***
Привычный лязг двери, неяркий свет одинокой лампочки кажется ослепляющим. Охранник ночной смены командует: — Подъём! — секунд десять наблюдает за тем, как узники вылезают из-под одеял, потом оставляет четыре комплекта влажных полотенец, пропитанных нейтральным по запаху антисептиком, и выходит. Дверь снова закрыта, и сокамерники привычно рассаживаются в ожидании завтрака, шуршат пакетами, чтобы обтереться полотенцами. — Охаё, — хриплым со сна голосом здоровается Шинобу, и трое вразнобой также желают ему доброго утра. — Как спалось, Сакураи-сан? — Нормально, Иноуэ-сан, — звучит в ответ такой же хриплый сонный голос. — Можете называть меня Ацу-кун. Я к вам надолго, — мрачно добавляет сэмпай. Трое представляются снова, а рыжий хмыкает и добавляет: — Меня ещё можно называть Террористом. Ино-кун у нас Дилер, а Рю-кун — Боксёр. И тебе кликуху придумаем, Ацу-кун. Мы тут все надолго… а кое-кто — пожизненно, надо ж как-то развлекаться. Тем более, что мы тут на особом положении. Можно даже сказать, что в этой камере собирают коллекцию судьбоносных судебных ошибок. — В смысле? — теряется под его прямым взглядом Сакурай. — В некотором. Мне кажется, что ты попал сюда потому, что тебя в чём-то ложно обвинили, а ты не смог оправдаться. Нэ? Все молчат, глядя на новичка, видят его растерянность и тоску в глазах, но не спешат с выводами. Он кивает, поникнув, как увядший цветок тюльпана. — Да, так и есть. Меня обвинили в том, чего я не совершал, но муниципальный адвокат ничего не смог доказать. Можете улыбаться, я понимаю, что вы мне не верите, — сэмпай утыкается взглядом в пол, и вздрагивает, ощутив на своих плечах тёплые ладони Рюичи и Ясухиро. — В том-то и дело, что мы тебе верим, Ацу-кун, — снова говорит Иноуэ, — потому что мы все тут сидим без вины. Но нам повезло, что здесь работает Фуджисаки-сан, который применяет свои знания психологии… и свою интуицию, чтобы помогать таким, как мы, выжить в тюрьме. Ты проходил тест? А комиссию? Новенький кивает, постепенно осознавая, что в самом деле попал к адекватным людям, которые не станут издеваться над ним, а посочувствуют и помогут — хотя бы советом. — Представь, что ты был словно утопающий, которому удалось теперь доплыть до надёжного и безопасного берега, — Кавамура объясняет более эмоционально, поскольку сам ещё не так давно тонул в водовороте боли и страха. — Верь нам, мы не обидим тебя, Ацу-кун. — Тише, — командует бывший настороже Шинобу. — Сюда идут. Завтракают все четверо в молчании, но эта тишина уже гораздо более дружелюбная. Потом сокамерники сдают подносы с посудой, и пятничный дежурный Имаи-сан выводит их на построение. — Делай, как мы, — успевает ещё шепнуть новичку Ино. Все положенные формальности соблюдены, Сакурай переодет в рабочее и топает в мастерскую, послушно глядя в макушку идущему впереди него Кавамуре и повторяя хором со всеми «раз, два!» в такт шагам. Хошино-сан первым делом отправляет нового работника месить глину, а потом снова решает поэксплуатировать бывшего курьера в качестве сэнсэя. — Ино-кун, поручаю обучение Сакураи-сана тебе, — ровным голосом велит мастер, но тепло улыбается глазами, испытывая к этому заключённому особенную приязнь. За эти месяцы он успел по достоинству оценить талант и трудолюбие Шинобу, который получил две недели назад статус подмастерья, после чего ему было поручено учить гончарному делу Рюичи. О результатах Хидэхико с восторгом рассказывал Джуну, не в силах поверить в то, что его мастерской так повезло. Ещё бы, двое весьма талантливых гончара, достойных статуса подмастерья, да ещё и на длительный срок! За эту весну на волю вышли четверо, работавших на «глине», поэтому Хошино не противился приходу новых сотрудников. Дождавшись, пока истекут два часа, положенные на замес партии глины, Иноуэ прибирается на своём верстаке и пересаживается за стол для обучения. Туда же мастер приводит и Ацуши, отмывшего ноги от присохших серых и красных брызг. — Ты когда-нибудь лепил, Ацу-кун? — негромко спрашивает Ино. — Нет. Если только в далёком детстве… а так — нет. Я автомеханик. — Не страшно. Тут главное — не брезговать. Глина очень приятная на ощупь, пока влажная, но нельзя переборщить с количеством воды, иначе она станет слишком жидкой, и работать с ней станет невозможно. — Я не из брезгливых, — дёргает плечом Сакурай. — Ты никогда не пробовал ковыряться голыми руками в вонючих потрохах грязного бензовоза? Или лежать под днищем, когда на лицо тебе капает протекающее откуда-то масло, а ты ищешь утечку… — Ацу-кун, отвлекись, пожалуйста, — мягко велит кохай, и старший мужчина отчего-то моментально смущается. — Извини, да. Я тебя слушаю. — Возьми горсть из миски. Помни её, почувствуй, как она меняет форму под твоими пальцами. Раздави. Чувствуешь, как это легко? А вот — уже подсыхающий кусок. Держи. Есть разница? — Хмм… весьма заметная. Это… как застывший пластилин… который приходится сперва долго греть в руках. — Здесь зависимость от температуры другая — чем больше ты мнёшь глину в руках, тем быстрее она сохнет. Нужно периодически добавлять воду, чтобы поддерживать необходимый уровень пластичности. — Понимаю. — Хорошо. Теперь педали. Потренируйся крутить их так, чтобы круг вращался ровно, без рывков. Почти как велосипед… точнее, это по конструкции больше похоже на старый ножной привод древней швейной машинки. Просто крути… а руки пока вытри о фартук и смотри, что я буду делать… Хисаши в очередной раз заходит в мастерскую, чтобы убедиться, что всё в порядке, но поневоле останавливается чуть в стороне от учебного угла, наблюдая за своим новым подопечным. Ацуши улыбается — искренне и чуть застенчиво, глядя в лицо Иноуэ, когда тот что-то говорит. Потом сосредотачивается, неумело сплющивая комок глины на своей вертушке, потом снова смотрит на ловкие пальцы младшего, пытается повторить. Зачарованный этим зрелищем, Имай упускает из виду лукаво ухмыляющегося Хидэхико. Тот подходит тихонько, вежливо покашливает, чтобы отвлечь его. — Ано? — резко оборачивается надзиратель. — Что случилось? Что за лицо, Хидэ-кун? — с подозрением косится он на эту улыбку. — Ты бы своё сейчас видел, Хиса-кун, — прыснув в кулак, заявляет мастер. — Что, впечатлён учебным процессом, нэ? — Просто задумался. Не ищи скрытого смысла в моих действиях. — Извини, я не буду. Просто… — Ну? Договаривай уже, раз начал, — ворчит офицер. Он не может всерьёз сердиться на друга и земляка. — Просто у тебя лицо было такое же, как когда-то у Джуна, когда он любовался своим подопечным за работой, — мягко подкалывает его Хошино. Имай снова на пару секунд задерживается взглядом на узнике, который уже успел заляпать брызгами глины лицо по самые уши, но, увлечённый процессом и тем, что у него начало получаться, не замечает этого. Отвернувшись, старший надзиратель словно бы надевает привычную маску, отгораживаясь от собственных эмоций стеной безразличия. Именно за это выражение лица ему дали прозвище «Нопэрапон» — «Безликий». — Я понял тебя, Хидэ-кун. Завершу обход и вернусь перед обедом. — Хисаши, ты что, обиделся? — встревожено спрашивает мастер, торопливо шагая вместе с сэмпаем к двери. — Ками-сама, да ведь я ничего дурного не имел ввиду! Прости, пожалуйста, что влез не в своё дело! — Давай просто закроем эту тему, — приостановившись перед выходом, ровным голосом говорит Имай. — Я благодарен тебе за то, что ты указал мне на ошибку в поведении. И буду ещё больше благодарен, если ты не станешь распространяться об этом. — Даю слово! — кивает Хидэхико, а потом возвращается на своё место, кусая губу. Что-то явно не так с этими «невинными душами» из 73ей камеры. Мастеру ужасно любопытно, отчего двое из неё раз в неделю отсутствуют на работе? Один — в день дежурства Ямады, другой — в день дежурства Оносэ… и не начнёт ли через неделю-другую пропадать Сакурай в день дежурства Имаи-куна?.. Всё это очень подозрительно, но мастер Хошино не из тех, кто лезет в чужие тайны. Он вовсе не хочет испортить дружеские отношения с офицерами охраны.* * *
Пожалуй, этот февраль стал для заключённого Иноуэ самым тёплым и сухим за все годы, прожитые без родителей. Полы в камере были оборудованы подогревом, поэтому двое узников почти не мёрзли по ночам. В первый же вторник Сугихару куда-то увели после ужина, а привёл его лично Ямада-сан перед самым отбоем, и сам же выключил свет, разрешая спать. — Что-то случилось, Суги-кун? — осторожно спросил при слабом свете ночника Шинобу, но в ответ получил лишь невнятное бормотание. И ещё запах насторожил младшего. От Ясухиро пахло каким-то алкоголем, Ино не разбирался в тонкостях, но понял, что тут дело не чисто. За такое грубое нарушение режима рыжего должны были отправить прямиком в карцер, а не в уютную отапливаемую камеру. Из-за этого происшествия Шинобу минут двадцать не мог уснуть, но потом привыкший к режиму организм вырубился — до самого утра. По команде дежурного оба сокамерника поднялись, но едва тот вышел за дверь, как Сугихара тут же повалился обратно с тихим недовольным стоном. — Что с тобой, Суги-кун? — ещё сильнее встревожился Иноуэ. — Башка трещит, — глухо отозвался тот из-под одеяла. — Не обращай внимания, я сегодня не пойду работать, у меня будет выходной, — чуть более внятно добавил он и снова укутался по самый нос. Бывший курьер сперва не поверил, но потом сам убедился. Старший надзиратель, после завтрака явившийся за арестантами, назвал только фамилию младшего, а рыжий террорист остался лежать, игнорируя присутствие офицера, словно бы так и надо. «Наверное, я чего-то не запомнил из правил тюрьмы», — мельком подумал Ино, шагая на работу. Но потом пришла другая мысль. «Суги же говорил, что Ямада-сан был его одноклассником когда-то! Значит, это просто… хмм… злоупотребление служебным положением… со стороны Ямады-сана. Ну, что ж… все мы живые люди, поэтому бываем не объективны… и подвержены страстям». Хошино, переговорив с офицером, нахмурился, но не стал ничего менять, велев Шинобу после замеса глины снова сесть за учебный стол, чтобы тренироваться самостоятельно. За два дня обучения тот узнал достаточно, чтобы делать какие-то упражнения, повторяя по несколько раз для закрепления навыка. А сразу после ужина, когда все работники переоделись в чистое и расходились по камерам, его самого перехватил Оносэ-сан и увёл в свой кабинет. — Садись, — он указал на мягкое кресло, обитое кожзамом. Ино был очень удивлён таким гостеприимством, но послушно сел на краешек, опустив глаза долу. — Отдыхай, расслабься. Я сейчас допишу… и можно будет поговорить. Кресло в самом деле весьма располагало к тому, чтобы с комфортом развалиться в нём, но узник лишь поёрзал, устраиваясь чуть глубже. Всё это было очень странно… и в связи со вчерашней отлучкой Ясухиро, выглядело более чем подозрительно. — Ну всё, готово, — чуть улыбнулся Джун, разгибаясь. Он даже позволил себе вытянуть руки вверх и с хрустом потянуться, демонстрируя заключённому своё доверие. Шинобу не смог удержаться от улыбки — так это было похоже на грациозное движение крупного хищника. — Вот, смотри, оно уже вернулось, — тот вылез из-за стола и подал подопечному серый конверт с надписанным адресом: «Накаяма, район Мидори. Для Коджи и Кенджи Иноуэ». Рядом красовался синий штамп: «Неверный адрес». Иноуэ вскинул глаза и машинально взял протянутый ему лист бумаги. — Прочти. Если согласен — подпиши внизу. Это оказалось прошение, составленное по всем правилам канцелярского искусства. Просьба выяснить место проживания братьев Иноуэ для установления с ними разрешённой переписки. Бывший курьер понял, что его наставник сам составил этот документ, чтобы облегчить ему задачу — осталось лишь подписать и отправить в нужную инстанцию. — Спасибо, Оносэ-сан, — расчувствовавшись, шмыгнул носом Ино, но постарался взять себя в руки. — Я подпишу. Вот здесь, да? А когда мне можно будет… написать им? — он вернул ручку и бумагу офицеру, с надеждой глядя в его красивое лицо, совсем не похожее сейчас на бесстрастную маску театра Но. — Боюсь, ещё не скоро, — покачал головой тот, и колечко в его ухе качнулось в такт. — Я-то знаю нашу волокиту, у нас каждая бумажка по месяцу ходит из кабинета в кабинет. Когда ты писал братьям в последний раз? — участливо спросил Джун, догадавшись о причинах уныния и тревоги Шинобу. — Перед Рождеством, — арестант закусил губу, чтобы не потерять лицо при надзирателе. Братья, наверное, уже забеспокоились, что нет больше писем. Небось, думают, что случилось что-то ужасное… впрочем, ведь так оно и есть. — Не переживай, — Оносэ пододвинул к креслу стул, на котором, вообще-то, должен был сидеть осуждённый, сел сам, оказавшись почти на одном уровне с ним и очень близко. Его низкий голос отвлёк Иноуэ от горестных раздумий, он невольно поднял голову, чтобы встретиться глазами со Старшим, забыв, что этого делать нельзя. — Они ведь взрослые люди и понимают, что иногда столько дел, что забываешь написать… даже родителям. Если бы Ино не смотрел в его лицо в этот момент, то не догадался бы, что наставник говорит сейчас о своей ситуации: какая-то тень промелькнула в его глазах — и исчезла в полумраке кабинета, освещённого одной лишь настольной лампой. Видимо, в целях экономии электричества в кабинетах редко включали верхний свет. А Джун сейчас очень хорошо видел то, о чём говорил ему Иссэй, и что подтверждал Ямада словами рыжего рецидивиста: сопереживание у этого человека было гораздо сильнее, чем у многих других. Вот, стоило ему понять, что у старшего надзирателя Оносэ проблемы с родителями, как его собственные проблемы мигом отступили на второй план… и он с трудом сдерживается, чтобы не спросить, чем он может помочь. «Он был такой закрытый», — жаловался Сугихара вчера вечером. «Я еле достучался до него. И то — лишь после того, как сам проявил к нему участие, раскрылся». «Значит, чтобы плодотворно работать с твоим «бодхисатвой», тебе придётся раскрыться самому, Джун-кун», — подытожил Шинья. — Как твоя рука? — постаравшись смягчить голос, спросил после паузы наставник, кивнув на левую. — Уже гораздо лучше, спасибо, Оносэ-сан, — тепло улыбнулся Шинобу. — Мастер Хошино-сан очень добрый, не ругает, когда у меня не получается сразу… поэтому я могу делать несколько попыток… и разрабатываю руку. — Покажи, — негромко велел офицер, протянув ладонь, не спрятанную сейчас в перчатку, и узник послушно подал ему левую кисть. А в следующие несколько секунд пережил целую бурю эмоций. Слишком давно к нему не прикасались с таким душевным вниманием и осторожностью. Он всем телом ощутил, как тепло от рук Старшего словно бы перетекает к нему, отогревая больное горем сердце, смягчая острые углы совести, ранящие душу. Джун сосредоточенно ощупывал пострадавшую руку, вспоминая виденные рентгеновские снимки и объяснения Нарихито-сан. Интуиция подсказывала ему, что ещё не всё зажило, как надо, но нельзя было пугать подопечного суровым диагнозом. — Ты молодец, я вижу, работаешь с полной самоотдачей, — сдержанно похвалил начальник, отпуская его руку. — Продолжай разрабатывать запястье и мизинец, не забывай про самомассаж. — Хай, — закивал Иноуэ, не заметивший, как сам уже расслабился и свободно расположился в кресле, отдыхая после рабочего дня. — Я иногда забываю о том, что жизнь гораздо сложнее тюремного распорядка, — поднявшись на ноги, Оносэ стал ходить по кабинету туда и сюда, заложив руки за спину. — Вот, например… если бы ты пошёл не во вторую, а в пятую школу в Хадано… то мы могли бы учиться с тобой в одном классе. — Надо же, — округлил глаза Шинобу, не в силах сдержать улыбку. — Я помню, нам все соседи говорили, что в пятой учатся одни лишь хулиганы… и мама решила отдать меня во вторую, хотя она и дальше от нашего дома была. — На год раньше меня там учились Ямада-сан и твой сосед, Сугихара. Но я был самым крутым хулиганом во всей школе, — картинно напряг бицепсы Джун, смеясь глазами, а золотая серьга в его ухе задорно блеснула. — Но потом пошёл в Академию Правопорядка, чтобы самому ловить хулиганов. Как это произошло? Я и сам не знаю. — Это был Чак Норрис, «Крутой Уокер»? Он на тебя повлиял, нэ? — совсем открыто заулыбался Ино, забыв про свой статус заключённого. — Ахаха, классный сериал, правда же? — раскатисто рассмеялся наставник. — Не, это кино я уже в академии смотрел. А в старшей школе я балдел от фильма «Полицейская академия». Видимо, именно тогда я начал подумывать о своём будущем. Так, — спохватился он и посмотрел на часы. — Заболтались мы с тобой. Сегодня среда, у восточного блока помывка должна быть… хмм… в общем, у меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться, — хмыкнул Оносэ. — Пойдём. Он провёл подопечного через свою личную комнату отдыха, точнее, через спальню, в дальнее помещение, в котором располагался санузел с просторной душевой кабинкой. — Офуро у меня нет, но я могу предложить тебе свою душевую. Пользуйся всем, что там есть, полотенце возьмёшь тут, бритву одноразовую я принёс, вот. Воду экономить не обязательно. Я вернусь через час, время пошло, — он кивнул на маленький будильник, стоявший на полочке, под зеркалом, и вышел, плотно прикрыв дверь. Только лишь через полминуты обалдевший Иноуэ смог поверить в реальность происходящего. Кинув взгляд на будильник, он поспешно разделся и залез в душевую, закрыв створки. Быстро разобрался с управлением, выбрал режим погорячее и минут десять крутился под сильными массажными струями, блаженствуя. Вода словно бы смывала грязь не только с его тела, но и с души, было так здорово, что никто не смотрит, не подаёт сигналы свистком, что ему дали целый час для общения с любимой стихией… Шинобу поднял лицо вверх, крепко зажмурился, чтобы потоки воды смыли с его щёк следы постыдных слёз. Нужно радоваться, что так повезло с наставником, а не плакать, как женщина, от мимолётного ощущения счастья. Нужно как-то отблагодарить Оносэ-сана… но как?.. Ино пару раз выглядывал из душевой, чтобы посмотреть на время, стараясь не надрызгать воды на резиновый коврик. Потом выключил душ, дотянулся до висящего на крючке полотенца, хорошенько вытерся и влез в свою робу. Он успел побриться и ещё раз тщательно промокнуть свои волосы, когда вернулся Джун. — Ну, как? С лёгким паром? Всё в порядке? — он перестал улыбаться, когда арестант вдруг опустился на колени и церемонно поклонился, почти ткнувшись лбом в пол. — Огромное спасибо вам, великодушный и чуткий Оносэ-сама, — искренне поблагодарил офицера Иноуэ. — Вы слишком добры, я ничем не заслужил такого к себе расположения. — Встань, — строго велел нахмурившийся Старший. — Посмотри на меня. Узник поднялся с колен, бросил на него короткий взгляд и снова опустил глаза долу, так что Джуну пришлось самому взять его за подбородок, чтобы заглянуть в лицо. — Я делаю это потому, что верю в твою невиновность, Ино-кун. Поверь и ты: мне от тебя ничего не нужно взамен. Просто соблюдай правила и работай. Понял? — он отпустил подбородок подопечного, и тот кивнул, снова глядя куда-то на застёгнутый воротник его форменной куртки. — У меня два выходных: среда и воскресенье. В эти дни я могу иногда вызывать тебя к себе. Просто поговорить. Ответить на твои вопросы. Подсказать что-то. Но вне этих комнат я буду вести себя, как старший надзиратель, запомни это твёрдо. И поступай соответственно. Повисло молчание, Оносэ внимательно смотрел в порозовевшее от горячей воды чистое лицо Шинобу, цепляясь взглядом за россыпь тёмных родинок на левой половине… потом положил ладонь на плечо подчинённого, спросил мягче: — Ты в самом деле так сильно любишь… водные процедуры? — Да, очень, — смущённо опустив голову ещё ниже, подтвердил Иноуэ. — Двадцати минут ужасно мало. — Понимаю. Будешь иногда мыться у меня тогда. В следующий раз добуду тебе сменное бельё, а то запамятовал сегодня. Пойдём. Скоро отбой. Только на обратном пути Шинобу смог заметить, что его камера находится ближе всех других к тому коридору, где были расположены кабинеты старших офицеров. Даже дежурный надзиратель ночной смены не видел со своего поста возвращения заключённого. Джун молча отпер дверь, подождал, пока его подопечный войдёт, закрыл замок снова и тут же выключил свет, после чего вернулся к себе. Сугихара не успел, толком, рассмотреть своего соседа, но даже при свете ночника заметил, что тот всё ещё распаренный после душа, да и волосы влажные. — Однако… кто бы мог подумать, — глубокомысленно заявил рыжий, заворачиваясь в своё одеяло. — Можешь думать, что угодно, — почему-то обиделся на его интонации Ино. — Но лучше подумай над своим поведением вчера. Оно кажется мне более сомнительным. — Прости, Ино-кун, — виновато отозвался Ясухиро, вспомнив угрозу Оносэ насчёт карцера. — Я не прав, подозревая тебя. Больше не буду. А сам подумал, что если его сокамерник не выйдет завтра на работу, это будет однозначным свидетельством того, что неприступный и равнодушный к плотским утехам натурал Оносэ поддался невинному очарованию новенького и именно поэтому взялся быть его наставником. — Ладно, — вздохнул Шинобу, чувствуя себя неуютно из-за дурацких подозрений соседа. — Откуда тебе знать, что я просто очень люблю воду… и Оносэ-сан разрешил мне подрызгаться в своей душевой. Целый час! Боги… ты не представляешь, какой это кайф! Я чувствовал себя так, словно бы родился заново. Нет. Так, словно бы я на свободе. Оба тяжко вздохнули и, пожелав друг другу спокойного сна, умолкли до утра. А утром вышли на работу вместе со всеми. Так непривычно трястись в полупустом утреннем поезде, когда привык каждое утро просыпаться уже на работе. Но сегодня у надзирателя Оносэ выходной — как и у многих других людей на Островах, поэтому он вправе распорядиться своим временем по своему желанию. Он так редко выезжает куда-либо из Фучу, что с трудом вспоминает, как платить в транспорте. Впрочем, сам маршрут поездки он выучил наизусть, просмотрев нужную информацию на сайте Токийского Метрополитена. Ближе к полудню Джун достигает нужной станции, выходит и сразу же направляется к зданию почты. — Здравствуйте, — предъявив значок офицера полиции, обращается он к служащей. — Окажите содействие в розыске, пожалуйста. Я ищу братьев Иноуэ, которые проживают где-то неподалёку и периодически получают у вас почту. — Добрый день, господин офицер, — вежливо отзывается оператор и изображает на лице обеспокоенность. — К сожалению, у нас нет сведений о месте проживания братьев Иноуэ, хотя они регулярно заходят к нам, чтобы узнать о письмах. Вот, вчера заходил один из них… Неужели, они сделали что-то предосудительное? — молодая женщина не может удержаться от вопроса и широко распахивает глаза. — Ни в коем случае, — строго качает головой Оносэ и тут же неотразимо улыбается. — Я приехал сюда по личному делу, но для ускорения поисков решил воспользоваться служебным документом. Так вы точно ничего не можете для меня сделать? — повторяет он свой запрос совсем другим тоном, вспомнив, что ещё преподаватель в Академии советовал ему чаще применять интонации флирта в работе с женщинами. И этот приём срабатывает безотказно. Оператор невольно отвечает на улыбку и часто-часто моргает. — Ано… я не уверена, что могу сделать это… но если ваше дело такое важное… — Оно очень важное. — У меня где-то записан номер телефона… кого-то из братьев Иноуэ… я звоню по нему, когда они долго не заходят за письмом, чтобы не отправить его обратно… по истечению срока хранения, — смущённо бормочет женщина, листая свою записную книжку. — Пожалуйста, подождите… я сделаю звонок. Оносэ нарочно отходит в сторонку, чтобы не подслушивать, однако перегородка из пластика не сплошная, а в помещении очень тихо, и взволнованное щебетание почтовой служащей слышно хорошо. — Коджи-кун? Ой, Коджи-кун, как хорошо, что ты дома! Нет-нет, увы, писем нету, но тут пришёл офицер из полиции… Нет, он не говорит, зачем, но ищет вас… да-да, вас обоих. Так и сказал «братья Иноуэ». Он откуда-то знает, что вам сюда приходят письма… Я боюсь, Коджи-кун, может, не надо? Давай, я скажу, что ты занят… что тебя нет дома? Ох… ну ладно… я скажу ему, чтобы подождал тут. Пока… После некоторой паузы голос оператора снова звучит в окошке, но уже громче. — Господин офицер! Я дозвонилась… он… они придут через десять минут. Подождите тут, пожалуйста. Могу я вам ещё чем-нибудь помочь? — Нет, спасибо. Вы мне очень помогли, — снова улыбается Джун и устраивается в одном из потёртых кресел. Он доволен тем, что не зря потратил свой выходной на эту поездку, доволен собой, своим мастерством вытягивать из других информацию. Ему очень важно увидеть своими глазами этих братьев, поговорить с ними, объяснить ситуацию… и, возможно, найти ещё ниточки для распутывания клубка по имени Иноуэ Шинобу. Три рабочих дня тянулись, как резиновые, потому что бывший курьер с нетерпением ждал выходного, надеясь на новый разговор с наставником. Тот сказал, что ответит на вопросы, если сочтёт возможным, а вопросов у Ино накопилось порядочно. Что-то он уже выспросил у своего соседа, но Суги-кун не может знать, что написал в той записке господин директор. А Оносэ-сан знает точно… и, наверное, может хотя бы намекнуть арестанту, какая участь его ждёт в дальнейшем. — Не отвлекайся, Ино-кун, — тихо ворчал на него рыжий во время обучения. — Ты опять витаешь в своих мыслях. Доделывай уже эту чашку и начинай следующий предмет. Шинобу кивал, вздыхал, но не мог сосредоточиться на деле больше, чем на полчаса. — У меня теперь постоянное ощущение, будто бы мне смотрят в спину, — грустно жаловался кохай сокамернику в краткие часы вечернего отдыха. — Даже сейчас, в камере. Так и хочется обернуться… но сзади ведь только стенка… я буду чувствовать себя ещё более глупо. — Не нервничай, — устало отзывался Ясухиро. — У меня тоже было такое поначалу, когда попал сюда в первый раз. Это всё от нервов. Ты переживаешь из-за братьев, но даже не подумал о том, что они, может быть, нашли записи о тебе через Интернет, знают, что ты тут, но их к тебе просто не пускают, потому что у тебя тяжёлая статья. Вот, ко мне сестрёнку тоже не пускают. А если бы не Шин-кун, то сидеть бы мне в карцере, а вовсе не тут, в тёплой камере с тобой. Дождавшись воскресенья, двое надраили своё временное жильё под бдительным оком дежурного уборщика, потом сходили на плановую помывку, вернулись. Иноуэ нервничал всё сильнее, ему мерещилась тяжёлая поступь Оносэ-сана… но тот так и не пришёл, и не вызвал подопечного к себе. Впрочем, Сугихару тоже никуда не вызывали, и они вдвоём коротали время, рассказывая по очереди истории из своей школьной жизни. Именно пример старшего друга Шиньи, по мнению рыжего, помог хулигану Оносэ определиться со своим будущим. — А так, да — Джун-кун был очень ловким и хитрым хулиганом, его за три года учёбы поймали с поличным всего два раза, — видя, как жадно сокамерник слушает байки про своего наставника, Суги развил эту тему. — Однако же, узнав, что Шин-кун поступил в Академию Правопорядка и учится там стрелять и драться всерьёз, этот оболтус вдруг резко взялся за голову. Подтянул хвосты по нескольким предметам, уговорил отца оплатить его дальнейшую учёбу, а свои хулиганские подвиги свёл к минимуму. Во всяком случае, на последнем курсе школы он числился в списке успевающих и лояльных учеников. — Вон как, — вздыхал Шинобу, сидя на краю помоста и обнимая колени руками. — Интересно, почему он отращивает волосы? И что за серьга у него в ухе? Неужели, им разрешают нарушать инструкции по внешнему виду? Фуджисаки-сан тоже носит длинные открыто, даже не всегда собирает их в пучок… а все остальные стригутся по уставу. — Про волосы не знаю, — покачал головой Ясу. — Три года назад я был тут, но у всех причёски были одинаковые, а с тех пор, видимо, что-то изменилось. Говорят, это всё из-за нового директора, Кумото-сана. Он сам, как ты видел, не стрижёт волосы, и его родич Хошино, кстати, тоже начал недавно отращивать снова. — Так они в самом деле родственники? — вспомнил свои подозрения Иноуэ. — Я-то думал, что они просто похожи… как я и этот Рё. — Они в самом деле. Я не помню, кем они друг другу приходятся, но это и не так важно. Кумото-сан тут уже очень давно работает, сперва был каким-то администратором, потом дослужился до заместителя директора. Кстати, как я слышал, у него в штате полно его дальних родственников на разных местах. И именно он выдвинул на должность Старшего господина психолога, поручив ему заодно следить за общим уровнем лояльности. То, что они называют «индекс благонадёжности», это просто набор личных качеств и психологических особенностей человека. Если индекс выше шестидесяти, то значит, человек лояльный, склонный к послушанию и не агрессивный. Там, куда я попал в первый раз, это называют «индекс недобропорядочности», — усмехнувшись, Суги сменил позу и вольготно вытянулся на своём футоне. — Потому что на «мусоре» держат именно таких, с низким и очень низким индексом. И надзор там гораааздо строже. Благодаря вмешательству Шин-куна, меня очень быстро перевели оттуда на «краску», а потом и на «глину», но впечатлений мне хватило. — Ты так интересно рассказываешь, Суги-кун, — улыбнулся Шинобу. Он уже отвлёкся от своих переживаний и слушал внимательно. — Хм, спасибо, — чуть смущённо почесал нос рыжий. — Так вот… я так понял, что ещё будучи замдиректора, Кумото-сан собирал вокруг себя тех офицеров и охранников, чей индекс был выше среднего. После его назначения директором тестирование прошли все сотрудники, работавшие с узниками, даже сам Фуджисаки-сан. Тогда же, помнится, среди тюремщиков прокатилась волна увольнений, потому что вскрылось множество злоупотреблений с их стороны. А четверо самых преданных новому директору офицеров стали Старшими надзирателями. Сейчас их уже пять, кстати. — Вон как. Знаешь, ко мне в первый день тут прицепился какой-то Сумитомо… — Ага, знаю его. Мерзкий скользкий тип. Мне повезло, что меня учил сам Хошино-сан, потому что в тот момент у него почти не было подмастерьев нужного уровня. Бедолага, он просто горел на работе, — Ясухиро даже сел, разволновавшись от воспоминаний. — Ну, так что с Сумитомо? Судя по тому, что твоя спина и рёбра в порядке, тебя успели спасти? — Именно так. Хошино-сан мне потом сказал, что они с Имаи-саном нарочно оставили этого надзирателя одного после обеда, чтобы он привязался ко мне, — Иноуэ невольно передёрнулся. — А сами незаметно наблюдали. И когда он уже собрался меня бить… Имаи-сан вмешался. И забрал у Сумитомо дубинку. — Ух ты! — восхищённо улыбнулся Сугихара. — Значит, его уволили! Отличная новость! Он столько крови попортил мастеру Хошино, только поймать его с поличным не могли. Не переживай, я думаю, таких ублюдков больше не осталось в Фучу. Благодаря тебе Старшие смогли вывести его на чистую воду, это же здорово. — Я-то тут при чём? — изумился Шинобу. — Ты? — рыжий посмотрел на соседа внимательно и печально. — Ты — идеальная жертва, Ино-кун. Ты слишком добрый, покладистый и доверчивый… а в нашем жестоком мире нельзя быть таким и не вляпаться при этом в неприятности. Прости, что вынужден сказать тебе это, но, видимо, тюрьма — это единственное место, где ты в безопасности. Потому что здесь действуют простые и строгие правила: послушание и работа дают гарантию от неприятностей. И если раньше таких вот сумитомо было много, и они всё портили своим пристрастием к неоправданной жестокости, то сейчас вступили в действие новые законы, по которым надзиратели могут применять оружие лишь в случаях открытого неповиновения. Например, на «мусоре» постоянно пускают в ход дубинки, потому что там работают самые агрессивные и опасные кадры. И часто пытаются отлынивать. Я пробыл там недолго, потому что сильно выделялся примерным поведением — за это там не бьют, наоборот, по возможности переводят на более лёгкие работы. Но этот подонок Сумитомо сразу же «клюнул» на тебя, как на приманку, хотя ты ничего не нарушил. В камере повисла тишина, Ино уткнулся лицом в колени и затих, переживая — никто раньше не говорил ему ничего подобного, и знать о своей уязвимости было очень горько и обидно. Он даже не заметил, как обеспокоенный его поведением Ясу подсел поближе. Крепкие жилистые руки обняли младшего за плечи, рыжий не мог допустить, чтобы его сосед снова наглухо закрылся и закопался в своих переживаниях, поэтому пошёл на крайние меры. — Ино-кун… я хочу, чтобы ты знал: если я выйду на свободу раньше тебя… а так, скорее всего, и случится… я все силы и средства потрачу на то, чтобы найти этого Рё и вынудить его признаться в совершённом против тебя преступлении. Потому что в жизни не встречал более чистой и светлой души, чем у тебя, Ино-кун. Чем больше я общаюсь с тобой, работаю с тобой, просто сижу в одной камере… тем яснее понимаю, что Шин-кун прав насчёт бодхисатвы. — Ну, что ты такое говоришь, Суги-кун, — глухо отозвался Шинобу, которого до краёв затопило смущение, разом вытеснив все прочие негативные ощущения. — Я совершенно обычный человек, не нужно приписывать мне качества, которых у меня нет. — Не спорь со старшими, — ласково улыбнулся Ясухиро и погладил соседа по голове, потом легонько коснулся малинового уха, прежде чем разомкнуть объятия. Достал из пачки влажную салфетку и сунул её прямо в пальцы прячущему лицо Иноуэ. — Вытрись, скоро ужин принесут. Воскресным вечером Старшие, как обычно, занимают весь тренажёрный зал, чтобы в тесном начальственном кругу обсудить свои дела и немного взбодриться перед рабочей неделей. Каждый занимается по своей программе, но в конце тренировки они проводят несколько контактных поединков, применяя основные правила дзюдо и добавляя немного из вольной борьбы. Неделю назад офицеры стали свидетелями того, как Иссэй едва не победил чемпиона Оносэ, нащупав в его обороне лазейку, и теперь трое с тайным любопытством ждут продолжения. Зная господина психолога, они уверены, что он не отступится, а зная Джуна, догадываются, что он не уступит и учтёт свои промахи. Лев-сан всегда брал скоростью броска и весом, а на стороне Казунари — ловкость и быстрота реакции. Тем интереснее будет наблюдать за их поединками. — Неужели, в этом артисте взыграла гордость? — вполголоса делится своими наблюдениями Шинья, сидя рядом с Хисаши, который выполняет статическую растяжку. — Даже я замечал, что раньше Ис-сама малость подыгрывал нашему чемпиону, а тут вдруг — такая явная попытка завладеть титулом. Может, он нарочно усыплял бдительность Джуна? Имай молчит, сберегая дыхание, он напряжён, как струна, ему не до разговоров. Но потом, закончив упражнение, он поднимается на ноги и с высоты своего опыта делает вывод: — Всё дело в мотивации. Ямада с уважением смотрит на сэмпая, который умеет вот так, в двух словах выразить очень сложные вещи. В самом деле, видимо, Иссэю пообещали особенный приз, помимо переходящего титула чемпиона, а зная о бесплодных попытках «Вынимателя душ» соблазнить «Царя зверей», можно предположить множество различных пикантных вариантов. — Говорят, ты куда-то ездил сегодня, Джун-кун? — после разминки на беговой дорожке, Фуджисаки подсаживается к тягающему верхний блок коллеге. Сегодня в его бархатном голосе нет даже намёка на заигрывания, поэтому младший на выдохе коротко отвечает: — Хай. — Я могу узнать, куда и зачем? — дождавшись окончания подхода, он сменяет Оносэ на тренажёре и, сбавив веса, сам начинает равномерно сгибать руки. — Это не секретная информация, — хмыкает Джун. — Можешь прочесть мою служебную записку. Но если тебе некогда читать, я отвечу сейчас. По просьбе моего подопечного я ездил в район Мидори, чтобы оповестить братьев Иноуэ о том, какая судьба постигла их старшего брата. — Как интересно, — Казунари вдруг ощущает прилив эмоций, слишком похожих на необоснованную ревность, но старается не выдать себя голосом. — А что, менее энергозатратных способов сделать это у тебя не было? — Может, и были, но мне захотелось погулять. А тут — такой повод, — Лев-сан не очень убедительно делает невинное лицо, потом снова садится за тренажёр и, прибавив веса, продолжает свою тренировку. Иссэю приходится ждать следующей паузы, чтобы не заставлять коллегу отвечать во время нагрузки. — Всё же, мне кажется, что твоему Иноуэ удалось пробиться сквозь твою броню эмоциональной защиты, и теперь он может манипулировать тобой, — с притворным сожалением вздыхает сэмпай. — Нет в мире совершенства. Джун спокойно завершает подход и, отпустив рукоять, поворачивается всем корпусом к Фуджисаки. — Неужели, ты считаешь, что он в чём-то сильнее тебя… и ему удалось то, что до сих пор не удавалось тебе, Ис-сама? В самом деле? Вспыхнувшая было ревность старшего разбивается о ледяной панцирь спокойствия, окружающего Оносэ. После встречи с близнецами Коджи и Кенджи тот полностью уверовал в невиновность своего подопечного, и все нападки в его сторону начал воспринимать как пустое сотрясание воздуха. Казунари понимает, что ничего не добьётся сейчас, но делает попытку выйти из словесного поединка с минимальными потерями для гордости. — Я никогда не использовал в общении с тобой ничего серьёзнее флирта, поэтому мне трудно оценить уровень твоей внушаемости. Я предупреждаю тебя ещё раз, Джун: будь осторожен. Этот Иноуэ не так прост, как кажется. — Я очень надеюсь, что ты и впредь не станешь использовать свой арсенал против меня, — спокойно парирует младший коллега. — И мне хотелось бы думать, что моей интуиции хватит, чтобы распознать манипуляции… если таковые будут. С этими словами он встаёт и отходит к другому тренажёру, оставив господина консультанта тягать железо в одиночестве. Иссэй и сам уже не рад, что обратил внимание на этого арестанта, но всё ещё уверен в своих силах и в том, что Джун никуда от него не денется. — Не тяжёл ли тебе белый дзюдоги, Джун-кун? — первым бросает ритуальную фразу Ямада в конце тренировки. Он всё ещё не теряет надежды вернуть себе условный титул — хотя бы на неделю. Впрочем, сам процесс учебного боя с более сильным противником нравится ему не меньше. — Пока ещё не устал таскать его, Шин-кун, — кривозубо ухмыляется Оносэ, накидывая на плечи белую куртку из костюма, переходящего от побеждённого к победителю, но в течение последних месяцев не менявшего хозяина. Натянув штаны и завязав пояс, Лев-сан занимает позицию на широком татами. Шинья тоже наряжается — но в синий дзюдоги. Партнёры кланяются друг другу с привычной фразой: «Я доверяю тебе», — после чего по команде судьи начинается бой. Двое коллег держатся чуть поодаль, чтобы не мешать поединщикам, а самый старший, выполняющий роль судьи, внимательно следит за соблюдением правил. — Соро-мадэ! — командует Фуджисаки. — Победа Оносэ-куна по сумме двух бросков. Двое кланяются друг другу снова, и Ямада отходит в сторону, а его место занимает самурай Сато. — Хадзимэ! — подаёт сигнал сэмпай. Джун спокойно обороняется, а потом очень удачно проводит болевой приём, и Таданобу вынужден дважды хлопнуть свободной рукой по настилу, показывая, что сдаётся. — Иппон Оносэ-куну. — Спасибо за поединок, Сато-кун, — улыбается старший коллега. — Мне кажется, я недолго ещё буду носить белый дзюдоги. С вёртким Хисаши приходится повозиться, Джуну не сразу удаётся ухватить его так, чтобы удержать хотя бы 15 секунд, но в итоге кохай полновесно швыряет коллегу на спину, зарабатывая тем самым очередной иппон. Потом следует короткий отдых между схватками, покуда Иссэй переодевается. Место судьи занимает Шинья, догадываясь о том, какие мысли бродят сейчас в голове господина психолога. Если он надеется на то, что Лев-сан подустал, то напрасно — тот даже не вспотел и дышит ровно, тогда как сам Казунари заметно волнуется. Вон, как теребит воротник синей куртки. Впрочем, на площадку он вступает твёрдой походкой, с уважением кланяется более сильному сопернику. — Хадзимэ! — даёт отмашку Ямада. Бой получается слишком коротким: молниеносный прыжок хищника, захват — и босые пятки сэмпая чертят в воздухе идеальный полукруг, прежде чем тот с громким выдохом падает спиной на татами. В глазах у него темнеет, но это оттого, что лицо Джуна оказывается вдруг очень близко, и тихий шёпот достигает уха Фуджисаки: «Не сегодня». — Иппон Оносэ-куну, — резюмирует Шинья. — Чемпион этой недели — наш дорогой Лев-сан! Ну что, коллеги, кто поборется со мной? Лицо у господина консультанта бледное, он кланяется противнику, как положено, но в душе ужасно расстроен. А этот канагавский нахал ещё и издевается, подначивая. Впрочем, вся злость куда-то мигом испаряется, когда старший слышит мягкий голос Джуна рядом с собой. — Ис-сама, надеюсь, я ничего тебе не повредил? Ты какой-то бледный… — Всё в норме, я умею падать, — ровным тоном произносит Казунари, но потом вдруг тяжело вздыхает. — Наверное, мне стоит признать, что я не смогу победить тебя в честном бою… и не смогу получить обещанный приз. Моё время уходит, я почти не выигрываю поединков. — Брось, Ис-сама, — усмехается младший коллега. — Какие твои годы! В прошлый раз ты почти «додушил» меня. Не отчаивайся, пробуй ещё. Мне нравится, когда ты дерёшься в полную силу. — Я допустил ошибку, — задумчиво роняет сэмпай. — Ты сейчас не о поединке говоришь, нэ? — проницательно щурится Джун, а потом по-дружески приобнимает хмурого Фуджисаки за плечи, удерживая несколько секунд. — Поверь, если бы ты попросил меня о помощи, я точно также потратил бы своё свободное время ради тебя. Не ищи в моих действиях тайного умысла. Я взялся помогать Иноуэ-сану, потому что он мой ровесник и земляк. Я подумал, что это будет несложно… и для первого раза сойдёт. — Ну и как? Справляешься? — «Выниматель душ» делает вид, что смотрит на поединщиков на татами, а сам пытается просчитать варианты дальнейших действий. Он чувствует, что сейчас подходящая ситуация, но боится наломать дров и испортить отношения с этим вспыльчивым, но прекрасно владеющим собой мужчиной. — Пока — да. Кстати, а почему бы тебе тоже не выбрать кого-нибудь себе в подопечные, Ис-сама? — вопрос застаёт Казунари врасплох, как тот бросок, опрокинувший его на настил четверть часа назад. Оносэ смотрит внимательно, явно подмечая реакцию психолога-консультанта, и тот понимает, что лицемерить нельзя. — Потому что я знаю об эффекте зависимости подопечного от наставника, и мне это не подходит. Я предпочитаю отношения среди равных. — Ис-сама, ну ты загнул, — криво усмехается канагавец. — Кто ж говорит об отношениях? Это просто возможность помочь попавшему в беду человеку. А насчёт зависимости — ты ведь достаточно искушён, чтобы не поддаваться этому эффекту. Разве не так? Красивые глаза на мужественном лице Джуна чересчур серьёзны, он не шутит, поставив под сомнение выдержку и самоконтроль старшего коллеги. Мол,сам-то ты просто боишься взяться за такое дело, чтобы не замарать репутацию беспристрастного психоаналитика. — Да, я вовсе не бессердечный, и сердце у меня не каменное. Это ты верно подметил, — соглашается Иссэй, отводя взгляд. — Наверное, мне просто не хочется распылять свои силы на что-то ещё, кроме попыток растопить твоё ледяное сердце. Лев-сан хмыкает снова и решает закончить этот диалог. — Советую потренироваться сперва на Самурае Сато, у него техника обороны схожа с моей. А сердце вовсе не такое ледяное. Пожав плечами, Фуджисаки делает два шага в сторону огороженного настила… и лишь на третьем шаге соображает, что эта фраза вовсе не так однозначна, как ему показалось.* * *
Ацуши, отбросив привычную настороженность, легко вливается в маленький коллектив «невинных душ», поскольку обладает таким же мягким характером и практически не агрессивен. Его история кажется ещё более неправдоподобной, чем у Шинобу, но сокамерники верят новенькому, чувствуют, что он не врёт. — Это было очень страшно, — глядя куда-то перед собой, вспоминает Сакурай. — Я до сих пор не понимаю, кому я помешал, за что меня так подставили. Хозяин мастерской велел мне проверить тормоза у тачки его хорошего друга, который, вроде бы, опасался преследования со стороны наших местных якудза. Тормоза в самом деле были поизношены, о чём я сказал клиенту, потом заменил тросы, всё работало, как часы. Помню, как провожал глазами этот ничем не примечательный Субару, выезжавший со двора… и вдруг — взрыв! Машина аж подлетела на два метра вверх, меня отшвырнуло назад… Очухался уже в больнице: на окнах — решётки, у дверей — полицейский. Пришёл следователь, сказал, что за моим шкафчиком в мастерской нашли упаковку от взрывчатки… с моими отпечатками пальцев. И что лучше бы мне сразу признаться в связях с мафией, потому что хозяин мастерской, оказывается, подозревал меня… и после взрыва тут же подал обвинение в полицию. Кстати, он был очень недоволен тем, что я выжил, тогда как его друга разорвало на ошмётки… говорят, хотел проникнуть в мою палату, чтоб добить. Поэтому и полицейского ко мне приставили. Заключённые поддакивают сочувственно, не мешают новому соседу выговариваться. — Недели две я провёл в больнице, потом ещё две — парился в предвариловке, думал, что лучше бы меня хозяин прикончил. — Спать не давали? — участливо уточняет Иноуэ. — Да. Это был кошмар наяву. Адвокат, вроде бы, пытался что-то выяснить, но… мне кажется, его припугнули, чтоб не копал, а то и его потом нашли бы где-нибудь в канаве на рисовом поле… если б нашли. В общем, обвинение размазало мою защиту, как асфальтовым катком, но судья попался не очень злой. Он учёл всё же, что я тоже пострадал, что никаких связей с якудза у меня не нашлось, что отпечатки на обёртке могли сфабриковать, пока я в отключке лежал. Полицию ведь вызвали не сразу, а где-то через полчаса. В общем, дали четверть века всего. — Да… дела, — со вздохом произносит Кавамура и отворачивается. — Попробуй угадать, Ацу-кун, у кого из нас троих пожизненный срок, — хмыкает Сугихара. — У него? — безошибочно оборачивается к Рюичи старший. Тот вздыхает ещё горше и кивает. — Не завидуй, Рю-кун, пожалуйста, — мягко просит его Сакурай. — В отличие от меня, твоё будущее предопределено и стабильно до самой смерти. А вот что буду делать я, когда выйду отсюда, и мне будет шестьдесят — вопрос. С такой статьёй в резюме я даже дворником не смогу устроиться. Все внезапно замолкают, ощущая странную правоту в словах сэмпая… но в эту минуту Ино подаёт условный сигнал: — Дверь! Мужчины проворно рассредоточиваются по углам, зная уже, что сейчас в камеру заглянут или войдут — чутьё самого младшего обитателя 73ей ещё ни разу не подводило. Но никто не вошёл, просто дежурный разносчик отпер продольную щель люка и, называя фамилии узников, начал подавать через эту дырку подносы с едой. Полчаса спустя тот же разносчик забрал порожнюю посуду, и сокамерники продолжили общаться, знакомясь ближе. — У тебя раньше были длинные волосы, Ацу-кун? — спрашивает бывший курьер после обеденного перерыва в разговоре и получает в ответ удивлённый взгляд. — Вообще-то, нет, я всегда стригся коротко… только зимой не ходил к цирюльнику, чтоб лишний раз из дому не выходить. А весной обычно состригал всё, что наросло… только в этот год так вышло, что было много работы, и я всё откладывал и откладывал… а потом случилось всё это. И обкорнали меня только тут, в Фучу. Что, так заметно было? — Да, они топорщились забавно поначалу, — мягко улыбается младший, чтобы сэмпай не обиделся. — А ещё ты часто подносил руки к голове, будто бы хотел поправить падающие на лицо волосы… и из-за этого так сильно пачкался в глине. — Надо же, я и не замечал, — чуть смущённо отвечает на улыбку Ацуши. После него Сугихара рассказывает свою историю, почти ничего не утаивая, потом наступает очередь Шинобу. Тот очень коротко описывает свою ситуацию с двойником и в итоге резюмирует: — В отличие от вас, я даже точно знаю, кто меня подставил… но легче мне от этого не становится. Одна лишь надежда на то, что когда-нибудь этого тэнгу-оборотня поймают с поличным… поднимут моё дело и оправдают меня. Но… я стараюсь не думать об этом, чтобы не было так тяжело жить тут. На самом деле, нам всем очень повезло, что старшие надзиратели оказались такими… понимающими. — Ещё скажи «добрыми», — не может удержаться от комментария Ясухиро. Он-то видел, как они работают дубинками, дежуря на «мусоре», но не собирается очернять их в глазах соседей. — Кстати, Ацу-кун, а тебе назначили наставника? — спрашивает вдруг Рюичи, снова подсаживаясь поближе к Иноуэ, к которому он очень привязался за эти две недели. — Да, назначили. Так удивительно, что он мой земляк, тоже родился в Фудзиоке, но его родители давно переехали жить в Токио. Я вспомнил эту фамилию — Имай. Про них наша соседка рассказывала, что они раньше торговали табаком возле станции. А семья Хошино жила на соседней от нас улице, я сто раз гулял мимо его дома… и не думал даже, что вот так доведётся познакомиться вдруг. — Жизнь гораздо сложнее тюремного распорядка, — задумчиво цитирует подопечный Оносэ-сана. Все смотрят на него, но он больше ничего не хочет добавить. Взгляд Сакураи возвращается к Кавамуре. — А ты мне расскажешь о себе, Рю-кун? — Ано? Да… я расскажу. У меня вообще простая история. Я нарушил правило невмешательства в чужую жизнь… и тут же поплатился за это. Я возвращался с работы поздно ночью, — начинает он свой рассказ, но сам себя перебивает, чтобы пояснить для нового соседа: — Я с детства очень любил петь и небрежно относился к учёбе, поэтому ничему путному не выучился. И понемногу привык подрабатывать сингером в разных кафе для иностранцев — пел всякую попсу, создавая живой музыкальный фон. Деньги плёвые, но я мог выступать в разных заведениях хоть каждый день… и часто ехал домой уже за полночь. У меня тихий район, но в тот раз совсем рядом от меня раздался крик о помощи и звуки ударов. Да, я прекрасно знал, что это не моё дело, но вмешался, потому что иначе извёлся бы потом, сам себя замучил бы тем, что не помог человеку… Кавамура молчит, снова переживая ту ситуацию, потом договаривает. — Если бы я мог в самом деле спасти того человека! Да, когда я оказался рядом, он ещё шевелился, но потом я догадался, что это были конвульсии. Он умер, когда я пытался помочь ему встать, чтобы отвести к стоянке такси. Мне ещё казалось, что он просто в обмороке, но потом я понял, что опоздал — удар был очень сильный, нападавший был профи, свалил бедолагу в нокаут за пять секунд. Без шансов. — Ты учился боксу? — спрашивает Ацуши, глядя на то, как сжимаются кулаки младшего. — Да, ещё в школе ходил в секцию. Дрался до кровавых соплей, чтобы не дразнили калавинкой, — криво усмехается Рюичи. — Это обстоятельство добавило аргументов против меня. А неподалёку был какой-то пост охраны, и тамошний дежурный позвонил в полицию. Те приехали так быстро, что я не успел удрать. Со страху побежал, когда услышал сирену, и сделал ещё хуже, попался, как дурак. Все мои попытки что-то объяснить воспринимались как нелепые отмазки, ничего не помогло. Даже то, что я не был знаком с этим человеком, что у меня не было никакого мотива его убивать. Потому что в крови у меня сперва обнаружили алкоголь. Да, я хорошо выпил в тот вечер, потому что у меня был день рождения… Наверное, если бы я не был под хмельком, я бы иначе отреагировал на происходящее. Может быть, выбрал бы другую дорогу к дому. И ещё препарат от боли в горле, который я принимал несколько дней подряд, оказался не самым удачным, поскольку содержал какое-то наркотическое вещество. И всё. Меня посчитали агрессивным алкашом, который за просто так может убить случайного прохожего… а уж тот наркотик оставил меня без шансов на смягчение приговора. Даже странно, что не отправили на электрический стул. Две недели назад, попав в камеру Восток-73-2, он уже рассказывал свою историю, но тогда это было более эмоционально. Сейчас Кавамура поостыл немного, ещё не смирился со своей участью, продолжал цепляться за «если бы я…», но хотя бы свыкнулся с мыслью о том, что всё уже произошло, и обратной дороги нет. — Я уверен, что мне ещё повезло, — снова нарушает тишину Рюичи. — Потому что я оказался вместе с вами здесь. Конечно, я предпочёл бы познакомиться с вами при менее драматичных обстоятельствах… но что поделать. Пусть так. Мне хочется верить, что вам моё общество будет также приятно, как ваше мне. — Рю-тян, — Ино не хочет больше держаться в рамках приличий, особенно после таких эмоциональных разговоров. Он притягивает бывшего сингера к себе за плечи, гладит его по голове, и тот не сопротивляется, не отталкивает ласковые руки. Они оба знают, что соседи не осудят их. — Я согласен, — невольно проникнувшись этим настроем, кивает рыжий. — Я тоже чувствую, что мы очень быстро станем друг для друга почти семьёй. И все двадцать лет я проведу в компании достойных людей. А если буду плохо себя вести — то и больше. Сокамерники невольно смеются, и Ацуши позволяет Ясухиро по-дружески приобнять себя за плечи.