Зима тревоги нашей

*** Наверху его уже ждали. На площадке перед лифтом стояли Юйцзинь и неразлучная парочка из поэта и обезьяны. Разговор шел тихо, но явно на повышенных тонах. Сержанты что-то горячо втолковывали, Юйцзинь хмурился и нервно грыз костяшку пальца. На звук шагов Юйцзинь обернулся и, увидев его, расплылся в довольной улыбке. – А мы думали, что вы уже ушли, – внезапно выпалил Оуян Вэй вместо приветствия. Цзинъянь внимательно оглядел обоих. Молодые дарования смутились и потупились. – Его Величество здесь, – почти беззвучно пробормотал в сторону Макака. Выданный вечером банан, похоже, взывал к отмщению. Реагировать на такой мелкий демарш было ниже своего достоинства. Так что Макака был проигнорирован, Цзинъянь понадеялся, что достаточно величественно. Юйцзинь ухмыльнулся и требовательно вопросил: – Ну? – Общество потребителей, – с грустью констатировал Цзинъянь. – Дай! Дай! Дай! – Цзинъянь! – повысил голос Юйцзинь. – Та редкая наркота, что ты искал. Есть? Послав про себя куда подальше вполне здравые и не лишенные резона советы Люй Цзи, Цзинъянь ответил честно: – Есть. Только это психотропы. – Да похрен, – облегченно отмахнулся Юйцзинь. – Они подконтрольны? – Разумеется. Оборот регулируется государством. Входят в «Перечень психотропных веществ». Категория один. На каждое слово Юйцзинь удовлетворенно кивал и успокаивался на глазах. – Остальное тебя не интересует? – Меня интересует все, – для надежности, чтобы отрезать пути к отступлению, Юйцзинь подхватил его под руку и потянул по коридору в сторону кабинетов, как очень деловой и целеустремленный буксир. – По дороге остальное расскажешь. Однако усилия успехом не увенчались. Цзинъянь не сдвинулся с места. – Информация за информацию. Что за суета в ночи? И с чего ты так искренне рад мне и результату анализа? – И этот человек рассказывает мне про общество потребителей? – картинно вздохнул Юйцзинь. – Не веришь, что я могу быть рад тебе просто так? И они вот места от радости не находят, видишь? – он махнул свободной рукой в сторону своих подчиненных. Те от такого внимания занервничали, словно нашкодившие школьники, но честно попытались изобразить что-то такое восторженное. Цзинъянь усмехнулся, но не сделал ни шага. – Пока будем идти, расскажу, – пообещал Юйцзинь и вновь нетерпеливо дернул его за собой. – Давай-давай, не упирайся. Пошли. К мщению, оказывается, взывал не только банан, но и грязное белье. Утешения в духе «То, что осталось после полиции, можно постирать еще раз» только подлили масла в огонь. Разъяренная тетушка Ди преисполнилась праведного гнева и жаждала справедливости. – Ты что, пригрозил ей заодно выяснить, кто и откуда спер такую замечательную проволоку для ее белья? – предложил свою версию Цзинъянь, слушая пересказ событий. – Чтобы жажда справедливости не угасла раньше времени. – Это было моим вариантом, – хитро усмехнулся Юйцзинь, – но они успели раньше. Он кивнул в сторону неразлучной парочки. – Воззвали к гражданской ответственности? – Цзинъянь скептически смерил взглядом обоих. – Или к жалости? – Это вы, Сяо шифу, такой злой оттого, что потоки ци у вас переполнены, – глубокомысленно заявил Макака с видом оскобленного в лучших чувствах отшельника после десятка лет медитации. Но на всякий случай тут же спрятался за спину приятеля, а тот придвинулся поближе к Юйцзиню. Горы и водопады далеко, до них еще добраться надо, желательно целым. Все же что-то тут нечисто… – Вы что, решили мне помочь, офицеры? С потоками? – решив проверить зародившиеся подозрения, мягко поинтересовался Цзинъянь. Странные и нервные перемещения настойчиво намекали, что да, решили. – У тетушки есть внучка… – осторожно начал Макака. – Дева юная и прекрасная, – тут же вставил поэт, – мы видели. На этом рассказ застопорился. – Дальше! – поторопил Цзинъянь. Молодые дарования, притихнув, как-то боязливо мялись и отводили глаза. – Короче, бабка за опознание тех двоих с крыши выторговала у них твой телефон, – не выдержав, сдавленно пояснил Юйцзинь, с трудом сдерживая смех. – Конфискованные тряпки у вас лежат – раз. Ну и внучка, да… Внучка – это серьезно. Поэтому наши простецкие лица ей доверия не внушают – это два. За исключением твоего. Но котором написано «достоинство, честь, добродетель». – Действительно, за добродетелью, да еще и при юной внучке, – это не к вам. На такую характеристику Юйцзинь попытался гордо и пафосно выпятить грудь, но не выдержал и жизнерадостно заржал. – Зато появились фотографии, и главное – фотографии машины. А стояла она не в этом переулке, а с другой стороны дома. В кустах и очередных тряпках, – отсмеявшись, пояснил он. – По ней и нашли наших любителей полазать по крышам. Бабка их официально опознала. – Надеюсь, на свидание вы за меня не договорились, офицеры? – поинтересовался Цзинъянь, титанически сохраняя серьезное выражение лица. Его телефон в силу широкого круга общения по работе и так был у такого количества человек, что одной внучкой и бабкой больше, одной меньше – погоды не делало. – Как мы могли! – в праведном гневе замахал руками поэт, словно отгонял то ли мух, то ли злых духов. – При живом-то шефе, – тихо вставил из-за приятеля Макака. Цзинъянь недоуменно вскинул брови. Поняв, что это уже перебор, Макака верноподданно выпучил глаза, вытянул шею и протараторил: – Ваше время должно принадлежать только нашему делу! – При живом-то мне, – не выдержал Цзинъянь, – ты тоже будешь принадлежать исключительно делу! Держи, – пихнул он Макаке контейнер со всем необходимым для взятия анализов. – Чего я сам все таскаю. – Ты просто завидуешь моим инициативным сотрудникам и их инновационным методам ведения следствия. Поэтому их вечно третируешь, – посмеиваясь, вставил Юйцзинь. – А они тебя все равно за что-то любят, хвостом ходят и в рот смотрят. – То есть, офицер Цай, это у вас такие восторженные проявления любви? – ласково поинтересовался Цзинъянь, изучая Макаку. Его подчиненные, услышав такой тон, обычно тихо сливались по стеночке с глаз долой. Макака же, прижав к груди контейнер, как младенца, промолчал и вполне правдоподобно прикинулся дохлой обезьяной в пасти льва. Цзинъянь только рукой махнул. Помочь здесь могла исключительно лоботомия, и то не факт. Тем более, что на «инновационные методы» наверняка добро дал Юйцзинь, который прекрасно знал, что ничего его подчиненным за такое не будет. От новостей про найденные образцы ткани, крови и спермы, а также широкие взгляды покойного студента на выбор половых партнеров молодые дарования повеселели, а Юйцзинь наоборот – вновь помрачнел и пробормотал «я так и думал». Идти пришлось до малого конференц-зала в самом конце коридора. Перед ним был небольшой и очень удобный тамбур, откуда было хорошо наблюдать за происходящим в зале. Поэтому его гораздо чаще использовали для разной степени официальности бесед со свидетелями, чем по назначению. – Твой биологический образец? Сквозь светлые жалюзи виднелась широкая спина в дорогом сером пиджаке. Над пиджаком присутствовали бледно-розовый воротник рубашки, бычья шея со складками у основания черепа и тщательно, волосок к волоску, выстриженный темный затылок. Юйцзинь хмуро кивнул. – А чего он здесь? Оснований для задержания вроде достаточно. Как минимум, за покидание места происшествия. – Эта гнида, – прозвучало это почти нежно, – уважаемый бизнесмен и гражданин Сингапура, и его водитель тоже. – Упс, – от души выразил свои соболезнования Цзинъянь. Мрачный настрой Юйцзиня стал понятен. Как и желание обложиться максимумом бумажек со всех сторон до утра. Так как завтра утром первым делом у него поинтересуются обоснованностью привлечения к расследованию гражданина другого государства. – Да. Поэтому я с ним вежливо, – Юйцзинь разве что зубами не скрипнул, – беседую. Очень вежливо. Как со свидетелем, а не подозреваемым. «А очень хочу, как с подозреваемыми» прекрасно расслышал невысказанное пожелание Цзинъянь. Шэнь Эрлан, гражданин Сингапура, тридцать восемь лет, родился в Китае, провинция Сычуань. Цзинъянь усмехнулся написанию фамилии. Шэнь как «бог». На его взгляд, на божественность эта фигура не тянула. Словно почувствовав его взгляд, мужик передернул плечами. – А как он объясняет свое наличие на крыше? – Хотел помочь человеку, которому внезапно стало плохо. – И которого видел первый раз в жизни? – Естественно, – с издевкой протянул Юйцзинь. – Достойный муж и образец добродетели… – Но покойный почему-то не оценил такого искреннего порыва. Пробежал через весь переулок и забежал в дом. Несмотря на то, что господин Шэнь с водителем бежали сзади и вежливо уговаривали остановиться. Это я почти дословно тебе цитирую показания, – упреждая все вопросы, пояснил Юйцзинь. Цзинъянь поднял взгляд от бумаг. – И вежливо размахивали пистолетом для пущей убедительности? – На бабкиных фотографиях оружия нет, – с неподдельной печалью вздохнул Юйцзинь. – А вот что ломились через переулок, как стадо быков, – есть. А потом покойный добрался до крыши и сиганул вниз. Чем нанес психологическую травму и нервное потрясение господину Шэню. Из-за чего сей достойный муж покинул место происшествия в смятенных чувствах и потому никого об оном не известил. Достойный муж меж тем изрядно напрягся. Видно, чувствуя спиной их взгляды. – Ты искал обоснование, чтобы взять анализ крови. Так? – поинтересовался Цзинъянь. Не глядя на него, Юйцзинь кивнул. – Для подстраховки. Если вдруг тебя завтра спросят, а с чего ты набросился на него с пробирками? Вот сейчас оно у тебя есть. Психотропы в крови у твоего трупа. Но ему… Цзинъянь размышляя вполголоса, указал бумагами в сторону серой спины. Не нравилась ему эта спина, категорически не нравилась. – …про обнаруженные психотропы, разумеется, знать не стоит. Он, как свидетель и гражданин другой страны, сейчас может упереться и сказать, что не будет ничего сдавать. Но от тестирования на наркотики чужое гражданство не защищает… – Именно, – хмуро согласился Юйцзинь. – Поэтому удачно, что ты сам пришел. Перед продолжением нашей чудесной беседы о нервных потрясениях господина Шэня. Я не буду сейчас вновь распинаться о правомерности моих действий. Я тебя на него напущу. – Взять кровь и мочу – пять минут дела. Ты заранее уверен, что будут проблемы? – Сейчас ты эти пять минут увидишь… – мрачно напророчил Юйцзинь. – Он тебя настолько достал? – Помотай ему нервы, – процедил Юйцзинь, ощерившись, как злобный енот. Что лучше всего всяких слов показывало: да, достал, и еще как. – Ты же бываешь серьезнее и зануднее робота. И хрен от тебя отъебешься. Вот и… – Фас, Цзинъянь, фас! – с иронией продолжил Цзинъянь. – Молодец! Держи чупа-чупс! – поняв, что это означает «да», оживился Юйцзинь. Извлеченные из недр толстовки три разноцветных, изрядно потрепанных чупа-чупса были изрядно присыпаны какими-то неопознанными крошками. Ничуть не смутившись его под подозрительным взглядом, Юйцзинь рукавом деловито отряхнул мусор. Лучше не стало. – Так мне еще не платили… – Цзинъянь одним движением забрал все три. Теперь конфеты переместились в карман его халата. Судя по потрепанности обертки, Юйцзинь тоже был не первым хозяином. Чупа-чупс как переходящий вымпел ударной внеурочной работы. Ну если что, у него есть Синь Лу, которому можно скормить хоть опилки. Забившийся за ними в тамбур Макака в деловой разговор начальства не встревал, так как права голоса еще не имел, зато взирал на Юйцзиня с суеверным восторгом. «Дрессированный. С руки жрет» – отчетливо читалось во взгляде. Всего три чупа-чупса в нужном месте в нужное время – и авторитет руководства поднимается на недосягаемую высоту. *** – Я передумал. Ничего без моего адвоката. Большой радости его появление в сопровождении Макаки не вызвало. Впрочем, Цзинъянь давно привык, что его появлению в принципе редко радуются. – Материал для тестирования на наличие наркотических веществ в организме может быть взят без вашего согласия, – бесстрастно сообщил Цзинъянь. – И на каком основании?! – Шэнь Эрлан воинственно подался вперед, не утруждая себя какими-либо обращениями и нормами вежливости. Цзинъянь не любил, когда на него пытались давить. Когда пытались давить агрессивно – не любил вдвойне. А господин Шэнь Эрлан явно любил использовать преимущества высокого роста и массивного телосложения. Цзинъянь кивнул Макаке. Тот молча сгрузил на стол контейнер. Господин Шэнь Эрлан, не слыша ответа, медленно закипал. Цзинъянь подождал, пока тот глубоко вдохнет, набирая воздух для длинной и очевидно гневной тирады. – Органы общественной безопасности имеют право на проведение тестирования на наличие наркотических веществ в организме вне зависимости от государственной принадлежности. Несмотря на то, что в данный момент вы являетесь свидетелем, отказ от тестирования будет воспринят как отказ от сотрудничества со следствием. При этом за органами общественной безопасности сохраняется право на проведение принудительного тестирования. Гневный спич так и остался невысказанным. Зато слово «принудительно» было понято с первого раза, и на широком, словно вырубленном из камня, лице господина Шэня отразилась явная работа мысли. – А это? – он брезгливо ткнул в пачку влажных антисептических салфеток и небольшой пластиковый контейнер, который придвинул к нему Макака. – Для количественных показателей наличия наркотических веществ используется кровь, в экспресс-тестах для качественного анализа используется моча, – пояснил Цзинъянь. Красноречиво обведя взглядом помещение конференц-зала, где, кроме стульев, стола, кулера с водой и стен с плакатами, не было ничего, Шэнь Эрлан осведомился: – Вот прямо перед вами отливать? На фоне вот этого? С нескрываемой издевкой он указал на плакат, где под эмблемой министерства общественной безопасности красовались правила ведения предварительного следствия. – Да. Если не можете помочиться в настоящий момент, тогда вы выпьете воды и повторите попытку после окончания дачи показаний. Наполнив из кулера одноразовый стаканчик водой, Цзинъянь обошел стол и аккуратно поставил его перед Шэнь Эрланом. Господин Шэнь Эрлан размышлял. Машинально постукивал кончиками пальцев по краю стаканчика с водой. Пальцы Шэнь Эрлана, крепкие, короткие, словно жили отдельной от тела жизнью. Огладив край, внезапно соскользнули ниже и теперь ласкали (другого слова не подобрать) стакан так, словно это был фарфор династии Сун, а не тонкий пластик. Цзинъянь, опершись бедром о край стола, ждал развития событий и машинально наблюдал за движениями чужих пальцев. Свежих гематом в паху и на бедрах у трупа не было, но когда он во второй раз осматривал вены, то заметил слабые, почти незаметные следы… Вот здесь бы еще подногтевое содержимое взять. Шэнь Эрлан ему не нравился, и чем дальше, тем больше. И не из-за хамства. Не он первый, не он последний… «А ведь пальцами ты водишь именно там, где касался стакана я… Только там.» Цзинъянь поднял глаза выше и буквально напоролся на взгляд исподлобья. Пристальный, но совершенно однозначный. Вот так просто? Давно его настольно откровенно взглядом… даже не раздевали, похоже, господин Шэнь Эрлан его в мыслях разве что по столу не раскладывал. Или ты притворяешься свиньей, чтобы убить тигра? Цзинъянь молча смотрел в упор, не отводя взгляда. – Доктор, да для вас все что угодно, – Шэнь Эрлан внезапно расплылся в глумливой ухмылке, первым отвел взгляд и потянулся к пряжке пояса. Цзинъянь спокойно подождал, пока господин Шэнь очень тщательно вытрет ладони, потом пока тот выпьет воду, видимо, посчитав, что в полицейских застенках ради его персоны никто подсыпать яд в стакан не станет. А заодно решив потренировать терпение остальных трех человек в помещении. Макака с другой стороны стола сопел тихо и недовольно. Курсант у дверей стоически смотрел в дальний угол. Он стоял тут уже пару часов, и стоять ему еще столько же. Цзинъянь присматривался к шее Шэнь Эрлана. Показалось или нет, что из-под воротника рубашки мелькнул край гематомы? – Снимите пиджак и закатайте рукав рубашки. Мне необходимо взять у вас кровь из вены. Руку положите на стол, пожалуйста. Пока он затягивал жгут на могучем плече, распаковывал пакет с пробирками и ввинчивал игру в держатель Шэнь Эрлан вдумчиво изучал бейдж у него на груди. – Сяо Цзинъянь… – лениво протянул он с интонаций «я вас запомнил». Успехов, не без издевки от всей души пожелал уважаемому бизнесмену Цзинъянь про себя. – Кулак сожмите, пожалуйста, – уже вслух. А не показалось… Стоя вплотную, теперь он отчетливо видел несколько гематом под воротником рубашки. Похоже, и ссадины есть. Интересно. Кровь послушно побежала в пробирку. Одна, вторая, третья, четвертая. Шэнь Эрлан соизволил отвлечься от созерцания выреза его рабочей зеленой блузы под халатом и ключиц в этом вырезе и скосил взгляд на пробирки. Но спрашивать, зачем целых четыре, не стал. – Все. Теперь уже сам Цзинъянь нарочито неспешно, сдерживая охотничий азарт, приложил к месту укола салфетку с антисептиком, обернул руку эластичным бинтом. Разве что заботливо не опустил закатанный рукав рубашки. – Доктор, а чем вы обычно заняты вечером? – светским тоном, словно на званом приеме, поинтересовался господин Шэнь. От неожиданности Макака с другой стороны стола аж поперхнулся. «Трупы режу» так и крутилось на языке. – Вряд ли наши занятия совпадают, – нейтрально ответил Цзинъянь, закрывая и отодвигая к Макаке контейнер с пробами. Правда, если учесть все факторы и собственные ощущения, – не так уж прост и нагл господин Шэнь, как хочет казаться. Так что не факт, совсем не факт, что общее не найти. Шэнь Эрлан, привстав, потянулся к пиджаку, который висел на спинке соседнего стула. – Не стоит, – остановил его Цзинъянь. – Расстегните верхние пуговицы и опустите, пожалуйста, воротник рубашки. И очень вежливо улыбнулся. Голос у Шэнь Эрлана даже не дрогнул, но вальяжная снисходительность во взгляде рухнула, как пыльная штора. – Ну раз вы просите… – он отвернул воротник. А это не просто гематомы, это следы удушения. Точнее, попытки удушения руками. Всерьез душат не так. Старые следы, где-то пяти-семидневной давности, двумя руками. Скорее всего, сексуального характера. А есть и свежие. Кровоподтеки и ссадины на основании шеи, на трапециевидной мышце и ключице. Эти – одной рукой. Правой. Вот они на игры в постели не похожи, но и до серьезного нападения не дотягивают. Судя по расстоянию между следами и характеру ссадин, оставил их мужчина среднего роста. Двенадцать-четырнадцать часов назад. Бывают, конечно, в жизни совпадения. Но не настолько же. – У вас на шее свежие гематомы и царапины. Как вы объясните их появление? – Доктор, – задушевно выдохнул Шэнь Эрлан, – а вам нравится, когда вы душите? Или, может, когда вас? Мне вот когда меня, – он обезоруживающе улыбнулся. – Знаете, у вас потрясающие руки, доктор… – протянул он, глядя как Цзинъянь снимает перчатки. – И шея… Не понять намека мог только глухой и слепой от рождения. Краем глаза Цзинъянь заметил, как от такого пассажа дернулся, но смолчал Макака. – Расстегните рубашку, пожалуйста. – Доктор… – голос стал ниже, – я даже не ожидал, чтобы вот так, сразу… Короткие, крепкие пальцы подчеркнуто медленно расстегивали пуговицу за пуговицей. Цзинъянь наблюдал за процессом бесстрастно и терпеливо. – А вам тоже нравится, доктор, когда все смотрят? «Давай, морда, продолжай, наговори мне под запись на оскорбление офицера полиции при исполнении, – мысленно подбодрил увлекшегося господина Шэня Цзинъянь. – Обвинение тебе всерьез никто не предъявит, но кровь попортим, чтобы меньше возникал». – Напоминаю, что в помещении ведется аудио- и видео-фиксация, – не выдержав, каркнул сбоку Макака. «Выпорю животное, – не меняя безучастно-скучающего выражения лица, мысленно пообещал Цзинъянь, – и не посмотрю, что ты не мой подчиненный. Сказано же было, ни звука». – Снимите рубашку, пожалуйста. – Штаны тоже снять? Хотя там вы все уже видели, – просто так снять рубашку явно было выше сил Шэня Эрлана. – Брюки можете оставить. – Вы всегда такой невозмутимый, доктор? Этот вопрос Цзинъянь посчитал риторическим. Его больше интересовала майка. Стопроцентный хлопок. Ярко-розовая. Такая же, как нитки, обнаруженные под ногтями трупа. Нельзя быть настолько наглым. Или можно, если настолько привык к вседозволенности? За очень много лет привык. – А вот майку снимите. – Коммунистическая партия Китая запрещает розовые майки? – Пожалуйста, снимите майку, – не повышая голоса, но уже жестче повторил Цзинъянь. – Ооо… доктор,– восхитился Шэнь Эрлан, наблюдая, как Цзинъянь натягивает новую пару перчаток, – я надеюсь, это только начало. – Следственных мероприятий? Несомненно. – Вы так меня разглядываете, доктор… – молчать более одной минуты господину Шэню мешало самодовольство и абсолютная уверенность в собственной безнаказанности. – Исключительно профессиональный интерес, – заверил Цзинъянь, со всех сторон внимательно осматривая его торс. – Да я, если что, могу и еще постоять, вы смотрите. Мне не жаль, – радушно улыбаясь, позволил Шэнь Эрлан. Тело, действительно, было выдающееся. Пусть он и Шэнь Эрлан были почти одного роста, но из этой литой горы мышц можно было сделать двух Сяо Цзинъяней и еще бы немного осталось. И мышцы слеплены не в тренажерном зале. Тут можно хоть сейчас в доспех и на коня, и часов десять в седле он выдержит. Пара шрамов на спине и один на животе – что-то колото-резанное. Еще пара в районе печени и лопатки – явный огнестрел, причем серьезный. С огнестрельными ранами печени обычно выживают очень плохо. Какая, оказывается, увлекательная и насыщенная жизнь у современных сингапурских бизнесменов. И живучие, просто на диво. Но свежих следов на коже, кроме как на основании шее и в районе ключиц, больше не было. – Можете одеваться. Да или нет? Да или нет? Цзинъянь при экспертизе о тяжести вреда здоровью с кем только не сталкивался. Дряхлые бабушки и крестьяне из деревень, дети и подростки, чиновники и офисные крысы, которым любящая жена всадила отвертку в печень, или они о ее голову грохнули вазу. Криминал всех мастей и возрастов. Было с чем сравнивать. И сейчас он колебался. Но он всегда таких людей чувствует не сразу. А вот они его наоборот. Упаковывая изъятую майку в пакет для улик, Цзинъянь краем глаза поймал очередной взгляд Шэня Эрлана, внимательный и острый. Так на охоте наблюдают за движением зверя в высоком тростнике. Когда лишь легкое шевеление метелок травы обозначает движение, которое так просто спутать с порывами ветра. «Чтобы убедиться, мне нужно до тебя дотронуться голой рукой, а не в перчатках». Очень просто, но плохо осуществимо под камерами. «Как и тебе, кстати. Для стопроцентной уверенности». – Не поделитесь конфеткой, доктор? – Шэнь Эрлан расплылся в очередной улыбке и кивнул на видневшиеся через белый хлопок халата яркие обертки. – В компенсацию майки. – Ну почему же, – в тон ему отозвался Цзинъянь. – Поделюсь. Стянув перчатки, опустил руку в карман и радушно протянул первый попавшийся чупа-чупс. Малиновый. Хватит наглости или нет? Хватило. Чужие пальцы словно невзначай мазнули его. – Благодарю, доктор. Для вас можно просто Эрлан. Скатанная в шарик обертка от чупа-чупса пролетела через все помещение и шлепнулась у стены, почти вплотную к корзине для мусора. Цзинъянь готов был поклясться, что промах намеренный. – Благодарю за содействие следствию. – Что это вообще было? Зачем ты с него майку содрал? – набросился на него Юйцзинь, стоило им выйти. Цзинъянь опустил на стол пакет с майкой, полюбовался и аккуратно его разгладил. – Я тебе гарантирую, что нитки с его майки идентичны ниткам под ногтями твоего трупа. – Как полезно тебя на людей напускать, – довольно протянул Юйцзинь, взирая на него со смесью гордости и умиления владельца самого большого и злобного пса в деревне. Усмехнувшись такой своеобразной похвале, Цзинъянь добавил: – По остальному завтра, но десять из десяти, что ДНК в образцах из-под ногтей тоже совпадет. Поверь моему чутью. Там, – он кивнул в сторону двери, – на шее отчетливые свежие ссадины и гематомы, которым около двенадцати-четырнадцати часов. – Ну вот мы тебя и прижмем, сученыш, – хищно оскалился Юйцзинь. …. – ткань от вашей майки обнаружена под ногтями пострадавшего. Пострадавшего вы видели впервые и никак не контактировали до этого – по вашим же показаниям… Цзинъянь смотрел из тамбура на допрос и видел, как Шэнь Эрлан то и дело поворачивает голову влево, словно пытаясь краем глаза заметить, где же он у него там за спиной. Ради эксперимента Цзинъянь ушел в противоположный угол комнаты. Шэнь Эрлан начал коситься вправо. Чуешь меня, значит… Великий воин и драконоборец Эрлан. *** Обычных наркотиков в крови у Шэня Эрлана и его водителя ожидаемо не было. Цзинъянь, впрочем, и не рассчитывал. У Шэня нашелся еще этиловый спирт часов десять назад. Но «пил после нервного потрясения» еще не является основанием для ареста. По остальным анализам, которые были действительно интересны, надо было ждать утра. Цзинъянь скинул результаты Юйцзиню, получил в ответ злобный смайл и решил, что на сегодня хватит. Время уже за полночь. Вторая попытка уйти с работы тоже провалилась. Хотя на этот раз он убрал труп в холодильник, переоделся сам и начал убирать распечатки со стола в предсекционной. Честно говоря, влетевшего к нему злого, как осиный рой по весне, Юйцзиня он сейчас хотел видеть последним. Большинство в управлении особо не рвались в служебные помещения судмедэкспертизы и лаборатории криминалистов. Довольствовались отчетами и фотографиями, поэтому дальше кабинетов и не ходили. Лично в трупы заглядывали немногие. Впрочем, и самостоятельный доступ в эти помещения имел очень ограниченный список из тех, кто здесь непосредственно не работал. У Юйцзиня доступ был. И где искать Цзинъяня, если того нет в кабинете, он тоже прекрасно знал. Лучше бы, чтобы Юйцзинь не видел разложенных и развешенных рентгеновских снимков и распечаток фотографий с пустоши. Чтобы не возникло ненужных вопросов. Но увы. Ладно, что есть, то есть. Благо, колокольчик и листы с текстами он уже убрал. Конфликт интересов вставал в полный рост, и Цзинъянь хотел выйти из него с наименьшими потерями. – А тело где? – Юйцзинь мотнул головой в сторону пустой и полутемной секционной за стеклом. – В холодильнике, и доставать я тебе его уже не стану. – Ладно. Покажи, что там у него там конкретно в крови. Цзинъянь молча придвинул результаты анализа. – Это вообще о чем и про что? – недоуменно поинтересовался Юйцзинь, не поднимая глаз от распечатки. – Я и названий таких не знаю. Объясни. – Я с вами сегодня отсюда уйду? – вопрос Цзинъяня, обращенный к потолку, был исключительно риторическим. Юйцзинь с искренним удивлением «Ты чего? Что не так?» поднял на него взгляд от бланка анализа. – Ну иди у меня ночуй. Ко мне ближе. Ключи у тебя есть. – Янь Юйцзинь, я иногда для разнообразия хочу спать в кровати, а не на твоем диване! – Привередливый какой, – фыркнул Юйцзинь. – Не устраивает диван, занимай кровать. Я под утро приду, если вообще приду. Ладно тебе уже. Попей со мной кофе, ответь на вопросы и иди куда хочешь. А я обратно пойду. Просветленный новыми знаниями и окрыленный твоими наставлениями. – Я могу тебя выставить, – пригрозил Цзинъянь, – и пойдешь ты грустный и печальный ждать утра. Причем Юйцзинь пошел бы буквально по одному слову. Официальную субординацию никто не отменял. Даже если это разные подразделения, командует тот, у кого звание выше. – Можешь. Но ведь не выставишь же, – с истовой убежденностью и верой в глазах отозвался Юйцзинь. – Кофе мне неси, эксплуататор, – сдавшись, потребовал Цзинъянь и вытянул из-под стола кресло. Не стоять же столбом. Все как всегда. За годы их знакомства Янь Юйцзинь не то что подобрался вплотную – он удобно устроился у него на шее и периодически любовно покусывал за уши. Впрочем, Цзинъянь уже очень давно считал, что в любых отношениях, если все устраивает обе стороны, то какая разница, какие эти отношения? Все управление знало: Сяо Цзинъянь никогда и никому в любое время суток не откажет в срочной консультации. Но только если, по его мнению, ситуация этого требует. А не является придурью следователя или высшего руководства – «выньте мне да положьте результат, прямо сейчас». О том, что Цзинъянь мог посоветовать, куда идти, как быстро и что конкретно делать всем нетерпеливым, тоже знало все управление. Сейчас он пререкался с Юйцзинем больше для того, чтобы выиграть время. Цзинъянь видел три сценария развития событий. Первый. Юйцзинь не сможет доказать причастность Шэня Эрлана к смерти сегодняшнего трупа. Дело признают несчастным случаем, все свободны, расходимся. Дальше он уже сам. Ему нужен не Шэнь Эрлан, вернее, не тот, кто называет сейчас себя этим именем. Ему нужен тот, кто стоит за ним. Тексты и ритуал – дело рук кого-то третьего. Второй. Господина Шэня Эрлана все же получится за что-то засадить. Сажать там наверняка есть за что, если поискать. И потом останется только ждать, пока на свет не выползут те, кто стоит за господином Шэнем. Третий – самый плохой. Самый реалистичный. Посадить не выйдет, но Юйцзинь всерьез разозлен этим делом и будет раскапывать всю подноготную просто из принципа. А если начать копать всерьез… Цзинъянь не был уверен, что хочет проверять, куда все может зайти. И уж совсем ему не нужен подозрительный Юйцзинь под боком. Когда самому есть, что скрывать и кого выслеживать. И он не мог рассказать Юйцзиню все, что знает. Чем дальше, тем сильнее Цзинъянь хотел, чтобы Юйцзинь от этого дела держался подальше. Целее будет. Но и лгать ему он не хотел и не собирался. Поэтому решил сказать все, что может, не трогая… сопутствующие аспекты. Чтобы текущий и очень неуютный для него вариант три не реализовался. – Держи, – вернулся с кофе Юйцзинь. Огляделся, решил, что тащить стул от дальней стены лениво, и устроился на свободном от бумаг участке одного из столов напротив Цзинъяня. – Пока ходил, вспомнил про DMT, в универе слышал… – Юйцзинь замялся, подбирая политкорректную формулировку. – Предлагали его тебе. Но ты не пробовал, – закончил за него Цзинъянь. – Раз спрашиваешь, что это такое. Юйцзинь вместо ответа отхлебнул кофе. Из полиции иногда идут в юристы, а Юйцзинь, наоборот, получил диплом и ушел в полицию. Заодно еще и разругался с отцом. Однако знакомства среди столичной «золотой молодежи», где девять из десяти были его сокурсниками, сохранил и периодически использовал. Но откровенно не любил, когда ему этим тыкали. Как и тем, что некоторое развлечения во время учебы тоже были соответствующие «золотой молодежи». – Предлагали тебе скорее всего синтезированный или вообще что-то из синтетических триптаминов. А здесь другая песня, – Цзинъянь указал кружкой на лист с анализом, который так и держал в руке Юйцзинь. – Это получено из натурального сырья. По соотношению и наличию компонентов можно определить, из какого конкретно. Выражение лица Юйцзиня с каждым словом становилось все тоскливее. – То, что у него в крови, получено из растительного сырья. Причем, скорее всего, из азиатских растений, а не южно-американских. Юйцзинь невидящим взглядом уставился в пространство, задумчиво пожевал губу и выдал: – Оно используется при гаданиях? Ого, удивился про себя Цзинъянь. Но вслух ограничился коротким: – Да. – А доза? И токсичность? – От такой дозы, как у него, ты вторжение пришельцев увидишь в реальном времени, – честно ответил Цзинъянь. – А потом? – Досмотришь до конца, потом отпустит. Свихнуться еще можешь. При здоровом сердце и сосудах прием считается безопасным. При такой дозе как у него… Давление скакнет, тахикардия, ну и эндорфины и некоторые гормоны подскочат. Ты насчет того, мог ли он умереть от такой дозы? Вряд ли, если не был гипертоником и имел здоровое сердце. Если бы я мог сделать вскрытие, сказал бы точно. Никак не прокомментировав, Юйцзинь мрачно тянул кофе и обдумывал информацию. Цзинъянь, пристроив свою чашку на подлокотник кресла и откинув голову на спинку, молча наблюдал и ждал. Сам расскажет, что у него там происходит. – Сперва заявлял, что ничего не скажет без адвоката, он гражданин Сингапура, уважаемый бизнесмен, пошли вы все нахрен. Но в итоге... Да – знал. Да – спал, когда приезжал в Китай. А еще он ему гадал. По «Книге Перемен». Ну как же в серьезном бизнесе без гаданий. Показал в телефоне страницу с объявлением, мол, вот так его и нашел. Не сказал раньше, так как шок, стресс, но сейчас пришел в себя, осознал… – После того, как ты ему в морду ткнул совпадением по ткани, – хмыкнул Цзинъянь. – Волшебное средство против стресса и нервных потрясений, ага, – назидательно подтвердил Юйцзинь. – Тут же и стресс прошел, и проникся ответственностью за дачу заведомо ложных показаний, но принимая во внимание… Пиздит, как дышит, короче. Уставившись в пол, Юйцзинь помолчал, поболтал ногами, немузыкально постучал пальцами по краю стола. Заметил, что Цзинъянь поморщился, перестал, усмехнулся и продолжил: – А теперь слушай интересное. Говорит, что сегодня с ним пил, хотел, чтобы он ему погадал. Но внезапно тот на него набросился. Сначала начал его душить, а потом вдруг развернулся и побежал, они за ним. Ну и «мой адвокат предоставит вам запись нашей встречи». Вот теперь сидит, лыбится и ждет адвоката. И будет у меня еще часа три ждать, – мстительно пообещал Юйцзинь, – а выбесит еще больше, так и до утра подождет. Кто его адвокат, я знаю. Как и того, кто может этому мудаку сказать не спешить сильно к клиенту. Вот он, дар пророчества, подкрепленный административным ресурсом и знакомствами, плюс разозленный Юйцзинь. – Говорит, зовите меня просто – Эрлан-шэнь – Бог, просто бог. Действительно, чего мелочиться. Аккуратнее ходи, чтобы его водитель тебя за ногу не укусил, – усмехнулся Цзинъянь. – Чего? – не понял Юйцзинь. – «Путешествие на Запад». У великого воина Эрлана есть собака Небесный пес, – подсказал Цзинъянь. – Тьфу...– невольно рассмеялся Юйцзинь. – Я же серьезно, эстет ты долбаный… На такую характеристику чуть не рассмеялся Цзинъянь. Надо же. Из генералов в императоры, из императоров в эстеты. Потрясающая карьера… – Из-за него ко мне уже и соседи через стенку прибежали, – с сарказмом продолжил Юйцзинь. – Что хочет от тебя организованная преступность? Руку и сердце? – лениво поинтересовался Цзинъянь. – Ага, только его руку и его сердце. Ты бы нам его отдал, но с железными доказательствами. А мы гвоздик в стену забьем для почетной грамоты. И новую дырочку в погонах проковыряем. Он, оказывается, известная личность. Паспорт у него сингапурский, но дела ведет в Индонезии и Малакке. Юйцзинь уставился на него с видом «угадай с трех раз, что подразумевается». – Пиратство? – даже не стал гадать Цзинъянь. – Оно самое. Доказательств нет, плюс чужое гражданство. Если его адвокат действительно предоставит запись нападения, то и мне не за что его держать. Но персонал заведения, где они пили, говорит – было дело. – Вот она, твоя главная печаль. И тебе надо на него что-то еще, – подытожил рассказ Цзинъянь. Юйцзинь мрачно кивнул. – Но тебе же сказали – не лезь в этот притон. – Да пошли они, – выругался Юйцзинь. – Всерьез давить на меня побоятся. Моей семьи и ее связей. - Янь Юйцзинь, я вас боюсь. Вы за полдня умудрились нагадить в чай стольким уважаемым людям… – Цзинъянь! – вскинулся Юйцзинь. – Пей кофе и думай, – спокойно посоветовал Цзинъянь. – Кстати, Шэнь, может, и не врет про вспышку агрессии, вернее, паранойи. При приеме синтезированного DMT такие эффекты отмечались. При использовании натурального сырья – нет статистики по приему таких доз. Этиловый спирт у Шэня в крови тоже есть. У трупа нет. – Шэнь так и говорит, – скривился Юйцзинь, – мол, перед гаданиями никогда не пил. – Ладно… – Юйцзинь поболтал остатками кофе в чашке. – Как он эту дурь принял? И сколько времени прошло с момента приема до смерти? – С едой или жидкостью, скорее всего. При пероральном приеме нужен стабилизатор. Если будет посуда, скажу сразу и точно. – Подробнее, – насторожился Юйцзинь. – Если ты эту дурь захочешь съесть, то можешь есть хоть ложками. Она быстро метаболизируется и проку никакого. Поэтому традиционно это или курят, или вдыхают порошок. Или необходимо добавлять ингибиторы моноаминоксидазы, они препятствуют разрушению этим ферментом различных моноаминов. – Да чтоб тебя, Цзинъянь, первый час ночи, – взмолился Юйцзинь – Проще! – Так проще или подробнее, ты определись? – Убью, – с чувством пообещал Юйцзинь. – Своей рукой. Имею полное право. – Дай мне грязную посуду, – улыбнулся такому искреннему проявлению чувств Цзинъянь. – Будет светиться под ультрафиолетом, значит, в составе еды или жидкости был стабилизатор. – Сразу бы так. А по времени что скажешь? – Все зависит от способа приема. Здесь доза большая, я думал, что инъекционно по вене, но следов от инъекций не нашел. Если инъекционно, то действие почти мгновенно. А перорально прогнозировать сложно. Из-за тех особенностей, про которые я тебе сейчас рассказывал. При вскрытии по содержимому желудка я бы тебе точно сказал. А так… Очень грубо – от пятнадцати минут до часа. Но это крайние точки. – Мог его принять сам? Цзинъянь лишь плечами пожал. – Да запросто. И, скорее всего, опыт приема уже был. Если гадал постоянно, знал, что принимают при таких практиках. Мог покупать сам. Мог принять сам. Могли и подсунуть те, кто знал, чем он подрабатывает… Сознание расширял для лучшей связи со вселенной. Мог и не знать, какая в этот раз доза. Или как раз знал… – Нет чтобы что-то приятное сказать, – вздохнул напряженно слушавший его Юйцзинь. По лицу было видно, как поступающая информация усиленно трамбуется в голову и тасуется из категории в категорию, чтобы сложиться в единое целое. – Ладно, предположим, он знал, что принимает, и знал дозу. Зачем ему мешать продукт с чем-то, если можно сделать укол, и готово? Причем думаю, что эта дурь очень недешевая. Цзинъянь задумчиво кивнул. Вопрос хороший. – Самый простой ответ – не умел колоть себе внутривенно. Ты себе в вену с первого раза попадешь? – Вряд ли. К тому же, всегда есть ты, – улыбнулся Юйцзинь. – Или… Или он был всерьез повернут на традиционных практиках и делал все как положено. Правда, несмотря на возраст, он не слишком тянет на новое воплощение Ван Би. «Учение о сокровенном», – на всякий случай пояснил Цзинъянь. – Да знаю я, – фыркнул Юйцзинь, – не держи уж совсем за дурака. А Ван Би тут при чем? – Перед смертью с ним, по его словам, беседовали «потаенно-утонченные божества» и «сокровенные духи». – Крыша, короче, съехала. Сторчался чувак. Бывает. Но я понимаю, к чему ты ведешь. Попытаюсь пришить отравление – заявит, что тот принял все добровольно. – Но он действительно мог принять все добровольно, – высказал свое мнение Цзинъянь. Юйцзинь всем видом изобразил недоверие. – Люди не верят в правду, не верят в то, что вполне возможно, и в то, что вполне логично, – парировал цитатой Цзинъянь. – Ну, не умничай, понесло тебя, – примиряюще пробормотал Юйцзинь. – Я же вижу, когда мне врут, и где-то Шэнь конкретно врет, но где? Еще и сучий его адвокат с этой записью… – он посмотрел в свою пустую чашку в надежде, что по волшебству там появится новый кофе, и вздохнул. – Забирай мое, – кивнул на почти полную чашку Цзинъянь. – У меня он скоро из ушей польется. Выговорившись, Юйцзинь оживился и стал обращать внимание на то, что творится вокруг. – А чего ты один здесь торчишь? – прихлебывая кофе и болтая ногами, заинтересовался он. – У тебя же дежурить кто-то должен. И постоянно кто-то, как крысы по углам, шебуршится с тряпкой и шваброй. Шугаешь их вечно из-под ног. – Тишины хочу, – честно ответил Цзинъянь. Юйцзинь посмотрел странно. – Буду уходить, напишу, и Чжаньин придет. Он сегодня должен дежурить, но у него тут свидание рядом, он у меня отпросился, – устало пояснил Цзинъянь. Юйцзинь спрыгнул со стола, и с искренним беспокойством попытался одновременно нащупать у него пульс и потрогать лоб. Цзинъянь с усмешкой отмахнулся. – Отвали. – Ну а вдруг заболел. Внезапный приступ доброты. Подозрительно. Юйцзинь возбужденно сделал круг вокруг Цзинъяня и задел бедром соседний стол. От толчка на нем снова проснулись мониторы. С фотографиями тела с пустоши. Объеденная крысами грудная клетка в разных ракурсах. Юйцзинь с интересом уставился на фотографии, переводя взгляд с экранов на такие же фото, что лежали рядом на столе, но уже распечатанные фрагментарно. Пара ребер с остатками мышечной ткани. Арматура, торчащие сломанные ребра, остатки легкого и клочья одежды. – И не надоедает тебе на это каждый день смотреть, – философски протянул Юйцзинь. Но, приглядевшись, вдруг напрягся. – Погоди, это же покойник с берега. Недели две назад. Он? Цзинъянь выругался про себя, но кивнул. Юйцзинь вгляделся в висящие рентгеновские снимки. До этого, сидя к ним спиной и фонтанируя раздражением, он просто не обращал на них внимания. – А это? Тоже старый? Тут ребра есть, а у этого нет. Или это сегодняшний? Цзинъянь выругался про себя второй раз, но подтвердил: – Сегодняшний. Ладно уж, зато расспросит Юйцзиня про то, что его интересует. Юйцзинь внимательно разглядывал рентгеновские снимки грудной клетки в разных проекциях и разложенные ниже фотографии трупа с пустоши. Не дожидаясь, пока его засыплет очередной порцией вопросов, Цзинъянь спросил первым: – Ты, кстати, выяснил, как тот труп на пустошь попал? – Нет, – бросил Юйцзинь, не оборачиваясь. – Почему? – Записей камер на этом участке нет. Дальше жилой квартал. Мы посмотрели записи с прилегающих улиц, но при такой давности… И когда непонятно, что искать – человека или машину… – Юйцзинь пожал плечами. – Короче, ты спихнул это дело и не стал заморачиваться, – перевел Цзинъянь. – Не все настолько совершенны, как ты, – вздохнул Юйцзинь, все еще изучая снимки. – Цзинъянь, ладно я сегодня, а вот с чего ты бесишься? – В смысле? – очень хотелось выругаться в третий раз. – Начал цитатами сыпать, а не человеческим языком. Ты вообще последние недели странный. Спишь плохо, у меня ночуешь каждые два-три дня. Я ведь чутко сплю, слышу твои шатания по кухне ночью. Потому и спрашиваю. – Юйцзинь, я спрашивал тебя по делу. Ответь мне по делу. Я хочу уйти отсюда не под утро. У меня завтра с утра уже весь день забит. Юйцзинь пристально посмотрел на него, прекрасно поняв вежливое «не лезь ко мне», но ответил по делу. – Совпадений по отпечаткам и ДНК нет. Заявлений по пропавшим нет. Ваше заключение – свалился и убился. У меня знаешь сколько еще дел, где все четко и понятно? Один пришил другого. – Знаю. Все твои трупы через мои руки проходят. И не только твои, и не только трупы. Юйцзинь злобно фыркнул, но комментировать не стал, и снова отвернулся к висящим снимкам. – Я же чую, что с этим мудаком Шэнем хрень! И с трупом этим хрень, и наркота тут ни при чем! Не она тут первопричина! – Юйцзинь, – вздохнул Цзинъянь. – У тебя это дело сейчас не убийство. И записи с камер это подтверждают. По сути, ты этим делом вообще заниматься не должен. И покойник на пустоши не убийство. Ты его успешно с себя спихнул… Но этой фразе Юйцзинь развернулся и хмуро уставился на Цзинъяня, говоря всей позой: «Давай, продолжай. Я тебя внимательно слушаю. И не согласен ни с одним твоим словом». – Еще у тебя статистика и отчетность. А если с перспективой повышения к лету, то и политически взвешенные решения. И этот анализ, – Цзинъянь кивнул на стол, – сделан по моей личной просьбе и неофициально. Если не знать, что искать, и следовать стандартной процедуре, то завтра у тебя в нашей токсикологии не будет ничего необычного. – Цзинъянь, не начинай. А если знать, что искать? – Будет тоже самое, – заверил его Цзинъянь. – Но для тебя выгоднее всего спихнуть этот труп управлению по борьбе с наркотиками. Вместе с анализом. И пусть делают, что хотят. Ты не докажешь отравление – эти вещества считаются безопасными, так как никто их такими дозами не ест. Максимум сбыт. А это уже не твое дело, твое дело – убийства. Хочешь отыграться на директоре Вэе, из-за которого тебя мордой принародно сегодня возили? Так и скинь его конторе эти гадания по «Книге перемен». – Одновременно традиционные и прогрессивные методы расследования, – назидательно воздел палец к потолку Юйцзинь.– А какая экономия бюджетных средств! – Потрясающе прогрессивные, – не стал спорить Цзинъянь. – А потом на каждом совещании при начальстве озабоченно и печально напоминай про внедрение прогрессивных методов и сотрудничество между подразделениями разных управлений. Тетку свою с ее мужем навести пару раз. И ей по-родственному поведай, что только такими методами нашим борцам с наркотиками и остается раскрывать дела. И считай дни до прокурорской проверки их героической деятельности. Через месяц тебя проклянут, через два приползут на коленях мириться. Учитывая твои и его связи и твою семью. При этом ты гадишь, обращаю твое вниманию, другому управлению, а не родному уголовному розыску. Поэтому твоя деятельность найдет в наших стенах всемерную поддержку и одобрение. Послушай старшего по званию, который знает, что говорит, – закончил Цзинъянь свою длинную речь и расслабленно откинул голову на спинку кресла. – Все же такая ты расчетливая скотина, Сяо Цзинъянь… – удивленно-уважительно протянул Юйцзинь. – От тебя редко такое услышишь. Ты же у нас ум, честь и совесть с плаката. Даже голову не надо было поднимать – Цзинъянь чувствовал, как взгляд Юйцзиня медленно ползет от его ног к лицу. – Я долго к этому шел, – серьезно подтвердил Цзинъянь, не уточняя, к чему конкретно. Но Юйцзинь еще на закончил: – А потом, я вспоминаю, что сейчас ты в больничке кого-то терпеливо пасешь и ждешь удобного случая схарчить. И что ты сожрал своего непосредственного начальника ровно через год, как к нам пришел. И сел на его место, и сидишь уже четыре года. Еще помню, народ гадал, почему ты нас выбрал. Хотя говорили, что тебя в Шанхай усиленно заманивали. – Ся Цзян досрочно ушел на пенсию, – усмехнулся Цзинъянь. – А в Шанхай меня до сих пор сманивают. Вон он, под боком. – «Досрочная пенсия». У вас, людей в белых халатах, это называется так, ага. У вас же государство в государстве. В своей вотчине ты и бог, и император. А директор Мэн вроде как и твой, и мой начальник. Формально. А фактически вы с ним в одном звании. Он при тебе даже дар ругательной речи теряет. Так что не надо про Шанхай, тебе и здесь хорошо. – Юйцзинь, – покосился на него Цзинъянь. – Тебя имеет исключительно святой человек Мэн Чжи. Строго в рамках организационной структуры и служебного положения. А меня и всю судебно-медицинскую и криминалистическую экспертизу в моем лице пытаются поиметь все. Всегда. Посторонними предметами, без смазки и предварительных ласк. Кто виноват в низком проценте раскрываемости? Вы? Да нихрена. Это все эксперты. – Бедная букашечка, – фыркнул Юйцзинь – Боги, да тебя иметь все равно, что богомола. Не откусишь башку в процессе, значит, выжрешь все потроха после. Пока Цзинъянь думал, что же ответить на такой сомнительный комплимент, Юйцзинь помолчал и заявил: – Поэтому и зову к отцу. От такой внезапной смены темы Цзинъянь напрягся и вскинул голову – полуночное обострение сыновьей почтительности не менее странно, чем внезапная доброта. – Не дергайся. Вы с ним друг друга стоите. И он не сможет в Новый год послать человека, который спас жизнь его сыну, – как ни в чем ни бывало пояснил Юйцзинь. Цзинъянь привычно поморщился. История оказания экстренной помощи при нападении и ранении прямо на месте преступления имела место. И не окажись рядом врача, общаться бы Юйцзиню с предками. Но сами обстоятельства были настолько идиотские и обидные для профессиональной гордости, что любые напоминания об этом случае Цзинъянь крайне не любил. Зато теперь всегда лично проверял каждое тело на месте преступления на предмет полной и окончательной смерти. Даже если мозг лежит отдельно от головы. Правда, за спасение жизни офицера полиции ему стыдливо всунули (хотя директор Мэн выразился проще и грубее: «присунули») внеочередное звание, из-за чего сложилась еще более идиотская ситуация, когда начальник криминалистической экспертизы и директор управления уголовного розыска оказались в одном звании. А после постарались забыть об этом побыстрее. Юйцзинь огляделся, куда присесть, но поблизости выбор был только из столов и кресла, в котором сидел Цзинъянь. Так что, подумав, Юйцзинь, как курица на насесте, боком пристроился на подлокотнике кресла и, чтобы не свалиться, оперся о его плечо. Кресло скрипнуло, но выдержало. Цзинъянь прищурился: – Расчетливая скотина, я-то? «Цзинъянь, фас!», часть два? На лице Юйцзиня тут же засияло выражение беспощадного дружелюбия «да как вы могли даже подумать». Вот у кого Синь Лу надо учиться. – Янь Юйцзинь, твой отец меня уже послал. Еще три года назад. Сказал, что он думает обо мне и моих профессиональных навыках. Сказал, что думает о тебе, дурне-идеалисте. О мире в целом тоже много чего сказал. Где, странное дело, есть пьяные подростки и кухонные ножи. Потрясающий человек. Он, а не ты. Кандидат в мой личный рейтинг «Скорбящие родственники». – Зато видишь, какие он у тебя монологи до сих пор вызывает, – обрадованно заметил Юйцзинь. – «Ну хоть был с тем, кто смог оказать первую помощь» – это же охренительная похвала от отца и мне, и тебе. Тем более, ты тоже не молчал. И поле боя осталось за тобой. Пусть даже больничный коридор. Жаль, что я тогда под наркозом валялся. Но мне потом пересказали в лицах. Битву над моим почти бездыханным телом. – Те, кто жался по углам…– ядовито заметил Цзинъянь. Промолчав, что это был единственный случай на его памяти, когда старший Янь хоть как-то проявил свое присутствие в жизни сына. – И потом ты две с лишним недели от меня не отходил… Юйцзинь попытался найти более удобное положение, не нашел и оперся руками о спинку кресла. Прямо над его плечами – Потому что я не люблю тех, кто убегают из больницы на третий день со сшитой артерией, так как у них дело. Тут я даже солидарен с твоим отцом насчет дурней-идеалистов… Юйцзинь хитро ухмыльнулся. – …Поэтому они так и норовят сдохнуть – раз. Похерить результаты моих и не только моих трудов – два. На каждое слово Юйцзинь согласно кивал. Все больше напоминая кота, примеряющегося, как половчее упереть жирного карпа. – Ничтожный готов раскаяться и, это… припасть. – Упасть. На меня. Сверху. И кресло мне развалить. На деву юную и прекрасную ты, прости, не тянешь. Любимый постер ты мне уже испохабил. Теперь пришла очередь кресла? Цзинъянь уперся ладонью в грудь Юйцзиня. Юйцзинь улыбался и медленно водил взглядом от упиравшейся ему в грудь ладони до лица Цзинъяня и обратно. В глазах прекрасно читались все дурные мысли. Что вокруг на целый этаж никого. Что пусть отцы, внучки, девы юные и не очень или еще какие божественные личности, но нечего тут всем. У него скидки, карта постоянного клиента, звание заслуженного поставщика трупов и чупа-чупсов и право первой ночи арендодателя дивана. И он, конечно, готов раскаяться за все и сразу, но заметно позже. Цзинъянь усмехнулся и взглядом указал на стол. – Там сиди. Юйцзинь ухмыльнулся еще хитрее, но пересел. – Кстати, а ты сам кости разглядываешь, словно гадать по ним собрался, – заметил он. – Чтобы гадать, нужны лопатки. Ребра не подойдут, – Цзинъянь тоже поднялся и подошел к столу. Все хорошо, но Юйцзиня надо уже отправлять наверх, а самому отправляться на крышу. – И завтра мне этим всем заниматься будет некогда. Юйцзинь дисциплинированно сидел где сказано и наблюдал, как Цзинъянь выключил компьютер и начал снимать и складывать снимки. – У меня с утра опять ты – ваш вечный, в этот раз не дотопленный, дедушка. Директор мне уже им дырку в черепе продолбил. Так что завтра проведем экспертизу и передавай дело прокурорским. И потом ещё человек пять до обеда с определением тяжести повреждений, но уже не твои… – Хоть что-то приятное сказал, – отстраненно заметил Юйцзинь, думая о чем-то своем. – Поэтому нормальный отчет по сегодняшнему трупу не раньше, чем завтра вечером. А с неубиваемым дедушкой я бы на твоем месте поторопился, пара месяцев – и он опять тут будет, – тут же испортил весь оптимистичный настрой Цзинъянь. – Теперь попытаются Альцгеймер лечить не купанием в море, а свежим воздухом – выпустят дедулю погулять в пижаме ночью зимой. А внуков и правнуков там еще целый пучок. Работой всегда будешь обеспечен. «Вечный» дедушка Ли был местной достопримечательностью. Экспертизу тяжести повреждений и нанесенного вреда здоровью Цзинъянь собирался проводить уже в третий раз. До утопления было падение с лестницы и несчастный случай с наездом тачки, груженной кирпичом. Дедушке было под девяносто, в наличии был активно прогрессирующий Альцгеймер. Но так как дедушка свою репродуктивную деятельность начал задолго до программы «одна семья-один ребенок» и подошел к этому делу с размахом, достойным императора, у него, кроме Альцгеймера, имелось еще и бесчисленное количество отпрысков от второго до четвертого поколения. По которым дедушка и кочевал из дома в дом. И некоторые уже всерьез подумывали, что дедушке пора бы к предкам. Так что на очередное «дедушка сам» вкупе с синяками на шее Юйцзинь искренне восхитился наивным «да, сам в море упал, тонул, а мы тащили». Предупредительно продолжил «за шею?», дождался утвердительного кивка и не без злорадства предъявил обвинение в попытке убийства. За глупость. Многочисленные дедушкины потомки скорбели и активно жаловались на полицейский произвол. Самый младший «спасатель» сидел и ждал суда. Директор Мэн тихо и задушевно обещал Цзинъяню с глазу на глаз, что «…если хоть у кого-то получится опротестовать твою экспертизу, я сам тебя возьму за твою тощую шею и утоплю». Дедушка отъедал бока в больнице на государственных харчах. Все остальные ждали и делали ставки, когда и куда (сразу на стол или сначала в больницу) дедушка Ли пожалует в очередной раз. – Да нахрен дедушку, дальше кладбища никуда не денется, – отмахнулся Юйцзинь. – Завтра с Ся Чунем разберешься с ними. Я все про союз наших уточек, чтоб им, мандаринок думаю. Видя взгляд Цзинъяня, удивленного такими внезапными эвфемизмами, пояснил: – Смотри, он с ним спал, – Юйцзинь ткнул в грудную клетку на рентгеновских снимки в руках Цзинъяня и в потолок. – Он ему гадал – не раз. – Душил тоже, – вставил Цзинъянь. – У Шэня есть старые следы, очень специфические. – Тем более. И ты говоришь, дурь очень редкая. Весь мой опыт шепчет, что эту дурь он, – Юйцзинь постучал пальцем по ребрам на снимках, – получал через богатого любовника, по уши сидящего в криминале, а не где-то на стороне. И эта божественная личность нагло брешет мне в глаза. Не про внезапную вспышку агрессии, а про то, что ничего не знал про дурь. Ты согласен? – Да. По всем пунктам. – Цзинъянь аккуратно уложил снятые рентгеновские снимки и начал собирать фотографии тела с пустоши. – Но я тебе повторяю – доказательства. Их нет. – Потому что вот этого, – Юйцзинь помахал распечаткой анализа, которую он цепко прибрал себе и отдавать не собирался, – мало. Я мыслю, надо поискать, откуда эту дурь брали. Что ты там говорил про сырье? Цзинъянь машинально равнял края пачки с фотографиями и смотрел на Юйцзиня. Очень хотелось взять за шиворот и тряхнуть, как слишком любопытного щенка. – Что ты на меня так смотришь? – удивился тот. – Ничего. Ищи, значит, источник сырья. Это не конвейерное производство. Покопай в сторону продавцов ингредиентов для традиционной медицины. Но это такая тема… Там можно и голову оставить, – честно предупредил Цзинъянь. – А это? – кивнул Юйцзинь на фотографии тела с пустоши. – Ты же не просто так их смотрел? Цзинъянь помолчал, прикидывая, сколько он может дать информации. Юйцзинь напряженно ждал, не отводя взгляда от его лица, но уже совершенно серьезно, без всяких левых мыслей. Чутье у Юйцзиня было феноменальное. Он чувствовал, что ему говорят не все, и настойчиво искал лазейку или логические нестыковки. Заходил то с одной, то с другой стороны, дергал за ниточки, торчащие из спутанного клубка. Чтобы найти ту, потянув за которую, можно распутать весь клубок. Но теперь, чувствуя на себе такое концентрированное внимание и не давление, а пока еще лишь попытки надавить, начинал напрягаться и раздражаться сам Цзинъянь. – Узнай, когда эта божественная личность приехала в страну. И попробуй пошерстить тусовку шарлатанов и гадателей у нас и в окрестностях. Не пропадал ли кто в последнее время. Юйцзинь вскинулся: – Хочешь сказать, что есть связь? И молчишь! А я тут… – Юйцзинь, тихо! – осадил его Цзинъянь. – Они оба молодые мужчины, одного из которых никто не ищет, а второго не будут искать, так как родственников нет. Оба довольно странно свалились с высоты. Этот, – Цзинъянь тряхнул пачкой фотографий в руках, – тоже без верхней одежды, словно был не один. Просто спроси про время и место, вдруг дернутся. – Цзинъянь протянул Юйцзиню самую верхнюю фотографию. Юйцзинь тут же приложил ее к бланку анализа и выжидательно уставился в ожидании следующей порции. -Это все! – отрезал Цзинъянь. – Не надо взывать к моим лучшим чувствам, долгу и прочему. И напоминать про то, какой Цзинъянь добрый, даже раненных полицейских выхаживает. В свободное от работы время. Юйцзинь, я уже час наблюдаю твои заходы и кружения вокруг меня. – «Начнешь умирать, разбудишь», – с усмешкой вставил Юйцзинь, – навсегда в моем сердце. Как эталон твоей бесконечной доброты. – Ты на допросах так упражняйся, а не со мной, – мягко посоветовал Цзинъянь. Поняв, что больше уговорами действовать не получится, Юйцзинь сменил тон на требовательный. – Это точно все? Все будет «да не лезь ты сюда! Отойди и занимайся другим делом». Но не все, что думаем, стоит говорить вслух. – Все варианты я тебе описал – иди ищи, это твоя работа. И что думаю, я тоже сказал. Кажется, получилось резче, чем он хотел. Юйцзинь молчал, формулируя ответ. По его лицу Цзинъянь понимал, что услышанное ему не понравится. Мягко говоря. – Цзинъянь, я от тебя четко слышу: «Юйцзинь, не суйся сюда». И при этом упреки мне, что я спихнул то дело. И требуешь дать по нему информацию. Поэтому и спрашиваю, что есть еще?! – отчеканил Юйцзинь, не отводя от него взгляда. – Потому что ты говоришь, мол, домой рвешься. А сам по уши зарылся в кости двухнедельной давности. И, похоже, сверяешь старые повреждения с сегодняшним трупом. Ты говоришь, что мои заходы видишь. Но я тоже не слепой. Что ты тут ищешь? – ткнул он пальцем в снимки, которые Цзинъянь все еще держал в руках. – Я тебя знаю не хуже. И вижу, когда ты говоришь не все. Я с тобой, в конце концов… Цзинъянь медленно поднял на него глаза. Юйцзинь осекся. Но упрямого взгляда не отвел. Несмотря на всю внешнюю наглость и бесцеремонность, Юйцзинь чувствовал чужие границы безошибочно. Чем Цзинъянь искренне восхищался, когда видел, как Юйцзинь уходит и лавирует, ощущая, что приближается к опасной черте. Он сам так никогда не мог, не научился. Тут Цзинъянь даже понимал его отца, который считал, что сын в полиции гробит свои таланты. С одной стороны, с Юйцзинем было очень легко общаться и жить – он не лез куда не надо (и в то, что его не интересовало) и играючи обходил острые углы. Но с другой – если он ставил цель, то его проще было пристрелить, чем от него отцепиться. Сейчас Юйцзинь целенаправленно пер напролом. Цзинъянь, помолчал, загоняя злость глубже, чтобы не сорваться на совсем детскую свару – а вот ты, а вот я, я с тобой, ты со мной… – Юйцзинь, мы ходим по кругу. Все что есть, я сказал. Я не буду повторять свои аргументы в третий или четвертый раз. Цзинъянь уже начинал злиться всерьез, когда появляется характерная плавность и скупость движений. Потому что волевым усилим приходится сдерживать каждый жест. Юйцзинь упрямо набычился. – Ты сказал все, что хотел сказать. У тебя есть еще что-то, но ты не желаешь мне говорить. Цзинъянь медленно положил снимки на стол и так же медленно развернулся. Юйцзинь сжал губы, но с места не сдвинулся. Прекрасно видя, что он очень зол. Четко понимая – нарывается, но не и думая отступать. Цзинъянь чувствовал, как дергается верхняя губа. Очень хотелось по-звериному оскалиться и рявкнуть. Но он слишком долго создавал себе репутацию очень сдержанного и хладнокровного человека. – Раз так хорошо знаешь, то знаешь и то, что уговоры на меня не действуют. – Так все же что-то есть! Тут Цзинъянь перестал себя сдерживать. – Если у меня будут дополнительные факты! Или результаты экспертиз! Узнаешь! – Цзинъянь, хочешь на ком-то сорваться– иди своим любимым мечом маши! Нехер на меня орать! – Я не ору еще. Я сначала с твоим трупом в свой выходной ебусь, как с невестой! Потом с тобой два часа ночью торчу! А ты недоволен! Что тебе еще надо?! – Ты не сообщаешь всю информацию по делу! – Потому что гадания – не ко мне! Ко мне за фактами! Юйцзинь хлестнул его бешеным взглядом, но злоба тут же ушла вглубь. Все же в отце и сыне семейства Янь общего было гораздо больше, чем они оба хотели признавать. Цзинъянь стиснул челюсти, не давая ярости затопить разум. Ярости, когда хочется просто взять за горло и тряхнуть, ломая хребет. Юйцзинь с шумом выдохнул, успокаиваясь. Цзинъянь отвел взгляд, глубоко вздохнул. – Полезешь в материалы этих дел без моей санкции – накатаю жалобу в дисциплинарный комитет, – уже почти спокойно пригрозил Юйцзинь. – Офицер, все необходимые экспертные заключения по текущим делам вы получите в установленном порядке и в установленный срок. Не раньше и не позже, – Цзинъянь тоже обрисовал ближайшее будущее. – Все. Разговор закончен. Вы на выход. Я домой. *** За прошедшие полдня крыша и облезлый пейзаж вокруг не похорошели, даже в темноте. Разве что ветер сменился: теперь аромат помойки доносило не с юга, а с севера. Оглядевшись, Цзинъянь нашел кусок трубы – пойдет, чтобы заклинить дверь. Лишние глаза, пусть и совершенно случайные, ему не нужны. То, что держит под контролем человек, не станет сдерживать дракон. Холодный металл перил, покрытый пленкой воды, обжег ладони. Цзинъянь помедлил, последний раз прислушиваясь к ощущениям. Чисто. На ближайших крышах и даже этажом ниже никого и ничего живого. Пейзаж словно подернулся тончайшей переливающейся пеленой. Серо-зеленый на дорогах перетекал в синеву, в темный графит на зданиях, на окнах и машинах отливал припорошенным пылью красным. Лишь к горизонту оттенки выцветали до обычного серого, смешиваясь с ночной тьмой. Мир пульсировал, отзывался ему каждым вздохом, каждым движением живого или неживого. Ластился дворовой кошкой, попавшей в тепло, чувствуя часть себя, чувствуя себя. Воздух пронизывали мелкие серебристые росчерки, подобно пыли в луче света. Клубились тончайшие нити. От земли к небу, от неба к земле, будто кто-то неведомый щедро плеснул в тихую речную заводь крови. И плывут, мешаясь с водой, между лезвий солнечного света и частокола стеблей лотосов прозрачно-красные клубы. Но слева под боком умиротворяющее серо-зеленое колыхание пронизывали золотые нити, словно частые стежки на ткани. Свивались в клубок вокруг алтаря, тянулись тонкими золотистыми усиками, оплетая облезлые столы с цветочными горшками, змеились тонким ручейком золота к магнолии на крае крыши. Чужой! На моей земле чужой! Убить! Звериная первобытная злость древней твари, у которой посягнули на территорию, рвалась наружу. Небо и земля содрогнулись от вопля. Яростного, беззвучного, взывающего к самым глубинам любой сущности. Где нет ни разума, ни чувств, лишь память и страх. Память и страх, когда горы и земля меняются местами. Когда вода становится землей, а земля водой, и рушится в бездну сам мир. Пусть то еще не тайфун, сметающей все на своем пути, пусть всего лишь слабый предвестник. Но все вокруг – от человека до последней букашки, замерло и затаилось, страшась выдать себя лишним звуком или движением… Тишина стояла гробовая. Даже мусорный ветер стих. Крышу покрывал черный жирный пепел. Местами, как прогалины в снегу, виднелись пятна закопченного бетона. От ящика с магнолией, столов с горшками и алтаря не осталось ничего. Вяло тлели с десяток оплавленных пластиковых контейнеров. На стали ограждения блестели свежим металлом глубокие рваные царапины, видимые даже в темноте. Сами погнутые перила и торчащие в разные стороны стойки навевали мысли о встрече с чем-то или кем-то тяжелом. Размером с хорошего кита с хорошими зубами. Конец всем уликам. Мысли – как всегда после такого всплеска эмоций – изрядно отдавали театром абсурда. Как рыба не может покинуть глубину, так и ему не изменить свою природу. Первый слабый порыв ветерка почти нежно бросил ему в лицо клок дыма. Цзинъянь слабо поморщился от вони горелого пластика. Огненный ручей ярости распался на мелкие горящие капли, чтобы те в свою очередь могли раскинуться тонкими невесомыми нитями, заключая, как в паутину, весь город в невидимую сеть. Все, ловушка расставлена. Стоит чужаку хоть как-то проявить себя – он почувствует. Найду и сожгу, уже абсолютно спокойно пообещал про себя Цзинъянь. Ты хоть понял, с кем столкнулся, драконоборец Эрлан? Думаю, сейчас понял, не услышать меня ты не мог. Злость ушла, оставив после себя усталость и опустошение. Желая что-то уничтожить, позволь сначала расцвести. Вот я тебе и позволю – пока. Не ты мне нужен. Ты считаешь, что охотишься на меня? Да ты не более чем козленок под деревом. Живым или мертвым ты приведешь меня к той, что стоит за тобой. Тусклые озерца уличного освещения в переулке вяло перетекали в эпилептически помаргивающую малиновым вывеску над входом в овощной склад. Потухшие было окна домов медленно зажигались вновь. Где-то вдали истошно орала кошка – май у нее настал в январе. Мир оживал, пережив очередную бурю. Между контурами крыш низких старых домов и зимним, серо-желтым, подсвеченном огнями города небом высилась темная полоса уже вполне современных высоток. Почти крепостные стены с поправкой на современность. Вот только перед глазами стояли совсем другие стены… … Войско, змеясь, медленно и неумолимо выползает из ворот. На Мейлин. Под ладонями холодный и древний камень стен Цзиньлина. Цзинъянь снова и снова находит среди уходящих войск знакомую фигуру. Находит, теряет среди качающихся знамен и одинаковых доспехов, находит вновь – и вновь теряет, теперь уже окончательно. …Ночь дышит жаром и пахнет гарью и копотью. Жар накатывает волнами с каждым порывом ветра. Но ветер приносит не только его. Треск горящего дерева, шум рушащихся построек – услышав хоть раз, голос огня невозможно забыть. Горит Баньлян. Самый большой город цивилизованного мира. До стен города не меньше пяти ли, но копоть падает частыми хлопьями, а жар и шум такой, словно горит сарай во дворе. Проиграть сражение не значит проиграть войну. Но Цзинъянь, застыв, все смотрит, не в силах толкнуть лошадь в бока и оставить горящий город за спиной. Пятый брат там. Чужое торжество сливается с пламенем. «Это был твой город, седьмой брат… Был». Ярость затопляет разум, ярость рвется сквозь слабую человеческую плоть. Заставляет плыть и смазываться контуры предметов. – Генерал! – скорее угадывает он по движению губ. Звуки доносятся как сквозь толщу воды. Но солдат слишком хорошо вымуштрован, чтобы коснуться его или его лошади. А через миг тут не останется ни людей, ни лошадей… – Цзинъянь! Нет! – собственное имя как клинком рубит застывшее время. Имя, которым сейчас его может назвать лишь один. Стремительное движение слева. Рука сама падает на меч, но удар ножнами приходится не по нему, а по крупу лошади. Восстановить равновесие, чтобы не вылететь из седла – дело несколько мгновений. Но их хватает, чтобы вернуть ясность мысли. Жеребец под ним злобно пляшет и хрипит, пытаясь достать зубами его колено. Линь Шу смотрит цепко и внимательно. – Спасибо, – с искренней благодарностью выдыхает Цзинъянь… … В корни древней ивы плещет река. Плещет столетие за столетием. А ива все стоит и будет стоять. Бледно-серый пепел тонкой пленкой ложится на воду. Немного пепла ветром сносит на корни. Беззвучно накатывает вкрадчивая речная волна. Раз, второй – и перед глазами лишь мокрые змеи корней. – Оставайтесь, – звучит рядом глухой голос. Старый сгорбленный человечек с лицом усталого карпа тоже смотрит, как воды Цзян проигрывают древнему дереву. – Мне в полицию очень нужен врач. После войны не хватает людей. А вам нужно дело… … Все идет чередой, как вода, как теченье реки, Все идет чередой, но ничто никогда не уйдет. И луна – то кругла, то ущербна, но вечно – луна, И не в силах никто увеличить-уменьшить ее, Ибо если изменчивость ставить началом начал, В миг единый не в силах мы вечность постичь. Если ж будем считать постоянство за первоисток, То и я, и мой гость, да и все, что мы видим вокруг, - Вечно все!..* Он помнил слишком многое из того, что предпочел бы забыть. И жил с этим дальше. Век за веком, жизнь за жизнью. Начинала погромыхивать надвигающаяся гроза, словно в облаках над головой била крыльями разбуженная им мифическая птица Пэн. Надо было уходить. Уходить не хотелось. Он был всем и все было им. Земля, небо, шумящее вдали море мягко обтекали его, как воды реки, унося с собой и печаль и глухую тоску. В кармане джинсов завибрировал смартфон, пришло сообщение. «Про тело на пустоши молчат». Стоило дойти до машины, как разом пришло еще несколько. «Чтоб тебя, скотина упрямая» и следом три коротких видео. Первое. С недавнего допроса. «Вы что-то ели и пили вместе? Нет. Даже чай. Он только гадал». Второе. Запись с камер видеонаблюдения. Шэнь и их покойник, пока еще живой, за столом. Внезапно он вскакивает. Шэнь остается сидеть. Студент выбрасывает руку вперед, словно сейчас рухнет, и вцепляется Шэню в основание шеи. Третье. Все то же помещение, только ракурс другой. И вот тут видны стаканы. Перед обоими. Когда студент вскакивает, видно, как стаканы летят на пол. «Где ты? Дома тебя нет» требовательно мигнул экран смартфона. Цзинъянь помедлил и скинул координаты геолокации. Скорее всего, он не должен был это делать. Даже без «скорее всего». Да похрен. На крыше что-либо искать теперь бесполезно. А дождь смоет все следы – вот-вот ливанет. Цзинъянь скептически усмехнулся. Интересно будет потом посмотреть заключение про причину и источник возгорания. «Черепаший ты сын! Забери!», пришло очередное сообщение, а следом еще и фотография. В картонной коробке лежали осколки двух стаканов. Ультрафиолетовую лампу, как и кучу самого разного необходимого добра, что может понадобиться на месте преступления, Цзинъянь всегда возил с собой. Осколки одного из стаканов светились. Никак не комментируя, даже в мыслях, Цзинъянь сфотографировал. И тут же стер фотографию. Мысленно плюнул, сфотографировал снова и отправил. «Отпечатки?» Опершись спиной о машину, Цзинъянь вздохнул, сосчитал до двадцати, глядя в набухшее тучами небо. «Цзинъянь, когда отпечатки?» – Где моя медаль за долготерпение? – устало поинтересовался Цзинъянь у туч. Тучи безмолвствовали. «Завтра днем». Не выдержав, он все же дописал «Ты не сможешь предъявить это официально как улики». В ответ тут же прилетело злое «Ты мне не мать». Упали первые капли дождя. Все, хватит тут торчать. Ему на сон осталось часа четыре максимум. Цзинъянь раздраженно захлопнул дверцу машины и, словно в ответ, стеной хлынул дождь. Отпечатки оказались двух человек – их трупа и уважаемого сингапурского бизнесмена. Но присутствовали эти отпечатки на каждом из стаканов. Цзинъянь без всяких комментариев переслал результаты Юйцзиню. В ответ не пришло ничего. *** Золотистый воротник на ярко-голубой рубашке блестел, как рыбья чешуя. Цзинъянь еще раз оглядел этот выкидыш дизайнерской мысли и внутренне содрогнулся. К рубашке в гардеробе Цзинжуя нашелся еще и золотисто-бордовый галстук. Ладно, зато выкидывать это барахло можно будет со спокойной совестью. – Я вот это еще возьму, – рубашка и галстук отправились к бархатному пиджаку. – Цзинъянь, что у вас произошло с Юйцзинем? – С чего ты взял? – хмыкнул Цзинъянь, не оборачиваясь. Еще три шкафа набиты дизайнерским шмотом. Осталось найти подходящие брюки. Но три шкафа! Интересно, как помогает наличие такого количества одежды делу защиты китов? – Он вчера приезжал к отцу. Хотел поговорить… о тебе. Потому что у вас, – Цзинжуй вежливо сделал паузу, – ну… особые отношения. С отцом. – Поговорил? – обернувшись, с нескрываемой иронией поинтересовался Цзинъянь. – Нет, – посмотрел с укором Цзинжуй. – Ты же знаешь отца. Юйцзинь не тот, с кем он будет разговаривать просто так. Сказал, пусть приходит с ордером, если хочет поговорить. Он за тебя переживает. – Юйцзинь? Почему-то, если дело не касалось китов и редких видов животных, требующих защиты с применением взрывчатых веществ и прочих радикальных методов, Цзинжуй превращался в деликатное создание. Которое требовалось периодически просить излагать только факты, а не отвлекаться на размышления о тонкостях мироощущения и человеческих взаимоотношений. – Ну да. Отец сказал, что ты давно взрослый и сам знаешь, что тебе надо. Или не надо. Мне сказал, не ему. – Ага. Цзинжуй подождал, но больше ничего не дождался и попробовал снова. – Цзинъянь, – осторожно начал он, – Юйцзинь с тобой не дерется, а я дерусь. И ты сам говоришь, что бой говорит о человеке больше, чем любые слова… – Цзинжуй, стоп! – Цзинъянь прервал прочувствованный монолог в самом начале. – Коротко и четко, пожалуйста. В одно предложение. Укор во взгляде Цзинжуя достиг таких высот, что невольно хотелось пожертвовать все что есть на дело спасения китов. В компенсацию собственной черствости. – Юйцзиня с детства тянуло засунуть пальцы в розетку и посмотреть, что будет. – Это ты про меня? – усмехнулся Цзинъянь. – Про все. Цзинъянь изучал Цзинжуя, как внезапно заговоривший стол. Цзинжуй старательно смотрел в сторону и готовился, что за неподобающее поведение его сейчас будут бить. Пусть и не в прямом смысле. – Ничего не будет, – вздохнул Цзинъянь тоже про все. Да что же вас всех так тянет поработать миротворцами? На их этаже Юйцзинь последние дни не появлялся. Правда, Цзинъянь пару раз засекал в коридоре Ся Чуня и Ле Чжаньиня. Причем при виде него Ся Чунь тут же на манер щита загораживался бумагами – я здесь по делу. А вот о том, что Юйцзинь все же передал дело управлению по борьбе с наркотиками, Цзинъянь узнал на общем совещании, где присутствовали руководители всех управлений. Выпад от директора Вэя про средства бюджета, которые тратятся на бессмысленные анализы, Цзинъянь проигнорировал. Тема была вечная, но финансирование пока никто не урезал. Для порядка взглянул вопросительно – «хотите повоевать?». Вэй Лей смотрел на него из-под полуприкрытых морщинистых век, покровительственно улыбался и монотонно продолжал гнуть свое. Возникновение ситуаций, когда его управлению передается дело, где в крови обнаружены соединения, которые есть в каждом трупе и не являются подконтрольными веществами, неприемлемо. А вот это уже было открытое объявление войны. Цзинъянь проигнорировал предостерегающий пинок директора Мэна в лодыжку и с наслаждением ринулся в бой. Директор Вэй был загрызен и закопан. Образно говоря. С приложением подтверждения результатов из независимого источника. С объяснением всем присутствующим, что триптамины и тирамины, про которые говорит уважаемый директор, – это немного разные соединения. И если вторые есть в каждом гнилом трупе, то первые – далеко не в каждом. А если уважаемый директор управления по борьбе с наркотиками не в курсе данных различий, то, разумеется, он и его сотрудники всегда могут обратиться за консультацией и получить всемерную поддержку в расследовании. В рамках координации работы смежных подразделений. Поощрительное похлопывание Мэна Чжи по плечу и довольное «хороший мальчик» на выходе с совещания Цзинъянь посчитал прощением за самоуправство. Позже, уже в вестибюле, Вэй Лей вежливо распрощался с директором Мэном, сухо кивнул Цзинъяню и желчно посоветовал на прощание: – Кормить его не пробовали? Чтобы на людей не бросался. Благостно и бесхитростно улыбаясь, директор Мэн прочувствованно заверил: – Цзинъянь усердно трудится и беспокоится исключительно за наше общее дело. Но повел кормить ужином. За которым с неотвратимостью и прямотой танка попытался выяснить, что происходит в подконтрольном ему учреждении. «За что ты на него взъелся? Юйцзинь – хороший мальчик. Может отдохнешь день-два?» Цзинъянь воздержался от дискуссии, кто тут лучший мальчик и кто и на кого взъелся. Как и от обсуждения вопроса о том, кто нажаловался. От выходного отказываться не стал. Всю неделю было так тихо, что очень уж напоминало затишье перед бурей. Цзинъянь чувствовал – Шэнь Эрлан в городе. Но ничего не предпринимает. Вот выходной и пригодился. Цзинъянь решил не ждать дальше и сделать ход первым. – Юйцзинь только ради этого приезжал? – Нет, – помрачнел Цзинжуй. – Он потом со старшим братом говорил. Ему нужна информация… По смежным областям семейного бизнеса. Цзинъянь с трудом удержался от злого «Вот с этого и надо было начинать!» – Цинъяо согласился? Неприятно быть провидцем. Юйцзинь отпустил Шэня, дело передал, но от расследования не отказался. И решил поискать информацию на Шэня с этой стороны. – Так это из-за работы? – на подвижном лице Цзинжуя отразилась откровенная тревога за Юйцзиня. Ни Юйцзинь, ни Цзинъянь о работе с членами семьи Чжо не говорили. Юйцзинь по сути вообще общался с одним Цзинжуем. Да и бывал гораздо чаще в его городской квартире, чем в поместье. С остальными членами семьи Юйцзинь соблюдал вежливый нейтралитет – пока ваши дела не касаются моих дел, я вас не трогаю. Поэтому такая инициатива настораживала, мягко говоря. – У нас все из-за работы. Теперь иронично хмыкнул Цзинжуй, но тут же скромно потупится. – Цзинжуй… – вернул его к основной теме Цзинъянь. – Юйцзинь и Цинъяо. – Они договорились встретиться, – недоуменно и немного испуганно ответил Цзинжуй, видя его напряженный интерес. – Где и когда? – потребовал Цзинъянь. – Через три дня в порту. – Узнай, где конкретно. Цзинжуй послушно кивнул. Можно, конечно, у Цинъяо узнать самому. Можно попросить его отказаться от встречи. Нет. Пусть Юйцзинь идет. Но надо проследить и потом спросить у Цинъяо, что конкретно Юйцзинь хотел узнать. – Цзинжуй, машину одолжишь? Я свою у вас оставлю. – Зарегистрированную на кого-то левого? – Цзинжуй, услышав смену тона, отмер и расслабился. – Конечно. Какую не жалко. Ладно, а вот теперь можно и в последние три шкафа. Вернувшись с ключами от машины, Цзинжуй нервно оглядел результат его усилий по разорению своего гардероба. – Что? – вскинул брови Цзинъянь. – Не, ну круто, честно! – горячо заверил Цзинжуй. – Другой человек. И моложе лет на десять сразу выглядишь. Больше двадцати семи тебе не дашь. И куда это ты в таком виде? – На свидание, – с сарказмом хмыкнул Цзинъянь. – Меня так настойчиво звали… – Ты свою машину прямо под камеры поставил. Хотя ставишь обычно в слепой зоне. Алиби, надеюсь, тебе не потребуется? – полушутя, полусерьезно поинтересовался Цзинжуй. – Я тоже надеюсь, – абсолютно серьезно ответил Цзинъянь. – Тем более, ты будешь не самым надежным свидетелем в суде. – Я не хочу врать Юйцзиню, – улыбка тут же сползла с лица Цзинжуя. – Но? – поинтересовался Цзинъянь, почувствовав, что это еще не все. – Но меня еще есть отец, семья, и у меня твоя фамилия. – Я и не прошу врать. Ты скажешь, когда я пришел и когда ушел. Окончательно. – Ты еще сегодня вернешься? Цзинъянь кивнул. – А Юйцзинь спросит, когда ты пришел и когда ушел? – добивался полной ясности Цзинжуй. – Насколько я его знаю – да, спросит. Поверит или не поверит – другой вопрос. Но Цзинъянь всегда считал, что залог любой успешной операции — разведка, обеспечение тылов и защита флангов. Пренебречь – значит рано или поздно обречь себя на поражение. Кем бы ты ни был. Цзинжуй ничего не сказал, но взгляд был очень красноречивый. «Во что вы ввязались?» *- Су Ши (1037-1101)