Billie Eilish — Happier Than Ever
Отношение к алкоголю стало исключительно отрицательным ещё в старшей школе, когда вечеринка зашла слишком далеко. Но чем Сокджин становился старше, тем сильнее одна мысль укоренялась в разуме, а именно мысль о том, что алкоголь помогает забыться. Всего на несколько десяток минут, когда голова легка, словно настоящий воздушный шарик, а рот выплескивает несбыточные мечты и желания. Глупое состояние, когда любое дело становится по плечу, и каждый – другом. – Прошу прощения, – тонированное затемненное стекло опустилось, являя за собой не молодое лицо, – Ким Сокджин? Райский омега, шедший по безлюдному широкому тротуару, застопорился, с неприязнью разворачиваясь всем корпусом к до тошноты знакомому голосу. – Господин Ирсен. Сейчас Джин направлялся к желанным бокалам красного полусладкого, что ожидали мужчину в квартире старшего брата, как и обещанные контейнеры в холщовой сумке омеги, что станут для одного альфы отличным рационом на несколько дней. Сокджин убегал и признавал это. – Просто папа', – с улыбкой произнёс мужчина, махнув рукой. – Что за формальности? Может, если такая встреча, то тебя подвести? – Нет, – отчеканил Сокджин, направляясь быстрее прочь и закипая от вмиг направившегося следом чёрного лоснящегося автомобиля. Весь этот благородный и лёгкий образ был лишь игрушкой или же шуткой, но не более. Старший Ким имел несварение на истинного своего сына, и тот отвечал щедрой взаимностью. – Садись. – Вы очень добры, – съехавшая ручка сумки вернулась на плечо, – но, боюсь, я должен отказать Вам. Я вполне способен справиться самостоятельно, мне недалеко. Машина остановилась, а затем окно опустилось полностью, позволяя увидеть то, как маска легко сходит с немолодого смуглого лица с лёгкой белоснежной щетиной. – Это касается моего сына, – лицо старшего альфы на секунду исказилось тенью неприязни, но мужчина тут же отдёрнул себя, что не укрылось от хмурого омежьего взгляда, – твоего супруга, Сокджин. Старший Ким имел самое маленькое терпение и самое большое самолюбие, райский омега никогда не понимал, как Намджун мог являться владельцем подобной крови. – Садись. Сжав кулаки, мужчина повиновался, надеясь закончить этот глупый разговор как можно скорее. Как пластырь сорвать. Но как только ты оказываешься внутри тёмного холодного салона, то по обеим сторонам возникают две глыбы в виде человеческих фигур, а напротив – фигура поменьше с короткими жёсткими волосами, припорошенными сединой. Совершенно идиотская планировка. – Так, – повисшее мягким и тягучим басом напряжение позволило колесам тронуться, пока омега прижимал наполненную сумку к себе, из-под чёлки злобно смотря на причину своего настроения, – у Вас всё в порядке? Дети, как я полагаю, тоже? – Да. – Ох, и всё? Неужели дедушка не может просто поинтересоваться, как поживает его любимая семья? – Что Вы хотите? – Почему ты такой злой, Сокджин? У меня исключительно благие намерения. – Всё просто превосходно, Господин Ким. – Просто папа', пожалуйста. – Так что Вы хотите, па-па? – в тон поинтересовался мужчина. Ирсен откинулся на спинку кожаного сиденья, поправив полы тонкого бушлата. – Я просто тоскую по своей семье. – Пожалуйста, – миролюбиво процедил Сокджин, – позвольте мне продолжить свой путь, меня уже ждёт брат. Он будет волноваться, если я опоздаю. Старший альфа мягко коснулся чужого острого колена, слегка похлопав по нему. – Я осведомлён о твоём положении на данный момент. А твой супруг? – О чём Вы? – Об одной мелочи, – улыбка растянула сухие тонкие губы, – что имеет градусы. Знаешь, это может плохо сказаться на твоём здоровье и на семье в целом. – Это абсурд, – ноздри омеги раздулись, – я не понимаю, о чём Вы говорите. Почему Вы, па-па, вообще позволяете себе подобное поведение? Почему все нормальные люди не делают подобного? – Ты пьёшь, Сокджин. И ни ты, ни я, ни один человек здесь не будет нормальным, задумаешься? Омега напрягся. Сейчас эта фраза альфы была похожа на что-то сказанное наугад или же вызов, пытаясь попасть в точно в яблочко. Хотя Сокджин и так понимал, что, возможно, он был слишком наивен в своих эмоциях, становясь вновь и вновь раскрытой книгой и такой лёгкой добычей для опытного хищника. – Мне надоело это представление, остановите машину. – Сокджин, – мужчина ощутил давление с обеих стороны, – давай будем честны друг с другом. У меня есть для тебя серьёзный разговор. – У меня нет проблем с алкоголем, – Ким прижал к себе сумку крепче, – нет с законом и даже с чёртовыми штрафами. Что Вам ещё нужно, па‐па? Не можете с гордостью принять тот факт, что Ваш собственный сын не хочет идти по вашим стопам и выбирает мирную жизнь? Звучит, как чёртова зависть, па‐па, мы счастливы и довольны своей жизнью, не смотря на всю Вашу желчь. Пожилой альфа оглушающе рассмеялся, заставляя неловкость поселиться в омеге. – Мы вновь тут, я так рад. – Вы меня преследуете? – Что? – мужчина широко улыбнулся, от чего в уголках его глаз расцвели тонкие линии морщин. – Нет. Вовсе нет. Слишком мелкая сошка ты, Сокджин, – альфа сделал хлопок, утерев выступившую от смеха влагу с глаз. – Такой дурной. – Что Вы себе позволяете?! – Твой отец запивал провалы в своём малом бизнесе, замечал? Вспомни своё детство, наверняка тебе нравились те моменты, когда твой отец был к тебе добр, весел и был не прочь поиграть? – Что Вы… – тёмные глаза омеги расширились и кулаки сжались, оставляя на мягких ладонях следы алых полумесяцев. – Он никогда не трогал ни тебя, ни жену, верно? Никогда не поднимал руку, но то облегчение, что он получал после порции алкоголя, делало из твоего отца примерного семьянина. Он так много смеялся, тебе было интересно, верно? Почему же так, Сокджин, неужели всё дело в горькой жидкости? Ты пошёл по его стопам – чем сильнее твоя семья трещит по швам, тем больше бокалов, стопок, стаканов. Я не знаю, что ты предпочитаешь, но я знаю, что мой сын будет слеп до последнего. – Это все абсурд! – Это – факт. Но ты пойдёшь дальше, чем твой отец, и перейдёшь черту. Правда, лишиться родительских прав уже не грозит тебе, но ещё есть много приятных мелочей, – Ирсен весело подмигнул. – Что касается приятных мелочей… Сокджин, как ты уже знаешь, что Намджун является моим единственным сыном, и мне необходимо то, что обязан дать мне наследник. – Я не позволю Вам даже прикоснуться к своим детям. – Твоим? Ох, Джинни. – Они мои дети! – мужчина чуть поддался вперёд, сразу же ощущая на предплечья крепкую хватку чужих рук. – Они – бывший товар, Сокджин, они чужие тебе. Ты ведь знаешь, что они имеют настоящих родителей так же, как и запрошенные свидетельства говорят именно тоже самое. Ни в одной строчке я не вижу ваших имён. Я лишь хочу сказать, что это не просьба. А упрёк. – Даже… – райский омега с силой закусил пухлую губу. – Даже если бы эти дети были биологически родными для меня, я бы не дал согласие на Ваши действия. Всё то безумие, что требовали традиции семьи Ким, сводило Сокджина с ума ровно так же, как и дурное предчувствие, повисшие тяжёлым грозовым облаком. Старшему альфе нужен был чистокровный доминантный второй наследник, что был бы одобрен ещё при жизни, убедившись в правильности соблюдения традиций и чистоте крови. Сокджин не понимал этого животного мира, сколько бы ни обдумывал это, и никак не мог уложить в голове мысль о том, что если бы обстоятельства сложились иначе, то он бы не имел возможности оставить собственных птенцов себе, а их забрал бы в свои руки Ирсен. Иногда райский омега испытывал едкое чувство особой благодарности, что две маленькие омеги в его жизни не имеют единой с семьёй Ким крови. – А кто ты, Сокджин, чтобы я ожидал от тебя согласие? Ты такой взрослый и такой глупый, не понимаю, что мой сын нашёл в тебе. Здесь, в моём мире, в нашем, всё работает не так, как представляется в твоей чудесной красивой головушке. Несмотря на то, что с вашей свадьбы без моего одобрения прошло уже достаточное количество времени, я всё ещё имею право расторгнуть эту глупость. Мой сын становится старше, время также тянет за собой и меня, я не могу больше позволять Намджуну заниматься подобной глупостью. – Он любит меня и свою семью. – Ты – омега мужчина, Сокджин, что не может иметь даже возможность дать продолжение своему никчёмному роду. Да и к тому же отсутствие за твоей спиной наследства и намёка на породу, разве этого заслуживает мой сын и наша кровь? Что ты можешь ему дать? Мне и твоему супругу нужен настоящий здоровый наследник, данный омегой женщиной из высокой породистой и сильной семьи. Наши браки не создаются на небесах, они готовятся почти что с рождения, так принято, и Намджун не исключение. А ты был как… Как подростковая похоть, которая пройдёт, понимаешь? У меня есть согласие на брак для моего сына, прекрасная партия, род и, самое главное, доминирующая омега девушка, красота которой мало с чем сравнится. Когда ты сам, – старший альфа смерил своего гостя презренным взглядом, оттянув языком щеку, – даже не вписываешься в рамки стандартов, посмотри на себя, моё солнце, разве это истинная омега, разве правильная? – Вы нам угрожаете? – Я даю тебе отцовский совет. – Раз так, – Сокджин хлопнул по коленями, – боюсь, я всегда пропускаю советы мимо ушей, такой бестолковый, действительно, как Вы и говорили. Машина мягко затормозила. – Сокджин, подумай, может, так будет лучше для твоего мужчины? – Лучше что, покинуть тех, кто действительно любит, а не прикрывается этим? Что за глупости, па-па, может, нам стоит заняться поисками подходящего пансионата? – Он был не в себе, – низкий голос приобрёл стальные озлобленные нотки, – в своём личном безумном наваждении, эта проклятая истинность сожрала его душу с потрохами, когда он был ещё ребёнком. Ты ворвался в его жизнь, не дав ему даже ощутить её вкус, ты сел на его шею и пробрался в мысли, разум, остался у Намджуна под веками. Вы бредили друг другом, и это смехотворно. Но сейчас вы оба достаточно повзрослели, чтобы закончить эту глупую игру. – Мне жаль, что с семьёй у Вас единственная ассоциация. – Это истина, а сама истинность не более чем глупость и похоть. Что вас держит вместе? Оплата счетов за дом, обслуживание в одном сервисе и секс? Ах да, ещё парочка домашних любимцев, от которых ты без ума, но Намджун… Ты знаешь о его восхищении наверняка? Не думаю, что он счастлив пытаться увидеть в них что-то родное. Мой сын не смог тебе отказать, ведь ты хотел себе игрушки. – Выпустите меня. – Сокджин, уповая на твоё благоразумие, позволь своему мужчине выполнить то, что от него требуется. Ты не можешь дать ему ничего, кроме своего тела. Если ты так привязан к моему сыну и его члену, то можешь видеться с ним и дальше, только, конечно же, не при его будущей супруге. Подобные разговоры были, словно детская карусель, которая без усталости бежала по кругу, мерцая разноцветными огнями с весёлой мелодией. Только с каждый годом они становились всё более изощрёнными, пыткой, иглами под ногтями. Сокджин никогда не был любимцем у этого человека и не имел намёка на симпатию.***
Но как бы глупо ни звучали подобные слова, они всегда приносили за собой сомнения. На порог белого, спрятанного в соснах, дома был поставлен заботливыми руками один омега, что слегка покачивался, упираясь конечностями и яро протестуя. – Джин, – устало выдыхал Мингю после каждой неудачной попытки отправить брата в дом, – ты ведь большой мальчик, а так, как делаешь ты, такие мальчики не делают. – Я плохой мальчик. – Я не сомневаюсь, – попытавшись сдвинуть фигуру младшего, альфа вновь потерпел поражение, – но я могу позвонить твоему супругу. – Зачем? – насторожился райский омега. – На сколько я знаю, он специалист по плохим мальчикам. Если до этого на губах райского омеги играла счастливая и чуть хмельная улыбка, то сейчас она исчезла вовсе, будучи напуганной любым словом, что касалось собой одного альфы. Но убегать это глупо, ведь он далеко не маленький мальчик. Но побыть им на несколько часов казалось Сокджину желанной мечтой, ведь это так прекрасно, когда твои плечи не тяготит ничего, кроме лямок школьного рюкзака. Джин оказался обманут хитрым лисом, что приходился тому старшим братом, и был отправлен домой. Дверной звонок дома семьи Ким воскликнул переливчатой трелью, и Джин не успел развернуться с грозной речью, как дверь раскрылась, являя на свет высокого альфу. – Теперь он твой, – кивнул Мингю. Пухлые губы раскрылись и тут же сомкнулись, омега, нахмурив свои густые брови, широким шагом направился в дом, игнорируя любое присутствие рядом, а так же предательство старшего брата, чья машина уже ловко шелестела гравием подъездной дорожки. – Может, ты пройдёшь в собственный дом? – альфа приглашающе указал на прихожую. – Пожалуйста. Сокджин действительно пьёт, но не до отёков, а до сна без сновидений, до гудящей головы и оглушающе бьющегося сердца. Тогда бутылка впервые за долгое время легла в руки омеги, стоило за полюбившим гостем закрыть дверь и стянуть с ног давящие ботинки. Это казалось необходимым. – Отойди. Постучав подошвами по придверному коврику, Сокджин направился прямиком в гостиную, чтобы уронить себя на мягкий, поглощающий тело, диван, с трудом сдерживая волнение в желудке. Аромат в доме был схож с настоящим клубком. Птенцы снова поссорились. – Я помогу снять обувь. – Не поверишь, но у меня всё ещё две руки, – райский омега с трудом закинул ногу на колено, принимаясь развязывать шнурки, – я сам справлюсь. Намджун вздохнул, опускаясь в кресло напротив. – Мне стоит волноваться? – Только поседеешь, тебе это нужно? – У меня уже есть несколько волосков. – Да, на висках. Некогда бледное лицо Сокджина преобретало красные пятна и хмурые брови, он злился, зло пытаясь заправить мешающиеся пряди. Цепляясь взглядом за любую мелочь во внешности истинного, Намджун не находил себе места, сильнее сжимая подбородок пальцами. – Я чем-то обидел тебя? Сокджин шумно выдохнул, с грохотом скидывая обувь на пол. – Нет. – Ты лжёшь? – Лжёшь здесь только ты, мой дорогой, – едко процедив, Сокджин прищурил покрасневшие глаза, – признайся мне, это ведь правда, что ты всё ещё под крылом своего отца? Ты клялся мне, вспомни. – Мои руки чисты. – Ты мне лжёшь, Намджун, твой отец высказал мне сегодня много увлекательного. Брови альфы удивлённо приподнялись, и тот сложил на груди руки, утопая в мягкой спинке кресла. – Вы встречались? Омега заливисто рассмеялся. – Нет, он меня похитил, правда, сел я к нему добровольно. Ноющие виски оказались зажатый пальцами, и Намджун нахмурился, устало вперив взгляд в веселящегося супруга. – Ты снова пил? – А твои руки снова в крови. – Сколько ты выпил? – Скажи честно, – Сокджин подался вперёд, – ты любишь своего отца? – Может, ты хочешь обсудить нас, что могло щёлкнуть в твоей чудесной головушке всего в один момент? Птенцы нуждаются в тебе, как и я сам. Райский омега закусил истерзанную пухлую губу. Признаться честно, этот резкий поворот в его жизни был мало подвластен объяснениям, Сокджин запутался, когда тревога и раздражение одним утром проснулись вместе с ним. Он любил свою семью, свой дом, свою жизнь, только вот… Только вот что-то шло не по плану, ночной кошкой выло под рёбрами каким-то дурным предчувствием, слова не собирались в целые предложения. Сокджин чувствовал это, ощущал кожей, это был тот самый момент, когда для всех ты мог оказаться сумасшедшим, если бы твои тревоги услышали. – Сокджин, – терпеливо позвал альфа, и мужчина дёрнулся, помотав головой. Весь пылкий настрой растворился, вновь обнажая такие простые и, казалось бы, логичные слова одного пожилого Господина. Чем сильнее натягивались нервы, тем сильнее поступала раздражительность и безысходность, омега чувствовал себя загнанным в угол. – Я не знаю, – стушевавшись, честно признался райский омега, осторожно поднимаясь на ноги и подцепляя за задник свою обувь, – я, пожалуй, пойду прилягу. – Ты ведь понимаешь, что без разговора не будет диалога? – Птенцы правда нуждаются во мне? – Правда, – уголки губ альфы приподнялись в нежности, – и я. Оглядев гостиную, Сокджин неловко потёр локоть, всё же боязно заглядывая истинному в глаза. – Давай притворимся ради них, что все хорошо. Ты отлично справишься с этим, верно? – мужчина выдавил смешок, щурясь. – На все сто. – Сокджин. – Да чёрт возьми! – райский омега скинул ботинки на пол и смахнул мешающую чёлку со взмокшего лба, а его голос стал выше и громче, дрожа на окончаниях. – Что ты хочешь от меня услышать, если я сам ни черта не знаю?! Альфа плавно поднялся со скрипучего кресла несознательно, показывая омеге раскрытые ладони, словно подтверждая свою полную безоружность. Два шага вперёд оказалось достаточно, чтобы глаза напротив темнеюще стремительно налились влагой. – Я просто пытаюсь нам помочь, – миролюбиво и спокойно начал Намджун, – ведь нет ничего, с чем мы не справимся. Просто нужно поговорить и мы сразу найдём решение проблемы. – Ты пытаешься помочь нам, когда нужно помочь мне! – Просто расскажи мне всё, что тебя волнует. Сокджин коротко вскрикнул, сжав кулаки. – Чёрт, ты думаешь я имею понятие? – райский омега закипал гневом. – Почему ты разговариваешь со мной этим ненавистным убийственным тоном, потому что тебе плевать? – Так, – выдохнул альфа, попытавшись вновь сделать шаг навстречу, – давай я помогу умыть лицо и забраться в постель, договорились? Пару часов и ты вновь будешь, как огурчик, да и птенцы будут уже дома. – Боже, хватит, – вновь вскрикнул омега, передёргивая плечами, – прекрати так разговаривать со мной, этот вечный спокойный тон! Глаза Намджуна расширились. – Джинни. – Вот опять, – голос омеги, казалось, на мгновение превратился в рычание, – снова и снова я слышу только одно и тоже — твой равномерный спокойный голос, что бы ни произошло в этих стенах, – Сокджин сделал два широких шага, оказавшись почти вплотную к истинному, и упёр указательный палец тому в грудь, дрогнув всем телом словно от сильного холода. – Почему я никогда не слышу твоих эмоций? Повысь свой чёртов голос наконец-то! Из раза в раз ты словно без чувств, почему я не вижу их? У меня складывается ощущение, что только мне одному здесь действительно волнительно и тревожно. Что я один пытаюсь всё это как-то исправить, сделать лучше. – Как же я могу делать хоть что-то, если ты всё больше отдаляешься по неизвестной мне причине? Сокджин бессильно опустил руку, хлопнув влажными ресницами. – Разве ты ничего не чувствуешь? Для тебя всё действительно хорошо? Тёплые широкие ладони, что легли на заднюю сторону шеи, показались омеге настолько тяжёлыми, что позвонки грозились сойти со своих мест. Проследив большими пальцами невесомые линии, Намджун обхватил лицо истинного в ладони, с щемящей лаской огладив мягкие красноватые щёки. В больших тёмных глазах собирались тоскливые блестящие капли, что скатывалась прямиком к аккуратному округлому подбородку. Губы альфы всегда были сухими, сколько бы Сокджин ни стремился это исправить. Это ощущалось по особенному приятно, и сейчас эти родные знакомые губы казались для горячего лба чем-то необъяснимо холодным. Чем дольше поцелуй оставался на коже, тем сильнее глаза начинало щипать влагой, а над верхней губой предательски становилось мокро. – Хорошо?***
– Ставлю три ужина на то, что Чимин почувствует это ещё на пороге квартиры. Нет! – голос альфы потонул в звонком смехе. – Ставлю на то, что почувствует на пути домой, у вас наверняка хорошая связь, правда? – Ты упрекаешь меня же в своей собственной глупой идее? Хосок в мгновение стал серьёзным, прочистив горло. – Ты ещё с больничным браслетом? – мужчина понизил голос. – Хотя мне очень нравится подобная мелочь, это правда, что его ни черта не снимешь? – Он ужасен, – не утруждая себя стянуть фартук, Юнги без сил рухнул на кресло, мгновенно развалившись в нём и бережно отложив телефон на журнальный столик, – моя губка в душе постоянно цепляется за него. – А долго ещё с ним? – звук в телефоне зашуршал и исчез, сразу возвращаясь вновь. Чон, судя по звукам из динамика, пробрался в уютный хаос собственной постели, – Ты, наверное, уже, как сито из-за этих иголок. – Да, вода льётся, как из садовой лейки. – Но… В целом тебе лучше, правда? Я слышу, что твой голос стал бодрее. Потянувшись, Юнги подхватил из небольшой корзинки на столе полупустой тюбик крема, оставив на сухих костяшках щедрую каплю. Вода здесь просто ужасна. – Я решил, что слишком стар для этого, – альфа хмыкнул, – у меня под боком есть кролик, требующий заботы, такое же здоровье. И я решил заняться небольшим ремонтом. Судя по всему, Гу не собирается в ближайшее время обзаводиться собственным гнездом, поэтому я сделаю ему небольшой подарок в виде маленького домашнего сада. Кролик настроен достаточно воинственно. – На последней фотографии я увидел твой белеющий висок, видимо, ты действительно становишься стар. – Я хочу от него избавиться, – мужчина дёрнул завязанный на бант пояс фартука, – не состригать, конечно, но хоть что-то. – А у меня на затылке, знаешь, там, у самых корней. Но сейчас становится больше. Это так утомительно, – Хосок капризно хныкнул. – Твой молекулярный сорванец не упускает возможности указать мне на мою седину, в конце концов я оказался в этой идиотской шапочке для душа, пока Чимин трещал по швам от счастья с краской в руках. – Оу. Я, видимо, и не заметил, – сипло раздалось в пустой гостиной, – но я рад за тебя, значит, хорошая работа. – Эй-эй! Всё, возвращайся ко мне. Я не хотел, – альфа защебетал утренней птицей, – давай же. Я, старый дурак, и Лепесток очень тоскуем по тебе, не смей вновь уходить в свои мысли. Иначе, как я смогу туда тебе дозвониться? Юнги слабо кивнул, даже не подумав о том, что альфа явно не сможет увидеть этого жеста. – Юнни, – продолжал мужчина, – брось, ты мне нравишься и белоснежным. Мы будем два шикарных платиновых мужчины, ты понял меня? Господи, да нет того, кто мог бы с нами сравниться. Да и вообще, знаешь, любая ломка проходит, меня вот крутило после расставания, думал с ума сойду. Помнишь, как Джун запирал меня в комнате в паре с пластиковым ведром? Вот-вот. Но посмотри на меня сейчас, как огурчик. – Странный сорт у твоего огурчика. – Юнни, это просто ломка из-за расстояния, вы ведь с Чимином ничего не решили. Не падай в пропасть, меня ведь в ней нет. Как же ты без меня? – Он… – альфа неловко помялся, едва решаясь на сокровенный мучающий вопрос, сжав край фартука. – Звонил тебе? – Если бы за каждое упоминание твоего имени мне давали какую-то мелочь, то я бы уже открыл свой сберегательный счёт, – Хосок ласково улыбнулся, от чего слова лизнули Мина лаской по лицу. – В чём ты сейчас, Юнни? – Я готовил ужин к приходу кролика, поэтому фартук и домашняя одежда. – Я люблю твою излюбленный зелёный свитшот. Альфа шумно выдохнул, слегка заалев скулами и потянувшись так, что пальцы широко растопырились, от чего Мин довольно замычал. – Давай я помогу тебе, – голос мужчины стал ниже и словно более хриплым, – но это будет взаимно, поэтому, будь моим хорошим мальчиком. – Из какого дешёвого кино эти фразочки, Сокси? – Главное, что они тебе нравятся. Я хочу услышать, как твой очаровательный фартук оказался задран, сделай это для меня. Шорох ткани ударил по ушам, включая собой зарождающееся сомнение. С одной стороны, внутри медленно закипал азарт, с другой стороны, это было глупостью, прямиком из времени подросткового гона. – Ты такой хороший мальчик, Юнни, только посмотри на себя, – динамик слабо искажал знакомый голос, позволяя альфе запрокинуть голову и прикрыть глаза, чтобы раствориться в этих абсолютно глупых, но таких приятных фразах, и Юнги вздохнул, холодными кончиками пальцев ныряя под край тёплой мягкой на изнанке кофты, – Я знаю, что твоим красивым пальцам сейчас не из лучших, потому, если бы я был рядом, то обязательно помог бы тебе. – И мне бы понравилось? Мягкие волны смеха разлились сладкой патокой по тишине пустой квартиры. – Выключай громкую связь. Сокси обладал особенной магией, которая словно жила в его кончиках пальцев. Этот человек, казалось, светился не хуже одинокого бумажного фонаря глубокой ночью. Он позволял ощутить тот обман, который с жадностью поглощался разумом, даря сознанию возможность просто жить. Это можно назвать взаимопомощью или чем-то иным, и ни Юнги, ни Сокси никогда не задумывались над этим, позволяя действовать чем-то иным, нежели логичным разумом. Когда телефон оказался зажат между плечом и ухом, альфа аккуратно приподнял бёдра, чтобы пропустить широкий пояс домашних мягких штанов. Сегодня было достаточно прохладно, чтобы под прикосновениями ощутилась забавная гусиная кожа с короткими вставшими светлыми волосками.***
Возвращение с работы раньше обычного чаще всего будет иметь последствия, которые не будут стоить этого. День выдался дождливым и тёмным, проникая в пустой тусклый дом натужными завываниями порывов холодного ветра. В это время года такое бывало достаточно часто, а непосредственная близость воды увеличивала масштаб сильного городского ливня. Освещение заднего двора отдавало мигающими отблесками из-за сгибающихся ветвей, расплываясь по холодному полу пятнами. Глухие звуки нервировали собой и без того расшатанные нервы райского омеги, который то и дело испуганным зверьком оборачивался на слишком громкий шум. Музыка, стоящая на фоне, начинала лишь раздражать, и Сокджин, откинув с ног вязаный светлый плед, направился к единственному обещанному спокойствию, как гласила невзрачная белая упаковка. Явиться в подобном состоянии странной плаксивости перед явно уставшими после целого дня альфой и птенцами мужчине совершенно не хотелось, не только из-за того, что это должно определённо отдаваться на нервах, но и из-за вины, что легла на омежьи плечи. Сокджин чувствовал себя виноватым за своё тревожное накипевшее состояние, ясно ощущая всю абсурдность этого чувства. Может, это было глупостью, но райский омега всегда был слишком упёртым человеком. Поэтому, закинув в рот бо́льшую дозу в виде несколько белых таблеток, Сокджин, устало ударяя дверцами ящиков, выудил высокую бутылку, без усердия открутив крышку из тонкого алюминия. Обычно после порции крепкого алкоголя, сон быстро накрывал собой разум омеги, поэтому, изможденный усталостью, Сокджин предпочёл побыстрее забыться, будучи убаюканным градусом и усиливающимся дождём. Обычно перед своим приездом райский омега всегда получал обязательное сообщение с вопросом, а нужно ли что-то домой? Эта мысль проскользнула в затуманенном сознании, от чего кольнуло виной, ведь если оставить без ответа, то Намджун вряд ли сдвинется со своего места с полчаса или же обязательно уедет снова, едва зайдя в дом. Только в этот раз сквозь дымку сна пробивалась не трель уведомления, а нечто другое, что Сокджин зарёкся никогда не слышать в своём собственном гнезде. Стоило мужчине распахнуть сонные глаза, как тело в испуге дёрнулось и сердце сжалось, причиняя боль. Холодный воздух тёмной спальни пронзал собой громкий неумолкающий детский плач. Сокджин подобрался, едва не отпрыгивая в страхе от постели, во все глаза рассматривая младенца в лепестках голубого дельфиниума*, что приютился на свободной половине постели между заботливо уложенными двумя подушками, не позволяя тому покинуть своё место. Омега рвано выдохнул, вновь хватаясь за рёбра. Паника охватила собой мужчину и в ушах раздался звон, что едва заглушал собой усиливающийся плач, который, казалось, мог услышать целый мир. Защебетав, омега с некоторой попытки всё же включил настольную лампу, освещая пространство перед собой и осторожно опускаясь коленом на край матраца. – Тише, я не причиню тебе боли, смотри, – едва не поперхнувшись густым комком слюны от глубокого сдавленного вздоха, хрипло произнёс омега, показывая свои раскрытые ладони, – посмотри же, они пустые, только тише, прошу тебя. Воздух наполнялся густым молочно-сливочным ароматом, что затмевал собой любые попытки фруктовых нот пробиться к испуганному маленькому разуму. Маленькое искаженное лицо напротив побагровело от напряжения, и Сокджин заскулил. Его руки начинали бесконтрольно дрожать от напряжения, стоило тем оказаться всё ближе к шумному и беспокойному существу. – Откуда ты здесь взялся? Что же я… Буду с тобой делать, у тебя ведь обязательно должны быть родители, верно? – улыбка дрогнула на бледном лице, райский омега ощущал, как по лицу скатываются крупные капли пота. – Давай я куда-нибудь позвоню, правда? Мы сейчас во всем разберёмся, малыш, ты только подожди, хорошо? Сокджин не умолкал, успокаивая этим больше себя, чем младенца, осторожно поднимаясь с постели, чтобы найти необходимый телефон, но тот словно исчез, никак не попадаясь на глаза. Сердце ударяло по рёбрами и мужчина ощутил, как желудок от волнения скручивает, пронзая этой болью позвоночник. Заглянув даже под кровать, омега вновь оказался у своей находки, щурясь от увеличивающегося плача. – Боже, я совершенно ничего не знаю, – Сокджин растёр запястьем щиплющий глаз и рвано выдохнул, вновь протягивая дрожащие руки к младенцу, но, едва дотронувшись до горячего тельца, тот резко отдёрнул их, прижимая к груди и причитая, – пол, пол, я же трогал чёртов пол. Прости меня, я такой бесполезный, прости. Растерев ладони о пижамные штаны, райский омега выдохнул на них, растирая снова и снова, пока те не стали слишком яркими даже в тусклом свете спальни. Что-то не давало в разуме Сокджина вспыхнуть бесполезными вопросами, что-то подсказывало то, что это было всё намного проще. Намного легче. Замерев, мужчина вперил взгляд в захлебывщегося плачем младенца. Если наклониться ближе и погрузиться в молочный аромат, то всё становилось очевидно до боли.– Привет, мой малыш.
Не решаясь вновь коснуться, Сокджин, не сдерживая дрожь, потянулся за пледом, чтобы со всей осторожностью переложить свою находку на него, попытавшись неловко укутать. – Прости, прости меня, я такой бесполезный, – когда своеобразный кокон вновь распался, райский омега закусил с силой губу, трепетно проведя подушечкой пальца по маленькому красному носу существа, – может, это был действительно правильный путь моей жизни, в котором тебе досталось нечто намного лучше, чем я. Стоило звуку стать более громким, как бледные щёки обожгли крупные солёные дорожки, что омега со злостью стирал рукавами пижамы. Маленькие укусы на слизистой губ обжигались слезами, и мужчина вновь защебетал, пытаясь укутать младенца, едва дыша над ним. Он пах так очаровательно знакомо, словно этот аромат Сокджин встречал в каждой из тысячи своих жизней, он был родным и несколько сладким, тяжёлым и чуть пудровым. Ким помнил его, словно знал его и всегда и безошибочно нашёл бы из миллиона схожих. Но как бы это существо ни въедалось в разбитое сердце, Сокджин боялся его коснуться, причинить неудобство и боль, мужчина терялся, становясь беззащитнее самого младенца. Опустив обнажённые ступни на холодный пол, омега тут же поднялся, чтобы со всей нежностью взять своё своеобразное гнездо на руки, вздрагивая от каждого необычного ощущения под собственными пальцами. Подержав тот с минуту на руках, мужчина всё же прижал кокон к себе, накрывая ладонью маленькую спину. – И что с тобой следует делать? – громкий звук исчез всего на минуту, что заставило внутренности омеги рухнуть вниз и тот аккуратно потряс тельце, покачиваясь. Но звук раздался вновь, только чуть тише, от чего омега неловко погладил хрупкие вздымающиеся рёбра. – Тебе холодно? Тебя следует покормить? Уложить? Я такой… Такой бестолковый. Прости меня. Мягко прохаживаясь по периметру спальни, Сокджин шумно вздохнул, едва касаясь собственных мыслей. В это короткое мгновение воспалённый разум ощутил до странного сильное чувство особенного спокойствия от слабости которого подкашивались колени. Оно звенело в ушах, вставая пеленой перед глазами, заставляя пальцы сжиматься чуть крепче. Та мягкость под прикосновениями по своему сводила омегу с ума, опьяняя ароматом молока. Только сладкое, даже приторное чувство окрыленной эйфории быстро сменилось ощущениями холодной реальности, когда плач стал буквально душераздирающим, от чего Сокджин почти выронил свою находку от испуга, в последнее мгновение прижав крепче к себе. Омега заметался в своей собственной панике, почти выбегая в одном тапочке из спальни, безутешно пытаясь укачать младенца то уговаривая его, то напевая старые колыбельные, что пелись птенцам. Казалось, дело было не в далёком громе, холоде или же в опротивейшихся прикосновениях, а в том, что было абсолютно неподвластно и ощущалось безнадежностью под кожей. Это сводило Сокджина с ума, заставляя ронять горячие капли на собственную ладонь, лежащую на слишком горячей спине. Казалось, время абсолютно не двигалось со своей точки, сколько бы раз омега ни бросал взгляд на часы, но те казались тому просто глупой картинкой. Босая нога достаточно замёрзла от долгого хождения, от чего ногти окрасились глубоким синим цветом, белея на самых кончиках. Райский омега дрожал словно от высокой температуры, едва не свалившись с ног, стоило дверному звонку коснуться слуха через толщу пелены детского плача. Кончик кокона волочился по деревянному полу и попадался под каждый шаг, когда мужчина направился к своему спасению, что смотрело на него в изумлении, будучи промокшим до последней нитки. Светлые волосы альфы потемнели и сочилось дождевой влагой, скатываясь по промокшей верхней одежде и собираясь лужицами у края прямоугольного коврика. Намджун сделал несколько шагов навстречу, смотря так испуганно, как никогда раньше. – Милый, – слетело хрипом с обкусанных губ омеги, и тот подорвался вперёд, едва не падая, только с помощью чужих крепких рук, – милый, ты пришёл, мы так ждали тебя, милый. Сокджин обладал поистине красивыми и необычными глазами, в сочетании с густыми линиями бровей они казались необъяснимо большими и глубокими, такими тёмными, что могли бы поглотить собой весь свет и души. Сейчас эта тьма была покрыта стеклянной пеленой, она дрожала, грозившись пролиться вновь слезами и сделать красные капилляры ещё более густыми. Мужчина перед Намджуном мелко подрагивал и его волосы взмокли, а на щеках расцветал яркий румянец. Тот лихорадочно метнув взгляд по лицу супруга, улыбнулся как-то по особенному широко, обнажая бледные дёсна. – Моё солнце, – шёпотом произнёс альфа, с обреченностью качнув головой, – нет, моё сокровище, нет. – Пожалуйста, возьми, я так прошу тебя, – на вытянутые руки мужчины лёг кричащий кулёк, которому омега поправил с щемящей любовью уголок спадающего тёплого пледа, – забери его, я умоляю тебя, только забери. Я больше не могу, пожалуйста, просто пусть это оставит меня в покое! Грудь мужчины тяжело вздымалась и глаза того расширились, заблестев с новой силой. – Что мне нужно сделать, сокровище? – Что ты только посчитаешь нужным, – райский омега поднял на супруга взгляд, пропитанный особым отчаянием, цепляясь одной рукой в крепкое предплечье, другую же укладывая на грудь неумолкающего существа, – только забери его, хорошо? Я так не могу, это ломает меня и дробит мне кости. Избавь меня, Намджун, больше всего я не заслуживаю именно его. Я так боюсь, Намджун, – голос омеги дрогнул и тот исчез за громким всхлипом, – Намджун. Отдёрнув руки, Сокджин вновь прижал те к собственной груди и сделал несколько шагов назад, чтобы, лизнув ласковым взглядом младенца, развернуться и, шаркая единственным тапочком, направиться в спальню, от чего-то сильно прихрамывая на босую ногу. Стоило омеге исчезнуть, как раскат молнии озарил собой тёмный дом, играясь отблесками на лужицах дождевых капель, что скопились под ногами альфы. Плед длинным шлейфом выскользнул из широких горячих ладоней на деревянный пол безвольной кучей ткани, тут же промокая. Намджун мог поклясться собственной жизнью, что расслышал тот самый хрупкий хрустящий звук, словно подошвой ботинка наступили на осколок стекла. Только вот это оказалось собственной душой, что рухнула вниз, стоило только почувствовать под пальцами колющие ощущения шерстяной ткани. Это было намного болезненнее выстрела в упор крупным калибром, Намджун едва мог пошевелиться, пропуская удары сердца, он не сводил взгляда с того поворота, за которым скрылся человек, больше походивший на собственную тень. Шестерёнки в голове альфы взяли разгон, и вся та жизнь, которую Намджун считал своим собственным Эдемом, медленно начинала окрашиваться в грязно-багровый цвет, словно на картинку пролили щедрую порцию свежей крови. Кровавая ложь, что становилась панацей от страха за собственную любовь, грозила перерасти в настоящее бедствие. Только вот была ли эта точка уже пройдена или же всё могло обернуться лишь страшным ночным кошмаром? Когда рассвет ещё только зарождался, в сонные объятия альфы всегда пробирался Сокджин, чей сон был крепок и сладок, а на макушке всегда оставался тёплый поцелуй. Тогда, бережно укрывая омегу от всего ещё спящего мира, Намджун задумывался, а когда же всё пошло не так?***
– Не сходи с ума, Минни. Чимин походил на маленького воробья после ожесточенной драки за твёрдые крошки хлеба. Омега широким шагом направлялся к лифту, усердно стуча скрипучими подошвами почти развязанных кроссовок о блестящий пол, постоянно подтягивая за ворот собственную кофту, что была велика. Одна серая штанина пряталась в нелепо натянутом носке, в то время как резинка второго была спущена под косточку. Ударив ладонью по кнопке лифта, юноша развернулся. – О, я абсолютно спокоен, – тот всплеснул руками и упёр их в бока. – Что за чушь? Брови мужчины удивлённо приподнялись. – Сказать тебе честно, я не знаю, что я сделал, чтобы меня вознаградили таким ангельским терпением, Чимин. Юноша фыркнув, отступил в сторону, выпуская в холл из раскрытых дверей лифта пожилую женщину, что вознаградила омегу взглядом, полным неприязни. Вспыхнув негодованием, Чимин одарил спину женщины порозовевшим средним пухлым пальцем, за что тут же получил ладонью по макушке и удушающий ворот прямиком под кадык, за которой был тот втащен в зеркальное пространство кабины. Мелодия давила на нервы, и светловолосый омега встрепенулся в чужой хватке, словно мокрый пёс. – Нет, ты видел? – негодовал юноша. – Я её не провоцировал, заметь. Чем больше омега находился в своём собственном конфликте и беспокойстве, тем сильнее его шипение сочилось особым ядом, который, казалось, стекал по бледному аккуратному подбородку. Встряхнув Чимина ещё раз, Хосок сильнее сжал чужой ворот, выводя омегу из лифта по направлению к заветной двери, игнорируя любые попытки вырваться. Юноша отказался твёрдо стоять на ногах, лишь оказавшись на придверном коврике. Не успев раскрыть рта в новом возмущении, как Чимину пришлось приподняться на носочках от того, что кофта на его груди оказалась в стальной хватке альфы, чье горячее дыхание чувствовалось на самом кончике носа. – Я не позволю тебе переступить порог своего дома, пока ты в подобном состоянии, – омегу вновь встряхнули и подтянули выше, от чего едва послышался глухой треск ткани. – Я не знаю, как ты изводишь собственных родителей, но я – не они, Чимин, и ты знаешь об этом. Светловолосый юноша кивнул, опуская глаза. Его тело расслабилось и совершенно не препятствовать тому, что его так легко переместили в тёплое помещения под звон ключей. Это было похоже на тумблер, что даже забавляло собой мужчину. Альфа, опустившись на одно колено, с осторожностью поправил одежду юноши и ловко расшнуровал обувь, а затем поднялся. – Снимай обувь и мой руки, и да, не забудь про горло, стакан стоит на полке, – Хосок закатал рукава, растрепав светлые волосы юноши, – чёрт знает, где ты успел побывать. И за стол. – Я правда не хочу есть, – тихо начал Чимин. Хосок хмыкнул. – За окном поздний вечер, я вытащил тебя из какой-то задницы чёрного района, так почему бы тебе просто, чёрт, не поесть горячего куриного бульона? Передёрнув плечами, омега послушно кивнул, опуская голову. Терпкий запах въедался в слизистую и оседал нотами дыма, от которого в горле начинало необычно першить. Освободившись от обуви, Чимин привычно направился в ванную комнату, заметив, что в гостевой спальне всё так же остались на своих местах его собственные вещи. Чимин знает эту квартиру, как свои пять пальцев, обзаведясь даже кружкой и зубной щёткой. Когда омега рухнул на стул, послушно умывшись и переодевшись в предложенную одежду, перед ним уже стояла ароматная тарелка, блестящая ложка, высокий стакан клубничного сока и даже расположилась крошечная тарелка с хлебными сухими кубиками. Чимин зябко потёр обнаженную стопу о другую ногу. – Тебе выдать носки? Чимин потупился, беря ложку в руку. – Если можно, – едва слышно добавил он, – пожалуйста. Даже спустя столько времени знакомства, в светлой голове юного омеги всё также не укладывались весь этот уют и забота, что щедро дарил такой необычный альфа на своей собственной территории. С удовольствием разделавшись с половиной тарелки, юноша с облегчением вздохнул, потерев замёрзший кончик носа. С одной стороны, первое впечатление от Сокси складывалось сугубо тёмное, омега бы не удивился, если в стенах спальни того он встретил что-то вроде выставки берцовых костей, а на кухне – свежевыжатый лимонный сок. Но всё оказалось намного проще, Сокси был тем самым ручным демоном, который любил печь чёртовы кексы. Чимин хихикнул. – Чего ты? – Хосок отставил опустевшую кружку. – Что-то не так? – Да, – омега указал на домашнего альфу ложкой, – ты милый и вкусно готовишь, спасибо. – Если бы не мой вклад, то тебя бы сняли за недобор веса. – Меня хорошо кормят! Мужчина отмахнулся, как от назойливой мухи, поднявшись, чтобы забрать быстро опустевшую тарелку и такой же стакан. Чайник щёлкнул, возмутившись. – Останешься на всю ночь? Если да, то утром я отвезу тебя. – А можно? – Можно не задавать глупых вопросов, – омега фыркнул на слова друга, – отдохни и не совершай ерунды. Будешь что-нибудь ещё? Покачав головой, Чимин широко улыбнулся. – Ладно, – устало вздохнув, Хосок неловко растёр шею, усаживаясь обратно, – знаешь, пока ты здесь передо мной, мы должны поговорить. – Но я никуда не пропадаю. – Но ведь я знаю, что тебя ничего не остановит от того, чтобы сбежать, – мужчина в миг превратился в нечто бледное и совершенно бессильное, под тёмными тусклыми глазами в свете ночной кухни просматривалась припухшие синяки, – просто выслушай меня хотя бы на этот раз. Я прекрасно ощущаю твою жажду, но я больше не могу разрешать тебе появляться на работе, это касается твоей безопасности, ведь каждый раз, начиная этот разговор, ты сбегаешь от меня. Плечи Чимина опустились и тот посмотрел на альфу исподлобья, сжав губы. – Давай будем взрослыми, Минни. Я пытаюсь уберечь тебя, как и твой отец. – Он ничего не говорил мне об этом. – Конечно, он пытается решить всё самостоятельно, и уж точно не сообщать тебе. Он делает это во благо. Омега сложил руки на груди. – Послушай меня, Минни, – проследив за слабым кивком, Хосок продолжил, – я совершенно безразличен к своей собственной шкуре, я хочу спасти тебя и твоего отца. Ты вытащил из пасти тигра его любимую игрушку. – Но цель – не ты, – серьёзно произнёс омега, – а я. Мы ведь уже говорили, что ничего страшного не произойдёт. – За своей слепой жаждой ты не разглядел одну важную вещь, что если падут все шестёрки, то это будет достаточно заметно, не правда ли? И я, дурак такой, позволил тебе это сделать. Ты пошёл дальше, Минни, тебя не остановить. Кто был следующий в твоём списке? Блядские исполнители, Чимин. – Они заслужили смерть! – воскликнул омега, ударяя кулаками о стол. – Заслужили! Хосок грузно вздохнул и упёрся локтями в край стола, подавшись вперёд. – Ты ведь пошёл дальше, ты ничего не видел на своём пути. Но чем глубже ты пробираешься, тем труднее нам контролировать это, ведь ты становишься той самой раздражающей блохой на огромном мохнатом теле. Мы говорили тебе держаться подальше, потому что нашей власти будет достаточно, но нет, Минни, ты снова лезешь в это дерьмо. Ты действительно думаешь, что тебя и твою фамилию мало кто знает? – Я не могу сидеть без дела, когда всё может оказаться в моих руках, я просто не могу себе позволить. И могу поклясться, что есть ещё такие люди, которые желают им смерти даже сильнее, чем я. – Тебе позволяли играть, забавляясь, но ты пересёк черту, за которой начинается охота, – Хосок подался ближе, – а ты знаешь их методы. Неужели в твоём маленьком теле отсутствует чувство страха? Неужели тот мужчина, что пытался достать тебя, как приз из автомата, тогда, в моей прекрасной красивой малышке, тебе ничего не подсказал? Неужели все те люди, которые оказывались рядом, не пугали тебя, Чимин? – Они забрали начало моей жизни, моё детство, детство моего брата. Они забрали его невинность, он был грёбанным маленьким ребёнком, – омега вновь повысил голос. – Неужели они не заслуживают того же, Сокси? Они всегда успеют сгореть а Аду, но не всегда успеют быть убитыми. Они заслужили это, точно так же, как Тэхён заслужил быть счастливым. – Я просто прошу тебя уйти за наши спины, Минни, для твоего же блага. Мне нечего терять, а в твоей жизни есть намного большее, чем машина и квартира. Ты ведь знаешь, что они не начинают со своей цели, верно? Они начнут с приближённых, а когда ты их лишишься, тебе будет нечего терять, и объятия убийц для тебя покажутся настоящим благословением. Подумай о своей семье, Минни, они тоже заслуживают счастья. Хосок поднялся, и его стул противно скрипнул по полу. Тишина становилась вязкой, и альфа потёр ладони, не сводя обеспокоенного взгляда с затихшего омеги. – Я разложу тебе постель, хорошо? Уже слишком поздно, но если хочешь, можешь пока посидеть у меня, в гостевой проблемы с кабелем. Прикусив губу изнутри, Чимин неловко поднялся из-за стола на негнущихся ногах. – Больше не говори так никогда, – тихо начал омега, – я прошу тебя. – Про постель или кабель? – Так про свою жизнь. Альфа расцвёл тёплой улыбкой, словно утренний бутон после сладкого сна. – Глупый, – сказал он, – но такой очаровательный паршивец. Чужая широкая ладонь оказалась в хватке прохладных рук, омега рассматривал её, словно в первый раз, после прижимая ту к щеке. Чимин вдохнул. – Если бы я был глупым, то я был бы счастлив даже солнцу, – юноша поднял голову, всматриваясь в глубокие глаза напротив. – Ты моя семья и это никак не изменится, Сокси. – К чему ты ведёшь, Минни? – К тому, что ты чёртов придурок, раз твоя шкура для тебя это единственная драгоценная вещь. Или же в силу возраста твоё зрение начинает подводить? И ты отказываешься видеть меня, нас. На копну светлых волосы легли чужие длинные пальцы, взлозмачивая их и привлекая за затылок ближе к себе. – Это и называется заботой о семье, Минни, подумай об этом. – О, нет, ты просто чёртов придурок, – омега рухнул щекой к тонкому слою колючей шерсти, слегка ёжась от непривычных ощущений, но с облегчением принимая тёплые объятия, – ты бы знал, как я тебя терпеть не могу, Сокси. Альфа вновь расцвел улыбкой. – Сколько же это по десяти бальной шкале? – Двадцать. – Ох, – смешок коснулся омежьего слуха, и юноша притёрся щекой, прикрывая глаза, он чувствовал себя в безопасности, – именно поэтому на Рождество ты даришь мне такой пухлый носок с моим именем? – Замолчи, – Чимин фыркнул. Горячий ужин позволял осознать, насколько же сильно тело кричало усталой болью. Растворяясь в объятиях, Чимин ощущал противную тяжесть, что так приятно исчезла под весом чужих рук. Это было слишком глупо, но иногда прикосновения могли вытащить душу из тела омеги слишком просто. – Поцелуй меня, – неразборчиво просипел юноша, вытаскивая руки из тёплого плена тел и кладя их на плечи мужчины, от чего пальцы казались безвольными смешными отростками. На короткое мгновение объятия стали достаточно крепкими, чтобы из Чимина вырвалось глухое мычание, тут же исчезая прикосновениями с согревшегося тела. И возвращаясь вновь лёгким поцелуем в самую макушку и невесомым прикосновением к задней стороне шеи. – Да, – ресницы омеги затрепетали, и тот раскрыл ладони от приятной мелкой дрожи под самыми рёбрами, – вот так. Сделай так ещё, пожалуйста, сделай. Иногда бывало так, что день превращался в настолько яркое пятно, что сознание не могло отключиться, сколько бы раз голова ни касалась подушки, словно разум не затухал ни на секунду. И постель была уютна, и комната покрыта мраком, только вот под веками не прекращали сменяться бесконечные картинки дня. Чимин резко сел в постель, устало накрывая ладонями лицо и растирая то. Решив, что любая попытка уснуть вновь окажется тщетной, омега поднялся, поправляя задравшуюся короткую штанину хлопковых шорт. Больше, чем бесцельное брожение по чужой квартире, омегу прельщало только надоедание её хозяину, чья спальня находилась у юноши за стеной. Бесшумно пробравшись на носочках в комнату, наполненную мерным сопением, омега недовольно забурчал, заприметив на тумбочке знакомую белую баночку. – Гаденыш. Плюхнувшись на край постели, Чимин скинул на пол тапочки и, завалившись под бок к крепко спящему мужчине, на пробу растолкал того. Это было абсолютно бесполезно, ведь Сокси обладал старой привычкой и любовью к лёгким снотворным, что помогали ему после тяжёлого дня, когда омеге помогал только стакан папиного молока. Повозившись в тёплой постели некоторое время, Чимин хныкнул, приподнимаясь на локте. Как бы ни было тепло и безопасно, что-то всё же не позволяло ускользнуть даже в поверхностный сон. Но с другой стороны было кое-что, чем омега был обязан воспользоваться и это находилось на расстоянии вытянутой руки. Ловко подхватил чужой телефон, Чимин удобно устроился на подушках, предвещая просмотр различной глупости, и предварительно стянул с альфы пушистую маску для сна, разблокировав свой досуг на остаток ночи. Когда экран блокировки исчез, являя после себя фотографию кошачьего существа в праздничном колпаке на резинке, юноша издал смешок, переведя взгляд на стоящую в углу корзинку с тем самым существом, что спал крепче, чем его хозяин. Чимин никогда не обладал большим количеством терпения, поэтому, обкусав большой палец, всё же открыл контакты, нахмурив аккуратные брови. Не было ничего необычного, может, было даже скучно, только было одно «но». Юноша рывком прижал к себе телефон, расширенным глазами смотря в тёмный потолок, всё же не решаясь вновь взглянуть на яркий экран. – Сукины сыны, – на выдохе произнёс омега, покосившись на мужчину рядом.«Пиццерия 🍕»
Чимин рассмеялся, закрывая лицо уголком одеяла, а затем тихонько выбрался из кровати, чтобы направиться в ванную. Может, некоторое отчаяние и давило на виски, но сейчас оно словно растворилось, и всё внимание юного омеги забрала себе пушистая пена, что местами возвышалась над бортиками белоснежной ванны. Как бы это ни было странно, Хосок был большим любителем подобного времяпровождения, что по прежнему удивляло Чимина, как и то, что принятие ванны от напряжения ещё давно посоветовал отец, а не папа. Юный омега вообще имел странный круг альф, но из них по-особенному выделялся лишь один. Аккуратно сложив стопку одежды на плетёную крышку высокой корзины, юноша с минуту потоптался на прохладном кафеле, изредка поглядывая на собственное отражение, что не вызывало ничего, кроме какой-то злости. Густые облака встретили светловолосого омегу уютными объятиями, согревая горячей водой. Подтянув колени к груди Чимин уложил на них влажный подбородок, обхватив руками ноги. Прямо перед омегой на узкой деревянной подставке, что пересекла собой белую пену, лежал тот самый телефон с включённым контактом, что так сильно не давал покоя. С одной стороны это казалось какой-то чушью, с другой стороны это было слишком очевидно, но так же, зная Хосока как человека, это было странно. Но сдерживать рвущееся любопытство не было сильным качеством, поэтому, отряхнув руку от лишней влаги, юноша всё же потянулся за заветной вещицей, глотая собственные удары сердца, он не успевал за мыслями, а затем нажал на небольшой прямоугольник, тут же прижимая телефон к покрасневшему от волнения уху. Это было бы большим облегчением услышать автоматический голос, но звон в ушах оказался слишком громким, мешая расслышать произнесённые хриплые слова: – Да? – юноша, отняв вещицу от себя, вновь посмотрел на яркий экран, боясь выдохнуть слишком громко, чтобы быть обнаруженным. – Сокси, уже который час, что-то случилось? Омега проглотил вязкий ком, ощущая, как в животе закручивается узел. Боже, он так тосковал. – Сокси. Так сильно. – Я кладу трубку, шутник. – Это правда ты? – юноша прижал телефон к себе сильнее, пытаясь расслышать каждый вдох и шелест постельного белья. – Минни? – Только не бросай, прошу тебя! – быстро воскликнул Чимин, от волнения ударяя ладонью о поверхность воды. – Юнги, пожалуйста, послушай. – Сейчас глубокая ночь, Минни, давай поговорим завтра. Если оно будет. – Я не могу уснуть, – первое, что пришло в голову, и омега смутился, падая спиной на бортик ванны, – мне пришлось принять ванну. – Это замечательно, ты должен выспаться. – Я так тоскую по тебе. С минуту была лишь тишина и тяжёлое дыхание, с едва уловимыми звуками прогибающихся пружин. Юнги окончательно проснулся. – Ты хочешь поговорить со мной? Сейчас? На лице омеги расцвела глупая широкая улыбка, и тот прижал ладонь к горячей щеке. – А что, если да? Неужели ты не тосковал и даже не спросишь, как я смог дозвониться? – Я скажу лишь то, что проспорил твоему другу небольшую сумму. Чимин рассмеялся. – Вы такие глупые, просто ужасны.Я хочу потопить тебя в своих чувствах, крепко держа за плечи.
– Я тоже тоскую по тебе, Минни. – Ты даже не представляешь, – сладостно протянул юный омега, устраиваясь удобнее, – как же я хочу тебя возненавидеть, но вместо этого попрошу сейчас тебя поговорить со мной, пока я не смогу уснуть. И я возненавижу себя за эту просьбу. – Это то, что делают друзья. – Ты снишься мне, ты у меня под кожей, ты хуже комариного укуса, Юнги, Боже, – юноша крепко зажмурился, – и от этого только хуже, мне хочется сместить твои позвонки. – Это, – Юнги издал смешок, – что, было признанием в любви? – Расскажи мне, какой у нас будет дом. Мычание на том конце провода сменилось шуршанием и протяжным вздохом. У Юнги старая деревянная кровать, что любит баловать своего хозяина скрипом. – Думаю, это будет что-то небольшое, светлое и достаточно просторное, должно обязательно находится в пригороде. – А он будет тебе нравится? – Если он нравится тебе, Минни, то и мне. – А у нас будет собака? – Мечтой моего детства была большая собака, знаешь, когда её лапа размером с целую человеческую ладонь, – Юнги хмыкнул, под скрип переворачиваясь на другой бок, подобрав колени к груди, – но меня совершенно не устраивает лишаться своих любимцев каждые пять лет. Поэтому мы обязательно придём к компромиссу и остановимся на средней породе, что будет обязательно спать в ногах. – Мне всегда нравилась идея прогулок с собакой по берегу моря. – Это звучит очень старо. – Ты любил бы меня больше, чем собаку? – А это уже конкуренция. – Ты дурак, Юнни, – юноша усмехнулся, проглотив ком зарождающихся слёз, – чёртов придурок. Почему ты исчез, когда я так нуждаюсь в тебе, разве так поступают истинные? Папа рассказывал мне совершенно иное, хотя, признаться честно, это и правда звучало, как сказки. – Минни, почему ты не дома? – Я… – Чимин в неуверенности потёр мокрую коленку, – я в другом месте, но это тоже мой дом, только второй. – Что произошло? – Почему ты уехал, Юнги? – голос омеги надломился. – Ты даже не попрощался со мной, а это звучит как грёбанное предательство. Возникшая тишина оказалась слишком звонко, от чего юноша зажмурился, хрипло выдыхая. – Ты ведь не хочешь услышать истину, правда? – голос холодный и твёрдый. Он пугал. – Она для каждого своя. – А если я скажу, что люблю тебя, эта любовь тоже окажется для каждого своя? Я не буду утверждать в силе своей любви, может, эта ступень ещё далека от меня, но я на прямом пути к ней и эта грёбанная влюблённость, как бы я ни хотел, встала у меня в горле рыбной костью, Чимин. Теперь тебе легче? – А как же моя любовь? Почему ты не подумал про неё? – Мне всё равно, Минни, это не было поводом моего отъезда. Я не навязываю свои чувства, да я сам в них едва могу разобраться, но знаю точно лишь то, что это было чертовски неосмотрительно с моей стороны, – альфа тихо рассмеялся, – не дарите одиноким взрослым людям ласки, они хуже уличных котов. И я смогу с этим жить, даже если после окончания этого чудесного времени мне останется немного. – Я не отказывался от тебя. – Я и не говорил об этом. Чимин с силой закусил губу. – А что, если я тебя люблю? – робко проговорил омега. – Тебе ведь это не нужно. – Я хочу, чтобы ты потанцевал со мной, – резко выпалил юноша, сбиваясь со своего рваного дыхания. – Летним тёплым вечером, когда жара только отступила и эта робкая прохлада пробирается по одежду. Я просто хочу этого. Юнги замолчал, позволяя расслышать лишь звук пластика, что царапался короткими ногтями на запястье. – Да, у нас был бы дом, несколько собак и обязательно твоё укромное место, ты ведь всей душой влюблён в свой сад с роскошным дельфиниумами*, верно? – шёпот едва различимый заставил омежью душу сжаться до размеров абрикосовой косточки, причиняя почти физическую боль. Чимин кивнул, шумно выдыхая. – И чтобы там всегда звучала твоя музыка, я хочу её слышать, она мне так нравится. – Что ещё тебе нравится, Минни? – Я хочу… хочу, чтобы мы забрали того мальчика. Того самого, любителя яблочных кроликов. Он же полюбился тебе, я знаю. – Не больше, чем ты сам. – Ох, – светловолосый омега неловко издал смешок, – дурак, ты абсолютный дурак. Эти слова становились настолько сладкими, что Чимин мог ощущать, как глупые мечты скатываются по разгорячённой коже тягучим приторным нектаром, в котором хотелось захлебнуться. И нельзя было насытитьсяч и каждое новое слово становилось своеобразной маленькой зависимостью для одного маленького омеги в большом и страшном тёмном мире. Влажные волосы на затылке спутывались от трения о кафель, пока не коснулись белоснежного бортика, съезжая всё ниже, пока светловолосая голова не оказалась под толщей остывающей воды, через которую едва пробивался голос, оставляющий за собой шлейф с призрачного тепла, покрытого любовью.***
Двадцатью четырьмя часами ранее до.
– Смотри, ох, а я и забыл совсем, – тигрёнок, выбравшись из полукруга разнообразных стопок вещей, что лежали на полу, упал на колени сидящего неподалёку брата, что был слишком тих сегодня. – Минни, ну посмотри же. – Что там? – послушно взяв протянутую фотографию, поинтересовался юноша, укладывая свободную руку на тёмную кучерявую копну волос. – Чушь какая-то. – Ничего не чушь, я её одолжил у отца. – Одолжил? – Просто взял, – младший омега фыркнул, наморщив нос, – но это не меняет смысла. Эту фотографию я выудил из папки, рабочей папки! Наверняка это что-то важное, ты знаешь этого мужчину? Аккуратные брови сошлись на переносице, и Чимин положил голову на острое плечо младшего брата. Снимок имел потрёпанный вид и чуть смазанную картинку, но при желании определить лица было вполне возможным, только вот ничего не приходило Чимину на ум, кроме как знакомой вывески в самом углу и чувства, что этот человек опасен и уже знаком. – Я знаю кофейню, мы ведь часто там бывали, помнишь? – Ох, – воодушевлённо протянул Тэхён, – значит, можно сказать, что работа отца ходит у нас под носом. Как думаешь, мы могли с ним встречаться? Звучит будоражаще. – Брось, это опасно. – А что мне сделает этот человек? Я просто наблюдаю, это ведь здорово. Представляешь, сколько всего мы не замечаем. – Всё, – подтолкнув брата, Чимин прижался лёгким поцелуем тому куда-то между лопаток, ущипнув за бок и ловко выхватывая фотографию, – продолжай заниматься полезной уборкой, а не этой ерундой. Я отдам снимок отцу, думаю, ему он намного важнее. Только вот он так и не вернулся к своему владельцу, будучи порванным на мелкие кусочки подрагивающими пальцами, снимок оказался спрятан далеко на дно мусорного ведра, будучи сверху прикрытым несколькими пустыми упаковками от кукурузных палочек со вкусом сладкого банана.Пятнадцатью минутами ранее до.
От кого: bigbro🏥 22:34 Сокджин? От кого: bigbro🏥 22:54 Сокджин, перезвони мне как только будет возможность. От кого: bigbro🏥 23:04 Я принял под собственную ответственность только одну подпись в соглашении. Оно действительно. От кого: bigbro🏥 23:10 Я не верю ни единому его слову. _______________________ *Delphinium (лат.) – Дельфиниум — это травянистое растение, красивоцветущий кустарник, принадлежащий роду растений сем. Лютиковые (Ranunculaceae). Побеги данно цветка ядовиты, но ещё более ядовиты его семена. *На языке цветов Дельфиниум – «Я готов быть твоей тенью», «Позови меня».