Oshibana

Black Atlass – Shadows

      Шаркая подошвами рыжих в чёрную полоску тапочек с тигриной мордочкой спереди и коротким хвостиком сзади, юный омега добрался до широкого окна, в котором и скрывалась дверь, что отъезжала в бок, чтобы выпустить юношу на холодный колючий воздух. Тяжёлые полы халата струились вниз, ведя за собой линию на первом нежном снегу. Шаги омеги не были уверенными, больше походившие на волочение собственного тела налитого свинцом, к чему прикладывалось неимоверное количество усилий. Чимин чувствовал себя истощённым настолько, что почти рухнул на припорошенную белым одеялом скамью у раскидистого куста, что чуть кольнул шею юноши своими ветвями.       Мороз забирался под тонкий слой хлопковой растянутой футболки, щипая за худые бока. Откинувшись на спинку скамьи, Чимин запрокинул голову, выдыхая облако пара, что ринулось вверх к бескрайнему чёрному морю, сверкающее своими драгоценными золотыми звездами. Это успокаивало, а морозный воздух приятно оседал в лёгких, очищая голову и мысли. Скинув с ног тапочки, омега опустил обнажённые ступни на снег, содрогаясь всем телом и чуть прикусывая внутреннюю сторону щеки.       Было намного светлее, чем в обычные вечера, поглощённые дождями и хмуростью. Это то самое снежное чудо, которое подсвечивало собой серость уходящего дня, создавая ощущение, что на миг бесконечное чёрное полотно сливалось с белоснежной припорошенной землёй, которая будто бы светилась изнутри тонкими и почти незаметными лучами, стремясь вверх. Кончики пальцев медленно наливалось краснотой, словно спелые вишни, за которыми последовали щёки омеги и кончик аккуратного носа. Этот холод был таким необходимым, жизненно важным, Чимин не мог надышаться им, зарываясь ногами в миллионы снежинок.       Сказочная иллюстрация счастья, которая сейчас возникала перед глазами, рябила и искажалась, а стоило погаснуть свету на втором этаже, как Чимин заломил брови, сводя их домиком. Дом, светящийся мягким приятным рыжеватым светом из больших окон, выглядел действительно как остров, а может, даже кусочек самого настоящего рая. Когда-то давно, на одной из множества лекций, которые только посещал Чимин, а может, это из ярко иллюстрированных книг, какими были утыканы, казалось, бесконечные стеллажи в доме семейства Ким, в памяти омеги приютилась история. История о том, что люди ещё в самые давние времена в тех местах, где солнце припекало макушку, а зелень словно сочилась своим цветом, и там, где тепло не баловало собой, стремились создать свой собственный уголок рая.       Раем для них служили маленькие личные сады, окружённые стенами и пышной растительностью, благоухая поистине необыкновенными ароматами. Там спелость фруктов была краше, чем в любом другом месте на целой Земле, а вода, струящаяся из фонтанчиков была самой чистой и мелодичной, которую только было можно себе вообразить.       Где небо было самое чистое.       Где солнце было самое тёплое.       Там где был Рай.       Чимин передёрнул плечами, переводя взгляд на белые стены дома, что сливались с укрытой снегом землей и деревьями, кустами и цветниками. Всё сливалось в единое, яркое, слепящее взгляд и окутанное темнотой.       Был ли это Рай, что был ограждён стенами?       – Минни! Пойдём!       Чимин сжал лежащие на коленях ладони, впиваясь в замёрзшую кожу короткими ногтями, оставляя еле красные полумесяцы. Голод уже несколько дней не мучал собой юношу, который лишь изредка выбирался из собственных четырёх стен, чтобы принять лекарство или забраться под родную руку и услышать, каково это, когда ласкают словами.       – Минни! – большая стеклянная дверь отъехала в сторону, являя голос, что стал громче и настойчивее, прорываясь через ощутимый ветер, который так и норовил занести горстью снежинок на порог дома. Дверь издала громкий дребезжащий звук, возвращаясь обратно на место.       – Стой, где стоишь, пожалуйста.       Чимин только шмыгнул, утирая ледяной кончик носа внутренней сладко пахнущей от масел стороной запястья. Как бы не была сильная любовь или привязанность, сейчас последнее, что хотел бы юноша, это присутствие кого-то рядом, когда собственные чувства валялись рядом, изорванные в клочья.       Здесь не было больших расстояний, а у Тэхёна было достаточное острое зрение, чтобы чётко увидеть причину собственного возмущения.       – Где твои тапки, цыплёнок? – крикнул младший омега, ставя руки в бока. – Ты что забыл, что было в прошлый раз?       – Пожалуйста, ещё немного.       Тигрёнок на это в негодовании топнул ногой по деревянному настилу, от чего тонкий слой снега взвился от удара, падая обратно на такую же голую кожу.       – Чимин!       – Я сказал – нет, – вскрикнул юноша, крепко жмурясь и прибавляя уже тише: – если я говорю «нет», это и означает отказ, пожалуйста, тигрёнок, дай мне несколько минут.       Раздув ноздри, Тэхён направился прямиком к раскидистому кусту, оставляя за собой целую россыпь гневных глубоких следов. Последние пару дней выдались сложными и буквально мучительными для юного омеги. Его пугало непонимание и исчезновение тепла по утрам, когда из сонных объятий пропадал его источник. Тэхёна пугало всё, его сердце билось так сильно, что пропускало удары. Всё чаще юноша за эти два бесконечных дня старался жаться к отцу, как только тот переступал порог дома. В этом человеке Тэхён видел такое нужное ему постоянство и защиту, ведь за все эти десять лет отец так и не изменил своей привычки накручивать на палец прядки волос, если сильно задумается.       – Ты мне лжёшь, – сказал тигрёнок почти дрогнувшим голосом. Он хотел своё спокойствие обратно. – Или нет, я не знаю. Но я чувствую, что что-то не так. Почему ты молчишь, Минни? Целыми днями. Я противен тебе и мои прикосновения?       – Тэхён.       – Я скучаю, Чимин, – младший омега хлопнул ресницами, припорошенными невесомыми пушистыми снежинками, – пожалуйста, Чимин.       Юноша подался вперёд, устало сутуля спину.       – Меня внутри разрывает, мне страшно.       – Почему?       Чимин мягко улыбнулся, и затем, хлопнув по коленями, поднялся со скамьи, от чего упавший снег скатился с халата омеги.       – Ты не чувствуешь моего страха?       – Я уже ничего не чувствую, – выплюнул Тэхён, – имей совесть, Минни. Прося меня быть открытым с тобой, я прошу от тебя того же, так что же сложного в моей просьбе? Что, блять, изменилось?       – Сейчас не очень подходящее время на выяснения отношений. Твои ноги, они замёрзли.       Тэхён отступил на несколько шагов, зло сжимая кулаки. Его буквально выводили из себя эти идиотские перепады настроения брата, а что ещё хуже, так это плотно сжатые пухлые губы. И когда Чимин находится на самой нижней точке горки, он становится невыносимым.       – Я хочу задушить тебя, – уже спокойнее сказал юноша, – сейчас бы с удовольствием, ты даже кончить не успеешь.       – Господи, – старший омега рассмеялся, – прекрати.       Тэхён чувствовал, как невыплеснутая злость дрожит в его теле, поэтому, сделав несколько глубоких вдохов, голос омеги уже был спокойным и ровным, только почти неслышным.       – Папа странный, он пугает меня. Вы все пугает меня. Что с вами?       – А что с ним?       – Он, – юноша прикусил губу, – разве ты не наблюдал за ним ничего такого? Он порезался, и не заметил этого, теперь наш ужин, который, кстати говоря, уже стынет, украшен не только веточкой тимьяна.       Чимин насупился, усиленно вспоминая прошедшие дни.       – Может, немного более нервный, – согласился юноша.       – Разве тебя это не беспокоит?       Согласно кивнув, омега шагнул вперёд и, подхватив брата под руку, нежно клюкнул холодным поцелуем поджатые губы, утыкаясь в чужой лоб своим.       – Я пойму, если ты захочешь нового брата,– серьёзно произнёс Чимин, слегка потираясь кончиком носа.       – Ты такой идиот! – оттолкнул от тебя липнущее существо, юноша подтолкнул того к двери, направляясь на курс вкусного ужина. – Мне придётся искать грелку и купать тебя.       – Хочу пену с клубникой.       – Заткнись, – прошипел младший, отряхивая чужой халат от снега. – Ты не думал, может, у папы что-то болит? Или, может, что-то с дядей? Мы вели себя хорошо, да и отец тоже. Чем мы его расстроили?       Когда на удивление тёплые руки подвели его к той самой стеклянной двери, Чимин закусил губу, разглядывая своё серое усталое отражение, неловко топчась на деревянном настиле перед дверью.       – Я был аккуратен.       – Я знаю, я не спал, когда ты пришёл.       – Всё ещё ждёшь меня?       – А ты меня нет?       – Заткнись, – Чимин пихнул брата в плечо, заталкивая в дом.       Райский омега прижимал лейку с длинным тонким носиком к своей груди, со всей осторожностью прячась за стеной и вглядываясь в темноту спальни, где мягким тёплым пятном горел свет из-за приоткрытой двери в ванную комнату. Сердце омеги билось тяжело, а некогда яркие и сочные губы почти утратили свой цвет, местами покрываясь сухой корочкой. В последние дни Джин чувствовал себя виноватым, но слишком разочарованным и нуждающимся в заботе, чтобы извиниться перед собственными детьми за своё странное поведение, и не выглядеть жальче побитого животного. Глаза омеги, обрамленные тёмными пушистыми ресницами, блестели словно от сильного жара.       – Мы дома, пап, я привёл Минни, – Джин испуганно дёрнулся от громкого голоса со стороны гостиной, тут же спокойно выдыхая, прижимая лейку ещё крепче, – как ты говорил, он был без тапок, так что надери его тощую задницу!       – Я был одет, пап! – перебил второй голос, что был выше.       – Нет, не одет!       – Тэ-Тэ тоже был босой и он стоял на снегу!       Губы мужчины дрогнули в улыбке, и хотели уже приоткрыться, чтобы сказать сладкий упрёк, но Джин одёрнул себя, и, не выдавая своё присутствие ни малейшим шорохом, перевёл взгляд на мигнувший свет, где мелькала фигура альфы в уютной домашней растянутой кофте. Все действия и каждая мелочь были выучены наизусть ещё много лет назад, но именно сейчас это казалось чужим, совершенно не принадлежавшим одному человеку.       Джин и сам не понял, как быстро и прочно его захлестнули настолько нелепые и глупые мысли, стоило чужому незнакомому запаху тронуть чувствительный нюх. Он считал, что он был стар для этого, что уж говорить о супруге, который, надо сказать, был не сложнее варёной моркови. Но мысли быстро заволокли разум мужчины, погребая того под тревогами и неуемными идеями, что не давали нормально сомкнуть глаза. Эти несколько дней казались для Джина самыми долгими и тягучими, омега в нахлынувших приступах тревоги мог долго бродить по дому в поисках тех самых незнакомых нот, испуганно находя их даже на любимых пшеничных волосах своего маленького цыплёнка. Всё казалось просто и сложно одновременно, в этот раз Джин чувствовал себя самым потерянным существом, будто он был оставлен на вокзале в полпервого ночи с большим пухлым чемоданом в руке.       Омега был растерян и зол, что создавало собой убийственное сочетание, заставляя аромат вспыхивать с новой незнакомой силой, являя все терпкие ноты, которые смешивались с ощутимой горечью. Даже наполненный яркостью и обидой, этот аромат никак не походил на тот, что тонкой вуалью покрывал одежду и волосы истинного. Услышав его впервые, Джина посетила мысль о том, что этот аромат просто должен был произойти. Где-то в самом тёмном уголке души жила печаль о потерянных годах, что прошли здесь, об этом эпизоде жизни, о самом себе. Когда яркий ореол зажёгся вокруг круглой луны, Джин подумал, что ему даже жаль этих пройденный лет.       Смотря на широкую спину супруга и прижимаясь щекой к дверному проёму, Джин думал, а каково это, целовать кого-то, кто бы не носил имя Ким Намджун?       А самому Намджуну это нравится? Целовать того, кто не принадлежит тебе.       Опустив взгляд на прижатую к груди лейку, райский омега со всей нежностью поглаживал её круглые холодные бока. Мысли мужчины метались словно рой из диких пчёл, они жужжали и гремели в его голове, шепча и подсказывая. Ещё никогда Джин не позволял себе утонуть в своём разуме, ведь в его руках не только он сам, но и те, кто видит в нём любовь и поддержку, которую сейчас мужчина, казалось, готов сам поглотить в десятикратном размере. Ещё никогда Джин не хотел почувствовать себя до одури любимым.       Оставив лейку у двери, омега бегло кинул взгляд в спальню ещё раз, разочарованно впиваясь зубами в губы. Дикое желание в виде показа своих чувств и выворачивания душу наизнанку становилось всё более невыносимым. Но это было той роскошью, которую мужчина не мог себе позволить, иногда время значило больше, чем прихоти.       Сейчас, спустя столько лет и такое количество произошедшего, выплеснуть такую мелочь казалось просто неподобающем.       Похлопав себя по щекам и направившись на всё более громкий шум, Джин мягко улыбнулся, почти не заставляя себя. Острое лезвие, которое располагалась прямиком у сердца, проворачивалось от одного только взгляда, который был такой же, как всегда.       Будто ничего не произошло.       – Пап? – младший омега буквально рухнул в чужие руки, обвивая шею и тычась в тёплую щёку холодным кончиком носа. – Ты похож на суслика, прекращай, и пойдём кушать.       – Я оделся и даже надел носки, – Чимин демонстративно поднял широкие штанины, ясно улыбаясь, от чего в душе райского чуть потеплело. Потянувшись, Джин осторожно сжал пальцами нос светловолосого омеги.       – Я же просил вас двоих так не делать, там не осень или лето, а вам не пять лет. Твой брат, тигрёнок, сам похож на олененка Рудольфа.       – Тогда ты получается – олень, – получив щелчком по носу, Чимин рассмеялся, прижимаясь к папе с другой стороны, укладывая свои руки поверх рук брата в флисовой кофте, – но ведь правда. У людей не рождаются олени.       – За то рождаются цыплята, – хмыкнул Тэхён, – занимательная генетика.       – Мне всё равно к какому виду вы относитесь, – Джин обнял омег, прижимая к себе. Здесь и сейчас он находил свою отдушину, от чего в глазах предательски защипало. – Будь то морская свинка или суслик.       – Нас сложно не полюбить, – Тэхён ущипнул брата за руку. – Правда ведь?       – Действительно, – Джин хмыкнул, и, услышав копошение за своей спиной, поторопился, уволакивая прилипших юношей за собой на кухню. Эмоциональное состояние было настолько стабильным, что сейчас, увидев бы причину своих потрёпанных последних дней, Джин бы не сдержался, проронив несколько солёных капель.       Как только белоснежные тарелки были отданы в омежьи руки, чтобы накрыть на стол, Тэхён вцепился в чужой рукав сильнее, с тревогой заглядывая в родные глаза.       – Папа, скажи, что ты здоров, – зашептал беспокойно Тэхён, – ничего же не случилось, верно?       – Тигрёнок, что с тобой? – тёплая ладонь легла на бархатную кожу, чуть поглаживая.       – Просто скажи, что ты здоров.       – Милый, моё здоровье в полном порядке, с чего такие мысли?       Тэхён закусил губу, поглядывая в сторону возившего с салфетками брата, что придирчиво раскладывал их на столе. Дыхание становилось всё более резким, омега всегда начинал нервничать слишком стремительно, почти вспыхивая, как спичка.       – Тогда тебя что-то волнует?       – Тэ-Тэ, мой милый, ты чего?       – Что-то с отцом?       Джин с трудом проглотил вязкую слюну, закрывая собой возможность разглядеть копошение за столом.       – А что с ним, милый? Подожди, секунду, – развернувшись, мужчина подмигнул суетившемуся омеге, чтобы почти сразу исчезнуть за углом, утягивая за собой юношу в пустую прихожую, освещенную лишь одним небольшим бра на узким комодом, на котором стоялиа наспех наполненная ваза с пушистой белой астрой*.       Усадив взволнованного тигрёнка на мягкий пуф, который много лет назад послужил причиной горячих споров. Потрёпанная временем мебель была так дорога омежьему сердцу, что Джин, ссылаясь на очаровательные кнопочки на сиденье пуфа, отказывался покидать свою старую квартиру без этого жильца. Громко утверждая, что нигде и никогда во всех известных мирах не будет такого же прекрасного, чуть продавленного пуфа с потёртой обивкой. И даже новая с иголочки подобная мебель просто не в состоянии заменить это сокровище. Тогда молодой омега просидел на нём несколько часов, бросая искрящиеся обидой взгляды на собственного сбитого с толка супруга. Джин опустился перед юношей на колени, садясь, как делал бесчисленное количество раз за всё взросление своего младшего птенца. Иногда некоторые вещи со временем совершенно не меняются.       – Что случилось? – зашептал Джин, рассматривая лицо омеги. – Ты можешь рассказать мне всё, что тебя беспокоит, ты ведь знаешь, тигрёнок.       – Ты здоров, – кивнул своим мыслям юноша, – с моей учёбой всё хорошо, мы все хорошие. Почему ты расстроен?       – Ох, мой милый, всё совершенно не так, с чего ты взял?       – Твой запах режет моё обоняние.       – Хороший, прости меня, если я причинил тебе неудобство, – Джин заправил непослушную тёмную прядку за ухо птенца, мягко улыбаясь, – я с этим обязательно что-то сделаю, придумаю. Прости меня.       Сердце юноши забилось сильнее, а горло сдавило дрожью. Тэхён забрал руку папы в свои ладони, держа за почти незаметно неровные пальцы.       – Вы все меня пугаете, – чуть слышно начал Тэхён, – это достаточно нечестно с вашей стороны. Я пытаюсь помочь вам, выслушать вас, как вы делаете это для меня. Но я чувствую, как меня отталкивают. Почему ты злой? Твои брови такие хмурые, что между ними появилась линия. Почему отец стал так рано ложиться спать? Я скучаю.       – Ох, мой милый тигрёнок, – поднявшись на коленях, Джин забрал в свои объятья юношу, что хлюпнул носом. Омега почувствовал, как тонкую ткань кофты на его плечах сжали в кулаки. – Ты совсем не меняешься. Прости нас, каждый из нас виноват перед тобой. Я постараюсь исправиться.       – Что происходит, папа?       – Всё будет хорошо, мой птенчик. У каждого из нас бывают времена взлетов и падений. Только в этот раз, в этом прекрасном гнезде падения совпали по своему графику и мы потерялись в этом, прости нас. Я обещаю исправиться, я не представляю, что на меня нашло.       – А Минни?       – А Минни прекрасно справляется с твоей помощью, – Джин нежно улыбнулся, покачивая юношу, – никто в этом гнезде не смог бы прожить без тебя и часа, мой тигрёнок. Ты – частичка этого, даже в падения. Никто и никогда не сможет отстраниться от тебя. Я знаю, что было всякое и ссоры и радость, но это не отдаляет нас, только делает крепче. Совершенно не важно, что произошло, если моё гнездо в целости и сохранности.       – А отец?       – Ох, твой отец, тигрёнок, – Джин сглотнул, прижимая сильнее к себе, на секунду зажмурившись, – я поговорю с ним обязательно после ужина. Ты ведь знаешь, как много у него работы, весь в делах, ты же знаешь его. Не обижайся.       Джин трепетно провёл ладонью по спине, чуть надавливая на позвонки.       – Не отстраняйтесь от меня, пожалуйста.       – Никто не позволит твоему страху появится, мой милый, – ласковый поцелуй пришёлся в горячий висок, – никогда.       Странное ощущения нереальности повисло над Тэхёном словно большая грозовая туча, набитая тяжёлой ватой. Нельзя было сказать, что лежащая перед ним еда на тарелке была не вкусной или не любимой, но любой кусок вставал поперёк горла и никакой глоток апельсинового сока не мог убрать это противное чувство. Перебирая вилкой листья салата заправленные ароматным маслом, омега кидал взгляды на брата или папу, всматриваясь в отца. В них всех было что-то такое, от чего тигрёнок хотел очнуться сейчас же.       За этим столом не принято говорить так мало.       Поёрзав на стуле, юноша чуть толкнул ногу брата под столом, забираясь тому под широкую штанину, но вместо игривого или хотя бы живого взгляда, Чимин смотрел потерянно и самую малость разбито. Тэхён никогда не мог понять, какого это держать в себе миллиард эмоций, проживая каждую из-за дня в день. Тарелка брата была пуста лишь на четверть, за то стакан почти опустел. Тишину, что повисла над этим ужином, можно было потрогать голыми руками.       – Мне, – прочистил горло альфа, откладывая свои столовые приборы, – мне придётся отлучиться на несколько дней. Я думаю, это займёт не более двух, в соседний город.       – Зачем? – почти воскликнул Тэхён, испуганно распахнув глаза. – А можно нам тоже?       – Там будет дедушка, оно вам нужно? – Джун смешно фыркнул, откидываясь на спинку стула.       – Но я был бы не против повидаться с ним, – подал голос Чимин, – и дедушка, я думаю, тоже скучал по нам.       – Что скажет Юнги, когда вернётся сюда, а дом пустой, как ореховая скорлупа?       Тэхён надул обиженно губы, зеркаля действие брата, на что альфа издал ещё один смешок.       – Тогда я хочу подарок! – сказал младший, всеми силами пытаясь вернуться в свой мир. – Из твоей поездки.       – И я.       – И я, Джун, – райский омега откинул скомканную салфетку на опустевшую тарелку и облокотился также на спинку стула, закидывая ногу на ногу. Его рот был чуть приоткрыт, омега уткнулся кончиком языка в передние зубы.       От этого действия мужчина напротив неловко потёр шею, альфа ощущал себя провинившимся школьником, только он сейчас находился за чёртовым семейным столом, поедая чёртов семейный ужин. Кажется сам страх мягкой гладью лёг на этот вечер. Джун скрестил ступни.       – А Юнги сказал, когда вернётся? – решил сменить тему Чимин, накрывая ладонь брата своей, чуть переплетая пальцы и подбадривающе улыбаясь. – Тигрёнок соскучился по урокам, да и я тоже.       – Это правда.       – А ты сам, когда точно вернёшься, Джун? – процедил мужчина, вперившись взглядом в супруга, в чьих глазах плескался самый настоящий страх. Перед ним. – Уточнишь городок?       Братья переглянулись, вжав головы в плечи.       – Я же сказал, здесь недалеко. Сотня километров, может, меньше.       – Ты многое что говорил, Джунни, а верить можно?       Джун заёрзал на стуле, кусая внутреннюю сторону щеки.       – Я не очень понимаю, что происходит, честно говоря.       – А Господин Ирсен знает, что у него поездка на носу, дорогой?       – Так это же его просьба, Джин, я не совсем понимаю, что ты хочешь сказать, – альфа поддался вперёд, во все глаза рассматривая незнакомого супруга перед собой, – это обида за то, что я не зову вас? Господи, да это же деловая поездка, у нас никогда не было с этим проблем, Джинни, о чём ты?       – Ты считаешь, у нас нет проблем, Джун? – омега стукнул коленом о столешницу, когда убирал ногу, на что зашипел, почти вскрикивая от вспыхнувшей злости. – Ты правда так считаешь?       Альфа несмело кивнул. Глаза напротив наполнялись жгучей влагой так стремительно, что Джин только резко поднялся, отодвигая стул и кидая вилку, что нервно крутил в руках всё это время, прямо в тарелку с россыпью недоеденного шпината. От громкого звонкого звука омеги крупно вздрогнули, сжимая руки сильнее, а главный альфа семейства устало выдохнул, до боли прикусывая внутреннюю сторону щеки.       Джин чуть покачнулся от резкого движения и, мутно видя из-за солёной пелены, всхлипнул, смаргивая влагу:       – Пошёл ты к черту, Ким Намджун.       Свободной рукой, что лежала на бедре, Чимин вцепился в край своей кофты, молясь, чтобы это ткань оказалось рукой одного человека. _______________________ *Aster (лат.) – Астра, род травянистых растений семейства Астровые, или Сложноцветные, включающий более двухсот видов, широко распространенных в культуре как декоративные растения с красивыми соцветиями-корзинками разнообразной окраски. *Астра белая – на языке цветов «Я люблю тебя больше, чем ты меня!», «Скажи, что любишь, еще раз», «Не могу думать ни о чем, кроме тебя...» символ любви, изящества, изысканности и ностальгии. Дарящий белые астры признаётся тем самым в любви и ждёт подтверждения взаимности. Астры согласно одной легенде выросли на месте Явления плачущей Девы.