Долину всю снегами замело. // И тучи черные ее застлали. // Я за цветали сливы шел туда, // Но где они растут – мне неизвестно. // В лугах заката я один стою // И разыскать дорогу не умею» «Корейская классическая поэзия» 1 957, 58
Honeymoon – Lana Del Rey
7 лет назад.
Бумажные крафтовые листы цвета кофе со сливками шуршали и пачкались каплями горячей шоколадной начинки свежеиспечённого круассана. В прохладное дождливое утро пронизанное многослойным туманом и моросью на стёклах выпечка обладала особой магией, такой же как и стаканчик кофе с щедрой посыпкой корицы на воздушной пенке под крышкой стакана. Стояла такая влажность, что волосы начинали слегка завиваться на концах, покалывая лоб. Застегнув застёжку в виде ремня на стоячем воротнике пальто, Хосок слизнул с пальца каплю шоколадной начинки и подхватил стакан кофе с капота. В целом, утро выдалось вполне себе удовлетворительным, даже идея включить слишком бодрое радио с утренней программой оказалось подходящей идей, с одним но. Это «но» имело корзинку на руле. Припаркованная машина осталась ожидать под красным знаком кирпича, пока её хозяин бодрым шагом направлялся через квадратный сквер, мурлыча под нос от сладкого вкуса начинки. Погода обладала серым цветом и длинными облаками с туманно проглядывающим солнцем между ними, улицы были почти безлюдны, а температура наконец-то опустилась для отметки пальто. Небольшой фонтанчик в середине сквера встретил Хосока плескающимися в утреннем туалете голубями между первыми опавшими пожухлыми листьями. Когда с другого конца раздались голоса опаздывающих на занятия школьников, альфа выбросил стаканчик и бумажную обёртку, стряхивая с себя крошки от слоеного теста, и осмотрел лицо в отражении экрана телефона на наличие крошек или следов начинки, всё-таки он визитное лицо. Весь путь до места рабочей встречи до слуха альфы то и дело доносились шорохи и звуки шагов где-то за спиной, но сколько бы мужчина не оглядывался, он не мог уследить за своим малолетним хвостом. Также он не обратил внимание и на брошенный велосипед за углом ограды сквера. Каким бы профессионалом не был Хосок, иногда он позволял мыслями унести себя, особенно перед таким долгожданным отпуском. Сейчас, сбежав по лестнице с нужного этажа вниз на один, мужчина осмотрелся ещё раз, заглядывая даже в межлестничный пролёт округлой лестницы всё так же не заприметив и края куртки шпиона. Постояв с минуту и прислушиваясь к шорохам опрятного подъезда на четыре квартиры, Хосок немного перегнулся через перила, чтобы рассмотреть пространство лучше, но кроме горшков с дряхлыми растениями на пыльных подоконниках старых высоких окон, он так ничего и не заметил. Подбадриваемый приятной тяжестью во внутреннем кармане пальто и билетами на завтрашнее число, Хосок развернулся на каблуках. У нужной ему квартиры как раз была отбита одна из плиток, что шахматными ромбиками устилала пол. Только мысли об отдыхе растворились, как приятный сон перед пробуждением, не оставляя после себя и следа, когда в районе поясницы он почувствовал что-то тонкое и острое, будто в него упирается школьная ручка. Хосок опустил пистолет с тонкой струйкой дыма и обернулся. Ему оставалось только, блять, уйти. – Что Вам надо от нашего отца? Ребёнок, по другому альфа не мог назвать это взмыленное чудо с плюшевым рюкзаком за спиной и твёрдыми, почти не дрожащими руками, которыми он сжимал строительный жёлтый нож с наполовину выдвинутым лезвием. Хосок, скользнул взглядом по лицу ребёнка и по квартире, обречённо вздохнул, наткнувшись на приоткрытую дверь. Сука блядская. Тело, которое до этого сидело боком к альфе на стуле, завалилось на пол в собственную багровую лужу с некоторыми мясными кусочками. Хосок сразу же устало плюхнулся на освободившийся стул, закидывая свободную руку на спинку. Он ещё раз вздохнул, голова уже начинала отзывался тупой болью. Ещё горячее дуло пистолета оказалось направлено в ответ на острое лезвие ножа. Мужчина мог поспорить на хорошую сумму, что ладони подростка вспостели. – Почему ты не в школе? – спросил альфа, прищурив лисьи глаза. – Этот господин был бездетный, из какой коробки с сюрпризом вылез ты? Квартира была роскошной, сделанной под старину, с бессмысленными статуэтками, с головами животных на стенах и дубовым рабочем столом, около которого и лежал тот самый бездетный господин. В одном Хосок был согласен, высокие потолки со сложной отделкой были хороши, в остальном, пафосное дерьмо. Мокрые следы от обуви подростка на дорогих полах отдались приятной радостью в глубине души альфы, от чего он благодушно хмыкнул. Переступив с ноги на ногу, мальчик сдул с лица прядь, насупившись. Омега был напряжён, словно натянутая струна, собранный и без тени нерешительности и любого сомнения в глубине зрачка, он спокойно дышал через нос. Руки понемногу начинали подрагивать и уставать. Светоотражающие полоски на куртке светились из-за падающего утреннего серого света из окна, которое оказалось по правую руку сидящего альфы и по левую от маленького омеги. – Я постоянно вижу Вашу машину у нашего дома, Вы никогда не говорите с папой! – громко и чётко сказал омега, – Всегда только с отцом! Вам нужны мы? – «Мы» это кто? – улыбнулся Хосок. – Я и брат, – уверенным тоном произнёс подросток, кивнув своим словам. – О, – рассмеялся альфа, опуская указательный палец на хвост спускового крючка, – мне нужен только мой отпуск, а тебе было бы неплохо научиться не прогуливать школу. – Что Вам от нас нужно?! Высокий голос криком отразился от тёмно-синих стен, от чего альфа поморщился. – У меня живёт курочка, Чимин, которая говорит: «Кудах-кудах», – мужчина прикрыл глаз, для большей показательности прицела, постучав пальцем по корпусу оружия. Впервые за всё время альфа увидел тень страха, пробежавшую по детскому лицу. Уголки губ омеги опустились вместе с руками, он отступил на шаг назад. – Золотое яичко. – Что? – тихо спросил Чимин, уперевшись пушистым рюкзаком о пьедестал статуэтки за спиной. – Не обмочись от страха, Чимин, – хмыкнул альфа, скрипнув стулом, – золотое яичко она тебе на счастье подарит на днях. Грудь ребёнка вздымалась от глубоких вздохов, от чего ткань куртки, зажатая лямками рюкзака, оглушительно шуршала в давящей тишине квартиры. Кусая обветренные губы, Чимин усердно проворачивал мысли в своей голове, переведя взгляд с небольшого металлического отверстия дула на спокойное и расслабленное лицо альфы. – Раз, – мерно сказал Хосок. Нежная подушечка пальца коснулась чёрной задвижки на строительном ноже, отодвигая защёлку, чтобы лезвие не смогло двинуться. Глаза Чимина вспыхнули неизвестным огнём, меняя медовый тёплый взгляд на тот, от которого брови альфы взметнулись удивлённо вверх, мимолетной ослепительной вспышкой переворачивая разум забытыми воспоминаниями. – Два. Этот момент оглушил Чимина, а голову пронзил гулкий свист, вырываясь из тишины, и сразу же возростоя громкостью до максимально возможной. До вальяжно сидящего мужчины не хватило сделать всего пару шагов, когда выстрел оглушил и опрокинул на спину испуганного ребёнка, осыпая лицо тому пылью от разлетевшегося материала статуэтки, стоящей за ним на пьедестале. – Вот и яичко для тебя. Чимин резко сел, держась за ухо с левой стороны. Он посмотрел на свои белые без единого пятнышка крови ладони и снова растёр уши, безумным взглядом без нотки страха вперившись в альфу. Звуки доносились до мальчика, как через толщу воды, а белоснежная улыбка безукоризненно ровных зубов выбивала из груди весь воздух. Подорвавшись на ослабевших ногах, омега хотел было уже вскочить, но в лоб уперлась большая ладонь, отпихивая ребёнка обратно на пол, как котёнка, под искренний хохот альфы. – А это я заберу, – Хосок, встав со скрипучего стула, выхватил из маленьких рук строительный нож, пряча лезвие и убирая жёлтое оружие в карман. – Ножи детям не игрушка. – Я не ребёнок! – зло выплюнул Чимин, махнув руками в попытке хотя бы ударить мужчину. Хосок, улыбаясь, поднял мальчика за ручку рюкзака и сильно встряхнул, от чего тот, запутавшись в ногах, почти рухнул опять на пол. – Надеюсь, твой велосипед складывается, – отпустив ребёнка, Хосок спрятал руки в карманы пальто, направляясь к двери. – У нас не так много времени, вставай, не представляю, как будет счастлив твой отец. Вцепившегося в свой плюшевый рюкзак мальчишку подтолкнули вперёд, чтобы тот перешёл порог здания, внутренне походившее на жилой дом и на рабочее пространство одновременно, омеге удалось заметить несколько снующих туда-сюда людей. – А как же велосипед? – Чимин стянул чёрную повязку с глаз, зажимая её в руке и оборачиваясь к возвышающемуся за его спиной мужчине. – Это не мой, а брата. Вы отдадите его обратно? Альфа закатил глаза. – Тебя больше волнует какой-то велосипед, чем то, что случилось с тобой утром и повязка в твоей руке? – Ну да, – насупился Чимин, прижимая рюкзак сильнее, потёршись носом о мягкую ткань. – Отец говорил, что у него серьёзная работа и сложная, так что всё может быть. Он даже приходил на день родителя в школу. – Не знаю, что он тебе наплёл, но это дико забавно, – Хосок обогнал омегу, встав перед ним, сложив руки на груди. – И меня не боишься? Чимин поднял голову, оценивающе осмотрев альфу, кивнул. – Нет. – Почему? – чуть не подавился воздухом Хосок. – Вообще-то это даже оскорбительно после всего, что между нами сегодня было. – Ты похож на голодную лису, – заключил омега, обходя мужчину. – Лис незачем бояться, а мой отец не дружит с плохими людьми. И явно не работает с такими. – А ты похож на своего отца и я честно не понимаю, как это вообще возможно. – Что возможно? – переспросил омега, любопытно разглядывая интерьер и отмечая про себя, что оценил бы здесь его эстетичный тигрёнок. Если возможно дурманящее вино из вишен и тимьяна, предлагаемое из прекрасных рук, ударяющее в голову и заставляя без страха стоять смирно, вглядываясь со всей животной преданностью в лицо опасности, то возможно всё. Проведя маленького омегу на второй этаж дома, кивая проходившим мимо людям в знак приветствия и не замечая удивленных взглядов, Хосок открыл перед мальчишкой отдалённую дверь с приглашающем жестом. Здесь было не принято приводить детей на работу. – Садись и жди, – сказал он. Головная боль росла в черепе с каждой минутой и веки начинали тяжелеть, а лоб наливаться свинцом. Для своего же спокойствия, Хосок закрыл за собой дверь своим ключом и отошёл на пару шагов, не сводя с неё взгляд. И что за хуйня сейчас была? Никогда не доверяйте свежеиспечённой выпечке на завтрак, она не сулит хорошего дня, как могло показаться. Как и вкусный кофе, который не обжёг язык. Тут явно было что-то не то, и Хосок это пропустил. Когда мужчина спускался в подвальный этаж, его больную голову разъярённым роем ос одолевали забытые школьные чувства вышагивания к кабинету социального работника, где, естественно, не могло ждать ничего хорошего, кроме заботливо предложенного пластыря после долгой и нудной лекции о поведении и ценностях морали. Он не был глуп или ленив, просто учёба не была для Хосока чем-то настолько захватывающим, чтобы тратить на неё столько времени. Для подготовки к экзамену хватит и ночи, за то для того, что творилось на заднем дворе школы и за её пределами понадобиться крайне много времени и затраченных сил. Лист, который являлся личным делом Хосока в школе, был больше заметками социального работника, чем делом прилежного студента, например, как дело его лучшего друга. Одна единственная заметка на том листе гласила о редких моментах вспыльчивости. Это случилось единожды, после перевода нового ученика, когда группа альф, покинувшая свои руки к ягодным губам одного омеги, выскребала песок и чешуйки сосновых шишек из своих глаз и ртов между последними уроками. Тогда из-за ямочек на щеках, Джуну даже предложили чай. А на занятиях больше никто не осмеливался поднять взгляд на то, как, подперев голову рукой, один юноша наблюдал за другим, что сдувал мешающую чёлку, сложив клубничные губы трубочкой, и вырисовывал сердечки на полях тетради. Ямочки ямочками, только он был самым пугающим тихим омутом с чертями, что Хосок видел в своей жизни, и, кажется, каким-то чудом его Чимин являлся сыном своего отца. Встав обеими ногами на бетонный пол, Хосок потёр в волнении руки, не решаясь войти. На мгновение голову мужчины посетил страх закончить свою жизнь здесь за этой дверью от рук своего друга, если один мальчишка упомянет то, что произошло. С одной стороны, это Хосок должен самодовольно расхаживать перед театром наказания и разноса, наблюдая за соплями избалованного ребёнка. С другой стороны – это был какой-то странный ребёнок. Такой же странный, как все здесь. Такой же, каким был он сам и не только он. По ту сторону металлической тяжёлой двери был другой грязный, покрытый далеко не белоснежной, местами с чёрными швами, плиткой мир. Трубы струились вдоль стен ровными рядами, создавая мерный шум бегущей воды, а в центре комнаты были три элемента мебели – два стула и стол. Один из них – обычный стул из прессованных опилок, покрытых клеящейся отделкой и матерчатыми сидением со спинкой с цветочным рисунком. Другой – металлический, как и стол. В подвале не было окон, но зато прямо над столом висела лампа с треугольным алюминиевым абажуром, а под сиденьем металлического стула был расположен слив. Больше всего здесь возбуждала страх не обстановка комнаты, а он, с тяжёлым взглядом и такими же тяжёлыми нотками фиалки* с примесью флоксов*, но переполненный спокойствием. Однажды увидев его за игрой со своими детьми, у Хосока всегда бежали холодные мурашки вдоль позвоночника, когда он слышал это здесь. В этой комнате были такие же простые правила, как и в детских ребячествах – последний выбывает из игры. В игру искупления играют двое, что сидят за противоположными сторонами стола, только один игрок играет сам за себя, а за спиной другого стоят ручные псы во главе с вожаком. Картина пугающая, но для оппонента игра пахнет свободой, а ещё – безоговорочной властью. Перед игроками лежат два разобранных оружия, хрипловатый голос медленно отсчитывает детскую считалку. Сияй, сияй, маленькая звездочка. Замечательно, что ты есть. Ту самую, с которой начиналась игра в прятки главы семейства Ким с детьми в яблоневом саду. Над землёй так высоко, Будто в небе бриллиант. Джун обернулся на скрип двери, выключая воду, льющуюся из шланга. Он ушёл так глубоко в свои мысли, наблюдая за стекающей витком по часовой стрелке розовой водой в водопроводный сток, что и не уследил за временем. Альфа выглядел слишком по-домашнему сейчас, даже его занятие больше походило на обычные дела по дому, чем на специфическую рабочую уборку. – Второй медовый месяц в роли родителей прошёл ещё лучше первого? – Хосок прошёл в помещение, наполненное острым запахом дезинфицирующих средств, оглядывая своего друга. – Выглядишь, как домашний кот. – Джину понравилось, – улыбнулся альфа, вешая свернутый шланг на крючки и стягивая перчатки. – От вас у меня будет диабет. – Вам стоит наконец-то познакомиться, я чаще уже вижусь с тобой, чем со своей семьёй. А ты в роли семьи, – альфа зажмурился, словно откусил кусок луковицы, – так себе. Пропуская друга на лестницу, Хосок захлопнул дверь в кафельное помещение и покачал головой. Что за лжец, который всегда притаскивает подарок на Рождество вместе с печеньем. – Твоя семья вперёд тебя решила познакомиться со мной. И, хочу сказать, что твой омега плохо управляется с детьми. Хосок напоролся на замершего на ступеньках перед собой мужчину и поднял голову. – Что? – спросил альфа, стоящий ниже. – Я то знаю, что у тебя нет фильтра, но, может, хотя бы побережешь свою пустую голову? – спокойно сказал Джун, сжимая перила. – Я не это имел в виду. – Объяснись. В темноте небольшой лестницы, ведущей из подвала на первый этаж дома глаза Джуна сверкнули не хуже глаз ночного хищника. Хосок сглотнул. – В твоём кабинете для тебя подарок. – Блять. Нет, – альфа ускорил шаг, перешагивая через две ступени. – У меня на лбу написано, что я люблю сюрпризы? – Немного, – уже стушевавшись, сказал Хосок, на что получил убийственный взгляд. – Это Джин? – Не совсем. – Я чую блядское дежавю. Старший альфа замер, стоило только пересечь порог собственного кабинета и поймать взглядом знакомую светлую макушку, обладатель которой болтал ногами, сидя на гостевом кресле перед отцовским столом. – Что он здесь делает? – собрав всё самообладание в кулак, тихо спросил Джун, склоняясь к другу. – От тебя несёт хлоркой, честно говоря, не очень приятно, – Хосок отодвинул того от себя указательным пальцем. – Что он здесь делает? Процедив сквозь зубы, Джун сжал лацкан пальто на груди альфы в кулак, дёрнув на себя ближе, от чего кадык того дёрнулся. – Это я виноват! – вскрикнул испуганно Чимин, услышав начинающуюся возню и знакомый родной голос, сильнее прижав к себе рюкзак. Омега даже не обернулся, вжимаясь в кресло, как если бы он мог в нём превратиться в незаметный комок. – Он ничего не сделал, честно. – Расскажи отцу, куда ты направился вместо занятий, Чимин, – легко сказал Хосок, когда хватка на груди ослабла, а её обладатель направился к своему столу, чтобы занять место. – Не поверишь, но это самая забавная история, что случалось со мной. – Минни, здесь тепло, можешь снять свою куртку, – устало выдохнул Джун, падая на своё кресло, и облокотился локтями на край стола. Но Чимин больше дрожал, вытирая холодные и влажные от волнения ладони о колени. Омега резко покачал головой в отрицательном жесте, опуская её, чтобы не сводить колющие глаза с круглых носков чёрничного цвета ботинок. Его съедал изнутри стыд и вина перед отцом за своё поведение, ему обещали заботу и безопасность, а в итоге он повёл себя, как глупый неразумный ребёнок. Глупый ребёнок, испугавшийся за свою единственную семью. – Не говори, пожалуйста, папе, я никогда так больше не поступлю, – чуть слышно сказал Чимин, пряча губы и подбородок в высоком воротнике куртки. – Папа не знает о моей такой работе. – Ты так ему и не сказал? – вклинился удивлённый Хосок, вставая за креслом омеги, неосознанно потрепав того по волосам. – Нет, – выдохнул Джун, потирая переносицу, – для него я все ещё берусь только за бумажную работу отца. Две пары глаз уставились на сидящего за столом альфу. – Это ложь во благо. И то половинчатая, – добавил Джун. Джун вздохнул и поднялся, обходя стол и усаживаясь в гостевое кресло напротив сына, за которым всё так же стоял защитой Хосок. – Минни, что ты хочешь мне рассказать? – повторил свой вопрос альфа, придвигаясь к сыну ближе, но не нарушая личное пространство ребёнка. Омега шмыгнул носом, но заметно расслабляясь от родительского тепла и спокойствия, начал волнительно раскачивать ногой. Чимин покусывал губы, бегая взглядом по комнате, в итоге останавливаясь на больших руках отца, как на островке спокойствия в утреннем сумбуре. Нет, светловолосому омеге не было страшно, ему было необычно и чуточку любопытно, только если бы чувства, в которых было сложно признаться, не придавливали его к сырой земле. Его доверие перевешивало все зудящие вопросы. Протянув раскрытые ладони отцу, Чимин выдохнул, когда альфа положил их поверх своих. Тёплых и сухих. – Почему папа не знает? А мы? – спросил омега. – Потому что чем меньше знаете, тем крепче вы спите. Это ради вашей безопасности. Минни, почему ты оказался здесь? – Он прогулял школу, потому что стащил велосипед у брата и поехал шпионить за мной, примерно с твоего дома, – быстро сказал Хосок, глядя на молчащего омегу. – А где велосипед? – хмуро посмотрел на друга Джун. – В багажнике. И я его верну, Господи, вы какие-то того, – Хосок изобразил в воздухе непонятную фигуру. – Велосипедов вам мало в мире, что ли? – Зачем ты это сделал, Минни? – Джун погладил маленькие руки большими пальцами, поглядывая на своего ребёнка. – Что тебя напугало? Чимин стукнул пяткой о сиденье стула. – Потому что я испугался! – свёл брови домиком омега, глубоко выдохнув и поднял взгляд на отца. – Я испугался, что они нашли нас и хотят всех забрать. Снова! Я ни за что не позволю этому случиться снова! Хосок, порывшись в кармане, выложил на стол жёлтый строительный нож. – Твой сын пришёл ко мне вот с этим. И я настоятельно рекомендую присмотреться к своему ребёнку. – Минни, – Джун посмотрел на предмет на столе и снова перевёл взгляд на ребёнка, сжимая омежьи руки в своих. – Когда-то у тебя были какие-то поводы, чтобы сомневаться в вашей с тигрёнком безопасности? Брови стоящего альфы удивлённо взлетели вверх на ласковом имени. Чимин отрицательно покачал головой, нахохлившись, как воробей, но рук отца не отпустил, лишь сильнее сжал. – Ему было страшно? – Джун посмотрел на Хосока. – Нет. Он видел всё. – Цыплёнок, – альфа помедлил, подбирая слова. – Правда ли то, что в день, когда папа забрал вас из больницы, это был ты? Чимин закусил потрескавшуюся губу с тонкой корочкой засохшей крови под вздох отца. Джун уже видел такое и прекрасно знал продолжение этого рассказа. – Я видел его взгляд. Это твой сын и лучше приручить, чем закрыть глаза, не тебе ли это знать, Джун? Посмотри на себя, на меня, на них. Ты знаешь, чем всё закончится, если положить на это, – Хосок замолчал, поджимая губы, – болт. Положить болт. Хочешь вытаскивать свою семью из дерьма погуще? Омега нерешительно кивнул, посмотрев сначала на отца, а потом на лисьего альфу. – У нас есть хороший психолог, Минни, ты обязательно посетишь его. Помнишь мистера Тиен? – Джун легко похлопал по ладошкам Чимина. – Вы уже виделись с ним. Я стану действовать только после его слов. – Ты не злишься на меня? – спросил омега так тихо, чтобы смог расслышать только отец. Получив в ответ на свой мучивший вопрос мягкую улыбку с ямочками, лицо подростка сразу же посветлело. Камень, навалившийся на хрупкие рёбра исчез, позволяя вдохнуть полной грудью. – Я могу взяться за твоего мальчишку. Джун поднялся со своего места, а рядом тут же вскочил Чимин, забираясь под руку к отцу и нахмуренно-серьезно смотря на Хосока. – Естественно за него возьмёшься ты. А ещё ты, – альфа указал пальцем тому на грудь, – отвечаешь за него собственной головой. И если с этим цыплёнком хоть что-то случится, я лично вышибу твои мозги и ты вряд ли во мне сомневаешься. Клянусь своим браком. – Со мной будут заниматься? – воодушевился омега. – Да, цыплёнок, для папы у тебя начинаются внеклассные занятия.***
Blood // water – grandson
Мотель в несколько этажей со специфической тематикой втиснулся между зданий с разнообразными неоновыми вывесками, они рябили в глазах и заставляли больше жмуриться в отвращении, чем призывно посещать такие заведения. Был поздний вечер, перетекающий в пьяную ночь, когда многие усталые пташки летели расслабить свои натруженные крылья поближе к неоновому свету. – Как тебе? Чимин покрутился вокруг своей оси перед столом с надписью «Администратор» и поставил руки в бока. – На троечку, – пожал плечами Хосок, закидывая ноги на стол и лениво, и перевёл взгляд на экран монитора с мелькающими квадратами картинок с камер. – Ты просто не любишь поздно работать, старые деды должны в такое время уже нежить свои конечности в постели, правда? – омега подскочил к столу, навалившись животом на столешницу. Он разулыбался, невесомо чмокнул подушечки указательного и среднего пальцев, чтобы в следующий момент мазнуть ими по щеке альфы. – Не грусти. Омега бодрым шагом вышел из лифта, оглядываясь в поиске камер. Найдя одну, он помахал ей ладонью с растопыренными пальцами, чем вызвал смешок у хмурого Хосока за столом администратора. Вприпрыжку помчавшись по ковровому покрытию коридора до нужного номера, по всему пути омега оставлял за собой задранные кусочки ковра от прорезиненной подошвы кед. Осмотрев себя ещё раз в отражении тёмного окна в конце коридора, Чимин заправил мешающие волосы за уши и аккуратно опустил на лицо маску в виде белой лисьей мордочки с затупившимися стоячими ушами и вытянутой закрытой пастью с яркой красной точкой носа. Острый разрез глаз маски имел золотую окантовку по верхнему краю, уходящую по лисьей скуле вниз и вверх по внутренней стороне уха. Нижний край разреза глаз имел красную широкую окантовку, заканчивающуюся острыми стрелками по направлению к носу. Лисья пасть была окрашена тёмной краской. Проведя картой по замку, омега впорхнул в номер, захлопывая дверь за собой ногой. – Ох, щенок Кицунэ*, – мужчина, сидевший на краю покрытой плёнкой кровати, обернулся. – Ты опоздал на пять минут. Омега виновато склонил голову, проходя ближе по шуршащей пленке к кровати и скидывая с плеча школьный портфель, Чимин опустился на колени, чтобы открыть сумку и вытащить предмет на тонкой резинке. Номер мотеля был небольшой, но казался еще меньше и сюрреалистичнее из-за полностью покрытого пленкой пространства, стыки которой крепились кусочками скотча. Окно в номере оставалось незавешенным и не имело простой шторки, из-за чего вечерние фонари бликовали своим светом в номере мотеля. – Ты новенький? – спросил альфа с бесцветным запахом, наблюдая за предметом в руках, обтянутых чёрными латексными перчатками. – Да, сэр. Глухой голос из-под маски удовлетворил своим звучанием мужчину, который коснулся детского пластыря на розовой коленке омеги и слегка дёрнул его за край. Губы Чимина расплылись в улыбке. Мужчина, что сидел перед ним на краю низкой кровати, до его прихода уже успел сложить свои вещи стопкой на полу рядом и накрыть плёнкой, но белье и носки он оставил. Омега же был одет в школьную форму, самую что ни на есть не настоящую с таким же фальшивым рюкзаком. Форма состояла из белой рубашки с коротким рукавом и воротником под галстук. Заправлялась рубашка в чёрные шорты на две с половиной ладони выше колена с лаковым ремнём с блестящей простой пряжкой. Белые гольфы, доходящие чуть выше середины икры исчезли в чёрных высоких по щиколотку кедах с длинными бантиками от шнурков. – Это настоящее? – рука скользнула под свободную штанину шорт, приподнимая её и поглаживая чёрные ремни бандажа с зубчатыми краями, на которых крепился небольшой нож, покрытый от рукоятки до кончика острия узором бензиновых разводов с очаровательным отверстием в виде сердечка у основания лезвия. Дождавшись кивка головы, альфа с силой прижал к себе податливое тело омеги, выдыхая волны аромата розового дерева. Сам же альфа наполнял номер мотеля ароматом не лучше, чем забытая размороженная рыба на солнцепеке. Вырывая из щенка фальшивые стоны и такие же покорные просьбы, рука с чёрным пухом волос на внешней стороне ладони уже скатывала носок с тонкой омежьей ноги, в то время как вторая ладонь, бросив попыкти расстегнуть маленькие пуговицы школьной рубашки, остановилась на груди. Под маской становилось душно, а стоны отдавали звоном в ушах. Чимин чувствовал себя до странности маленьким в этих медвежьих руках, не до приятного защищённым, а до тошноты напоминавшее что-то настолько забытое, потерянное, закопанное в самом тёмном уголке сознания, что хотелось закричать. Вырвав руку альфы из под пояса шорт, омега поднялся с колен мужчины, потянув того за собой. Ремни на запястьях разошедшегося в похоти альфы звонко щёлкнули, натягиваясь через мощные крюки в потолке, заставляя поднять руки без возможности их опустить. Чимин поднял с пола упавший свининой нос на резинке и обошёл мужчину, что стоял лицом к окну. – Подарок для лучшего бывшего мэра, – промурлыкал Чимин, надевая свининой нос на лицо мужчины. – Давайте поиграем, сэр? С того момента, как чужая рука опустилась на розовую коленку, альфа не переставал говорить, срываясь до бубнежа, несвязанные вещи, которые вызывали только отвращение, но никак ни каплю похоти. О его желаниях, связанных с телом Чимина на чужих коленях или прижатым в пленку лисьей мордочкой, омега наслушался вдоволь, горячим с примесью алкогольных паров шепотом прямо в ухо, спускаясь словами ниже по шее и утопая в узле галстука. Слова о том, как и где, и чем были сказаны даже в лисью пасть, таким тихим, больше похоже на скулеж голосом, а язык широко проходился между нарисованных клыков. Рубашка омеги оказалась задрана, а ремень растёгнут, стучавший пряжкой об пол, пока Чимин фиксировал ноги мужчины. Прижавшееся к оголённой спине тело омеги замерло, лисьей пастью утыкаясь в плечо. Приспустив белье мужчины, Чимин отступил на шаг, чтобы, приподняв маску, хорошенько сплюнуть в правую ладонь, обтянутую чёрным латексом. Непрекращающийся поток речи альфы чрезмерно напрягал, мужчина извивался в ремнях, пытаясь найти долгожданные прикосновения. Опустив маску на лицо, омега занял свою позицию, только теперь лисьей щекой прижимаясь к плечу альфы, чтобы лучше рассмотреть происходящее в отражении окна с тёмным городским небом. – Заткнитесь и скажите «хрю». Омежья рука опустилась на вставший член альфы, крепко сжав до дрожи в запястье и под резкий вдох мужчины. Направив взгляд на отражение, Чимин сжал зубы, цепляясь короткими ногтями в плоть. – Хрю. – Ох, давайте ещё, Вы хороший мальчик, постарайтесь. Оказалось действительно слишком сухо, латекс липко цеплялся к коже, оставляя после себя характерный звук. Надоив немного белесой жидкости, омега размазал её по всей длине ствола и крепко сжал ладонь, от чего вены на члене вздулись сильнее. Под послушные похрюкивания рука ускоряла движения, причиняя больше боли, чем удовольствие, но тело мужчины извивалось сильнее, толкаясь бёдрами в руку. Чимин звонко засмеялся и приподнял голову поближе к уху мужчины, чтобы одарить того слащавыми и высокими стонами в унисон. Стоило потонуть последнему «хрю» в хрипящих звуках яркого оргазма, а скудным каплям спермы пролиться на плёнку, омега отошёл от дрожащего тела, чтобы стянуть перчатки и снять с бандажа на бедре нож, приподнимая маску выше на лоб . Чимин вернулся на прежнее место, ласково обнимая альфу со спины и поглаживая, прошептал на ухо несколько нелепых нежных фраз вперемешку с похвалой. Перехватив нож двумя руками, омега упёрся кончиком лезвия около солнечного сплетение альфы. Прикрыв глаза, Чимин чётко ощущал, как это лезвие находится точно на уровне его гулко бьющегося сердца, и, если бы он мог переборщить, если бы он мог хорошо постараться сейчас, то это было бы занимательным вечером для ожидавшего его внизу Хосока. Под хриплый короткий крик альфы лезвие вошло быстро и мягко, почти до рукоятки. Чимин вжался в спину мужчины сильнее, чтобы усилить давление на нож, и резко опустил его вниз, съезжая по телу вниз вместе с движением ножа. Отпустив рукоятку, омега выдохнул тряса заболевшими от напряжения руками и шипя. Чимин обошёл висящую тушу альфы, рассматривая свою работу, как произведение искусства на личной выставке, и хмыкнул, с громким хлюпом вытаскивая лезвие. Омега стряхнул нож от приставшей к нему плоти и крови. Подняв ногу и мазнув пальцем по окровавленной подошве, Чимин развернулся к окну, вырисовывая между стекающих капель маленькое сердечко. – Хрю-хрю, – нажав на свининой нос, как на игрушечную кнопку, омега отошёл, вытирая подошвы кед о чистый участок плёнки. Оглядев альфу ещё раз, омега ударил лезвием и доверчиво открытую шею, зажмурившись от брызнувшей в лицо горячей крови.***
Seekae – Test & Recognise (Flume Re-work)
– Ах, это Париж! Младший омега бережно забрал у старшего брата открытку, зажав перед этим палочку от леденца между зубов и проверив руки на липкость от сладостей. Так и не найдя времени причесать волосы после сна, которые сейчас больше походили на гнездо средней птицы, две прядки выбились из общего хаоса, складываясь в неровное сердечко на лбу, Тэхён перевёрнул подарок, вчитываясь в надпись. – Я уже думал, что ты забыл, – омега надул губы в притворной обиде, но она сразу же исчезла, стоило увидеть искрящиеся глаза напротив. – Спасибо. Прижимая к груди открытку, Тэхён перегнулся через большую пухлую подушку, чтобы прижаться сладкими от леденца губами к мягкой щеке брата в благодарности. – Забудешь тут – горло перегрызут, – Чимин скинул с кровати свой рюкзак, откуда и бы вытащен долгожданный подарок. Омега растянулся на своей стороне кровати, потянувшись носочками. – Перегрызут, – младший убрал изо рта конфету и гордо показал яркую квадратную улыбку, с чуть неровными передними зубами, в точности, как у его брата. – Вставай, уже двенадцать, все ушли. Пихнув в бок одеяльный кокон, омега слез с кровати, чуть ли не в прыжок преодолевая расстояние до рабочего стола. Тэхён положил на стул ненужные книги и тетради и залез с ногами на стол, ища на пробковой доске свободную кнопку-лягушку. – У этих мэров один образ, – открытка нашла своё место почти рядом с центром, а картинку на ней под омежий вздох обласкали пальцами, – с деньгами под попой и красивой картинкой под руку. – Чем меньше город, тем страшнее картинка, – хмыкнул Чимин из-под одеяла. Старший перевернулся на бок, подперев голову рукой, и спросил: – Ты опять не спал до моего прихода? Тэхён мотнул головой так резко, что с плеча почти съехал ворот большой домашней футболки с пятнышками от вчерашнего какао. – Я не могу уснуть. Но я честно старался. – Лжец, – старший показал брату кончик розового языка, за что получил ручкой в лоб из стоящего на стопке книг канцелярского стакана. Тот пискнул от боли, сморщившись и падая обратно на спину. – Ох. – Сам лжец, это не больнее пушинки, – омега спрыгнул со стола, направляясь к выходу из спальни, по пути стягивая со старшего одеяло, скидывая на пол. – Папа вчера приготовил свой яблочный пирог, но я не съел ни кусочка, а сегодня я должен съесть два. Я есть хочу, вставай. Облокотившись в ожидании о дверной косяк в сопровождении мученических стонов с кровати, Тэхён прищурился, всматриваясь в торчащий край уха маски из незакрытой сумки брата. Смирившись со своим любопытством и всё-таки между ними никогда не было и не будет секретов, омега направился прямиком к загадочному предмету. – А это когда я должен был увидеть? – омега вытащил лисью маску и покрутил её в руках. – Я тебя сейчас побью. Чимин замычал и завозился, переворачиваясь на бок, лицом к младшему омеге. – Это должно было быть сюрпризом, а теперь сам сиди ешь свой пирог, – насупившись, Чимин сел на постели, поправляя единственный элемент пижамы – футболку с персонажами улицы Сезам. – Я целый день убил на её поиски, а ещё столько же чтобы поймать курьера. – Мне нравится, – разулыбавшись, младший надел маску, поднимая на лоб, чтобы та не закрывала лицо. – Ну, я пошёл. – Вот и иди, – Чимин пихнул того в бёдро и ущипнул за бок. – Вот и пойду, и вся пудра сахарная с мороженным мне достанется. – Да хоть весь пирог. – Ну и пожалуйста, – со смешком сказал младший, исчезая в светлом коридоре второго этажа, не удосужившись прикрыть за собой дверь. Гостиная встретила спустившегося сонного омегу нежной теплотой полуденного солнца и ароматом разогретой выпечки. Сегодня у всех выдался выходной, что сразу же повлекло за собой утренние сборы с общениями «наверстать упущенное» и, взяв гостя под руки с двух сторон, увести того в незабываемый выходной. Юнги отдавал должное супругам, он никогда не чувствовал себя третьим лишним в их компании. Как и никто из окружения не чувствовал себя лишним колесом между этими истинными. Спустившись с последней ступеньки, Чимин широко зевнул, пряча лицо в ладонях. В гостиной его уже ждал диван с накиданными на него пледами и подушками, которые младший нагло натаскал со всего, видимо, дома. – Ох, ты всё-таки сжалился надо мной, – Чимин забрал протянутую тарелку с кусочком пирога, устраиваясь между подушек на просторном диване. – Такая честь. Тэхён смерил брата насмешливым взглядом, слизывая с ложки мороженное. – Конечно, тебе же ещё нужно подрасти. – Ты, – омега указал ложечкой на брата, – сейчас же заткнешься. Пожав плечами, Тэхён устроился в подушках поодаль, закидывая свои ноги на голые колени брата и съезжая по подушке чуть ниже. Поправив маску на голове, чтобы та не падала на глаза, омега откусил кусочек, не сводя лукавого взгляда с довольно зажмурившегося Чимина. Когда с начавшимся рассветом за окном пружины прогнулась под тяжестью веса на второй половине кровати, а лица коснулись смазанные поцелуи, сердце младшего омеги забилось чаще. Эти ранние поцелуи пахли розовым деревом, ночным воздухом и чужими незнакомыми запахами. Но как только родное тело устраивалось в тёплых руках с красными полосами следов от складок постельного белья, в воздухе расцветала грасская роза, от чего, Тэхён был готов тихо застонать. Дождавшись момента, когда опустевшие тарелки оказались сложены на полу, а старший омега расслабленно потягивался, Тэхён сел, наклоняясь ближе к брату. – Ты думаешь обо мне в такие моменты, например, как этой ночью? – спросил он. Чимин ласково улыбнулся, оставляя лёгкий поцелуй на кончике носа украшенного родинкой. – Постоянно? Дурацкий вопрос, – с улыбкой выдал Чимин, рассмеявшись – Тебе бы понравился вид из окна, который был в номере. А ещё... – Что ещё? – придвинулся ближе младший омега. – Я прихватил несколько сувениров, – старший щёлкнул по носу Тэхёна. – Тебе понравится. А ещё… Спрячем это под матрац. – Опять твои сюрпризы, какой-то рождественский календарь получается. Пробурчав недовольно под нос, Тэхён перебрался на колени к брату, сразу же принимаясь поглаживать кончиками пальцев нежную кожу за ушами. Чимин запрокинул голову, издав урчащий звук, вызывая у брата смешок. – Я соскучился, – честно признался Тэхён. – А ещё мне снился ты. – Что я делал? – не поднимая головы, спросил старший, ластясь под тёплые прикосновения. – Пел, – омега обнял юношу за шею, прижимаясь всем телом и склоняясь над раскрытыми губами с крошками сахарной пудры. – Это было одним из вечерних занятий с нашим домашним преподавателем с игрой в четыре руки. Было красиво. В твои волосы были вплетены цветы сливы*, а одежду украшали бутоны мальвы*, а ещё лобелии*. Ты выглядел, как волшебное создание, сошедшее со страниц старой книги сказок у нас на полке. – Тебе понравилось? – тихо спросил Чимин, поднимая глаза и не отрывая взгляда, влажно чмокнул в уголок губ. – Нет. – Почему? – Я жутко ревновал. Но было красиво, признаю. Чимин улыбался счастливо и открыто, обволакивая уютный мирок на двоих богатой розой, смешиваясь с пудровой так тесно, что создавалось впечатление ароматного тумана. – Я безумно соскучился, тигрёнок. Тихий смех казался таким громким в уютной тишине пустого дома, а пальцы на боках отдавали смешной щекоткой, как и поцелуи на шее рядом с короткими завитками волос. Светлые пряди проскальзывали между пальцами гладкими волнами, а губы припухали и краснели, наливаясь цветом. – Можно сейчас ты сделаешь это для меня? – дыхание сбилось, Тэхён провёл языком по губам, собирая свои разбегающиеся мысли. – Когда на мне будет это? – он указал на маску, выпрямляясь на коленях брата. – Скажи «пожалуйста», – Чимин уткнулся в грудь младшего, глубоко вдыхая такой родной и любимый аромат, он потёрся щекой и слегка прикусил кожу через ткань, оставляя после себя потемневший след на футболке брата. Руки с нажимом проходились вдоль тела, забираясь под домашнюю футболку и резинку пижамных штанов. – Пожалуйста, Минни, сделай это для меня, – выдохнул младший. Ласк было так много, что предоставленные только друг другу омеги буквально тонули под натиском прикосновений, поцелуев и жаркого дыхания. Тэхён получил ощутимый укус, перерастающий в резкую боль рядом с косточкой бедра, когда поднявшись с колен, Чимин принялся развязывать бантик на поясе омежьих штанов. – Когда они придут? – Не раньше вечера. Тэхён, подстёгиваемый запретным в большинстве случаев местом, над обивкой которого так трепетно трясётся отец, и чувством возбуждения, трепыхающегося ещё с ночи, занял своё место на коленях брата снова. Только в этот раз издав сладкий, протяжным стон, выгибаясь и упираясь руками сзади в ноги со следами старых синяков. Это было настолько редкое удовольствие, что солёная влага собиралась во внешних уголках глаз. Болезненные ощущения не долго баловали собой замершего от удовольствия омегу. Тэхён редко позволял себе такое баловство не из-за недоверия к брату, а из-за того, что его любовь пересилила желание быть одариваемым удовольствием, это он хотел дарить его, отдавая всего себя до последней капли. Когда тёплая ладонь легла на член Тэхёна, тот, не сдержавшись, жалобно заскулил, вжимаясь лицом в изгиб шеи и плеча старшего, пытаясь захлебнуться ощущениями вперемешку с ароматом. Потеревшись щекой о плечо, младший омега застонал ещё громче и прерывистее вперемешку с такими же высокими стонами, цепляясь от сильных толчков в мягкую спинку дивана. Для него это все ещё было, как в первый раз, за исключением боли. Так же жадно, желаемо и ощущаемо каждый частичкой тела и души. Вскинувшись, Тэхён надавил на плечи возникающего в недовольных замечаниях брата, опуская того ниже, чтобы в следующий момент прижаться к его лицу грудью. Звук связки ключей, ударившейся о дверь, усилился. – Замри, там кто-то идёт. Через мгновение входная дверь открылась, впуская нежданного гостя с тяжёлыми шагами в прихожую дома, откуда виднелся кусочек гостиной со стоящим задней стороной диваном и с торчащей из-за спинки мебели головой младшего. Юнги потоптался на месте, высматривая нужную вещь на узком комоде. Нос засвербило от приглушенного хаоса ароматов, от чего в животе закрутился неприятный липкий ком. Хотелось отойти на пару шагов назад, зажав нос, а лучше выбежать на свежий воздух, было похоже на то, как если бы разбили большую бутыль с парфюмом. Юнги, как всегда пострадавший от своей рассеянности, находился в поспешных поисках через висящий в воздухе аромат. Хоть он был и не яркий для преподавателя, но не менее давящий, поэтому сейчас на подъездной дорожке его ожидала одна супружеская пара с таким настроем, что их даже не смогла огорчить получасовая поездка обратно домой за забытой вещью. – О, привет, – Юнги обернулся к омеге и удивлённо вскинул брови, потряся заветной коробочкой с таблетками. – Я забыл. – Доброе утро, – легко улыбнулся Тэхён. Чимин, которого буквально вдавили в спинку дивана и почти не давали дышать, в отместку попытался приподняться, чтобы войти в истекающее тело хотя бы головкой и сбить хорошую актерскую игру брата. – С тобой всё в порядке? – спросил Мин, не решаясь подойти ближе, но со своего места отмечая нездоровый румянец на скулах омеги и припухшие губы. – Да, – просто ответил младший омега, пожав плечами слегка прогибаясь, чтобы опуститься бёдрами, – хотел посмотреть кто пришёл, заволновался, мало ли что. – А, – рассеянно сказал альфа, запихивая коробку во внутренний карман куртки. – Красивая маска, Тэхён. Кумико*? – Ах, это, – младший дрогнул и рассмеялся, чудом сдержавшись от вскрика из-за рук Тэхёна, которые протиснулись в горячее пространство между тесно зажатыми телами. – Нет, я думаю, это всё-таки Кицунэ*. – Тебе идёт, – улыбнулся Юнги, – хорошо отдохнуть, прости, что потревожил. – Всё в порядке, Чимин ещё спит, – омега закусил губу, – он у нас поздняя пташка, как Вы и заметили. – Мин Юнги! – отголосок звонкого голоса старшего омеги семейства долетел из двора даже до прихожей дома, точно распугав несколько птиц, и выдавив из Мин Юнги тихое «ох». _______________________ *Prunus (лат.) – Слива. Цветы сливы считались символом мудрости, мудрого человека, который находится в вечном поиске истины. Красота, «Сдержи свои обещания!» *Фиалка – достоинство и скромность; верность и добродетель; «Думаю о тебе». *Мальва – «истерзан любовью». *Лобелия – враждебность, злоба, недоброжелательность. *Кицунэ – японские лисы кицунэ зачастую являются своего рода блюстителями справедливости. Они наказывают преступников и проучивают нерадивых чиновников. *Кумихо – корейские лисы Кумихо служат примером мудрости, исполняя назидательную функцию, однако в большинстве случаев выступают в роли коварных и жестоких обольстительниц.