Sasha Sloan – Normal
– Тебе же не видно, что ты читаешь. Отблески ровных рыжих огоньков от всевозможных свечей, что стояли на любой свободной горизонтальной поверхности, плясали на глянце больших квадратных плиток. Тэхён любил подобное преувеличение в мелочах особенными вечерами, когда они сильнее обычного пахли любовью и грели необыкновенным теплом сердце. Лениво переплетая мокрые от горячей воды пальцы, на которых оседала воздушными облаками пушистая пена, Чимин сонно тёрся щекой о махровое полотенце, что было накинуто стопкой на край ванны. Блики от свечей в полумраке горячего наполненного лениво окутывающим собой паром, помещения, дарили приятный полумрак для усталых глаз. – За моей спиной стоят пять свечей, все нормально, – Тэхён подавил в себе заразительный зевок и перевернул страницу. Кончики тёмных витых волос тяжелели и намокали под натиском пены. – Это ты сейчас уснёшь. Старший едва улыбнулся, сонно прикрывая глаза и крепче переплетая пальцы. В тусклом свете фарфоровая кожа юноши приобретала карамельный оттенок, а влажные плечи, что оставались над водой с разводами цветной соли, ловили на себя блики огней от свеч. Тело и правда пробирал сон, отдаляя мысли всё дальше, но одна интересная идея, которая закралась в пытливый ум, никак не хотела выходить из светлой головы. Чимин хихикнул, потирая пенной рукой чешущийся нос. – Ты знал, – сказал он, – что собачьи игрушки можно использовать не только по прямому назначению из-за их сходства кое с чем? – понизив голос и наполнив его загадочностью, омега подмигнул брату, выглянувшего из-за укрытия книги. – Нет. – Нет, не знал? – У нас нет собаки, Минни, и мы живём не одни, как ты хочешь это объяснить папе или отцу? – Тэхён фыркнул, недовольно сморщив нос. – Тайники! – Ты даже печенье не можешь спрятать, какие тайники, – тёплая улыбка коснулась квадратных губ, от чего голубые глаза сверкнули лазурным отблеском. – Знаешь, под матрасом прячут только дураки, это я так, к слову. Люди имеют свойство их менять и переворачивать, а твои кое-какие вещи оставляют на них вмятины. Тогда не очень ловко получилось, да? – Ящик стола, ящик на стеллаж, шкаф, за шкафом, под кроватью, за тумбочкой, второе дно… – Второй мозг тебе, Минни, первый не справляется. Чимин громко и возмущенно хмыкнул, скидывая переплетённые пальцы в воду, от чего та брызнула, разлетаясь во все стороны. Младший омега недовольно заворчал, смахивая капли с книги. – Но это так красиво! Все эти вещи такие эстетичные. Каждый раз листая ленту, я давлюсь слюнями. – Честно говоря, – Тэхён смерил брата подозрительным взглядом, – меня начинает напрягать твоя лента и твои заявления после неё. Меня тебе так мало? Это обидно, знаешь ли. – Я просто хочу сделать тебе ещё лучше? – сложенные домиком брови выглядели достаточно невинно, да и чувства Тэхёна никогда не обманывали, любую братскую ложь он мог почувствовать ещё до её появления. – Ты просто устал от меня, маленький лжец. – Нет! – Чимин воскликнул так громко, что младший дернулся в испуге, давясь смешком и нежностью от возмущённого голоса. – Совсем нет, просто я хочу сделать тебе приятно, понимаешь? – Вообще-то это у меня некие проблемы в данной области. Рывком разъединив руки, старший откинулся на бортик ванны, поморщившись от прохлады и опустился под воду сильнее. Обижаться было глупой затеей, но поводить носом перед братом, а лучше подразнить, выглядело более заманчиво. Ответить маленькой местью на обычную мелочь для светловолосого омеги был сродни игре. Поэтому, закинув ноги на края ванны, за что розовую пятку тут же пощекотали, юноша набрал в ладони облако пены, чтобы с усердием сдуть её в сторону брата с самодовольной улыбкой на клубничных губах. – У тебя нет проблемы, всё в порядке, – веско заявил Чимин тоном не терпящим возражений. – Я заметил, – фыркнул тигрёнок, откидывая книгу ровно на стопку сложенных вещей, лежащих на полу. – Что на этот раз в твоей голове? Чимин прикусил внутреннюю сторону щеки, погружаясь под воду ещё сильнее. В последние время голова работала настолько сильно, что имела полное право перегреться от разнообразных мыслей, тревог и страхов. Отрывки разговоров часто всплывали под веками точно перед сном, делая попытки забыться в тёплых объятиях более чем затруднительными. – Ты никогда не думал съехать? Чтобы мы были только вдвоём. Тэхён вздохнул, нежно улыбаясь и кладя ладони на тонкие щиколотки, чтобы поглаживать большими пальцами выпирающие косточки. – Думал, но мне всё ещё нужна семья. – Но мы можем приезжать, – возразил Чимин, – у меня есть некоторая сумма на счёте. – Эта сумма на счёте заменит тебе объятия или в твоей жизни их было слишком много и ты утомился? Может, в детстве было слишком много поцелуйчиков на ночь? Молоко часто кто приносил, аж аллергия пошла, да? Обиженно засопев, старший толкнул брата пяткой в плечо, не сильно, но ощутимо, сразу же возвращая ногу обратно. – Я просто устал прятаться, понятно? – Думаю, родители занимаются тем же самым. – У нас разные отношения, – насупился Чимин. – Надо же, – изумление просочилось в голос тигрёнка. – Любовь у нас как-то теперь разделяется, оказывается. Впервые слышу. – Я не это имел в виду! – Минни, – Тэхён вздохнул, – ты замечал, что ни папа, ни отец не вылизывают рты друг друга при нас или гостях? Это все делают наедине. И мы делаем. – Ну и фразочки, – старший вспыхнул смущенным румянцем, надувая пухлые губы. – Как будто кусок ваты в рот засунули. – А как ещё сказать? – пожал плечами младший. – Я просто хочу сказать, пока для нас достаточно свободы в этом плане, здесь даже никто не против поцелуев в щёку. Мне кажется, очень удобно, правда? Любовь в квадрате? Я не очень силен в математике. Но могу чётко сказать, что я не уйду из-под этого крыла, пока меня не пнут под зад. И не потому, что я боюсь жить один или не хочу жить с тобой, наоборот, я так эгоистичен, что мне ещё недостаточно родительской любви и заботы. Чимин задумчиво упёрся взглядом в брата. – А ещё мне кажется, – продолжил тот, – что ты разделяешь моё мнение. Знаешь, только здесь я чувствую нашу необходимость и то, как в нас нуждаются, нас ждут, представляешь? Однажды, когда ты задерживался с отцом слишком долго, папа отказывался даже прилечь, упорно сидя в гостиной до вашего прихода. – А ты уснул. – Признаю. Но волнение папы такое… у меня от него мурашки. Когда ты опаздываешь, когда мы втроем ездим к докторам, когда ты лежишь с жаром, Минни. Я не пользуюсь всем этим, нет. Я всего лишь пытаюсь заполнить пустоту в своём сердце этой любовью, ещё с тех пор когда я получил с рук папы ту самую конфету. – Я чувствовал от него такое спокойствие в тот день нашей первой встречи, что мои глаза защипало. – Фантик на доске, видел? Самая вкусная конфета в моей жизни, – Тэхён поёрзал, сглатывая непрошенный ком в горле. – У меня тогда сложилось впечатление, будто он нас искал. Я не знаю почему в наших жизнях так много различных поисков, это утомительно. А ты плакса. – Ты тоже, – надул губы Чимин, – как ты думаешь, папа, он… Ну, про то, что мы, ты понимаешь. Тэхён пожал плечами, улыбаясь, ответил: – Но я обожаю, когда он называет нас попугайчиками-неразлучниками*, очень точно, правда? – Отец говорит, что мы больше больше похожи на морских свинок*. – Он такой забавный, – рассмеялся Тэхён, – у папы есть вкус, очень странный, но есть. – Когда у тебя был жар, а папа уезжал к своему брату, ты даже не представляешь, какую панику отец тут развёл, – Чимин хихикнул. – Могу поспорить, что там осталось пару седых волос. – Когда это? – Ох, давно. Жар и правда был достаточно высоким, поэтому отец был то белее, то синее. Но то, как он наворачивал круги по дому, боясь звонка от собственного супруга, подобно направленному дулу пистолета, было незабываемо. Отец очень испугался, что не досмотрел за нами, в особенности за тобой, который, кстати говоря, прилично бредил и отказывался от лекарств даже с моих рук, пока чудом не приехал папа и, разогнав нас всех по углам, не дал тебе «волшебную тигриную микстуру». – Это так мило, – улыбнулся Тэ, – я даже не помню. – Корзинку на твой велосипед тоже тщательно выбирал отец, целую неделю выбирал, мне тогда эти корзинки уже снились, – Чимин задумался, – Ещё отец убирает для тебя мак с твоих любимых булочек и обрезает корочки хлеба. А ещё на работе у него стоит твоя фотография, а Хосок всёе ещё пытается понять, смотря на неё, почему отец почти всегда называет тебя тигрёнок. Ни одной правильной версии. – Нас так любят, – тихо проговорил младший, – почти сильнее, чем они любят друг друга, но так не бывает. – Сейчас разделяю твоё мнение про переезд после всего услышанного. Дом это там, где тебя ждут, а ждут нас здесь, – Чимин затих, улыбаясь своим мыслям. – Мои желания уединения не стоят всего этого. Я хочу, чтобы любовь между ними была сильнее любви к нам, потому что это самое красивое, что я видел в своей жизни. Опередив возмущённый восклик брата, старший скинул ноги с бортиков в воду, снова одаривая брызгами Тэхёна, и потряс пальцем у того перед лицом. – Кроме тебя, ты самый красивый во всех смыслах, клянусь! – омега рассмеялся. – Раз мы говорили о родительском волнении. Я не помню, говорил или нет, но твой хмурый преподаватель наш бывший нянь, представляешь? – Что-то такое можно вспомнить, – на лице Тэхёна изображалась бурная деятельность в копошении собственной памяти. – Но после всего случившегося моя память очень плохая на лица. – У меня тоже, но знаешь, что я вспомнил? О Господи, я лучше попрошу самого бывшего няньку рассказать об этом, на его месте тогда родители сначала сделали бы фотографию с таким тобой для семейного альбома, а потом бы нервно бегали вокруг тебя, я попрошу его рассказать тебе! Чимин резко поднялся на ноги, от чего вода с шумом скатилась с тела, омега кинул в брата лежащее на краю полотенце. – Вставай, – сказал он, – я уверен что он ещё не спит. – Уже ночь, – зашипел Тэхён. – Почти ночь! – старший заглянул в комнату, чтобы посмотреть на часы, и улыбнулся, хватая валяющийся халат. – Двигай тигриной попкой. В наспех накинутых халатах двое омег фыркали от стекающей с волос воды, стоя перед дверью в заветную комнату. Впервые за долгое время Чимина затопило смущением и он обернулся, смотря на растерянного, но явно заинтересованного, брата. – Ну? – в нетерпении спросил Тэхён. Собрав всю смелость и туже затянув пояс халата, Чимин деликатно постучал костяшками по дверному полотну и замер, ожидая ответа. Но вместо него прозвучало нечто нечленораздельное и не особо понятное, поэтому, пожав плечами, омега ввалился внутрь комнаты, утягивая и брата, что хлопнул за собой дверью. – У Вас свет горел, Вы не против? – в глазах старшего блеснули отблески света, делая их почти что невинными. – У нас к Вам есть дело. Альфа недовольно замычал, приподнимаясь и обрушиваясь спиной на уложенные к изголовью кровати подушки. Телефон оказался отложен, а на любимый томик не было никакого желания чтения, поэтому, вспомнив ещё раз, где он всё-таки находится, мужчина обречённо вздохнул. Юнги смерил странным взглядом ночных гостей, и, прищуриваясь, потянулся за очками, которые лежали на прикроватной тумбочке. – Вы лунатики? – спокойно спросил Юнги, поправляя очки на носу. – И почему вы мокрые? Оба. – Нет, и мы принимаем ванну вместе, так можно сэкономить на воде, а это полезно для природы! – Тэхён одарил мужчину квадратной улыбкой, утягивая за собой румяного брата, чтобы забраться вместе в изножье кровати, удобно устраиваясь. – Раз Вы не против, мы перейдём сразу к делу. – Вы не перегрелись? Я не Ваш родитель, – Юнги насупился, но ноги подобрал, давая больше пространства братьям. – Зато Вы наш нянь! Мужчина возвёл глаза в белоснежный потолок и глубоко вздохнул ещё раз, и явно не в последний за этот вечер. – Я сейчас занимаю слегка другую должность, – сказал он. – Брысь отсюда. Омеги переглянулись, искрясь озорством. Мин Юнги был уверен, что в этих взглядах было больше слов, чем во всей омежьей болтовне с момента их прихода, нарушая покой и тишину гостевой комнаты. – Вы же не против, чего бурчите? – Чимин легко улыбнулся, хватая одну из подушек на кровати и обнимая её, пока к тёплому боку юноши уже жался взъерошенный тигренок. – Всё по делу.***
Ólafur Arnalds – Broken
От кого: gigantcbunny Ты никогда не задумывался о том, что описание одного аромата можно продолжать бесконечно?Кому: gigantcbunny Огурец пахнет огурцом, Гу
От кого: gigantcbunny Ну подожди. Мне не спится, подумай о том, что я сказал.Кому: gigantcbunny Вам всем не спится, я смотрю
От кого: gigantcbunny Не нуди. И кому всем?Кому: gigantcbunny Огурец. Пахнет. Огурцом.
От кого: gigantcbunny А если я скажу, что мой чай пахнет мёдом, но мед же тоже пахнет…Кому: gigantcbunny Мёдом
От кого: gigantcbunny Нет же! Он пахнет цветами, а ещё может быть карамелью. А цветы тоже имеют запах, а карамель пахнет сахаром, подумай, это целая бесконечная вселеннаяКому: gigantcbunny Доброй ночи, Гу. Сахар пахнет сахаром.
Только тонкий, полупрозрачный шлейф, тянущийся с белоснежного мятого хлопка простыни, пахнет физической болью. Но боль сладка и аромат её приглушенно медовый, почти стекающий вниз подобно самому золотому нектару, что растворяется в ворохе сушёных душистых трав, которые только-только сняли с грубой, связывающей травяной букет вместе, веревки, что свисала с деревянного потолка. Мёд, оседающий ночными кошмарами на корне языка, и правда, отдавал цветочным вкусом. Хлопок совсем мягкий, прирученный и ещё даже сохранивший мягкое тепло, резал не хуже самого острого лезвия. Ткань легко облизывала щёку с горячим и нервным румянцем, что так трепетно жалась к тёплому клочку ткани. От глубокого дыхания маленькие, почти незаметные, волоски нитей колебались как лихорадочно сжимающееся сердце в грудной клетке. Так пахнет самая дорогая роза, которую так любят в роскошных и любимых садах и имя ей – грасская или же майская, похожая своими густыми лепестками на набухший пион. Юнги вздохнул, потираясь кончиком носа о тёплую ткань. Ноющая боль, которая никак не хотела менять свою ноту, расцветала на припухших пальцах, заставляя прятать руки в приятное и необходимое сейчас тепло, спрятать у сгиба шеи, уложившись на бок и скрывая голые замерзшие ступни краем смятого одеяла. От белого света, падающего с ночной улицы и скользящего между небрежно закрытыми гардинами, хотелось улыбаться, растягивая потрескавшиеся от частых укусов губы, во что-то отдалённо напоминающее улыбку. Рой бабочек, о которых так был часто наслышан Юнги, лишь коснулся кончиками крыльев, и был больше похож на редкие экземпляры, чем на целый рой. Прямые ресницы с покрасневшей кромкой века трепетали, отбрасывая на высокие скулы дрожащие тени. В этом доме, слово «расцвёл» Юнги слышал больше раз, чем за последние несколько лет вместе взятых, будто бы слова имели свойство быть связанным с местом, и это казалось достаточно реальным. Здесь расцветало всё – от вдохновения до болей и бессонницы. Здесь будто бы был другой воздух. Чистый, дурманящий. Другой мир. Тепло, что согревало своей тенью, оставил после себя один из братьев, который заклевал носом, даже не дослушав наполненные чистым восторгом возгласы Тэхёна, и свернулся на краю гостевого одеяла, светло и легко улыбаясь. У тигрёнка, как по мановению волшебной палочки, исчезли любые остатки сна, и даже намёк на него, позволяя выплескивать свои эмоции через шиканье со стороны альфы, которое, как предполагалось, должно было усмирить пылкость от забытой встречи. Но Тэхён был щедр на всплески рук и беззаботный смех, который приятно укутывал своей бархатистый музыкой расслабленного юношу. Разнеженный душистой пеной и уютной атмосферой маленькой компании, Чимин, сам того не заметив, чуть слышно засопел, лишь заёрзав от того, как ближе к ночи, присутствие брата исчезло, а тёплое чужое дыхание легко коснулось аккуратного уха, растворяя приятный шум от беседы. – Тэ расстелет постель и придёт, уже достаточно поздно, – Чимин выдохнул, подкладывая сложенные ладони под щёку, голос тихо и смутно доходил сквозь сон, смешиваясь во что-то единое. Юнги взглянул на приоткрытую дверь, прислушиваясь к шорохам. Озорство, каким искрился Тэхён, затянуло собой и хмурого мужчину, разглаживая складку между сведённых бровей. Они расслабляли и странно воодушевляли, подобно глотку красного вина, от этих омег, чьи пальцы были почти всегда переплетены, разливалось странное и обжигающее в груди, будто бы Юнги смог понять поступок и чувства своих друзей полностью, готовый повторить их действия, ни разу не пожалев об этом. Хотелось тянуться к этому хаосу, вдохнуть его, ощутить. Защитить. – Я сейчас вспомнил, – тихо начал Юнги, упираясь локтями в согнутые ноги и осторожно касаясь ноющими кончиками пальцев своих губ, – раз уж вечер такой. Был один момент, когда я сидел с вами. Тогда мне пришлось отвлечься на некоторое время. Да и тем более, о чём я мог волноваться, когда ты, Чимин, взрослый и умный, хоть и ребёнок, остался за главного? Всё под твоим строгим контролем, – мужчина улыбнулся. – Когда я вернулся к вам обратно, вы уже оба так же, как ты сейчас, сопели перед телевизором. Может быть, это настолько скучная программа, а может быть, просто сытный обед, но в любом случае в руках у тебя был откусанный ломтик тоста с хорошим слоем джема. Всё ещё не могу сказать точно, кто из вас больший любитель этой сладости, но судя по твоим измазанным щекам – это ты. Иногда, видя вас сейчас, мне вспоминаются моменты времени, когда вы даже не запоминали меня. Это странно. – Что странно? – тихо спросил пришедший Тэхён, ступая почти бесшумно, чем вызвал испуг преподавателя. Младший омега проглотил смешок от мысли, что эта картина напомнила ему котов, перед которыми кладут огурец, ожидая испуганный прыжок животного. – Нельзя быть таким тихим, – зашипел альфа. – Нельзя быть таким пугливым, я всё сделал. – Тебе помочь? – Ох, это, – Тэхён рассмеялся. – Знаете, у него как будто функция, чтобы его на руках носили. Чимин настолько тактильный, что эта черта вылезает из его маленького тельца даже через сон. Сам он даже не подумает дойти до постели. Тэхён задумался и блеснул глазами в сторону альфы. Такую возможно нельзя пропускать. – А, давайте, – всё же легко согласился он, – конечно, если Вас это не затруднит. Может ли это быть обманом обоняния, но, переступая порог чужой спальни, нечто странное и давящее опустилось на плечи и коснулось разума лёгким щелчком. Ноша, что была любовно укутана братскими руками наподобие кокона, казалось здесь такой лёгкой, будто бы наполненной гелием. Увидев в полумраке комнаты странное выражение лица гостя, Тэхён спохватился, убирая одеяло с части постели. – Эта какофония ароматов тоже дело рук Чимина, извините, – омега выглядел виновато, – он большой любитель этих непонятных аромапалочек и таких же свечей. Я вот свечи обычные люблю, в них чувствуется какой-то свой образ и душа, правда? Густой, пропитанный всевозможных ароматами, воздух дрогнул, как пружины под опустившимся на них весом спящего тела. – Соглашусь, – голос Юнги почти не слышный, тонущий в густом воздухе спальни. Пахло здесь всем и ничем одновременно. Сладко, терпко, горько. Это что-то напоминало смешение травяного чая с имбирным, ноты были не различимы. Все, кроме одной. – Извините, – некогда блестящая и озорная идея померкла, оставляя после себя вину. – У вас разболятся голова и руки. – Вы нормально спите в этой какофонии? – искренне недоумевал мужчина, аккуратно убирая со своей шеи на редкость сильную хватку омежьих рук. Как бы не возился сейчас Чимин, он так и не проснулся. – Вполне, – улыбнулся Тэхён, – мне нравится, как ароматы создают пространство и дразнят воображение. Это место меньше всего походило на спальню, как должно было быть. Здесь вырисовывался дикий восточный сад, может быть, лес после дождя, а может, просто сужение мира до одной конкретной спальни. Это было удивительно. Тонкое запястье, коснувшееся мимолетным движением линии челюсти, замерло и огладило лицо Юнги, притягивая к себе обратно. Простые действия отзывались непонятным отголосками в глубине истерзанной души и задевали старые струны. Звук от этого получался так себе, зато чувства захлестывали Юнги с головой. Это скрытая нота которая пряталась по закоулкам и дразнила собой, в один момент произвела фурор, двигаясь по возрастающей. От изящных запястий тянулся тонкий шлейф аромата, к сожалению, не пудровой розы. Мужчина резко выпрямился, от чего в глазах на миг потемнело, и поспешно накинул на спящего омегу одеяло, боковым зрением наблюдая за меняющимся младшим омегой. – Ложись, я закрою за собой сам, – бросил Юнги, махнув рукой. Хотелось сбежать так быстро, насколько было возможно, и запереться в комнате, как подросток. В то время казалось, это укрывало тебя от всех проблем. Тэхён осторожно забрался под одеяло, не сводя пристального взгляда с замешкавшегося гостя. Даже в ночной темноте спальни яркий румянец на скулах альфы не остался незамеченным, и младший издал смешок, когда за гостем мягко со щелчком закрылась дверь. Утро оказалось промозглым, заставляя Чимина вытащить из-под кровати собственные мягкие тапки, больше похожие на два облачка-сапожка. Не смотря на свою не сильную практичность, омега нежно любил их за вид и тепло. Завтрак, что любовно был расставлен на столе собирающимся Джином, не хотел лезть в горло как до так и после ухода тигрёнка, который, квадратно и ярко улыбаясь, лишь звонко чмокнул брата перед тем, как направиться на встречу занимательным выходным в компании своего лучшего друга и тонны вредной еды. – Что с моим цыплёнком с утра пораньше, м? – мелодичный и достаточно громкий в тишине пустующей кухни голос райского омеги сразу же завладел вниманием, заставляя юношу чуть ли не подскочить на стуле от неожиданности. Мысли окутывали светлую голову. – Нет аппетита, – честно признался Чимин, надавливая пальцем на яичную скорлупу, что осталась от минимального завтрака. Скорлупа хрустела под подушечкой пальца, превращаясь всё в более мелкие части. Не было необходимости видеть, чтобы знать, как аккуратные густые брови Джина нахмурились, и омега поставил руки в бока, выражая всю серьёзность ситуации. – Минни, что-то болит? – Когда вы вернётесь? – светловолосый поднял голову, прослеживая за действиями папы, который аккуратно сел на соседний стул, придвигаясь к столу. Джин всегда тревожился слишком сильно о любой мелочи. Глаза омеги прищурились, разглядывая перед собой заспанного юношу. Джин облегчённо вздохнул, мягко улыбаясь. Всего несколько движений, наполненных заботой и вот уже взъерошенный птенец походил на прекрасную райскую птичку. Под недовольное и явно притворное сопение, райский омега пропустил светлые пряди сына между пальцами, аккуратно укладывая волосы, потрепал по персиковым щекам и расправил на плечах толстовку, явно принажлежавшую Тэхёну, что всегда съезжала с острых плеч назад, упираясь воротом в шею. Чимин чихнул. – Будь здоров, – улыбка не сходила с лица Джина, – мы будем к вечеру. И игнорировать вопросы плохо, это из-за тигрёнка? – Я просто хочу побыть с вами, – брови Чимина сложились домиком, вызывая трепет в груди старшего. – Мы не уходим все, Минни, только я и отец. С тобой будет Юнги, хорошо? – Джин потянулся к лежащим на тарелке тостам и взял одним самый румяный, взглядом ища нож с круглым кончиком. – Я тоже очень скучаю по своему цыплёнку. Давай я сделаю тебе тост, м? Когда мы поедем с отцом домой, то обязательно заедем в твою любимую кондитерскую, отличный план, не находишь? – Пап, я сам, да и не хочу, правда, – омега робко улыбнулся от проявленной заботы и положил свою спрятанную в манжет толстовки ладонь старшему на предплечье. – Так, а ну давай вот без этого, – фыркнул Джин, наконец отыскав нужный нож, – здесь твой любимый гранатовый джем, так что один тост ради меня, договорились, Минни? Я между прочим только для тебя его и беру, а мой цыплёнок тут губы дует. – Не дую, – уголки пухлых губ поднялись, заставляя медовые глаза заискриться. Стоило старшему сесть рядом, как озябшие ступни сразу же согрелись. Чимин потёр свои ноги друг о друга. С заботой намазанный щедрым слоем джема тост был отдан нахохлившемуся птенцу, в чьих ладонях прятался очередной зевок, под уютное воркования папы. Тот приподнялся, чтобы дотянуться до большого стеклянного кувшина с пробковой крышкой, наполненного наполовину апельсиновым соком. Сок оказался налит в высокий стакан и поставлен перед омегой на такую же пробковую подставку. – И это тоже, цыплёнок. Там сахар, который нужен тебе. Давай сделаю ещё яблоко, порежу тебе ломтиками, хочешь? – Спасибо, но я всё, – слова омеги потонули в хрусте тоста. – Я всё уберу и помою! – Если ты себя плохо чувствуешь, Минни, то отдохни, ладно? Если заболит голова, то не надо терпеть, таблетки сам знаешь где. Громко фыркнув в ответ на драматичное закатывание глаз младшего, Джин щёлкнул того по носу, и пригрозил пальцем, вызывая у юноши смешок. Собрав салфетку с крошками и скорлупой, райский скомкал её, и под недовольные звуки всё-таки стряхнул крошки и с толстовки Чимина. Джин обернулся, стоило ещё одному недовольному бурчанию добавиться к завтраку. – Так нормально? – на пороге появился только на половину проснувшийся глава семейства, неловко покрутившись вокруг своей оси, чтобы продемонстрировать то, что сейчас же подвергнется разрушительной критике. – Нет, – строго сказал райский, осмотрев супруга с лохматой макушки до пары разных носков. Джун застонал, срываясь на широкий зевок и пряча лицо в ладони. – Почему нет? Мы опаздываем, – альфа поджал губы. – Никто никуда не опаздывает, и знаешь что? Ты мог бы хотя бы причесаться и сказать доброе утро, а лучше, – Джин тыкнул в сторону супруга пальцем, повышая тон с каждым словом, – лечь раньше, как тебе такое? Почему я одет, завтрак сделан, а один из детей вообще убежал с рюкзаком? Посмотрев через плечо супруга, Джун кивнул в знак приветствие развеселившемуся омеге, который радостно помахал в ответ ладонью с широко растопыренными пальцами. – Я буду ложиться раньше. – Захлопнись, Джунни. Альфа глубоко вздохнул. – Даю тебе ещё попытку поискать в верхнем ящике комода одинаковую пару носков. – Но они одинаковые! – возмутился Джун и поднял штанины для лучшего доказательства. – Знаешь что! – Джин метнул в истинного грозный взгляд. – То есть как мне предъявлять претензии по поводу того, что я не могу носить разные носки, так ты первый, а я не могу? А я могу! Оттенки разные, один чёрный, другой темно-синий. – Это всё? – Джун попятился. – Нет, – вздохнул райский, – советую зайти кое-куда, потому что у кое-кого след от зубной пасты. А если, когда я зайду и увижу на стекле брызги пасты, то ты как схлопнешься – так и не расхлопнешься больше. Кивнув самому себе, Джин победно улыбнулся, расправляя плечи. – И сегодня поведу я, – добавил он. – Господь. Как только силуэт альфы скрылся за поворотом, Джин подскочил со стула, отказываясь в два шага у шкафчика, и выбросил салфетку, оттряхивая руки. Вихрем подлетев обратно к цыплёнку, Джин обхватив лицо омеги в ладони, чтобы оставить звонкий поцелуй ровно на середине лба и ещё два на каждой из щёк, завершая своё действие поцелуем в кончик носа. Чимин взвигнул. – Спасибо за завтрак, – Чимин улыбнулся, пока порозовевшие щёки нежно ласкали родные пальцы. – Всё для того, чтобы ты был счастлив, – ещё один поцелуй в нос согрел омегу окончательно. – Мы очень скоро будем, не смей грустить, потому спрошу у уважаемого преподавателя музыки, как ты там был. Всё понятно, инструкции ясны? – Да, – кивнул светловолосый. – Вот и отлично, – Джин потрепал по волосам сына, превращая подобие порядка обратно в светлый хаос.***
Max Richter – Only Believe
Липкий сон, больше походивший на разнообразные отрывки фантазии, которые мерцали под веками, выкинул из себя юношу, как утопающего, на холодный и мокрый песок. Распахнув глаза, Чимин моргнул несколько раз, фокусируясь на белой краске потолка, которая переливалась синевой зарождающегося утра, и провёл ладонями по лицу, смахивая мешающиеся волосы. Приподнявшись на локтях, омега подвинулся к тумбочке, щуря глаза. Неприятная и давящая тишина будто обладала физическим телом, которым прижалась к юноше тесно, поглаживая по влажной ткани футболки на спине. Омега потряс головой и потянулся за полным стаканом воды, но тут же поставил его обратно, стоило свету ночника осветить его, вызывая вздох юноши от непонятной мухры на поверхности воды. Чимин рухнул обратно на постель, поворачиваясь на бок к пустующей и холодной половине постели. Чимин никогда не спал в полной темноте без присутствия под боком тепла одного единственного человека. В такие моменты он и не спал вовсе, только изредка проваливаясь в поверхностный сон. Детский ночник в виде белого кролика с золотистым воротником лежал рядом с ворохом подушек, от чего пшеничные волосы омеги слегка подсвечивались. Юноша потянулся и растер щёку о холодный хлопок подушки брата, подмяв её под себя. Прошло достаточный для короткой памяти отрезок времени, чтобы забыть разговор на ночной скамье небольшого сквера. Слова, брошенные альфой, тогда казались Чимину, если не целой исповедью, то серьёзным и личным разговором, к которому омега возвращался с каждым днём всё чаще, обдумывая каждую фразу и вспоминая каждую эмоцию на лице Хосока. Дал ли этот разговор пустить корни тревоге и волнениям в хрупкой душе омеги? Да. Считал ли Чимин исповедь своего единственного старого друга истинной? Отчасти. Сомнения поселились в юной душе ещё тогда, когда Чимин поймал чужой взгляд, направленный в сторону брата, который даже не замечал, как хотелось бы верить омеге, этого, только переплетая пальцы крепче и ускоряя шаг в малиновых ботинках. Чимин часто задумывался о доверии и о понятии любви, о привязанности и просто привычке. Но сейчас, лёжа после душного сна в прохладной постели, в душе омеги расцвела только бесцветная тоска по родному теплу и пудровому запаху, без которого, как казалось юноше, было трудно дышать. Омега зажмурился, прижимая подушку крепче к себе. Иногда Чимина посещала мысль, а что же творится в творческой и необузданной голове собственного брата, чьи действия и желания были и прозрачны и непонятны одновременно. Чимин доверял своему тигрёнку свою душу, своё тело и свою жизнь. Но был ли этот обмен равноценный? Эти пугающие до мокрых ладоней мысли всё чаще пробирались в бурлящий разум, заставляя сжимать родную ладонь сильнее, а взгляд наполняться тревогой. Чимин резко сел, сбрасывая с себя одеяло и опуская ноги с постели. Подобные мысли буквально пахли глупостью. Необоснованные, детские, эгоистичные. Если Тэхён только мог догадываться о том, что творится в глубине медовых покрасневших глаз, он бы, не разбирая причин и оправданий, одарил бы брата крепкими объятиями и словами, такими верными и необходимыми, которые бы собрали всё снова в единое целое, прогоняя любые тени сомнений. Когда-то Чимин слышал, что глаза никогда не могут обмануть. Был ли он согласен с этим? Да. Сейчас была только удушающая тоска и холодный пол, по которому омега водил голыми стопами. Едкая мысль вспыхнула под сонно прикрытыми веками, заставляя сердце снова заходиться в бешеном темпе, приливая кровь к щекам и суша горло. Чимин не мог вспомнить ни одного момента, когда ловил бы на себе такие же чужие взгляды, от которых так всегда берёг своего тигрёнка. С силой потерев рёбра из-за вспыхнувшей колющей боли, омега взглянул на часть своего отражения в примостившемся у стены зеркале. Его цена не выросла. Едкие слова, брошенные ночами с плевками тёмной крови, в такие моменты напоминали Чимину противную правду, в которую до глупости легко поверить. Тихо завыв от собственных мыслей, Чимин потряс головой, впиваясь пальцами в край постели. Один вопрос никак не давал покой измученному разуму. Почему, овладев тем, о чём так долго мечтал, получая любовь, прошлое и дурные мысли не отпускали? Всё, чего бы сейчас хотел Чимин, это спокойный сон и чуточку любви. Разве он, перешагнув своё прошлое, не достоин всего этого? Разве полюбить самого себя так трудно, когда тебе дарят любовь? Чимин поднялся со скрипом пружин, растирая глаза. Взяв с тумбочки стакан, омега выскользнул за дверь, с толикой грусти отмечая отсутствие света у гостевой комнаты. Хрупкая дружба, которая с приятной странностью появилась в жизни омеги, трепетала подобно вихрю бабочек, заставляя улыбаться ярче и чаще, а тоске, когда красная нить не обвивала руку и аромат пудровой розы почти растворялся, притихнуть, позволяя почувствовать Чимину то, о чём стыдливо проливал слёзы на братское плечо. Вспомнив, о всё ещё не совершенной прогулке с кормлением лебедей неподалеку от любимого книжного магазинчика папы, Чимин приободрился, напомнив себе обязательно поднять эту тему с утра, как только вернётся Тэхён. Мятный чай, что хранился в плетёной коробочке, показался омеге достойной идей для бессонной ночи, поэтому, спрыгнув со ступеньки, Чимин, стараясь не шаркать тапочками, направился к своей цели. Только у цели уже кто-то был, от чего юноша надул губы. – Я думал, Вам удалось уснуть сегодня, – грусть проскользнула в голосе омеги. Плечи альфы расслабились, опускаясь, стоило услышать знакомый голос. Аккуратно разломав ножом таблетку на две части, одну из которых Юнги сразу же закинул в рот, запивая большим глотком воды и морщась, от болезненных ощущений в горле. – А ты вообще спишь? – убрав за собой доску и нож, мужчина взял свой стакан и повернулся к ночному гостю, взгляд которого готов был расплавить закипающий чайник. – Не сегодня. Юнги кивнул, пряча руки в карманы кофты. Следующий вопрос альфы был прерван более дерзкой и прямой фразой, которая ударила Юнги в лоб. – Вы считаете меня красивым? – спросил Чимин, постукивая пальцем по столешнице. Мужчина замялся. – Вы все по-настоящему красивы, как белые лилии*. – Я спрашиваю не про всех, я спрашиваю про себя. – Да? – Юнги хлопнул глазами. Бросив с начинающей злостью идею про чай, Чимин подошёл к своему новому другу, заглядывая в глаза и закусывая губы до первых оттенков боли. Что-то безумное затмевало всё тревожные, разрывающие мысли. Голос омеги стал тише, юноша ступил на пол шага вперёд. – У Вас есть истинный? – спросил Чимин. – Мне кажется, это немного не тот вопрос для глубокой ночи, – альфа упёрся в край столешницы, неотрывно наблюдая за младшим. – Если у Вас нет кольца, я могу считать, что у Вас его нет? – Не делай то, о чём ты можешь пожалеть, Чимин, – широкая ладонь легла на плечо омеги, надавливая большим пальцем на выступающую ключицу. – Вы считаете меня красивым? – твёрдый вопрос прозвучал слишком громко, заставляя Юнги тут же поднять взгляд на пустующей коридор. – Я считаю тебя таковым, – спокойно сказал альфа, убирая руку с плеча. Чимин шумно выдохнул, нахмуренно рассматривая глаза напротив с отблесками ночного света. Удары сердца отдавались в ушах, заглушая собственное дыхание и разбивая рёбра. Что-то резко вспыхнуло, заставляя зрачки затопить собой медовую радужку, почти выплескиваясь подобно нахлынувшим на берег пенящимся волнам. Лёгкие обожгло, причиняя сильную боль, словно по венам в миг разливалась бурлящая, обжигающая только своим видом алая с рыжими всполохами лава. Все действия омеги казались медленными и будто бы это чужие руки сейчас обхватывали такое светлое лицо напротив, притягивая к себе словно единственный шанс, данный будущему утопленнику. Будто бы это чужие губы с яркой красной лопнувшей полосой по середине, с нотой отчаяния сминали собой сухие и солоноватые, податливые. Плечи Чимина опустились, хватка омежьих рук ослабла, оставляя после себя красные следы от подушечек пальцев. Омега опустился с носочков на полную стопу, слегка покачнувшись и коснувшись носом гладкого подбородка. Отсутствие чужих рук на своём теле обожгло юношу и тот отступил. Это чувство – облегчение? – Вы что-то почувствовали сейчас? – дрогнув на первом слове, Чимин подобрался, сглатывая слюну и поднимая спокойный взгляд с длинной тенью от завивающихся ресниц. – Нет, – твёрдое и звонкое, гулкое, как пощечина. – Я тоже – нет. _______________________ *Lilium (лат.) – Лилия белая. Чистота, непорочность. «ты невинная как этот символ невинности». *Попугайчики неразлучники – В тропической Африке, на Мадагаскаре и на нескольких близлежащих островах обитают попугаи-неразлучники. Так их назвали потому, что считалось, будто в случае гибели одного из пары попугайчиков умирает и другой: от невыносимой печали. Неразлучникам свойственна крепкая взаимная привязанность самца и самки. Они постоянно держатся вдвоем, никогда не удаляясь от партнера дальше пределов слышимости голоса. Вместе летают за кормом и на водопой. Вместе отдыхают, тесно прижавшись бок о бок и нежно перебирая друг у друга перышки. Неразлучность попугаев в природе не ограничивается контактами только с одной птицей, им важно находиться вблизи сородичей. Впрочем, стайный образ жизни не исключает ссор и драк с соседями. Когда такое случается, одна из птиц просто улетает на другую ветку и, немного погодя, возвращается на прежнее место, словно ничего не произошло. *Морские свинки – Одна морская может страдать от одиночества; потому что на воле эти животные живут большими семьями. Без пары морская свинка может тосковать и даже заболеть.