Compedes olim

Они шли по пустому, длинному коридору бок о бок в крайне неловком молчании. Но молчание их не было натужным, оно было естественное, как естественное молчание зеленых мхов, растущих на коре старого дерева. Превозмогая неловкость, Наранча перевел взгляд в сторону спутника. По крайней мере, ощущение неловкости момента и какой-то опустошенности точно исходило со стороны Наранчи, в темных глазах Аксидо не отражалось ничего, кроме холода. Гирга раньше не замечал, насколько же статичен и безэмоционален был Лемонэ. На его узком, бледном лице всегда мелькала целая череда эмоций, от изумления и страха до наигранно-безмятежной улыбки, которая видимо должна была усмирить бдительность Наранчи. И гангстер увидел, как человек в одночасье предстал в другом свете, будто тяжелая пелена спала с образа святого. Возможно, все ужимки и игры на публику были связаны с потерей отца, и конечно, Наранча не мог винить Аксидо за выстраивание стен и надевание масок, но интересовало его совершенно другое: как же это связано со всеми маленькими крючочками, висевшими то тут, то там, на протяжении всего его непродолжительного обучения? И в итоге оказалось, что желание иметь дружбу, нормальные человеческие отношения, усыпило бдительность. Какие видимые причины были не доверять одногруппнику, человеку, с которым его ничего не связывало за пределами университета? Только теперь все начало проясняться, вставать на свои места. Наранча пока не мог точно сказать что именно, но что-то в Аксидо смущало безмерно. Эти небольшие звоночки к чему-то вели, точно. Был бы он посообразительнее, точно бы понял, что к чему и смог бы выстроить причинно-следственную связь. Спросить совета у Фуго? Он, наверное, разозлиться, что Гирга начал свое расследование, посчитает его неспособным к подобному, накажет не лезть и дать им все проверить самолично. Или скажет, что это глупости, подозревать в чем-то однокурсника?.. — Задумался совсем, ну надо же, что-то случилось? — спокойно осведомился Аксидо и по коже моментально пробежали ледяные мурашки, а смольные волосы на затылке зашевелились, словно были живыми. Проверить. Его нужно проверить, верно? — Холодный, отрешенный… что-то с тобой не так. Это преподаватель тебя испугал? Ввел в смятение? — елейные речи из уст Аксидо теперь путали, заставляли усомниться в искренности брошенных фраз. Все казалось показушным и неправильным, казалось наигранным и театральным. Постановкой. И он, Гирга, стал невольным участником этой пьесы. Но для чего и зачем? Сжав кулаки, Наранча нахмурился и резковато выдохнул: — Да… да, я хотел кое-что тебе показать, Аксидо, — на этих словах его собеседник с плохо скрываемым любопытством (почему-то вперемешку с раздражением) выгнул бровь и они вдвоем остановились рядом с широким окном, старые петли которого совсем недавно покрыли слоем смазки. Студенты пытались как можно быстрее собраться и отправиться по домам, так что вокруг никого не было видно. Диаметрический холл пустовал, и лишь далекие смешки спускающихся с лестницы напоминал Гирге, что они не одни. — Так напряжен, будто спешишь признаваться в любви, я взволнован! — рассмеялся Аксидо, прикрывая губы ладонью. — Так… что там у тебя? Наранча кивнул, стараясь тем самым подбодрить самого себя. Чтобы тут ни творилось, он был обязан собрать правду по крупицам! Узнать причины странных обстоятельств и совпадений рядом с этим человеком! Хотя бы понять, имеет ли Аксидо причастность к делам с кошельком и теми хулиганами, и если нет, то откуда он знает про возраст Панни. Начать с этого, со смущающего и отвлекающего, и если что, быстро свернуть в другую степь и забыть, как страшный сон. — Aerosmith, — напряженный воздух вокруг Наранчи запульсировал незримой силой, заискрил от духовной энергии, испускаемой на волю. Темные пряди закачались под быстро взмывающимися потоками, а глаза загорелись решимостью. Раздался звук мотора, и из-за спины показался настоящий, миниатюрный самолет. Наранча вскинул руку, позволяя маленьким шасси проскользить по его предплечью и взмыть в воздух, и тут же перевел взгляд на собеседника, пытаясь угадать, нет, увидеть мельчайшие изменения на чужом лице. Аксидо стоял смирно, то приподнимая брови, то сводя их к переносице. — Что… — он фыркнул, упершись руками в бока, и Гирга вздрогнул от этого жеста. — Да что с тобой? Не понял, что ты крикнул, что-то, связанное с самолетами, но это было… Бессмысленно? Зачем? И поза у тебя странная. Прекращай, это пугает. Что там было в том чае подмешано, а? Внутри Наранчи что-то звучно сломалось, и уверенность в дальнейших действиях тотчас улетучилась куда подальше. Значит, Аксидо не обладал стандом? Или просто притворялся? Он не знал, как можно было проверить подобное, Наранча рассчитывал хотя бы на то, что тот переведет взгляд в сторону, с любопытством подмечая чужую способность. Но этого не произошло, Аксидо продолжал смотреть в его глаза, на его лицо и его тело, и никуда больше. Гирга выпрямился, поджал губы и с неловкостью потер затылок. — Н… нет, ничего, группу одну люблю, хотел узнать, слушаешь ли ты … Аксидо сощурился, будто пропуская слова Гирги через внутреннюю чуйку, и осторожно кивнул на полученную информацию. — Вот как. Нет, не слушаю. Отдаю предпочтение классике. «Прямо как маньяк!» — мысленно застонал Наранча и крепко зажмурился. Проверка не дала результатов. Абсолютно никаких. Но ведь должно быть что-то еще, он чувствовал нутром, подключая не столько логику, сколько интуицию. Наранча не умел так хорошо соединять линии между собой, как другие члены Пассионе, не умел связывать воедино разрозненные ниточки, сплетая какой-то фантастический, неведомый сюжет, ведущей к разгадке. Он мог подолгу ломать голову над загадками, понять концовку детектива только после объяснения со стороны, но это не означало, что он не может увидеть и почувствовать что-то странное, пугающее и начать двигаться в том направлении, куда вело его шестое чувство. И сейчас чутье подсказывало одно — ни при каких обстоятельствах не давать Аксидо и шансу обмануть себя. Он докопается до правды, видит ли Лемонэ станды, имеет ли собственного, или действительно чист совестью и просто обладает специфическим характером. — Аксидо, у тебя сегодня кто-то дома есть? — спросил Наранча, наклонив голову в бок. Подросток хмыкнул, выгнул брови дугой, и взглянул на Гирга исподлобья. — О, вот что, напроситься в гости хотел, нервничал? Прости, сегодня не могу тебя принять, жуткий бардак, — простодушно ответил Аксидо, опуская расслабленные плечи. Наранча сглотнул, но в горле прочно встал тяжелый, вязкий комок. Он осторожно кивнул, невольно наклоняя корпус в противоположную от Аксидо сторону. Нет, нельзя было говорить вслух такое, он только что понял свою ошибку! К следующей их встрече Лемонэ мог подготовить дом к приходу Гирги, убрав «грязь» и лишние… улики. «Обвиняю, будто он уже преступник! Плохо, очень плохо. Но я докопаюсь до правды, даже если придется повести себя противозаконно. Перестрахуюсь!» Он зашел в дом понуро, всеми силами стараясь вести себя так, будто очень утомился и сил ни на что не осталось: осунувшиеся плечи и хмурые брови показывали степень его усталости. Наранча прекрасно понимал, что для задуманного нужна тщательная подготовка и идеально выдержанная маска на лице. Разувшись, гангстер поплелся на кухню — попить воды и перевести дух, однако как только Гирга переступил через порог, в сознание болезненно ударила мысль, прошибая холодным потом, что его планы катятся коту под хвост. За столом сидел Фуго, читал какую-то толстую книгу с миниатюрным размером шрифта, и время от времени хлебал из фарфоровой кружечки заваренный чай, перелистывая страничку за страничкой. Наранча зашипел раздраженно, одергивая полы мятого пиджака. От взгляда Фуго не ускользнуло чужое присутствие. Он поставил чашку на блюдце, звонко стукнувшись фарфором об фарфор, и с удивлением выгнул бровь. — Ты… не поздороваешься? — осторожно поинтересовался Паннакотта, отчего-то время от времени отводя взгляд в сторону, то к окну, то к мерно гудящему холодильнику. Повисло неловкое молчание. Гирга был так увлечен составлением хитроумного плана, что не сразу вспомнил, что теперь отношения с Фуго были натянуты, как гитарная струнка. Он действительно забыл, что должен испытывать стеснительность рядом с Паннакоттой, должен ощущать скованность и напряжение. Говоря по правде… Ему не просто не хотелось, он не чувствовал этой самой неловкости, принимая случившийся поцелуй, как должное. Наранча взглянул в беспокойное лицо Панни и застыл. Взгляд красноватых глаз блуждал по гангстеру, ощущаясь скользящей по коже змеей, и оставлял щекочущее чувство в руках, ногах и кончиках пальцев, словно сквозь них протянулись тысячи и тысячи тонких игл. Теперь, думая об этом, щеки Гирги действительно покрылись румянцем, а на лбу заблестели крупные капли пота. Был бы тут Буччеллати, он точно сообщил Фуго про очевидную взведенность парня и вывел бы Гиргу на чистую воду в два счета. Наранча поспешил нахмуриться, отвернуться к кухонным тумбочкам и притвориться, что его мучает мигрень после тяжелого дня. — А, д-да, прости, я задумался, — буркнул он первое, что пришло в голову, наливая воду в граненый стакан. Фуго, казалось, этим ответом удовлетворен не был. Гирга почти физически ощущал, как чужие, красноватые, беспигментные, с отсутствием меланина, радужки прожигают в нем дыру, как Фуго раздраженно зажевывает губы и мнет салфетку тонкими пальцами. И Наранча пытался игнорировать все эти жесты неудовлетворения, все недовольства Паннакотты, понимая, что сейчас занимается самым что ни на есть благим делом — пытается помочь банде в расследовании и не подставить под удар ни свою учебу, ни их самих. — Наранча!.. — Я должен идти! Хочу спать! — вдруг выпалил Гирга, не удосужившись придумать что-то получше, и даже не выпив чистой воды развернулся на пятках к выходу из кухни. Фуго удивленно приподнял брови, и, ведомый каким-то необъяснимым порывом, быстро схватил Наранчу за локтевой сгиб, не давая покинуть помещение в такой спешке. — Постой! — в голосе Паннакотты звучали совершенно непривычные нотки смятения. Наранча повернул голову в сторону схватившего и против воли раздраженно дернул рукой. Нет, у него не так много времени на какие-то перипетии, ему бы поспешить, чтобы успеть осуществить все задуманное. — Ну чего? — с нервной интонацией пробубнил Гирга, чувствуя, как голос подрагивает. «Прости, Фуго, но сейчас мне не до тебя!» — Ты что, избегаешь меня после… — Фуго замешкался, запнулся, и, шумно выдохнув, продолжил ровно и без спешки: — После поцелуя. Ты весь, как на иголках. Прошу, скажи, что я не испортил ничего подобным поведением. Я бы действительно не хотел, чтобы наши и так шаткие взаимоотношения канули в лету. За спокойствием Фуго, вероятно, скрывал волнение, которое читалось в искрящихся огоньках на бордовой сетчатке, в легонько подрагивающих губах и в участившемся пульсе. Гирга вдруг остановил все попытки вырваться, с откровением для себя разглядывая смущенное, бледное, и все еще полностью не зажившее от ран и ушибов лицо. Переживает. Как сильно переживает Фуго. Как же Наранча мог так эгоистично гнуть свою линию, забыв про чувства того, кто так обеспокоен его судьбой? Гангстер почувствовал укол стыда из-за своего невероятного невежества. Но выяснять отношения Панни действительно начал не вовремя. — Да нет же, блин! И вообще, мне все понравилось, я просто устал и… — Ты же врешь мне. Я вижу, — Фуго разжал пальцы на чужой руке, давая Наранче право уйти, — ничего. Я все понимаю. Эти глаза невозможно было игнорировать, как бы Гирга не хотел быстрее убежать наверх для усердной подготовки к ночной миссии. Он заметно напрягся, стиснув зубы до противного скрежета, и на скулах заиграли желваки. Почему-то собственное сердце протестное отзывалось, сжималось от боли и странного чувства к этому человеку, ранее незнакомому, непонятному. Быстрее, чем Гирга сам осознал, что делает, он, тронутый откровением собеседника, схватил его за подбородок. Фуго дернулся, как от резкого разряда, ожидая чего угодно, только не дальнейших необдуманных действий приятеля: тот приблизился со скоростью прыгающей пантеры, и так же кровожадно сверкнул фиалковыми радужками. Его не смутила разница в росте, Наранча компенсировал это очень легко: толкнул Паннакотту к столу, заставив того упереться в него бедрами, а затем навалился своим телом и окончательно вынудил облокотился на лакированную поверхность. — Гирга? Ты… — удивление отразилось на лице в тот самый момент, когда чужие губы накрыли его собственные, заставляя прервать смущенное лепетание. Панни замычал и было непонятно, от удовольствия или от возмущения тот издает такие возбуждающие звуки, но Наранчу покрыло табуном мурашек, и он поспешил покрепче прижаться, почти взбираясь на стол следом за Фуго. Второй поцелуй в его жизни оказался намного горячее первого. В голове стучало от приливающей к вискам крови. Их языки переплелись, и парни сошлись в настоящем сражении за главенство, по очереди перехватывая инициативу и не давая друг другу взять полный контроль. Наранча двинулся еще раз, с желанием плотнее прижаться к чужому телу, и запоздало понял, что его пах тычется прямо в чужую промежность. Он отпрянул, как от внезапно зажженной спички и, наконец, вдохнул полной грудью. Паннакотта напротив дышал неровно, ускоренно, рассматривая Гиргу хищным взглядом, не мигая. — Мне нравится тебя целовать, — вдруг осторожно уточнил Наранча, почесывая затылок, — но мне нужно спешить. Надеюсь, ты больше не… грустишь. Я честен, Фуго! Губы Паннакотты дрогнули, и он хмыкнул, пытаясь как можно скорее прикрыть челюсть ладонью. — Да, я… верю, — и пока он еще не отошел, пока прибывал в легком эфемерном состоянии, Наранча уже успел убежать по лестнице, оставляя Фуго в смятении думать про то, что только что произошло. Хлопнув дверью, Наранча, наконец-то, выдохнул. Только сейчас он понял, что дом пустовал: не были слышны причитания Буччеллати, гогот Мисты, и даже ворчания Аббаккио. Но спросить про отсутствие парней у Фуго он не догадался, да и не особо важно это было по итогу. Если семья выполняет какое-то поручение дона — он мешать не будет. Напротив, стоило выгодно использовать отсутствие лишних глаз и ушей в своих целях. Он открыл шкаф максимально тихо, помня о нужде в конспирации, и вывалил на кровать весь свой гардероб. Различные фирменные вещи по очереди падали на белые, мятые простыни, и замирали, пока Наранча оценивающе цокал языком, пытаясь подобрать максимально нейтральный наряд. Не ради того, чтобы красоваться, само собой. Он ведь помнил про камеры… На глаза попалась черная водолазка с высоким горлом и такая же темная шапка из фетра. Он пару раз кивнул на свой выбор, откладывая в сторону комплект. Батистовый, летний шарф пусть и был серого, немного выделяющегося цвета, но закрыть им лицо не составляло труда. Гирга собирал сумку быстро, видя через окно, как последние лучи солнца медленно исчезают, покидая его комнату. Времени оставалось не так много. Еще раз все проверив, он надел импровизированную амуницию, кожанку, чтобы не замерзнуть насмерть, и открыл окно. Створки протестующие проскрипели, будто имея желание сообщить Фуго о беглеце, и Гирга замер в страхе, боясь, что его побег быстро обнаружат. Пару раз тяжело выдохнув, дабы прийти в себя, Наранча взобрался на карниз, упираясь пятками в подоконник, а руками крепко уцепившись за верхнюю раму. Мысленно он просчитал все так тщательно, как только мог: дерево, растущее под его окнами, позволит ему без труда покинуть его комнату, а через забор он перелезет со стороны, не просматриваемой с кухни. Повезло, ему действительно повезло, что Фуго один в доме, да и то, ошалевший от действий Гирги. Он коротко хмыкнул, облизал губы, на которых еще чувствовалось тепло чужого дыхания, и, оттолкнувшись на твердой подошве, спрыгнул. Когда он очутился на знакомой дороге в сторону дома Аксидо, солнце окончательно нырнуло за горизонт, а вечернее зарево сменилось темными сумерками. Темные кроны деревьев беспокойно колыхались ветром, сбрасывая листву, которая уносилась стремительными потоками прямо вперед, будто подсказывая путь. Он быстро шел, потирая окоченевшие руки в резиновых перчатках, которые планировал использовать для лучшего соприкосновения с поверхностями и собственной безопасности. Но в них холод преумножался втрое, если не вчетверо, и Гирга, стуча зубами, быстрым шагом старался компенсировать стремительно уходящее тепло активным кровообращением. Как только взгляду попалась знакомая железная табличка с адресом Аксидо, Наранча напрягся, резковато остановился и шепнул: — Aerosmith, — самолет взлетел в воздух стремительнее ветра, а радар, материализовавшийся возле глаза, усердно заработал. По воле хозяина, станд облетел дом пару раз, пока Гирга тщательно и скрупулезно следил за появлением новых точек, но… никого. Дома и поблизости действительно никого не было. «Опять повезло?» — не веря в свою удачу, выдохнул сквозь легкий шарф Наранча, поднимая взгляд к забору. Он пока не в радиусе обзора камеры, но продумывать следующий шаг было необходимо уже сейчас. Как он мог судить с высоты своей колокольни, с нажитого опыта в бандитских разборках, на заборе у Аксидо висела IP камера. Автономное цифровое устройство. И в отличии от более старых, но чаще встречаемых аналоговых камер, IP видеокамера была полностью самодостаточна. Скорее всего, та была подключена к компьютеру напрямую через сеть, где осуществлялось отображение видео потока и запись видео сигнала на жесткий диск. То есть, чтобы полностью исключить возможность своего скорого разоблачения, просто стоило выкрасть диск. Аксидо нет — никто сразу его не увидит. Гирга промерзло дернул плечами и достал из сумки самодельный альпинистский захватный крюк. В простонародье называемым звучно — крюком-кошкой. Небольшой, но достаточно крепкий, чтобы забраться по стене. Перебросив его и зацепившись металлическим концом за чугунную балку верхнего яруса, он пару раз дернул, проверяя закреп конструкции. Теперь, когда пути назад не было, дело оставалось за малым: найти улики против Аксидо, или опровергнуть его причастность ко всем странным делам, что творятся вокруг.