Ólafur Arnalds feat. Arnor Dan – Take My Leave of You
Прозрачная крыша автобусной остановки собирала на себя пушистую снежную шапку, схожую с сахарной глазурью на пряничном домике. Сапоги омеги цвета карамельных яблок с белой мягкой отделкой упирались пятками, пытаясь добраться до кусочка асфальта через толщу снега. Пушистая кисточка на шерстяной нити, переплетённой из нескольких, легко покачивалась на шапке юноши, и омега, резко поднявшись, схватил свои варежки на которых сидел, чтобы спрятаться за стенкой остановки от подъезжающего транспорта. Утаптывая ногами снег, Чимин веселясь от собственной глупой затеи, притаился, спрятавшись за большим рекламным плакатом, что весел на прозрачной стене остановки. – Думаешь, я не увижу твоих ног? – Это не мои, – пискнул омега. Надев пушистый рюкзак на две лямки, Тэхён вытащил из-под него капюшон, поправляя. Юноша никак не мог стереть улыбку со своего лица, чтобы принять серьёзный вид, а лучше ещё и нахмуренный. За всё время проведённое вне дома, юный омега чувствовал щемящую тоску, даже если брат всегда был в сети, а под боком самого Тэхёна отличное времяпрепровождение. Пропустив выходящих с остановки людей, тигрёнок посмотрел по сторонам, и, уловив момент отсутствия машин, схватил спрятанного омегу в объятиях, приподнимая того над землей под звонкий смех. – Пакет! – звонко воскликнул Чимин, издав странный звук от заливистого смеха. – Я не хочу есть смятые остатки от торта! – Он будет такой же вкусный, – младший омега лучезарно улыбнулся, всё-таки ставя брата обратно на скрипучий снег. – Я ужасно соскучился. Вы справились без меня? Чимин кивнул, заливаясь румянцем на щеках и разглядывая родное лицо напротив, что почти сияло в этом коротком солнечном дне зимы. Покачиваясь в нерешительности с пятки на носок, старший омега прикусил губу, забираясь озябшими пальцами в тепло под воротником куртки брата, слегка ущипнув за кожу. – Я хотел обидеться на тебя за то что ты уехал, – честно признался Чимин, – и оставил меня одного. Но я не буду этого делать, потому что я взрослая личность, которая принимает твои желания с пониманием. Тэхён поморщился, словно съев горсть клюквы. – Но ты сумасшедший, – сказал он, – ты пьёшь йогурт после вина. – И мне это нравится, проблемы? Выбравшись из тёплого плена, светловолосый омега потянул большой капюшон за рыжий мех, надевая тот на голову юноши так, чтобы удерживать тот за края, скрывая друг друга от целого мира. – Поцелуйчик. Тэхён, пробравшись руками под руки брата, охватил румяное лицо ладонями, слегка погладив большими пальцами там, где расцветали чуть заметные Вселенные под медовыми глазами, напоминая собой обо всех бессонных ночах. Потрескавшиеся губы цыплёнка смешно кололось от маленьких корочек на них, сминая собой чужие губы, размазывая плотный слой фруктовой гигиенической помады. Чимин любил наблюдать, как очаровательный розовый цвет расцветает за контуром квадратной улыбки. Чимин любил его зацелованным до первого лёгкого укуса за кончик носа. Горячее дыхание обжигало пространство, закрытое капюшоном, становясь тяжёлым воздухом, что оседал на влажной коже. Когда небольшие покрасневших ладони были надёжно спрятаны братом в поднятые со снега варежки, Чимин чувствовал, как писк зарождается в глубине горла, щекоча собой. Обхватив руку в варежке, Тэхён, белозубо улыбнувшись, чуть раскачал руки и заскрипел ботинками по снегу. – Я хочу пройти мимо деревянной горки, она как раз по пути к дому, там уже во всю её раскатали, – увлечённо щебетал Чимин, широко шагая и размахивая переплетёнными руками, – хочу наконец-то покататься. – Может, стоит зайти домой и взять на чём ездить, чтобы хотя бы не кататься на ногах? Старший омега игриво толкнул тигрёнка в плечо, забирая у того пакет с обещанными сладостями. – Отличная мысль, тогда и торт будет в безопасности. – Будет, – Тэхён хохотнул, – только когда ты его съешь. – Да, – цыплёнок гордо похлопал себя по куртке в районе живота, – но я же хороший, я не могу не поделиться. – Ты прекрасный, Минни. – Безусловно. Тэхён смерил брата прищуренным взглядом, закатывая лазурные глаза, пряча те за трепещущими тёмными ресницами. – Ой, да ладно! – возмущённо воскликнул Чимин, и, притормозив тигрёнка, наклонился, чтобы взять снега с первого маленького сугроба, не разрывая прикосновений, – не смей закатывать на меня свои голубые бестыжие глаза! Не успев увернуться, Тэхён взвизгнул от ощущения ледяного снега у себя за шиворотом, заливистого смеясь вместе с начинающим икать цыплёнком.***
– Юнги, скажи своему ребёнку подождать. – Да не замёрзнет он. – Я не могу отпустить ребёнка в путь без тепла в такую погоду, ты сам, как ледышка, – недовольно фыркнул Джин, отпихивая супруга от двери машины, чтобы распахнуть ту и влезть на задний ряд сидений, шебурша рукой по пространству между стеклом и поверхностью, что скрывала собой багажник. – Ты правда выглядишь, как курица из морозилки, – сказал Джун, краем глаза наблюдая за упорными поисками, – у вас семейное – игнорировать свитера? – Они колятся. – Ты хуже птенцов, – в тон супругу фыркнул альфа. Напоровшись на откусанный шоколадный батончик, райских забурчал, забирая сладость и фантики в кулак, свободной рукой дотягиваясь до нужного кончика красной ткани. Неловко выскребая себя из машины, Джин резво вскочил на ноги, гордо демонстрируя шарф. – Что это? – насупился Мин, пряча руки в карманы, – да ему и так нормально, я не первый год его воспитываю. – Юнни, захлопнись, пожалуйста, – проносясь мимо мужчины, райский омега даже не заметил опустевший кофейный стаканчик, что упал из машины от резких движений, роняя фантики, спрятанные за крышкой. – Гу! – У вас тоже есть семейное, – беззлобно сказал альфа, цокая языком, – просить меня замолчать, например. – Ты же понимаешь, что это не серьёзно? Мне такое каждый день прилетает. – Привык? – Не могу жить без этого. Юнги присвистнул, рассмеявшись: – Буду воспитывать своего лучше, – веско заявил тот, – чтобы не затыкали. – Не захлопывали, Юнни, говори правильно, – поправил Джин, разворачивая засмотревшегося юного альфу к себе лицом, от чего от ойкнул. – Ты ещё одна творческая личность, которая витает в облаках? – У него такое бывает, – вклинился Мин. – Я иногда слишком сильно мечтаю, – смущённо ответил Чонгук, чувствуя, как под капюшоном расположился шарф, кончики которого остались в омежьих руках. – Хватит смущаться уже меня и вареную морковку, – вытянув губы трубочкой от усердия, Джин аккуратно повязал тёплую ткань вокруг шеи юноши, проследив, чтобы та не мешала. – Ты отличный кролик, Гу, не стесняйся. А ещё это шарф моего тигрёнка, он давно его не носит, но я думаю, что тебе эта вещь отлично подойдёт и пригодится. Юный альфа кивнул, встряхивая волосами и поправляя лямки рюкзака. – Дядя, он очень тяжёлый, зачем ты столько положил? – Захлопнись, – раздалось трое голосов, от чего Чонгук обречённо вздохнул, утопая в смущённой улыбке. Мороз всё сильнее щипал за порозовевшие щёки, а пар слетал с сухих губ. Юнги любил эстетику поездок и путешествий. Все эти вокзалы навевали какую-то особую тоскую с примесью глупой романтики. И это чувство постоянного буйства вдохновения, различных желаний, даже обычная груша была намного вкуснее за сотни километров от дома. Альфа питал особую любовь к частным отелям, а ещё больше восхищался апартаментами, в которых была своя душа, что может рассказать ни одну историю. Даже сны были другими, словно возвращаясь назад, Юнги чувствовал себя кем-то другим, чьи глаза блестят так ярко, а исписанный блокнот распух, перевязанный резинкой. Стоя в стороне и наблюдая за тем, с каким теплом супруги ворковали над смущённым кроликом, на сердце альфы становилось всё тяжелее. Как бы глупо ни было для взрослого человека, Юнги сильно тосковал, оставаясь один без любого намека на любой банановый хаос. Альфа чувствовал себя спокойнее, словно защищённый от цветочной пыльцы стенами собственного дома. Отпустить казалось чертовски сложно, мужчина не был готов лишиться своего привычного острова спокойствия. В последнее время Мин Юнги тосковал слишко много, и это чертовски раздражает. Когда Кимы наконец-то оставили юношу в покое, альфа в два шага оказался рядом с племянником, впиваясь пальцами в многострадальный воротник, поправляя его снова и снова. Поправить капюшон и шарф, проверить в кармане наличие документов, коснуться варежек, чтобы убедиться что руки в тепле. – Как только твоя нога коснётся платформы, ты обязан написать мне, понял? – избегая смотреть в оленьи глаза, тихо сказал Юнги, роняя облачка пара. – Со мной всё будет хорошо, – кролик ярко улыбнулся, похлопав дядю по плечу. – И ключи взял? Ты проверил? Никто не сможет открыть квартиру для тебя, если ты забыл. – Взял. – Ты проверял? – Дядя, – выдохнул юный альфа, легко забирая нервного мужчину в объятия, – ты превращаешься в того, кого нетерпишь на всех вокзалах и аэропортах. – Я просто беспокоюсь, – пробубнил Мин, – мне же отчитываться за твоё состояние и здоровье. – Всё хорошо. Я напишу, как коснусь платформы, как сяду в такси и открою ключами, которые лежат у меня во внутреннем кармане рюкзака, квартиру, что находится в целости и безопасности. Холод ткани куртки казался обжигающим для бледной щеки мужчины. – Повтори, – сказал кролик. – Что за детский сад, – Юнги снова насупился, зажмурившись от смущения. – Повтори. – Всё хорошо. – Отлично, – оленьи глаза, собравшие в себя весь свет этого дня, превратились в полумесяцы с маленькими морщинками от частых улыбок. Заведя мотор, чёрное вольво выплюнуло облаком выхлопной глаз, мягко заурчав. Оставшись на морозе один, Юнги замер словно зверёк, слепо смотря на тянущиеся следы от массивных чёрных кроличьих ботинок. Развернувшись на пятках и скрипя снегом, мужчина чуть ли не бегом, лавируя между спешащих людей, направлялся к единственному месту, что крепко удерживало его ногами на этой земле. Состояние где-то между пугало так, словно оказался без крыльев в небе, без единой возможности упасть. Едва коснувшись ручки двери, провожая фигуру, что зарывалась носом в красную ткань мягкого шарфа, Юнги хлопнул ресницами с россыпью снежинок, бросая взгляд на спину, что почти пропала из вида. Стоило юноше обернуться, чувствуя родной взгляд, как альфа со всей серьезностью в блестящих указал на юного альфу жестом «я слежу за тобой». Под веками противно защипало, и Юнги поспешил отвести взгляд, часто моргая и забираясь в салон автомобиля, где приятное тепло укутывало собой, подсушивая губы. Щёлкнув ремнём безопасности, мужчина почувствовал себя до пустоты под рёбрами одиноким. – Юнни, – шепнул райский, обеспокоенно смотря на друга через зеркало заднего вида и уперевшись локтем в супруга, – что с твоими таблетками? Альфа хлопнул ресницами, в непонимании переводя взгляд с отражения на самого райского омегу. – Я имею в виду, когда тебе нужно сегодня их принять? Сжав кулаки, Юнги передёрнул плечами. – Вечером. – Отлично, – Джин заулыбался, хлопая супруга по плечу, – нет, таблетки это конечно плохо, но отлично то, что мы забираем тебя к себе под крыло на целый вечер. – Мы могли спросить тебя заранее, – добавил Джун, выезжая со стоянки, – но, зная тебя, мы подстраховались, чтобы не получить отказ и не выманивать тебя из одеяла. – Это что был тот самый приём про собачий парк и клинику? – хмыкнул Мин, подняв кончики губ. – Грязный приём. – У меня просто богатый опыт, – гордо пропел Джин. Юнги никак не мог поспорить с этим, сколько бы смешков прозвучало с водительского места.***
Звонок, раздавшийся в тишине дома, наполненный переливчатой тихой музыкой, заставил омегу завозиться под вязаными несколькими пледами, которые были так заботливо принесенны тигрёноком, что воевал на кухне с приготовлением двух порцией какао. Пришлось повозиться, чтобы выпутаться из тёплого плена и застопориться у самой входной двери, чувствуя всю странность ситуации. Вечер уже убаюкивал собой усталый город, накрывая небо и улицы синим одеялом, но шума от подъезжающей машины всё так и не было, тогда откуда было взяться звонку? Потерев кулаками сонные глаза, юный омега обернулся в сторону кухни, откуда продолжали доноситься негромкие и совершенно не устрашающие ругательства. В полумраке прихожей тусклый прямоугольный экран, висевший около двери, светился статичной картинкой, вызывая у светловолосого юноши лишь раздражение. Так удачно попавшаяся под руку расчёска была единственным предметом, что оказался рядом, поэтому, поудобнее перехватив аксессуар, Чимин щёлкнул замком, приоткрывая тяжёлую дверь. Холодный ветер ударил юношу в лицо, от чего тот крепко зажмурился, осторожно выскальзывая на улицу, где ничего не выдавало тревоги, только одна припорошенная снегом коробка, что была обвязана тёмной лентой притаилась внизу, ожидая своего будущего хозяина. Посмотрев по сторонам ещё раз, всматриваясь с прищуром, Чимин, предварительно толкнув босой ногой коробку, взял ту в руки, чтобы быстро исчезнуть в доме с бешено стучащим сердцем. – Ты где был? – изумленно спросил тигрёнок, выглядывая из кухни. – Я слышал, как хлопнула дверь, это родители? – Мне просто показалось, – не поворачиваясь ответил старший омега, стараясь не разорвать пальцами обертку, – я сейчас подойду. – Ну ладно, только быстрее. Как только шаги стихли, Чимин подбежал к комоду, чтобы включить свет, тусклой вспышкой озаривший маленькое пространство вокруг себя. Опустив коробку на свободный уголок, юноша принялся аккуратно развязывать тёмную атласную ленту поверх оберточной бумаги, что обладала темно-зелёным фоном и была украшена переплетением растительного узора, с небольшими бутонами белых цветов, словно имея свой собственный аромат искусственного парфюма. Когда лента соскользнула с края комода, падая на пол, чуть подрагивающими руками юноша всё же осторожно снял крышку и замер, разглядывая преподнесенный подарок. На бархатной чёрной подставке, что занимала собой всё пространство коробки, в углублении в центре лежала открытка, чьи желтоватые края были украшены декоративной перфорацией. Взяв тонкий кусочек картона в руки, юноша поднёс его ближе к свету, чтобы внимательнее рассмотреть. – Куст в цвету*, – на выдохе проговорил Чимин, нежно поглаживая открытку по краю. Но ни единой подписи не оказалось на открытке, под каким бы углом юноша не смотрел свой подарок, даже привычных размашистых несколько строк, введённых перьевой ручкой, и то не было на обратной стороне. От самого подарка исходила пугающе эстетическая аура, если такая вообще могла существовать. Но это определённо пугало юного омегу, от чего тот, кинув открытку обратно, спрятал всё вместе с лентой в нижний ящик комода, забросав ненужными вещами. – Чимин! – Иду! Юный омега воспылал любовью к искусству сразу же, как только в подрастающем брате возникла эта очаровательная страсть. В этом доме было вообще невозможным обойти данную сферу, то и дело натыкаясь на вездесущие книги о бесконечных художниках с их удивительными работами. Отец любил рассказывать спрятанные занавесом истории, что скрывали за собой полотна, это походило на удивительную сказку. Светловолосый омега каждый раз удивлялся тому, какое множество предысторий имеет одна единственная мелочь, пока две пары восхищённых глаз уже придумывали свои собственные сценарии в фантазии, плавная на волнах тёплого и низкого голоса. Иногда Чимин задумывался, какой личностью бы стал тигрёнок, если в его жизни никогда не появилось бы искусство. Омеге это казалось вариантом, которому ни в каких Вселенных не дан шанс на существование. Если только Тэхён был бы фикусом каучуконосным, и то, явно бы придумал себе редкий узор на листьях. Оставляя на кончике носа маленькое облако от взбитых сливок, светловолосый юноша задумчиво покусывал сладкие губы после каждого глотка горячего какао, обдумывая лишь то, почему нужной машины всё ещё не было на подъездной дороге и о красивой коробке, что так скребла страхом юную душу. Отставив кружку, Чимин потянулся к чужим рукам через стол, цепляя те за края рукавов, чтобы притянуть к себе и переплести пальцы. Тигрёнок занимал место, где ещё недавно сидел совершенно домашний и покорный альфа, который теснил собой новые тревоги. В небольшом теле было собрано столько эмоций, что Чимин был готов разразился самым ослепительным фейерверком. Тэхён говорил правду о том, что столько чувствовать одновременно просто невозможно. – Минни, – подал голос тигрёнок, укладываясь щекой на руку, рассматривая брата перед собой, – ты объелся винограда на год вперёд, я надеюсь? – Он хочет пролезть у меня из носа даже сейчас, – Чимин смешно поморщился. – Застрянет. – Не тебе говорить мне об этом. Младший закатил лазурные глаза, потеревшись щекой о мягкую ткань розовой толстовки. С каждой минутой волнение становилось всё сильнее, и Чимина начинало укачивать, словно он был в море на хлипком плоту из досок. Подобравшись, чтобы не выдать себя, омега сжал карамельные руки чуть сильнее. – А знаешь, – Чимин нервно улыбнулся, сразу пряча лицо в сгибе руки, – этот племянник достаточно милый, папа хочет, чтобы он приехал ещё. – Ещё бы он не хотел, тогда это уже будет его злой брат-близнец. – Представляешь, у Гу так светились глаза от сада, что я удивился. Никогда бы не подумал что кто-то из них мог этим увлечься. – Вы опять сидели в зимнем саду, пока отец вас не выволок. Чимин смутился, чуть улыбаясь: – Немного. – Бедный гость, – Тигрёнок вздохнул, – а вы – чёртовы маньяки. – Ты даже не спросил, как выглядел этот кролик! – Красиво? – Очень, как олененок из диснея, – кивнул Чимин, пока глаза брата закатывались снова и снова. Юноша, не увидев заинтересованности, надул клубничные губы. – Ты совсем меня не ревнуешь. – Ох, только не это, – высвободив руки, тигрёнок поднялся, с ноткой волнения кидая взгляд на часы. Бегущая стрелка волновала его так же сильно, как слишком разговорчивый брат, который делал так только от нервозности и поднимающейся температуры. Чимин выдавал первое, что приходило в его светлую голову, только бы его губы не соприкоснулись, – предупреждаю, что собираюсь поднять тебя и твой килограмм винограда. – Но ты правда меня не ревнуешь, – старший омега прижался так тесно, что чувствовал через ткань одежды металлические кончики шнурка от капюшона, – даже чуть-чуть. – У тебя есть какие-то доказательства? – Немного, – буркнул Чимин. Потрогав на всякий случай лоб, спрятанный за светлой чёлкой, тигрёнок осторожно опустился в ворох одеял разбросанных на диване, крепко удерживая свою ношу, что что-то бормотала себе под нос. – Сделаешь мне презентацию со своими доводами? – поинтересовался младший, заглядывая в чуть румяное лицо. – И какао тебе больше не наливать, сахар в голову ударил? – Уже так поздно. – Поздно, цыплёнок, но ещё не ночь, – тёплые ладони успокаивающе поглаживали светловолосого птенца, – что снова поселились в твоей замечательной голове? – А ты правда меня ревнуешь? Даже тарелки бить готов? – Даже самый любимый набор посуды папы. – Ох, – задумчиво протянул Чимин, хлопая ресницами. Только спустя несколько несколько часов, вновь потревоженный звонком, Чимин поднял голову с нагретого места на груди тигренка, чьё лицо освещалось экраном телефона. – Читай бумажные книги, – тщетно пытаясь собраться в единое целое, омега приподнялся на руках, пыхтя, – иначе зрение испортишь. – Это ты в очках, Минни. – Я уже взрослый! – Ну конечно, – тёплая ладонь ласково огладила лицо сонного омеги, – беги, мне ещё нужно прибраться. Ну душе стало намного спокойнее стоило увидеть просветляющего Чимина, что крутился вокруг наконец-то вернувшихся родителей и одного гостя, словно большой щенок, у которого можно было едва различить хвост, от того, как быстро тот им махал.***
Тэхён не знал ни одного человека, который бы не испытывал чувство ревности в своей жизни, даже если тигрёнок был уже взрослым подростком, он был уверен, что никогда и не встретит такого, будучи взрослым. Но как бы ни романтизировали это чувство, оно не становилось более прекрасным в своем проявлении, Тэхёну казалось, будто он причиняет физическую боль, когда лазурь глаз скрывалась за дымкой ревности, а зубы впивались в губу настолько сильно, что оставляли следы. Что бы ни видел за свою жизнь Чимин, он боялся увидеть в родных глазах ту самую дымку, сам утопая в любви. Можно ли считать любовь сильной без этих отрицательных чувств или же это неотъемлемая часть чего-то прекрасного? Возвращаясь к тому моменту, когда полы шерстяное пальто райского омеги собирало собой первый снег, Тэхён всё больше проникался этой тьмой, что окружала собой мужчину. Тигрёнок никогда бы не подумал винить папу в неподобающем поведении, даже если почти никогда не видел ничего подобного. До случайно брошенного цыплёнком слова, юный тигрёнок и не задумывался о причинах въедливой тревоги, что стягивала собой грудную клетку, не давая дышать. Всё было слишком просто, чтобы не увидеть сразу. Или же ревность была слишком глупа? Тэхён наморщился, отставляя лейку со звоном на тележку, зло отряхивая руки. Всё чаще юноша чувствовал вспышки злости, держа их крепко в себе, но не находя для них причин. Это раздражало до крайности, заставляя юношу буквально сбегать в самое близкое укрытие, чтобы остаться один на один со своими чувствами. Ещё с того момента, когда чужие ноты только коснулись бутонов роз, Тэхён рухнул туда, куда не пробивался и луч света. Это было что-то большее, чем простая ревность. Это была обида? Жгучая, детская, искренняя. – Ты чего? – обеспокоенно спросил цыплёнок, выглядывая из-за ряда растений. – Тебе больно, укололся? – Нет, – рывком сняв перчатки, младший омега кинул их к лейке, поправляя рукава толстовки и так и не обернувшись к говорившему брату. – Ну эй, тигрёнок, – Чимин спешно выбрался из окружения душистых жасминов*, буквально подлетая к младшему брату, чтобы взять того за руки и развернуть к себе, осматривая, – там кактус стоит, я ещё не успел его пересадить. Нужно аккуратнее, там такие колючки, что так трудно вынуть. С силой сжав челюсти, Тэхён наблюдал за щебетанием, пряча руки в манжеты толстовки. – Нет никаких колючек. Чимин поднял голову, строго насупив брови. – Голова, да? Ты так плохо спал, конечно будет всё болеть, – Потянувшись чтобы обвить чужую шею руками, светловолосыц замер, почувствовав, как его отстраняют. Юноша испуганно защебетал: – В чем дело, солнце? Чем ближе становился старший омега, тем сильнее чужие ноты резали нежное обоняние Тэхёна, которое, казалось, стало ещё чувствительное. Сейчас это воспринималось, как нож у горла, и тигрёнок отказывался осмыслить это, как следует, рассмотрев все причины. Сейчас его словно ударили поддых. – Отпусти. Скинув чужие руки, юноша в несколько шагов оказался у двери, распахивая ту и вплетая в дом, почти снося замешкавшегося гостя с ног. Рык зарождался в глубине горла, а торопливые шаги позади никак не хотели стихать. Чимин был чудовищно упёртым созданием. – Тэ! Да в чём дело-то?! Тигрёнок почти обернулся, подаваясь тревоге в голосе брата, но запнулся, из-за чего почти был схвачен за капюшон, но вовремя ускользнул, и, перепрыгнув ступеньки, юноша спрятался в комнате. Когда удары маленьких ладоней обрушились на дверь, та щёлкнула блокировкой замка прямо перед носом цыплёнка. – Тэ, пожалуйста! – с бурлящей тревогой воскликнул Чимин, стуча, от чего мягкие ладони быстро покраснели. – Открой, и мы поговорим, я не понимаю,что произошло! Тэ! Только спустя минуты голос стих, но юный с вихрем тёмных волос омега продолжал сидеть на краю постели, рассматривая ногти, где с самого края кожи местами скапливалась кровь. – Чимин, – тихо позвал голос со стороны лестницы, – иди сюда. – Я не сдвинусь с места, пока мне не откроют, – уверенно произнёс омега, приподнимаясь с пола, чтобы только разглядеть источник голоса. – Чимин. Пожевав губу, юноша всё же неуверенно подполз к источнику звука, усаживаясь на верхнюю ступень, постоянно поглядывая на дверь и прислушиваясь к замку. – Спускайся, я дам тебе ручку и бумагу, – Юнги начал спускаться вниз, поманив поникшего омегу к себе пальцем, – я не знаю, что у вас произошло, но дай ему время. Все мы иногда хотим побыть одни. _______________________ *Jasminum (лат.) – Жасмин, род вечнозелёных кустарников из семейства Маслиновые (Oleaceae ). Не следует путать его с кустарником чубушник (Philadelphus), который в России часто неправильно называют жасмином. *На языке цветов Жасмин – чувственность, женственность, грация, элегантность и привлекательность, «Полюбишь ли ты меня когда-нибудь?». В Индии жасмин называют «лунным светом в любви». * «Розовый куст в цвету» – картина Винсента Ван Гога, 1889