Aaryan Shah – Renegade (Slowed + Reverb)
Неон красив в своём великолепии цветов, что так отличны от повседневного мира. Особенно он красив в дождливые дни, когда небо особенно низко, нанизываясь тяжёлыми серыми облаками на верхушки высотных зданий, или в зимние ночи, когда яркий цвет ослеплял собой. Даже в подобной работе была своя стабильность, переплетённая знакомствами и связями, что тянулись в саму преисподнюю. Широко шагая по бесконечному тускло освещённому коридору, юноша привычно остановился у нужной двери, чувствуя горячие приливы от принятого препарата. Опустившись на корточки и слегка покачнувшись, омега принялся расшнуровывать высокие чёрные ботинки, что отдавали гулким звуком при каждом шаге. Стукнувшись друг о друга, обувь оказалась поставлена рядом с дверью, а светловолосый омега выпрямился, пылая щеками и поправляя накидку цвета топленого молока, что была полупрозрачной и состоящей из нескольких слоев, с тонким в цвет поясом на талии, завязанным бантом. Свободные манжеты с кружевным краем едва касались собой кончиков пальцев. Приложив пикнущую карточку, Чимин сразу отбросил ту за спину и повернул ручку двери, врываясь в удушающе фруктовое пространство, к которому примешивались тяжёлые искусственные цветочные ноты, что носил на себе юноша, чья накидка шлейфом разлеталась позади него при каждом шаге. Омега горел под кожей, обжигая вены и сердце, в бешеном ритме ударяющегося рёбра и разливая нестерпимый жар по юному телу. Голова была слишком лёгкой, будто бы не здесь. Это всё было бы слишком, если не давящее чувство, которое душило не хуже, чем приторные нотки спелой дыни, оседающие в чувствительном носу омеги. Чимин хотел исчезнуть хотя бы на мгновение, а отрезанный от блистера таблеток квадрат с одним единственный белым круглешком был как нельзя кстати. Тот человек напротив которого стоял юноша, был вишенкой на взбитых сливках этого дня. Ещё с момента бумажной рыжей папки, внутренний зверь омеги утробно зарычал, зарываясь ногтями в рыхлую землю. Это было тем, чем можно забыться, отпустить себя и исчезнуть. Осоловело хлопая ресницами, Чимин ощущал вязкие подтёки на внутренней стороне бёдер, что каплями падали около обнажённых ступней. Это можно было счесть глупой шуткой, но знакомый разрез лисьих глаз казался вполне реальным, только это были лишь знакомые черты в незнакомце, как иллюзия. Как и иллюзия оглушающего искусственного возбуждения от препарата, в отсутствии которого, план юного омеги потерпел бы крах. Знакомое чувство щекотало самый низ живота, от чего юноша чуть прогнулся, вставая на носочки и касаясь кончиком острия узкого ножа ямочек Венеры, что был с любовью уложен сзади за пояс под ткань накидки. Чимин ощущал себя далеко не в этом мире, он вообще не был уверен в существовании подобного места на целой Земле. Неон с вывесок, плотно прижавшихся друг к другу по ту сторону небольшого номера отеля, сжирал собой пространство, будто был голоден вечность. Он был красив. Но даже иллюзия не бывает совершенна, переливаясь лазурными бликами, от которых дрожали колени. Эта смесь сводила с ума. Лёгкий поцелуй коснулся лба, скрытого светлой чёлкой, и пушистые ресницы затрепетали, играя на персиковых веках длинными тенями. Эта ласка была другой, не схожей с той, которую дарили с одержимостью на шёлковых простынях те, из чьего горла водопадом ниспадала багровая река. В ней так глупо и легко забыться, поддаваясь волнами жара, словно эта эйфория была благословением. Лисьи глаза напротив блестели, скрываясь за прищуром. С губ омеги срывались задушенные вздохи, от действия препарата юношу чуть покачивало, и тот с благодарностью упал щекой в раскрытую ладонь, слегка потираясь. Стоило приоткрыть глаза, как губы машинально раскрылись, пропуская большой палец альфы на горячий и влажный язык. Что-то в звонком звуке, когда рука аккуратно исчезает из плена пухлых губ, безумно нравилось юноше. В этот раз было дозволено больше и желаннее, Чимин чувствовал, как ноги почти не держали, мягко оседая в чужие руки. Всё парило, словно в большом перистом облаке, было невыносимо жарко то ли от температуры в номере, то ли от бегущего по венам вещества, заставляющего зрачки затапливать собой цветочный мед радужки. Душа не ощущалась вовсе. Пошлость таких заведений давно превратилась в некое подобие искусства, когда игра на контрастах становилась намного сильнее, обостряя трепещущие спящие чувства. Тусклый номер будто бы выцвел изнутри, собираясь всеми красками в одном единственном разуме, что едва ли мог работать, плавясь, словно воск. Простыни, коснувшиеся кожи через полупрозрачную ткань, казались обжигающе горячими, сильнее, чем воздух, от которого у светлой линии роста волос на висках омеги выступила испарина. Продавленный матрас врезался в тело пружинами, пока юноша тщетно пытался разглядеть хоть что-то в этой отвратительной сладковатой дымки. Это было сильнее и ярче, но совсем не ощущалось по-настоящему, как туго завязанный тонкий пояс, отдающий болью при каждом глубоком вдохе. Тело пронзила мелкая дрожь, когда щеки коснулся широкий влажный мазок, что без брезгливости забрал себе не только тонкий слой пудры, но и персиковый край века. Только невесомо коснувшись блестящих пухлых губ, прикосновения исчезли вовсе, сменяясь прохладным воздухом. – Привычка? – хрипло и ломко произнёс юноша. Прижав подушечки указательного пальца к ямочке над верхней губой, альфа снова оказался близко настолько, что кончики волос легко касались лица юноши. В момент, когда темнота окружила собой, оставляя из ощущений только чужое дыхание на коже, юный омега не мог доверять своим ощущениям, даже самому себе, чувсвуя себя в совершенно чужом теле. Прижавшись губами к пальцу, Чимин коснулся кожи кончиком языка, подрагивающими ладонями проведя вниз по мягкой ткани накидки, чтобы развести ту в стороны, цепляясь пальцами за кружево на краях. Яркий розовый свет играл на бледной щеке альфы, облизывая собой почти незаметный белый шрам, уходящий в центр нижнего века. Краски переливались, разливаясь оттенками по пустому номеру, в котором оглушающе громко звучал каждый мокрый звук и каждая просьба, утопающая в заглушенных стонах. Но мир в глазах омеги с каждой минутой становился всё более ослепительным, он словно плыл перед глазами, укрытый дымкой и хриплым дыханием. Обострившиеся ощущения дарили юноше болезненные удовольствия, а широкая ладонь, что опустилась на аккуратный член, укрытый полупрозрачной тканью, влажными участками прилипшей к плоти, и вовсе заставила глаза омеги закатиться до ощущения иголок, вонзённых в глазницы. Громкое хныканье разрезало собой воздух, от чего юноша заёрзал под прикосновениями, сбивая влажную простынь под собой. Когда вывеска за окном мигнула, то на мгновение от яркого синего света блеснули прозрачные подтёки на подрагивающих разведённых бёдрах Чимина. Распахнув медовые глаза, юноша потянулся руками к мужчине, чьи лисьи глаза блестели в полумраке номера затаившейся опасностью. Чимин был уверен, что тому не составит труда стереть его здесь и сейчас с этого мира, и это было настолько приятно, что юноша издал глухой стон только из-за собственных мыслей. Ластясь и подставляясь под каждую ласку, юный омега всё больше оказывался в затуманенном препаратом сознании. Только когда Чимин, пометив мокрым поцелуем каждую из ладоней альфы, опустил их на собственную шею, откидывая руки за голову, путая разметавшиеся волосы. Щёки омеги были густо залиты румянцем, больше походившим на самый сильный жар, тонкий слой влаги собирался во внешних покрасневших уголках глаз. Ткань накидки, что находилась под бёдрами омеги, потемнела от впитавшейся душистой влаги, становясь глянцевой в тусклом свете. Бархатная светлая кожи юноши словно переливалась, светилась и была одурманивающе мягкой, на которой так лёгкой оставались красные дорожки сильных прикосновений. Даже пальцы, что исчезли с омежьего члена и погрузились в рот отдавали чем-то приторным, залитым сиропом из розовых лепестков. Вернув руки снова на тонкую шею, мужчина услышал, как громкие капризные всхлипы исчезают, сменяясь коротким стоном. – Привычка, – щёки омеги обожгло хриплым голосом, непохожим ни на чей либо, – это вещь. А это – принципы. Ещё чувства, ведь иначе здесь бы не было твоих стонов, верно? Сильнее сжав пульсирующую жилку, руки снова исчезли, давая юному омеге сделать сладкий долгожданный вдох. На миг стало слишком холодно, когда тепло тела альфы исчезло, звеня в тишине пряжкой ремня. Розовые коленки юноши мелко подрагивали от напряжения. – Мои стоны могут быть привычкой, – разлепив губы, пролепетал Чимин, с трудом воплощая мысль в слова. – Звучит, как заведомая ложь. Искупи её. Чимин дёрнулся от испуга сквозь дымку дурмана, когда кислород разом исчез из лёгких, а не шее сомкнулись чужие руки, залитые розовым неоном. Низ живота обожгло, стоило чужой плоти коснутся сочащегося аккуратного члена, чья головка потемнела, становясь спелой. Такая простая мелочь заставляла юношу снова рухнуть в водоворот собственных ощущений и приподнимать бёдра выше, как можно сильнее вжимаясь в чужое пульсирующее тепло, когда нагретое кожей лезвие на спине липло к телу, от каждого изгиба из-за нарастающей вспышки наслаждения. Чимин тонул в чужом голосе и от сильных пальцев на сонной артерии, что так трепетно касались пульса под кожей, норовя вонзиться в неё короткими ногтями. От тяжёлых прикосновений, из-за которых горела кожа, член альфы был плотно прижат к чужой плоти под полупрозрачной тканью. Двигаясь грубым темпом, Чимин чувствовал, как крик зарождался в скованном горле от пустоты внутри себя, сильнее с каждым толчком. Юный омега находился в собственном мире, теряясь и сглатывая вязкую слюну, пока большим пальцем мужчина тёр точку на хрупком хряще. Чимин изнывал, упираясь пятками в матрас, юноша пытался прижаться, как можно сильнее, всё так же послушно держа руки за головой лишь с небольшой жалостью, что узкие запястья не были обхвачены грубой верёвкой. Но стоило жалобному стону вновь сорваться с блестящих губ, как лисьи глаза переменились, превращаясь в то, что страхом возбуждало омегу, заставляя смеяться сквозь лихорадочно слетающие из сжатого горла стоны. Вены на руках мужчины отчётливыми вздутыми дорожкам уходили под закатанные рукава рубашки, прячась. Сознание медленно гасло, забирая всё яркое восприятие, только чужой тихий, чуть слышный стон, что доносился из-под толщи шума в ушах омеги, на секунду привёл юношу в реальность. С трудом подняв руки, Чимин уронил их на голову мужчины, притягивая того за волосы к собственному лицу, чтобы так же широко провести языком по приоткрытым губам, касаясь кромки зубов. Выпутав одну руку из копны чёрных прямых волос, Чимин цепляясь дрожащими пальцами, на ощупь пробрался под поясницу между горячей кожей и тканью, чтобы зацепить узкий с гладким краем нож. Это было привычкой, отточенной и холодной. Когда обжигающая влага окропила лицо юноши, тот приоткрыл губы, ловя каждую каплю на высунутый розовый язык, прикрывая веки в нарастающем безумии наслаждения. Всё становилось мокрым до костей, пропитываясь под задушенные рваные вдохи. Уронитив руки на постель, нож легко выскользнул из ослабевших перепачканных пальцев, со звоном падая на пол, пока, давясь собственными стонами, юный омега, крупно вздрагивая, терся бёдрами всё сильнее, доводя себя до громкого крика, что эхом отдавался от пустых стен. Проведя неконтролируемо дрожащими пальцами по перепачканному лицу, омега вплел пальцы в светлые волосы, оставляя на них алые линии, пока воздух наполнялся протяжными хриплыми звуками.***
Selena Gomez – Kill Em With Kindness (acoustic)
– Ты уснул. Усталость на лице Хосока была такой явной, что синяки под глазами выглядели совсем тёмными и впалыми с фиолетовым оттенком. – На самом деле, – продолжил Хосок, с силой растирая переносицу, – я подумал буквально чёрт знает что, и это, честно говоря, сильно вывело меня из себя. Чимин чуть двинулся, меняя положение на постели, непривычно мягкой и чистой, совершенно не такой, что впилась пружинами матраса в поясницу, но только всё так же юноша был перепачкан, даже лицо было по-прежнему покрыто засохшей коркой крови, от чего тянуло глаза. Казалось, та вспышка, от которой юный омега буквально лишился чувств, была лишь одним из нескольких пиков, что препарат, всё ещё стремящийся в крови омеги, был готов дать. Голова, пряснившаяся со сна, медленно приобретала прежнюю дымку, только теперь это не было нестерпимый желанием, в этот раз это приносило нечто другое. – Чимин, – повторил альфа, поднимаясь со своего места, – сучья задница. – Сколько я проспал? – почти неслышно раздался голос. – Я успел до приезда клининга, потом поблагодари меня, если раньше времени я не убью тебя. Юноша прикрыл глаза, тяжело вздыхая от тени головной боли и горького привкуса на языке. Мышцы отдавали противной болью, и стоило омеге сдвинуться на чистых простынях, как слипшиеся от крови волосы неприятно царапнули собой кожу. Свесив ноги с постели, Чимин сгорбился, скрывая глаза нависающей чёлкой. – Ты здесь? – альфа опустился перед омегой на корточки, заглядывая в покрытое испариной лицо. – Спасибо, – почти неразличимым звуком повис голос в тишине квартиры. – Никогда бы не подумал, что скажу это. Но что мы скажем твоему отцу, Чимин? У нас от силы полтора часа, как тебе перспектива? Голова юноши поникла, почти склоняясь подбородком к груди. Хосок только зло фыркнул, резко вставая на ноги и оставляя после себя тонкую нить дополняющего парфюма. – Надеюсь, здесь только твоя сперма, – ладонь мужчины коснулась перепачканной макушки, – я пока подготовлю полотенце. Почему-то чувство вины никак не хотело пробираться в светлую голову. Юноша не чувствовал ничего, кроме громкой тишины и звона в ушах, а свет, казалось, до рези в глазах ярким. Мысленно и спутанно поблагодарив альфу не только за помощь, но и за предусмотрительно закрытые тяжёлые гардины, юный омега медленно поднялся, ощущая, как от дрожи колени буквально подгибались. Сфокусировать зрение оказалось настолько трудным, что глаза Чимина стали наполняться влагой, наровящей скатиться с треугольников слипшихся ресниц. Одежда липла засохшими участками к телу и край накидки спустился с худого плеча, обнажая бледную полупрозрачную кожу с бабочкой поцелуя. Заплетаясь в ногах, юный омега поторопился, удерживая себя за любые попадающиеся на пути предметы, и облегчённо выдохнул, щёлкая ручкой двери. – Почему я у тебя дома? – Чимин в нерешительности замер в середине ванной комнаты, наблюдая за размеренными действиями альфы, что почти подпевал себе под нос явно знакомую мелодию. – Ты серьёзно? – Да? – робко спросил омега. – Знаешь, каким бы наш город ни был большим и многолюдным, но угадай, кого я встретил на светофоре, когда на заднем сидении под несколькими измазанными пледами лежал тот, кто буквально с головы до кончиков пальцев ног был в разнообразных пятнах жидкостей? – Тэ-Тэ? – Ох, твой Тэ-Тэ, – Хосок усмехнулся, – нет, Минни. Это был твой отец, который вполне счастливо проводил время с собственным супругом. Даже если ты смотришься во всех этих влажным субстанциях до одури красиво, это не значит, что твой отец не вышибет мне мозги при первом взгляде на тебя. Пошатнувшись, омега уверенно шагнул вперёд чтобы не упасть, наступая на собственный подол. Лицо юноши выражало крайнее изумление. – Зачем тебе столько одеял? – громко спросил Чимин. – Ты ведь не любишь пикники. Ты сказал, что муравьи кусают тебя за бёдра. Мужчина выпрямился, захлопывая корзинку с грязным бельём. – Раздевайся, Чимин. – Мне не жарко. – Давай так, – когда чужие руки едва коснулись тела, как юноша дрогнул, устремляя взял осоловелых глаз на растрёпанного мужчину перед собой, – сейчас я буду делать то, что называется заботой. Сейчас я тот, кто отвечает за тебя и твою жизнь. И как бы ты ни рвался с цепи опеки, творя подобные вещи, ты не вырвешься от нас и своих чувств. Мне казалось, ты уже достаточно взрослый, чтобы это понять. Опустив безвольно руки вдоль тела, Чимин рвано выдохнул. – Ты сделаешь это сам? – спросил Хосок, получив резкий отрицательный кивок головы. Слишком много мыслей роилось в голове мужчины, от чего те просто заглушали друг друга, превращая в вакуум. Даже названия таблеток никак не хотели приходить на ум, чтобы понимать продолжительность их действия, только та картина, что оказалась перед альфой, стоило тому распахнуть дверь с пушистым рюкзаком на плече и чужими ботинками, оставленнымы у двери, в другой руке. Это могло бы показаться стесеяющим или неприятным, но сейчас это было чем-то совершенно иным, словно самым обычным. Грязная, некогда воздушная ткань, соскользнув с кожи, легко упала к омежьим ногам, от чего светловолосый юноша покрылся гусиной кожей, не думая стесняться. – Мне постирать её? – пальцы Хосока легко огладили подбородок поникшего юноши, стягивая с тонкой шеи узкую полоску ткани и бросая ту на тёплый пол. – Не надо. – Заходи и включай воду. От приятного ощущения тепла от пола хотелось поджимать на ногах пальцы, если от контраста температур хотелось только сильнее забежать под горячие струи. Чимин боялся коснуться взглядом собственного тела даже на секунду, как можно скорее включая воду, зашипев только один раз от слишком холодной. Стеклянные двери, ловящие на себя брызги, не были закрыты, от чего вода ударяла по тёмному кафелю у ног Хосока, что закатывал рукава белой рубашки чуть выше локтя. Вода шумела всё громче, размазывая по бледному телу багровые дорожки, бегущие по векам и острым лопаткам, собираясь тёмной, будто бы густой, лужецей у ног омеги, что ловил на ладони падающие струи, слепо смотря в грудь мужчины. Протянутые руки с раскрытыми ладонями убивали альфу точным выстрелом в висок. Рубашка стремительно намокала, стоило юноше с розовыми ручейками бегущими от макушки, крепко обвить чужую шею руками, словно прячась. Намокала не только ткань, но и сам Хосок, чувствуя неприятно липкие джинсы и волосы, что узорами оставались на лбу. Под ладонями тело словно бы горело, имея шлейф горьковатой незнакомой розы, которую альфа поспешил, как можно быстрее смыть, едва дотягиваясь до мочалки с уточкой на верхней полки среди различных мелочей. Давно знакомые нотки мокрого асфальта, смешанные с распустившейся фиалкой, невесомо касались обоняния мужчины, надавливая на воспоминания, которые никак не должны волновать мужчину. – Я так люблю его, – юноша лениво сдунул мешающую пену с руки, укладываясь обратно на чужое плечо, позволяя мягко водить облаком пены по измученному телу. – А меня? – улыбка коснулась губ альфы. Омега фыркнул, отворачивая голову в другую сторону и оседая в чужих руках с белой шапкой пены на чистой макушке. – Я знаю этого человека? Чимин кивнул, впервые расплываясь в мечтательной улыбке. – Это тот самый человек, чью загадку ты всё ещё не разгадал. Ты говорил, что это выше твоего понимания. Ополоснув мочалку водой, смывая остатки пены, Хосок закинул ту на полку, прижимаясь щекой к чистой макушке нежно пахнущей букетом ароматной лаванды, парой веточек эвкалипта* и чуточку печалью. Аккуратно обняв согретое душем тело, мужчина засмотрелся под тихий шёпотом на стремительно исчезающие розовые разбавленные пятна в душевом сливе. – А знаком? – Чуть-чуть. Колючая тоска пробиралась в душу альфы, оседая в ней ледяным покрывалом. Не находя причин на странные чувства, Хосок лишь легко водил подушечками пальцев по чистой коже, надеясь на то, чтобы жар быстрее спал. Альфа чувствовал, что услышал то, что ляжет на его сердце чем-то ощутимо тяжёлым. – А он любит тебя больше? Чимин потёрся кончиком носа о тёплую щеку, сонно шепча: – Как яблочный пирог любит шарик сливочного мороженого.***
Город бесконечными кадрами сменялся за окном мчащейся машины, почти не складываясь в целостную картинку в одной светлой голове, что прислонилась к стеклу, подложив ладонь. Большая кофта грела непривычным теплом, не только согревая, но и даря иллюзию полной защищённости. Если душистые розы наконец-то набирали свой аромат, то само тело омеги кипело от вспышек жара, заставляя юношу провалиться в короткую дрему, просыпаясь от каждого поворота. – При тебе не были ни пальто, ни куртки. Я ведь прав? – Только кофта. Облегчённо выдохнув, Хосок тут же принял серьёзный вид, стреляя взглядом в сидящего рядом юношу. – Из всех птенцов на свете мне достался именно ты, – усмехнулся мужчина, – несправедливо. – Я ведь не заболел. – Ты сделал что похуже, птенец. Пытаясь разговорить сонного юношу, Хосок выжимал из себя все эмоциональные ресурсы, чтобы оставить спутанное сознание хотя бы в салоне этого автомобиля. Температура дразнила Чимина, то поднимаясь до нестерпимого жара, то падая так, что не оставалось сил сделать вздох. Скачки были настолько резкими, что предугадать их не составляло возможности, только ощущая нарастающий холод, Чимин понимал, что слоёв одежды слишком мало. Веки налитые свинцом, оставались такими же бледными с россыпью капилляров и новоровили вот-вот упасть. – Ты получил мой подарок, кстати? – Хосок кинул взгляд на пассажирское место, где развалился Чимин, не в силах даже сомкнуть колени на которых держал руки ладонями вверх. Тот вяло покачал головой, возвращая затуманенные взгляд на проносящийся пейзаж, – Давай, Чимин, пораскинь своими мозгами. Юноша резко покачал головой, от чего желудок взвыл приступом тошноты. – В честь чего? – выдавил из себя Чимин. – Ой да ладно, я не могу порадовать тебя? Зажмурившись, юноша уронил лицо в ладони и спустился по сиденью ниже. Мысли застыли фруктовым желе с одним виноградом без косточки по середине. Каждое движение давалось через силу, даже ресницы казались наполненными чем-то невероятно тяжёлым, подворачивающиеся на кончиках. Притихшая тревога, что возвращалась в воспалённый разум перед сном тёмными ночами, навострив свои рыжие уши, проводя когтями по рёбрам. В том самом ящике комода, в котором хранилось такое количество перчаток и варежек, что их хватило на жителей целого дома шумного спешащего города. Тот самый с атласной тёмной лентой. Тот самый. Губы Чимина расползлись в улыбке, и тот, облегчённо вздыхая, запрокинул голову, издав смешок. Иногда юный омега слишко сильно накручивал себя по различным пустякам. Стало чуть легче, но недостаточно, чтобы схватить рыжие уши тревоги в кулак, выгоняя за порог дома. – Это был ты, – юноша блеснул полумесяцами, навалившись на окно, – ты такой очаровательный идиот, Сокси. – Но этот очаровательный идиот поразил тебя в самое сердце, не так ли? – мужчина подмигнул, отвлекаясь от дороги и щёлкая языком. – Бархатное наполнение это круто, правда? – Ты хоть знаешь, чья эта картина? В салоне машины, мимо которой проносились офисные стеклянные здания, резко раздался звук блокировки дверей, открываясь. – Выметайся. – Ой да ладно, – тихо передразнил Чимин, чуть дрожа от зарождающегося смеха в глубине груди. – Между прочим, – Хосок важно выставил указательный палец вверх, – я тоже хожу по музеям. И знаешь что? – Что? – Да ты просто не прочитал, – хитрый прищур альфы заставил юношу насупиться. – Ты же любитель всяких загадок. Стеклянные здания, что окружали дорогу с двух сторон, открывали прекрасную понараму, которую юноша с удовольствием рассматривал на каждой остановке светофора, прислонившись горячим лбом к холодному стеклу. В этот раз поездка вышла действительно долгой или это было лишь иллюзией усталого тела, которое норовило провалиться в сон, убаюканное мерной работой двигателя и щелчками поворотника. Единственным элементом, кроме неумолкающего альфы, в реальности которого Чимин не сомневался, была мелькающая где-то позади машина с номерами залепленными снегом. От её вида становилось некомфортно, заставляя юношу тревожно искать её силуэт в зеркалах. Брови мужчины насуплись и тот надул щёки, выражая собой сильную обиду. – То есть я тебе говорю о своих планах, а ты пропускаешь всё мимо ушей, я понял. – Ты летал в Токио! – оторвавшись от поисков машины вдруг слишком громко воскликнул Чимин. – Допустим. – Ох. – Твою открытку я ухватил последней, на тот момент я был в Национальном Музее Западного Искусства. Тебе бы понравилось. – Почему ты не позвал меня? – юный омега слабо толкнул мужчину в плечо. – Ваш отец был занят в эти дни, но он сказал, что обязательно наверстает эту поездку. – А ты поедешь с нами? – с некоторым беспокойством спросил Чимин. – Да, – припарковавшись у края дороги, Хосок поддался вперёд, широко улыбаясь, – я приметил один Музей Современного Искусства и мне нужен тот, кто объяснит мне всю эту лабуду. Ты подходишь на эту роль, а брата своего ты можешь захватить, так и быть. Ответ омеги оказался прерван щелчком наручников, которые возникли будто ниоткуда, обвивая тонкие запястья и удерживая те рядом с ручкой двери. Улыбка альфы, казалось, физически не могла быть шире. Хосок, звонко смеясь, выпорхнул из машины под наблюдением двух ошарашенных глаз. – Я на минуту. – Что за чёрт, Сокси? – Чимин дёрнулся. – Чёрт идёт за водой, потому что нам нужно как можно быстрее вывести твою дрянь. Как только дверь захлопнулась, а сигнализация дала о себе знать, Чимин спустился ещё ниже, почти касаясь коленями бардачка. Для раннего утра было слишком людно и даже немного шумно, но салон машины хранил так необходимую тишину. Откинув голову, юный омега глубоко вдохнул, тут же роняя подбородок на грудь. Оставаться в сознании становилось всё труднее, медовые глаза начали закатываться сами, унося разум юноши далеко за пределы терпко пахнущего салона. Попытавшись помассировать и размять шею свободной рукой, Чимин зацепился взглядом за тот самый силуэт, который остановился на противоположной стороне дороги на надземной парковки одного из совсем небольшого офисного здания. Прикрыв глаза всего на мгновение, юный омега попытался усмирить взбесившуюся рыжую тревогу, навострив уши с кисточками на концах. Чимин резко распахнул глаза, хватаясь за ткань кофты, где безумно колотилось сердце от оглушающего грохота. Соседнее место всё также пустовало, но странная тень легла на бледное лицо со взмокшими волосами, заставляя юношу в страхе повернуть голову. Ещё никогда так сильно светловолосый омега не хотел оказаться в руках Хосока, прячась за спиной в поиске защиты. На бледном лице вновь появился тонкий слой испарины, а глаза налились влагой, по горячей капле скатываясь по фарфоровым щекам. – Пожалуйста, хватит! Шум, создаваемый мужчиной по ту стороны двери, был до одури пугающим, он становился с кажды ударом всё громче, и только стекло пронизывалось тонкими трещинами. Утро не прерывало своего ритма, всё так же спеша по своим делам, не позволяя прохожим даже взглянуть на слишком странную суматоху. Взгляд налитых кровью глаз пугал юношу настолько сильно, что тот, в панике подёргав металлическую цепь, удерживающую на месте, тяжело проглотил слюну, делая глубокий вдох. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – зашептал Чимин, зовя Хосока срывающимся голосом, машинально в моменты слишком сильных ударов вскрикивая имена родителей. Секунды застопорились, когда мужчина напротив перехватил свой предмет более удобно, закутанный сверху в шарф, и замахнулся шире, осыпая не только стекло, но бок машины ударами, оставляя точечные вмятины. Вспыхнувшей злостью волна накрыла собой юного омегу, подбрасывая такие нелепые обрывки воспоминаний о том, с каким счастьем один очаровательный идиот, покручивая ключ на пальце, хвастался своим умением убирать звук сигнализации, что так раздражал мужчину. – Папа! Чимин не помнил, когда кричал так в последний, зажмурившись до разноцветных пятен. Имя альфы переплеталось с криками от страха и усталости. Сжавшись в комок, юноша прижал дрожащие руки к ушами, чувствуя, как слёзы заливают ткань джинс и скатываются по подбородку. Казалось, машина покачивалась от наносимых ударов, укачивая омегу в нарастающей истерике. Руки, что обвили дрожащее тело юноши, казались Чимину самой сладкой иллюзией, в которую тот был готов рухнуть без промедления. _______________________ *Lavandula (лат.) – Лаванда, род растений семейства яснотковых. Включает примерно 47 видов. Культурные формы выращиваются в садах во всём мире. *На языке цветов Лаванда – восхищение, одиночество, целомудрие, счастье, душевное равновесие, исполнение желаний, защита.