Помоги: кажется, во мне — пожар

      — Отдыхай, — замечательно подобранное для прощания слово.       Звучало, как рекомендация лечащего врача, а не слова пациента, хотя, если честно, даже Цзинь Гуаньшань говорил не таким требовательным тоном. В любом случае, это не походило на дружеский совет или настоятельную просьбу. Лань Ванцзи не беспокоился о Вэй Усяне, а знал, как будет лучше. Он уверен, что кое-кому следовало взять паузу в сегодняшней активности и прилечь, хотя, конечно, ничего не мог мыслить в вопросах чужого здоровья, раз не совладал со своим. Вэй Усяню оставалось промолчать, чтобы не выпалить чего-нибудь обидного, и проводить взглядом парочку, удалявшуюся в молчании по обратной дороге в библиотеку. Выше санитарки на голову, Лань Ванцзи смотрелся старше своих лет и впрямь мог сойти за работника больницы. Да и вел он себя иначе, чем все вокруг, все знакомые парни. Взрослее? Или тут требовалось другое слово? Но ведь все взрослые так намертво замуровываются внутри себя, раз на то пошло. Определение зрелости тут не подходило.       Так ведь нельзя. Неужели он добровольно решил быть одиночкой? Как отшельник, умудренный опытом, которого у него, по сути, не было. Вэй Усянь не припоминал ни одного человека, который бы так всех отталкивал, при этом выглядя потерянным. Отвергая общение, нуждаться в нем же. Подпускать к себе, чтобы потом дать стрекача. Как там было сказано? «Мы не близкие люди»? Поспоришь тут, когда Лань Ванцзи ни с кем не сближался, не хотел даже попробовать и выйти за рамки зоны комфорта.       Настроение было, мягко говоря, плохим: сочетание усталости, гудящей головы и досады давали не тот эффект, на который рассчитывали органы опеки, отправляя его сюда. Не нарисовал бы он эти наброски порнушки, к вечеру они могли бы стать приятелями… с другой стороны, нет никакого объяснения желанию подружиться со всеми, ему уже не пять лет. Постояв под дверью палаты, Вэй Усянь смирился, что разобраться во внутренних противоречиях самому не получится, и зашел. Надо бы отвлечься, потом подумать о вариантах принесения извинений, да и вообще в лоб спросить, что конкретно нужно изменить в своем поведении, чтобы Лань Ванцзи прекращал избегать его, как чумного. Ну вот почему с другими все ладилось? Ладно. С почти всеми «другими». Уже на пороге Вэй Усянь понял, что отдых и размышления о насущном переносились на будущее.       У окна стоял Вэнь Нин, неподвижный, обхвативший себя руками за плечи. Сложно было понять с расстояния, да еще когда человек находился напротив источника света, спиной к тебе, но соседа, вроде как, колотил неслабый озноб. Подходя, Вэй Усянь убедился, что тот действительно дрожал, причем как-то неестественно сильно, напряженно зажавшись и жмурившись. Волосы были свежевымыты и беспорядочно торчали высыхавшими прядками, к лицу вернулось немного цвета, ушла вчерашняя мертвенная бледность, но менее удручающим вид в целом это не сделало. В фильмах ужасов, когда кто-то смертельно напуган, то мог впасть в ступор, Вэнь Нин как будто тоже возможности пошевелиться не имел. Легко вообразить, что если сейчас коснуться руки или плеч, то мышцы окажутся каменными на ощупь, сведенными до боли. После разговора с сестрой накануне он производил впечатление человека, находившегося на грани серьезного нервного срыва.       Либо Вэй Усяня прокляли, либо звезды на небе сошлись особенно неудачно, и в этот день вообще не следовало открывать глаза. Сначала Лань Ванцзи, сорвавшийся с цепи из-за пустяка, теперь вот это чудо, прикидывавшееся тенью самого себя. Количество произнесенным им слов за трое суток едва ли перевалило хотя бы за сотню.       — Ты как? — Вэй Усянь встал позади него и легонько хлопнул Вэнь Нина по плечу, оказавшемуся таким твердым, как и предполагалось. — Не думаю, что вид на соседнее крыло такой интересный. Задумался о чем-то?       Вэнь Нин подпрыгнул на месте, как говорится, до потолка, обернувшись на гостя, появление которого никак не ждал — тот, как и вчера, до ужина должен был пропадать за своими делами. Нельзя ведь быть таким пугливым и нервным без причины, ему стало стыдно за то, что он почти подавился собственным вскриком. Озвученная догадка оказалась верна, он затерялся среди бегавших по кругу мыслей, позабыв о мире настоящем и том, что кто-нибудь может составить ему неожиданную компанию. Как будто он один в этой больнице. Ничего не ответив на оба обращенных к нему вопроса, Вэнь Нин развернулся к Вэй Усяню, с заиканием извиняясь за что-то. Роста они были одного, но из-за сутулости разница увеличивалась на пару сантиметров, так Вэнь Нин прятал лицо, опуская взгляд в пол, избегая настырного любопытства. К сожалению, избавиться от некоторых людей таким образом не получалось, чтобы они отстали, нужны весомые аргументы. Чувство неловкого напряжения нарастало.       «Тебе что, мало одного Лань Ванцзи? Что за попытка заделаться в Матери Терезы, тыкаясь к каждому несчастному?» — но разговор-то уже начат, ничего не поделаешь. Может, один на один, получится добиться чего-то кроме стремления изображать предмет декора комнаты, Вэнь Нин не казался нелюдимым, скорее неумелым в общении. Такие частенько становились объектом насмешек, потому замыкались в себе, с ним все понятнее и привычней, так чего бы не попробовать. Вэй Усяню все равно скучно и самую малость даже тоскливо. Чем не повод найти нового собеседника, которого, к тому же, успел меньше всего узнать? Уж с Лань Ванцзи он разберется позже, тот все равно не дал ему «от ворот поворот», когда имелся на это шанс, а значит сам дал вторую попытку. Даже если не знал о том, что Вэй Ин легко не уступает.       — Это сестра чем-то расстроила тебя? — выискивая подступы к молодому человеку, Вэй Усянь выбрал любимую манеру поведения, нерабочую в восьми из десяти всех разговоров. Решение быть прямым, как рельса, приводило как раз к конфликтам, а не закадычной дружбе. Но раз Вэнь Нин не реагировал на что-то другое, нужно тормошить его сильнее. Боже, почему у всех здесь такие толстые оборонительные стены, как будто каждый второй готовится к осаде? Наверное, потому что в психушку не попадают просто так. — Ты вообще ни с кем не разговариваешь после вашей встречи. Если она что-то сказала, то забей, женщины часто несут всякий вздор, не имея ввиду…       Надо же. Случай оказался из тех двух, когда прямолинейность срабатывала.       — Нет! С чего ты такое взял?! — темные глаза Вэнь Нина сверкнули гневом, полыхнувшей яростью можно было сжечь на месте. Вэй Усяню, наверное, сказочно повезло, что ему не съездили по челюсти просто потому, что это было не в духе Вэнь Нина. — Она б-беспокоится обо мне, а я ничего не могу сделать, не могу помочь! Т-ты даже представить не можешь, сколько всего она делает.       Окажись кто-то на месте Вэй Усяня, отступил бы для своей же безопасности, в конце концов, может заболевание под общей унылой тоской вовсе не депрессия, а какой-нибудь маниакальный бред. Может, Вэнь Нин сейчас мог увидеть перед собой заклятого врага, которого следовало бы разорвать на кусочки. Не далеко от истины эти рассуждения ушли, наверное, разорвать его в самом деле на какую-то секунду захотели, но в заступничестве за имя сестры Вэй Усянь видел исключительно детскую убежденность и привязанность. Ничего опасного, пусть не с его отбитым инстинктом сохранения судить.       Чтение нотаций и упреки никогда на него воспитательного эффекта не оказывали. Слова мудрых взрослых доходили-то не всегда исправно, а тут — всего-навсего вспыливший сверстник, который наконец-то перестал корчить завядший божий одуванчик и вышел из себя, дав волю хотя бы половине того, что так настойчиво подавлял за отрешенностью. О, а эмоции в нем были, и было их много. Достаточно, чтобы заинтриговать и повысить затухавший интерес. Может быть, день не настолько потрачен, как успело показаться.       — Ух ты. Ты ведь почти не заикаешься, когда злишься, да? — выдал с обезоруживающей улыбкой Вэй Усянь, и Вэнь Нин стушевался. До этого комментария он не замечал за собой такой особенности, наверное, потому что злость была для него редким чувством. Он стыдливо закусил губу, прося прощение за повышенный голос и все такое, он не хотел грубить. Скорее всего, он не так понял то, что Вэй Усянь хотел ему сказать? Вэнь Нин перешел почти на шепот, рассыпавшись извинениями, нужно было действовать. — Нет-нет, ты все верно сделал. То есть я действительно ругал твою сестру, потому что она должна лучше думать, что на тебе сказывается. Она же врач, как никак.       — В-вовсе нет, — сдерживая новую волну раздражения, поправил его Вэнь Нин, подходя поближе к окну и спиной облокачиваясь о подоконник. Потребовалось перевести дыхание, чтобы собраться. — Он-на здесь медсест-тра, т-т-то есть помогает ставить уколы, сопровождает пац-циентов, все т-такое, п-психиатрические больницы не ее профиль.       Вэнь Нин все-таки разговорился, было незачем дальше стоять рядышком, как курица-наседка, и он позволил себе отправиться на кровать. Упав на нее, Вэй Усянь тут же об этом пожалел, так громко застонали пружины, протестуя против такого буквального насилия над собой. Пара таких прыжков, и в следующий раз он рисковал оказаться на полу, проломив тощей задницей разболтавшиеся крепления, не приспособленные к таким развлечениям. Краем уха Вэй Усянь расслышал, как хлопнула соседняя дверь, куда мог вернуться Лань Ванцзи, прихватив обещанную Сяо Синчэню книжку. Жалко, что в здешних условиях не принято ходить в гости в чужие палаты, так получалось, что до самого ужина нельзя узнать о самочувствии ребят, которых с ними разделяла только стенка. Но не суть. Справится потом, обо всем обязательно расспросит с пристрастием.       Кстати. Что из предлагавшейся литературы все-таки выбрал Лань Чжань? Ничего из адаптированной классики, слишком сложно оно воспринималось и привычным текстом, нечего говорить о всяких выдавленных на листах точках. Также это не могли быть детские сказки, сам Лань не посмотрел бы на них, а значит, современный роман. Любопытно, какой именно выдержал критическую оценку. Вэй Усянь не успевал запоминать вопросы, которые ему хотелось задать, притом не теряя своего нынешнего собеседника.       — Так как вышло, что она оказалась тут, если все это ей не интересно? Чтобы присматривать за младшим братишкой? — брови свелись на переносице, делая своего владельца мрачнее тучи. — О, нет ничего плохого в том, что она хочет помогать тебе, я не осуждал, если что.       — Нет. Есть, — отрезал Вэнь Нин, вполоборота глянув в окно. Вид серого здания напротив и крохотного парка-дворика никак не изменился, лучше разглядывать облака на небе, они и то разнообразней даже с высоты второго этажа. Впервые кто-то, со своими проблемами, спрашивал подробности его жизни, впервые приходилось их объяснять. Остальным хватало общеизвестных фактов или слухов, несмотря на их правдивость. И касалось это не только больницы. — Она поп-просила дяд-дю, чт-тобы он помог устроиться здесь. Он б-богатый, поэтому сп-пон… соп-п-п…       — Он спонсирует?.. Больницу? — Вэй Усянь не был любителем шарад, но обрадовался, получив в ответ энергичный кивок Вэнь Нина. — И он помог ей получить место и все такое. Окей, я понял, — судя по облегчению на лице заикавшегося парня, он был благодарен за помощь с формулировкой дававшихся с таким трудом слов и не обиделся на то, что его перебили. — Вэнь Нин, ты слишком сильно тревожишься на этот счет, вряд ли твоя сестрица решила бы сделал что-то, жертвуя своим временем и без какой-то пользы. Ей все равно надо практиковаться. Тебя это тревожит?       — Не… не т-только, — взгляд Вэнь Нина был отдельной его частью. Он оставался тусклым, ему как будто мешало что-то сфокусироваться, и непонятно было, последствие это принимаемых лекарств или результат болезни. Что сильнее подавляло в нем ощущение жизни, делало… не вовлеченным в мир? В двух случаях удалось увидеть эти глаза настоящими: когда Вэнь Нин, взведенный, сбежал с завтрака и сейчас, когда при нем пытались неудачно раскритиковать Вэнь Цин. Вэй Усянь ведь уже сравнивал внезапную вспышку гнева Вэнь Нина с огоньком, чем-то таким, кипящим под внешней вымученностью? Это было другое, нежели с Лань Ванцзи, тот обжигал разве что своим непробиваемым холодом.       Надо было дать костру больше воздуха, чтобы тот разгорелся, как следует.       — Даже если ты не хотел, чтобы она просила помощи у дяди, в этом все равно нет ничего зазорного, он ведь ваш родственник. К тому же, это больница, тут все должно быть строго, и держали бы здесь твою сестру, если бы она была не на своем месте? — не сказать, чтобы Вэй Усянь был уверен на все сто в том, в чем пытался убедить Вэнь Нина, но тот слушал внимательно, навострив уши. Ни дать, ни взять щенок, которого приманили обещанием угощения и лаской. — Многовато ты мнишь о себе, если думаешь, что только из-за тебя она бросила все и вся, и теперь ночами плачется в подушку. Вспомни ее характер, куда там!       Едва уловимо лицо Вэнь Нина дрогнуло, и если бы он мог, были бы на то силы, он бы улыбнулся неуклюжей поддержке, очаровательной заботе недавнего незнакомца. Никто так мило не переубеждал его в том, что он не причина всех горестей, тем более, с тех пор, как его принудительно отправили под наблюдение после попытки самоубийства. Начинало казаться, что здесь пагубно сказывалось отсутствие кого-то, способного послушать, исключая тех, для кого это была ежедневная рабочая рутина. Взять с того же Цзян Ваньиня, у которого любой неуместный вздох заставлял кулаки чесаться, торопливая речь с заминками выводила его из себя еще быстрее. Банально, но друзья нужны всем, если не близкие, то хотя бы способные на разговор. О пустяковом, о чем-то важном, о самом темном секрете. С Лань Чжанем, как Вэй Усянь представлял, было также, только с разницей, что Вэнь Нин охотно вцеплялся в протянутую ему руку и был готов к проявленному дружелюбию. Да, точно, если Лань Чжань слишком взрослый, то Вэнь Нин слишком мальчишка, которого не замечали. Кажется, в первые дни пребывания здесь Вэй Усяня, он не был готов потянуть длительное общение или знакомство, и, раз он начал раскрываться, означало ли это улучшение?       Быть может, и Лань Ванцзи скоро пойдет на поправку. Или сам Вэй Усянь добьется какого-нибудь прогресса. Смотря на неуверенную улыбку, все-таки появившуюся у Вэнь Нина, он широко улыбнулся в ответ, потянувшись всем телом. Приятный звук хрустящих косточек, встававших по местам, заполнил тишину.       — С-спасибо, — брякнул Вэнь Нин, зажимаясь сильнее и перебирая край пижамной рубашки, словно признавшаяся старшекласснику в любви школьница среднего блока. — Т-ты прав, Вэнь Цин очень сильная и упорная, ск-корее всего она сама н-нашла т-тут кучу всего интересного. Тебе н-не нужно было т-так говорить о ней с-с начала, и в-все.       — Но мне же нужно было тебя реанимировать, да? — не удержавшись, он не просто ответил, но хитро подмигнул.       — П-рост-ти?.. Чт-то?       Вэй Усянь пропихнул подушку между спиной и стенкой, устраиваясь поудобнее, и совсем неподобающим образом широко зевнул. Так не принято вести себя в приличном обществе, с другой стороны, назвать пребывание в психушке мало-мальски светским мероприятием тоже нелепо. Поэтому он решил никак не менять выработанных за приютские годы привычек, а именно быть самим собой, проявляя уважение к собеседнику, но не раскланиваясь перед ним и вообще не заморачиваясь насчет этикета, продиктованного нормами. Все в рамках допустимого, чего усердствовать по пустякам. В отличие от лезшего по-прежнему в голову Лань Ванцзи, Вэнь Нин ничего против такой несобранности не имел, ему было безразлично, сидел ли собеседник, стоял ли, или вовсе поддерживал беседу лежа. Возмутило его откровенное признание, что его специально спровоцировали, надавив на слабость. Вот это уже можно счесть неуважением, верно? Границы, черт возьми, личные границы. Вэй Усянь, расположившись, тем временем заканчивал мысль.       — Она же тебе как мамочка, ты с таким восхищением смотрел на нее в столовке. А еще тебе явно за что-то было стыдно. Несложно догадаться, что ты на ее защиту встанешь горой, и наконец-то скажешь больше двух слов в предложении.       — О… ох, — Вэнь Нин отлип от подоконника и направился к своей кровати, сев, таким образом, напротив. Шагал он механически, на плохо сгибаемых ногах, как если бы те затекли от долгого нахождения без движения. Он, покачав головой из стороны в сторону, сжал пальцами застеленное покрывало. Он среагировал уже знакомым образом, снова примеряя маску и запихивая раздражение по уголкам подсознания: там что, волшебная бездонная сумка? –Я п-понимаю, что слишком сильно н-на нее полагаюсь. И н-не хот-тел тебя обижать. Правда. Мне жаль. Прост-то мне сложно ладить со всеми здесь, я р-рад, что т-ты все-таки заговорил со мной. Т-тут я для от-тдыха, чтобы вернуться к учебе. У т-тебя ведь тоже экзамены в этом году?       Вэй Усянь невесело усмехнулся: ага, как же, держи карман шире. С милостью высших сил он сможет хотя бы аттестацию о среднем образовании получить, нечего и мечтать о чем-то сверх этого, поэтому от вопроса пришлось отмахиваться. Долгая и нудная история, они толком не успели отойти от мрачного, чтобы снова к нему возвращаться.       Вэй Усянь задумался, покрутив в голове слова Вэнь Нина о его дяде, который смог оплатить выделенное Вэнь Цин для работы здесь место, которое изначально, видимо, не предполагалось. Значило это следующее: и он, и она были из обеспеченной семьи, иначе не было бы речи о таком громком слове, как «спонсорство». Но вот впечатление детишек богатеев они, сказать честно, не производили. Скорее такие же, как он, рано повзрослевшие и самостоятельные, полагавшиеся друг на друга. Ах да, точно, дядя. Он мог оказаться как сердечным родственником, который помогал по доброте душевной, так и опекуном: эта мысль уже посещала его сегодня, что благополучные ребятки в палатах не оказывались. Во втором случае становилось понятно, почему, несмотря на достаток родственников, знакомые Вэй Усяню младшие Вэни были такими простыми ребятами, из тех, кто не брезговал работать сам и добиваться всего усилиями. Вэнь Нин вон, рвался в школу, а кому в шестнадцать-семнадцать этого бы хотелось?       Все-таки в чем-то самому Вэй Усяню повезло, что его нынешнее место содержания было настолько раскрученным и располагало достаточным финансированием, чтобы воспитанника направить сюда. Чем ближе он знакомился с местными обитателями, тем больше понимал свое от них отличие.       Наверное, Лань Чжань тоже не из бедных, он наследник какой-нибудь семейки, кичившийся своими корнями, и потому так надрессирован на правильность. Здесь большинство приучены жить, зная о своем будущем в мелочах. Сяо Синчэнь был проще, но о нем рассказывали, как об ученике, вошедшим в списки лучших по итогам предварительного тестирования по стране, а это говорило не только об уникальных способностях: нужны немалые деньги на репетиторов высокого уровня, столько же и больше требовалось отдавать на курсы для специализации и направления в нужный университет. Рекомендации, сопроводительные письма. Все, что могло выделить сына или дочь среди тысячи конкурентов, переводилось в материальный эквивалент и дорого оценивалось.       Что было известно о двух отсутствовавших? Цзян Чэн сам говорил, что у родителей были все возможности, чтобы откупить его от последствий устроенной драки, но сыграла роль вредность матушки, в которую по мнению абсолютного большинства он целиком и полностью угодил характером. Она хотела видеть достойного единственного сына, поэтому передала на нужные недели в руки психиаторов, будучи уверенной, что нахождение именно в этой клинике не даст никаких последствий: не обязательно все фиксировать в медицинских картах, если тебя, как врача, попросит об этом кто-то с особенной настойчивостью. Не Хуайсан вовсе напоминал повадками избалованную принцессу и явно никогда не бедствовал, одному богу известно каким образом задерживаясь при всем в стационаре: за все дни Вэй Усянь ни разу не заметил ничего, напоминавшее общение с голосом в голове. У него ведь были галлюцинации? Или он как раз из следующих на выписке?       Надо было бы хотя бы узнать, для приличия, какая там история у всех в списке новых знакомцев подробнее, а то выходили сплошные догадки, построенные на услышанных обрывках отдельных разговоров, реплик, да на собственной интуиции. Дела так не делались.       — К-как в-ваши занятия с Л-ань Ванцзи? — Вэй Усянь не мог понять, то ли голос Вэнь Нина был сам по себе таким тихим, как будто не успевшим сломаться, то ли тот преднамеренно предпочитал говорить тихо, вопрос с трудом удалось разобрать. Однако, следовало сказать спасибо, мысли теперь уже о своей здесь неуместности прервались. Навсегда или поставлены были на паузу, пока неясно.       — Подрались и разнесли библиотеку в клочья, конечно же, — Вэнь Нин испуганно хлопнул приоткрытым ртом, подавшись вперед всем телом, и Вэй Усянь не выдержал, засмеявшись. Он то ли собрался спасать книги, то ли хотел выяснить, не отправился ли Лань Ванцзи в медпункт, как лишняя забота сестре. — Нет-нет, все хорошо. Хорошо, я говорю, расслабься, Вэнь Нин, ну чего ты в самом деле. Как ты экзамены собрался сдавать, на них что, в обморок рухнешь? Мы с ним повздорили, но библиотека в сохранности, и помириться мы тоже успели. Ох, Вэнь Нин, ну и странный же ты.       — Почему? — нахмурившись, уточнил он, снова сконфуженно отворачиваясь в сторону. Реакция и вправду вышла слишком бурной, но он не любил насилия, драк и всего такого, во всей вселенной был только один человек, которому он желал зла. Он сам. Поэтому новость и вывела его из равновесия.       — Вчера предпочитал мне тарелку супа, а сейчас вот как беспокоишься по пустякам. У тебя оказалось доброе сердце, я бы сказал, чересчур. Правильно делаешь, что осторожничаешь с ним, и избегаешь всяких, — Вэй Усянь перевернулся на бок, почувствовав, что мышцы начали затекать. Кровать Вэнь Нина находилась напротив, но по диагонали, поэтому даже с такого положения получалось смотреть на него без ухищрений. — Так почему ты не хотел со мной знакомиться за ужином? Это Цзян Чэн так тебя запугал?       Вэй Усянь, очевидно, ничегошеньки не знал. По крайней мере, не полностью, догадаться об этом раньше было несложно, но после прозвучавшего развеялись последние сомнения, потому что знакомство их произошло не за ужином. Об этом знали все, не только проживавшие тут четверо, но и санитарка, и главврач. Вот как тут объяснить? Вэнь Нин поднес ко рту ладонь, принявшись откусывать выступавшие заусенцы. Он не был из тех, кто считает психические болезни чем-то неправильным, в конце концов, когда сам страдаешь таким недугом, начинаешь снисходительнее относиться ко всем собратьям по несчастью. Но было что-то неправильное в переменах, которые произошли с Вэй Усянем после сна, как будто его выключили и включили затем другого человека, запрятав предыдущего с глаз долой. Вэнь Нин толком не поговорил с ним тем днем сам, но слушать умел.       Он трусишка, что поделать. К тому же весь гремевший тогда вечерний скандал с Цзян Чэном по очередному пустяку уже сильно вытряхнул из него нервы, на новичка сил не оставалось. Тот казался слишком общительным и веселым, сразу заняв выделенную койку и заболтавшись с Не Хуайсаном. Что с того, что очнувшийся к ужину Вэй Усянь забыл всех тех, с кем успел познакомиться? Как, например, обмен колкостямии сплетнями за его спиной взбесил Цзян Чэна сильнее. Потом Вэй Усянь обратил внимание на Вэнь Нина: удобно ли ему быть незамеченным, почему он вообще молчал, несколько минут назад заявив о желании умереть? Бодрость Вэй Усяня как-то разом сошла на нет, и он отключился, неуклюже завалившись набок, прямо так, как лежал сейчас, разговаривая о всяком. Вот только тогда он был другим. Спустился таким вместе с Не Хуайсаном спустя несколько часов.       За ужином Вэй Усянь отпустил какую-то непонятную и малоприятную колкость и больше не обращал внимания на Вэнь Нина, увлекшись более общительной компанией, собравшейся за столом. Он и не стал вмешиваться, доедая суп как можно скорее, само собой, не обидевшись, просто решил, что чужие мысли всегда потемки. Тогда и в голову не приходило сильно задерживаться на чужих различиях, об этом вспомнилось после отдыха, рассуждать об этом получилась лениво в течение последующего дня. Наверное, потом он стал думать о Вэй Усяне чаще, просто чтобы забыть осадок от ругани с Вэнь Цин, перед которой был виноват.       Силы вообще начали возвращаться последние сутки. Вэнь Цюнлинь до этого в течение недели не мог нормально вставать с кровати, словно его накрывали двадцатикилограммовым одеялом или прибивали к матрасу гвоздями. Наблюдалось знакомое улучшение, говорившее о переходе от одной фазы, затянувшейся в этот раз и совпавшей с… с гребаной катастрофой. Переход к другой фазе совпал с появлением Вэй Усяня. Поэтому ничего удивительного, что он начал перебирать связанные с ним мелочи, состыковывая их.       Что-то откликнулось, давно и сразу, но вспоминая о том, каково это — чувствовать, Вэнь Нин замечать начал это сейчас. Так всегда с этим его чередованием абсолютной радости и апатии, когда он внутренне затухал. Часть него соскучилась по общению на равных, потому что врачи могли только имитировать его, соседи не обращали внимание на «третьего лишнего», а Вэнь Цин действительно не вылезала из роли мамочки, которая ей блестяще подходила, но ставила определенные рамки между ней и братом.       — Вэй Усянь… м-можно еще отвлечь вас кое-чем на минуту? Прост-тите, что…       — Давай, поклонись мне еще тут, — честно сказать, от выбранного обращения на «вы» было сложно сохранить самообладание. Еще один чудак выбрался со страниц исторических романов, как на подбор: то используют выражения, которые остались в прошлом веке, то уважительные формы, когда уже перешли на «ты». Почему некоторые забывали учить детей говорить нормальными, общечеловеческими и, чтоб их, доступными словами? Ему теперь страдать от роли перевоспитывающего. — Вэй Усянь. Вэй Ин, на крайний случай. Кусаюсь я, что ли… Откуда ты только такой взялся?       — Из Д-дадук-коу, — примирительно сказал Вэнь Нин, невинно хлопнув глазами.       — Это что? Ух, а ты умеешь шутить, — Вэй Усян не стал говорить, что смешным было скорее из-за произношения названия провинции с излишних количеством согласных звуков. Да и не был он уверен, что Вэнь Нин отшутился, а не ответил ему серьезно. — Нравишься мне все больше и больше. Далековато же вы с сестрой забрались, до Чунцина прилично так добираться.       Стало понятнее, почему Вэнь Нин был так уверен, что испортил сестре жизнь. Хотя это с какой стороны посмотреть: Вэнь Цин, должно быть, многое бросила в том городе, в первую очередь всяких университетских коллег, подруг, родные спальные районы с их воспоминаниями, но ведь здесь открывались куда более широкие горизонты. Город входил в список крупнейших в стране, огромный муравейник со своей суетливой жизнью, поисками, в постоянной нужде грамотных и подготовленных специалистов. Отсюда можно было пробиться куда угодно, особенно с таким влиятельным дядюшкой, облегчившим перевод племянницы. Надо будет на досуге подкинуть эту мыслю Вэнь Нину, вдруг он станет меньше беспокоиться и корить себя на пустом месте, поняв, что теперь у сестры, после стажировки здесь, открыты новые возможности.       — Неск-колько часов на машине, недолго. Эт-то об-бщественным т-транспортом куча пересадок.       — Дадукоу же входит в центральное подчинение Чунцина? Понятно, почему тебя все-таки приняли сюда, а не оставили на месте, хорошо, что ты в нормальной больнице. Подумать только, у вас там же еще леса сохранились поблизости, не скучно было в такой глуши жить? Ничего ведь не происходит.       — Н-нормально, т-там все б-б-было н-нормально, в-все-все, — затараторил Вэнь Нин, резко завершая разговор, хлопнув для пущей убедительности ладонями о колени. Для паиньки-мальчика прозвучал возглас, гранича с нетактичностью, Вэй Усянь удивленно замолк.       Он дрогнул, как от полученного без всякого предупреждения удара, и пересел к Вэй Усяню боком, так, что теперь тот в лучшем случае мог частично рассмотреть его профиль. Этого хватило, чтобы увидеть помрачневший взгляд: боль, занозившая где-то там глубоко в нем. Глаза сузились, так не выглядят, собираясь заплакать — так выглядят, когда собираются кричать. Но то ли на это нужно было больше решимости, чем располагаемая Вэнь Нином, то ли мешало другое. Он выдохнул. Наверное, этому учили их всех на тех тренингах, от посещения которых, пока была такая возможность, отлынивал Вэй Усянь? Контроль, рассудительность, подавление желания вскрыться чем-то, угодившим под руку. Дыхательные упражнения он замечал прежде у Цзян Чэна и Сяо Синчэня.       — Мне н-нужно сказать т-тебе кое-что, — собравшись с мыслями, он принялся комкать складки штанов, собравшиеся на коленках гармошками. — К-когда ты пришел в пал-лату впервые, то успел познакомиться со всеми нами. Т-ты в курсе?       — Да, — согласился Вэй Усянь мягко, позволяя перевести стрелки на себя. Так выглядело в его глазах это уточнение, но ничего не поделать. Они достаточно говорили о Вэнь Нине сегодня, ему должно быть попроще, если появится возможность поспрашивать и самому. — А потом все забыл. У меня случается такое из-за болезни, поэтому я, собственно, здесь.       Вэнь Нин помолчал в течение целой, казалось, полминуты, заслужив премию за прекрасно выдержанную театральную паузу. Или затрещину, Вэй Ин не решил, восхищен он заданной интригой или раздражен. Наконец-то, тот снова отмер, подобрав нужные слова.       — Т-то есть ты знаешь, что вел себя по-другому? К-как совсем д-другой человек, я хочу сказать.       — Что? В каком смысле? — Вэй Усяню частенько встречались подобные предположения, в конце концов, он был в каком-то смысле вне себя в такие моменты, так что ничего странного не было в любой неадекватности его поведения. Даже если он голым пытался забраться на отсутствовавшую в палате люстру по стене или, что прозаичнее, вдарил кому-то по роже — все это делал он, не осознающий ничего вообще и не со зла.       Вэнь Нин опять дышал, но у этого была цель — успокоиться, чтоб его, выровнять дрожащий голос, заикание чертовски сильно мешало ему излагать мысли. Времени было не так, чтобы много, и сокращать его еще сильнее по своей же вине недопустимо. Нужно было совладать с непослушной речью, иногда это получалось. Если хорошенько постараться.       — Т-то есть ты говорил другим г-голосом, интонации… и жесты точно были друг-гими, выходило немного… пискляво? К-как будто выше, чем сейчас. Подруга Вэнь Цин тогда б-была с тобой, она тебя привела. Она расск-казала, что т-ты представился д-другим именем ей и в-врачу.       — Когда она успела это сказать? — хмуро уточнил Вэй Ин.       — С-сегодня. Вэнь Цин волновалась и выловила м-меня на пару м-минут в кор-ридоре, п-просто речь зашла о т-тебе. Из-за Сюэ Яна, я ск-казал, чт-то ты об-бещал защищать С-с…       — Все-все, я понял, тише. Передохни теперь.       Вэнь Нин выдал длинную для себя тираду и совсем разволновался под конец, когда потребовалось объяснять, что он рассказывает сестре всякие мелочи их разговоров. Просто делиться впечатлениями, ничего ведь серьезного, но он все равно ощутил какую-то вину за это, и теперь послушно заткнулся, ожидая вердикта Вэй Усяня. Тот сам задумался, чтобы это все могло означать. Он никогда не пытался экспериментировать с тональностью своего голоса, пищать вообще было глупо: после того, как голос сломался окончательно, перестав давать петухов, соскальзывая на высокие ноты, он благословил этот мир трижды: перепады эти бесили невыразимо. Почему же тогда в палату, покинув Цзинь Гуаньшаня, он изменился таким неожиданным образом? Ладно там манеры, но речь, причем максимально противоположно обычному. Стало понятно, от чего так саднило потом горло.       И сам врач ничего не сказал об этом, как если бы не заметил никаких отличий одного «Вэй Усяня» от другого. Странные, странные дела, но у него не было никаких шансов самолично добиться правды, без вмешательства того же Цзинь Гуаньшаня, которого следовало хорошенько расспросить. Не было же? Что-то многовато деталей улизнуло из-под носа.       Вэй Усянь всегда хотел узнать, что скрывалось в тех минутах, украденных болезнью из его жизни, с тех самых пор, как выяснилось, что это не просто отключка, он желал этого лишь сильнее. Но какая-то внутренняя неуверенность не позволяла раньше подойти к кому-то из близких друзей или тех же воспитателей, и попросить «хэй, ты не мог бы снять на видео меня, если я покажусь тебе странным? Запечатлей все, не стесняйся!» Вэй Усяню следовало признать, что он вел себя неподобающе в половине случаев, а видеть себя под прицелом объектива просто потому, что кому-то показалось, что он начал сходить с ума… Опыт на любителя.       Дело не только в неловкости или смущении. Дело в том, что ему было страшно от одной мысли о подобном, что его сочтут сумасшедшим без веских причин, а за банальное несоответствие правилам. Быть под вечным подозрением, что ты ненормальный, что псих, что с тобой что-то, блин, пошло не так: разве это не паршиво? Или вот что хуже: он весьма четко и определенно представлял себе, как пытается убедить человека напротив, что в сознании и не собирается отключаться с минуты на минуту, что он — это он, каков есть, а тот продолжал бы съемку. А что, если бы после этого камера запечатлела бы, как Вэй Усянь бредет к ближайшему диванчику и сворачивается на нем клубком, чтобы проснуться с новообретенным провалом памяти? Как работала полученная им болячка, вдруг и там, и там был он один, разобранный, как кубик-рубика? Что он там говорил Лань Ванцзи, самое худшее, это потеря контроля над распоряжением собственным телом и личностью? Вот оно.       Кротко Вэнь Нин умудрился садануть по больному, выступая в роли кармического урона, незамедлительно последовавшего за такие же случайные удары по Лань Ванцзи. Ты бьешь по чужим триггерам, потом кто-то бьет по твоим, замкнутый невротический круг.       Однако, к чему-то он его да подтолкнул. Возможно, это и есть тот прогресс, о котором Вэй Усянь мечтал.       — А ты не мог бы… — Вэй Усянь только успел начать предложение, как был прерван. Обсуждать появившийся у него план при целом сборище он как-то не рассчитывал, поэтому замолчал, подмигнув Вэнь Нину перед тем, как захлопнуть рот и посмотреть на присоединившегося к ним. Подмигивание значило следующее: не забывай о нашем этом разговоре, мы вернемся к нему обязательно, только пережди. Нужно было надеяться, что такой язык жестов Вэнь Нин понимал, но по ответу в виде быстро передернутых плеч браться судить было сложно.       Дверь хлопнула. Оба дернулись от резкого звука лязгнувшего металла, а затем поморщились от скрипа. Хлопок такой силы не позволил механическому замку сработать, и та приоткрылась чуть меньше, чем наполовину ширины ладони. На пороге появился Цзян Чэн, весь взмыленный и с метавшим искры беглым взглядом, точно разъяренный кот, которому кто-то наступил на хвост. Каждый шаг его был тяжелее обычного, он как будто специально топал посильнее в своих тонких тапках, чтобы у потолка комнаты под ними осыпалась штукатурка, чтобы, не составляло труда догадаться, сбросить бьющую через край энергию безобидно и без кровопролития. С натяжкой можно было назвать это рациональным способом. Вэй Усянь мог бы присвистнуть от зависти, ему бы такой неисчерпаемый потенциал, он бы точно не направил его на пустую злость. Поделился бы, например, с Вэнь Нином. Были ли причины для гнева более весомыми, чем обычно? Не спешивший объясняться Цзян Чэн наворачивал по комнате круги.       — Мудила, — наконец, было первое, что он озвучил. — Этот тренер невесть что о себе возомнил, якобы, был знаком с моей матерью в студенческие годы, — выпаливал Цзян Чэн с таким тоном, будто одно предложение объясняло вообще все. Потребовалось затягивающееся молчание, чтобы почувствовать непонимание своих собеседников, не спешащих его поддерживать. И ладно, Вэнь Нин, но Вэй Усянь был в такой же прострации. — Оставил меня после бестолкового своего занятия и спросил, как поживает Юй Цзыюань. Придурок, я специально спросил у матушки, они год, один гребаный год отучились вместе на психологии. Она ушла в свой юридический, а этот еблан почему-то о ней помнит! Какое у него право лезть в жизнь замужней женщины и помнить о ней вообще?       Вэй Усянь проглотил слова о том, что человеческая память, насколько было ему известно, никаким законодательством пока что не регулировалась.       — Наверное, потому что твоя мама должна быть красивой женщиной, вот и запомнил? Обычное мужское, — компромисс не удался, обращенным на него взглядом можно было пробить насквозь, пригвоздив к стенке позади него. — Что? Это предположение, пришедшее бы любому.       — Нет, черт, то есть. Да, она красивая. Но она-то замужем! А я прохожу у этого утырка эти ублюдочные уроки по контролю гнева, начистив заслужено лицо другому такому же выродку. Какого черта я должен терпеть «на лечении» вот это? «Как там твоя мама, мы столько не виделись»! Это разве не нарушение какой-то там этики врачебной? Его уволить должны, — рано или поздно выдыхались все, поэтому Цзян Чэн фыркнул, закатывая глаза и понижая тон. Вэй Усянь едва удержался от смешка, вспомнив, что Не Хуайсан постоянно предсказывал их общему приятелю, что рано или поздно глаза Цзян Ваньиня застрянут под веками в результате божьей кары, если тот не прекратит так часто возводить их к небу.       На деле, он не знал, что следовало сейчас сказать, израсходовав способность к переключению: сначала библиотека и шаткое перемирие, которое нужно как-то укреплять, потом откровения Вэнь Нина. Да и, если честно, Вэй Усянь не понимал, в чем проблема. Странно слышать подобное недовольство от юноши, вроде Цзян Чэна, которому вот-вот отправляться в, так называемую, взрослую жизнь. Потому что все им сказанное было пропитано детской ревностью и собственничеством в отношении родного человека, ее внимания. То, что Вэй Усянь слышал о мадам Юй, делало эту женщину в его представлении этакой бизнес-вумэн, карьеристкой, у которой не хватало времени на заботу о семье, которая пересекалась с детьми исключительно редко. Кем бы ведущий тренинга не был, но покусился он на опасную территорию, Цзян Чэну и без него нужно было делить мать со старшей сестрой.       — Погоди, погоди, Цзян Ваньинь, он узнал, что ты сын бывшей одногруппницы и осведомился о ее самочувствии. Они не виделись годы, что в этом дурного?       — То, у него другая работа, с которой он не справляется. Может, он специально не хочет давать подтверждение, что его тупая программа пройдена, я нормальный, что могу себя контролировать и не бросаться на людей, — Цзян Чэн выдохнул, наконец, сев. Он мялся, колеблясь между выбором промолчать или все-таки продолжить мысль, которая требовала продолжения: зачем кому-то заставлять его оставаться? Там явно таился какой-то секрет, глубоко неприятный для него самого. Секрет, который таковым мог и не быть, а лишь игрой воображения и домыслами, и все же он его высказал. — Я видел из окна, что он перехватил ее у выхода из отделения. Они поболтали, выглядело это миролюбиво, но, чтобы вы знали, моя мать и мирно — эти слова не ставятся в одном предложении, и он ее проводил. Они вместе вышли за территорию, и мне пришлось возвращаться в палату, я даже не знаю, как долго они проболтали там… К тому же, у моих родителей сейчас скверный период в жизни.       — Во-первых, Цзян Чэн, нужно закрывать за собой дверь, а не устраивать здесь проходной двор, — раздался мягкий голос Не Хуайсана, который как раз благодаря распахнутой настежь двери смог стать незаметным свидетелем откровений. Прикрываясь самодельным веером, он быстро встал напротив Цзян Чэна, с сочувствием посмотрев сверху вниз, что было определенно редкостью. А затем сделал невозможное в глазах Вэнь Нина и Вэй Усяня. Он потрепал его по волосам. — А, во-вторых, у твоих родителей скверный период и не заканчивался, насколько мне не изменяет память, но они все равно вместе и любят друг друга. По-своему, ты это знаешь, потому что если ты скажешь самой Юй Цзыюань, что уличаешь ее в измене, она сломает переломает тебе ноги и заставит бежать на них марафон. И ты на нем победишь. Не накручивай себя из-за неприязни к тренеру.       — Какой он нахер тренер. Все его тренинги — взятые из интернета упражнения для групп с умственной отсталостью, ты что, сомневаешься в этом? — Цзян Чэн скрестил руки, с вызовом бросив ответный взгляд, который Не Хуайсан поймал, убрав от лица сложенную бумагу. Этот зрительный контакт был выразительным, настолько, что Вэй Усянь понял: не одному ему нужно было найти тихое и безлюдное местечко, чтобы дальше секретничать. Потому что нынешним квартетом никто из них не был готов обсуждать накопившееся.       — Я ничего не знаю о тренингах, Цзян Чэн, ничегошеньки.       Замечательно. Вместо лечения им оставалось только глубже увязнуть во всех этих тайнах, видимо, чтобы окончательно закрепить свое состояние. Или движение с мертвых точек было? Вэй Усянь прикинул в голове свои действия, что, если не втягивать Вэнь Цюнлина, а попробовать напрямую договориться с Цзинь Гуаньшанем? Психиатрам, психотерапевтам и всем прочим давалось же разрешение на записи сеансов? В разных источниках, от книг до все тех же криминальных фильмов и сериалов, с допросами подозреваемых, всегда фигурировали какие-нибудь припрятанные в кабинетах диктофоны. А их сеансы можно, например, снимать, поставив куда-нибудь видеокамеру… Наверное, можно. Ладно, начать с более здравой просьбы к Вэнь Нину было более простым решением, и менее радикальным. И лучше сочеталось с тем, что сам доктор не стал ставить в известность Вэй Усяня по многим деталям, оставшимся для него лично незамеченными.       — Вэнь Нин! Возвращаясь к тому, о чем мы не договорили, — можно было, приглядевшись, заметить, как насторожился один из присутствовавших, — ты ведь можешь в следующий раз, когда что-то такое приметишь, поспрашивать меня подробнее? Ну там настроение, чем занимаюсь, рассказать что-нибудь. Все в таком духе.       — Да, конечно… мн-не н-не сложно.       — О чем это вы толкуете? — Не Хуайсан с искренностью тех самых женщин в возрасте, собиравших лучшие истории в своем квартале, чтобы перебирать их, как какие-нибудь драгоценности, обратился к ним. Цзян Чэн же, улучив возможность сбежать от расспросов и нудного разуверения в своих подозрениях, выскользнул в коридор, легонько отстранив в сторону Не Хуайсана, стоявшего чересчур вплотную, как будто такое сокращение личного пространства не вызывало до этого ни у одного, ни у второго дискомфорта. «Скоро вернусь», буркнул он у самого выхода.       — Да так, приспосабливаем советы моего лечащего врача к действительности, — увильнул от ответа Вэй Усянь. Он сам плохо понимал, на что рассчитывал и какого результата вообще мог бы добиться в этом, поэтому предпочел не загадывать, вот узнают побольше, и можно будет обращаться к остальным с подробностями.       Вэнь Нин мог ненавязчиво разузнать, в силу своей неспособности вообще быть навязчивым даже с натяжкой, что руководило Вэй Ином в моменты помрачения сознания. К тому же, они совершенно случайно сблизились, как бы ненароком сократив дистанцию, представлявшуюся еще утром длиннее Великой Китайской Стены. Чья в том заслуга? В первую очередь, сам Вэнь Нин словно переменился в лучшую сторону, стал выглядеть живее, не восставшим с иного света мертвецом. Грустный, печальный, весь хмурной, но… не так утрированно это все было, что ли? Ладно. Даже если его беседы с Вэй Усянем не принесут толка, они хотя бы проведут время с пользой для него. Пусть поиграет в детектива, у него это хорошо, оказывается, получалось.       — Кстати, а что вы говорили про семью Цзян Чэна? — решил затронуть другую актуальную тему Вэй Усянь, отвлекая от себя. — У него все хорошо с домашними?       — Сложно испортить с кем-то отношения, если отношений этих нет. У него есть старшая сестра, вот она в нем души не чает, забегает в любое свободное время, а взрослые… — лицо Не Хуайсана приняло такое выражение, будто он сам вспомнил о чем-то болезненно знакомом. — Родители его не замечают, считают, что недостаточно старается. Отец и мать часто спорят по пустякам, поэтому он с детства привык во штыки воспринимать любого, приближающегося к Юй Цзыюань, как будто лишней трещины хватит, чтобы их семейную жизнь развалить. Да и сама Юй муштрует его по полной, шаг в сторону и все, выговор. Мне думается, опасения его лишние, да и Чжао Чжулю, тот врач, не шибко похож на Дон Жуана, который будет покорять сердце дамы спустя… больше десяти лет? Выходит так.       Ох черт. Он просто спросил, хорошо ли у Цзян Ваньиня с родней, а не потребовал пересказа всего… этого. Вэй Усянь не любил обсуждение кого-либо за спиной, это всегда оставляло осадок и, наверное, это была привитая детскими домами черта. Тесный коллектив ребят не терпел в окружении тех, кто не мог в лоб спросить у конкретного человека все, что его о нем интересовало по тем или иным причинам. Действовать исподтишка было запрещенным приемом, а он только что именно так узнал о жизни Цзян Чэна за пределами этих однообразных стен. Да, тот сам оставил их троих вместе, зная, что язык Не Хуайсана может выболтать все, что следовало и нет, но все равно ушел. Хотя, может, в том и был смысл, и зря Вэй Усянь волновался? Вполне могло статься, что он не хотел бы слушать свою же историю опять. Цзян Чэн и без того знал, как обстояли дела, да в тех подробностях, о которых им не догадаться. Знал все слабые места своих родственников, и не торопился повторно, — или в сотый раз, как тут угадать? — все разбирать по полочкам.       Краткий экскурс Не Хуайсана пришелся к месту. Вэй Усянь кивнул, поскреб отросшими за минувшие дни ногтями затылок, задумавшись. В принципе, думать ему и оставалось: Цзян Чэну прописали тренинги, Не Хуайсан ходил на какие-то творческие занятия, лепка и рисование. Сяо Синчэнь, как стало понятно с последнего разговора за ужином, тоже в какую-то группу ходил, где было несколько слепых и слабовидящих. Что-то про коммуникацию… Почему бы туда не направить Вэнь Нина, к слову? Тот также, как Вэй Усянь, отказывался от участия в самодеятельности, или у него были какие-то отдельные врачебные предписания, как у Лань Чжаня, и запреты? Вот кому точно нельзя ни в какие коллективы до определенного момента в необозримом будущем, когда история с болезнью, наконец, переломится.       Но, скучая сейчас без библиотечной рутины, к которой чудно удалось привыкнуть, не зная, когда сможет вернуться к ней, Вэй Усянь сомневался, что сделал правильно, ссылаясь на упадок сил и умоляя не назначать ему ближайшие дни ничего дополнительного, сверх встреч с Цзинь Гуаньшанем. Наверное, все-таки следовало ходить куда-нибудь, восстанавливаться, лечиться и, в первую очередь, убивать свободное время, которого в больнице у тебя становилось волшебным образом с избытком. Который, конечно, некуда девать.       — Не Хуайсан, может мне к вам податься, в рисовальщики? Арт-терапия вроде нехитрое дело, познаю дзен и все такое.       Не Хуайсан изящно выгнул одну бровь.       — Может, лучше попробуешь в танце-двигательную? Туда и Цзян Чэн ходит, и у них есть отдельные занятия со всяким пением и подобным. Тоже познаешь дзен, и не потребуется мучить себя концентрацией на мелочах.       — Эй! Я умею концентрироваться. Лань Ванцзи подтвердит, я и так ему вторые сутки помогаю с книжками.       — Ой ли? Мне правда его спросить?       Вэй Усянь наигранно надул губы, точно, как в детстве, не желая признавать очевидное уже всем поражение.       — Вэй Усянь, я не против, чтобы ты ходил на арт-терапию, вот честно, но ты ведь хочешь продолжать заниматься с Лань Ванцзи. Хотя не понимаю, чем тебе нравится этот жуткий чудик, — Не Хуайсан подошел к валявшемуся Вэй Ину, протянув руку с раскрытой ладонью. — Давай так. Не знаю, что случилось у вас, но если не поладите за ужином, то придешь на арт-терапию, я ведь буду рад видеть тебя там. По рукам?       — Договорились, — Вэй Усянь, удивляясь, как это «ничего не знающий» человек снова так метко попал в цель, ответил рукопожатием. Причину метания он угадал также легко, как до этого заговорил с Цзян Чэном, сразу подбирая нужные ему слова. Было видно, чувствовалось, что нужные.       — Вот и чудно. Вы продолжайте секретничать, я отлучусь… Увидимся в столовой, — Не Хуайсан быстро скрылся за дверью. Вэй Усянь и Вэнь Нин едва-едва успели переглянуться с выражением непонимания: что за выразительно эмоциональный ураган только что пронесся по комнате? И стоило ли им вообще уточнять что-то у соседей после, когда они встретятся снова?       — Так вот, раз уж получилось так, не против немного подробнее поговорить? О моей идее, — Вэй Усянь был убежден, что нет. Совершенно точно не стоило.