Зима тревоги нашей

На мутной картинке застыли три фигуры. Вдруг одну из них будто бросает на ограждение. Она переваливается спиной через перила крыши. Взмахивает руками в попытке ухватиться за белье. Человек и тряпки, спутавшись в один кокон, падают вниз, повисают между этажами. Двое оставшихся на крыше смотрят, как рыбой на леске дергается тело. Потом, очнувшись, убегают. Ни у кого из трех человек в кадре нет в руках оружия. Они никак не касаются друг друга. Момент падения попал в поле зрения камеры с одного из складов. Мельком, на периферии. Увеличенный фрагмент был откровенно поганого качества и резкости, несмотря на все усилия технического отдела. – Пусти меня… – не отрывая взгляда от монитора, Цзинъянь толкнул в плечо Юйцзиня. Тот фыркнул, но безропотно уступил свое кресло. Цзинъянь уже третий раз покадрово прогонял момент падения, но видел все то же самое, что и первые два. Упал сам. Определяемого внешнего воздействия нет. Запись нашел Макака. Цзинъянь никак не мог решить, то ли радоваться, что есть картина происшедшего и точное время смерти, то ли жалеть, что не придушил слишком инициативное дарование еще днем, по пути на крышу. Теперь, на основании записи происшествия, он не имел права делать вскрытие – за отсутствием состава преступления. – Ну, что скажешь? – неупокоенным духом вздохнул над плечом Юйцзинь. – Ты идешь искать этих двоих и трясешь их, что это за свидание на крыше. Я иду искать скрытые травмы и осматривать тело, – не скрывая скепсиса, честно ответил Цзинъянь. – Вскрытие ты не делал, так? – в голосе Юйцзиня была вся скорбь мира. Цзинъянь устало откинулся на спинку кресла, чтобы видеть лицо приятеля. – Когда? У меня была комиссия по врачебной этике, даже к себе еще не заходил. Я ж не просто так днем просил у тебя времени до утра. А теперь все. Уже не могу, – он указал карандашом в застывшие фигуры на мониторе. Впрочем, Юйцзинь прекрасно это понимал и без него. – Тебя таскали? – Нет. Я один из членов. – А... Это в больничке, – со слабым любопытством Юйцзинь мазнул взглядом по его форме. – То-то, смотрю, переоделся. Это же там ты кому-то нервы мотаешь? Сумрачным взором и погонами. «Всевидящее око правосудия», «Большой брат следит за тобой» и все такое. – Да. Юйцзинь, чтобы не стоять столбом, пристроился на углу собственного стола. Для второго стула в его кабинете места не было. Все свободное от служебных документов пространство было забито вещами с мест преступлений. Или не принятых в качестве вещественных доказательств, или же подлежащих уничтожению за сроком давности. Антисанитарный хлам с помойки, ругался Цзинъянь. Раритетные вещдоки, парировал Юйцзинь. И с маниакальностью клептомана, как енот в гнездо, притаскивал очередную добычу. То бронзовую статуэтку цилиня с помятым хвостом, которой студент проломил череп преподавателю местного университета лет сто назад. То ветхие окровавленные остатки ципао времен войны со следами пулевых ранений – пакет с ними периодически планировал Цзинъяню на голову с верхней полки стеллажа. – А может, раз ты был так занят нанесением пользы обществу и профессии, то… Цзинъянь вопросительно вскинул брови. Юйцзинь забрал у него карандаш, ткнул в картинку на мониторе, где так и застыло на паузе изогнувшееся тело, и выжидающе уставился на него. «Ты запись не видел, я тебе ничего не сказал… И ко мне ты не заходил…» – Личность установили? Что с родственниками? – сухо поинтересовался Цзинъянь. Если есть родственники, с ними можно пообщаться и получить разрешение на вскрытие. По сравнению с Европой, взлелеянное веками трепетное отношение соотечественников к целостности тела изрядно раздражало. Но хоть у него и так уже репутация врача, которому плевать на это правило, совсем ее рушить тоже не стоит. – Установили. Нет там родственников, – взгляд Юйцзиня плавно сменился с вопросительного на тоскующий. – Нет. У Юйцзиня явно крутилось на языке что-то насчет комиссии по врачебной этике и прочих сложных штуках карьерно-социального взаимодействия. – Ты меня подставишь, – не дожидаясь, пока он все это услышит, постарался смягчить свои слова Цзинъянь. – Про эту запись уже даже голуби перед управлением воркуют. – Ладно, что с кровью? – не стал спорить с ним Юйцзинь. – Из обычного набора наркотиков ничего нет. Юйцзинь молча кивнул, принимая к сведению. Не выдержав, Цзинъянь снова погнал запись с начала. В четвертый раз. На внезапном рывке пока еще не трупа он остановил видео. – Вот что это такое?! – Дефект записи? Сам видишь, какая, – пожал плечами Юйцзинь. – Этот «дефект» как раз и дает те повреждения, что я видел на теле, – с раздражением пробормотал Цзинъянь, вновь откидываясь на спинку кресла. Он с рассвета был на ногах: сначала его до изнеможения гоняли с мечом, потом этот труп, потом комиссия, сейчас снова работа, и до кровати он дойдет еще очень нескоро. – Ну, значит, дух любимой бабушки приложил карающей дланью. Прямо с небес, – с сарказмом предложил Юйцзинь. – Офицер Янь, вы так много знаете о духах? – предупредительно осведомился Цзинъянь, из-под полуопущенных век разглядывая рисунок на очередной толстовке Юйцзиня. Сегодня это были Бивис и Баттхед на баклажанном фоне в розовых ханьфу. Духоподъемная картина, осталось только определить, кого назначить Бивисом, а кого Баттхедом. Время и место для введения в тонкости культа предков однозначно неподходящее. Хотя… почему неподходящее? Прекрасное время. Замечательное. Предки, духи, ритуалы. Духовный опыт и путь самосовершенствования, чтоб вам всем на нем не спотыкаться… Слушая гудки в телефоне, Цзинъянь мысленно погладил себя по голове то ли за паранойю, то ли за предусмотрительность. Когда тесты не показали никаких наркотиков, он захватил с собой один образец крови в больницу. В некоторых аспектах лаборатория там была не чета полицейской. Главное, чтобы еще домой не ушли. Восьмой час все же. Не ушли. Осталось уговорить их ради его прекрасных глаз и анализа крови остаться на работе еще часа на три. Юйцзинь не вмешивался, лишь на фразе «милая, пожалуйста, ты же знаешь, как я могу быть благодарным» беззвучно заржал и одними губами попросил: «Познакомь». Цзинъянь отмахнулся и, прикрыв микрофон, так же проартикулировал: «Да тебя сожрут с потрохами». – И что такое природные триптамины? – поинтересовался Юйцзинь, стоило закончить разговор – Триптамин — моноаминный алкалоид, – абсолютно честно ответил Цзинъянь. И с чувством выполненного долга обмяк в кресле, прикрыв глаза. – Я сейчас выгоню некоторых умников из своего кресла, – пригрозил Юйцзинь и мстительно кольнул его в плечо карандашом. – Которые не хотят говорить по-человечески, – еще укол. Третьего Цзинъянь ждать не стал и, подгадав момент, выдернул карандаш из пальцев. – Ты сейчас тут спать устроишься! – возмутился Юйцзинь. – А можно? Тогда объясню. Полчаса, и пойду к себе, – Цзинъянь аккуратно потянулся, стараясь ничего не задеть руками, ногами и не сшибить на голову. – Ты же у меня спишь. – Нельзя! Я не поддаюсь на шантаж! – с деланной суровостью напыжился Юйцзинь. – У меня тут тесно и люди кругом. Живые. А у тебя неживые и просторы, где эхо бродит. Давай-давай, вставай и двигай. К родным покойникам и моему трупу. На прощанье Цзинъянь, кроме документов по личности погибшего, прихватил еще и пару мандаринов и бананов «во имя общества и правопорядка». В кабинете у Юйцзиня, кроме хлама, всегда можно было найти какую-то еду. Стоило ему выбраться из отгороженного начальственного угла в вечный шум общего кабинета отдела, как на глаза попался Макака. Увидев, что его заметили, сержант стремительно нырнул за монитор и кучу наваленных папок. Цзинъянь прошел прямо к его столу. Окружающие притихли. – Премия. Вместо почетной грамоты, – он положил один из бананов на стол перед Макакой. *** «Родные покойники» встретили ярким светом, прохладой, тихим гулом кондиционеров и Люй Цзи, что ворочался в раздевалке с неторопливостью и обстоятельностью панды в бамбуке. Иногда Цзинъянь гадал, почему Юйцзиню в наследство от предшественника достался Гао Чжань, с мозгами и методичностью компьютера, а ему – Люй Цзи. Видимо, за все грехи прошлых жизней. – Я не стал начинать без тебя. Всё равно придешь, нафыркаешь тут на всех. Всё не то, всё не так… а старик Люй опять виноват будет. Так что вон, ждут. Юны, свежи и прекрасны, как невесты… – Люй Цзи махнул пухлой рукой в сторону секционной и одышливо засмеялся собственной шутке. За стеклом, у стола с телом, нетерпеливо переминался интерн Синь Лу. Всем видом намекал, что рабочий день уже закончился и все, кроме него, ушли домой. А вот ему долг – в лице одного вредного старика и одного начальника, который приперся на работу в свой выходной, – не дал уйти. Хотя Синь Лу и вправду был созданием юным, свежим и местами даже прекрасным (по мнению женской аудитории в диапазоне от шести до шестидесяти лет), поэтому пока больше увлеченным личной жизнью, чем работой. Цзинъянь в который раз пожалел о тех благословенных временах, когда проблема кадров решалась просто и эффективно – ударом меча. Но по дороге он успел съесть реквизированные мандарины и оставшийся банан, так что в нем проснулось даже некоторое человеколюбие. – На пенсию выгоню, – всего лишь пообещал он, не повышая голоса. Несмотря ни на что, Люй Цзи был неплохим экспертом, даже отличным – когда его пинали в ленивую задницу и заставляли работать. И когда он переставал нарезать круги вокруг Цзинъяня с видом дядюшки, хлопочущего при виде внезапно обретенного, но слишком уж активного племянника. – Я тебе кофе сварил, выпьешь, пока переодеваться будешь. Ведь опять до ночи здесь проторчишь, – Люй Цзи бестрепетно пропустил мимо ушей традиционное обещание уже заждавшейся его пенсии. Теперь Цзинъянь с ностальгией вспомнил еще и о дусте и дихлофосе, веществах старых, но проверенных в плане сокращения численности. Численности всего. Так как в бою – пестициды последних поколений против Люй Цзи – победа однозначно осталась бы за стариной Люй. Документы, что он забрал у Юйцзиня, утверждали: двадцать два года, студент, родственников нет, приехал из деревни. Тело, что лежало перед ним, вполне соответствовало бумагам. Вело довольно здоровый образ жизни, нормально питалось и выглядело на свои двадцать два. Он бы даже сказал, что слишком хорошо питалось для студента из глухой провинции без родственников. Еще и делало маникюр. – Откуда он? – поинтересовался Синь Лу, не отрываясь от фотоаппарата. Пока Цзинъянь осматривал голову и шею, он старательно снимал тело во всех ракурсах. – Провинция Цинхай, – отозвался Цзинъянь, методично проверяя слизистые. Для такой смерти, можно сказать, норма. – Его отпечатки есть в базе. Проходил по делу о браконьерстве… На лице и в височно-лобной области, как он и предполагал, обнаружились лишь небольшие поверхностные повреждения. – Так что далековато он забрался, чтобы умереть, – закончил Цзинъянь лирическое отступление, одновременно сбривая волосы трупу по бокам черепа. Следы от проволоки уходили к затылку и там соединялись. Не видя места происшествия, можно было бы считать следами повешения. – Фотографируй крупно с обеих сторон, чтобы было видно глубину и особенности краев борозды, – распорядился Цзинъянь. – В описании это все надо указывать. – Справа глубже, чем слева, – заметил Синь Лу. – Что говорит о том, что давление было неравномерным, – объяснил Цзинъянь. – Проволока обмоталась петлей и срезала все мягкие ткани шеи, как кожуру с батата. Но при этом посмотри, как левая ветвь уходит к затылочному бугру и почти симметрично ей – правая. Теперь проследи дальше траекторию левой ветви. Он выпрямился и отошел, уступая место. Пусть парень учится. Открыл фотографии с места происшествия, краем глаза наблюдая за Синь Лу. Старательно насупившись, тот водил пальцем над телом. – Шифу, – позвал его Синь Лу и гордо ткнул в правую руку трупа. – Вот! Это же тоже от неё след? От той, которая на шее. Но тут толстый слой мышц, поэтому разрезало только их. Длинный и глубокий порез начинался на внешней стороне правого плеча, уходил на предплечье и шел до самой кисти. – И он пытался ухватиться за проволоку? Чтобы замедлить падение. Так? – Синь Лу, присев на корточки, чтобы взгляд был на одном уровне с лежащим телом, увлеченно рассматривал искалеченную кисть. На ней не хватало мизинца и безымянного пальца, а средний держался на тонкой полоске кожи. Оба отрезанных пальца лежали рядом. – Но ему это не сильно помогло. – Не сильно, – согласился Цзинъянь, – но нагрузка справа все же была меньше. Следовательно, слева у тебя след менее глубокий, чем справа. Так как левой рукой он ни за что не успел схватиться. С интернами он всегда возился сам. По принципу «лучше я сам вас научу плохому, чем это сделает кто-то другой». Синь Лу истово закивал головой, рискуя расшибить подбородок о край стола, и бросился фотографировать во всех ракурсах кисть и пальцы. Цзинъянь усмехнулся и подавил в себе желание придержать того за короткий хвостик, что задорно торчал сзади, между краем шапочки и завязками маски. – Как аккуратно отрезало, – в голосе Синь Лу звучало искреннее восхищение. – Для травматической ампутации. – Обрати внимание, как вдавлены края кожи по плоскости отделения, – вернул эмоции в практическую плоскость Цзинъянь. – Это специфика подобных повреждений. Завтра будешь сидеть и писать мне описание. – Шифу, а можно я фотографии Цзы Синь покажу? – Синь Лу вскинул на него умоляющий взор и взмахнул пушистыми ресницами. – Ей интересно будет. – Фотографии можно, – снисходительно разрешил Цзинъянь. Уж лучше пусть этот ребенок спрашивает разрешения, чтобы оттащить фото своей девушке-хирургу, чем делает это втихаря. – А писать за тебя описание повреждений – нет. – Вот всегда вы так, шифу, – с деланной тоской вздохнул Синь Лу, понурившись и разве что не уткнувшись лицом в стол. – Не верите вы в людей. Не вступая в дискуссию, Цзинъянь аккуратно, двумя пальцами ухватил страдальца за трогательно подрагивающий хвостик. И потянул вдоль стола на другую сторону. – И применяете грубую физическую силу, – пискнул Синь Лу, тут же воспрянув духом и шустро перебирая ногами. – Ее самую, – не стал отрицать Цзинъянь. Отпустил он интерна только с другой стороны стола с телом. – Бери здесь образцы из-под ногтей. Левая рука твоя. Правую я сам. Цзинъянь помнил, что на месте происшествия вокруг правой руки была обмотана какая-то тряпка. Отрезанные пальцы не пришлось выковыривать из грязных щелей между гнилых досок, как в девяти случаях из десяти. Эти вытащили из простыни или наволочки. Чистыми и аккуратными. Редкий шанс получить образцы, не загрязнённые посторонними включениями. – Левой он явно до стены достал. Зацепил на излете. Тут песок и мох всё забили. Я их там видел на стене, – подал голос притихший было над своей рукой Синь Лу. Встав, он пролистал несколько фото, остановившись на том, где были крупно сняты висящее тело и кусок сырой и замшелой кирпичной стены. – Вот, смотрите. Цзинъянь поднял взгляд на фотографии и кивнул. Он тоже видел мох и мокрый крошащийся кирпич. Поэтому так и надеялся на образцы с другой руки и пальцев. Похоже, правильно надеялся… – А вот это уже интересно, – не скрывая удовлетворения, протянул он, рассмотрев первые два образца. – Лулу, давай ко мне. Синь Лу нервно покосился, рефлекторно дернув рукой в сторону затылка. – Вот видишь, запугал бедного ребенка, он к тебе подходить боится, – без всякого сочувствия в голосе прокомментировал Люй Цзи, который тоже подошел из любопытства. – Мало пугаю, – усмехнулся Цзинъянь. – Если, слыша «ко мне», он еще и думает. А должен уже стоять рядом и заглядывать преданно в глаза. – Уже стою и заглядываю, – буркнул Синь Лу, подойдя и сразу уткнувшись в микроскоп, под которым лежали стекла с образцами. – Вот всё у вас, шифу, должно быть по команде, а ходить надо исключительно строем, как в армии. Последнее он бормотал под нос очень тихо, в сторону, стоя так, чтобы его и Цзинъяня разделял угол стола. На всякий случай. – Очень желательно, – серьезно подтвердил Цзинъянь. – Но я уже перестал надеяться на этот дивный новый мир. Цитологию делать, разумеется, будут уже завтра. Но кожный эпителий и наличие следов крови можно определить сразу. Под ногтями у трупа совершенно точно была кровь. Был эпителий. И еще были образцы ткани. Несколько коротких ниток ярко-розового, почти красного цвета. – С белья? – неуверенно предположил Синь Лу – Не похоже, – мотнул головой Люй Цзи, – в его одежде и белье, что мы оттуда забрали, нет ничего такого цвета. Я же сейчас с ними вожусь. – Фотографии пролистай, – на всякий случай распорядился Цзинъянь. Хотя помнил – ничего подобного он в переулке не видел. – Все равно открыты. – А вот это? – Синь Лу ткнул пальцем в монитор. На экране правое бедро трупа облепили белая мокрая наволочка и розовый подол ночнушки. Рукав ночнушки гордо реял по ветру. – Нет, – Цзинъянь отмел это предположение на корню. – Это синтетика, я от нее отбивался. И оттенок в реале другой. Я ее хорошо запомнил. На два вопросительных взгляда он пояснил. – Она на меня напала и пыталась задушить. – Боги, шифу, как с вами тяжело, – Синь Лу возвел глаза к потолку. – Вы вечно шутите с серьезным лицом. – Я никогда не шучу, – не меняя тона, отозвался Цзинъянь. – А страдания закаляют юный дух. В ответ на него уставились жалобным взором оленёнка, которому по нежному мягкому носу вдруг досталось сухим репьем. «Вот вы опять? Опять, да?» На все взоры разной степени жалости и тоскливости у Цзинъяня давно был иммунитет, но Синь Лу, кажется, искренне считал, что количество рано или поздно перейдет в качество. – Это хлопок. И он его загнал себе под ногти явно до того, как упасть, – подытожил Цзинъянь. – Отлично. Давай, не подведи теперь нас с кровью, парень. Пусть она будет не твоя. – Чуете чужую ДНК, шифу? – Синь Лу оживился и хищно зашевелил пальцами, словно собрался хватать и держать расползающуюся по углам ДНК. – Не подлизывайся. Чую, прячется она где-то тут. Бери стекла и вперед, мазки с члена, может там еще что-то найдем. Пусть он не может делать вскрытие, но с этого трупа вытрясет все, что можно. «Тебе не кажется, что происходит какая-то странная хрень?..» Его сны, этот труп и старые ритуальные тексты, сегодняшнее утро и бой с Чжо Динфэном крутились кусочками разбитой мозаики, царапали друг друга острыми краями, но не складывались в единое целое. Впрочем, а были ли они когда-то этим целым? Или он видит лишь малую часть чего-то? На спине, симметрично по правой и левой лопаточным линиям, можно было разглядеть чуть выступающие области. Плюс несколько порезов от вездесущей проволоки на уровне лопаток. Цзинъянь подумал про себя, а Синь Лу ляпнул вслух: – Это же сколько они ее там накрутили, раз так его изрезало? – Ряда четыре, насколько я помню. Чего добру пропадать. Проволока пружинная, нержавеющая. Наверняка вынесли с какого-то завода. Прочность у малых диаметров больше, чем у больших, поэтому она так хорошо выдержала вес тела и не порвалась. Ее еще иногда используют для удавок. Очень удобная. Несколько раз сталкивался после криминальных разборок, – рассеянно отозвался Цзинъянь, тщательно пальпируя спину вдоль позвоночника. – А бабка на ней белье развешивала. Универсальная вещь! – хихикнул Синь Лу и тут же сунулся было под руку. – Это от удара об стену? Не прекращая своего занятия, Цзинъянь отодвинул его локтем – подожди. – Тут отчетливая костная крепитация. Вероятнее всего, множественный двухсторонний перелом третьей–седьмой пары ребер. А вот от чего такие переломы – другой вопрос. Он махнул рукой Синь Лу – а вот теперь ты. Сам занялся порезами. Средней глубины. На самой лопатке есть следы. Но лишь следы, без заметных повреждений костной ткани. Он методично проверил глубину каждого пореза по всей длине. В местах, где мышцы были рассечены до кости, обнажил часть лопатки, чтобы убедиться наверняка. Давление было достаточным, чтобы рассечь мышцы. Но недостаточным, чтобы повредить кость. Однако при этом есть множественные переломы ребер с обеих сторон. Его «вероятнее всего» было лишь данью протоколу. В интервале нескольких минут до и после смерти. Случись они хоть на полчаса раньше, были бы отчётливые гематомы. А еще он прекрасно помнит, что между телом и стеной было пространство. Он в эту щель, в конце концов, залезал. Видел те проволоки, что оставили порезы на уровне лопаток, – они не висели свободно, а были натянуты. Еще удивился, за что же они там зацепились наверху? Под весом тела должны бы были оборваться. И подумал, что они-то и удержали тело от удара об стену. На рубашке, на светлом голубом шелке, тоже не было налипших частиц мха или кирпича. А по записи не скажешь, был ли удар о стену – слишком плохое качество и не тот угол съемки… Синь Лу вежливо кашлянул, привлекая внимание. Цзинъянь поднял на него взгляд от виднеющейся в разрезе лопатки. – Вон еще, – указал тот ниже, на ягодицы. – Сексуальный контакт около суток назад. Довольно грубый, это да. Бери мазки и содержимое прямой кишки на анализ. А потом делаем рентген грудной клетки, шею и череп. Обычная картина тупой травмы грудной клетки с летальным исходом. И кровь в плевральной полости есть, и желудок там же, и множественные переломы ребер – их клиент собрал весь комплект. Вот только одно, но … Из-за массивного гемоторакса вся средняя часть грудной клетки на снимках смотрелась как практически сплошное белое пятно. Лишь в верхней трети легкие выглядели так, как им положено, и хорошо просматривались травмы верхних ребер. Перелом третьей пары был не полный, а четвертой – полный, но без смещения. Все с четкой линией и зоной перелома и локализируемыми зонами растяжения и сжатия. Что позволяло определить направление и точку приложения силы. Удар, отбросивший тело, все же был. И сейчас он видит следы, которые искал. Вот только видит не снаружи. Удар по ребрам был изнутри. В идеале, конечно, надо обнажать кость и смотреть характер переломов. Но в целом, чтобы сделать вывод, ему достаточно и снимков в разных проекциях. В крайнем случае, завтра еще можно запихнуть тело в томограф. Чтобы дать себе время на раздумье, Цзинъянь начал экзаменовать Синь Лу. Занятие пусть и неблагодарное, но несомненно подходящее под определение «причинение пользы обществу». – Что видишь? – кивнул он на снимки, выведенные на большой монитор. Синь Лу затараторил: – Тупая травма грудной клетки. Двухсторонний перелом сзади третьей-шестой пары ребер. Разрыв диафрагмы. Это же желудок? – Синь Лу указал на серое полукруглое пятно выше диафрагмы – Он самый, – подтвердил Цзинъянь. – Гастроторакс, часть желудка находится в плевральной полости. Травматический двухсторонний гемоторакс. Причина кровотечения, повреждения сосудов легкого отломками пятой-шестой пары ребер. Синь Лу умолк и преданно взирал то ли на него, то ли на часы на стене у него за спиной. – В принципе, пойдет. – Цзинъянь решил особо не придираться к отсутствию подробностей. Хотя детализация современных цифровых технологий – это тебе не аналоговые снимки, описывай – не хочу. Ему было с чем сравнивать. – Только при таких условиях получения травмы как здесь, причина кровотечения другая. Скорее всего, разрывы межреберных артерий. Легкие и сердце остаются почти без повреждений, зато мягкие ткани средостения вдоль грудной аорты, в месте прикрепления к позвоночному столбу, имеют множественные разрывы. Это все? – Ну… Потеребив в раздумье спущенную под подбородок маску, Синь Лу добавил: – Он с размаху ударился о стену. Повреждения соответствуют. Склонив голову к плечу, Цзинъянь перевел взгляд с интерна на снимки и обратно. – Я что-то не так сказал? – занервничал Синь Лу и встревоженно уставился ему в лицо. – Все так. По тону Синь Лу чувствовал, что не «все так», а как раз «все не так», но где ошибка – не понимал. – Затылок не забудь осмотреть, – не стал дальше мучить ученика Цзинъянь. Просияв, тот подскочил к трупу, чуть не врезавшись в передвижной рентген-аппарат. Цзинъянь стоически наблюдал. Он переживал за дорогущее оборудование. – Открытая непроникающая черепно-мозговая травма с размозжением ткани, – радостно продекламировал Синь Лу. Короче, мелочь, кожа размозжена, – прокомментировал Цзинъянь про себя. Всё равно перед глазами был и снимок черепа, где он видел то же самое. Все кости целы. Сейчас для анализа есть три вида повреждений, нанесенных одним и тем же предметом, но с разной силой. Голени, где нагрузка была максимальна, практически весь вес тела, – здесь в наличии полное рассечение мягких тканей и очень серьезные повреждения компактного вещества кости. Шея – рассечены все хрящевые и мягкие ткани, на теле позвонков есть отчетливые следы, также травмы правой руки с травматической ампутацией пальцев. И есть спина, где фактически лишь глубокие порезы. Можно предположить, что на месте происшествия он ошибся, и тело все же ударилось о стену. А проволока хоть и была натянута, но держалась наверху, запутавшись в чем-то еще, и у нее был запас хода. Чтобы тело ударилось настолько сильно, чтобы получить летальные травмы грудной клетки и всего лишь поверхностные порезы на спине. Однако при множественных переломах ребер умудриться не получить никаких повреждений позвоночника… Остистые отростки целые всюду – что в шейном, что в грудном отделе. И никаких серьезных повреждений черепа – а должны быть обязательно, если предположить удар о поверхность. Стена на то и стена, что плоскость. Она не возникает напротив спины и не растворяется волшебным образом напротив черепа. Ну скажите, что я молодец и наконец отпустите домой, Синь Лу разве что на месте не подпрыгивал от нетерпения. Ладно, не видит нетерпеливый ребенок общей картины, пусть. Может, и к лучшему. Посвящать кого-то в большую часть своих выводов Цзинъянь не хотел. Особенно если подтвердится предположение по наркотикам. Лучше бы, чтобы не подтвердилось. Просто он все слишком усложняет. Алтарь, тексты и колокольчик, значит, зрительная галлюцинация, возразил сам себе Цзинъянь. Галлюцинация увесисто проездила с ним в кармане куртки полдня и никуда пока не спешила исчезать. – Меня Цзы Синь уже на улице ждет, – не выдержал его молчания Синь Лу. – Похвально, что она ждет тебя там, а не здесь. Синь Лу вздохнул и потупился. История «Синь Лу – жертва любви» широко прогремела в их узких кругах. Девушка – будущий хирург – попросила показать криминальный труп, юный падаван потащил показывать. И наткнулся на Цзинъяня, который в два часа ночи любовные порывы понимал плохо. А замечания в духе «мы не знали, что здесь уже занято», когда на шум вылез взъерошенный Юйцзинь, который дрых у него в кабинете, – еще хуже. Разъяренный Цзинъянь взял у юной парочки анализы на алкоголь и наркотики, пообещав: «Найду – выгоню нахрен». Одного с работы, вторую из университета. Алкоголя и наркотиков он не нашел. Так что Синь Лу всего лишь лишился премии на полгода. Цзинъяня потом через час выдернули в порт, где случилась перестрелка, откуда он вернулся только под утро. Поэтому молодое поколение сидело и ждало утра, запертое по разным углам. Синь Лу – за переписыванием классического труда Сун Цы «Собрание отчетов о снятии несправедливых обвинений». (Стоны «Тринадцатый век! Это же тринадцатый век, шифу!» Цзинъянь демонстративно проигнорировал.) А девица Цзы – с учебником по анатомии и столь желаемым трупом. Цзинъянь посмотрел на поникшего страдальца и решил побыть деспотом еще четверть часа. Вдвоем всё же удобнее. Тем более, что Люй Цзи за стеклянной перегородкой в соседней лаборатории с головой закопался в тряпки с места происшествия, все видом показывая, что очень занят. С рентгеном вокруг трупа пусть молодые скачут, им еще не надоело, им не скучно, а дедушка уже старенький и слабенький. Он лучше по ниточке, по лоскутику каждую тряпочку исследует. – Еще делаем снимки. Потом свободен. Синь Лу вскинулся было что-то возразить. Видимо, по поводу рабочего дня, который давно закончился. Цзинъянь задавил этот порыв в зародыше. – Если что, в «Собрании отчетов…» два тома. Синь Лу разве что уши в тоске не прижал, но безропотно кивнул. В кармане завибрировал телефон, пришла почта, а следом сообщение: «Будешь должен образец этой дури». Волевым усилием Цзинъянь сдержал себя, чтобы не посмотреть результаты прямо с телефона. Сначала аккуратно поднял с пола распечатки рентгеновских снимков. Синь Лу умотал от него в объятия Цзы Синь настолько стремительно, что и по сторонам не смотрел. DMT, он же диметилтриптамин, 5-MeO-DMT и буфотенин. Все три – родственные вещества, все триптамины – психоделики природного происхождения, растительного и животного. С тысячелетним опытом использования. Очень редко встречаются сейчас, поэтому и не определяются стандартными методами. Духовные силы требуют божественной подпитки. Что до богов, что до предков надо еще достучаться, они не ведут страничку в вейбо и не пишут в вичат. А на одной медитации далеко не уедешь. Тут и приходят на помощь традиции и опыт предков. Так что вместо вичата – порошок из травок и грибов, высушенный при полной луне под кваканье лягушек. Во время цветения каких-нибудь ебучих лотосов… Цзинъянь резко выдохнул сквозь зубы и разжал сжатые в кулак пальцы. С тех пор, как определение «человек» стало применять к себе сложно, а контроль над чувствами и эмоциями стал насущной потребностью, он очень не любил как подобные вещества, так и тех, кто их использует. Хотя сталкивался с ними не раз и даже не два. В Китае последний раз – две жизни и почти двести лет назад. А первый… Цзинъянь до сих пор помнил, как выглядят кустарники, корни и листья которых являются сырьем, – ему их показывала мать. Если постараться, наверное, сможет определить на вкус и на запах окончательный продукт. Не самое востребованное знание в эпоху высоких технологий в химическом анализе. Но очень полезное, когда такой порошок подсыпают в курильницу или жаровню. В Европе – десять лет назад. Там рецептура и сырье было южноамериканское. Пытались ритуально размножаться с Кетцалькоатлем. В Пиренеях. Самое же место для сезонной миграции. Остатки божественной любви собирали в мешок по частям на площади в два квадратных километра. Божественная любовь оказалось психом с топором. Потом единственный из выживших и выловленных в лесу сектантов донимал его – водятся ли в Китае драконы, не обижают ли их коммунисты? Цзинъянь прочувствованно и пространно уверял, что познавшим любовь пернатого змея уже не нужно драконьей любви. К тому же в Китайской Народной Республике проводится государственная программа по защите редких видов животных. При этом у выжившего на одной руке не было четырех пальцев из пяти, но он не чувствовал ни боли, ни кровотечения. Зато жизненный цикл и размножение драконов волновали его безмерно. Седативное его не брало, а раны надо было обработать. В итоге Цзинъянь плюнул и вырубил пострадавшего безо всяких лекарств. Здесь за последние пять лет триптамины нигде в полицейских делах не фигурировали. Он бы запомнил. Сегодняшний случай был первым. Успокоившись, Цзинъянь в задумчивости пожевал губу и послал анализ на печать. Ему по старинке лучше думалось, когда лист с текстом был перед глазами, а не на экране. Судя по дозе, это весьма творческое переосмысление наследия предков. Сырье традиционное для Китая – бобовые и грибы, а вот обработка – современные технологии. Цзинъянь посмотрел еще на соотношение компонентов и, не доверяя памяти, полез в справочники проверять дозировку. Да, дозировку он помнил правильно. У того бедолаги из лесу в крови этой дряни было раз в десять меньше, чем у сегодняшнего покойника. С такой дозой не то, что дух любимой бабушки, тут пришествие председателя Мао в образе Мэрилин Монро под руку с председателем Дэном можно узреть. Со связкой сочинений Маркса под мышкой. Это может объяснить тот странный рывок на видео, подозрительно похожий на удар, который отбросил тело на ограждение. Каких только мышечных реакций не бывает при таких галлюцинациях. Цзинъянь методично развесил вокруг рентгеновские снимки грудной клетки во всех проекциях. Но все равно не объясняет характер переломов. Ни один психоделик не ломает ребра изнутри. – Ребра как ребра. Я переодеваться шел – смотришь. Я ухожу – всё равно смотришь. Уже сменивший рабочий костюм на обычную одежду Люй Цзи подошел почти бесшумно. – Это что? – он по-медвежьи склонил голову набок, увидев стандартные строки анализа. – Токсикология? Дай посмотреть. Цзинъянь молча протянул распечатку. – Ну ни хрена себе, – удивленно причмокнул старик. – Тем более, чего смотреть? Он хоть самого Нефритового императора мог увидеть, хоть фениксов с драконами. Стаями. – Усмехнувшись, ткнул пальцем в логотип больницы на бланке. – Ха, сам себе не веришь? На сторону отдал? Правильно. И не показывай больше никому. Цзинъянь стиснул челюсти. – Угу, выгонишь-выгонишь, знаю, – его движение не осталось незамеченным. – Но ты дослушай старика-то. Этот красавец помер от того, что ему перерезало горло, не повезло. Тю-тю кровушка-то… – изображая покидание кровью тела, Люй Цзи потряс руками, пальцы заколыхались как колбаски. – А в это дерьмо, босс, – он снова постучал толстым пальцем по листу распечатки анализа, – сам не лезь, и твой молодой Янь пусть не лезет. А то я же его отца знаю. Что я ему скажу, если из-за тебя его мальчик шею свернет? «Мальчику» уже четвертый десяток и он сам в состоянии решить, что делать со своей жизнью, прокомментировал про себя Цзинъянь. Но вслух спросил серьезно и без всякого сарказма, проигнорировав и «твой молодой Янь», и все остальные нарушения субординации: – Почему не лезть? В конце концов они вдвоем. Гораздо больше интересовало, совпадут ли его выводы с выводами старика. Из-за его мозгов уже пятый год и терпит. -Ты дозы видишь? На пару слонов хватит. Цзинъянь кивнул. – С такой дозой это в не грязном углу в деревне делали, а потом тащили на рынок продавать среди змей, летучих мышей, вяленых крыс и настоек от поноса. Это нормальная лаборатория. Совпали. – Ведь не хуже меня понимаешь. Поэтому и проверял на стороне, – не без злорадства отметил Люй Цзи. – Я все же с тобой сколько лет уже работаю. И не смотри на меня так, как ты умеешь. А послушай лучше того, кто поболее вас, молодых, на этом свете живет. Ты, босс, у нас мальчик умненький и звезда. Интерпол, все дела… Только все твои технологии и цивилизация заканчиваются ровно через пару сотен километров вглубь. На первой деревне. Где открытый перелом до сих пор лечат порошком из медвежьей шерсти. И сначала бегут к местному лекарю за травками, потом к алтарю советоваться с предками, а только потом – в больницу к врачу. Традиционной медицине не одна сотня лет. Не тебе лезть в эту индустрию и те деньги, что там крутятся. Цзинъянь промолчал. Насчет «поболее живет» и цивилизации. – Твоя смена давно закончилось. Перерабатываешь, – указал он взглядом на часы. – Вечно ты загоняешься, – Люй Цзи мудро не стал его отечески похлопывать по руке. – Заведи наконец семью и перестань жить на работе. И это… Я там тебе поесть оставил. Оставив за собой последнее слово, старик величаво выплыл за дверь. Кажется, уже пора выставлять табличку «работаю за еду». А еще Цзинъянь вспомнил, где не так давно видел похожие повреждения.