Тайна таится
В белоснежном цветке камелии.
И камелия алая
Разгадать эту тайну
Не в силах
Ёсано Акико
Sarah Cothran – As The World Caves In
Дворники неприятно поскрипывали о влажную от мокрого снега поверхность стекла, лезвием пронзая сгустившееся хмурое молчание внутри тёплого салона. Погода стремительно хмурилась, обрушиваясь ледяным дождём и забираясь промозглым ветром под самую кожу. Мужчина, отдёрнув рукава слишком тонкой куртки, скрывающей под манжетами мучительно зудящие красные полосы, оставленные короткими ногами, повернул голову к своему тихому пассажиру. Признаться честно, Намджун напоминал альфе спущенный воздушный шарик. Хосок аккуратно дотронулся до чужого локтя, хозяин которого неловко повёл плечом, утопая в своей шуршащей тёмной куртке. – Тебе удалось поспать сегодня? – робко поинтересовался Чон, всё же поворачиваясь к другу всем телом. – Я звонил несколько раз, но ты мне так и не ответил. Намджун слабо кивнул, щёлкнув кнопкой, чтобы выпутаться из плена ремня безопасности. – Хорошо, это очень хорошо, – младший альфа растворился в собственном вздохе, расслабляя ноющие от напряжения плечи. Сняв бейсболку, альфа зачесал пятерней мешающую светлую чёлку назад, и, вздохнув, взглянул на друга, вымученно улыбнувшись уголками пухлых губ. – Ты что-то видишь хорошее во всём этом? – спросил тот. – Ты очень вымотан, Джунни, – бархатистый голос Хосока накатывал до истерзанного разума волнами. – Мне не хотелось бы, чтобы ты оказался истощенным стручком. Ты очень нужен сейчас своему собственному сыну. Мне, всем нам. Старший альфа издал смешок: – А что ты сможешь сказать младшему Господину Киму, Чон? Мы так и не поднимали эту тему. Мужчина потупился, замешкавшись. Вновь подняв взгляд, Хосок с трудом сглотнул, от чего его кадык резко дёрнулся. – Там все стерильно, Господин. – А что же нужно было сделать, чтобы не происходило этого «стерильно», Сокси? – Хорошо служить. Намджун одобрительно покачал головой. – Я был плохим псом, младший Господин Ким, – голос альфы взметнулся вверх. – Но я всегда верно служил вашей семье. И Чимин… Я постоянно говорил Минни, что он не должен больше этого делать, ничего этого касаться. Но он просто… просто, знаете, взбалмошный болван, – Хосок всплеснул руками, – упёртый баран, я всё твердил ему, твердил! – Сокси. – Младший Господин Ким! – Чон воскликнул и подался вперёд, вцепляясь пальцами в рукав альфы. Глаза мужчины отчаянно блестели. – Вы можете сделать со мной сейчас всё, что угодно, но он чёртов несносный маленький паршивец. Чёрт! Он просто сбегал от меня и от нашей системы, я ничего не мог этим сделать! Тогда… Тогда он уже был несколько дней снят со всех дел, его профиль аннулировали. Господин, я не говорю, что виноват он, я лишь хочу сказать, что я делал всё, что было в моих силах. Он тяжелый юноша, буду честен, но в его глазах я видел своего собственного внутреннего ребёнка, он тот, кого я защищал бы ценой своей жизни даже без данного Вам обещания. – Своего внутреннего ребёнка? – Чимина, Господин, Вашего сына. Ким затих, сводя густые брови на переносице. – Иногда мне кажется, – всё же подал голос старший, – вы птицы одного пера. Что ты, что он, на редкость одарены делать свою жизнь спокойной и обыденной. – Господин, – рвано выдохнул Хосок, сжимая в взмокших ладонях шуршащую ткань сильнее. – Ты смотришь на меня и я думаю, что это послужит ответом на вопрос, который наверняка тебя гложет эти дни. Но судя по отчаянному рвению, это последнее, что волновало тебя. Я не могу утверждать, но я буду надеяться. В любом случае мне никогда не доводилось видеть тебя в таком большом озере из задушенных криков. Намджун поднял тусклый взгляд на друга, укладывая руку поверх его и продолжая: – Но, знаешь, Старший Господин Ирсен посчитал бы тебя плохим щенком, и это рвёт мою душу. Я говорю всё это не для того, чтобы вызвать жалость, как у давнего друга, я хочу рассказать то, что скрывалось под алым туманом в тот день. Как другу, знаешь? Рот Хосока беззвучно приоткрылся и тут же закрылся, губы побелели от того, как сильно их сжали. Мужчина кивнул. – Мне, если честно, не вспомнить, сколько дней успело пройти с того момента, но ни в какой из дней я не слышал голос отца. Его не было в тот день ни с моим сыном, ни с тобой, ни со мной. Но мой, – старший альфа запнулся, путаясь в собственном дыхании, – бывший супруг на следующий день получил цветы. Знаешь, такую нелепую идиотскую корзину. Она вся была словно пропитана счастьем, к ней даже прилагалась открытка с весёлой мелодией. У моего отца был праздник. Большой палец младшего альфы легко поглаживал сухую обветренную кожу, цепляясь подушечкой за уже твёрдую корочку от недавней царапины между костяшками. – Я хотел был излиться избитыми фразами про любовь своей жизни, но это глупо. И глупо то, что я чувствую некоторую обиду, она – вишня на сливках. – Обиду? – задумчиво склонил голову Чон, поинтересовавшись. – Обиду на то, что меня оставили. Это по‐детски, глупо, ужасно, но, чёрт возьми, я… Словно мою любовь обесценили, я понимаю, что говорю сейчас, как избалованный ребёнок и спустя дни буду проклинать себя за это, но разве так заканчивается любовь, которая по словам своего человека, что так слепо люблю, была создана на небесах? Я чувствую себя преданным и осознаю всю иронию. – Я не считаю это глупым. – Если говорить всю правду, в моей голове сейчас нет ничего, кроме белого шума. Я не знаю, что мне стоит сказать. Я тоскую по своей семье, и даже если Минни совсем рядом, я тоскую по нему точно так же. Мне кажется, в конечном итоге я окажусь один или уже оказался по собственной глупости. Мы… все трое мы абсолютные идиоты, Сокси. – Эта глупость преследует нас троих уже очень долгое время, – протянул Чон. – Думаю, мы её любимцы. Знаешь, как говорят, что счастье любит определённых людей, вот так и у нас. – Где был этот поворот не туда? Моя жизнь не менялась, я просто не мог сойти с этой дороги. Как можно оступиться, когда всё происходит вокруг семьи, одного дома? Даже ты стал другим, таким… домашним. Хосок осторожно убрал свою руку из плена приятного тепла, и, поведя плечами, опустил на неё взгляд. В тёмноволосой голове мысли крутились беспорядочным клубком. Если бы всё можно было свести к тому, что всё случилось из-за пятницы, выпавшей на тринадцатое число, то дышать, несомненно, стало бы намного легче. Проклятая тройка людей, что однажды смешала свою кровь, сочившуюся из порезов на ладонях, изначально выбрала не тот поворот. Юнги бы точно мог сказать что-то ободряющее в такой ситуации, он вообще всегда был умным парнем. Ощутимый удар, что пришёлся прямиком в плечо, отозвался ноющей болью. Чон встрепенулся, слепо поддаваясь вперёд. В его влажных ладонях оказалось зажато лицо яростно сопротивляющегося альфы, пока тёплые потрескавшиеся губы отчаянно жались к крепко сомкнутым губам, что, обречённо сдавшись, робко раскрылись в своём собственном мучительном поцелуе, который, казалось, ничуть не изменился с тех самых первых дней. Кожу подбородка пощипывало от едва заметных царапин жёсткой щетины, обещавших расцвести алыми бутонами камелии. Томный глухой звук неожиданно вырвавшийся из самого горла, повис густым туманом в воздухе становящегося душным салона. Хосок, на чьих бледных щеках бесстыдно танцевали обжигающие пятна разгорячённого румянца, отстранился лишь на мгновение, чтобы ощутить, как некогда сильные болезненные удары стремительно сменялись отчаянной лаской, а от прикосновения кончиками пальцем к своему лицу, Чона прошибло крупной дрожью с тихим, дрожащим на поблескивающих от влаги губах, обжигающим вздохом. Покорно отдав себя в чужие терзающие руки, младший альфа обмяк, прикрывая тяжёлые веки от лёгких и трепетных поглаживаний за ушами, спускащихся к основанию почти девстевнной шеи, так и не тронутой клычками истинного омеги, что крупными мурашками уходили к самому затылку, пока пухлые губы терзали его собственные, оставляя болезненные, но такие нужные сейчас ощущения. Нечто едва уловимое в поведении старшего альфы, что нападал подобно хищному зверю, легко читалось мужчиной, позволяя забрать весь пыл и уступить место слабости. Настоящей, робкой, такой необходимой. Здесь было до ужаса неудобно, детали салона неприятно давили на кожу, не позволяя прикосновениям подарить полноценную ласку, мешаясь и нервируя. Обессиленные руки, что до боли сжимали спутанные на кончиках волосы Кима, медленно обмякли, опускаясь на смуглую шею, чтобы, с дрожью обхватив пальцами, подарить фальшивое невесомое удушье. Расстёгнутый ворот куртки Намджуна громко шуршал, открывая вид на крепкий изгиб, на которым сочным бутоном красовался след с лёгкими точками зубов. Он был достаточно свежий и всё ещё обладал тянущей болью, которая, наверняка, не позволяла сейчас нормально дышать. Если на шее омег такие бутоны были перманентны, то альфы же не могли похвастаться подобным, нуждаясь в постоянной подпитке, чтобы такая драгоценная для них метка вновь насыщалась красками с красотой кровоподтёков. Не решившись раскрыть слезящиеся глаза, Хосок ухватился за крепкое плечо, когда его собственную голову вновь обхватили ладонями, направляя и подчиняя. Касаясь прохладными кончиками подрагивающих пальцев яркого бутона на смуглой коже, младший альфа несмело опустил ладонь на чужую ноющую метку полностью накрывая ту, с трепетом оглаживая и растирая, как свежую, только спрятанную за слоями повязки, рану.***
– Пап, подожди-подожди, пожалуйста! – засуетившийся омега аккуратно слез с высокого стула у кухонного острова, вооружаясь деревянной лопаткой. – Сокси! – Так я ведь аккуратно, чего вы, – растерянно произнёс Намджун, всё же отходя от плиты и чудом ловя упавший из кастрюли венчик. – О, Боже. – Ты умничка, папа, я очень горжусь тобой. Ты много сделал, садись и отдохни теперь, хорошо? – Минни дело говорит, – деловито подойдя к плите, сказал Чон. На его талии был повязан белый в красную полоску фартук. – Отдохни, а мы всё сделаем. Намджун обречённо вздохнул, позволяя отвести себя на указанное место, за что получил в награду тёплое и любимое омежье объятие. Легонько ущипнув мужчину за мягкую щёку, Чимин широко и светло улыбнулся отцу, вкладывая в большую ладонь деревянную лопаточку. – У тебя будет очень важная задача, – сказал светловолосый юноша, на чьей макушке был собран хвостик, – тебе необходимо правильно распределить ингредиенты, а самое главное, пап, разложить макароны. Надежда только на тебя, понял? Чимин не мог сидеть без дела. Его настоятельно рекомендованный постельный режим, стоило переступить порог дома, быстро сменился тысячью нужных и ненужных дел, юный омега, слово маленькая юла, мельтешил вокруг двух усталых мужчин, едва не дёргая тех за рукава. Хосок, здраво рассудив, что оставлять этих двоих без присмотра обернётся безумием, принял решение остаться здесь до позднего вечера, чтобы убедиться в том, что эти двое совершенно несносных детей займут свои постели. – Держи-держи! – Чимин, возникший словно из ниоткуда, оказался прямиком у младшего альфы под рукой, забирая из кастрюли злосчастный венчик. – Что с вами такое? Бери ручку, Сокси, и цепляй её к сковороде, всё уже готово, – выпутавшись из рук альфы с лёгкой щекоткой, юноша с улыбкой помахал мужчине за кухонным островом. – Всё готово, пап? Разложи две подставки, пожалуйста, чтобы не держать на весу. В приготовлении лазаньи никогда не было ничего сложного, Чимин любил сам процесс и сопровождающие его душистые пряные ароматы, они напоминали юноше семейную уютную суматоху, в которую сейчас можно было бы фальшиво завернуться, словно пуховым одеялом в морозный вечер. Это отвлекало. Тщетно. Расположив все необходимое на рабочей поверхности, Чимин с помощью альф осторожно забрался вновь на своё место, прилежно подождав, когда двое взлохмаченных существ перед ним с усердием высунотого кончика языка распределят листы макарон в двух формах. Всё было нетрудно, даже с учётом таких взрослых детей, что со старательным интересом пытались заполнить каждый уголок тягучим соусом, расплескавшийся даже на одежду. Так, слой за слоем и спустя несколько упавших лопаток, две формы оказались заполнены, а кусочек начинки был ловко отправлен в рот. Залив блюда остатками соуса, Хосок, под пристальным контролем омеги, отправил увесистые формы в разогретую духовку, пока старший альфа настраивал таймер, что громко пиликал в его руках. Двое мужчин с щенячьей радостью приняли благодарность в виде абсолютно ласкового и нежного взлохмачивания и без того беспорядочных макушек. Чимин садился лишь изредка и то, чтобы только перетерпеть острый приступ боли. Оставаться наедине со своими мыслями совершенно не хотелось, даже если вечер неумолимо приближался, кусая за пятки. Дёргая за длинные кончики банта, на который был завязан полосатый фартук, Чимин, хлопая невинно ресницами, утягивал своего друга всё в новые дела, постоянно крепко держа одной рукой за локоть тихого отца. В доме не осталось ни единой пылинки, грязной чайной ложки, крошки на столе и брызга зубной пасты. Даже каждое растение получило свою порцию ласки в виде нежной чистки листьев ватным шариком, летнего душа и лёгкой непринуждённой беседы. Чимин суетился, только вот всё так и оставалось чужим и неполноценным. Чего-то явно не хватало, даже если все было так. Светловолосый омега встревоженно потёр влажные ладони друг о друга, усаживаясь на диван между двух мужчин, что явно выбились из сил. Нарастающей гомон, царивший в юном разуме, обещал сбить с ног, больно ударив собой. Чимин вздохнул, обессиленно падая спиной на мягкую спинку. В этом доме собственное присутствие сейчас ощущалось чем-то намного меньшим, чем песчинка, а эти стены вытесняли собой, нависая сверху, словно дикие голодные птицы. Поджав сухие губы, юноша, пробравшись под два одеяла с обеих от себя сторон, с неким страхом поспешил найти тёплые большие ладони, чтобы крепко переплести пальцы. Но это делало лишь хуже, когда пробегаясь взглядом по фотографиям на каминной полке, все внимание забирали на себя две фотографии, хранившие в своей раме нечто намного большее, чем снимок. С трудом сглотнув, омега крепко зажмурился, быстро ныряя под тёплое одеяло с головой, чтобы крепко прижавшись к телу светловолосого альфы, притянуть к себе Чона, что без возражений забрал в свои объятия подрагивающую в испуге фигуру. В щели одеяла, которую омега оставил для свободного дыхания, мелькал широко распахнутый медовый глаз, чей зрачок грозился перелиться за тёмную радужку. Те снимки настолько же манили, насколько рвали на клочки. Чимин не мог унять ни страх, ни мелкую дрожь, его горячее влажное дыхание обжигало собой пухлые пальцы, прижатые к приоткрытым губам. Липкое ощущение, будто бы эти фотографии наблюдали, не сводя своего взгляда, стремительно поглащало собой юную душу. Только уже поздно вечером, когда ночь медленно начинала вступать в свои права, Хосок, вооружившись полотенцем, настоятельно проводил каждого своего птенца в ванную комнату, чтобы лично проследить за выполнением умывания, а не быть обманутым просто включённым краном с горячей водой. Смахнув с двух пар бархатных щёк точки зубной пасты, альфа одарил каждую лохматую макушку поцелуем перед тем, как хозяева тех, снимая по пути тапочки, рухнут на разложенный просторный диван. Опустевшие кружки, в которых некогда был душистый травяной чай, приютились на выдвинутом журнальном столике рядом с несколькими блистерами и парой надкусанного печенья. Тихий, чуть обиженный, но настойчивый отказ посетить собственные спальни для сна, вызвал у усталого альфы лишь протяжный вздох, и маленький спор о том, что третий человек вряд ли уместиться в этом гнезде из пуховых одеял. Но Хосок никогда не знал человека, которого не надломил бы тот взгляд, что в обрамлении тёмных, чуть завивающих ресниц, вытягивал душу, с игровой лёгкостью подчиняя себе. Видимо, сонный и совершенно обессиленный цыплёнок перенял его у своего, как ни странно, отца, что сейчас, медленно моргая, задевал ресницами ткань наволочки. Фигура старшего альфы оказалась прижата спиной к спинке дивана, пока тот, свернувшись в клубок на боку, укрывал лёгкими объятиями тихо сопящего птенца. Там, почти на самом краю дивана, спрятав босые ступни под край одеяла, устроился тёмноволосый мужчина, который, перекинув руку в виде объятия через тонкую омежью фигуру, касался кончиками длинных пальцев мерно вздымающегося бока мужчины, что не сводил с него затуманенного дымкой дрёмы взгляда. Хосок не знал, сколько прошло времени, когда он аккуратно переместился на рядом стоящее кресло, широко зевая. И совершенно не смотрел на время, когда, убедившись в крепком сне своих птенцов, как можно более тихо прибрался на кухне, послушно забирая заботливо упакованную форму с лазаньей, чтобы, оставив записку, накинуть куртку и шарф, ныряя ногами в обувь. Но Чон замер, ловя краем взгляда собственное помятое отражение с перекосившимся воротником в зеркале над комодом. Замотав головой, альфа, поставив лазанью на комод так, что различная мелочь громко звякнула, вновь стянул ботинки, чтобы бесшумно пробраться в гостиную для невесомых поцелуев и обязательного пункта хорошего сна – поправить одеяло, не давая и шанса любым монстрам нарушить хрупкое спокойствие.***
Тяжёлая дверь поддалась напору мужчины, в чьих руках был крепко зажата алюминиевая форма закутанная в кокон из пищевой плёнки, только со второго раза, натужно скрипя. Была поздняя промозглая ночь, которую венчали собой спустившиеся цветастые носки в кожаных ботинках, звонко отстукивающие каблуками в полумраке нужного этажа. День выдался слишком насыщенным и тяжёлым, он камнем оседал на дне желудка, будто был настоящим масляным комом. Тяжёлые веки едва удерживались открытыми, чтобы не позволить глазам закатиться в сладкой дреме. Хосок замер перед поворотом, насупленно смотря себе под ноги. На его этаже было несколько квартир и только одна из них на данный момент имела постояльца, поэтому копошение было абсолютно лишним. Трезво поразмыслив, что усталости слишком много, чтобы отключить даже самый тихий голос разума, Хосок широко шагнул вперёд, устало бурча под нос. Даже если бы на том конце коридора стояла корзинка с младенцем и запиской, то мужчина попросил бы его перенести все разговоры и разбирательства на утро. Плечи альфы опустились, когда на пороге, где лежал аккуратный коврик, на большом чемодане сидела фигура в большой расстегнутой куртке, насупленно смотря перед собой. Юноша пискнул, когда колёсики багажа начали движение, отъезжая от двери, и Чонгук удивлённо ойкнул, получив в свои руки алюминиевую форму, издающую соблазнительный аромат. Хосок закопошился, вытаскивая ключи и с третьей попытки попадая в замочную скважину. Он прочистил горло. – Если ты не завяжешь свои шнурки, то разобьешь свой нос, – устало произнёс мужчина, роняя ключи. – Да что за день, чёрт возьми? – Среда. Хосок, опустившись на корточки, чтобы поднять злосчастную вещицу, вскинул тусклый взгляд на парня, чьи глаза были круглыми, как у месячного котёнка. – Здесь не сдаются квартиры, зайка, где твои родители? – У меня есть квартира, – серьёзно произнёс юный альфа, вновь насупившись, – и нет необходимости так называть меня. – Ты запрещаешь мне? – Мой дядя разобьёт Вам нос, – протянув форму с едой обратно, юноша мягко улыбнулся. – Будьте добрее. Поднявшись, альфа дёрнул ногой, от чего колено глухо щёлкнуло. На губах расцвела робкая и усталая улыбка. – Ты не слишком взрослый, чтобы все ещё быть под крылом дядюшки? – тёмные глаза альфы прищурились. – В твоём возрасте уже заводят семьи и строят карьеры, а не сидят под юбками. Брови Чонгука изумлённо изогнулись. – Так Вас никогда не любили? – с любопытством протянул юноша, придвинувшись на багаже чуть ближе, с весельем заглядывая в глаза мужчине. – Ну ничего, в Вашем возрасте тоже можно встретить любовь. Глубокий вдох застрял где-то между старых рёбер, причиняя дискомфорт. Яркая улыбка младшего альфы, что могла осветить собой всю лестничную клетку и даже больше, вдруг погасла и расцвела ещё сильнее, стоило лифту гостеприимно раскрыть двери. Хосок обернулся, дёргая за ручку двери своей квартиры. – Юнни? – изумленно выдохнул мужчина, почти роняя свой будущий ужин вместе со связкой ключей, которые оказались спасены одним подскачившим зайкой. – Что происходит? Почему… почему ты здесь? Обычно бледное лицо мужчины в это раз оказалось покрыто красными пятнами, как и заалевший кончик носа. Альфа тяжело дышал, постоянно подтягивая на плече явно тяжёлую пухлую сумку, пока в руке была крепко зажата небольшая папка. Шагнув вперёд, Юнги неловко улыбнулся, застенчиво зачёсывая непослушные волосы назад. – Это точно ты? – в неверии высоко переспросил Хосок. – Это точно я, – Юнги несмело рассмеялся и потянулся к юноше, чтобы сжать плечо того, – а это Гу, помнишь? Вы давно не виделись, но я точно присылал тебе фотографии. Чон охнул. – Мы уже успели познакомится, – Чонгук весело прощебетал, щёлкнув языком и выдвигая ручку чемодана. – Всё прошло отлично. Почему ты так долго? – Папка завалилась и я не смог найти её сразу, столько вещей сзади. – Какая папка, какие вещи? – со скрипом выдавил из себя совершенно сбитый с толку мужчина, что мгновение назад специально незаметно ущипнул себя за запястье. – Почему вы двое тут? – Ты нам не рад? – в унисон изумились два голоса, вызывая у альфы лёгкий приступ мигрени. Ох. – Проходите, – Хосок, фыркнув дикой лисицей, протянул наигранно недовольно, широко открывая дверь квартиры с гостеприимном жестом. – Только не возите свой багаж, сначала мы почистим ему колеса. – Ох, так душно, – высказался Чонгук, проходя мимо мужчин. Его голос искрился и переливался, подобно фруктовому леденцу на солнце. – Нестерпимо. – Чонгук! – Брось, – проследив, когда младший альфа скроется в прихожей, Чон поймал друга за ремень сумки, позволяя тому сделать несколько шагов обратно назад. Глаза Юнги были болезненно красными, на что Хосок недовольно цокнул. – Расслабься, он весь в тебя. – Дорога была длинная, – Мин устало вздохнул, принимая чужую тёплую ладонь на своей талии под расстёгнутой курткой, что дарила лёгкие поглаживания, сминая ткань. – Даже если вёл машину только я, он тоже устал. Гу на самом деле хороший и воспитанный парень. – Вы — два сапога пара, нечего извиняться за такие глупости. Думаешь, ты или я лучше? Чайные глаза альфы закатились. – Я просто пытаюсь быть хорошим взрослым. – Мне следует сейчас спрашивать хоть что-то или я получу лишь поражение? Юнги замотал головой, но был нежно пойман двумя цепкими пальцами за подбородок, что заставили вскинуть голову. – Я не знаю, что стоит за вашим приездом, но я чертовски рад тебя видеть, Юнни, – гулкий звук поцелуя разлился тихим эхом по лестничной клетке. – Выглядишь ужасно, я тосковал по тебе, красавец. – Ты постарел, – сопя, с трудом проговорил Мин, пока его всё ещё горячие щёки легко сжимали чужие пальцы, – уф. – Я счастлив, что ты тосковал по мне взаимно, – Хосок громко ойкнул, проглатывая следующую фразу от ощутимого щипка чуть ниже ягодицы.***
Сельдерей упорно норовил выскользнуть из собственной упаковки. Фыркнув себе под нос, Чонгук, ловко пробравшись сквозь поток людей к не занятой скамейке, сложил на ту то, что не помещалось в руках. Почему-то юноша всегда упускал мысль, о том, что что-то не всегда может быть подвластно его возможностям. Например, список купленных продуктов, которые сейчас с трудом укладывались в рюкзак благодаря упорству тёмноволосого альфы, что презирал необходимость пакетов. – Фух, – оторвав один банан из связки, чтобы рюкзак наконец-то щёлкнул молнией, Чонгук облегчённо вздохнул, закидывая сумку на плечо. – Будет считаться наградой. Спрятав фрукт в глубоких карманах мягкой чёрной куртки, юноша поспешил к одному из нескольких выходов из торгового центра, скрипя подошвами ботинок. Поздний вечерний дождь успел смениться ночным тонким льдом, припорошенным утренним пушистым снегом. Яркое солнце на чистом голубоватом небе дарило такие необходимые оттенки тусклым дням, заставляя приободриться. Чонгука не покидало чувство, словно поменялся с дядюшкой местами. С того самого момента, что однажды произошёл на кухне, где была не только разбитая чашка, но и ужасающий образ, что застыл в глубоких тёмных глазах, всё перевернулось в юной душе. Он любил дядюшку и без раздумий бросился на его спасение, как сделал бы и сам Юнги. Чонгук был уверен. Чон беспокоился, оставляя того одного. Волновался, когда свет в спальне Юнги гас слишком рано. Не находил себе места, стоило тому задержаться где-то дольше обещанного. Мин напоминал юноше одного единственного котёнка, чей мир сузился до мокрой картонной коробки. Дело было не в силе его характера или в нечто подобном, а в глазах мужчины. В его лице. Его осанке. Юнги становился словно меньше и чертовски потерянным. Мин отрицал это. Выйдя на улицу, Чонгук глубоко вдохнул морозный воздух, принимаясь выпутывать капюшон из-под плена объёмного шарфа. Становилось всё прохладнее. Если бы юноша обладал длинными чутким ушами какого-нибудь крольчонка, то они бы сейчас в любопытстве дёрнулись, поворачиваясь на источник звука, которым оказался мужчина, издающий забавные звуки и уверенно пытающийся взять в охапку все свои бумажные пакеты. Задача была не из простых, да и опасной, так ещё и скользкие несколько ступенек явно не вызывали доверия. Когда лямки рюкзака и куртка оказались поправлены, Чонгук направился к высокому несчастью, одаривая того тёплой и действительно искренней улыбкой. Этот человек был… хорошим. – Давайте я помогу Вам донести, – Чонгук протянул руки, что прятались в перчатках. – Вы ведь до машины, да? – Ох, да я… – ойкнув, Джин вскинулся, с растерянностью рассматривая свои пакеты, что прижимал к груди. – Я в порядке, думаю. Подожди. Булочка? Сокджин хотел было потянутся к источнику своей радости, но спелый апельсин, перекатившийся за край одного из пакетов, от того, что его слишком сильно сжали, почти коснулся пушистого снега, но оказался в объятиях двух тёплых перчаток. – Ох, булочка, я так счастлив видеть тебя! – расцвел райский омега, расплываясь в тёплой улыбке. – Что ты тут делаешь, крольчонок? Щёки юноши порозовели от приятного смущения, тот аккуратно уложил апельсин обратно. Он соскучился. – Каникулы, – легко ответил Чон. – Выбор пал на это место, потому что оно запало мне в душу. В прошлый раз было так мало времени, я даже не погулял толком. Столько сосен! – Звучит чудесно, мой дорогой. А где ты остановился? Ты мог бы позвонить! – Я тут неподалёку, в квартире своего друга. Ах, я хотел! Только всё вышло так спонтанно, хотел позвонить, как только устроюсь. Сокджин кивнул и охнул, едва не хлопая себя по лбу. – Булочка, – взволнованно заговорил тот, – а ты с дядей? С ним всё в порядке? – Не беспокойтесь, – сверкнув улыбкой, юный альфа протянул руки. – Давайте скорее свои пакеты, мне не трудно. Будете целыми. Всё же вложив половину своей ноши в чужие руки, райский омега облегчённо и с благодарностью улыбнулся, поправляя длинный упавший кончик своего шарфа. – Здесь совсем не далеко, – заверил тот. – Пойдём, а то держу тебя на холоде, как дурак. Дорога под ногами медленно и уверенно заставляла шаги разъезжаться в стороны, отчего Сокджин едва сам удерживался на ногах в явно неподходящей для сюрпризов погоды обуви, в то время как сосредоточенный альфа сбоку шагал определенно уверенно. Лёгкий румянец смущения появился на омежьем лице. Всё это было чертовски мило и пахло добротой, в то время как Ким ожидал от всего нового лишь подвоха. – Вон та, – покрасневшими пальцами указал Сокджин, – которая крайняя. В тёплом, даже чуть жарковатом, салоне автомобиля раздался громкий чих, от которого звонко зазвенело у тигрёнка в ушах. Тот потряс головой, насупливая аккуратный нос с точкой родинки на самом кончике. В руках омеги уютно приютился маленький, но пышный букет, пахнущий так заманчиво сладко, что не существовало человека, который бы не прислушался к его тонкому аромату. Тэхён всегда был любопытным, и сейчас, ткнувшись кончиком носа в мясистый бутон окружённый камелиями, ещё раз громко чихнул, и маленькие солёные капли выступили на густых ресницах. – Ох, – выдохнул юноша, насупившись от оставшейся на лице пыльцы. Этот букет предназначался одному цыплёнку, Тэхён настоял на собственноручной доставке цветов, заверяя райского омегу, что оставит тот на пороге дома, предварительно позвонив в дверной звонок. Честно говоря, какие бы отношения сейчас не складывались с братом, на душе тигрёнка скрывалась невыносимая грусть другого рода… Отец. Юноша был искренне зол и обижен на этого мужчину, не потому что нечто касалось самого юноши, а потому что чувства любимого человека оказались преданы. Тэхён всегда думал, что эти двое людей не имеют между собой тайн и недоговорок. Тэхён всегда думал, что Сокджин и Намджун честны друг с другом. Тэхён всегда думал, что их любовь никогда не сможет существовать раздельно. Тигрёнок просто хотел иметь семью. Вновь упав лицом в душистые бутоны, тёмноволосый омега слабо застонал, всей грудью вдыхая душистые ароматы, но нарастающие голоса озадачили собой юношу и тот с трудом из-за объёмной одежды завертелся, пытаясь рассмотреть то, происходящее за окном. – Ну что за упёртое существо, уф! – Тэхён закопошился, аккуратно укладывая букет на задние сидение и отстёгивая ремень безопасности. Быстро выбравшись из тёплого салона, омега схватился за ручку, захлопывая дверь и недовольно сопя. – Па, ты мог бы мне просто позвонить и я бы помог. Почему ты такой упёртый?! Грозно шагая вдоль машины до раскрытого багажника, тигрёнок, чьи густые брови были сведены, недовольно топнул, обращая на себя внимание не только папы, но и совершенно ненужного здесь смешливого помощника. Кудрявая чёлка покачивалась от каждого движения пушистым облаком. – Па! – Что случилось, мой дорогой? – чайные глаза омеги удивлённо округлились, из его пухлых ягодных губ срывался маленькими прозрачными облачками пар. Мужчине пришлось отойти на пару шагов, чтобы позволить юноше загрузить последний пакет. – Я бы помог, – юноша растерялся. – Почему ты не позвонил? – Всё в порядке, – подал голос Чонгук, не отрываясь от своего дела, и широко улыбнулся. – Это я предложил помочь донести. – Солнце, всё в порядке, – багажник закрылся, и Сокджин хлопнул в ладони. – Не волнуйся, за то ты наконец-то согрелся, правда? Поджав губы, юноша с подозрением осмотрел румяную парочку перед собой. – А кто э- Тигрёнок громко охнул, не успев договорить. Отступая назад, нога юноши предательски поехала по тонкому скользкому льду, и тот, неловко взмахнув руками, рухнул на спину, лишь в последний момент не ощутив сильного удара. Широко раскрытые лазурные глаза странно пощипывало от холода, а раскрасневшиеся губы приоткрылись в удивлении. Перед омежьим лицом нависла незнакомая фигура. Чонгук крепко держал юношу под руками, словно взял на руки щенка, его сердце больно ударялось о рёбра, отбивая свой бешенный ритм где-то в сдавленном спазмом горле. Переведя взгляд за плечо незнакомца, тигрёнок растерянно хлопнул ресницами, шумно выдыхая облачка пара. Даже испуганная застывшая фигура райского омеги показалась тёмноволосому юноше не такой смущающей, как нелепо раскинутые ноги или собственное перепачканное в пыльце лицо, про которое тот совершенно забыл. Вцепившись пальцами в чужую куртку, тигрёнок позволил сосредоточенному альфе поставить себя на ноги и отряхнуть куртку на спине, поправляя шарф. – Простите, – пробубнил себе под нос Тэхён, зарываясь горящим от румянца лицом в свой шарф, на что юный альфа перед ним лишь по доброму усмехнулся, поспешив отвести взгляд от яркой лазури, которая словно когтистой лапой крепко вцепилась в горло, упираясь заостренным ногтем в бьющуюся вену. Дыхание Чонгука предательски сбилось. – Дорогой, ты напугал меня! – встревоженно воскликнул райский омега, сжав предплечья юношей. Если бы этот человек был котом, то его лоснящаяся шерсть сейчас стояла бы дыбом. – А если бы вы оба упали! А если бы ты, – Сокджин взволнованно посмотрел на сына, поправляя тому падающие на глаза волосы, – упал и сломал что-нибудь? Боже, Гу, дорогой, это просто невыносимо. – Не волнуйтесь Вы так, – Чонгук вновь мягко улыбнулся, с усилием собирая себя в нечто целое, что всё пыталось рассыпается на мелкие кусочки от неожиданно возникшей обжигающего волной страха. – Все живы и целы. – Вы оба, стойте на месте и не двигайтесь, – серьёзно сказал Сокджин, пригрозив младшим пальцем. Осталось сделать несколько аккуратных шагов, чтобы вновь открыть багажник и вытащить из многочисленных пакетов большое спелое красное яблоко. – Если я как-то ещё могу отблагодарить тебя за всю помощь, я буду рад услышать, – вложив в руки удивленного альфы свой маленький подарок, Сокджин легко похлопал того по предплечью. – Спасибо тебе, булочка. Давай мы тебя подвезём, чтобы уж точно остаться целым и невредимым? – О… что Вы, совсем не стоило, – с губ альфы сорвалось облако пара. – Абсолютно не за что! – Так подвезти? Запрыгивай. Чонгук замешкался, прижав к себе яблоко. Оленьи глаза бегали с одной фигуры на другую, пока густые брови складывались домиком. Честно говоря, сказать «нет» этому человеку было действительно трудно, почти невозможно, но вибрация телефона, раздавшаяся из глубины кармана мягкой куртки, стала настоящим спасением. Чонгук не был готов. – Извините, – юный альфа поспешил вытащить телефон. – Но я должен бежать, мой друг, видимо, совсем потерял меня. Мне тут совсем недалеко, так что, пожалуйста, не беспокойтесь. Будьте осторожны на дороге! – Гу, звони, если что, хорошо? Вы можете в любое время прийти к нам, даже если просто проходили мимо. – Сложно просто так пройти мимо вашего красивого большого дома, – альфа тепло рассмеялся. – Спасибо за Ваше приглашение! Тэхён громко чихнул, оказавшись вновь внутри тёплого салона. Столько эмоций и переживаний скопилось мелкой дрожью у самых стоп. Не задумываясь, юноша опустил прохладную ладонь на руки ставшего слишком тихим райского омеги, что сплетенными тот держал замком на руле. Помешкавшись с минуту, юноша всё же прильнул к боку мужчины, прижимаясь щекой к плечу. Сокджин поник, его кожа вокруг ногтей была истерзана частыми ранками. – Сокровище, всё хорошо, мы сейчас уже поедем, – старший омега вздохнул, но не сдвинулся, продолжая смотреть куда-то на заснеженную дорогу. – Ты только не забудь пристегнуться, договорились? – А откуда вы знаете друг друга, пап? – тихо поинтересовался тигрёнок. – Ты мне ничего не рассказывал подобного, да я его и не помню. – Это Гу, дорогой. – Гу? Сокджин вяло кивнул. – Эта булочка – племянник Юнги. К сожалению, когда мы собирались в первый и, как вышло, единственный раз все вместе, тебя не было за столом. Я могу ошибаться, но, вроде бы, у тебя была важная причина для отсутствия – день рождения Ханни. – Он выглядит очень милым, – руку райского омеги обвили тёплым объятием. – Спасибо этому Гу, так уж и быть. – Да, он милый и, как видишь, добрый крольчонок, – Сокджин склонил голову к макушке сына. – Знаешь, я почему-то чувствую себя обманщиком, приняв его комплимент нашему дому. – Гу, – тигрёнок словно растягивал имя на пробу. – Интересно, его аромат такой же как и у его дяди? Помню, что он был очень вкусным, это здорово, думаю. Ведь наши с Минни ароматы с твоим тоже похожи! Сейчас я слышал только собственную пыльцу, и это было жутко неловко. А про дом… папа, я думаю, что этот чудак выглядит умным и понимающим человеком. В любом случае, это только наша жизнь, а дом это величина постоянная. Вдруг этот Гу так и не позвонит? Тигрёнок громко охнул. – Подожди, – залепетал юноша, вскинув голову, – значит, он тоже здесь? – Кто он, сокровище? – веки Сокджина, с мелкой россыпью сосудов у самых ресниц, были прикрыты. Он из-за всех сил пытался угнаться за быстрыми кроликами мыслей своего сына. – Юнги. Его дядя. – Не знаю, малыш. – Неужели ты ничего спросил? – Чонгук щебетал обо всем на свете, тигрёнок, но не о своей семье. Вернув в свои руки драгоценный букет, юноша поправил ремень безопасности, глубоко вздыхая и лишь слегка краснея от собственных мыслей. Неловкая ситуация, вызывающая в юном теле волну стыда, вновь и вновь всплывала перед глазами. Наверняка, это было чрезвычайно глупо, когда возмущённый омега, твердо стоявший на ногах, вдруг всплеснул своими конечностями, исчезнув из поля зрения. И это перепачканное лицо, что совершенно забылось. Тэхён издал тихий смешок, пряча тот в бутонах. Уже шагая по направлению к своему новому дому от припаркованной машины, Тэхён то и дело в робкой надежде бросал заинтересованные взгляды по сторонам, ища в прохожих того самого человека, который жаром стыда окутывал мысли, которых не должно было оказаться в кудрявой голове.***
Не в правилах Хосока было рассказывать секреты, вложенные в его руки, но рассвет всегда делал с мужчиной невероятные вещи. С приоткрытыми от переполняющих эмоций ртом юный альфа покачивал ногами в белых носках, сидя на высоком табурете, ловя каждое слово и каждый вздох. Рассказ не получался складным, скорее поломанным, как изрядно потрёпанная временем музыкальная шкатулка. Но даже такой он был до краёв наполнен чем-то таким, что Чонгук попросту не должен был знать, а только догадываться. Рассказанная Хосоком история говорила об одном человеке, что дремал по ту сторону стены, зарывшись в одеяла, и ещё об одном, он то и был той самой причиной, почему одним ранним утром звучали шёпотом два голоса. Юнги действительно никогда не врал, лишь украшал завитушками одну историю для одного любопытного крольчонка, обладающего поистине большим и добрым сердцем. Рассказ альфы был складен и понятен, а несостыковки легко и играюче складывались забавными шутками. Но сейчас тот самый крольчонок кривил губы, сжимая тёплые бока кружки, наполненной травяным чаем. Робкая обида на дядю за то, что тот утаил действительно важную вещицу, сразу показалась Чону настоящей глупостью. Тот помотал головой. – Истинность – это глупость, – изрёк тем утром Хосок. – От неё больше боли, чем наслаждения. – Но в книгах пишут иначе. – А с чего бы им говорить правду? Даже кулинарные книги, зайка, многое умалчивают. Вот что означает их фраза «варить до готовности»? Вот именно. Чонгук вздохнул, усердно пытаясь создать в своей голове образ того самого человека, который стал главным героем рассвета. Его имя – Чимин, и он не виновник, как утверждал Хосок, а такая же жертва. Но вот только мысли крольчонка завели его намного глубже, где высокие ели касались друг друга верхушками, а за пышными кустами притаились острые зубы серых волков. Чонгук не винил Чимина, он винил связь, обещавшую счастье, что на деле обернулась против них самих. Вот это было действительно глупо. Чонгук не хотел этого. Ни побелевших волос, ни эдельвейсов. Как можно быть уверенным в обещаниях, если принявшие их, оказались разрушенными, как бы горячо не кричали о любви. – Я знаю, что твой дядюшка сентиментальный и мягкий, верящий в сказки взрослый ребёнок, – продолжил Хосок, – а ещё я знаю, что ты упёртый зайка, которого трудно оттеснить с выбранного пути. Я очень хочу, чтобы вы были трезвыми, зрячими и полагались только собственные чувства. Но нельзя приготовить яичницу, не разбив яйца. Запомни, зайка. – Мне обидно, – нерешительно проговорил Чонгук, поглядывая на стену, – за дядю. Это так больно слышать, что кто-то причинил ему боль. Я понимаю, это абсолютно нормальные чувства к тому, кого любишь, но всё это… вытаскивает душу. Я просто хочу, чтобы дядя был счастлив, не пропускал приёмы еды и хорошо спал. Чтобы он был в порядке, и я был за него спокоен. – Я полностью разделяю твои чувства, кроха, поэтому я и говорю, что истинность – глупая глупость. Но если ты окажешься согласен со мной, но будет нечто, что разубедит тебя, я буду самым счастливым человеком в этом грёбанном мире. – Я… – И не вини вторую сторону, – Хосок тяжело поднялся из-за стола и опустил ладонь на тёмную макушку, отчего юноша вскинул голову. – Всё не так просто. Не бойся влюбляться. – А что, если я не умею? – Не умеешь? Чонгук замотал головой, как промокший щенок. – Главное, что ты умеешь любить, зайка, а всё остальное действительно глупость. Комната в ещё абсолютно необжитой квартире, предоставленную одним альфой по имени Чон Хосок, которую занял Юнги, сейчас пустовала, красуясь аккуратно заправленной постелью с несколькими вещами на ней. Чонгук кивнул собственным мыслям, он направился дальше в отведённую ему спальню, мимо шумящей водой ванной комнаты, и бесшумно закрыл за собой входную дверь. Рюкзак легко болтался за спиной, отдав всё своё содержимое радушным объятиям холодильника. В голове крольчонка происходил некоторый сумбур с нотками тупой боли, отдающей в виски, это было странно, мысли совершенно не слушались своего хозяина. Чонгук опустился на край своей постели, выдыхая. Юное лицо обожгло болезненным румянцем, разом поднимая температуру, чем пугая побледневшего альфу до колик в правом боку. Хлопнув себя по щекам, Чон поспешил подняться, чтобы щёлкнуть замком на двери, и ещё раз глубоко, до боли в грудной клетке, вдохнуть прохладный воздух. Что-то не давало покоя, как и не позволяло поймать себя или хотя бы почувствовать. Оно просто было там глубоко в юном разуме, бешено колотя о стенки черепной коробки. Оглядев ещё совершенно пустую и безликую комнату, юноша прижался спиной к поверхности двери, крупно вздрогнув, стоило родному голосу позвать его. – Гу, я знаю, что уже поздновато для завтрака, – с нежностью защебетал голос, – но я надеюсь, ты простишь мой долгий сон и разрешить всё же угостить тебя завтраком. Договорились? И спасибо за покупки, не представляю, что бы без тебя делал. Что означает просьба о прощение, что за… глупость? – Конечно договорились. Почему такой официальный тон? Раздавшийся смешок быстро слился с тихим шарканьем тапочек, и юноша нервно улыбнулся, стирая запястьем выступившие капли пота над верхней губой. Чонгука не покидала мысль о том, что он больше не слышит тот аромат, что точно витает вокруг него ощутимыми облаками, впитывается и пронизывает. Даже вещи казались более тяжёлыми, насыщенными теми самыми цветочным нотами, медленно превращающиеся в белые пятна в юном сознании. Аромат был повсюду: в волосах, на кончиках пальцев, на одежде, на слизистых. Когда чемодан оказался раскрыт на кровати, а его содержимое нервно разложено вокруг, юноша засопел, взволнованно топчась на месте. Ему нужно было только кое-что одно, что притаилось под пачкой свитеров. Тот самый красных шарф, некогда отданный старшим омегой семьи Ким. Забравшись с ногами на постель, Чонгук устало сел, сжимая ткань в пальцах. Именно она была источником тех самых глухих белых пятен, что лишь усиливались этим солнечным днем, придавливая собой юношу до первого треска рёбер. Покрутив вещицу в руках, Чон поднёс ту к лицу, пытаясь из раза в раз расслышать ставшие родными ноты, что ещё некогда были таким ярким и пронзительным. Втянув носом воздух, юноша прижал шарф к лицу, пытаясь задохнуться. Только чем отчаяннее становились попытки расслышать аромат, тем сильнее скатывалась с верхней губы красные дорожки, что впитывались в алую ткань и размазывались по лицу. Только спустя третью просьбу наконец-то сесть за стол, Чонгук тенью выбрался из спальни, чтобы, быстро умывшись, опуститься на стул перед соблазнительно пахнущим завтраком. Юное тело рвало изнутри от всё ещё слепых чувств, которыми так хотелось поделиться с человеком напротив, что улыбался так ярко впервые за долгое время. Юноша положил руки на стол, беря столовые приборы в подрагивающие пальцы. – Чего ты? – осторожно поинтересовался старший альфа, с волнением всматриваясь в фигуру напротив. – Где мой всегда щебечущий Гу, ты не заболел? Если что-то не так, то говори сразу, а то наша аптечка совершенно тощая, мне нужно позаботиться о лекарствах. Чонгук встряхнул волосами, расправляя плечи. – Я в абсолютном порядке, – широко улыбнулся тот, всё же принимаясь за еду и игнорируя ледяные капли пота, проскальзывающие вдоль позвоночника. Его совершенно точно знобило. – Не волнуйся, просто сон всегда плохой в первые ночи на первом месте, вот и не выспался. А у тебя, видимо, с этим всё в порядке? – Мне странным образом стало и правда… намного лучше, – мужчина одарил племянника светлой улыбкой. – Даже если это временно, то я благодарен и за это. Я проспал больше двенадцати часов, представляешь? – Представляю, – крольчонок подарил мужчине лукаво и добрую усмешку, – только если бы всё это время ты действительно спал, было бы ещё лучше? Юнги насупился. – О чём ты? Чонгук весело рассмеялся, из-за чего старший едва надул губы в притворной обиде. – Просто ты у меня очень эмоциональный дядюшка, и как бы ты это не отрицал, это так. Смею предположить, что в последнее время твой мозг настолько устал, что вернулся в детство, поэтому он возбуждается, даже когда ты спишь. Что-то вроде перегрузки, я думаю. – Я не понимаю. – Ты лунатик, дядюшка, – Чонгук указал на мужчину вилкой с наколотым на неё беконом, и весело улыбнулся. – Сегодня ты был тем, кого приходилось ловить посередине квартиры. Мы даже не дома, мало ли что. Ты даже не знаешь толком, где твоя комната находится. Юнги спрятал залитое румянцем смущения лицо в ладонях, тихо застонав. – Я разговаривал? – Не то чтобы, если только звуки. Ты больше был активен в действиях. Что ты там… что-то искал? Куда-то собирался? У тебя была занятая ночь. Веселясь ярким смущением, Чон всё же сжалился над красным лицом дядюшки. – Сегодня я случайным образом встретилс старшего омегу семьи Ким, – будничным тоном продолжил юноша, едва не морщась от резкого и сильного чувства тошноты, что камнем упало на дно желудка, – семья, у которых ты работал. Ты меня ещё приглашал на ужин туда, помнишь? – Ох, Сокджин. – Да! – тёмноволосая голова быстро закивала. – Он самый. Сокджин выглядел подавленно, честно говоря, это достаточно странно. – Его брат-близнец! – с хитрым прищуром, заговорчески протянул старший. – Не шути так! Вдруг и правда, а у них трое детей? – Двое. – Ах, и ещё Сокджин приглашал нас на чай и, может, мы всё же примем приглашение? Я хочу отдать тот шарф, мне он больше без надобности. Ведь это Сокджин всё твердил про какого-то тигрёнка, кстати говоря, я не припомню, а кто это из них двоих? _______________________ *Camelia (лат.) – Камелия — это вечнозелёное растение (кустарники или небольшие деревья), из семейства Чайные. Самый известный вид — Camellia sinensis, из листьев которого получают сырьё для приготовления чая. Многие виды камелии используются в декоративном садоводстве. *На языке цветов Камелия – многие предания гласят, что цветы камелии символизируются с бездушием, черствостью и холодностью чувств. Такой красивый, но бездушный цветок в древности был символом красивых, но бессердечных девушек, которые завлекали молодых парней и губили их души.