытался представить, как он выглядит, прости, что прозвучал странно. Ты ведь не обязан запоминать такие детали, я…       — Серые, — короткое слово перебило Сяо Синчэня, оборвало его торопливые пояснения. Выходило занятно, даже Сюэ Ян из головы на мгновение умудрился выскочить.       Между ними повисла неловкая пауза. Сяо Синчэнь боролся с напрашивающейся смущенной улыбкой, понимая, наконец, что всеми силами доносил до них Не Хуайсан накануне. Сводничество не его профиль, но поводы, судя по всему, имелись. Лань Ванцзи, не показав и виду, что сказал что-то не то, торопился закончить прием пищи вовремя. В другой части столовой переговаривались Не Хуайсан и Вэй Усянь, перебиваемые Цзян Чэном, исправлявшим первого и осаждавшим второго: трепаться о том, что у Сюэ Яна имелся за плечами тюремный срок, несмотря на несовершеннолетие, было верхом тупости, порождавшим нелепые слухи. Да и Сюэ Ян их-то никак не касался, даже когда находился в отделении прямо в соседней палате, они и парой реплик не перекинулись тогда. Если бы не сующий нос везде Вэй Усянь, то это не было бы их делом и теперь.       Сидевший в одиночестве Сюэ Ян же не обращал внимания ни на кого.       Он смотрел на свои руки, на ту, с которой по прибытии в больницу стянули непрописанную в дресс-код перчатку, на белесый толстый шрам. Погладил его, надавил подушечкой большого пальца, ничего ровным счетом не почувствовав. В душе было неспокойно, впрочем, ничего нового. Он — сама суть переполоха.       После завтрака Лань Ванцзи думал, правильно ли он поступил, оставив Сяо Синчэня в одиночестве, пусть ненадолго. Тот был сообразительным, взрослым и с головой на плечах, и вообще сам прекрасно знал, как ему будет лучше для самого себя, но волнение не проходило. Когда самые жуткие опасения сбылись, и дурак почувствовал бы перемены в его самочувствии. Как бы Сяо Синчэнь там не храбрился, заверяя в неизменных планах на день, они оба знали, что время пройдет в пустую. Ни на занятии, ни на чем ином сконцентрироваться не получится, хоть тресни. Ему нужен был кто-то рядом. Хуже всего то, что нужен кое-кто конкретный и разрушительный по своей природе, привычный.       Впрочем, в конкретно этом Лань Ванцзи его понимал с недавних пор. Иногда к шуму привыкаешь, как к чему-то неизбежному, запертому с тобой в замкнутом пространстве.       Когда, заходя в библиотеку, он обнаружил там примостившего свою наглую задницу прямо на край столешницы Вэй Усяня, то либо ничуть этому не удивился, либо и впрямь являлся гуру в самоконтроле. Что с ним поделать, с этим ребенком, которому не писаны нормы поведения в общественных местах? Чужие границы?       — Слезь, — его, поразительно, тут же послушались, правда, не подумав извиниться или занять свободное место. Вэй Ин стоял на месте, мягко покачиваясь с пятки на носок.       Лань Ванцзи закрыл за собой скрипнувшую дверь, руки взметнулись к волосам и собрали иначе хвост, выше и плотнее, убирая все выпадавшие из него пряди в одну копну. На доли секунды Вэй Усяню предстал Лань Чжань с распущенными волосами, тяжелой волной упавшими на плечи.       Вэй Усяню обычно было все равно на чужие волосы, забота о них была чем-то девчачьим. Свои собственные он то отпускал до плеч, как сейчас, то срезал едва ли не до двух-трехсантиметрового ежика. Ничего примечательного. Лань Чжаню же такая совсем не мужская длина придала некой нежности, в сочетании холодности и грубости в нем… с красотой? Но он и так был симпатичным. Но не таким очаровательным.       Заметив, как долго на него смотрят, Лань Ванцзи передернул плечами, отходя к противоположной стороне стола, спиной поворачиваясь к окну. На фоне яркого света сложно было разобрать что-либо, оставался четкий силуэт и отточенные движения. Он придирчиво осмотрел рабочее место с уже заботливо разложенными принадлежностями, посмотрел на приоткрытую банку клея. Ее бока были идеально чистыми, все разводы подтерты, на самой поверхности ни одной лишней бумажки, смятой салфетки или кривого обрезка, небрежного развода. Пришедший раньше него Вэй Усянь не лгал вчера, заверяя, что был способным и рукастым. Не всегда подворачивался случай продемонстрировать припасенные умения. Может, обретение помощника не такая пропащая идея, как показалось?       — Я молодец, ага? — подметив спокойствие Лань Ванцзи, тут же встрял Вэй Усянь. — Я запомнил все, что и как ты вчера делал, так что все сделал идеально.       Лань Ванцзи пододвинул стопку из книжных блоков поближе.       — Вэй Усянь, посмотри на третьем стеллаже книги со шрифтом Брайля. Сколько их и какие именно. А лучше составь с ними список, — ответа не последовало, и Лань Ванцзи поднял взгляд на Вэй Ина, по-прежнему смотревшего на него, словно в ожидании дальнейших объяснений. — Стеллажи пронумерованы. Третий — это с цифрой «три» на боку. Пожалуйста, закончи с этим побыстрее.       Библиотека не была популярным местом для времяпрепровождения заскучавших пациентов, чаще сюда наведывался персонал в поисках книжонки, способной помочь скоротать бессонную ночную смену или часок перерыва на обед. На многих наименее востребованных полках и томах скапливался толстый слой пыли, никем не протираемой до дня генеральной уборки и копившейся неделю за неделей. Потом ее разом вычищали в конце месяца и накапливали снова. Из-за нее прикоснуться к тем книгам Лань Чжань и не мог, он содрогался от мысли о подобном героизме, поэтому направил туда Вэй Усяня, у которого подобных заморочек не было. Если надо, он бы и сам с уборкой справился, без рвения и при сильной необходимости, но жутко представить, как Ванцзи отреагировал бы на поднявшиеся в воздух пыльные облака, просвечиваемые ярким солнцем через не зашторенные окна. Красота, мать ее.       Изданий, специально для слабовидящих, было немного, в основном детские книжки из серии сборников сказок различных уголков мира: само собой, китайские легенды, упрощенные и изложенные кратко, а также японские, индийские, персидские, немного европейских. Вэй Усянь нашел краткое изложение историй братьев Гримм, конечно, без лютых подробностей, присутствовавших в оригинальных немецких сюжетах. Он вспомнил, как осмотрел экранизацию нескольких неизмененных сказок Якоба и Вильгельма, ярко запомнился момент с упавшим на колючий куст принцем. Тот пытался забраться в башню к своей вроде бы Рапунцель, но ведьма наслала ветер и сбросила его прямиком на терновник, выцарапавший беззащитные глаза. Конечно, Вэй Усянь догадывался, для кого была просьба Лань Ванцзи, поэтому именно сборник этих авторов запрятал куда подальше, переместив его на другую полку. Пусть там могло не оказаться этой конкретно этой сказки, ассоциации были бы слишком бьющими по-больному. Оставалось кое-что из классики и современных романов. Их названия и переписал Вэй Усянь, зажав колпачок шариковой ручки меж зубов, и вернулся к Лань Ванцзи, как раз начавшему вклеивать верхний из блоков.       — Все сделано, в лучшем виде, — рассмеялся Вэй Ин, усаживаясь и кладя перед собой листок со списком. — Книг маловато, да и те не очень в духе Сяо Синчэня. Нужно нам с тобой поболтать потом с библиотекарем об этом.       — Откуда ты можешь знать, что в его духе?       — О бог ты мой, ты его видел? У таких все написано на лбу, — неугомонный Вэй Усянь снова поднялся на ноги, потянувшись, и перевернул стул спинкой вперед. Сев так, чтобы можно было сложить на нее, шире расставив ноги, чтобы было удобнее в новом положении, он посмотрел на недовольного Лань Чжаня. Впрочем, чего в этом нового? — Кстати, а ты никогда не читаешь те книги, что сам делаешь?       — Мне неинтересно. Мы делаем это все для других пациентов, — Лань Ванцзи отогнул лист, чтобы завершить работу над форзацем, и нахмурился сильнее. На следующей странице что-то просвечивало, черные линии с обратной стороны, выведенные чернилами и тонкой кисточкой, складывались в рисунок. Какой — разобрать было сложно, не открыв разворот целиком, но предчувствие ничего хорошего не обещало. Зачем Вэй Ин притащился раньше него, если не брать в расчет доброту его широкой души? — Вэй Усянь.       — Ты сам сказал, что для других. Полистал я эти книжки, бульварные романы, а ты с ними обходишься, как с драгоценностью, даже каждый лично подписываешь тушью, — Вэй Усянь затараторил, очевидно, понимая, что дело запахло жаренным. Его небольшая шалость удалась как-то чересчур. — Я дополнил их небольшой иллюстрацией.       Дрожащими пальцами Лань Ванцзи перевернул страницу. Цветок. Самый обыкновенный цветок, а над ним плывущие завихрившиеся облака.       — Вот видишь? Я немного скопировал идею с веера Не Хуайсана, ну сами лотосы, а облака взял из первой главы, там исторический роман. Это вроде было гербом одной из описанных семей… Лань Чжань? Ой, то есть Лань Ванцзи, ты в порядке? Черт, я дурак, давай-ка я позову кого-нибудь из врачей, пожалуйста, ты держись главное.       — Все хорошо, — ответил юноша. Он погладил высохшие чернила, бережно, боясь размазать их. Нет, пальцы остались чистыми. Техника была минималистичной, отработанной, это не копия работы другого художника, был определенный стиль. Манера держать кисть, ощущение размера, перспективы, всего этого добивались несколькими штрихами, добавленными в нужных местах. Представлялась текстура растения, мясистость листов, тонкий аромат, хотя жителю города сложно сходу вообразить, как лотосы могли пахнуть. Получалось наугад подобрать ненавязчивое, несильное и прохладное, растущий в воде, он должен был обладать ароматом отстраненным… стерильным? Это правда так, или все вина расстройства, отвечавшего за воображение Лань Чжаня?       Он запомнил первые строки, чтобы потом ознакомиться хотя бы с началом этого произведения. Не было никакой уверенности, что оно хорошее, скорее наоборот, сам автор «иллюстрации» отзывался неодобрительно об этом творчестве, но почему-то решил украсить текст. Какая разница, чем коротать время? Из списка специальной литературы он все равно должен отобрать подходящее для своего соседа и его практики в изучении практически нового языка, письменности, так что можно и самому прихватить себе что-то для развлечения. Досуг и кто-то, носящий фамилию Лань, до чего забавное сочетание.       ОКР молчало, что было нонсенсом. Было слабое желание помыть руки, стереть оставшиеся на костяшках разводы от клея лейкопластырей, но с ним получалось бороться. Скорее всего, хорошо работал психотерапевт и новые транквилизаторы в связке. Но этим все равно не объяснялось отсутствие ожидаемого приступа на принесенные Вэй Усянем изменения в оформлении, им словно полагалось быть там, на своем месте, зарисовка как-то вклинилась в заведенные Лань Ванцзи ритуалы. Оставался осадок, легкий, но без тяги вырвать страницу, вырезать ее, избавиться от ее существования с концами. Она останется здесь?       Или же он все-таки вырежет ее аккуратно канцелярским ножом после? Скорее всего, иначе будет думать об этом изображении, выделяющим книгу среди прочих, будет накручивать себя в дальнейшем, даже если сейчас все хорошо. Может, он наконец-то приблизился к стабильной ремиссии, только и всего.       — Ты правда хочешь помочь Сяо Синчэню? Почему? — Лань Ванцзи перевернул книгу другой стороной, промазывая клеем вторую половину обложки. — То, что ты говорил ему вчера, он пересказывал.       — Я не люблю злых, мешающих всем с тем, чтобы навредить. Никто не имеет права портить чужую жизнь. Да, к слову, поэтому мне понравилось общаться с тобой, ты же весь хороший такой.       Неужели там не было ни ноты сарказма? Нет. Не было, не показалось.       Если бы мог, если бы Лань Ванцзи вообще был способен на такую мысль, он бы подумал: мне тоже.       Вэй Усянь молился, чтобы они не дошли до последнего романа сегодня, где он оставил парочку куда более похабных и выразительных рисунков, потому что это показалось и смешным, и уместным, и вообще хорошо привязывалось к случайно открытому им фрагменту текста. Кто знал, что можно найти здесь порнографию или ее напоминающие творения? Он усилил эффект, который оказало на него самого сие литературное произведение, ничего незаконного, он не шибко задумывался, когда заканчивал набросок. Тогда все было другим, атмосфера, ощущения. Себя и собеседника. Между ними возник какой-то редкий волшебный покой. Испортив его, Вэй Усянь никогда бы и ни за что себя не простил.