Кома

      Гроза была ещё где-то далеко, но мир уже словно замер в ожидании. Если не смотреть вниз, на широкий проспект, где суетливо перемещались толпы людей, стремящихся попасть в свои дома до того, как с неба обрушатся потоки воды, можно было бы подумать, что живым в картине мира было лишь небо.       Тёмные сизые тучи клубились на горизонте, грозно надвигаясь на портовый город, а на их фоне так же суетливо, как и люди на улицах Йокогамы, мелькали последние чайки, ещё не успевшие скрыться. Их крики заглушали пока ещё далекие раскаты грома, весьма раздражая тем самым человека, приникшего к окну гостиничного номера. Гоголь, наверное, сказал бы, что эти чайки и люди похожи в своей бессмысленной спешке куда-то и паникой перед беспощадной природной стихией. И Сигма, пожалуй, согласился бы с этой мыслью…       Особой тревожности атмосфере надвигающегося бедствия добавляла полная неподвижность воздуха. Кроны деревьев замерли и казалось, что ни один листок не движется, словно и они боялись нависшей над Йокогамой грозовой массы.       Сигма ощущал себя одним из таких листков: жалким и трепещущим в ожидании бедствия, но не смеющим пошевелиться, сорваться с ветки и улететь, чтобы спрятаться. И он страшно завидовал людям там, внизу, спешащих по своим домам. Потому что у него самого дома больше не было. Ему некуда было стремиться и не было места, куда бы он хотел вернуться и где бы его действительно ждали. Да, он страшно завидовал этим людям, далеко не все из которых понимали, какое счастье они имеют.       — Ты знал, что птенцов, выпавших из гнезда, не рекомендуется уносить с места падения? — голос Николая за спиной прозвучал внезапно, заставив Сигму вздрогнуть. Вместе с ним дрогнуло и стекло, к которому он прижимался ладонями. — Есть шанс, что их выходят родители. Если же забрать их в человеческое жилье, они уже никогда не вернутся домой и не смогут жить самостоятельно. И, вполне возможно, никогда не смогут летать…       — Именно поэтому ты меня забрал? — чуть нахмурившись, бывший управляющий казино отвернулся от невероятного зрелища за окном, посмотрев на шута, который, как оказалось, стоял совсем близко, так же рассматривая открывающийся из окна вид. Аналогия в словах Гоголя была очевидной настолько, что даже казалось странным. Обычно его загадки понять было куда сложнее. Только вот чего он хотел добиться своими словами? — Только у меня не было шансов, разве не так? Не все птенцы переживают столкновение с землей.       — Верно, верно… — довольно покивал головой этот клоун, подходя ближе к окну и становясь рядом с собеседником, с усмешкой на губах продолжив говорить: — Ты, должно быть, думаешь, зачем я говорю тебе это? Зачем напоминаю о том, что ты не сможешь вернуться домой?       Сигма, сжав побелевшими пальцами подоконник, нахмурился лишь больше. Все это выглядело как обыкновенное издевательство, только вот было это не в характере Николая. Он, конечно же, умел и иногда охотно издевался над людьми как физически, так и морально, но не делал этого просто так, всегда преследуя какие-то, одному ему понятные цели. Так какой же была цель сейчас?       С долей отчаяния Сигма осмотрел гостиничный номер, снятый Гоголем после того, как они добрались до города, проделав долгий путь от того места, где шут спас от падения своего нового компаньона. Однако, интерьер обычного номера среднего класса ему никак не смог помочь успокоить бушевавшие в душе растерянность и панику.       — Твой дом там, где ты захочешь его построить, и с теми людьми, которых ты захочешь в него поселить, Сигма, — вдруг произносит Гоголь уже без прежней насмешливости и управляющий вздрагивает снова, осознавая смысл сказанных слов. — Ведь ты все же не птенец, да?       Сигма поворачивается к шуту медленно и замирает, видя едва заметную лукавую улыбку на его тонком лице. Улыбаться иначе он, кажется, и не умел вовсе. Николай все ещё смотрит в окно, наблюдая приближающиеся тучи, уже нависшие над самым городом и кажется, совершенно не обращает внимания на собеседника, разговаривая сам с собой. Но что-то подсказывало управляющему, что это впечатление обманчиво. Гоголь всегда был внимателен к своим собеседникам.       Зачем он говорит это? Сигма теряется в догадках, пытаясь понять, что творится в голове этого безумца. Он говорил так, словно хочет если не помочь, то хотя бы утешить, но… Разве же не хотел он просто использовать его способность?       — Люди всегда будут использовать тебя, а ты должен учиться использовать их, сама твоя способность располагает к этому, — протянул Николай, словно читая сумбурные мысли, проносящиеся в голове Сигмы. И как только смог понять в них что-то… — Но те, кто захочет жить в твоём доме, сделают все для тебя и сами. Так же, как и ты для них.       Сигма удивленно моргнул, силясь понять. Разумеется, он мечтал найти людей, которые не будут стремиться использовать его в своих целях. Но как удавалось Гоголю так легко его читать? Это Достоевский был силён в психологии, умело находя ключ к любой душе, но откуда такие таланты у этого клоуна? Он просто не знал, что ответить, растерянно переводя взгляд с продолжающего улыбаться Николая на окно и обратно. Но Гоголю, казалось, ответ был и не нужен вовсе.       — Я слышал, чаепития под шум дождя имеют особую прелесть, — резко сменив тему, шут так же резко отвернулся от окна, взмахнув косой, и ухватил Сигму за руку, увлекая за собой вглубь номера. — Идём, пока ты любовался, я украл тебе печенье!       Возможно, не будь управляющий так растерян, то он непременно воспротивился бы такой наглости, но сейчас безропотно позволил усадить себя на диван, покорно приняв в руки чашку с чаем и вазочку с печеньем, осматривая своеобразные дары с изрядным удивлением. В свете последних слов… Гоголь пытался купить его печеньем?..       Порыв ветра, распахнувший неплотно закрытое окно, отвлёк его от такой странной мысли. За окном раздался тихий шелест ветра в листве деревьев, неподвижность зелёных крон была разрушена. Листья, наконец, получили шанс оторваться и скрыться…       Ожидание бедствия, охватившее город перед ливнем, отступило с первыми каплями начавшегося дождя. И Сигма, в первые с тех пор, как увидел вошедших в казино Ищеек, ощутил, что и его самого отпускает сковывающее все тело и душу напряжение.       Николай, наверное, действительно пытался купить его печеньем. И, что странно, у него получалось. Только дело было совсем не в печенье…