Ólafur Arnalds – Take My Leave Of You ft. Arnór Dan
Райский омега с того момента, как обосновал своё гнездо в стенах просторного дома, чтобы были цвета чёрного чая с молоком, никак не мог избавиться от привычки – оставлять свою машину на улице, игнорируя гараж на две машины, как нечто само собой разумеющееся. Ему казалось, что то помещение, которое имело не только бесконечные узкие стеллажи вдоль стен, что были заполнены различными воспоминаниями, но и какую-то странную пустоту замкнутого пространства, неприятно давящую на плечи. Даже если Джин имел необходимость зайти сюда, он всегда делал это слишком торопливо, теряя один из пушистых тапочек по пути. В подобных помещениях райский омега чувствовал необъяснимую панику, словно боясь наткнуться на закрытую с другой стороны дверь. Джин боялся ярких белых ламп дневного света и злился от резких громких звуков. Джин был таким же, как взлохмаченный перед ним птенец, что гремел опустевшей стеклянной бутылкой на дне рюкзака, ударяющей о связку ключей. Если тигрёнок был сыном своего папы, то цыплёнок был той самой противоположностью с одной лишь отличительной чертой. Готовка Чимину давалась превосходно, в отличие главного альфы семейства Ким, который, казалось, не мог исчерпать своего восхищения. Тогда, когда маленькая ладонь впервые коснулась лба альфы, Джун почувствовал нечто, чему нельзя подобрать слов, как и объяснить то, с каким безграничным доверием смотрели на него серьёзные медовые глаза со сведёнными на переносице тонкими взлохмаченными бровями. – Почему так холодно? – возмущённо воскликнул тигрёнок в прихожей, стаскивая ботинки за задники, за что получил неодобрительный взгляд от возвышающегося над ним райского омеги со сложенными на груди руками. – Молодой человек. – А разве не холодно? – подняв большие оленьи глаза на омегу, Тэхён растянул губы в квадратной улыбке. – Мы пришли с мороза, а я замёрз только сейчас. – Я просто прошу проявлять больше уважения к своим вещам, – помогая стянуть тяжёлый рюкзак, Джин щёлкнул тигрёнка по носу, – будь умницей. – Но задники — это не круто. – А я терпеть не могу носки, всё ещё думаешь, что мы не в одной лодке? Задумавшись на мгновение, Тэхён выпутался из куртки и, приподнявшись на носочках, повесил ту на вешалку, наигранно недовольно зафырчав от пальцев, что с нежностью пропускали через себя взлохмаченные чёрные волны локонов. – Папа! – Почему ты всегда такой взлохмаченный? – c изумлением спросил Джин, подцепляя непослушную прядку со лба и укладывая её в тёмным ворох. – Цыплёнок никогда таким не был. Что у вас в школе происходит сейчас? – Я всегда такой, – тряхнув иссиня-чёрной копной, гордо сказал Тэхён, щёлкая райского омегу по носу в ответ, – тебе ли не знать? – У нас сломался термостат или что-то в этом роде, – оставив поцелуй на вихрастой макушке, Джин широко улыбнулся и передал рюкзак птенцу, – пока советую одеться потеплее, мастер придёт только завтра. – А отец? Он не может починить? – Ты хочешь тёплый дом, мой дорогой? Кивнув, тигрёнок направился следом за райским омегой, прижимая сумку к груди. – Тогда позволь сделать мастеру своё дело. Иногда талантливые руки не слишком годятся для некоторой работы. Дом и правда был наполнен прохладной, пронизывающей до мурашек, от чего юный омега растёр свои руки через ткань пиджака, недовольно насупив нос. Мысли об уютном свитере быстро вытеснялись необычными ароматными нотами, что висели в воздухе, словно густыми тягучими каплями цветочного нектара и становились всё насыщенней, стоило тигрёнку только опустить ногу на первую ступеньку лестницы. Это было совершенно незнакомо. Обернувшись, Тэхён поискал взглядом папу, что едва слышно напевал мелодию без единого намёка на тревогу, с улыбкой ласково воркуя у горшков на деревянных подставках, стоящих на подоконниках в гостиной. Хоть тигрёнок и безгранично доверял этому человеку, но юное сердце только всё крепче сжималось в необъяснимой тоске. Традесканция, которую райский омега с трепетом переживал всего на неделе, уже робко намечала будущие листочки, наслаждаясь мелкой россыпью воды из полупрозрачной, как говорит главный омега семейства Ким, фыркалки. Медленно ступая по ступеням, Тэхён прижимал к себе рюкзак всё сильнее, вцепляясь в него пальцами, как в спасательный плот. В юной душе бушевало смятение, а каждый шаг давался с трудом, словно до этого момента тигрёнок не подозревал, каково это уметь ходить. Осмотрев коридор на наличие чего-то подозрительного, юноша направился к двери своей спальни, чтобы с силой раскрыв её, крепко зажав нос рукой. Быстро захлопнув за собой замок, тигрёнок посмотрел под ноги, где лежал скомканный жгут из вещей, который не давал протиснуться в комнату, плотно закрывая пространство между полом и дверным полотном. Небольшое помещение всё так же было погружено в мрак, как и ранним утром, с одним лишь отличием в виде разобранной кровати, что была подобием хаоса. Но и кое-что ещё не укрылось от внимательного взгляда тигрёнка, бесшумно проходящего по комнате. В некоторых местах пол был усыпан поблескивающими мельчайшими осколками некогда стеклянных фигурных флаконов, которые до этого момента гордо служили парфюмом, что так любил младший брат. Это были сложные ароматы, которые превращали природный запах в нечто совсем иное, играясь с нотами, как кошка с красным шерстяным клубком. Тэхён пробирался через занавес удушающих ароматов к единственному источнику света, что прятался за приоткрытой дверью в ванную комнату, с трудом дыша от сжимающегося в груди сердца. – Минни? Тошнота оседала на корне языка, заставляя сглатывать слюну всё чаще. Запахи были повсюду, они, казалось, могли пробраться по кожу. Где-то глубоко в мыслях, юноша понимал мерцающую осознанием причину происходящего, молясь, чтобы можно было тотчас очнуться от яркого кошмарного сна. – Минни, ты чего? – ванная комната была так же холодна, как и весь остальной дом, только вода в ванне, в которой прятался среди белых пушистых пиков омега, была достаточно горячей, чтобы плечи юноши покраснели, и Тэхён аккуратно опустился на пушистый коврик, пытаясь разглядеть лицо брата, что уложил голову на бортик, крепко закрыв воспалённые глаза. – Ты ведь спишь? Пены было настолько много, что её пушистые вершины белых облаков падали на пол и колени младшего омеги, впитываясь в ткань форменных брюк. Едва касаясь влажных светлых волос, тигрёнок провёл по ним ладонью, невесомо поглаживая. Залёгшие тени под трепещущими веками выделялись слишком ярко в тусклом свете ванной комнаты, делая лицо старшего брата измученным. Уложив голову на руки так, чтобы коснуться кончиком носа чужой щеки, тигрёнок вздохнул, прислушиваясь к родному мерному дыханию. Цыплёнок, что был сейчас спокойнее и роднее всего на свете для одного юного взволнованного сердца, являлся самым беззащитным существом с самой ранимой душой. Как бы ни был храбр снаружи Чимин, он всегда оставался тем, кого тигрёнок прятал за собственную спину. Иногда Тэхёна разбирал смех от того, что младший брат, так запросто вонзающий ножи в глазные яблоки, был нежнее котёнка, не смевшего даже показать свои когти. Но как бы ни убаюкивал себя тигрёнок нежными мыслями, реальность всё больше ударяла меж глаз, заставляя вернуться на землю и широко распахнуть лазурные глаза. – Ох, нет, – резко отстранившись, Тэхён неловко взмахнул руками, ударяя по воде и пачкая пеной рукава пиджака. Упав на бок, юноша зажал ладонью рот, как можно быстрее и бесшумнее двигаясь в сторону, где выгнув спину в сильном спазме, с лёгкостью расстался с остатками скудного обеда. Просидев так с минуту, юноша упёрся в керамический край локтями, с силой растирая лоб и веки, оттягивая волосы назад. – Нет, нет, нет. Ловя ртом воздух, юноша поднялся с колен сразу же, как только отступил последний спазм, со злостью сплёвывая слюну и спуская воду, с трудом удерживая себя от удара ногой по керамике сантехники. Ноты, что пробивались слишком робко через толщу спутанных между собой искусственных ароматов, были черезмерно тошнотворными, чтобы ими было можно спокойно дышать. Они появлялись и пропадали, словно сопротивляясь. Сдержав рвотный позыв, тигрёнок обернулся на всё ещё спящего брата, чувствуя в душе раздирающую в клочьи обиду и злость. Пошатнувшись, юноша вцепился в бок раковины, выкручивая кран и хватая зубную щётку, на которую упала щедрая порция мятной зубной пасты. Уперевшись взглядом в своё отражение, Тэхён не смел смотреть никуда кроме собственных стремительно набирающий влагу яркий голубых глаз. Тэхён не помнил, когда в последний раз видел в собственном взгляде столько горечи. Закрыв воду, юный омега широким шагам направился в спальню, не сдерживая свои резкие движения и шум от них, дыша так загнанно, что стремительно темнело перед глазами. Как бы тигрёнок ни чувствовал себя виноватым от одной только подобной мысли, но не хотел быть здесь, как и чувствовать на себе те самые руки. Не слышать своё имя из этих губ. Злость бурлила в юном теле, не находя выхода. Швырнув форму в кресло, Тэхён прижал руки к животу, сдерживая начинающуюся тошноту от стойкого аромата разбитых парфюмов. Задержав дыхание, юноша рывком нацепив пижамные шорты, нырнул в объёмную мягкую кофту и задрал рукава. Он не мог позволить выплеснуть себя здесь и сейчас, так же как и не мог собрать свои мысли в единое целое. Тэхён чувствовал, как эмоции подхватили его с той же легкостью, как ветер последний – осенний листок. Это было пугающе и чертовски больно. Кивнув самому себе и поджав губы, юноша вытащил из среднего ящика комода свежее белое полотенце и направился туда, где расцветала самая сильная боль. Чувствуя под ногами влагу от душистой пены, Тэхён брезгливо поморщился, кусая щёки изнутри и держа полотенце так, словно оно было единственным в мире щитом. – Вставай, – откашлявшись от жжения в горле, тигрёнок сказал ещё громче, – вода остыла. Ты простудишься. Задрав голову и вслушиваясь в копошение сонного омеги, Тэхён с широко раскрытыми глазами всматривался в белоснежный потолок, мысленно умоляя солёную влагу не собираться каплями на ресницах. Эмоций было слишком много, и тигрёнок поддавался, даже если осознание чужой боли было слишком чистое, юноша с трудом сдерживал чувства, сохраняя пустое выражение лица. Больше всего Тэхён хотел был эгоистом. Здесь и сейчас. – Быстрее, Чимин. Старший омега завозился, пряча зевок в ладонях и протянул раскрытые ладони брату, от которых тот в испуге отшатнулся, взамен протягивая полотенце, смотря куда угодно, но только не в скрытые за болезненной дымкой медовые глаза. – Тебе было плохо? – хрипло спросил Чимин, с трудом принимая ровное сидячее положение. – Нет. – И правда. Вскинув брови, тигрёнок не сдержал рвущейся смешок, бросая полотенце на бортик ванны. – Меня зовёт папа, – сквозь зубы процедил Тэхён, опуская рукава кофты. – Мне нужно идти. Сбегая от потерянного взгляда в спину медовых глаз, юный омега, как можно мягче прикрыл за собой дверь ванной комнаты, чувствуя крупную дрожь в руках и под коленками. Сев на корточки, юноша обхватил их руками, пряча голову так, чтобы хотя бы создать видимость чего-то очень маленького и незаметного в попытках исчезнуть. Слегка покачиваясь, Тэхён чувствовал, как его разбирал заливистый смех, вырывающихся срывающимися смешками в тишине спальни. Резко поднявшись, тигрёнок, чуть не упав вперёд, направился прочь из удушающей комнаты к одной единственной цели, что не являлась омежьими объятиями утешения. На первом этаже, если забежать направо от лестницы и пройти до конца до стойки с несколькими ампельными растениями, был небольшой кабинет, в котором всегда работал лишь Джун, без возможности быть потревоженным. Кабинет был небольшим, но от этого не менее просторным и тихим, с окнами выходящими на такой же спокойный пейзаж. Тигрёнок держал свой путь именно сюда, пытаясь спрятаться от всего мира в больших руках того, кто никогда не отвергнет. Помахав по пути раскрытой ладонью райскому омеге и подарив дрогнувшую улыбку, юноша исчез в тени, тихо ударяя костяшками в нужную дверь, тут же протискиваясь внутрь кабинета, запыхавшись от клокочущей внутри стихии. Стоило родному альфе в волнении приподняться со своего места, и Тэхён почувствовал, как губы задрожали ещё сильнее, а карамельные щёки обожгли солёные крупные дорожки, которые никак не поддавалась контролю. Оглушающе громко всхлипнув в тишине кабинета, что разбавлялась лишь гудением ноутбука, юноша быстрым шагом направился к спасительному месту в руках отца, с некоторым трудом забираясь к тому на колени, как до этого сотни раз в детстве. Чувствуя собственную вину за льющиеся крупные слёзы из покрасневших лазурных глаз, Тэхён попытался выдавить из себя хотя бы слово оправдания, стирая нескончаемые дорожки, что каплями падали с подбородка. – Я не понимаю, почему так, – крепко зажмурившись, тигрёнок всхлипнул под обеспокоенным взглядом отца, – я не понимаю, почему они не прекращаются. – Тише, – почувствовав, как шею крепко обвивают омежьи руки, вцепиляясь пальцами в ткань свитера на спине и сжимая ту в кулаках, Джун аккуратно провёл по содрогающейся спине тигрёнка, пряча того в своих объятиях. Лицо юного омеги быстро становилось горячим и румяным, от чего оправа очков альфы чувствовалась обжигающе холодной у виска, когда очередной лёгкий поцелуй касался взъерошенных волос. – Я не понимаю, – обессиленный шёпот донёсся до слуха мужчины, – мне так больно, папа. Джун свёл густые брови на переносице и стянул очки, бесшумно кладя те поверх раскрытого ежедневника. Ему приходилось не так часто, в отличие от супруга, иметь дело с подобным. Даже со своей стороны альфа считал это тем, с чем намного лучше справится райский омега, совершенно легко и даже изящно, словно по щелчку пальцев осушать ясные глаза птенцов и приручать растрёпанные юные чувства. Но бывали моменты особых слёз, когда это не было плачем, а тогда, когда воздуха не хватало даже для короткого вдоха. Джун не понимал, почему роли распределились в их маленьком лукошке именно так, но он делал всё возможное, что только было в его силах, чтобы сделать глаза птенцов снова ясными. – Что случилось? – шёпотом спросил альфа, слегка баюкая пытающегося восстановить дыхание юношу в своих руках, что утыкался лицом и жался крепче, как слепой котёнок. – Что мне сделать для тебя? – Мне больно, очень больно, – рвано выдохнул Тэхён, – папа, помоги мне. Сделай так, чтобы это прошло. – Ты можешь показать мне, где болит у тигрёнка? Прижав ладони к груди, юноша зажмурился, икнув от пролитых слёз, и, чувствуя, как сверху ложится большая ладонь, осторожно поглаживая указанное место. С каждым движем юноша в руках становился, будто бы меньше, совершенно утопая в своей гигантской плюшевой кофе, цвета топленого молока и карамели с очаровательными рисунками шоколадных медвежат. – Хочешь я позову папу и он обязательно сможет чем-нибудь помочь? – смахнув упавшие пряди на глаза, альфа мягко улыбнулся. Тэхён отрицательно покачал головой, с силой кусая потрескавшиеся губы. – Хочешь я принесу воды? – получив в ответ лишь ещё один отрицательный кивок, Джун продолжил: – Тогда салфетку, верно? – Пожалуйста. Аккуратно прижав к себе омегу, альфа потянулся, чтобы взять цветную картонную коробку со стола и передать в подрагивающие руки, хозяин которых благодарно закивал и, стоило вытащить салфетку, как прижался щекой к крепкому плечу, рвано вздыхая и прижимая салфетку к мокрой щеке. Укачивая в объятиях, словно баюкая заходившегося в слезах тигрёнка, что успокаивался всего лишь на мгновение, Джун метался в собственных мыслях, никак не находя ответ или хотя бы жалкую зацепку. Его сердце словно выворачивали наизнанку с каждым всхлипом. – Что-то случилось в школе? – робко поинтересовался Джун, с лаской поглаживая омегу по волосам и слегка накручивая на пальцы волнистые пряди, превращая их в упругие кудри. Засопев забитым носом, Тэхён потёр рукавом щёку, не поднимая головы от тёплого плеча. – Не совсем. – Хочешь поделиться этим со мной или ещё не готов? Получив в ответ резкий отрицательный кивок, альфа вдохнул, прикусывая нижнюю губу в глубокой задумчивости, но не прекращая успокаивающую ласку ни на мгновение. – Но тебя никто не обидел? – Я не знаю, – Тэхён неловко пожал плечами, – я чувствую сейчас только то, что мне очень больно. Когда-то давно, когда птенцы ещё игнорировали собственные кровати, перебираясь глубокой ночью под крылья двоих спящих людей и сворачиваясь между ними клубами, ни на мгновение не отпуская рук друг друга… В такие моменты Джун каждый раз с наслаждением вслушивался в тихую переливчатую мелодию. Главный альфа семейства Ким всегда восхищался чутким сном своего истинного, когда сам он был поглощён грузом семи сновидений, что не давали вырваться. Однажды, когда сон совершенно не хотел приходить, а птенцы были слишком встревоженными после раннего ночного кошмара, слуха Джуна коснулось самое нежное пение, что только слышал в своей жизни мужчина. Оно ласкало и переливалась, будто бы искрилось золотистыми блёстками в ночном воздухе, обволакивало собой. Никогда прежде альфа не слышал таких колыбельных подобно этой, что заставляло глаза щипать от непрошенной влаги, дорожкам скатывающейся по вискам. – Наша любовь к тебе не имеет границ, Тэ-Тэ, – оставив лёгкий поцелуй на виске, Джун прижал юношу крепче к себе, укачивая в руках, – ты так дорог нам, тигрёнок. Юноша громко всхлипнув, борясь с желанием закрыть ладонями уши. – А если ваша любовь ко мне на навсегда? – с трудом проговорил Тэхён. – Что, если она исчезнет? – Куда же? – Что, если она уйдёт к тому, кто намного лучше меня? Кто заслуживает её больше. – Нет никого на свете, кто бы заслуживал любовью больше, чем наши птенцы, – с тёплой улыбкой сказал Джун, аккуратно поправляя капюшон на кофте омеги, – больше чем ты, тигрёнок. – Но ведь люди могут перестать любить, – выпрямившись на коленях, юноша серьёзно посмотрел на отца покрасневшими припухшими глазами. – Любовь бывает разная, дорогой, но ей нельзя переболеть, как простудой, она всегда оставляет на нашей душе тот или иной отпечаток. Есть любовь ложная, как грибы, которые так любит собирать ваш папа, – выудив из коробки чистую салфетку, Джун осторожно коснулся красного кончика носа омеги, вытирая тот от влаги, – собирает он, конечно, правильные грибы. А есть такая же любовь — правильная. От неё твоё сердце может замереть и во всём мире может исчезнуть воздух для необходимого глотка. Это как, если бы за твоей спиной распустились прекрасные крылья. Ты засыпаешь с этим чувством и просыпаешься с ним же, словно ты готов покорить самую высокую гору и сразу же после приняться за генеральную уборку дома. – Вы хотите убираться в доме из-за нас? – в удивлении поднял брови тигрёнок, шмыгая носом. – Мы сделаем всё, что будет в наших силах, чтобы только ваши глаза всегда были чистыми и ясными, как в самый солнечный день. Разлюбить можно только то, что заведомо было неправильным. А правильная настоящая любовь никогда не сможет исчезнуть, потому что она, – Джун коснулся пальцем места, куда ещё совсем недавно прижимал ладони омега, – живёт здесь. Словно у вас одна жизнь на двоих. – А как я узнаю… Что это чувство то самое? – Об этом человеке или людях ты подумаешь прежде всего, окажись ты в опасности или же в удовольствии. Насупившись, Тэхён сдержал икоту, смаргивая с ресниц крупные капли. – Это так трудно, – жалобно протянул он, – но я так устал. Поймав обратно тигрёнка в объятия, Джун широко улыбнулся, прижимаясь щекой к вихрастой макушке. – В каждом из нас есть внутренний голос. Он может быть громким или едва слышным, но в нём есть одна особенность – он никогда не сможет соврать тебе, как бы ты ни обманывал себя. Иногда стоит только прислушаться. – Почему всё не может быть просто простым? Тихо рассмеявшись, альфа прикрыл уставшие от долгой работы глаза, прислушиваясь к успокаивающемуся дыханию омеги, убаюканного мерными покачиваниями. Джун делал это действительно редко, чтобы подзабыть некоторые строчки, но мелодия всегда лилась сама собой, наполняясь тихими словами, почти такими же мелодичными, как слетали с губ райского омеги тёмными глубокими ночами. – Папа, – едва слышно позвал тигрёнок, поворачивая голову так, чтобы почти уткнуться кончиком носа в чужую шею. Сознание медленно плыло по волнам тихой колыбельной. – Да, дорогой. – А ты, – закусив нижнюю губу, юноша замялся, – защитишь меня? – Наши крылья принадлежат вам, тигрёнок. – Это значит «да»? Джун кивнул, выпуская из пальцев очередную упругую кудряшку. – А ты встанешь на мою сторону? Ты убьёшь за меня? – Первое – да. Второе же – если оно того требует, – легко пожал плечами альфа, – но безусловно. Робкая квадратная улыбка коснулась сухих губ и тигрёнок зажмурился, пряча руки на груди и прижимаясь ещё крепче, позволяя себе выдохнуть в тёплую шею. Только поздним вечером, стоя у дверей своей спальни, Тэхён чувствовал, как приобретённое спокойствие медленно покидало его тело, вызывая страх даже коснуться дверной ручки, слушая как из спальни доносится приглушенный родной голос и шорох. Как бы тигрёнок ни уговаривал себя, он не смел сделать и шаг навстречу, сбегая по лестнице вниз, чтобы спрятаться в пустующем зимнем саду, закрывая за собой дверь на замок. Поблагодарив свою удачу, которая позволила юноше остаться незамеченным, Тэхён глубоко вздохнул, на пятках разворачиваясь к бесчисленным растениям. Ему так хотелось причинить боль в ответ на свою, это становилось невыносимо мучительно. Широким шагом пройдя в дальний край сада, кончиками пальцев касаясь лаской листьем, тигрёнок замер у края стола, с улыбкой принимаясь смахивать с него горшки, поднимая те с пола и разбивая себе под ноги снова и снова, пока от осколков не оставался лишь пучок корней вместе с землёй. Широкие листья дрожали в страхе разгневанных рук, которые сжимали горшки так сильно, что норовили оставить трещины. Смех разбирал горло. Присев на корточки перед осколками, юноша спрятал лицо в мягких манжетах, давясь смешками, как большим глотком воды. Тэхён не знал, сколько он провёл времени, перед тем как силы покинули его, не позволяя разбить последний рыжий горшок, что стоял на опустевшем узком столе. Слёзы больше не мешали видеть и не засыхали солёными дорожками, стягивая кожу. Тэхён чувствовал себя до одури трезвым, диким. С силой и злостью наступив ногой на осколки, придавливая те пяткой до тех пор, пока острые края не начали врезаться в кожу, тигрёнок не мог надышаться чистым, наполненным дневным цветением, воздухом, оскалившись на мгновение, когда под ногой раздался отчётливый хруст. Отдышавшись, словно от длительного бега, юноша отшатнулся, и, оставляя за собой алый след, направился к шкафчикам, чтобы достать коробку со всем необходимым и один большой фонарик, словно сошедшего со страниц любимой сказки Чимина. Это была долгая ночь, в которую птенец, расположившись на полу перед слоем расстеленных перед ним газет, пересаживал потрёпанные растения, сосредоточено измеряя слой керамзита на дне горшков. С каждым разом, когда растение оказывалось в своём небольшом новоприобретённом доме, тигрёнок наклонялся к потускневшим листьями, подсвеченным светом фонарика, и тихо произносил слова прощения и любви, с особой лаской поглаживая самые кончики. Когда осколки оказались, как можно тише спрятаны в мусорный бак, Тэхён, ещё раз оглянувшись на пострадавшее место, переступая себя, направился обратно, молясь о сохранении содержимого желудка на своём месте. Это ощущалось мукой, когда, пробравшись под одеяло, юношу тут же обвили руки, забирая в свои крепкие и сонные объятия. Юнги встрепенулся, когда на придвинутом к бортику ванны стуле раздалась короткая мелодия, оповещая своего хозяина о новом сообщении. От кого: giganticbunny Дядя, ты можешь сейчас говорить? Юнги не мог точно сказать, сколько раз ванная наполнялась обжигающе горячей водой, пряча в себе мужчину, что, подтягивая ноги к руди, утыкался взмокшим лоб в острые колени, лишь изредка откидывая голову на сложенное на бортике белое полотенце. Как только жар от воды спадал, принося в небольшую комнатку прохладный воздух из раскрытого окна, альфа чувствовал сильный озноб и боль в непослушных руках, что едва могли держать полупустую бутылку с водой. Влажный жгут из скрученной футболки все ещё лежал под дверью, не позволяя и шлейфу аромата вырваться наружу. Юнги утешал себя тишиной и лёгкой болью, что приносила собой вода. Как только новая волна боли утихала, давая раскрыть слезящиеся глаза, альфа впивался короткими ногтями с россыпь синяков на своём теле, с неким отвращением царапая и давя на пожелтевшие кровоподтёки. Но сколько бы часов ни проходило, Юнги чувствовал себя лишь хуже, пустым взглядом смотря в светящийся экран телефона, не в силах сделать хоть что-то.Кому: giganticbunny
?
От кого: giganticbunny Не молчи так долго, я уже подумал, что тебя съели на обед или отдали на растерзание мухоловкам. От кого: giganticbunny Дядя, я могу оставить себе тот шарф, пожалуйста?Кому: giganticbunny
Зачем?
От кого: giganticbunny На днях у меня разболелось горло и мне пришлось обмотать им шею на ночь. Знаешь, мне никогда не спалось так восхитительно!Кому: giganticbunny
У тебя нет своих вещей?
От кого: giganticbunny Оно само.Кому: giganticbunny
Болван.
Кому: giganticbunny
Как ты себя чувствуешь?
От кого: giganticbunny Превосходно, я не расстаюсь с ним. Может, это особая шерсть? Откинув телефон обратно на стул, Юнги устало уронил голову на руки, перекинутые через бортик ванны, сонно наблюдая из-под прикрытых ресниц на вновь появляющиеся кроличьи сообщение, вызывающие несмелую ухмылку. От кого: giganticbunny Дядя, ты знаешь эдельвейс? Эти скромные цветы называют ещё альпийской звездой. Я прочитал о них сегодня в книге, которую мне дал твой друг, чей сад так мне понравился. Знаешь, это так красиво, в книге говорится, что за этими цветами позволяли отправиться только искренно любящим! Иначе их постигнет наказание. От кого: giganticbunny Дядя, это ведь просто цветы! Ха! От кого: giganticbunny Мне так нравится, это так странно и необычно, я никогда не смотрел на вещи с этой стороны. И эти цветы так прекрасны своей необычной красотой. От кого: giganticbunny Ты читал эти книги? Твой друг обязан показать тебе это. От кого: giganticbunny Дядя, знаешь, я тут подумал. Если мне когда-нибудь посчастливится встретить истинную любовь, я обязательно подарю ему эти цветы, как символ моей чистой и сильной любви. Я преодолею любые горы, но обязательно сделаю это. _______________________ *Leontopodium (лат.) – Эдельве́йс, или леонтопо́диум, альпийская звезда, род двудольных травянистых растений семейства Астровые, или Сложноцветные, распространённых в высокогорных районах Европы и Азии. *На языке цветов Эдельвейс – является цветком Счастья, Любви и Мужества. Только искренне любящим сердцам горы позволяют безнаказанно сорвать эдельвейсы. *Этот цветок хранит в себе множество легенд. Поднести цветок любимой девушке было вершиной смелости, ведь он растет высоко в горах, на самом краю вечного снега. Раньше сушеный цветок был обязательным атрибутом мужского костюма - мужчины носили его за ленточкой на шляпах. Другая легенда гласит, как одна жестокая красавица объявила, что выйдет замуж только за того, кто подарит ей букет эдельвейсов. Один за другим молодые люди пошли в горы за цветами и вернулись ни с чем. Но красавица настояла на своем. Несколько лет спустя она получила свой букет эдельвейсов от молодого человека, но он отказался на ней жениться, потому что увидел перед собой стареющую женщину.