Compedes olim

Первое, что удивило и заставило выгнуть черную, как смоль, бровь — разговоры нападающих. Что-что, но разговаривать с тем, кого планируешь побить до кровавого месива, было нелогично. Более того, он был уверен, что каждый в этом темном, сыром и грязном переулке прекрасно понимал, что диалог в данной ситуации не давал никакой смысловой нагрузки: что вообще разгоряченные, молодые сопляки могли друг другу разъяснить возле мусорной кучи? Какие куртуазные речи и признания они могли донести? Общих тем для разговора не просто не было, всем изначально было ясно, чем в итоге обернутся эти возвышенные беседы. Суть была ясна, яснее, чем чистое стеклышко под солнечными лучами. Это не первый подобный случай в жизни Наранчи. Незачем было зазря сотрясать воздух пустыми словами, но между тем, это будто прочерчивало яркую черту: каждое новое слово, взамен кулаков, как бы оправдывало это собрание начинающих головорезов, которые трусили первыми нанести удар. Те, кто к нему пристали, не были пьяны, и видно дрожали от страха перед затевающейся дракой, иначе бы точно пришли к простейшему выводу: внезапный удар точно в челюсть или под ухо на корню исключил бы вероятное сопротивление, контузил бы или отправил в нокдаун. «Три человека, которые представляют угрозу и еще трое подстрекателей, которые, кроме громких слов, ничего не могут. Это видно по трясущимся поджилкам.» Наранча хмыкнул, уверенный в собственном превосходстве. В его сторону неслись громогласные оскорбления, но если бы эти грозные гиены действительно ставили перед собой цель загрызть легкую, одиночную цель — загрызли бы без особых проблем. Пять секунд максимум и Гирга бы лежал на полу в луже собственной крови, харкая и сглатывая режущие горло комки: даже ему не справиться с пятью подростками за раз без использования станда. А это — табу. — Давай же, задай этому ничтожеству! Думает, все легко в жизни дается, раз у богатого папика деньги сосет? — А? О чем ты, Фриттата, у него нет отца! Был еще один ярко выраженный момент, который Гирга учел слишком поздно: все разговоры ставили перед собой задачу как следует распалить компанию, затем словесно оскорбить пару раз, желательно, как можно уязвимее, и только затем начать бить. Гирга напрягся, когда в плечо первый раз ощутимо толкнули и понял, что им удалось нащупать и надавить на самое больное. Пелена ярости начала застилать глаза, стоило задеть его семью. Фриттата сплюнул на землю и занес кулак в район солнечного сплетения для молниеносной атаки, но Гирга расчетливо уклонился, прикрывая локтями корпус. Однако какой бы славной реакцией он не отличался, следующего удара сбоку совершенно не ожидал: кулак впечатался в челюсть и боль саданула по сухожилиям и суставам, когда сухая кожа губ треснула о твердые зубы. Наранча рефлекторно сгорбился, и незримый противник воспользовался возможностью, обхватив его голову обеими руками, и ударил о коленную чашечку. «Никакого…станда.» Во рту образовался железный привкус, вся полость рта моментально наполнилась противной, тягучей жидкостью. Кровь быстро собиралась в израненной челюсти и вскоре, вперемешку со слюной, тонкой струйкой начала стекать с уголков губ по подбородку. Но Наранча не терял концентрацию, готовясь к следующему, резкому финту: когда противник занес руку для добивающего удара, Наранча резко отпружинил от асфальта, чтобы протаранить головой впереди стоящего. Фриттата пошатнулся, упал, и Гирга незамедлительно развернул таз на опорной ноге, согнув вторую в колено, и резко выпрямил, ударяя голенью по чужому лицу. — Эй… Идемте, ну! — запищали вокруг испуганные подпевалы, понимая, что так просто Гиргу не сломить. — Ну же, с него хватит! Все закончилось так же быстро, как и началось — на него нападали студенты, а не вооруженная группировка и эти псевдоразборки не могли закончиться серьезными последствиями. Его хотели проучить за дерзость, не имея представления о силе, что скрывалось в парне. Если бы банда задержалась на месте подольше, Гирга, вполне возможно, мог пустить в ход холодное оружие, которое было надежно спрятано в кармане куртки. Подростки не ставили себе цель сильно покалечить Гиргу, а вот он мог и не сдержаться. Но он благодарил всех богов, что в свое время на его пути повстречался Бруно и вдолбил в его голову простую для понимания, и безумно сложную для исполнения мысль: сила которой он обладал, наделяла его ответственностью. За сохранность жизней в том числе. Послышались быстрые шаги — это убегали подростки, услышав сирену где-то сбоку, на дороге. И пока они покидали темный переулок, Наранча про себя ликовал, что смог сдержаться. Он шел по мощеному булыжнику, обессиленно шаркая подошвой по твердой поверхности. Щека неприятно ныла и напоминала о себе каждый раз, когда поднимался сильный ветер, заставляя мерзло вздрагивать и прятать нижнюю часть лица в мягкий шарф, висящий на шее. Вокруг были настроены двухэтажные виллы из желтого кирпича, с пышными и восхитительными садами с террасированным ландшафтом и изобилием белого камня, которые к осени, правда, утратили излишку того летнего великолепия. Разнообразные балюстрады, лестницы, настоящие оливковые рощи и кадочные скульптуры были нацелены на выделение сада среди других, таких же непохожих и оригинальных зеленых насаждений, что скрывались за невысокими заборами поблизости. Каждый со своим характером, со своей историей. Бесспорно богатый район слепил своей вычурностью и странно выделялся на фоне тех невзрачных многоэтажек, окруженных мусорными баками и загаженными двориками, оставшимися позади. Гирга застопорился, когда запоздало понял, что цифры на железной, блестящей адресной табличке не совпадает с конечной целью похода. Видимо, он прошел нужный дом, с головой погрузившись в неясные обрывки мыслей. Пришлось возвращаться аж на целый квартал, бурча под нос многообразные ругательства. Наконец, Наранча добрался до интересующего его дома, останавливаясь напротив толстого, каменного забора с пролетами из кованого металла, которые украшали резные листья оливы. Ворота с контрастными вставками, визуально напоминающие традиционную ковку в стиле модерн, были оборудованы домофоном и камерами наблюдения. Он еще раз протер губы белым платком, который теперь был окончательно испорчен, и нажал на кнопку вызова. Через некоторое время входная дверь за забором распахнулась, медленно, будто нехотя, и Гирга услышал утомленные, шаркающие шаги. Наранча подошел поближе к решетке, чтобы взглянуть на чужой участок, на пышный сад, и с улыбкой помахал растрепанному, сонному Аксидо. Парень с рыжей, взлохмаченной шевелюрой встрепенулся и ускорил шаг к воротам, с недоумевающими огоньками в болотных радужках. Сопровождая открытие входного проема протяжным скрипом, он высунул голову за пределы владений, упираясь о твердый металл. — Наранча, что ты… Что с твоим лицом? — подросток в ступоре разглядывал разукрашенную физиономию парня, снизу вверх. Гирга важно нахохлился, выпячивая грудь колесом. Он с наслаждением смаковал это беспокойство, сорвавшееся с чужих губ. — Царапина, хах! Подрался с компанией Фриттаты. — С этими бугаями, а?.. — Аксидо недоверчиво скривился, и в мгновение ока притянул Гиргу к себе, в сторону дома. Пораженный подобным действием со стороны одногруппника, Наранча заметно растерялся, не сразу сообразив вырваться из чужих, цепких рук. — А? Что? Эй, Аксидо, я тебе конспект принес! И не обязательно меня… — Шутишь? — Лимонэ растворил изгибы двойных дверей, пропуская гостя вперед и подталкивая в спину обеими руками. — Твои раны нужно срочно обработать! Наранча вяло сопротивлялся, явно воодушевленный таким исходом. Никому не признаваясь, он до одурения мечтал о собственном друге, которого ни с кем не нужно будет делить. Что у них в семье получалось? Каждый был равный другому, однако с Джорно чаще всего, ожидаемо, общался его консильери, Миста; Бруно вел дела с напарником и одногодкой Леоне, а Фуго… Фуго контактировал со всеми одинаково, почти отрешенно, хладнокровно и трезво. Разумеется, с Наранчой общались все без исключения, но в последнее время он все явственнее ощущал, как группа делится на парочки по бытовым и житейским вопросам, во время передышек от заданий, а он, Гирга, ощущал себя лишним в этих гармоничных тандемах. Безумно хотелось, но не получалось представить свою ценность для напарников. Тем временем, Гиргу завели на чужую кухню. Она находилась чуть ли не в самой дальней комнате узкого коридора, и Наранча успешно воспользовался возможностью осмотреть виллу изнутри. Странный, не похожий на итальянский стиль в этом доме был превалирующим. Просторная, изысканная гостиная граничила с коридором аркой вместо двери, и Гирга, не мог не залюбоваться красотой убранства, взглянув сквозь дверную шторку из мелкого, голубого бисера. Лаконичность в отделке и оформлении помещения говорили о хорошем вкусе хозяина дома, а использование натуральной добротной мебели, лишенной броского декора, об экологической осведомленности и озабоченностью. Преобладание светлой палитры наполняло помещение теплотой и уютом, делало дом визуально просторным, а обстановку — легкой и непринужденной. Масса крошечных деталей на полочках могли многое рассказать про хозяев виллы, стоило внимательнее взглянуть на них: резные деревянные фигурки в виде северных животных и множество фотографий далеких земель намекали о чужеродных корнях Аксидо. Наранчу усадили на стул белоснежной кухни, и настойчиво попросили посидеть ровно, смирно, пока сам хозяин доставал из аптечки ватку и перекись водорода. Гирга взглядом провел перпендикуляр относительно себя, отмечая множество черных пятен в белом интерьере: от ваз и салфеток, до тарелок и стаканов. — Аксидо, а ты итальянец? — вдруг, не выдержав, бесцеремонно спросил Наранча у подошедшего парня, пытаясь широко улыбнутся разбитой губой. Подросток напротив хлопнул глазами и, с изумлением на неожиданно брошенной вопрос, приподнял бровь. — Я… родился в Италии, да. Но, — парень промочил ватку холодной жидкостью и уселся напротив Наранчи, приподнимая чужой подбородок двумя пальцами. Аккуратно, стараясь зазря не тревожить раненные участки, — но мои корни принадлежат нормандским итальянцам. По крайней мере, этим всегда кичился мой отец. — Нор… кому? Ай, больно! — Не вертись! Ох, Мадонна, ты что, не интересуешься историей своей страны?.. Норманны — народ, населявший Скандинавию. Советую тебе как-нибудь ознакомиться с нормандским завоеванием Южной Италии, — не смотря на серьезность темы, голос Аксидо выражал в высшей мере полное безразличие и незаинтересованность, будто информировал он Наранчу об этом формально, делая одолжение, — но это сейчас не важно, верно? Пристыженный Наранча неуверенно пожал плечами, больше не пытаясь вырваться из цепких рук его временного лекаря. Однако когда Аксидо отодвинулся, чтобы смочить новую ватку, Гирга, помявшись, вновь решился поддержать самый долгий за все время их знакомства диалог: — Но это же не те первостепенные знания, которые учат в школе, да? То есть… слышно, как ты в этой теме хорош. Лемонэ приподнял уголки губ, вселяя в Наранчу уверенность, что и тон и комплимент он выбрал верные. Он же и не знал, что изучают в школе... Поджилки затряслись только от осознания, что он ведет светские беседы с обычным человеком, с самой заурядной жизнью и увлечениями. И это было настолько странно и противоестественно для Гирги, что он и правда терялся, говоря невпопад и гогоча над собственными постановками вопросов. — А я и латынь хорошо знаю, — со смехом поделился парень, убирая аптечные принадлежности обратно в небольшой, пластиковый чемоданчик, — мертвый, бесполезный язык… — Но звучит круто! — выпалил Наранча, зачем-то для эффекта хлопая себя по коленке, которую успел закинуть на вторую ногу. — Сможешь что-то сказать? Но Аксидо, о чем-то задумавшись, даже не вздрогнул на сторонний резкий жест. Он вдруг заинтересованно улыбнулся и подсел к парню поближе, двигая стул по белым, квадратным плиткам. — Compedes olim, — мелодично произнес подросток, поправляя рыжую челку. — Ага, а что это значит? — через мгновение осведомился Гирга, но в ответ Лемонэ лишь хитро сощурился. — Секрет. Может, ты и сам узнаешь? Так будет в разы интереснее! Что же, я ответил на твой вопрос, а теперь ответь на мой. Ты выглядишь чистокровным итальянцем. Родился в Неаполе? Гирга вздернул бровь, и закивал, поджимая согнутую коленку к туловищу. Хозяин дома не выказал никакой претензии к пятке на стуле и Наранча расслабил плечи. — Угу. — Ты говорил, что живешь не с родней. С друзьями снимаешь жилье, как я понял. — А… Да, снимаем, — вновь кивнул Наранча и с удивлением взглянул на товарища, который внимательно, с интересом разглядывал его лицо. — А тот человек, что тебя забирает, тоже с тобой живет? — вкрадчиво спросил Аксидо, начиная вырисовывать указательным пальцем круги по деревянному столу. — Фуго? Да! Хах, ну, я не прошу его меня провожать, он сам приходит… Если что, — зачем-то начал оправдываться гангстер, имея желания как-то утвердить свою взрослость в глазах сверстника. Аксидо важно кивнул, внезапно отстраняясь от парня. Он встал с места, постучал пальцами по подбородку и с улыбкой указал на холодильник. — Ты голодный? Я могу разогреть пасту. Хочешь, поиграем в приставку? Не отпущу же я тебя, больного, просто так, смотреть тошно. — Ого, у тебя есть приставка? — Гирга воодушевленно вскочил с места, загораясь желанием поиграть в эксклюзивные игры, о которых читал только в журналах. Кошелек выпал из кармана брюк со звучным шлепаньем натуральной кожи. Видимо, он совсем не удосужился проверить карманы после потасовки. Аксидо лишь вздохнул на чужую неуклюжесть. Он наклонился, дабы поднять упавшую вещь, и с удивлением кинул взгляд на уголок фотографии, который небрежно торчал наружу. — А, блин, не заметил. Хоть бы не помялось сильно! — Гирга быстро вырвал кошелек из чужих рук, открыл его и поправил фотографию. Он не случайно делал это максимально аккуратно, со всей возможной усидчивостью. Фуго самолично вручил ему этот своеобразный «талисман» в честь поступления в университет, и Наранча дорожил подарком, оберегая его словно зеницу ока. Ведь Паннакотта категорично не фотографировался и сделал исключение только для этого, бесспорно, особого случая: обняв Гиргу и искренне растянув губы в улыбке, он с радостью щелкнулся с товарищем для фотокарточки. — Какая прелесть, — сладким голоском протянул Аксидо со спины, вперив свой взгляд на открывшуюся картину. Гирга даже не возмущался, хмыкая на комплимент. Это… Совпадало с его мыслями на счет фотографии. — Ну что, поиграем? — Вы, наверняка, уже слышали, что новая группировка набирает обороты. Пока не совсем понятно, чем это кончится, но они хотят отжать половину нашей улицы со стороны северной… Дверь резко растворилась, прерывая серьезный разговор компании. Холодный, осенний ветер гулко завыл в коридоре, перебойными потоками долетая до кухни и заставляя щиколотки собравшихся покрыться мурашками. Мокрый, но не менее счастливый Наранча грузно ввалился на кухню, устало кивая семье: вся банда была в сборе. Фуго не изменял себе и первым встал со стула, проскрипев ножками. Он с удивлением, граничащий с плохо скрываемой злобой, взглянул на чужое, раскрашенное лицо. Нижняя губа уже успела опухнуть и доставляла явный дискомфорт бедному Наранче, который мелко дрожал от контраста температур. Однако он не выглядел как побитый щенок: в безразличных на первый взгляд фиалковых глазах был привычный, дерзкий огонек, вызов всему миру. Паннакотта нахмурился, положив ладонь на полностью вымокшее плечо тканевой куртки. — А? Что обсуждаете? — вдруг спросил Гирга, мотнув головой в сторону капо, который склонился над доном, что-то шепча на ухо. Фуго недовольно брыкнулся —капли воды, которые стекали по черным прядям, мелко орошили лицо. Он отвесил Гирге мягкий по собственным меркам подзатыльник, и твердо ухватился за чужое предплечье. — Не веди себя, как собака! Обсудим все позже, после горячего душа. Иначе простынешь! — Но Фу-уго! — привычно заканючил Наранча, с недовольным пререканием пересекая кухню, когда Паннакотта настойчиво потянул за собой. Остальные парни бегло поздоровались с товарищем, улыбаясь вслед мокрой спине Гирги. Бруно покачал головой, хмыкнул, и приподнял подбородок. — Кажется, такие моменты действительно помогают почувствовать себя лучше… На мгновение забыть о проблемах. — Эй, — Миста наклонил туловище, крепко сжимая согнутую ногу, — расскажем Наранче, правда ведь? Он же наш товарищ. — Но он действительно заслуживает нормальной жизни, — спокойно вставил Джорно, стуча чайной ложкой по ободку кружки, — может, дождемся каникул? — Хах, не понимаю, шутишь ли ты или серьезен, — нервно прогоготал Миста, выставляя ложку впереди себя и брызгая горячим кофе в сторону Аббаккио. Тот нахмурился, готовый звучно высказаться, но преждевременно положенная ладонь Бруно моментально предотвратила все попытки нецензурно возмутиться. — Джорно прав, это та ситуация в которой мы можем разобраться самостоятельно, — помедлив, мирно произнес Буччеллати, говоря тихо и с нужной долей рассчитанной вкрадчивости, чтобы каждое слово долетело до чужого уха, — я бы тоже хотел, чтобы у Наранчи была возможность пожить нормальной жизнью на время учебы. Хотя бы немного. Он заслуживает этого. Леоне осмотрел всех с видом полного недоумения, а затем безропотно пожал плечами, кинув свое, заключительное: — Но никто не спросил, что по этому поводу думает сам Наранча. Гирга охотно снял с себя раздражающую, мокрую ткань, которая прилипала к коже и стягивала ее, и бросил в корзинку с бельем. — Дождался бы, пока я выйду, — выгнул бровь Фуго, с закатанными по локоть манжетами кремовой рубашки проверяя температуру воды в ванной. — А, не, я сразу в воду, чего стеснятся, — махнул рукой Наранча, которому не терпелось согреться после промерзлой погоды. Он дождался, пока Паннакотта отойдет от края акриловой ванны, и самолично взобрался в теплую тару, которая только начинала наполняться душистой от пенки водой. Пена потихоньку взбалтывалась, поднимая воздушные пузырьки все дальше ввысь по крепким мышцам, и Гирга совсем перестал стыдиться, облокачиваясь на пологую стенку. — Причем тут… ты сегодня более не собран чем обычно, что с тобой? И где умудрился разбить губу? С кем подрался? — ведомый желанием как можно больше узнать о проблемах студенческой жизни, Фуго уселся спиной к подростку, прямо на край, дабы дать возможность воде закрыть оголенное тело Гирги как можно сильнее и не смущать никого зорким, оценочным взглядом. Ни Нарананчу, ни…себя. — А, это… — теперь голос Гирги звучал с отвратительно наигранным безразличием. — Да на меня наехал один из крутых парней класса. Ну, за те тесты, что я сам не мог решить, и… в общем, и наша семья показалась ему странной, и что я такой не самостоятельный… Они как-то узнали мое направление и выследили меня, я сдерживался, не хотел лишних проблем, и из-за этого сделался легкой мишенью. Урывками Наранча рассказывал про общую картину происходящего, и чем дольше и откровеннее тот делился пережитым, тем сильнее Фуго разворачивал корпус в сторону товарища, с беспокойством кидая взор на синяки и кровоподтеки. — Ты… Поэтому не шел домой? Боялся моего осуждения? Наранча, не переживай, я… — А, нет, я рубился с другом в приставку! — во всю заулыбался Гирга, весело хохотнув. Фуго замер. Жилка на его шее постепенно запульсировала, напряглась и выступила. На лбу корнями вздулись вены, лицо побагровело, глаза широко раскрылись и злобно засверкали красноватыми огоньками. Он молниеносно схватился за чужие, влажные волосы и с силой надавил на затылок, заставляя лицо паренька погрузиться под воду. — Ублюдок, вместо учебы решил поиграть в игрушки?! После стольких стараний для тебя?! Наранча схватился за чужую ладонь, которая безжалостно топила его. Пузырьки воды поднимались вверх, а безмолвный крик возмущения застыл где-то на границе воды и воздуха. Но Гирга не был бы членом Пассионе, если бы так легко сдавался под натиском превосходящих сил, заставших врасплох. Он по памяти схватил бутылку с шампунем, большим пальцем открыл крышечку и что есть мочи выдавил в предполагаемое направление лица Паннакотты. Раздалось злобное шипение, чужая ладонь прекратила давить на шею. Но Гирга уже тянул Фуго к себе за шкирку, опрокидывая потерявшего ориентацию, ослепленного человека в теплую воду. Когда появившиеся волны успокоились, а Фуго, огорченный вновь не сдержавшимися эмоциями, вынырнул, в ванной раздался веселый, задорный смех. Паннакотта с удивлением уставился на Наранчу, что заливался хохотом, стуча ладонью по водной глади, и не мог понять, в чем причина внезапного веселья. Он выгнул бровь, наклонил голову в бок и замер. Смех оказался заразительнее, чем Фуго предполагал, он вырывался из груди сам собой, неконтролируемым потоком, и смешивался со звонким голосом Наранчи. Через пару минут все звуки в ванне утихли, а Наранча, отдышавшись, наконец взглянул на Фуго с душевной добротой в фиалковых глазах, протягивая ему свою ладонь для крепкого рукопожатия. — Оглядываясь на жизнь обычных людей, я понимаю, насколько мы ненормальные ребята. Но мне будет этого не хватать, если вы вдруг резко пропадете из моей жизни. Думаю, это то, что я никогда бы не поменял, даже если бы мне предложили начать все заново, с чистого листа, в уютной квартире с отдельной, большой комнатой. Фуго не ответил, хотя отчего-то вдруг понял, что испытал странное, до этого незнакомое чувство признания и… Смущения. Как после очередных срывов к нему могут обращаться со столь теплыми речами? Наранча действительно странный парень, но добродушный и искренний в эмоциях. Никогда не стесняется, никогда не контролирует настроение. Наверное, это та общая черта, что их объединяла. — Фуго? — Да, Наранча? Что такое? — Эй, ты же сам простынешь. Давай, вылезай уже! Поможешь мне с алгеброй сегодня? Там очень сложная тема… Паннакотта встрепенулся, поспешно начиная выкарабкиваться из ванной, куда свалился прямо в рубашке и джинсах. Но прежде чем выйти, он еще раз обернулся на Гиргу и тот вдруг улыбнулся. — Знаешь… Хочу справедливые оценки за свою работу. Пусть будут плохие, но… так я буду знать, в чем моя проблема и мне будет легче исправится. Надо будет поговорить с преподавателем. Паннакотта замялся, закрыл ладонью дрогнувшие губы и, списав это на холод, кивнул. — Это очень взрослая и правильная позиция. Я горжусь тобой. Я скажу ему, чтобы больше ничего не правил, — шепотом проговорил Фуго и уже хотел было закрыть дверь и уйти восвояси, как услышал мокрый шлепок. Он повторился, затем следом еще один, и Паннакотта запоздало понял, что Наранча вылез из ванной и направляется к нему. — Так, в смысле. Это что, все ты устроил?!