Boyce Avenue – Chasing Cars
Тёмная ткань цвета кофе с молоком была такой нежной на ощупь, что Чимин крепче сжал кулаки на талии брата, сминая свитер в пальцах. Он пах так сладко и так необычно одновременно, совершенно незнакомо. Этот аромат хотелось попробовать на язык и зарыться в него лицом, прячась. Под пальцами ощущалось тепло родного тела, ещё такого хрупкого и чуточку подростково несуразного, с острыми плечами и слишком длинными ногами. Чимин всегда сетовал на явно проглядывающие рёбра брата, но сейчас, ощущая их под прикосновениями, омега желал, чтобы это никогда не прекращалось. – Давай чуть ниже, иначе будет трудно поливать, – пробормотал юноша, зарывшись в ткань свитера на пояснице брата. Тот придерживал его стоящего на стуле в попытках повесить горшок с цветком, что держала плетёная корзинка в своих изящных переплетениях грубой белой шерстяной нити. Наблюдать за тем с какой необычной страстью этот человек подходил к таким мелочам умиляло и восхищало Чимина, от чего юноша несколько раз легко пощекотал голую ступню брата, который расположился на полу между верёвками, ножницами и бесчисленных горшков. Чимин любил наблюдать за этим существом бесконечно. Чимин так любил. – Давай поставим туда шарик? – Тэхён посмотрел вниз, растягивая губы в улыбке и придерживаясь за лохматую макушку брата. – Какой? – С водой. Только в саду у нас стоят такие же штуки в форме птиц. Туда заливают воду и вставляют в почву. – Ах, это. – Ага, – кивнул тигрёнок, – но я всё ещё не понимаю принцип их работы. Как так получается что из этой лейки не выходит разом вся вода? – Магия растений, – Чимин потёрся носом о бок брата, громко фыркнув, – можно. Но только если они будут в форме птички. И то придётся залезать и наливать воду. – Не беспокойся, – аккуратно подцепив крючок переплетением веревок, Тэхён с осторожностью опустил горшок, что повис, чуть покачиваясь из стороны в сторону, а длинные тонкие ветви с листьями, что с внутренней стороны были украшены фиолетовыми прожилками легко ниспадали вниз. – Я возьму это на себя и буду сам подливать воду, а ты любуйся со стороны, понятно? – У нас, вроде бы, должна быть стремянка. – Вот на ней только и пущу, и то, чтобы я видел, – строго сказал тигрёнок, спрыгивая на пол и заключая в объятья надутого от обиды брата, – прекращай дуться. Разве тебе не понравилось то, что я сделал для тебя? – Я только чуть-чуть, – всё же улыбнулся омега, навалившись на Тэхёна, чтобы уткнуться кончиком носа в его, – позволь мне побыть немного совершенно избалованным и невыносимым. – Но тебе понравился мой подарок? – чуть слышно спросил младший. – Без ума, – выдохнул в губы цыплёнок. Здесь не было лукавства или того, что говорят родители на подаренный детский рисунок, который с гордостью оказывается повешен на дверцу холодильника. Чимин восхищался каждым тонким переплетением, той страстью, с которой Тэхён подходил ко всем своим идеям. Совершенно обычные действия, совершаемые со всем изяществом и трепетом длинными карамельными пальцами вызывали тоску в душе юноши, что не мог оторвать взгляда, впитывая и запоминая каждую частичку. В глубине души Чимин боялся того, что однажды он увидит родные руки на ком-то другом. Может, в тот день он будет также наблюдать за старательными действиями брата, только в этот раз они будут не для него. Тоска, что даже не казалась романтичной, всё чаще окутывала собой юношу, заставляя сжимать чужие пальцы сильнее. Щемящая любовь, застревающая криком в колючем горле, рвалась наружу диким псом. Иногда Чимину казалось, что он всего-лишь сон. А может, и ночной кошмар. – Скажи, что любишь меня, – Тэхён мог поклясться, что слова, произнесённые в этой тишине, были окрашены обречённостью. Юноша распахнул глаза, сталкиваясь с встревоженным взглядом тёплых медовых глаз. – Тигрёнок. – Что мне сделать для тебя? – Просто сказать мне это? Тэхён прикусил губу, на секунду пряча глаза под пушистой кудрявой чёлкой. Его омега, чьи колени чуть подкашивались, всё чаще задавал и просил одно и тоже, словно заведённая игрушка. Противоречия грозовым облаком повисали над головами юношей и никто не смел тронуть его, теряясь каждый в своих тёмных закоулках загнанной души. – Как же я могу перестать любить тебя, Минни? – Одним вечером? – не унимался встревоженный юноша, вплетая мягкие пальцы в волосы на загривке брата. – А может, ночью или прошлым летом? – Ты прочитал ещё одну какую-то умную статью? – мягко усмехнулся Тэхён, проводя ладонями по плечам вниз, чуть сжимая талию, спрятанную за тканью кардигана. – Может быть. – Хорошо. Я не могу утверждать, что твои статьи правдивы или нет, но я могу показать тебе разницу между влюблённостью, страстью и любовью. Тебе не кажется, что влюблённость это слишком просто для таких странных, как мы? Чимин чуть потянул тёмные прядки, накручивая те на пальцы. – Мы слишком сложные для этого, – утвердительно кивнул тот. – Верно, – с губ младшего не сходила тёплая улыбка, – а что ты думаешь о страсти? – Мы слишком просты для неё? – Глупый. Страсть всегда живёт в тебе. – Всегда-всегда? – Конечно, куда она может исчезнуть от тебя? Ох, цыплёнок, ты думаешь от неё так легко убежать? – старший омега посмотрел вниз, куда легла ладонь, там где гулко билось сердце под лёгкими трепетными прикосновениями. – Нет. Страсть – это те моменты, когда время становится незначительным, что ты готов променять его на то самое мгновение, которым, как тебе кажется, ты не можешь надышаться. И, – Тэхён щёлкнул ногтем по пуговицам на кардигане старшего брата. – Это нормально, если в какие-то моменты ты не чувствуешь этого, поэтому люди выгорают, понимаешь? Это эмоции, а они подобны фениксу из твоих любимых сказок, который всегда будет возрождаться вновь и вновь. – А ещё его слезы лечат, – задумчиво покачав головой, Чимин прильнув к брату, обхватывая руками шею, щекоча колючей тканью нежную кожу и пряча нос в сгибе, где плавно перемешивались ароматы двух роз, – я люблю сказки. – А я тебя, цыплёнок, – юноша потрепал брата по пшеничный волосам, вплетая пальцы и прижимая к себе сильнее, баюкая в тёплых объятиях, – всё на самом деле очень просто, твои статьи говорят тебе об этом? – Не особо, – старший омега наморщил аккуратный нос. – А ты? – шутливо строго спросил Тэхён. – Ничего не хочешь мне сказать? Младшему омеге показалось, что в его руках разразился целый ураган из негодования, и даже такой возмущенный Чимин для него был ярче самого долгожданного солнца и ценнее волшебных слез феникса, ведь именно он говорил про любовь, подтверждая свои слова чистыми и прозрачными действиями, в которых смешивалась влюблённость, страсть и любовь. Мгновения единения, когда нить, что обхватывающая собой безымянные пальцы, казалось, обвивала собой тела, были настолько ослепительным, что мир сужался до одной точки, растворяя даже звуки и собственное дыхание. Черта характера Чимина, заключавшаяся в редкой наивности, что так сильно контрастировала, заставляя сердце младшего омеги сжиматься от пронзающих игл. Это было больше, чем просто мило. Тэхён не понимал не только, как из круглой лейки не исчезает вся вода, но и то, как в этом человеке умещаются такие противоположности. Было в этом что-то такое прекрасное, невинное и чистое. Это было так правильно объяснять такие простые вещи и слушать такие странные вопросы.***
– Юнни, ты занят? Оторвав себя от окна, Юнги повернул голову на голос, осоловело хлопая ресницами. – Я? – А тут ещё кто-то есть? Посмотрев по сторонам, мужчина пожал плечами. – Ты не уверен? – улыбаясь, Джин опустился рядом на диван, чтобы забираться озябшими ногами под плед, которым был укрыт альфа. – Уверен. – Очаровательно, – уловив момент, когда всё внимание гостя было снова увлечённо возящимися в снегу птенцами на заднем дворе, Джин аккуратно выпутал из чужих рук неизменный блокнот и покусанный карандаш. Всё чаще райский омега ловил своего друга витающим в густых облаках, что тот забывал даже про кофе. Омега, обласканный ароматом цветочных груш, не испытывал злости или обиды, за то что приготовленный с любовью кофе давно остыл, тот только осторожно забирал кружку, чтобы заменить на горячую порцию и привлечь внимания задумавшегося альфы. Джину казалось, что с каждым днём Юнги всё больше растворялся, этому способствовал не только распухший от записей блокнот, но и то количество времени, что гость проводил за инструментом, вне зависимости от нахождения рядом шкодливого, но упорного ученика. Джин любил музыку. Проводя больше время дома из-за отсутствия работы, тот всё чаще получал удовольствие, наслаждаясь всё более грустными мелодиями, что рождались из-под тонких воспаленных пальцев. Но сколько бы ни было прекрасной, без сомнения, музыки, райский омега так ни разу и не услышал голос, который ещё давно покорял не только трепетные сердца, но и нечто более сложное. Джину казалось, что, услышав этот голос снова, ему придётся проснуться. Сколько бы любимый супруг по-доброму не шутил над нежным внутренним миром своего истинного, Джин не мог не воспринимать свои чувства серьёзно, прислушиваясь каждому шороху в своей душе, следуя внутренней интуицией и тайным желаниям. Мужчина чувствовал, что поступает верно. Окно, больше походившее на стеклянную стену, выходило на задний двор, где комок из розовощеких братьев издавал настолько громкие звуки, что они были слышны даже в коконе тёплого пледа. Там искрилось счастье, а варежки с мелкими комочками снега остались забытыми ещё на деревянном настиле около двери. Джин не сомневался, что придётся отпаивать птенцов горячим чаем и согревать замёрзшие ноги в тёплой воде с маслами, от которых тех утянет в сон. Юнги, сидевший сбоку, был поглощён этой картиной веселья и, может, даже оглушен. Желание запустить пальцы в чёлку, что лезла на сонные глаза альфы, пробирало райского омегу изнутри до чуть заметных мурашек. Он находил забавным своего друга именно в этот момент, когда тот напоминал собой кота, разбуженного после плотного ужина с требованием сделать сальто в пачке балерины. Подавшись порыву, мужчина легко погладил того по лбу, зачесывая волосы назад, пропуская пряди между пальцами. – Что в твоей голове, Юнни? – спросил сам себя Джин, мягко улыбаясь. Было ли это чертой характера или со временем приобретённое родительское чувство, но омега ощущал, что был обязан позаботиться об этом человеке. Может, это было не только чувство, но и любопытство. Но только совсем чуть-чуть. Мужчина положил ладонь на плечо друга, чуть потрепав, привлекая к себе внимание. – Юнни, – чуть громче сказал мужчина, от чего альфа дёрнулся, резко поворачивая голову на голос. Глаза Юнги выглядели чуть напуганными, омега счёл это милым и даже очаровательным. – Отвлёкся. – Конечно, ничего страшного, – Джин щёлкнул того по носу, – составишь мне компанию? Я знаю, что ты не любитель сладкого, но мне срочно нужен ассистент для варки какао. Юнги затих, бегло глянув на резвящихся птенцов. Самым лучшим сейчас, наверное, и правда была возможность отвлечься. Мужчина чувствовал, что с каждой секундой силы всё больше покидали его тело и душу. – Хорошо, я только положу свои вещи, – не успев договорить, Мин только возмущённо приоткрыл рот, но так и захлопнул, принимая своё абсолютное поражение. Блокнот ловким движением был утянут из чуть подрагивающих рук и повешан на карман комбенизона на груди. Убедившись, что ни одна страница не помялась, Джин поправил лямки и потянулся к гостю, чтобы аккуратно положить тому за ухо искусанный карандаш. Укусы никак не вызывали брезгливость на лице омеги, что имел большой опыт, благодаря двум неугомонным детям. – А я получу назад вещи? – Безусловно, – райский похлопал того по плечам, расправляя футболку и придирчиво осматривая вид гостя перед собой. – Когда ты приехал, она так на тебе не висела. – У меня вся одежда такая, – в замешательстве сказал альфа, осматривая себя. – Даже не пытайся обмануть мои глаза, дорогуша. Я хочу вернуть твои щёчки, а значит, будет тебе двойная порция зефира для какао. И не выйдешь из-за стола пока последняя не исчезнет в твоём рту. Юнги зажмурился, зафырчав так, словно вместо зефира у него во рту оказался кусок пушистой ваты. Но спорить было так же бессмысленно, как и сопротивляться. Поэтому, нехотя вылезая из нагретого места, альфа только мельком глянул на притихших на улице омег, что, тяжело дыша, развалились на снегу. Звонко смеясь, те болтая ногами и руками, делали снежных ангелов, цепляя озябшими пальцами. Снежинки легко путались в лохматой копне пшеничных волос, создавая образ чего-то лесного и волшебного. Почувствовав острую боль в рёбрах, Юнги отвернулся, направляясь за широкой спиной. Когда перед альфой, что был усажен на стул, была поставленная целая плетёная корзинка с бесконечными маленькими пачками с таким же маленьким зефиром в них, Джин закусил губу, перебирая в голове всевозможные варианты, позволяющие бы осторожно подобраться к этому существу. Это казалось ещё сложнее, чем объяснить тигрёнку, почему именно его отец, а не фея, забирал последний молочный зуб из-под подушки. Кухня медленно наполнялась уютным горячим ароматом с букетом нот всевозможных пряных приправ. Проверив конфорку и пузырьки в какао, Джин стянул с плеча полотенце, аккуратно подвинув стул ближе к гостю, чтобы тихо занять своё место, слегка склоняясь к чужому лицу. – Юнни, – тихо позвал омега, сжимая в беспокойстве собственные локти. – Мне кажется, вот эти уже всё, они какие-то твёрдые, – Юнги протянул мужчине пачку, другой рукой перебирая остальные, – вроде, ещё одна была такая же, сейчас. Приняв лакомство, райский отложил то в стороны, чтобы коснуться кисти мужчины, чуть сжимая. – Я понятия не имею, как поступить, – осторожно начал Джин, выбирая путь максимальной честности, – поэтому я поступлю так же, как делаю это с птенцами. – Что? – в изумление альфа поднял глаза на друга, переводя взгляд на руку. – Юнги, если тебя что-то беспокоит, ты ведь знаешь, что здесь есть те люди, которые тебя всегда могут выслушать? Мужчина зажмурился настолько крепко, насколько позволяли вспыхнувшие под веками фейерверки. Две крайности боролись в одном теле, заставляя то кричать, то утонуть в тишине и бездействии. Если бы только Юнги понимал, что творилось в собственной душе. Здесь, находясь в этих стенах, и правда было чувство безопасности, от этого становилось чуть легче. Но ощущения падения всё не прекращалось, от чего Мину казалось, что любая мелочь всё сильнее толкает его в пропасть. И это составляло такой снежный ком, в котором найти зачаток этого было равно нахождению иголки в стоге сена. – Я понимаю это. – Это замечательно, – на губах омеги снова расцвела улыбка, – просто знай, что бы ни происходило в твоей голове, ты не один. В этом хаосе сложно вообще остаться одному, я бы сказал, просто нереально. У тебя есть мы. И вместе мы преодолеем любые твои душевные терзания. Юнги посмотрел на висящий на кармане синеватого комбинезона омеги свой блокнот и снова перевёл взгляд на чужую руку, что с осторожностью сжимала запястье. – А хочешь, – продолжил Джин, – мы пригласим твоего Гу погостить на выходные? Наверняка ему там одиноко одному в квартире. И птенцам будет компания, да и ты наверняка соскучился, правда? – Он не один, у Гу есть кактус. – Кактус, точно, – рассмеялся омега, – но ты ведь понял меня? Конечно, без твоего согласия я не стану ничего делать, так что только скажи. Поверь, этот дом может вместить в себя целый мир и даже чуточку больше. В носу противно защипало, от чего мужчина поспешил с силой растереть переносицу и веко, крепко зажмурившись. Всё внутри будто усилилось, а буря норовила слететь с языка. Этот тон, наполненный бесконечной заботой, причинял странную боль, и светящиеся глаза, над которыми дугами изгибались густые брови, что складывались домиком точно так же, как делали птенцы. Это все загоняло альфу в какой-то тупик. Здесь и сейчас было невозможно не довериться и невозможно соврать. Юнги чувствовал себя связанным по рукам и ногам. А в горло противно заскребло. – Я думаю, что ещё не готов, – Юнги выдохнул, – но я хочу. – К гостям или поделиться? – Рассказать. Омега потрепал альфу по волосам, доверительно зашептав: – Никто не гонит тебя, ты ведь понимаешь это? Я буду рад, если ты придёшь, когда будешь готов. А пока знай, что мы все тут для тебя. Кивнув, мужчина потупился, до боли прикусывая внутреннюю сторону щеки. – А гости? – так же тихо спросил Джин. – Он весь в учёбе, – хмыкнул альфа, – но я спрошу сегодня. Мне кажется, он добежит без поезда, раз выдалась возможность куда-то уехать. – Замечательно! – чужие пальцы снова сжали запястья не причиняя ни капли боли, слегка погладив. Слова, что хотели появиться, исчезли, стоило тишине раствориться в громких возгласах и хлопке двери. Джин, ободряюще улыбнувшись, поднялся из-за стола, но был схвачен за рукав полосатой кофты. Стул альфы скрипнул, когда тот поднялся слишком резко, почти опрокидывая мебель, зацепившуюся ножками о ковёр. – Я! – выпалил Мин. – Да? Гомон нарастал и Юнги неловко убрал руку, в некотором испуге, громко дыша. – Что ты, милый? – Я спущусь позже, прости. С недоумением проследив за мужчиной, что сорвался на бег, почти поскальзываясь на одной из ступенек. Тот выглядел словно испуганный зверёк, вселяющий ещё больше тревоги в взволнованную душу омеги. Тот, пожевав губу, спохватился, вытаскивая блокнот. – Юнги! – воскликнул тот. – Вещи! Хлопок двери, послуживший ответом, заставил мужчину невольно вздрогнуть. Вздохнув, Джин всё же спрятал вещь под верхнюю часть комбинезона, чтобы ни один любопытный птенец не смог протянуть свои загребущие крылья. Когда какао было разлито по стеклянным пузатым чашкам и отдано на растерзание, ещё одна кружка украшенная горкой белоснежного зефира стояла около вазы, наполненной белоснежными подснежниками* на мясистой нежно-зеленой ножке, в немом ожидании одного гостя. _______________________ *Galanthus (лат.) – Подснежник, или Галантус, — род многолетних трав семейства Амариллисовые, ранее род относили к семейству Лилейные. Включает 19 видов и два гибрида естественного происхождения. *На языке цветов подснежник – надежда, нежность, молодость. «Мне нравится твоя наивность». Дарящий подснежники хочет подчеркнуть хрупкость и женственность.