2WEI — Toxic
Как бы странно это ни звучало, но у каждого места есть свой определённый аромат, который всегда будет напоминать о себе. Это станет крепкой ассоциацией на долгое время. Часто Чимин задумывался о том, а какой же аромат имеет его маленькая Вселенная за белыми бетонными стенами? Какой аромат имеет он сам? Ещё в детстве папа часто говорил о сливочном молоке. Райский омега до сих пор имел ту привычку — зарываться носом в мягкие волосы на затылках птенцов, хоть ароматы их не были идентичны, их объединял тонкий молочный аромат, какой имеют абсолютная беззащитность и уязвимость. И даже через года Джин оставался абсолютно уверен, что почувствует эти мягкие тёплые топлёные ноты, даже если лишится всех чувств во Вселенной. Этот дом пах сыростью. Оказываясь в подобных местах, юный омега часто испытывал странный неподвластный страх, словно его обманули или же наоборот – ударили в лицо пирогом со взбитыми сливками. Тусклый свет лениво облизывал старые потёртые обои с пожелтевшим рисунком некогда изящных бутонов петуний* на слегка кривоватых стенах. Юноша со всем недовольством наступил носком ботинка на загибающийся уголок перепачканного разнообразными пятнами ковра, что нестерпимо раздражал своей неправильностью. Уголок послушно разогнулся и свернулся вновь, стоило напору исчезнуть, от чего омега со злостью толкнул ногой раскрытую дверью, что пошла рябью от удара о стену. Гладкая плотная ткань одежды позволяла жидкости легко скатываться к ногам, не задевая перчатки, края которых были спрятаны в манжеты тяжёлой чёрной куртки. Чимин тряхнул ногой, словно пёс, и отступил чуть в сторону, чтобы свет из узкого коридора полосой осветил небольшую затхлую комнату. Имела ли Вселенная молочный аромат? Или же он пах папой? Отцом? Братом? Чимин всегда ощущал запахи по-своему, например, аромат отца всегда представлялся юному омеге большим стёганым одеялом, которое будто щитом укрывало фруктово-цветочный сад далёкого Эдема, что уютно расположился под широким крылом альфы. Он был достаточно тяжёлый, терпкий и сладковатый, создавалось ощущение сильных и тёплых объятий с обещанием, что всё обязательно будет хорошо. Иногда юный омега чувствовал такой эффект и от своей розы, что легко и просто укрывала собой робкие ноты тигрёнка. Но иногда всё переворачивалось с ног на голову, и уже грасская роза становилась той, что сворачивается уютным клубком под защитой сильного и дурманящего пудрового цветка, что пах домом и любовью. Каждый аромат носил свои обещания, которые Чимин готов был слушать бесконечно, это было чертовски романтично для нежной израненной души. – Я уже всё сказал! Ох, Юнги. – Я не слушал, – юноша помахал в воздухе рукой, словно отмахиваясь от назойливой мухи, – помехи. Мин Юнги пах стиральным порошком и кондиционером для белья. Что было чертовски мило. Это было похоже на то, как дом поглощал потерянного альфу собой, а тот даже не думал начинать сопротивляться под напором устрашающей паучьей туши. Светловолосый омега находил это забавным, как и тот момент, когда голова этого мужчины сошла с ума в один летний день. Тогда Чимин серьёзно обеспокоился о наличии у Мина аллергии на лаванду. Как будто маленькая Вселенная пометила собой этого человека в виде папиного стирального порошка. – Я уже всё сказал! – вновь всхрипел заходившийся кашлем мужчина, прижимаясь спиной к батарее всё теснее. Его вид оставлял желать лучшего, и Чимин, честно говоря, действительно брезговал. – Тебе, тому парню, всем! Я не понимаю, что вам от меня нужно! Юноша замер, в задумчивости склоняя голову к плечу и упирая руки в бока. – Но Вы берёте чужое, Господин, – Чимин развёл руками, – это ведь неприлично. Вы понимаете это? – Я не брал! Тонкие тёмные брови сошлись на переносице, омега раздражённо выдохнул. – Но я же оказался здесь! – в тон визгливым голосом ответил Чимин. – Я ведь не похож на зубную фею, чтобы посетить Вас по другому поводу. Это действовало на нервы не хуже мигрени, и юноша на секунду с силой сжал виски, проходя мимо извивающегося ужом беты, с губ которого срывались пенистые капли, чтобы дёрнуть за маленькую цепочку настольной лампы, что слабо осветила собой место на тумбочке и остальную душную комнату. Коснувшись цветочного абажура, юный омега цокнул языком, усаживаясь на край кровати. – Давитесь своей мокротой, а не выпускайте её изо рта, как несмышлёный младенец, – будничным тоном оповестил в раз сжавшегося худого мужчину юноша, – Вы мне противны, будем честны. – Я могу сказать, – скривившись, словно иссохший изюм, бета демонстративно собрал жидкость во рту, громким плевком изверг её под ноги омеги, самодовольно ухмыляясь, и даже с некой расслабленностью снова падая спиной на холодную батарею, – что это взаимно? – Абсолютно, – Чимин пожал плечами, – я привык. – Конечно привык, – мужчина поддался вперёд, – вы больше ни на что не способны. – Кто мы? – Дрянные маленькие суки за стёклами дорогих витрин, – второй пенистый плевок оказался прямиком на носке массивного омежьего ботинка, – тебе ли не знать этого, верно? Это было словно бесконечный ряд очередных пешек, перебирая которые Чимин ощущал, как попытки достичь своей мести оказывались тщетными и смешными. От накатившего отчаяния хотелось срывать оглушающим криком голос. Под плотной тканью куртки вдоль позвоночника пробежала дрожь словно холодная струйка, заставляющая плечи омеги передёрнуться. – Эти суки разве принадлежат тебе? – медовые глаза Чимина с широкими бездонными зрачками округлились. – Твоя собственность? Кто ты вообще здесь, блядское существо? – Босс. – Сука, – громко рассмеявшись, юноша хлопнул себя по коленям, резво вскочив на ноги, – ты думаешь, что чёртово лицо этого старого пердуна я не знаю? Ты – тот, кто будет кормом для его золотых рыбок в пруду под каменным мостиком. Босс, Вы только посмотрите! Смахнув ребром ладони выступившую влагу с глаз, юный омега был не в силах остановить собственный смех, что становился громче от одного только взгляда на удивлённые мутные глаза напротив. – Ты, – Чимин указал пальцем на мужчину, – грязный ублюдок. Подскочив к открывшему рот мужчине, омега сжал его челюсть, цепляясь пальцами за нижний ряд зубов так, чтобы чужой затылок резким ударом коснулся металла позади. Только после яркого отпечатка Чимин отстранился, с отвращением встряхивая рукой. – Таких, как ты, – на омегу оказался направлен искривленный перепачканный палец, – я забираю только по одному, потому что кричите, как резаные свиньи. Тяжелое дыхание вдруг стихло. – Свиньи? – Да, – мужчина озарил помещение кривой улыбкой, – вы кричите от первого прикосновения и даже когда давитесь рвотными массами, членом и спермой, вы продолжаете кричать. Как будто вас режут. Неблагодарные грязные поросята. Юноша лишь улыбнулся уголками губ. – Ты помнишь эту боль? – бета попытался подняться, но был усажен обратно ударом ботинка в грудь. – Разве эта была такая боль, чтобы стоило кричать? Тебя просто неправильно брали, мой драгоценный. Если бы ты попал ко мне, такого бы не произошло. – Заткнись. – Я обещаю. Раскрыв рот в тщетной попытке сделать хоть глоток воздуха, юноша пошатнулся от мутной вспышки запретных воспоминаний, от который волосы на висках сразу же взмокли. Оглушённый бушующий шумом в ушах, Чимин рывком откинул мужчину на пол, переступая того и садясь сверху, и ощутил, как чужие руки ложатся на бёдра, обтянутые гладкой чёрной тканью. Это было до абсурдного смешно и омерзительно, вызывающе камни в желудке. Когда вес омеги оказался полностью на лице беты, мужчина издал нечленораздельный довольный звук, от чего Чимин испытал лишь дурной приступ тошноты, нащупывая рукоятку любимого ножа во внутреннем кармане куртки. Работы было намного меньше, чем разговоров, только вот дела двигались слишком медленно, и юноша ощущал, как мир сходил с ума намного быстрее, чем было расписано в омежьем личном дневнике. Выхватив чужую руку, что сжималась вокруг бедра, юноша прижал кистью к полу, придирчиво оценивая знакомое кольцо на одном и пальцев. Идея колец всегда симпатизировала юному омеге, это было интимно, красиво и обладало своим значением. Словно это частичка любви, которую всегда можно носить с собой. Юного омегу баловала мысль о том, что кто-то, кто разделил эту мелочь с тобой, прямо сейчас может прокручивать тонкий ободок на пальце и мечтать, мечтать. Чимин имел подобную вещицу с тигрёнком, и был безумно этому счастлив, лишь изредка завидуя родительским обручальным кольцам, которые выглядели, как нечто более неземное. Даже если люди не могут принадлежать кому-то, юноша всегда думал, что эти драгоценные вещицы на безымянных пальцах соединяют собой не хуже, чем пеньковая верёвка, словно они несут в себе больше, чем обещание. Чимину нравилась мысль о том, что кольца подобны меткам, они означают преданность. Огладив полоску драгоценного металла, юноша задумался, постучав тупым краем лезвия по пухлым губам. – Ты женат? – юноша обернулся, получив в ответ лишь странные непонятные звуки. – Ты отвратителен. Не медля ни секунды, светловолосый омега приставил нож у основания пальца и надавил настолько сильно, почти перенося весь свой вес на плавно входящее в плоть лезвие, и смахнул с глаз упавшую чёлку, стоило раздаться глухому хрусту. Схватив с растекающейся влаги окольцованный палец, омега поднялся, аккуратно лавируя между наносимыми в ярости ударами, и схватил мужчину за челюсть, раскрываясь тому рот, чтобы вложить туда маленький подарок. У стены около двери примостился молоток на длинной ручке с большой массивной головкой размером с несколько омежьих ладоней. Хоть он был испещрен царапинами и грязью, а на рукоятке имелись противные занозы, омега всё же относился к нему с особым трепетом, прибегая для особых случаев. Истошные давящиеся крики сейчас были прекрасной мелодией для омежьих чувствительных ушей, поэтому, взмахи давались Чимину с поразительной лёгкостью и приятным удовольствием, расцветая улыбкой на персиковый губах, окропляя стены мелкими точечными брызгами. Руки юноши ослабли только после того, как, зацепившись за чужую ногу, тот рухнул на пол, тихо рассмеявшись, разглядывая собственные ладони с покрасневшими пятнами. Иногда Чимину казалось, что это запутанная цепочка никогда не закончится и цель никогда не будет достигнута. Слишком много пешек, слишком много сил и мести. Юноша за одну секунду почувствовал себя настолько усталым, что с трудом встал, опуская подошвы в лужицу. В комнате раздавался только звук тяжёлого дыхания, что юный омега с усилием пытался выровнять, но и мерные шорохи, от который юноша замотал головой в поисках их источника. Найти здесь мышь было бы обычным делом, которых Чимин, к слову, не очень любил. С брезгливостью пройдя по периметру комнаты, юноша прислушался ещё раз, перехватывая волочащийся следом молоток покрепче. Только вот мышь оказалась поистине гигантских размеров, от чего кровать, скрипя, странно дёрнулась. Подойдя ближе к заинтересовашему предмету интерьера, омега, раскачивая свою игрушку, несколько раз протолкнул ту под кровать, пытаясь найти источник шума. Опустившись на корточки, Чимин победно улыбнулся, когда приподняв край покрывала, на пыльном полу обнаружился ребёнок, что не мигая смотрел широко раскрытыми глазами прямо на омегу, а тёмные капли на юном детском лицо уже превратились в корочки. – Бу, – только и сказал ребёнок.***
Возвращаться на свою работу было не самой обдуманной вещью, скорее это было побегом. Не было ничего сложного в том, чтобы забрать из рук долговязого альфы красивую цветную открытку, ведь Хосок всегда был слаб на олений взгляд. Сейчас, когда из освещённых частей улицы была лишь небольшая улочка, с одной стороны которой ютились страшными тенями деревья, Чимин, прижимал к себе сопящий комок из одеяла, то и дело считая собственные шаги, лишь бы не возвращаться к мыслям о собственной глупости. Хотя тигрёнок был без ума от открытки. Значит, оно явно того стоило. Поправив пушистый рюкзак за спиной, юноша неловко вытащил бесконечно вибрирующий телефон из заднего кармана, с особым страхом смотря на поток звонков и сообщений. – Мне не нравится этот звук, – раздался глухой голос из-под одеяла, – он меня раздражает. – Тебя это раздражает, потому что ты голоден, – спокойно изрёк омега, пряча телефон обратно и всё же нажимая заветную кнопку, перед тем как обхватить свою ношу крепче. – Меня кормили сегодня. – Водой? Комок завозился, чуть выглядывая из своего укрытия всё так же рассудительно спокойно и даже немного отстранённо, словно ничего не произошло. Ведь предрассветные прогулки это так обыденно. – Нас кормят хорошо, иначе, как говорит Господин, мы никому не понравимся. Иногда Чимин задумывался над тем, сколько таких же душ будет на целую горстку детей. Как их найти? Как оказаться спасенным? – Господин — мудак. – Мудак, – болванчиком кивнул мальчик. Юноша остановился под светом фонаря, откидывая уголок одеяла с чужой головы, чтобы получше рассмотреть действительно здоровое детское лицо с небольшой ссадиной у самой линии роста волос. Они были другими. – Как давно ты там? – задал интересующий вопрос Чимин. – Господин говорит, что я уже становлюсь старым. – Ты плохо вёл себя? Ребёнок отрицательно замотал головой, устало укладывая голову на аккуратное омежье плечо. – Господин говорит, что альфы никому не нужны. Что мы должны отдаваться бесплатно. Потому что мы не заслуживаем даже этого. – Что ещё он говорит? – омега растерянно хлопнул пушистыми ресницами. – Что мы должны боготворить его и быть благодарны, – голос стал совсем беззвучным, смешиваясь с прохладным ветром, – но я не хочу этого. Я устал. Омежью грудь заволокло щемящим острым чувством, и Чимин, осторожно выпутав руку, провёл самой подушечкой пальца по маленькому носу мальчика, напоминающего собой больше пуговицу. – У меня тоже нет сил, – юноша мягко улыбнулся, опустившись на пустующую скамью и укладывая свою ношу удобнее, – дерьмовое чувство. – Дерьмовое, – вновь болванчиком повторил ребёнок. Юный омега лишь по-доброму усмехнулся, накрывая взъерошенную чёрную макушку ладонью и бережно прижимая к себе, чувствуя, как аромат розы мягко витает в воздухе, расцветая бутонами и странной нежностью. Признаться честно, Чимин не любил детей. Только этот ребёнок оказывался с каждой минутой всё больше отражением собственной души, чем просто спасённый человек. Ветер пробирался под одежду, вызывая толпы непрошенных мурашек и холодный кончик носа, поэтому, замотав свою находку как можно лучше, юноша подмял под себя ноги, устраивая что-то вроде гнезда. – Простите, – подал голос ворох. – Не прощаю. Мальчик насупился, всё же выглядывая, хмуро смотря на омегу. – Я пытаюсь быть вежливым, – серьёзным тоном заявил ребенок, – пожалуйста, выслушайте меня. Чимин стушевался, на секунду теряясь, но тут же прочистил горло, кивая. – Мне нужно в туалет. – Что? – светловолосый юноша округлил глаза в некоторой панике. – Но мы находимся посреди дороги рядом с машинами, тыковка, нужно немного потерпеть. Тонкие брови жалобно сложились домиком, выражая всю серьёзность заявленного. – Пожалуйста. Юный омега почти разом вскочил со своего места, гремя рюкзаком, начиная вертеть головой по сторонам пустующей улицы, чувствуя как паника медленно набирает обороты, а желание позвонить папе становилось ужасно сильным. Сделав несколько шагов в разные направления, Чимин услышал сдавленные звуки из свертка одеяла. – Ох, тыковка! С некоторым самодовольным удовольствием Хосок наблюдал за представлением из тёмного салона автомобиля, так удачно примостившись у обочины в темноте, подальше от слишком яркого света. Волнение, что целый вечер билось зверем, медленно пропадало, но лишь на время. Альфа был не удивлён подарком, с которым на руках сейчас в волнениях носился омега. Иногда Чону казалось, что Чимин абсолютный сын своего папы, ведь эта та самая его черта, не так ли? Как там говорится, детей находят в капусте? Вот и Джин тот самый специалист в этой узкой области. Как и его сын. – Зачем я тебе нужен? – хриплый голос разлился в тепле салона. – Мне всё ещё интересно. – Юнни, ты отпустил бы своего старого боевого друга одного в такое время? Бесчувственный болван, и как только тебе Ким доверил своего ребёнка? – Справедливо. Цокнув языком и обернувшись, Хосок толкнул друга в колено, от чего тот даже не подумал открыть глаза, только недовольно зашипел, словно разъярённый кот.***
Только вот переворачиваясь на другой бок уже в собственной спальне, альфа не мог бы вспомнить даже этот момент, будто это было всего лишь непонятным сном. Несколько дней подряд Хосок действительно высыпался, чувствуя себя цельным даже после ранних пробуждений, и виной этому был старый друг по имени Юнги, что зализывал свои раны в объятьях тонких, но сильных рук. Мин был сравним с котом, он так же забирался подттёплый бок, часто сжимался в клубок, имея привычку что-то обнимать. Хосок не был против. Чон Хосок был вполне доволен. Сейчас, слепо проведя рукой по другой стороне постели в поисках знакомого тёплого клубка, альфа ощутил что-то странно маленькое и мягкое, тут же почти выпрыгивая из постели от собственной дикой догадки. – Что за блядство? – зашипел мужчина, рассматривая через прищур хаос из одеял, в котором в центре лежал омега с неизменным комком на собственной мерно вздымающейся груди, к теплому боку которого жался Юнги, почти касаясь края постели. Бросив бесплодные попытки привести свои мысли хотя бы в относительный порядок, Хосок рухнул обратно на подушки, придвигаясь ближе к омеге в ароматном облаке густой, как патоке, розе, чтобы прижаться к светлому беспорядку пшеничных волос носом, оставляя на них невесомый поцелуй. Мужчина усмехнулся, услышав с другой стороны характерный звук поцелуя и приподнял голову, наблюдая, как бессознательно Юнги повторяет незамысловатые действия, даже не вырываясь из собственного сна, только вот Чимин лишь сильнее зарылся в одеяло, двигаясь аккуратно и трепетно оберегая свою спящую ношу. Прищурившись, чтобы убедиться в своей правоте, Чон одарил светлые волосы россыпью поцелуев, наблюдая, как альфа повторяет их до странного точно, слегка нахмурившись во сне. Хосок издал смешок, тут же хлопая себя по губам за излишни громкий звук, приютившись под омежьим боком и прижавшись лбом к мягкой щеке, альфа осторожно уложил свою руку поверх одеяла, чувствуя, как чужая рука оказалась ровно там же. – Дурак, – тихо фыркнул Чон, улыбаясь, – болван. Сознание медленно и плавно покачивало на волнах уютного сладкого сна, когда одеяло, укрывающее почти с головой, казалось самым райским местом во всей чёртовой Вселенной. Приглушенные звуки пробирались через приоткрытую дверь, смешиваясь с звонким щебетанием редких утренних птиц и тихими голосами, которые почти не долетали до чуткого омежьего слуха. Чимин завозился в мягком пуховом коконе и перекатился к источнику тепла, вжимаясь в него чуть ли не носом. Разум медленно начинал свою будничную работу и юное сердце забилось всё сильнее, поселяя в душе смутную тихую тревогу. Но тревога была достаточно обманчива, чтобы обвести одного омегу вокруг пальца. Раскрыв сонные медовые глаза, не в силах больше справляться с настойчивым пробуждением, Чимин растёр их кулаками, мизинцами пытаясь растереть внутренние уголки. Смущённо уложив между телами побольше одеяла, юноша понадеялся оставить свой оглушающий пульс незамеченным. Насупившись, омега вдруг прижал руки к своей груди словно что-то ища, тот вес, что стал привычным за целую ночь и утро, исчез, оставляя после себя неприятную пустоту. – Ох, – выдавил юноша, звонко хлопая себя по лбу, – какой же дурак. Извернувшись, омега взглянул на дверь, с минуту прислушиваясь к топоту и звонкому смеху, который никак не удивил собой, от чего Чимин нежно улыбнулся. Этот человек всегда на удивление просто находил общий язык с любым существом, даже если тот оказывается всего лишь кактусом. Поправив перекрутившуюся на теле футболку, юноша перелёг обратно на своё место под тёплый бок, укладывая взлохмаченную голову на чужое плечо. Чимину казалось, что выберись сейчас он из утренней постели, то тут же потеряет всё то хрупкое волшебство, которым казалось необъяснимое тревожное спокойствие. Выпутав руку из-под одеяла, светловолосый омега осторожно положил ту на тёплую щёку альфы, слегка поглаживая тонкий след от подушки большим пальцем. Любые решения и размышления сейчас казались совершенно неуместными, лишними, словно Чимину позволили почувствовать себя другим в иной жизни. Поджав сухие пухлые губы, юноша рвано выдохнул, замерев в нерешительности. Поддавшись порыву и приподнявшись на локте, чтобы коснуться поцелуем собственной ладони, что лежала на чужой тёплой щеке, Чимин отстранился, прислушиваясь к тихому рою бабочек внутри себя. Создавалось впечатление, что весь мир вокруг светловолосого юноши был погружён в глубокий сон, даже мысли оказались пустыми, лёгкими, а внутри, в самой глубине души была тьма, в которой не было места ни для единого щебетания утренних птиц. Мягкие пальцы омеги ласково поглаживали по тёмным прядям, пропуская их между и легко распутывая кончики, если на то была необходимость. Короткие прядки на висках оказывались заправлены за ухо, которого тут же коснулся сухой поцелуй, глубже вдыхая расцветающий терпкий ирис, и Чимин дрогнул уголками губ, кусая щёки изнутри от затапливаемой сердце щемящей неизвестной нежности. Поглаживая подушечкой взлохмаченные после сна брови альфы, юный омега боялся вновь сделать хотя бы единый глоток воздуха, чтобы не спугнуть пробуждение мужчины, чьё дыхание становилось всё более громким. Накрыв подрагивающие веки невесомым прикосновением губ, Чимин одарил светлое лицо альфы сухими поцелуям, что один за другим становились всё более смелыми, слегка царая кожу корочками на потрескавшихся губах. Юный омега дарил ласку так отчаянно, почти скуля как побитый щенок. С трудом проглотив вязкий комок, Чимин резко дёрнулся, поддаваясь вперёд и обхватывая голову Юнги руками, прижимая ту к своей груди, забывая про громкие удары сердца, что так смущали собой омегу, и зарываясь носом в макушку. Порозовевшая маленькая ладонь легла на чужие раскрывшиеся губы, слегка сминая их, не давая произнести и слово. _______________________ *Petunia (лат.) – Петуния, или Петунья — род травянистых или полукустарниковых многолетних растений семейства Паслёновые, высотой от 10 см до 1 метра. *На языке цветов Петуния – раздражение, гнев, чувство обиды. «Ты меня не слышишь», «Я не доволен твоим поведением!» Получив в подарок петунии, стоит пересмотреть своё поведение.