***
– Чонгук! – альфа бурчал себе под нос, то и дело недовольно цокая. Вся душевая оказалась заполнена разнообразными растениями, которые Юнги никак не припоминал здесь в свой день отъезда. Он ожидал от собственного племянника что угодно, может быть, даже приведённую в дом бету или же целого альфу, но чтобы в квартире раскинулся филиал дома Кимов, это было настоящим удивлением. – Я совсем забыл! – потирая сонные глаза, юноша протиснулся в ванную комнату, пряча в ладонях отчаянные зевки. – Им нужно тоже принимать душ. А ты вчера как приехал, так и не высовывался из спальни, вот я и решил отвлечься от беспокойства за твою старую задницу. – Как? Помыть цветы? Чонгук насупился, почесав рукавом пижамы зудящий нос, и поднял один из горшков, бережно прижимая тот к себе. – Не помыть, а полить. Как дождь, дядя. Ещё их трясут, будто это шторм, представляешь? Посмотрев за плечо юноши на сочные зелёные листья, Юнги сдался, вздыхая. Чем бы дитя ни тешилось. – Хорошо, – скинув комок из чистой одежды на стиральную машинку, устало согласился с сонным юношей Мин, – давай помогу тогда уж. Только без цветов, прошу тебя. – Почему? – Терпеть их не могу. – Чего это ты такой злой? – оленьи глаза хитро прищурились, и Чонгук шагнул ближе, ударяя мужчину перед собой стойким ароматом кондиционера для белья от своей синей пижамы. – Выглядишь совсем плохо, между прочим. Фыркнув от размашисто ударившего в лицо листка, Юнги нахмурился, в то время, как чужая ладонь уже заботливо легла на его лоб. Когда старший взлохмаченный альфа появился на пороге кухни в большом халате, его уже ожидали улыбающийся племянник и тарелка, наполненная до краёв хлопьями. Чонгук буквально светился, с нежностью поглядывая на привезённый подарок, что гордо стоял на столе рядом с бутылкой молока. – Не за что, – буркнул мужчина, усаживаясь за стол. Признаться честно, здесь всё было иначе, как будто холоднее и печальнее, Юнги не мог это объяснить, но чувство сброшенного с гнезда птенца не покидало его. – А ты уже как-то назвал этот фикус? – Ты можешь полностью распорядиться его судьбой, Гу, я не против. – Да что с тобой? – надул губы Чонгук. – Я так рад твоему приезду, а ты, видимо, совсем нет. Юнги всматривался в наполненную тарелку, не решаясь взять в руки столовый прибор. Те словно выли от боли, которая становилась только сильнее, стоило километрам отдалить альфу от дома семьи Ким всё дальше. Кости, казалось, выламывало, в то время как суставы воспалялись, позволяя мужчине с трудом закончить свой утренний ритуал. Физическая боль выматывала собой, отбирая остатки сна и окрашивая белки тёмных глаз яркими пятнами кровоподтёков. Но это было подобно сладостному райскому удовольствию в отличие от того, что творилось в душе. – Я рад, – Юнги приподнял уголки губ, – просто нездоровится. – Дальние поездки так выматывают, – согласно закивал юноша, с трудом жуя большое количество хлопьев, – ещё и весь чемодан перестирать нужно. Почему ты не ешь? Юнги покачал головой. – А ну быстро! – воскликнул младший альфа. – Что я скажу твоей сестре? Что так извёл тебя, что ты превратился в сушёный сухарь? Мне нужен живой и здоровый дядя. – А может быть, нужна квартира, а не дядя, Гу? Юноша звякнул ложкой, складывая руки на груди. – Когда ты уснёшь, я задушу тебя подушкой. Юнги рассмеялся, всё же беря ложку в руку, слегка морщась. – Только постучи, а то мало ли. Яркая улыбка вновь коснулась лица юноши, тот принялся за свой завтрак, болтая ногами и с трудом сдерживая весёлые смешки. – А долго будет длиться твой рабочий? – поинтересовался Чонгук. – Здесь так пусто без тебя. Мужчина задумчиво потопил в молоке несколько плавающих на поверхности хлопьев. Парировать ложью, глядя в оленьи глаза, было подобно отрыванию ногтей с мясом. Ночью заспанного юношу разбудил громкий шум, что быстро сменился подозрительной тишиной. Обычно старший альфа засиживался почти до рассвета, аргументируя тем, что это лучшее время для работы и вдохновения. На самом деле Юнги был той самой «совой», а разбудить его ранним утром приравнивалось к настоящему подвигу. Только вот в тот вечер мужчина отправился спать намного раньше обычного, чем сильно озадачил маленького альфу. Чонгук не был глупцом и прекрасно понимал всю странность ситуации, да и сам дядя выглядел просто отвратительно. Шум вдруг резко вновь стал громче и тут же затих, поэтому юноша поспешил в комнату, что в ночной тьме освещалась лишь тусклой лампой на прикроватной тумбочке. Ещё никогда Чонгук не видел этого человека в подобном состоянии, не смотря на все пережитые простуды и несварения после неудачных экспериментов. Юноша испугался до подкашивающихся коленок, когда, зайдя в комнату, услышал душераздирающий аромат, что был громче самого настоящего крика. Постель была смята и простынь сдёрнута с боков матраса, превращаясь вместе с одеялом в подобие гнезда. Обычно гнезда строят омеги, как бы защищаясь и прячась в них от всего мира в моменты особой нужды, например, будь то страх или боль. Альфы же делают это в самых крайних случаях, когда выносить то, что съедает изнутри, становится невыносимо, а разум теряется, падая в темноту. У Юнги был слишком большой жар и невыносимая боль внутри, где-то в самом центре тела она скручивала и пронзала до таких ярких вспышек, что мозг услужливо отключался, предоставляя возможность перенести всё это во сне. Альфа, без сил уложив себя наподобие клубка, часто хрипло постанывал, пряча взмокшие лицо в горячую подушку. Он был чертовски бледен и кожа становилась словно прозрачной, позволяя с лёгкостью рассмотреть сосуды на мужском теле. Бросив глупые попытки достать из измождённого тела хоть несколько слов, Чонгук заводной игрушкой бегал рядом, то сменяя холодную повязку, то выбрасывая опустевшие блистеры и ампулы, что находились во всевозможных местах. Ничего не менялось, только боль стала другой, словно сильнее, та приходила волнами, накрывая с головой до жгучей тошноты. Чонгук никогда не видел его таким, а влага на густых ресницах старшего была для юноши каким-то особым интимным секретом. Особенно громкие звуки, вырывающиеся с пересохших губ, выбивали из перепуганного юноши душу, и тот, взяв градусник и телефон, осторожно забрался на постель с другой стороны, чтобы быть к мужчине как можно ближе. Чонгуку казалось, что если погладить дядю по спинке носа, то его сиплое дыхание становилось более спокойным, только до обжигающе горячих рук было всё так же страшно коснуться. Как бы происходящее ни пугало собой храброго младшего альфу, тот не спешил делать звонок в медицинскую службу, прекрасно зная отношение дяди к больницам, куда, непременно, того заберут. Перевернув ткань на голове мужчины холодной стороной к коже, Чон замялся. Мысль, появившаяся спасательный кругом в наполненной страхом черепной коробке, переливалась всевозможными огнями, и, чем состояние дяди становилось хуже, тем большее та казалась не такой глупой. Одной рукой бережно поглаживая Юнги по взмокшим волосам, второй рукой Чонгук пытался набрать номер старшего омеги семьи Ким, которым тот поделился в конце того отличного ужина, правда, сохранённый на телефон дяди, потому что собственный Чон попросту забыл зарядить. Ведь было логично, успокаивал себя Чонгук, связаться с тем, у кого сутки ранее человек жил продолжительное время, ведь если там кто-то окажется болен, то это будет всего лишь простудой и никаких волнений. Не отрывая от себя телефон с бесконечными короткими гудками и безэмоциональным голосом с просьбой оставить сообщение, юноша каждые десять минут прибегал на кухню, чтобы наполнить пластиковый пакет кубиками льда и приложить тот к горячему и мокром телу.***
– Да отойди же ты, чёрт! Джин был в ярости. Отпихнув супруга, чье внимание полностью поглотил собой светящийся экран бесконечно вибрирующего телефона, с дверного проёма мужчина почти бегом добрался до постели птенцов, с тревогой прикасаясь к горячим лбам, замечая, как Чимину становится лишь хуже. Райский омега готов был пролить горячие слёзы от своей беспомощности. Всё началось резко и снова вечером, только на этот раз всё спряталось только в теле цыплёнка, которое сводило судорогами от высокой температуры, делая боль ещё более невыносимой. Тигрёнок же был обессилен, прижимаясь к телу Чимина, он не проронил ни слова, даже лазурные глаза оставались всё чаще закрытыми. Джин сердцем чувствовал странную неправильность происходящего. Препараты выдавались юным омегам по часам, и те совершенно отказывались действовать. Даже объятия, наполненные любовью, оказывались отвергнуты. Кожа цыплёнка словно горела, на позволяя двигаться, лишь вытаскивая из глубины тела громкие уставшие слёзы и стоны. Райский омега злился, впадал во внутреннюю ярость на себя, на истинного, на бессилие. Поглаживая юных омег по оголённым из-за приподнятых штанин горячим щиколоткам, мужчина царапал свой разум немыми просьбами поменяться с птенцами местами, забирая всю боль до самой последней капли. Когда повязки вновь легли холодной стороной на кожу, Джин обернулся, чтобы на несколько минут отойти в кухню, но вновь встретил фигуру супруга с неизменным телефоном в руках. Челюсти того были крепко сжаты и брови нахмурены сильнее обычного, альфа ругался себе под нос, так и подняв взгляд на причину полуночного волнения. – Я же просил, – раздалось шипение Джуна сквозь стиснутые зубы, – блять. Несмотря на копошение и суматоху, что царили в ночном доме, альфа не мог отстраниться от собственного раздражения, которое, смешанное с волнением за птенцов, превращалось в настоящий ураган. После того как ещё поздним вечером райский омега исчез в детской спальне, его оставленный в ворохе одеяла телефон вдруг разразился вибраций от звонка, а написанное имя на ярком экране и вовсе заставило альфу крепко сжать кулаки. Джун усмехнулся: – Дерьмо. Чтобы звонок не попал в поле зрения истинного и вообще не вызвал подозрений ни с этой, ни с той стороны, альфа не выпускал телефон из рук, обещая себе разобраться с этим позже. Только вот суматоха становилась всё сильнее, Джин всё бледнее, а птенцы болезненнее. Вырываясь из собственных мыслей, Джун чувствовал себя выброшенной на берег рыбой, не имеющей возможности сдвинуться со своего места, задыхаясь. Он не решался приблизиться к суетящемуся у птенцов истинному, как и придержать того за локоть в коридоре, чтобы переброситься парой слов. – Тебе там намного интереснее? – голос райского омеги стал выше, когда тот отстранился от постели омег. Тёмные глаза были покрыты влажной дрожащей плёнкой, что скрывала собой яркие красные пятна, капилляров, – Может, мы тебе мешаем? – О чём ты? – мужчина поднял от экрана голову, расцветая удивлением на лице. Джин усмехнулся, забирая с тумбочки опустевшие стаканы и несколько полосок ткани, убедившись, что действие таблеток дало напряжённым нервам несколько спокойных минут. – Может, уже наконец-то ответишь за звонок? Мне кажется, твой отец это не тот человек, которого мы должны слышать в данной ситуации. – Нам нужно позвонить Мингю, Джинни. Он ведь врач. Осторожно выскользнув за дверь спальни, райский омега широким шагом направился к лестнице, чтобы сбежать на кухню, но оказался схваченным за локоть на последней ступеньке. Мужчина замер, смотря на альфу снизу вверх. – Отпусти, – с широкой улыбкой сказал Джин. – Что за чёрт, Сокджин? – Почему бы тебе не сделать уже хоть что-то? Например, позвонить тому же Мингю? Даже если это мой брат, вы знакомы уже двадцать лет. – Я понимаю, что ты взволнован, но с чего такая злость? – брови мужчины сложились домиком от отчаянного непонимания. – Господи, да ты ведь всё равно справишься лучше меня, это в твоих руках птенцы в безопасности. – А твои для чего, чтобы просто были? Райский омега дёрнулся в хватке, что не ослабла ни на секунду. – Сокджин! – Отпусти меня, чёрт возьми! – Джин зашипел озлобленной змей. – Это не в моих руках должен держаться целый мир или ты действительно не понимаешь? Почему твоё внимание так легко переключить на работу, когда под твоим носом происходит это? – Сейчас не лучшее время для этого разговора, – строгость появилась в голосе альфы. – Мы можем обсудить всё утром на свежую голову. Извернувшись так, чтобы вырвать руку из сильной хватки, Джин оступился о последнюю ступень, едва удержав равновесие. – Знаешь, – омега отдёрнул халат, звякнув посудой, – если в тебе так нуждаются на твоей работе, то, конечно же, езжай. Нам троим плевать. – Сокджин. – Тебе звонят. Зажатый в пальцах телефон вновь разразился жужжащим звуком, мигая индикатором. Громко стуча пятками по деревянном полу, родная фигура отдалялась всё дальше, пока Джун шумно дышал, пытаясь изо всех сил ворваться в реальность и вспомнить тот момент, когда всё пошло не так. Неосознанно подавшись следом, чтобы попытаться коснуться вновь, альфа получил только взгляд, что был хуже кафельного пола залитого свежей кровью. – Не надо, – предостерегающе зашептал Джин вытягивая собственные руки из чужих прикосновений и прижимая те к груди, словно защищаясь, – не трогай, не трогай, только не трогай.***
– Ну чего ты, – Чимин обнял альфу поверх рук, запрокидывая голову, чтобы всмотреться в потускневшее лицо мужчины, – ну, Сокси. – Что ты как маленький ленивец? Такой же когтистый. – Ты знал, что у ленивцев есть специальное пятно на спине? Они те ещё вонючки. – Для чего оно? Юный омега насупился, переступив с ноги на ногу. Светлый затылок ощущался необычно мокрым, словно только что был принят душ. – Уже не помню, если честно, – Чимин закусил губу, со вздохом прижимаясь щекой к груди, – ничего не пойму. Меня хватает только на самую малость, а дальше будто прогнали через ножи мясника. – Твой отец мне всё рассказал, Минни, поэтому я не могу дать своё согласие. – Но это была лишь глупая простуда, – тихо возразил юноша, – температура да и только, к концу недели я буду свежее самого огурца, любого овоща на свете. Хосок мягко улыбнулся, аккуратно высвобождая одну руку из плена, чтобы положить тёплую ладонь на пшеничный беспорядок. Намджун был скуп на слова, но не на тревогу. Оповестив своего друга о прошедшей болезни своего сына, тот сразу же замолк, не сказав ничего больше задуманного, как бы залёгшие тени под глазами напротив не давили на сердце. Хосок всегда был умным и смышлёным, в этом альфа не сомневался. Но ложь оставалась двусторонней, и догадки Чона о загадочной простуде были тому доказательством. Хоть сам Хосок и чувствовал себя отвратительно, проводя ночи, уткнувшись носом в чужую подушку, что сохранила аромат тосканских Ирисов, но маленькому омеге перед ним было намного хуже. Поэтому пусть невинная ложь будет жить. Во благо, конечно же. – Простая простуда, от которой были судороги? – От температуры всегда так! – воскликнул Чимин. – Обычное дело. – Ну раз обычное дело, – Чон похлопал по хрупкому плечу, – тогда я подумаю над твоим предложением. – Честно? – Честно-честно. Чимин громко засопел, прижавшись к другу сильнее, улавливая аромат стирального порошка и шмыгая чуть розовым носом на самом кончике. На мгновение Хосок погрузился в тревоги, что были связаны и с плохим самочувствием Чимина, и с тем, что было в документах, которые недавно пришлось показать Намджуну. Задумавшись о страницах, в которых была информация о том, что на Чимина в самом деле началась охота, альфа едва не прослушал вопрос. – А он тебе пишет? – задал волнующий вопрос цыплёнок, что отдавался эхом чувства ревности. – Да? – С чего бы, молекула? – Потому что вы лучшие друзья, я не знаю. – Брось, – Хосок рассмеялся, – я не переплюну твой маленький секретик. – Ага, – надулся юноша, – значит, друзья, я понял. – Не обижайся на него Минни, мало ли что могло произойти. Хоть мне тоже ничего от Юнги не приходило, но я уверен, что у него просто нет ни сил, ни времени. – Все вы так говорите, – вздохнул Чимин, – а у меня бы обязательно было. – Я знаю, что ты тоскуешь и волнуешься, но не стоит быть таким эгоистичным засранцем. – Ревнуешь, да? Ах, я знал. – О мой Бог, – закатив глаза так, что остались лишь белки, Хосок попытался отстраниться, от чего маленькие цепкие ладони схватили лишь сильнее, – за что ты мне достался в наказание? – Если бы не любил, давно бы отказался! – Знай, что если я заболею, это будет на твоей совести. Улыбка юноши снова померкла и тот словно погас, вновь роняя голову на грудь альфы. – Всё, – выпутавшись из объятий, Чон взял омегу под руки, легко приподнимая над полом и переставляя того ближе к выходу из небольшого зала, от чего юноша повис как недельный котёнок, – вон отсюда, с тебя на сегодня достаточно. У тебя выходит не занятие, а вечеринка ленивцев, ты переодевался дольше, чем занимался делом. – Я не устал! Хосок смерил юношу недоверчивым взглядом и отвернулся, принимаясь укладывать ножи с незаточенным лезвиями обратно в резные коробки с мягкой подстилкой, в то время как юноша громко сопел, скрипя подошвами кроссовок. – Не дуйся, – отозвался Чон, – взамен твоему занятию могу предложить перерыв на кофе, пока твой отец не приедет за тобой. Юноша хитро сощурился. – Соглашусь на твои условия, только если ты подумаешь над моим предложением. – Младший Господин Ким пустит меня на корм для твоей золотой рыбки. – О, ради Бога, прошу, не называй его так! – Чимин скривился, показательно вытащив язык. – Как вату съел, это просто фу. – Иерархия семьи для тебя ерунда, я понял, – мягкий смех мужчины отразился от стен зала, и Чон повернул омегу лицом к выходу, обхватив одной рукой плечи, пока в другой альфа удерживал стопку плоских коробок. – Пойдём, маленький бунтарь, посмотрим на твоё поведение. Мир устроен так, что внешность открывает множество дверей, даже те, которые обязаны быть закрыты на миллион замков. И её секрет абсолютно прост – будь тем, в чьих глазах люди видят невинность. Будь милым. Будь добрым. Улыбчивым. Сияй. Никто не будет указывать в обвинениях пальцем на того, кто с рождения был проклят той самой красотой, чьи ресницы вызывали восхищённые вздохи, чьи губы побуждают на трепет и чьи глаза по‐оленьи округлые, ловят на себя тысячи отблесков света. А если к оболочке добавить острый ум и хитрость, то она становится соучастником вместе с возможностью манипулирования и игрой не нервах. Это было легко, стоит пролить слёзы, хлопнуть ресницами или раскрыть губы небольшой буквой «о» и все будет перед тобой, будто прощение за проступок или же выполненное желание. Конечно, это не было абсолютной гарантией остаться невиновным, ведь всегда найдётся тот, кто захочет заглянуть под ангельскую маску. С ними сложнее, но слабые места есть у каждого, точно так же как и у монстров, и иногда те совпадали. Для каждого можно найти подход, нужно лишь научиться пользоваться своими тузами. Играй, но не потеряйся. Хосок не мог отказать просьбам одного маленького цветочного омеги, будь то работа больших щенячьих глаз или же просто чистое понимание, что в случае отказа прольётся больше крови. Если не можешь победить их – возглавь. Хосок понимал и разбитые чувства и затяжную тоску юноши, примеряя те на себя и сравнивая с собственными чувствами, которые некоторое время назад чуть самого не лишили жизни, хотя, Чон в тот момент и согласился бы её отдать не глядя. В такие моменты оставаться один на один с собственными демонами равно самоубийству, и ощущать себя единственным было ещё отвратительные, ведь просто напросто никто не сможет понять, ведь по правую руку влюблённые, а по другую руку люди, что никогда не любили. Так кто же поймёт, если ни такой же безумец. Хосок знает и видит, словно сам себя со стороны, как здоровье юного омеги пляшет по смертоносным горкам, играет целые пьесы на струнах нервов и как устраивает просмотр воспоминаний по ту сторону век. Чимин угасал. И тот человек за сотни километров тоже. Даже если не было прямого отказа, связь всё равно работает против истинных, не позволяя тем отстраниться. Это было несомненно глупо, но, так же и умно. Это было смешно. Чимин хотел крови. Обычной, тёплой, терпкой. Для него это было отдушиной, что позволит отключить воспалённый разум. Это было похоже на жажду или же голод, и Хосок готов был ему позволить с этим справиться вместе, опираясь на свой личный опыт. Дни шли и юный омега медленно менялся, имея маску печали дома и маску безумства в руках Хосока, что был для юноши страховым тросом на многокилометровой высоте. Цветастые открытки забивали собой пушистый рюкзак, путаясь с перепачканными салфетками и сложенными в комок чистыми носками на всякий случай. Сезон продаж начинал свои обороты, что позволяло нужным людям наконец-то явиться в мир, словно червям из-под земли после летнего дождя, всё стало проще и одновременно сложнее. Чимин стал беспечным. Получая больше травм, омега реагировал на них отстранённо, не жалуясь и едва замечая, лишь двигался вперёд по собственному списку, написанному карандашом в небольшом блокнотике, что всегда хранился в нагрудном внутреннем кармане Чона. Чимин пах безумием, и альфа чувствовал это животным нутром, с каждым разом боясь найти того погребённым под собственными желаниями. Хосок не помнил, когда в последний раз видел у маленького омеги слёзы, что несомненно пугало его, но юноша, что возвращался домой с не охотой, и вовсе, казалось, не замечал этого. Юный омега стал отстранённым, лишь весело болтал ногами в воздухе, сидя на краю открытого багажника, размашисто вычёркивая введённые аккуратным почерком строчки. Чимин брался за всё. Но однажды светловолосый юноша пришёл к Чону с просьбой, от чего у того тонкой струйкой из носа потекло выпитое из картонной коробочки молоко. – Я хочу сделать сюрприз своему брату, – тогда уверенно произнёс Чимин, – я хочу сделать ему подарок. – Подарок? – Помоги мне, Сокси. Но это не было ни букетом цветов, как наивно надеялся Чон, ни пачкой шоколадных конфет, все оказалось хуже.***
telepatía (slowed) – Monaloha
Одним закатным вечером, когда воздух уже успел остыть до приятного ласкающего тепла, велосипед с плетёной корзинкой показался из гаража, примостившись к белой стене дома. Эту идею Чимин вынашивал продолжительное время, только вот воплотить её оказалось затруднительно, словно та ждала того самого особенного момента. Осмотревшись по сторонам, светловолосый омега прокрался к раскидистому кусту роз неподалёку у подьездной дорожки, чтобы сорвать несколько бутонов, предварительно перед этим вооружившись секатором из того самого гаража. Когда душистые цветы оказались заботливо уложены в корзинку на руле, из-за угла показалась родная фигура, что нервно сжимала в руках подол мягкой большой кофты с капюшоном. Той самой, с мишками. Чимин заволновался от возникшей из ниоткуда неловкости, и его ладони вспотели, юноша поспешил вытереть те об джинсы под смешок брата. Всё было сложно. Ни Тэхён, ни Чимин не могли чётко понять, то ли губы ждали поцелуя или же сердце просило ножа. Всё стало вверх ногами после отъезда гостя и больше не было той сладкой патоки, которой были подслащены дни, из-за чего после братья всё чаще проводили время порознь, но, воссоединяясь вновь, тех поглощал собой голод. Для всех в доме птенцы испытывали подростковый бунт, для себя же они переживали, что не надеялись пережить. Ссоры случались, как и драки, крики и поцелуи. Они жили в своём собственном хаосе, пытаясь найти утешение и хрупкое равновесие, натыкаясь на острия слов и чувств в поисках своего покоя. Тот находился в объятиях родных рук, которые, казалось, не могли изменить, даже если бы Рай поменялся с Адом местами. В тот день птенцы потерялись в этом мире окончательно, наслаждаясь блаженный забытьем от жара и боли. – А ты завяжешь мне глаза? – поинтересовался тигрёнок, неуверенно оставляя мягкое прикосновение губ на щеке брата. – Это ведь сюрприз, как ты сказал. Похлопав по карману толстовки, Чимин убедился в наличии алой ленты и чуть улыбнулся, всё ещё не теряя пылкость неловкости. – Только, когда мы приедем, не хочу, чтобы ты получил травму. Вытянув губы трубочкой, младший омега надулся лишь для вида, чтобы потом с улыбкой приютиться на багажнике, пока, крепко удерживая велосипед, Чимин вёз того к высоким воротам. – Дома всё так же? – со скребущим чувством внутри задал вопрос цыплёнок, от чего Тэхён быстро захлопал ресницами, дёргано заправляя прядь волос за ухо. – Да, – тихо ответил тигрёнок, – они, как кошка с собакой. Дядя звонил сегодня отцу. – И что он сказал? – Предупредил. Чимин вздохнул, вывозя велосипед на песчаную дорожку между сосен, откуда в сандалии попадали сухие иголки и чешуйки от шишек. – Значит, папа будет дома к вечеру. Во всяком случае, это лучше, чем ничего, – размышлял вслух старший, – думаю, его можно понять, всё наладиться. – Я не помню их такими. Тэхёну было не по себе от происходящего в доме, и Чимин прекрасно видел это, разделяя давящее чувство поровну на двоих. – Если не помнишь, значит, это должно было быть в будущем. Это… нормально. Младший омега шумно выдохнул, крепко обвивая брата за талию, что уже перекинул ногу через низкую раму. Путь должен быть не коротким, но от этого не менее приятным. Солнечные лучи ласково лизали собой бледные усталые лица птенцов, в колёса мерно шумели асфальтом, иногда съезжая на пыльную обочину. Чимин похудел. Рёбра проступали всё сильнее и щека чётко ощущала рельеф позвонков под тканью кофты. Тэхёну совершенно не нравилось это. Малоэтажные дома, что проносились мимо, возвышались на частными домиками, притаившихся в объятиях деревьев, они переплетались с такими же небольшими двухэтажными школами, одна из которых стояла на холме, совсем маленьком, и к ней вели несколько каменных ступеней, выходящих на круглую площадку с фонтаном. Тэхён помнил её, особенно маленькому омеге запомнились качели, сооружённые на раскидистой ветви старой сосны. Сюда маленький тигрёнок отходил целые несколько лет, сменяя потом уютную атмосферу на унылую среднюю серую школу в противоположном направлении. Сделав небольшую остановку для покупки рожков мороженого, омеги довольно щурились из-за закатного солнце, забравшись на каменную ограду пустой прибрежной дороги. Вечерами здесь было намного лучше и была возможность вдохнуть свободно воздуха, в отличии от заполненных солнечных дней, когда люди посвящали себя прогулкам. Оставалось всего немного до плавного спуска дороги, через короткий участок, что тесно окутанный с двух сторон деревьями, которые утыкались в персиковое небо. Тогда тигрёнок сильно удивился, когда велосипед свернул к небольшому домику, что скорее был проходным пунктом в более интересное место. Рядом не было ни души, кроме скучающего в домике охранника с звучанием радио, что как-то тревожно, но в тоже время любопытно, отозвалось в юной душе Тэхёна, от чего тот хихикнул. Местность, больше походящая на некий заброшенный район, имела лишь дороги, фонарные столбы и несколько заведений странного характера, что было для тёмноволосого юноши удивлением, тот и не подозревал, что в часе езды от собственного дома имелось нечто подобное, а не шумный никогда не спящий город. Проскользнув на закрытую территорию за братом, тигрёнок крепко сжал его руку, любопытно оглядываясь по сторонам, пока воздух разрезали собой голоса готовящихся ко сну ласточек. Вокруг омег почти что кругом располагались бесчисленные склады, что разветвлялись на ряды и превращались в настоящий лабиринт. Если бы не тёплая ладонь в собственной руке, юный омега давно бы потерялся, большими глазами рассматривая пространство вокруг себя. Юноша громко пискнул, стоило налететь на цыплёнка, не успев затормозить. – Аккуратнее, – улыбнулся Чимин. – Мы на месте. – Здесь никого нет? – Только ты, я и несколько чаек. Широкая квадратная улыбка расцвела на лице младшего брата, и коленки того чуть дрогнули от неизведанной слегка пугающей обстановки. Но это не было тем самым страхом, ведь рядом стоял он. – Это так здорово, – воодушевлённо прошептал Тэхён, покачивая рукой с тёплой ладонью, – никогда не думал о таком. По счастливому лицу Чимина словно прошла рябь. – Если тебе не понравится, то я м- – Нет! Я в восторге! – тигрёнок смущённо потупил взгляд. – Мне очень нравится, пожалуйста, продолжай. – Закрой глаза. Послушно потянувшись за ключом, Чимин вытащил тот из заднего кармана джинс и, отпустив родную руку лишь на мгновение, чтобы с громким шумом открыть наподобие гаражной дверь квадратного помещения, пока та отъехала вверх, укладываясь наверху на направляющие. Чимин взглотнул, легко дотрагиваясь до локтя брата, позволяя наконец-то обрести вновь зрение. В заполненном картонными коробками пространстве с единственной свисающей посередине лампочкой прямо перед новоприбывшим гостями на деревянном ящике сидел мужчина, чьи руки были крепко перевязаны за спиной, а глаза закатаны, словно тот был не в себе. – Это он, – едва слышно прошептал Тэхён, неверующи рассматривая огромными от удивления глазами свой подарок. Память услужливо подкинула юноше давно забытые воспоминания, покрытые алой вуалью, и тот едва сделав шаг вперёд, тут же отступил, слепо беря брата за руку. – Это он, чёрт возьми! – Я надеялся, что мне придётся напомнить тебе о нём, – несмело улыбнулся Чимин, прижимаясь к чужому плечу, – ну, как тебе? – Мы его убьём? Цыплёнок рассмеялся, доставая из кармана красную ткань. – Ты. С этим человеком связаны множества воспоминаний, но ни одни из них не были хоть каплю сладкими. Разделив птенцов в самом начале пути, Тэхён, в отличии от брата, достался в руки более кровожадного и жёсткого альфы, что подбирал свою коллекцию с особым трепетом и маниакальным желанием. Эти дети походили на бабочек за стеклом, за исключением иглы, что должна пригвоздить их сквозь сердце к бархатной стенке. Они были дорогими, редкими и чрезвычайно желанными. Он обучал их. Они были особенными. Для него. Даже если этот альфа был всего-лишь работником более мощного звена, тот всё же отдавался своей работе с полной душой и жизнью, имея таких же коллег, с которыми вечерами собирался на чашечку чая, хвастаясь и красуясь очередным новым трофеем, что обязательно уйдёт с молотка за огромную баснословную сумму. Он был лишь одним из звеньев, но большим шагом к цели. Тэхён едва держался на ногах от пробирающего хохота тела и сильнее сжимал резиновую ручку тяжелой алюминиевой тачки, путаясь в собственных ногах при подъёме на небольшой холм. Чимин шёл рядом, поддерживая нелёгкое средство передвижения со своей стороны, в котором полулежал альфа, что едва шевелил губами, с алой повязкой на глазах, завязанной пышным бантом на затылке. Смех выливался из омег бурным потоком, от чего в животе закололо, и Чимин всё же упал на колени следом за братом, зацепившись сандалями. Тачка с грохотом рухнула на подножки, и груз почти завалился, от этого юношей вновь пробрал громкий смех до солёных капель слёз. На душе было так легко и правильно, что создавалось ощущение полёта, только вот уши вовсе не закладывало. – Ты такой болван! – голос тигрёнка переливался нотами адреналина, и тот оттолкнул ногой опустевшую тачку, что завалилась на бок, пока подарок заботливо усаживали на вершине холма неподалёку. – Болван, болван, болван! Вы пожинаете свои же взрощенные плоды, это так забавно. – Встань, куда я тебя поставил! – раздался звонкий омежий голос. – А ну быстро, задница! – Это ты задница! – Тэхён показал брату розовый язык, но на место послушно встал, притопывая от нетерпения. – Давай быстрее, иначе подо мной явно будет целая лужа. Небо становилось более ярким и словно горящим, ложась пламенем на плечи и теряясь в глубине зрачков. Раздался щелчок затвора, и младший омега едва не захлопал в ладоши, предвкушая будущие события. Он, казалось, был чертовски переполнен. – Вытяни руки и смотри прямо, слушайся меня. – А если не буду? Тесно прижавшись к узкой омежьей спине, Чимин обжигал горячим дыханием аккуратное порозовевшее ухо брата, от чего тот мелко дрожал, ощущая, как дуло прижалось к груди, придавливая мягкую ткань толстовки, оставляя на ней круглый след. – Тогда двох зайцем одним выстрелом с вероятностью, что у кого-то застрянет в рёбрах или позвоночнике. – Ох, – Тэхён затрепетал, широко растопырив пальцы на руках и резко сжимая те в кулаки, а ноги едва держали, – я буду твоим хорошим мальчиком, Минни. Тэхён держал своё обещание, данное скачущим от волнения голосом. В его ладонь оказалась вложена увесистая рукоять тёмного, слишком горячо отблескивающего в последних лучах солнца, пистолета. Юноша обвил ту, сжимая настолько крепко, что мелкий рисунок отпечатывался на влажной коже. Коснувшись подушечкой пальца кончика спускового крючка, тигрёнок приподнялся на носочки от резкого и влажного поцелуя в местечко под ухом, что вырывал из горла высокий жалобный стон. Тяжёлый аромат роз пропитал собой вечерний душный воздух, оседая во рту. – Смотри прямо. – Тогда не мешай мне! Чимин ущипнул брата за бок, и пистолет почти выпал из дёрнувшейся руки. – Ай, Минни, – Тэхён смешно фыркнул, прижимаясь теснее, – больно вообще-то. – Больней будет ему, сосредоточься. Непроизвольная дрожь возбуждения сотрясала собой юное тело, и Тэхён с трудом мог держать прицел ровно, если бы не прикосновения, что мягко легли поверх напряжённых пальцев, помогая и успокаивая одновременно. От этого словно шёл аромат силы, а может быть, даже целой власти. И это младшему омеге чёртовски нравилось. Прикосновения игрались с ним, сменяясь лёгкими поглаживаниями, и чужое дыхание то и дело опаляло собой, заставляя табун мурашек прокатиться вдоль позвоночника. Голос Чимина звучал иначе, Тэхён никогда не слышал подобного, от этого на ногах подгибались пальцы. – Сияй, сияй, маленькая звездочка. Чуть расслабившись в объятиях чужого контроля, тигрёнок прищурил один глаз, прикусывая кончик языка. Дуло было направлено ровно в красное пятно на лице альфы, что сидел на коленях, смешно водя носом по воздуху, словно пёс. Густой вязкий аромат был необычайно сильным, он наполнял собой лёгкие, будто будучи захлёстаным большой волной. – Замечательно, что ты есть. Со спины в грудную клетку ударялось тяжёлыми ударами родное сердце. Аккуратный округлый края ногтя обвели подушечкой, слегка подцепив, и направляя на спусковой крючок. Тэхён ощущал лёгкое невесомое давление и ощущение согревшегося металла. – Над землёй так высоко, Будто в небе бриллиант…– ровно произнёс тигрёнок и рвано выдохнул, замирая. С оглушаюшим выстрелом тело в десятке шагов от юношей повалилось на спину тряпичной куклой, исчезая в струйке дыма из дула, что, завиваясь, вытягивался вверх и растворялся в облаках. Будто светящиеся в тусклом свете лазурные глаза в обрамлении густых тёмных ресниц были широко распахнуты, и красные губы приоткрылись в беззвучном восхищении. Едва слушавшееся разума тело начало приходить в движение, и юноша опустил руки, не отпуская горячее оружее, тот повернулся в родных объятиях, чтобы оказаться лицом к лицу к обладателю медовых глаз. _______________________ *Gardenia (лат.) – Гардения — это небольшой цветущий кустарники, принадлежащий роду тропических растений сем. Мареновые (Rubiaceae), который назван в честь американского натуралиста Александра Гардена. Цветок обладает ароматом схожим с жасмином, он тяжёлый, сладковатый и насыщенный, из-за чего часто используется в парфюмерии. *На языке цветов Гардения – «Тайная любовь». Гардения используется в отварах, которым приписывают сильное действие, они обладают жаропонижающими и противовоспалительными свойствами. Помогают при бессоннице и переутомлении.Дополнение. Вопросы к автору.
1. Как давно Юнги ушел от 'работы' с намджинами? Если вы говорите о работе с музыкой в доме Кимов, то в 33 главе. Если вы говорите про более тёмную работу, то она осталась позади. Это получилось не только из-за определённых разногласий со Старшим Господином Кимом, но так же из-за здоровья (прогрессирующие проблемы с руками). В их темной работе не замешаны только Джин и Тэхён. 2. Если Тэхен пожертвовал свои учителем, то ему найдут замену? Он ведь сможет обучаться дальше? Думаю, тигрёнок все просчитал и ещё обязательно покорит всех своими музыкальными талантами. 3. Мне кажется что-то изменилось с Джином. Он бесплоден? На данный момент Джин подавлен не только отъездом ставшего хорошим близким другом Юнги, но так же из-за грозовой тучи над его птенцами. Скажем так, события вокруг него не слишком радужные и он ломается под натиском накопившегося груза. Думаю, мы все можем понять его подавленность. Быть родителем — давняя сокровенная мечта Сокджина, только вот стать «тем самым» у него нет возможности. Но это не отменяет того, что его птенцы ближе ему, чем родные. Как говорится, семья — это не одна кровь. 4. Чимин и Тэхен между собой родные по крови? Нет, они сводные. 5. Детская история о которой они вспоминали в одной главе или вдвух, когда юнги был няней. Что за история и в какой главе она была? В 10ой главе, когда птенцы были в комнате Юнги, тот вспоминает историю про «откусанный ломтик тоста с хорошим слоем джема». В самом начале 20ой главы Джин вспоминает про конфету и нос тигренка. 6. Чонгук встретиться с Тэ? это ведь только середина? Да, Чонгук встретит Тэхена. Пока он питает нежные чувства к шлейфу его аромата, что достался ему вместе с шарфом. 7. Тэхён мог бы работать с Чимином? В прямом смысле работы, конечно, нет. Думаю, что Тэхён в этом плане не как брат, да и Чимин не позволит. Минни хочет отомстить за своего брата и сделает все, чтобы отголоски прошлого того не коснулись. Так же и Джун оберегает своего истинного, умалчивая о своем полном спектре работы. Для Джина Джун взял на себя лишь часть работы отца , например, помогает с бумагами. Чимин и Джун уверены, что ни Джин и ни Тэхен не должны запачкать свои руки по локоть в крови.